Мы разрушим наши стены

Опасный блеск, нежнейший трепет.

Такой волнительный момент.

Испуганный бессвязный лепет

Для взрыва лучший реагент.

Миллс крутила в пальцах металлическую шариковую ручку, прожигая взглядом число на календаре. Она немного хмурилась, что делала довольно часто в последнее время, отчего риск появления преждевременных морщин только увеличивался. Реджина подписала последние бумаги и договоры с крупными книжными магазинами, на полках которых уже через пару недель появятся новенькие свежеизданные книги Ариэль в твёрдой хрустящей обложке, над которыми трудилось всё издательство. Женщина по этому случаю даже оплатила ужин для всей команды в одном хорошем итальянском ресторанчике, хотя сама присоединиться к ним не смогла, сославшись на сильную загруженность. Её сотрудники привыкли, что присутствие брюнетки на подобных застольях ощущалось лишь косвенно, но никогда не возмущались. Миллс подозревала, что работники порядком уставали от своей начальницы на работе, чтобы потом терпеть Реджину ещё и после неё, во всём себя ограничивая. Женщина просто давала Ингрид свою платиновую карту, давая указания ни в чём себя не ограничивать. В эти дни она, как никогда чувствовала любовь и уважение всего персонала «Зачарованного Леса». Брюнетка также выписала Зелине пару выходных, чтобы та успела немного расслабиться (уж слишком часто главный дизайнер стала срываться на работников своего отдела). Уайт же от отпуска отказалась, аргументируя своё решение тем, что она живёт издательством, и никаких других увлечений в своей жизни не имеет. Миллс сочувствовала Ингрид, но понимала, что невозможно помочь человеку, который этого не хочет. В кабинете Реджины витал сильный цветочный аромат. Некогда строгая и сдержанная обитель женщины пестрила разнообразными букетами из всех возможных сортов цветов: розы, гладиолусы, каллы, лилии, даже подсолнухи… И курьеры всё продолжали приходить. Каждый год брюнетка со сдержанной улыбкой принимала поздравления от своих сотрудников и авторов, с которыми сотрудничал «Зачарованный Лес», а затем отправляла секретаршу за очередной вазой. Миллс редко ждала чего-то нового от своего Дня рождения: он всегда проводился уединённо в кругу близких людей, но в этот раз всё ощущалось словно немного иначе. Всё вокруг Реджины стремительно менялось, превращалось в хаос, и женщина не была уверена, к чему стоит готовиться. Это будет первый раз, когда сын брюнетки будет справлять этот праздник без присутствия отца — Миллс явно дала понять мужу, что не желает видеть его на пороге своего дома, как и принимать от него различного рода подарки (супруг никогда не умел выбирать подарки). Мужчину задели слова Реджины, но возмущаться он не стал. Вероятно, в честь праздника. Женщина покосилась на чёрный экран своего телефона. Она уже получила с десяток сообщений с поздравлениями от, казалось бы, совсем посторонних ей людей, однако, прошло больше половины дня, а родительница даже не вспомнила о том, что стоило бы поздравить свою дочь с праздником. Мать редко придумывала какие-либо искренние речи, чаще всего просто отправляя брюнетке яркую открытку с безликим текстом или стихотворением, которую доставляли утренней почтой в кабинет Миллс. Но в этот раз Реджина не получила ничего, даже скупого сообщения. Женщина знала, что так и будет, но глубоко внутри неё всё ещё жила та самая девочка, мечтающая о материнской любви, пусть и полностью ею надуманной. Брюнетка хотела, чтобы Кора хоть раз стала для неё мамой, в самом правильном значении этого слова, но всё это было лишь мечтами. В случае с родительницей Миллс было проще поверить в существование высших сил, чем материнскую любовь. Мать злилась на Реджину за события прошлой субботы, когда женщина, ни сказав никому ни слова, тихо вывела мальчика из лофта навстречу блондинке, тем самым сбежав с мероприятия Коры. Родительница всего один раз позвонила брюнетке, чтобы отчитать её за глупый и совершенно незрелый поступок, а затем первая повесила трубку, не дав Миллс вставить хоть слово. Реджина знала, что прекрасно переживёт свой День Рождения и без вечного излишнего контроля матери. Женщина не пожалела ни на секунду, что ушла в тот день. Брюнетка не могла больше видеть наплевательское отношение Коры и самодовольную, почти победоносную ухмылочку шатена. Хамберт… Этот подонок продолжал поражать Миллс своей мстительностью и нелепым упрямством. Как Реджина и подозревала, на следующий же день Грэм подал иск об единоличной опеке над Генри (об этом женщине сообщила адвокат прямо перед обедом). Обычно, для этого требовалось какое-то время, чтобы собрать необходимые документы и заполнить нужные заявления. Приняв подобное решение спонтанно, мужчина не смог бы так быстро собрать весь необходимый пакет менее, чем за сутки. Брюнетка сделала вывод, что у шатена уже всё давно было готово, и тот просто ждал своего часа, чтобы поставить Миллс перед таким неприятным фактом. Реджина тоже не осталась в долгу, выдвинув встречный иск. Она в очередной раз убедилась, что выбрала себе правильного адвоката, ведь Фа почти с самого начала сотрудничества с женщиной предполагала, что может произойти и основательно подготовилась к этому. Мулан была точной, немногословной и бескомпромиссной — лучшие черты для защитника, которые только могли сочетаться в одном человеке по мнению брюнетки. Азиатка сразу предложила Миллс встретиться и обсудить дальнейший порядок действий, на что Реджина согласилась без колебаний, оставив сына на попечение Свон и её дочери. Женщина понимала, что не сможет сказать мальчику, куда едет, и уж тем более взять его с собой. Во всяком случае, уж точно не так Генри должен был узнать о предстоящем разводе родителей, как и о том, что его отец с матерью будут бороться в суде за право опеки над ним. Брюнетка провела в кабинете китаянки несколько долгих часов. Адвокат сказала, что теперь борьба будет жёсткой и, вполне вероятно, бесчестной. На практике Фа было много случаев, когда супруги намеренно подставляли друг друга прямо перед слушанием, а потому посоветовала Миллс быть максимально осторожной во всех сферах своей жизни, не доверять Хамберту и всегда с подозрением относиться ко всем инициативам, исходящим от него. Реджина должна была выглядеть в глазах судьи единственным выгодным для опеки кандидатом: успешная бизнес-леди, о которой хорошо отзываются сотрудники, как о чутком и справедливом лидере, лучшая мать, участвующая в жизни ребёнка (тут титул главы родительского комитета был женщине на руку), человек с безупречной репутацией — то, на что вероятнее всего нацелится Грэм, и, что звучит абсурдно, хорошая жена. Фа обещала вернуться к брюнетке с подробностями плана действий после того, как получше изучит все документы, который подготовил Лерой со стороны мужа Миллс. Реджина была напугана, но стойко придерживалась хладнокровной улыбки, с напускным безразличием встречая все нападки супруга: мужчина не должен был понять, насколько все его поступки тревожат женщину и насколько ей страшно представить, что будет дальше. Брюнетка понимала, что давно бы лишилась рассудка, если бы не поддержка со стороны близких, друзей и… Свон. В присутствии Эммы словно весь мир Миллс становился ярче, светлее и немного теплее. Благодаря журналистке, наполненный лживыми улыбками и лицемерием субботний день, который, как Реджина считала, никогда не закончится, плавно перешёл в мирный уютный вечер в компании блондинки и её семьи. Свон, как и обещала, забрала женщину и сына с мероприятия Коры, повела в сторону парка, уговорив купить по мороженому, а затем неспеша проводила их до дома Грейс, где их уже ждали тёплые домашние пирожки Бабули и тёплый чай. Эмма всю дорогу шла максимально близко к брюнетке, соприкасаясь с ней руками и иногда переплетая с ней пальцы, когда мальчик того не видел. Миллс казалось это настолько естественным и родным, что она просто не могла сопротивляться и игнорировать эти неловкие прикосновения, ведь каждый её ответ на них сопровождался сияющей улыбкой журналистки. Подруга блондинки успела предупредить Грейс и Хоуп о новых гостях, и те были только рады новой компании. Дочь Свон была искренне рада видеть Реджину. Она от души крепко обняла женщину, зарядив последнюю своей светлой энергией, а затем потащила Генри к столу, слушая его рассказы об устрицах и тартаре из лосося (сырые продукты сын брюнетки терпеть не мог). Мальчик был счастлив в таком узком кругу людей, который уже стал считать своим. Миллс тоже испытывала непривычный восторг от той домашней и уютной атмосферы, которая царила в этой небольшой квартирке на краю города. Она чувствовала умиротворение, спокойствие и заботу от людей, которые сравнительно недавно казались ей посторонними. Реджина и близко не получала такого отношения от своей родительницы, которое встретила здесь. Женщина начала привыкать к юмору фотографа, спокойнее относясь ко всем попыткам Лукас вывести её на эмоции, улыбалась, глядя на детей, когда те по очереди решили опробовать острый соус из тарелки брюнетки, и искренне смеялась с банальных и почти милых историй Эммы из школьной жизни её дочери с прошлых мест жительства. Миллс нравилось слышать смущённые нотки в голосе журналистки, когда она задавала наводящие вопросы и интересовалась не столько жизнью девочки, сколько прошлым самой блондинки. И больше всего Реджине нравилось то, как Свон на неё смотрит. Слова, которые ранее были так необходимы, сейчас казались простым набором звуков и букв. Глаза Эммы говорили женщине больше, чем все известные ей литературные выражения. И теперь брюнетка была готова принять заложенный в этот нежный внимательный взгляд смысл. Миллс наслаждалась и любовалась золотом весеннего солнца в изумрудной радужке, мягкой улыбкой, которая появлялась на тонких розовых губах каждый раз, когда журналистка ловила на себе внимание Реджины, прохладными руками и длинными пальцами, которые всегда отзывались на прикосновения женщины. Брюнетка выбежала из лофта в отчаянии и смятении, слёзы и горечь разрывали её изнутри, отдавая сознание панике. Миллс хотела сбежать, хотела забыться, хотела притвориться, что всего этого кошмара просто нет… Пальцы Реджины сами по себе набрали номер блондинки, ведомые не только головой, но и сердцем. Женщина знала, что только Свон может дать ей то, что было так необходимо. Брюнетка хотела лишь услышать Эмму, чтобы почувствовать себя лучше, но поступок журналистки её удивил. Восхитил. Никто и никогда не ставил Миллс в приоритет, не раздумывая. Блондинка, как Реджина позже узнала из разговора с Руби, завершив звонок с женщиной, просто выскочила из машины, не теряя времени на ненужные объяснения. Свон бежала к ней, хотя брюнетка этого и не просила. Она спешила оказаться рядом с Миллс только потому, что услышала надломленный от эмоций голос, ведь только Эмме Реджина могла показать свою искренность. Женщина помнила, как стояла в переулке, стараясь унять бьющееся от волнения и бессильной злости сердце, когда вдруг услышала глухие удары подошвы кроссовок об асфальт. Брюнетка подняла взгляд на журналистку, и сразу все ярость и тьма, которые медленно подступали к горлу и сердцу отступили. Будто в тёмном помещении зажгли огонёк свечи, свет от которой разгонял всех демонов Миллс. И Реджина тянулась к этому свету. Женщина помнила небольшое пятно на джинсах блондинки, будто та обо что-то зацепилась по дороге, но сама даже не обратила на это внимание; помнила помятую зелёную рубашку, верхние пуговицы которой были расстёгнуты, открывая длинную шею и пульсирующую от адреналина артерию под бледной кожей; помнила здоровый розовый румянец на щеках и спутанные золотистые локоны, беспорядочно падающие на плечи; помнила как тяжело и часто вздымалась грудь блондинки в попытках отдышаться через приоткрытые губы… Но самое главное брюнетка помнила, с каким облегчением Свон посмотрела на неё, удостоверившись, что Миллс послушалась её и осталась на месте, безоговорочно доверяя. Реджина таяла от заботы Эммы, её участливых глаз, осторожных прикосновений. Женщина поэтому и уткнулась лбом в плечо журналистки, поскольку понимала, что сдерживать свои чувства к блондинке она не может. Да и не хочет. В тот момент брюнетка сдалась, вдыхая цитрусовый аромат волос Свон, и кожей чувствуя её ускоренный пульс. Миллс не сомневалась, что в тот момент сердце Эммы билось только для неё. Реджина улыбнулась своим мыслям. В чувствах журналистки она не сомневалась, как и в своих собственных. Больше нет. Действия блондинки доказали ей всё. Теперь пришла её очередь. Женщина задолжала Свон свою искренность. Брюнетка посмотрела на время: через час она планировала закончить со всеми делами в офисе, но путь домой ей закрыт. Миллс не праздновала свой День Рождения как положено после смерти отца, ведь после его ухода многое для Миллс потеряло смысл, но Кэтрин была упрямой лучшей подругой, которая продолжала из года в год устраивать небольшие вечеринки в честь этого события в доме Реджины (и каждый год женщина притворялась, что не ожидает этого, хотя эта иллюзия существовала только для Генри — он искренне старался придумать для матери что-нибудь приятное и неожиданное). Брюнетка была благодарна подобной ежегодной инициативе светловолосой, поэтому искренне ценила всё, что Нолан для неё делала. По словам Кэтрин, Миллс обязана была приехать домой к восьми часам вечера, поскольку в этот раз приготовления к празднику займут чуть больше времени. Благодаря невинным сообщениям своего сына, Реджина знала, что дети, включая Хоуп, уже у неё дома (Эмма вызвалась забрать мальчика и девочку со школы и подвезти до места назначения, чтобы не утруждать светловолосую дополнительно ещё и этим). Женщину приятно волновал тот факт, что свой День Рождения она отпразднует в небольшом кругу людей, для которых действительно что-то значит. Изначально брюнетка планировала остаться в офисе подольше, поскольку ей больше некуда было податься до восьми часов вечера, но и здесь её ждал приятный сюрприз. Поскольку на Нолан лежал весь организационный процесс, она поручила журналистке «занять» Миллс на какое-то время, послужить отвлечением… Реджину не покидало чувство, что Кэтрин это сделала намеренно, но нельзя было не признать: лучшего кандидата для этой миссии подобрать было просто невозможно. Женщина даже не поняла в какой момент отсчитывает секунды до визита блондинки. Брюнетка ухмыльнулась своим мыслям, откладывая ручку в сторону. Она окинула взглядом свой кабинет, остановив внимание на книжной полке, где из довольно богатого собрания книг особенно сильно выделялся один потрёпанный кожаный переплёт — сборник рассказов Генри Старшего. Единственная книга в своём роде, которую имели удовольствие прочесть всего несколько человек, которым Миллс могла открыться. Реджина так часто перечитывала рассказы отца, что почти наизусть выучила каждый из них. Реджина решительно поднялась со своего кресла и направилась к книгам, отбивая каблуком каждый шаг. Она осторожно поднесла руку к полке, и пробежалась пальцами по выгравированным золотым буквам сборника, трепетно и ласково касаясь обложки. Отец подарил этот сборник женщине на её последний День Рожденья, который они справляли вместе, и брюнетка ценила этот подарок выше всех остальных. Миллс аккуратно достала книгу, открывая форзац, прекрасно зная, что там найдёт: короткое послание Генри старшего, выраженное в паре строчек красивым размашистым почерком. «Когда-нибудь ты откроешь эту книгу не для того, чтобы что-то в ней найти. Когда-нибудь ты это сделаешь, чтобы с уверенность сказать, что уже нашла то, что искала». Реджина прижала открытую книгу к сердцу, глубоко вздохнув. Почему-то именно сегодня она чувствовала присутствие отца, словно тот стоит у неё за спиной с мягкой улыбкой. Женщина чувствовала, что этот день особенный, ведь знала, что праздник проведёт вместе с ним. — Реджина? — раздался уставший голос Ингрид после короткого стука. — Я могу войти? — Да, — отозвалась брюнетка, аккуратно закрывая книгу, но не убирая её на полку. — Заходи. Заместитель приоткрыла дверь, немного неловко глядя на Миллс, но не решаясь переступить порог. Уайт сегодня была в строгом сарафане насыщенного синего цвета и белых лодочках, а волосы были распущены и завиты в мелкие кудри: выглядела Ингрид так, будто собиралась провести приятный вечер в компании тайного ухажёра. Заместитель казалась немного взволнованной, а заинтригованная улыбка не покидала её лица, заставляя женщину вопросительно выгнуть бровь. Что-то новенькое. — К вам гости, — Уайт поджала губы. — Высокий мужчина с шикарным букетом сейчас на ресепшене и просит пропустить его к вам. Я проверяла, у вас нет никаких встреч в расписании, поэтому сочла нужным предупредить. Брюнетка нахмурилась. Она никого не ждала, может, это курьер? Или… Мысль, что это мог быть шатен заставила Миллс вздрогнуть и поёжиться, словно от холода. — Хамберт? — выдавила Реджина, стараясь ничем не выдать своих эмоций. — Нет, — улыбка Ингрид стала шире. — Мистер Локсли. — Робин, — с облегчением выдохнула женщина, а затем кивнула. — Пригласи его войти. Заместитель едва заметно склонила голову, принимая поручение, и исчезла в коридоре. Брюнетка пару секунд смотрела ей вслед, успокаивая себя. Её злила собственная реакция на Хамберта, она бы предпочла не вспоминать о нём сегодня. Миллс вернулась к своему столу, не выпуская сборник рассказов из рук, а затем аккуратно сложила книгу в свою сумочку, не помяв страницы и не повредив обложку. Другу потребовалось менее пяти минут, чтобы добраться от ресепшена до кабинета Реджины, однако она заранее услышала уверенный стук каблуков его фирменных туфель по дорогому покрытию пола. Женщина расправила плечи, присев на край стола, терпеливо постукивая тёмным маникюром по его поверхности. Локсли никогда не забывал про её День Рождения, всегда первым писал сообщение и подкреплял его телефонным звонком (чаще всего международным), но в этот раз брюнетка не получила от него ничего из вышеперечисленного, хотя даже и не заметила этого. Разумеется, было логично предположить, что Робин захочет поздравить её лично. Друг вошёл в дверь без стука, неся в руках роскошный букет из смеси цветов, названия которых были Миллс не известны. Сияющая улыбка Локсли была настолько заразительной, что тут же нашла отклик на губах Реджины. Она была рада видеть Робина, как и польщена его инициативой личного визита. Друг выглядел просто великолепно: на нём была белоснежная рубашка, рукава которой были закатаны по локоть, обнажа сильный мускулистые предплечья, на левом запястье блестели позолоченные часы, а узкие серые брюки сочетались с лакированными чёрными туфлями. — С Днём Рождения! — без всяких приветствий огласил Локсли, вручая женщине увесистый букет. Брюнетка успела аккуратно перехватить его из тёплых ладоней Робина и улыбнулась, когда друг наклонился, чтобы целомудренно поцеловать её в щёку. — Спасибо, — отозвалась Миллс, наклонившись к цветам, чтобы ощутить их аромат. Но в кабинете витал настолько сильный цветочный аромат, что понять, как пахнет конкретно этот букет, было невозможно. Реджина улыбнулась, чтобы не обидеть Локсли. — Очень мило, что ты пришёл. — Я был просто обязан поздравить тебя, глядя в глаза, — Робин весело подмигнул. — Я столько лет делал это лишь по телефону, что, когда выдалась возможность поздравить лично, я за неё ухватился. Впредь постараюсь всегда быть рядом в твой День Рождения. Я планирую сделать основным тот филиал, который откроется в Сан-Франциско. — Ты основательно переезжаешь? — Да, — кивнул друг. — Я столько всего упустил, работая за границей, что совсем забыл про родной город, — тон Локсли стал мягче. — Хочу наверстать упущенное и в общении с тобой. Решил рассказать тебе первой о своём решении. Женщина была тронута словами друга. Она была рада, что Локсли будет ближе к ней, поскольку всегда могла на него рассчитывать. Робин был тем, кто всегда поддерживал брюнетку, не требуя ничего взамен. Его бескорыстная помощь и забота всегда находили отклик в сердце Миллс. — Но хватит обо мне. Сегодня твой день, и цветы — это не все дары, которые я подготовил. Друг выудил из кармана продолговатую коробочку, обтянутую розовым бархатом, и аккуратно передал его Реджине. Локсли внимательно наблюдал за реакцией женщины, боясь пропустить даже мимолётную эмоцию. Брюнетка аккуратно переместила букет на стол, гадая, найдётся ли в офисе ещё одна свободная ваза таких размеров, а затем тепло улыбнулась, обратив внимание на вторую часть своего подарка. Миллс всегда находила подарки чем-то символическим и необязательным, ведь она сама могла купить себе всё, что хотела. Однако, Реджина научилась ценить внимание и время, которые человек тратил на выбор этого подарка, и они ценились женщиной больше всего. — Открой, — улыбнулся Робин. — Я слаб в выборе подарков, но, когда увидел этот браслет, понял, что он просто создан для тебя. Брюнетка осторожно приоткрыла крышку коробочки, когда взгляд уцепился за тонкую цепочку браслета из белого золота, инкрустированного фиолетовыми камнями. Красиво и дорого, как и было принято в её кругу общения. Миллс кончиками пальцев коснулась браслета, по привычке мысленно прикидывая к чему он может подойти. — Очень красиво, — Реджина осторожно закрыла коробочку. — Правда? Слава Богу! — протянул друг. — Целый день не мог найти себе место, гадая, стоит ли поискать что-то другое, пока есть время. — Мне нравится, — поспешила успокоить Локсли женщина. — И я рада, что ты не стал ничего другого искать, — брюнетка отложила подарок в сторону. — Будешь чай или кофе? Я могу попросить, чтобы сделали что-нибудь. — Не стоит, правда, — немного неловко отказался Робин. Он провёл рукой по волосам, переминаясь с ноги на ногу. — Всё в порядке. Я знаю, что у тебя планы на вечер, не хочу мешать. Миллс смерила друга взглядом, сложив руки на груди. Она склонила голову на бок, с любопытством изучая непривычно взволнованного друга. Локсли всегда был максимально уверенным в себе и спокойным в присутствии Реджины, но сейчас в его голове бились неизвестные женщине навязчивые мысли, которыми Робин не мог так просто поделиться. — Всё хорошо? — заботливо уточнила брюнетка. — Не волнуйся, — покачал головой Локсли, виновато поджав губы. — Прости меня, но я ненадолго. Заехал к тебе по пути в аэропорт. Я уезжаю на выходные в Вашингтон, но в понедельник вечером возвращаюсь в город. Поэтому обещаю угостить тебя вкусным ужином по прибытию. Миллс улыбнулась и взяла Робина за руку, в попытках успокоить его оправдания. Она получала от друга достаточно внимания, поэтому никогда не думала о том, чтобы требовать чего-то сверх нормы. Он уже сделал всё, что мог. — Ты приехал просто, чтобы доставить цветы? — Реджина ухмыльнулась. — Не стоило. Мог бы просто воспользоваться курьерской доставкой. Друг аккуратно сжал пальцы женщины в своей ладони. Он немного хмурился, словно что-то проговаривая у себя в мыслях, однако его внимательные глаза не могли успокоиться: одно мгновение они были сосредоточено изучать лицо брюнетки, а в следующее они смотрели куда угодно, только не на Миллс. — Я не мог, — Локсли нервно почесал бровь свободной рукой. — На самом деле я приехал сюда не только, чтобы поздравить тебя, но и извиниться, Реджина. — За что? — удивилась женщина. — За то, что не смогу присоединиться к празднику сегодня вечером, — пояснил Робин, протяжно вздохнув. — К той вечеринке, которую устраивает твоя подруга. Мне очень неловко, что я получил приглашение, но не смог его принять. Я очень хотел, правда, но эта чёртова командировка… Вот этого брюнетка никак не ожидала услышать. Не многие знали об этой небольшой традиции, да и сама Миллс никогда не рассказывала об этом другу… — Всё нормально, не извиняйся, — Реджина часто заморгала, взвешивая слова Локсли. — Но как ты узнал и получил приглашение? Ты познакомился с Кэтрин Нолан и ничего мне не сказал? Она пригласила тебя? — С Кэтрин? — переспросил Робин. — Нет, ещё не выдалось возможности увидеться с ней. Я говорю о мисс Свон, твоей подруге, с которой познакомился в том ресторанчике, помнишь? — Эмма? — Миллс застыла, мягкая улыбка тронула её губы. Приятное тепло разлилось по телу от одного только имени журналистки; Реджина поспешила поджать губы, чтобы не слишком смущать друга своей реакцией. Блондинка не переставала поражать женщину своей искренностью и рыцарским благородством, последнее раньше раздражало брюнетку, но теперь оно казалось ей по-своему очаровательным. Даже Миллс, к своему стыду, не подумала о том, чтобы сообщить о вечеринке Локсли, но Свон позаботилась об этом вместо неё. — Да, — кивнул Робин. — Она нашла меня пару дней назад. Я был поражён, встретив её и получив приглашение. Удивительно, как она смогла меня найти, — Реджина усмехнулась: в этом вся Эмма. — Я обещал попытаться освободить своё расписание, но не получилось. Мы довольно неплохо пообщались. В прошлый раз я подумал, что неприятен ей, но, видимо, ошибся. Женщине тоже показалось, что журналистка не питала тёплых чувств к её другу, но старалась не слишком акцентировать своё внимание на этом. Блондинка с подозрением относилась к Локсли, интересовалась насколько брюнетке комфортно с ним и на этом всё, словно Свон не хотела говорить о Робине, её настроение часто портилось при упоминании друга Миллс. — Эмма сама тебя нашла, — повторила Реджина, улыбнувшись. — Очень мило с её стороны. Она мне об этом не говорила. — Вероятно, это должен был быть сюрприз, — Локсли хлопнул себя по лбу. — Я всё испортил? — Нет-нет, — покачала головой женщина. — Не было никакого сюрприза. Я знаю о факте вечеринки, но не о её содержании. Нолан бывает настойчивой. — Ладно, — кивнул Робин. — Ты меня успокоила. — Можешь не переживать по поводу сегодняшнего вечера, — брюнетка перевела взгляд в окно, задумавшись. — Я рада, что ты нашёл время перед отъездом. Когда вернёшься, можем пожинать втроём: ты, я и Кэтрин. Я вас, наконец, представлю друг другу. Локсли шумно выдохнул, сокрушённо покачав головой. Он поднёс руку Миллс к лицу и бережно коснулся губами костяшек пальцев, выражая всю свою нежность. Реджина удивлённо вернула внимание Робину, встретив его прямой полной решимости взгляд. — Когда я вернусь, — повторил друг. — Я хочу не просто поужинать с тобой. — Ты о чём? — Ты скоро станешь свободной женщиной, — Локсли скривился от того, как это прозвучало. — Твой развод не за горами, и я обещаю помочь, чем смогу. Ты можешь рассчитывать на меня даже в вопросах общения с Генри, если будет нужно за ним присмотреть. А так же я присмотрю за тем, чтобы Грэм не мог тебя обидеть или… — Робин, — мягко остановила брюнетка друга. — Если ты не против, я сегодня не хочу думать ни о разводе, ни о своём муже. — Да, прости, — смутился Локсли, взволнованно облизнув пересохшие губы. — Я выгляжу глупо должно быть. Я репетировал свою речь почти всю дорогу до издательства, но теперь не могу связать и пары слов. Когда ты сообщила о своей ситуации с супругом, я подумал: вот он, мой шанс. Мы знаем друг друга почти всю жизнь, и половину этого времени я… Я надеялся перестать быть для тебя просто другом, — глаза Миллс распахнулись от шока. — Я хочу пригласить тебя на свидание. Свидание? Это слово совсем не вязалось у неё в голове с Робином. Оно звучало как нечто инопланетное, ранее незнакомое Реджине. Женщина смотрела в добрые глаза напротив, преисполненные нежностью и надеждой, но видела перед собой просто друга. Брюнетка захотела провалиться сквозь пол, испариться, всё, что угодно, только бы не видеть эту выжидающую и неловкую улыбку. — Робин, — выдохнула Миллс невольно забирая свою руку из ладони Робина. Она до последнего не хотела верить в то, что услышала. — Что ты говоришь? — В университете мы были отличной парой, согласись? Да, ненастоящей, но представь, каково это было бы, будь всё правдой. Мы не ругаемся, понимаем друг друга, уважаем. Твой сын хорошо ко мне относится, да и я обожаю мальчика, как родного, — друг спрятал руки в карманы, скрывая дрожащие от разочарования кулаки. — Я всегда восхищался тобой, Реджина. Ни одна женщина не могла сравниться с тобой или хотя бы заинтересовать меня, потому что я всегда невольно сравнивал их с тобой и… Брюнетка не была готова к такому сюрпризу. Она любила Локсли, и, как правильно заметил Робин, уважала его, но все её чувства к другу были скорее семейными. Миллс относилась к Локсли, как к брату, которого у неё никогда не было. Она и представить не могла, что у Робина могут быть другие чувства к ней. Это трудно было назвать влюблённостью, ведь друг годами вынашивал в себе эти чувства. Реджина слышала много историй об успешных отношениях, в которых не было место романической любви. Такие браки редко заканчивались разводами, но… Женщина не была такой. Она вышла замуж за мужчину, в которого была влюблена, как она считала. Шатен изменился со временем, но в начале отношений брюнетка чувствовала себя любимой и счастливой. Миллс никогда не видела Робина в роли в своего ухажёра, это было неправильно! Она просто не могла представить себе то, о чём просит её друг. — Сейчас не подходящее время, Робин, — выдавила Реджина. — Прости. Робин отступил на шаг, почувствовав, как напряглась женщина. Друг словно съёжился под давлением взгляда брюнетки, не в силах выдержать его. Локсли всегда был уступчивым, ласковым, хорошим, завидным холостяком и идеальным во всех смыслах, но не её человеком. Брюнетка не испытывала к Робину трепета и желания быть рядом так, как это было с… В сознании Миллс появился образ журналистки: её улыбки, ребячливый смех, игривые подмигивания, на которые всё естество Реджины так жаждало ответить… Женщина резко втянула воздух в лёгкие. Она действительно прекрасная лгунья, раз умудрилась обманывать саму себя так долго. Брюнетка считала блондинку своей подругой, наряду с Локсли, но почему же тогда её отношение к Свон так разнится? — Это из-за Хамберта? — без укора или обиды уточнил Робин, и Миллс едва заметно покачала головой. Нет, Грэм не имел никакого отношения к тому урагану эмоций, который бушевал в её сердце. Друг помолчал, а затем едва слышно произнёс: — Или у тебя уже есть чувства к кому-то ещё? Реджина задержала дыхание, не отводя взгляда от глаз Локсли. Ответ был так очевиден и прост! Да, такой человек у женщины уже был. Она испытывала влечение к Свон, берегла нежные чувства к ней, пыталась предугадать правильный момент, чтобы сообщить о них Эмме, но вокруг всегда было слишком много людей, неправильные обстоятельства, атмосфера… Брюнетка хотела остаться с журналисткой наедине, чтобы им обеим никто не мешал, чтобы она могла наконец открыться и быть услышанной, быть принятой. Хотела, чтобы всё прошло идеально. Миллс сейчас очень хорошо понимала, что испытывал Робин, на собственном примере. — Нам лучше остаться друзьями, — Реджина не смогла ответить на вопрос друга. — Прости меня, Робин, я… В дверь постучали, фраза женщины так и повисла в воздухе незавершённой. На пороге появилась Ингрид, настороженно переводя взгляд с Реджины на её друга и обратно. Брюнетка никогда не была так рада видеть своего заместителя, как в этот момент. Уайт ясно почувствовала напряжение между Миллс и Локсли, однако учтиво улыбнулась, сохраняя нейтральное выражение лица. Реджина не сомневалась, что Ингрид услышала часть их разговора, но была уверена, что та не поднимет эту тему, сохраняя учтивость и преданность. — Миссис Миллс, — заместитель встретилась взглядом с женщиной. — Вы просили сообщить, если мисс Свон прибудет раньше времени. Она ожидает вас в вестибюле. Если бы брюнетка могла, она бы рассмеялась. Уму не постижимо! Эта блондинка чувствует, когда Миллс нужно спасать? Почему Свон всегда находит способ вытащить Реджину из тяжёлой ситуации? Женщина облегчённо выдохнула, благодарно кивнув Уайт. Брюнетка впервые ощущала себя не в своей тарелке в компании Робина. Сейчас Миллс не хотела думать о ещё одной головной боли. — Спасибо, Ингрид, — Миллс была рада воспользоваться возможностью избежать окончания разговора с Локсли. Она поспешила отойти от стола к своему креслу, снимая с его спинки пиджак, тем самым демонстрируя свои намерения. — Распорядись, пожалуйста, найти ещё одну вазу, — Реджина взглядом указала на букет на своём столе. — Если получится. Робин стушевался, вся его уверенность и настойчивость куда-то испарились, когда женщина отошла от него. Он покосился на заместителя брюнетки, а затем осторожно посмотрел на Миллс, осознавая, что ожидать продолжения приватной беседы не стоит. Друг натянуто улыбнулся, стараясь выглядеть непринуждённо, но Реджина могла только догадываться, что творилось у него на душе. — Конечно, я позабочусь об этом. Вы вернётесь только в понедельник? — уточнила Уайт. — Да, — женщина перекинула через плечо сумочку. — Ты тоже не задерживайся сегодня. — Конечно, — тут же отозвалась Ингрид. — Желаю вам хорошо отпраздновать сегодня. Брюнетка осторожно посмотрела на Локсли, который был похож на потерянного котёнка, и вздохнула. Ей было жаль Робина, но она понимала, что друг не простит Миллс этой жалости, если она открыто её проявит. — Робин, проводишь меня до лифта? — Конечно, — согласился друг, но его энтузиазм был напускным. Реджина кивнула и поспешила в сторону двери, виня себя за то, что намеренно выбрала самую отдалённую от Локсли траекторию. Подойдя к Ингрид, женщина задержалась, заметив странную заговорщицкую улыбку на губах заместителя, которая не спешила отойти в сторону и пропустить брюнетку дальше. — Вам просили передать, — понизив голос прошептала Уайт и протянула Миллс цветок, сделанный из цветной бумаги с оранжевым бутоном, по форме чем-то напоминающий пион. Реджина замерла. Она осторожно забрала странный подарок из рук Ингрид, не отрывая взгляда от лица заместителя. Уайт многозначительно повела бровью в сторону лифта, едва заметно кивнув головой, словно намекая, что женщине стоит двигаться дальше. Сердце брюнетки подскочило без видимой причины. Миллс оглянулась на Робина, который послушно следовал за ней. Он выглядел удивлённым не меньше Реджины, с непониманием глядя на бумажный пион. Это не его рук дело. Женщина откашлялась, пытаясь унять волнение, и расправила плечи, гордо вскинув подбородок. Синие глаза Ингрид смеялись с тщетной попытки брюнетки выглядеть непринуждённо. — Хорошего вам вечера, миссис Миллс, — заместитель отступила в сторону, наконец пропуская Реджину вперёд. Женщина не ответила, заметив, что по пути к лифту стояли другие сотрудники, держа в руках аналогичные бумажные цветочки. Все они выстроились по стойке смирно и весело смотрели на брюнетку, ожидая, когда та пройдёт мимо них. Миллс редко видела настолько довольные и непринуждённые улыбки, и была счастлива… Сейчас она видела перед собой не подчинённых, а друзей, о которых никогда не подозревала. Реджина не чувствовала себя Злой Королевой, она была собой. Она тихо усмехнулась, но затем тут же постаралась сделать вид, что окружающим показалось, строго окинув их взглядом. Тем не менее факт оставался фактом: женщина была причиной их улыбок. Брюнетка, помедлив, двинулась вперёд, с подозрением глядя на каждого, кто протягивал ей эти скромные подарки. Жёлтый цветок, красный, зелёный… Бумага казалась достаточно плотной, не все лепестки бутонов были идеально ровными, что натолкнуло Миллс на мысль о ручной работе. Реджина молча принимала их один за другим, встречая искренние и довольные улыбки работников, которые поздравляли женщину с её праздником и желали отличного вечера. Такое с брюнеткой было впервые. Она бережно несла в руках образовавшийся букет, словив в зеркальных дверцах лифта своё отражение. Миллс улыбалась, не осознавая этого. Друг учтиво нажал на кнопку вызова лифта, с любопытством осматривая креативный подарок в руках Реджины. Он ничего не спрашивал, смущённый предыдущим отказом женщины, и не стремился по привычке приобнять её за плечи, давая той личное пространство. Брюнетка была благодарна, что и в этой ситуации Локсли думает прежде всего о ней. В лифте Миллс и Робин ехали молча, но она чувствовала на себе его внимательный взгляд. Она понимала, что разговор так или иначе не закончен, и друг непременно поднимет эту тему снова. Реджина будет готова в следующий раз, она пообещала себе, что достойно выслушает Локсли и даст ему честный ответ, но сначала… Двери лифта открылись. Женщина нашла в себе силы дружелюбно улыбнуться Робину, а затем первая шагнула в вестибюль. Она уверенно вышла из лифта, вежливо кивнув охране, поправила лацканы пиджака, выискивая взглядом Эмму. Брюнетка хотела выглядеть отменно в её глазах, поэтому с утра провела достаточно много времени, приводя себя в порядок. На Миллс был сшитый на заказ итальянским дизайнером брючный костюм-тройка лазурного цвета, который она надевала только по особым случаям. Он очень точно подчёркивал фигуру Реджины, которой она гордилась, в нужных местах и гармонировал с белой рубашкой, верхние пуговицы которой были расстёгнуты, обнажая золотой кулон на шее. Женщина распустила волосы, придав им объём и лёгкую волну, нанесла тушь и дымчатые тени в дополнение к ярко-красной помаде, и завершила весь свой образ золотыми серьгами, купленными в Испании во время прошлого своего отпуска. Брюнетка замедлила шаг, встретив весёлый взгляд ярких зелёных глаз, и тут же широко улыбнулась, блеснув белоснежными зубами — её тело само реагировало на журналистку, стоило той только появиться. Блондинка выглядела немного иначе, словно более официально, чем обычно. На ней была новая облегающая рубашка серого цвета из материала, создающего эффект мокрой ткани, зауженные чёрные штаны и кеды. Просто, но эффектно. Волосы Свон собрала в высокий хвост, открывая светлое лицо. Эмма нанесла естественный макияж, подчеркнув выразительность взгляда тушью и акцентировав внимание на губах нежным розовым блеском, который с уверенностью выполнил свою задачу. Журналистка стояла ближе к выходу из «Зачарованного Леса», держа в руках последний белый бумажный цветочек, на котором Миллс задержала взгляд, и смущённо улыбалась. Весь этот букет в руках Реджины… Это была блондинка, с самого начала это была она. Женщина вдруг испытала небывалую нежность к завёрнутым в трубочку стеблям и ненатуральным лепесткам, которые приобрели огромную ценность в глазах брюнетки. Свон смотрела на Миллс с таким восхищением, что у последней перехватило дыхание от взгляда, которым Эмма окинула её силуэт с ног до головы. Реджина чувствовала себя особенной всегда, когда журналистка смотрела на неё. Блондинка поравняла на плече свой рюкзак и смело двинулась навстречу женщине, но, заметив за её спиной Локсли, запнулась. Её взгляд потускнел, но всего на мгновение, затем Свон снова сконцентрировалась на брюнетке. Эмма старалась выглядеть непринуждённо, но Миллс заметила, насколько напряжённой стала её улыбка. — Привет, — журналистка протянула имениннице цветок. — С Днём Рождения, Реджина. — Привет, — почти выдохнула женщина и приняла последний элемент своего букета, соприкасаясь с блондинкой пальцами. Свон осторожно улыбнулась. — Мистер Локсли, — кивнула Эмма Робину, словно вынуждая себя обратить на него внимание. — Не ожидала вас здесь увидеть. Друг брюнетки вежливо улыбнулся и протянул ладонь для рукопожатия, а журналистка не стала упрямиться, но всё равно старательно избегала любой возможности посмотреть прямо на Локсли. Её глаза не подымались выше шеи Робина. Миллс сделала небольшой шаг навстречу блондинке, и Свон заметно расслабилась, почувствовав аромат её духов. — Добрый день. Решил заехать и поздравить Реджину лично, мисс Свон, — отозвался друг женщины, переводя взгляд с брюнетки на Эмму и обратно. — Жаль, что я не смогу присоединиться к вам сегодня, — Локсли посмотрел на Миллс и дополнил, шутя. — Надеюсь кто-то присмотрит за тобой? Журналистка поджала губы, небрежно хмыкнув. Она не оценила юмора. — Реджина в надёжных руках, — блондинка наконец посмотрела Робину в глаза. — Может, в следующий раз, у вас появится возможность присоединиться к нам, а пока я сама «присмотрю» за ней, не беспокойтесь. Женщина уловила собственнические нотки в голосе Свон и невольно ухмыльнулась. Когда это брюнетке такое стало нравиться? Эмма ранее говорила о ревности, когда спрашивала про отношения Миллс и её друга, но Реджина списала всё на алкоголь в крови журналистки. Однако, сейчас женщина понимала, что ошиблась: блондинка была честна в своих чувствах. Свон ревновала брюнетку к Локсли, бросив все попытки скрыть это. Робин удивлённо вскинул брови, вопросительно покосившись на Миллс. Он не понимал, почему отношение Эммы к нему скакало, как вагончик по Американским горкам, и не знал, как на это реагировать. Реджина и сама не до конца понимала, как действовать в этой неловкой обстановке, и потому поспешила сгладить ситуацию, повернувшись к другу, немного загородив собой журналистку. Этот жест снова переключил внимание Локсли на блондинку, он нахмурился. — Спасибо, что приехал, Робин, — женщина тепло улыбнулась другу. — Я была рада увидеть тебя. — Я тоже был рад, — Локсли медленно оторвал взгляд от Свон и посмотрел на брюнетку. Он без слов понял немую просьбу Миллс — ему следовало удалиться. — Мне уже пора бежать. Не хочу опоздать на самолёт, ещё не все вещи успел собрать. — Хорошо, — Реджина кивнула, позволив Робину поцеловать себя в щёку на прощание. — До встречи. — Пока, — слабо улыбнулся друг, бросив короткий взгляд за плечо женщины. — До встречи, мисс Свон. — Удачного полёта, — тут же ответила Эмма, словно поторапливая Локсли. Робин в последний раз посмотрел на брюнетку, и поспешил удалиться, оставляя её наедине с журналисткой. Миллс проследила взглядом за другом, задумчиво перебирая бумажные стебли пальцами, а затем оглянулась на блондинку. Как только Локсли исчез с поля зрения, Свон тихо выдохнула, сильно прикусив губу, а затем потупила взгляд, проведя языком по месту укуса. Эмма понимала, что вела себя по-детски и сейчас всем своим видом выражала искреннее раскаяние. Почему-то журналистка казалась Реджине ужасно… Милой. — Прости, — выдавила блондинка, зажмурившись. — Я знаю, что ты скажешь. Я не хотела быть грубой. Женщина спрятала улыбку, склонив голову на бок. Она не могла отвести взгляда от лёгкого румянца на бледных щеках. — Я ничего не хочу сказать, — ответила брюнетка, коснувшись пальцами прохладной руки. — Всё хорошо, Эмма. Свон встретилась с Миллс взглядом, и Реджина на секунду потерялась в зелени глаз Эммы. Что-то в голосе женщины успокоило журналистку, и та признательно улыбнулась, её пальцы двинулись навстречу руке брюнетки, золотистые ресницы дрогнули, пряча взгляд. — Будь я проклята, если испорчу тебе праздник, Миллс, — усмехнулась блондинка своим мыслям. — Обещаю сегодня выполнять все твои желания… В границах разумного. Я в твоём распоряжении. Реджина смутилась от последней фразы Свон. Знала бы она, как опасно говорить такое женщине. Сердце брюнетки ускорило ритм от нежной улыбки Эммы, а взгляд задержался на тонких губах дольше необходимого. — Вот как, — протянула Миллс, откашлявшись. — Даже любопытно, неужели у тебя есть границы, Эмма? Журналистка вскинула брови, изобразив возмущение, но Реджину это не проняло. Женщина демонстративно скрестила руки на груди, уголоки её губ изогнулись в саркастической усмешке. Блондинка фыркнула, весело рассмеявшись. — Возможно, — сдалась Свон и закусила нижнюю губу, глядя на брюнетку сверху-вниз. — Ты прекрасно выглядишь, хочу отметить. — Не увиливай от ответа лестью, — закатила глаза Миллс, но всё равно улыбнулась. — Пытаешься задобрить меня? — Я говорю только факты, — покачала головой Эмма, вскинув руки, показывая, что беззащитна перед Реджиной. — Ты готова выдвигаться? Кэтрин попросила сделать так, чтобы ты не скучала, и мне пришлось проявить свою креативность. Женщине доставляло удовольствие дразнить журналистку, хотя самоуверенность блондинки даже чем-то подкупала. — Я довольно требовательна, поэтому тебе придётся постараться, — прищурилась брюнетка. — И начало меня пока не впечатляет. Мы так и будем тут стоять, Свон, или…? Миллс выразительно замолчала, глядя на довольную и почти счастливую улыбку Эммы. Журналистка сияла изнутри, открыто любуясь Реджиной. Почему женщина раньше не могла принять значение этого взгляда? — Намёк понят! — блондинка усмехнулась, игриво поиграв бровями. — Ключи от Мерседеса с собой? — Да, — растерялась брюнетка, выуживая их из кармана пиджака. Она взвесила брелок в ладони. — Но зачем… Договорить Миллс не успела, ведь Свон с завидным проворством выхватила ключи из руки Реджины, а затем весело подмигнула, наслаждаясь непониманием женщины. Эмма была похожа на ребёнка, которому удалось урвать со стола самый сладкий десерт. И, очевидно, журналистка была довольна своей выходкой. У брюнетки сводило скулы от сдерживаемой улыбки. — Я за рулём! Блондинка не спрашивала, она ставила Миллс перед фактом. И Реджина не смогла сказать ничего против. Она никогда не позволяла посторонним управлять своим Мерседесом, это правда, но Свон же не посторонняя. Раньше, женщина бы осадила Эмму даже за попытку прикоснуться к ключам, учитывая сомнительные навыки вождения журналистки, но сейчас: блондинка стала одной из самых близких брюнетке людей. Она доверяла Свон абсолютно всё, даже собственного сына, автомобиль казался мелочью. Эмма галантно протянула Миллс локоть, и та тут же аккуратно зацепилась за него, позволяя увлечь себя к двери. Реджине нравилось, как уверенно журналистка шествовала рядом. — Только не поцарапай машину, прошу тебя, — вздохнула женщина, окончательно сдаваясь, и услышала тихий смешок блондинки, который согрел сердце изнутри. — Очень постараюсь.

***

Свон оказалась вполне сносным водителем, но брюнетка определённо ещё несколько раз подумает прежде, чем доверять ей свой автомобиль. Эмма была в восторге от кожаного салона и отличной стереосистемы, долго устраивалась на водительском сидении, будто это было массажное кресло в спа-салоне, на что Миллс лишь со смехом закатывала глаза. Журналистка старалась выглядеть ответственно: она особенно часто крутила головой, перестраиваясь из одной полосы в другую, не превышала скорость выше нормы, хотя по немного расстроенному выражению лица блондинки Реджина догадывалась, что этот факт её не радует. «Грустно не использовать мощность такой малышки по полной» — как позже заявила Свон, припарковав Мерседес на стоянке напротив входа в парк. И всё же женщине нравился вид Эммы за рулём. Журналистка закатала рукава чуть ниже локтя, демонстрируя женственные кисти рук, а аккуратные и по-своему сильные пальцы уверенно сжимали руль. Блондинка выглядела не просто эффектно, а даже привлекательно… Ну и о чём она думает? Брюнетка словила себя на мысли, что Свон к лицу Мерседес. — Ты готова? — Эмма окинула Миллс взглядом. — Да, — Реджина ответила на автомате, стараясь отделаться от своих неуместных мыслей. — Тогда позволь мне поухаживать за тобой сегодня, — голос журналистки был как тёплый ручей: игривый и живой. Попытка женщины канула в Лету. Она лишь кивнула, пытаясь понять, что именно блондинка имела ввиду. — Не выходи пока. Свон в последний раз ласково погладила руль автомобиля, вероятно, оценив каждый потраченный на него цент, и театрально вздохнула: — Нам было так хорошо вместе. Дождись меня. — Эмма, — брюнетка, посмеиваясь, выгнула бровь дугой. — Что ты делаешь? — Я понимаю, почему ты любишь свой автомобиль, — отозвалась журналистка. — Чистый кайф. — Ты готова отказаться от своего жёлтого недоразумения ради моей машины? — Ни за что, — уверенно фыркнула блондинка. Свон первая вышла из машины, обогнув её спереди, преследуемая тёмным взглядом, чтобы услужливо открыть для Миллс пассажирскую дверцу. Эти банальные ухаживания, над которыми бы Реджина раньше лишь посмеялась, казались ей такими уместными, ненавязчивыми и естественными. Женщина не стала притворяться и скрывать эмоции, поэтому искренне усмехнулась, глядя на Эмму снизу-вверх. Брюнетка повернулась на кресле, коснувшись ногами земли, но не успела встать, когда журналистка опустилась перед ней на корточки, опустив ладони на колени Миллс. Своим жестом блондинка прервала все попытки Реджины подняться. Тепло рук Свон пронзило женщину миллионами электрических разрядов. — Эта обувь нам сегодня не подходит, — Эмма выразительно посмотрела на чёрные туфли брюнетки. — Но у меня другой нет. — Поспешное утверждение, — хмыкнула журналистка и, опустив рюкзак на землю подле себя, выудила из него белые спортивные кроссовки, которые, Миллс была уверена, она видела у себя дома. Блондинка прочитала смесь удивления и непонимания на лице Реджины, и поспешила пояснить. — Кэтрин помогла найти что-нибудь подходящее в твоём шкафу. Прости, пришлось залезть в твой гардероб. — Вы с Кэт копались в моей спальне? — женщина вскинула брови, строго глядя на Свон. — Технически копалась только Нолан, — поправила Эмма. — Я просто рядом стояла. Никогда не видела столько обуви в одном месте, кроме магазина. И почти все они с каблуком, — журналистка усмехнулась. — И чёрного цвета. Почему? — Чёрный — мой цвет, — на автомате ответила брюнетка, всё ещё пребывая в лёгком недоумении. Миллс не понимала, чему удивлялась больше: тому, что действительно не злится на блондинку за своевольность, или тому, насколько ей приятна была подобная забота. — Не соглашусь. Тебе всё к лицу, — Свон поджала губы, помедлив перед следующими словами. — В нашу первую встречу, когда я имела наглость заблокировать тебе выезд с парковочного места, на тебе была зелёная блузка, а во вторую, когда ты решила отплатить мне той же монетой, строгое белое платье. Ты выглядела прекрасно во всём. Реджина застыла, вперив взгляд в глаза Эммы, и почти не дышала. Как журналистка может всё это помнить? Женщина чередовала наряды с заметной периодичностью и забывала, что примеряла на себя уже через неделю– она не придавала значения подобному. Главное для брюнетки было то, чтобы её не видели во вчерашней одежде. Блондинка была другой, они были из разных миров с самого начала, но противоположности притягиваются, ведь так? У Миллс пробежали мурашки, когда Свон неловко ей улыбнулась, не настаивая на ответе Реджины. Эмма мягко коснулась пальцами чуть ниже щиколотки женщины, опустив взгляд на туфли брюнетки. — Ты позволишь? Миллс закусила губу, ощущая небывалый прилив волнения и трепета. Она осторожно приподняла ногу, позволив журналистке аккуратно снять первую туфлю. Прикосновения блондинки были подобны пёрышку: Реджина взглядом жадно впитывала каждое движение длинных пальцев, но почти не ощущала их на себе. — Почти как Золушка, — усмехнулась Свон. — Жаль, я не похожа на Прекрасного Принца. — Мне не нужен Принц, Эмма, — покачала головой женщина. — Да и сказка мне эта не нравится. Слишком она переоценена: бедная девчонка влюбляется в настоящего нарцисса, который настолько поглощён собой, что не запоминает лицо партнёрши, с которой протанцевал весь вечер. Журналистка рассмеялась ворчанию брюнетки. Она точно не слышала настолько циничную интерпретацию одной из самых популярных любовных историй детства каждой девочки. — Хорошо, не Золушка, — блондинка поджала губы, её глаза весело заблестели. Она снова оценила внешний вид Миллс, а затем бегло осмотрела себя. — Как насчёт Леди и Бродяги? Реджина ухмыльнулась. Ей такое сравнение пришлось по душе. — Хороший мультфильм. — Хоуп тоже его обожает. Вероятно, потому что главные герои — собачки, — закатила глаза Свон, и женщина весело усмехнулась. — Ну так что, Миллс, будешь моей Леди? Спагетти с тефтелями я не предлагаю, сомневаюсь, что ты такое ешь. Брюнетка вспомнила сцену из мультфильма, на которую так ненавязчиво наводила Эмма. Главные персонажи истории поцеловались, разделив одну макаронину на двоих. Журналистка на что-то намекает, или это Миллс себя так накручивает? — Ты права, я такое не ем. — Я знала! — блондинка смягчилась, помогая Реджине надеть первый кроссовок, быстро зашнуровав его. — Не туго? — Нет, — голос женщины охрип, что не осталось незамеченным и вызвало у Свон слабую улыбку. Эмма проделала схожие манипуляции и со второй ногой брюнетки: пальцы журналистки ловко справлялись со шнуровкой. Закончив со своим занятием, блондинка не спешила отстраняться, одна её рука по-прежнему касалась ноги Миллс. Реджина пыталась унять дрожь, чтобы Свон не заметила, какой эффект производит на неё. Брюнетка любовалась золотистым блеском волос Эммы, её светлым лицом, едва заметной улыбкой с оттенком интимности. Миллс не удивлялась, почему на журналистку клевали не только мужчины, но и женщины. Трудно устоять. — Спасибо за цветы, — выдавила Реджина. — Они просто прекрасны. — Рада, если это так, — блондинка тихо захихикала. — Мы с Хоуп старательно делали их прошлым вечером. Она, как обычно, руководила процессом. По словам моей дочери, ты любишь практичность, — Свон посмотрела на букет. — А эти бумажные товарищи не завянут и их не нужно ставить в воду. — Удобно, — согласилась женщина. — Но меня больше интересует, как ты подговорила сотрудников «Зачарованного Леса», Эмма? — Мне не нужно было их подговаривать, — покачала головой журналистка. — Достаточно было рассказать Ингрид о своей задумке, она вызвалась помочь, а остальные твои миньоны были только рады поучаствовать. Ты действительно отличный руководитель, Реджина, раз тебя так все обожают. — Спасибо, — брюнетка была тронута этими словами. — Креативно получилось? — Конечно. — Я рада, — блондинка склонила голову на бок. — Я не знала, что подарить тебе. Ты можешь купить себе всё, что захочешь, поэтому… Я решила ограничиться эмоциями и приятными воспоминаниями. Я постараюсь сделать так, чтобы ты запомнила свой первый День Рождения со мной. — Но не последний, — закончила за Свон Миллс. — Теперь ты так просто от меня не избавишься, — Реджина была рада это слышать. — У тебя был шанс, Реджина, даже не один, но ты всё упустила. Поэтому ты обречена на мою компанию. — Ужас, — женщина улыбнулась. — И как мне её вынести? — Даже не знаю, — Эмма притворилась, что задумалась. — Может, с радостью? Брюнетка тихо рассмеялась, и глаза журналистки заиграли золотом от этого звука. — Стоит попробовать, — Миллс замолчала, опустив взгляд на руку блондинки, которая так и покоилась чуть ниже колена Реджины. Женщина понизила голос. — Почему ты пригласила Робина? — Что? — дёрнулась журналистка, мгновенно нахмурившись при упоминании друга брюнетки, словно у неё была на него аллергия. — Я же вижу, что Локсли тебе не нравится, — Миллс сосредоточенно изучала плавный изгиб запястья блондинки, чувствуя, как яркие глаза прожигают её насквозь. — И всё же ты его позвала на праздник. Ты единственная, кто подумал об этом, что смешнее всего. Почему, Свон? Эмма задумалась, покусывая нижнюю губу. Она, помедлив, коснулась второй рукой щеки Реджины, плавно убирая тёмные волосы женщине за ухо. Этот жест вынудил брюнетку поднять глаза на журналистку. Блондинка выглядела сосредоточенной и серьёзной, даже, когда её пальцы невзначай очертили контур челюсти брюнетки, заставив ту тихо выдохнуть. Свон была открытой и искренней, поэтому Миллс вслушивалась в каждое слово, сказанное негромким шёпотом. — Ты права, мне Робин не нравится, но это не значит, что он плохой человек. К тому же, Реджина, ты говорила, что он тебе дорог и важен, а в твой праздник ты должна находиться среди тех, кто о тебе искренне заботится, — Эмма коснулась золотой серёжки женщины, неосознанно играя с ней кончиками пальцев. — Твой друг заботится о тебе. Я не слепая: вижу, как он на тебя смотрит, и прекрасно понимаю, что он чувствует, — на этих словах сердце брюнетки взволнованно подпрыгнуло. — А ты… Ты так беззаботно улыбаешься рядом с Локсли, словно нет никаких проблем. Ты будто возвращаешься на несколько лет назад в ваши студенческие годы, когда не существовало ещё всех этих обязательств высшего общества, которым ты пытаешься соответствовать, забот родительского комитета и замужества, — журналистка сглотнула ком в горле. — Поэтому, можно сказать, что я пригласила Робина для тебя. Не важно, что я думаю на его счёт. Сегодня всё будет только для тебя, Миллс. И блондинка тоже? Она тоже будет только для неё сегодня? Реджине пришлось напомнить себе, как дышать. Слова Свон обтекали сознание, подобно мёду: сладкие, тягучие, мягкие и такие нужные. Женщина не могла оторвать взгляда от плавного изгиба тонких розовых губ, от немного приподнятых домиком бровей, и самых красивых глаз, которые брюнетке когда-либо видела. — Букет оставь здесь, нам он не пригодится, — Эмма нервно откашлялась под таким пристальным вниманием. — Туфли тоже. Журналистка уже собиралась подняться, но Миллс слишком быстро даже для себя самой схватила её за руку, вынуждая замереть на месте. Реджина не могла отпустить блондинку так просто, она хотела, чтобы Свон сейчас смотрела только на неё, нуждалась в том, чтобы ощущать её тепло, вдыхать её цитрусовый свежий аромат. — У меня тоже для тебя кое-что есть, Эмма, — женщина не узнала свой голос. Он был низким, глубоким, но в тоже время осторожным и мягким. — Сегодня тебя должны заваливать подарками, а не наоборот. — Это не совсем подарок. Брюнетка опустила сумочку на колени и осторожно достала из неё тот самый сборник рассказов, который до этого так бережно хранила на полке. Миллс без слов протянула увесистую книгу журналистке, и та приняла её двумя руками, глядя на потрёпанный корешок с удивлением и уважением. Блондинка на мгновение пересеклась взглядом с Реджиной, указательным пальцем проследив золотистые буквы с именем автора. — Твой отец, — Свон не спрашивала, но женщина всё равно кивнула. Эмма медленно открыла форзац, любуясь красивым узорчатым оформлением, а затем неторопливо и осторожно перелистнула на первую страницу. Брюнетка заметила лёгкую улыбку, мелькнувшую на губах журналистки, когда та почитала посвящение, которое Генри Старший посланием оставил для Миллс в своё время. — У вас похожий почерк, Реджина. — Я хочу, чтобы ты прочитала эти рассказы, — осмелилась пояснить женщина, проигнорировав слова блондинки. — Интересно узнать твоё мнение. — Почему? Я же не литературный критик или… — Потому что ты важный человек для меня, — прервала брюнетка. — Я практически никому не показывала эту книгу, за редким исключением. Этих людей можно пересчитать по пальцам одной руки. Это очень личное, но я просто хочу дать тебе эту книгу. Когда я держу сборник в руках, мне кажется, что он рядом, — Свон ласково улыбнулась на слова Миллс. — Отец был моим самым лучшим другом и защитником, не таким, как все. Он всегда знал, что со мной, всегда знал, где я нахожусь. Я понимаю, что ты никогда не знала его, Эмма, но… С помощью этого сборника я хотела бы познакомить вас друг с другом. Думаю, ты бы ему понравилась, Эмма. Потому что я чувствую себя надёжно рядом с тобой, как это раньше было с ним. Губы журналистки удивлённо разомкнулись, а зрачки расширились — взгляд бегал между глазами Реджины, словно проверяя, насколько точно она расслышала слова женщины. Брюнетка отдавала блондинке своё сокровище, стирая последние границы, в надежде, что Свон тоже сделает шаг навстречу. — Я буду бережно с ней обращаться, — пообещала Эмма, и Миллс поверила ей. Журналистка выудила из рюкзака пакет, аккуратно завернула в него книгу, чтобы ничем не поцарапать обложку, а затем весь свёрток вернула обратно в недра полупустого рюкзака. Проделывая все эти манипуляции, блондинка не смотрела на Реджину, но та видела, как покраснело от смущения лицо Свон, это произошло и с кончиками её ушей. Эмма поднялась в полный рост, в этот раз женщина не стала её останавливать, и протянула брюнетке ладонь. Миллс уверенно вложила в руку журналистки свою, и почувствовала, как блондинка осторожно потянула её на себя. Реджина, чтобы не усложнять задачу Свон, сама поспешила подняться, совершенно забыв об приоткрытой сумке на своих коленях, которая тут же упала на землю. Половина содержимого оказалось на асфальте: ключи от дома, чёрная записная книжка, помада и… Одна из тех книг, которые женщина заказала для «просвещения» после эротического сна, виновница которого сейчас стояла напротив, склонив голову на бок, с высоты своего роста рассматривая название на обложке. Брюнетка уже начала читать и осилила больше половины книги, испытывая не только литературный интерес. Сцены, описанные в ней, были достаточно познавательными, что Миллс было нужно (не только с физиологической точки зрения, но и с эмоциональной), красочными и подробными — они заставили Реджину почувствовать забытое напряжение внизу живота, особенно, когда та начинала проецировать их у себя в голове. Подсознание женщины настойчиво подрисовывало лицо Эммы одной из главных героинь, и брюнетка испытывала странное смущение, будто она изучает что-то запретное. Мозг Миллс определённо играет против неё. Сейчас Реджине оставалось уповать на то, что журналистка не была знакома с данным литературным произведением. Но, что если…? Кровь прилила к щекам, и женщина поспешила подобрать всё с земли, но и блондинка решила поддаться такому порыву, наклонившись почти одновременно с брюнеткой. Их лбы встретились на пол пути с глухим стуком, от которого у Миллс даже потемнело в глазах. Она сдавленно выдохнула, потирая ушибленное место, едва слышно чертыхнувшись. — Какая же твердолобая, Свон! — Чёрт! — рассмеялась Эмма, перехватывая руку Реджины. — Прости. Не планировала возвращать тебя с шишкой на лбу, — журналистка аккуратно убрала чёрные пряди со лба женщины, и брюнетка только сейчас осознала, насколько близко находятся их лица. Блондинка заботливо рассматривала почти пунцовое лицо Миллс на наличие увечий. — Сильно болит? Прохлада её пальцев сочеталась с теплом глубокого дыхания, отголоски которого женщина чувствовала на своём лице. До Свон тоже дошло в каком положении они сейчас находились, и её глаза упали на приоткрытые губы брюнетки. Миллс чувствовала себя подростком рядом с Эммой, таяла от каждого прикосновения и плавилась от случайной улыбки. Почему это невозможно контролировать? Всё, что связано с журналисткой не поддаётся контролю! — Нет, — Реджина совсем забыла про ноющий лоб. — Прости, — повторила блондинка, она часто заморгала, словно пытаясь опомнится, и одёрнула руку от лица женщины. — Я слишком неловкая. — Ничего, — брюнетка поджала губы. — Я привыкла. Свон вскинула брови, в её взгляде появилась насмешка. Она хихикнула, опустив глаза на руки Миллс, и прищурилась. Реджина проследила за ней взглядом и обнаружила, что сжимает в руках «Тонкую Работу» — её пальцы буквально впивались в мягкую обложку, даже костяшки побелели. Женщина схватила книгу первее Эммы, и даже не заметила этого. — Интересная у тебя литература, — со знанием дела протянула журналистка. — Я слышала о «Тонкой Работе», всё думала почитать, только времени не было, — блондинка ухмыльнулась, принимаясь собирать оставшиеся вещи. Сама непринуждённость. — Любопытно, почему ты мне её не рекомендуешь, Реджина? — Я не понимаю, что ты имеешь ввиду. — Ты мне советовала разные жанры, но не такие. Жаль. Мой интерес к литературе явно повысился бы, — Свон склонила голову на бок, протянув сумочку брюнетке. — Дашь почитать, как закончишь? Ни за что. Нет. Чтобы Эмма нашла ещё несколько поводов для своих шуточек? — Ладно, — выдавила Миллс, она разучилась отказывать журналистке. Реджина осторожно забрала из рук блондинки сумочку, а затем спрятала в неё книгу, сгорая со стыда. Ей не пристало смущаться чтения! Это всего лишь книга! Стопка пронумерованных страниц, скреплённых воедино под одной обложкой. Женщина не понимала, почему вдруг стала раздражаться с собственного поведения. Свон задумчиво наблюдала за торопливыми действиями брюнетки, оценивая их, но и не думая смутить её ещё больше какой-нибудь шутливой репликой. Наоборот, Миллс чувствовала, что Эмма достаточно серьёзна. — Тебе понравилось? — тихо спросила журналистка. — То, что ты прочитала? Реджина догадалась, какой подтекст скрыт под этим вопросом. Блондинка спрашивала не просто об отношении женщины к однополой любви, ей было важно знать, может ли сама брюнетка рассмотреть такой вариант отношений. Миллс встретилась взглядом со Свон. — Да, — Реджина запнулась. — Мне подходит.

***

Эмма провела женщину через парк к большому зданию, которое когда-то было жилым, но сейчас напоминало всеми позабытое обшарпанное строение. Поначалу брюнетка даже сомневалась, что это нужное место, тайно надеясь, что журналистка потерялась или неправильно построила маршрут в навигаторе, с которым постоянно сверялась. Однако блондинка, скрывая усмешку, которая намекала Миллс, что именно такой реакции Свон от неё ожидала, схватилась за ржавую ручку, приоткрыла скрипучую дверь, ведущую в тёмный коридор. — После вас, — огласила Эмма, наслаждаясь озадаченным состоянием Реджины. — Не бойся, там безопасно. Женщина с подозрением прищурилась, брезгливо окидывая взглядом обстановку. Кто в здравом уме войдёт в тёмный коридор здания, которое стоило бы отреставрировать лет десять назад? Брюнетка покосилась на ухмыляющуюся журналистку: блондинка была спокойной и даже расслабленной. Разве Миллс может чего-то бояться, когда Свон рядом с ней? Реджина тяжело вздохнула, но всё же первая переступила порог. Эмма последовала за ней, аккуратно притворив за собой дверь. Журналистка повела женщину по сомнительному маршруту: минуя несколько лестничных пролётов и виляя по безлюдным коридорам, эхо их шагов отражалось от тёмных стен и заглушало мысли в голове брюнетки. Блондинка привела Миллс в единственное освещённое помещение, где их встретили два молодых парня-студента в одинаковых чёрных футболках и штанах, что сложило им униформой. Эти парни широко и приветливо улыбались своим гостям и производили исключительно благоприятное впечатление. Реджина словно попала в параллельный мир стерильной чистоты из пыльного ада коридора. Это было что-то типа офиса, насколько женщина могла судить, который был обставлен даже слишком ярко для этого здания: нежно-розовые стены, фиолетовый совсем новый ковролин, высокие потолки с яркими лампами, удобные оранжевые диванчики, между которыми стояли стеклянные журнальные столики с большим набором брошюр и журналов, а также ресепшен, который был обклеен по краям жёлтыми неоновыми лентами. Странный выбор корпоративный цветов, хотя определённо привлекающий внимание. Свон выдали два больших бумажных пакета и пару свёртков с чем-то увесистым, но пока у брюнетки не было возможности узнать с чем именно. Эмма всячески отвлекала Миллс разговорами: расспрашивала, как раньше Реджина праздновала свои Дни Рождения с Нолан; рассказала, как чудом отговорила дочь презентовать женщине чёрного котёнка, что брюнетка оценила (она не была против домашних животных, но только, когда её сын немного подрастёт, чтобы быть в состоянии ухаживать за питомцем); интересовалась, каким Миллс видит «идеальный» праздник. И у журналистки успешно получилось справиться с задачей — Реджина даже сама не заметила, как оказалась в небольшой раздевалке, и блондинка неторопливо, но настойчиво снимала с её плеч пиджак. Свон с торжественным видом протянула женщине бумажный пакет, в котором брюнетка обнаружила крайне любопытный набор, состоящем из плотного фартука, пары резиновых перчаток, каски и пластиковые защитные очки. Миллс нахмурилась и медленно подняла взгляд на Эмму, которая в свою очередь принялась методично натягивать на себя аналогичный комплект. — Я боюсь спросить, зачем всё это? — Сюрприз. — Я ненавижу сюрпризы, — проворчала Реджина, принимаясь разбираться с фартуком. Журналистка весело усмехнулась и протянула женщине запасную резинку для волос, которой женщина послушно воспользовалась, соорудив небрежный хвостик. Блондинка продолжала улыбаться, наблюдая за брюнеткой, и вот на Миллс уже был надет фартук и перчатки. Реджина недовольно крутила в руках каску: её причёске придёт конец. — Тебе помочь? — У меня есть руки, Свон, — не глядя на Эмму, ответила женщина. — Справлюсь. Журналистка послушно поджала губы, завершая свой образ защитными очками. Блондинка решила лишний раз не раздражать брюнетку. — Что пацан подарил тебе? — спросила Свон, явно намереваясь своей беседой немного расслабить Миллс. Реджина осторожно короновала свою голову каской, бегло посмотрев на Эмму. Журналистка выглядела забавно в этом фартуке и перчатках, чем-то напоминая женщине дезинсектора. Брюнетка ухмыльнулась от этой ассоциации. — Он написал мне рассказ, — когда Миллс говорила о сыне — всё внутри неё теплело и расцветало. — Даже сказку, про меня. Оформил всё в виде небольшой книжечки, — Реджина руками изобразила открытую книгу. — Он потратил на неё достаточно много цветной бумаги и картона, остатки которого я потом находила по всей его комнате, — женщина широко улыбнулась. — Но вышло просто великолепно. Он даже иллюстрации добавил, довольно детальные. — Генри здорово рисует, — похвалила блондинка со всей теплотой, которую питала к мальчику. Брюнетка знала, как Свон относится к Генри, и прекрасно понимала это чувство: подобное она сама испытывала к Хоуп. На лице Эммы отразился искренний восторг, и Миллс его разделяла. Получив подарок сына, Реджина едва сдержала слёзы, настолько поступок мальчика тронул её. — Ты её уже прочитала? — Не успела, — покачала головой женщина. — Генри попросил сделать это после праздника. — Кажется, пацан уже определился с профессией, — протянула журналистка. — Я верю, что у него всё получится. Он очень талантлив. — Спасибо, — брюнетка оглянулась на зеркало, висящее на стене позади. — Я выгляжу, как посмешище. — Не правда, — закатила глаза блондинка. — Просто твой образ не закончен. Вот, — Свон протянула Миллс один свёрток. — Последний штрих. Реджина взвесила в руке таинственный предмет, нащупав через плотную ткань чехла характерную рукоять. Женщина сразу догадалась, что держит в руке, но всё равно аккуратно выудила деревянную бейсбольную биту. Брюнетка не была знатоком спорта, но точно знала, что Эмма не в бейсбол предлагала поиграть в этой странной одежде. — А твой друг? — вдруг спросила журналистка, избавив от чехла свою биту. — Что подарил тебе Локсли? — Букет цветов и браслет, — небрежно обронила Миллс. — Почему ты спрашиваешь? — Любопытно, — блондинка пыталась найти удобное расположение для ладоней на рукоятке своего орудия. — Я правда не знала, что он будет в издательстве, когда я приду, — Свон, рассуждая, двинулась в сторону противоположной от входа двери. — Нам сюда. — Как Робин и сказал ранее, он хотел поздравить меня лично, — Реджина пошла следом за Эммой. — А ещё извиниться за то, что пропустит праздник. — Какой учтивый, — пробормотала журналистка и взялась за ручку двери. — Вот уж сюрприз. — Но это не всё, — женщина впилась взглядом в лицо блондинки. — Он пригласил меня на свидание. Хотел поужинать со мной, когда вернётся. Интересно было услышать признание от близкого друга. Я этого не ожидала, если честно. Спина Свон напряглась, а плечи немного приподнялись. Она резко оглянулась на брюнетку, отчаянно силясь улыбаться, но лицо Эммы сейчас скорее напоминало гримасу. Глупая. Миллс уже узнавала искренние эмоции журналистки, быстро отметая те, которые блондинка старалась выдать за настоящие. Свон пыталась быть честной с Реджиной, это правда, но иногда она допускала погрешности в своём обещании, когда речь заходила о Локсли. Резиновые перчатки жалобно заскрипели, когда Эмма сильнее сжала ручку двери, напоминая себе о том, что стоит открыть дверь. Журналистка медленно потянула дверь на себя, но продолжала смотреть в глаза женщине, словно напоминая себе о чём-то. — Вот как, — блондинка сжала челюсти, медленно выдохнув через нос. — Робин довольно привлекательный мужчина, наверное, твоего социального уровня, обеспеченный, добрый. Да и тебе с ним комфортно, твой друг кажется почти идеальным. — Да, так и есть, — брюнетка подошла к дверному проёму, вынуждая Свон шире открыть дверь. Эмма отказывалась шевелиться, даже дышать. Она была натянута, как струна, и бездвижна, как статуя. Только зелёные глаза охотились за взглядом Миллс. — Локсли очень хороший во всех смыслах. — Тебе такие нравятся? — лицо журналистки не выражало никаких эмоций, но взгляд горел опасным огнём. Любопытно. Реджина почувствовала азарт, откровенно провоцируя блондинку. — А это важно? — женщина остановилась прямо напротив Свон, глядя на неё снизу-вверх. — Звучит так, будто ты ревнуешь, Эмма. Журналистка промолчала, вздрогнув от слов брюнетки, но стойко поддерживала с ней зрительный контакт. Упрямство этой блондинки — нечто невообразимое и прекрасное, то, что Миллс не могла постичь. Реджина хотела, чтобы Свон сказала это вслух, чтобы она признала, что ей не нравится Робин именно по этой банальной причине — из-за ревности. Женщина хотела, чтобы Эмма доказала ей, что брюнетка не ошибается. — И что же ты ответила своему другу? — хрипло выдохнула журналистка, намеренно подчеркнув интонацией последнее слово. Она тяжело дышала, возвышаясь над Миллс, но при этом представ в её глазах такой хрупкой и маленькой… — Я ему отказала, Эмма, — просто ответила Реджина и улыбнулась, когда блондинка с облегчением выдохнула, сильно зажмурившись — словно с её плеч свалился тяжёлый груз. — Я хочу, чтобы ты это знала. Я не испытываю к Локсли таких чувств, о которых тебе стоит волноваться. Свон удивлённо приоткрыла рот и растерянно заморгала, пытаясь догадаться, что женщина подразумевала под своими словами. Брюнетка поджала губы, пряча улыбку, и вышла за дверь, оставив Эмму наедине со своими мыслями и, как Миллс надеялась, чувствами. За дверью Реджина увидела комнату среднего размера, стены которой были окрашены в пастельно-зелёный цвет, а на полу было постелено синее полотно. Тут было полно мебели: столы, стулья, комод, сервант и прочее — и на всём это стояли пирамиды из посуды, вазы, несколько комплектов чайного сервиза, стеклянные бутылки, старый телевизор-коробка, подобный которым женщина видела около двадцати лет назад — настоящий раритет. Брюнетку кольнула догадка. Она опустила взгляд на биту в руке, и поняла, что от неё требовалось. — Это «Комната Гнева», — журналистка, наконец, вернула себе дар речи и самообладание. Она стояла за спиной Миллс настолько близко, что та чувствовала дыхание блондинки на своей шее. — Думаю, название тебе уже всё объяснило. Реджина повернула голову в сторону Свон, но не обернулась. На её губах играла задиристая ухмылка. — Ты решила, что мне нужно выпустить пар? — хмыкнула женщина, продолжая сканировать взглядом комнату. — Ты всё держишь в себе, Реджина, — голос Эммы стал мягче, и брюнетка догадалась, что та улыбается. — До этого ты «выпускала пар» только на мне, но я, думаю, нашла достойную альтернативу. — Не было такого. — В кабинете Голда было, — ухмыльнулась журналистка. — Ты почти кричала. Миллс открыла рот, чтобы повторить своё заверение, но затем поспешно его закрыла, клацнув зубами. Блондинка была права, в тот день Реджина не смогла сдержать своей ярости, она до сих пор чувствовала вину за всё, что высказала в адрес Свон, глядя той прямо в глаза. Женщина усмехнулась. Забавно. Тогда брюнетка считала Эмму самым несносным человеком из ныне живущих, мечтала избавиться от неё и никогда больше не видеть, но сейчас… Сейчас она испытывала самые нежные чувства, на которые только было способно её чёрствое сердце. Именно блондинка напомнила Миллс, что оно у неё было. — Но это не всё, — Свон осторожно обошла Реджину и двинулась к заготовленным стеклянным предметам. — Закрой глаза. Женщина вскинула брови, словно спрашивая, насколько Эмма серьёзна сейчас. Журналистка очаровательно улыбнулась, отложила биту в сторону и скрестила руки в ожидании, намекая, что брюнетке придётся уступить. Миллс закатила глаза и усмехнулась, но послушалась. Она слышала, как блондинка перемещается по комнате, чем-то шурша, слышала звук скотча и лёгкий звон стекла. Реджине было любопытно, но она не могла признаться Свон в этом, поэтому терпеливо продолжала стоять с сомкнутыми веками, пока не почувствовала аромат цитруса, который вторгся в её пространство. — Готово. Женщина неспеша открыла глаза, её рот сам по себе открылся в удивлённом вздохе. На стенах, подобно мишеням, висели разнообразные картинки, которые по началу даже показались брюнетке не связанными между собой по смыслу. Аналогичные снимки были приклеены к вазам и бутылкам, даже на экране телевизора Эмма разместила фото маркетинговой фирмы… Грэма? На остальных снимках были изображены: дорогой автомобиль, кадр из какой-то спортивной игры, чья-то голова с кучерявыми каштановыми волосами, даже флакон того ядерного одеколона, которым пользовался мужчина и многое другое… Каждая картинка — как кусочек пазла, составляла собой образ шатена. — Я изначально хотела просто распечатать лицо Хамберта, но посчитала, что это будет… Немного слишком, и ты подобное не оценишь. Поэтому я собрала своеобразный набор ассоциаций с Грэмом в одной комнате, — журналистка говорила осторожно, словно прощупывала почву. — Сегодня ты можешь уничтожить всё, что он из себя представляет, — блондинка посмотрела на фотографию дорогого смокинга в своей руке, пока во второй руке держала небольшое фарфоровое блюдце. — Твой недо-муж заслуживает небольшой взбучки, что скажешь? Проблема была в том, что брюнетка не знала, что сказать. Она просто стояла и смотрела на Свон, будучи абсолютно сражённой её предложением. Миллс и представить себе не могла, что Эмма придумает нечто подобное. В груди Реджины поднялась волна тепла, которая сменилась взрывом волнения из смеси самых разных чувств: смущение, лёгкий оттенок страха, сомнение, любопытство, адреналин… — Я знаю, что ты фанат контроля, — глаза журналистки улыбались. — Но сегодня я попрошу тебя окунуться в хаос и разнести здесь всё, что ты видишь. — Я не могу. — Можешь! Смотри, — заверила блондинка и посмотрела на снимок. — Твои галстуки полное дерьмо, — Свон выкрикнула со всей искренностью. — Пафосное посмешище! Женщина нервно рассмеялась, невольно сжимая рукоятку биты. Она восхищённо смотрела на Эмму и гадала, что вообще творится в её голове? Журналистка была такой искренней, удивительной и яркой, такой собой. — Будет больший эффект, если при этом ты разобьёшь что-нибудь, — брюнетка поразилась, как сильно контрастировал мягкий тон блондинки с криком полного негодования, когда та обращалась к Хамберту. — Попробуй. Как ты относишься к золотым Ролексам своего супруга, которые на солнце ослепительно блестят? — Свон… — Миллс, неужели ты отступаешь? — поддела Эмма. — Реджина, которую я знаю, не сдаётся. Давай. Женщина приняла фотографию мужского запястья с часами из рук журналистки, изучая кадр на глянцевой печати. Это был скриншот, вырезанный буквально с фотографии шатена. Брюнетка, кажется, узнала оригинальный снимок, на котором Хамберт улыбался, пожимая руку какому-то инвестору. — Мудак, — выдохнула брюнетка и вздрогнула от неожиданности, когда блондинка со всего размаху бросила блюдце в пол, разбивая на мелкие кусочки. Взрыв фарфора заставил Миллс задрожать, пуская странный прилив силы по всему телу. Яростные слова, подкреплённые действиями и физическими ощущениями, на мгновение вызвали улыбку у Реджины. Свон улыбалась. Она только что продемонстрировала женщине, насколько приятно бывает не только строить, но и разрушать, и у брюнетки закололи кончики пальцев от желания попробовать. — Выскажись, — подливала масло в огонь Эмма. Миллс сжала в пальцах фотографию мужского запястья, чувствуя, как учащается дыхание, как у пловца, готового нырнуть в воду с высокой вышки. Лёгкие набирали всё больше воздуха, упираясь в рёбра, а затем резко сдувались на выдохе. — Для тебя всегда самым главным была репутация, — Реджина резко разорвала снимок пополам. — Настолько, что пытался заставить меня взять свою фамилию, чтобы подчеркнуть собственную важность. Хотя ты был прекрасно осведомлён о последней воле моего отца, — она снова принялась разрывать фотографию на мелкие кусочки. Журналистка была права, это приятно. — Ты столько раз упрекал меня в том, что я осталась при своей! Ошмётки фотографии, как конфетти, посыпались из ладоней женщины прямо на пол, вырисовывая в воздухе игривые маршруты. Брюнетка подняла взгляд на блондинку и рассмеялась, почувствовав облегчение. Она столько раз пыталась поговорить с Грэмом, чтобы мирно донести до него свою потребность в независимости, но муж никогда её не слушал. Он сдался, позволив мальчику взять фамилию Миллс, но всё преподнёс так, словно делал женщине одолжение, и той придётся с ним расплатиться. Свон взяла с ближайшего стола пустую бутылку из-под вина и передала её Реджине, намеренно соприкасаясь с её пальцами. Руки женщины дрожали от переизбытка эмоций. Эмма и для себя взяла снаряд в виде бокала на длинной тонкой ножке, она с усмешкой взвесила его в ладони. — Научись держать себя в руках, скотина! — выкрикнула журналистка, запустив бокал через всю комнату. Снаряд врезался в ножку стола и разлетелся на кусочки живым звоном. Брюнетка взялась за горлышко бутылки, уверенно и крепко сжимая его в перчатках. Её глаза сияли сильными эмоциями, которые трудно было облачить в слова. — Вечно строишь козни против меня при помощи Коры! Хватит приплетать мою мать, — Миллс со всей силой ударила бутылкой по комоду. — Лицемерный паразит! Научись сам справляться с нашими проблемами. У тебя нет надо мной власти! Блондинка одобрительно присвистнула, зааплодировав. Её весёлый смех послужил Реджине наградой за смелость. Трудно было представить, что муж сделал бы с женщиной, услышав такие слова в свой адрес. Да пошёл он к чёрту! Свон взяла брюнетку за руку и потянула вглубь комнаты, остановившись напротив продолговатого столика, на котором стояли рюмки, стаканы и кружки. Напротив столика на стене висели фотографии ассоциирующиеся с внешним видом супруга Миллс. Эмма попросила Реджину на время отложить биту и после того, как та послушно выполнила просьбу, дальше ничего не стала объяснять, подхватив первый стакан и кинув в ближайшую фотографию, на которой была изображена кудрявая шевелюра. — Ты конченый придурок! — журналистка подхватила второй стакан. — И причёска твоя далеко не такая идеальная, козёл! — блондинка снова запустила свой снаряд в стену. Женщина не сдержала смеха. Свон была невероятной! Она каждый день своими словами, поступками и искренними чувствами снимала с брюнетки проклятье, навеянное шатеном. Миллс никогда не сможет по достоинству подобрать слова, чтобы отблагодарить Эмму. Реджина сгребла в охапку с десяток рюмок и принялась одну за одной запускать в картинки автомобиля мужчины, спортивного инвентаря, широкой насмешливой улыбки, тоже вырезанной из фотографии шатена, наслаждаясь звуком лопающегося стекла. Не все броски женщины были точными, но каждый из них был опасно хлёстким. — Это тебе за то, что ты покусился на издательство! — в перерывах между бросками рычала брюнетка. — «Зачарованный Лес» никогда не станет твоим, ты не сможешь получить и частичку того, что завещал мне отец! Миллс всё говорила и говорила, даже не заметив сразу, что журналистка просто стоит и наблюдает, любуясь разбушевавшейся фурией перед собой. А Реджина не могла замолчать, она бросалась проклятьями «в лицо» Хамберта, которые доносились ему ударами стекла. Женщина вспоминала всё, каждую затаённую обиду, пренебрежение, грубое слово, каждую угрозу… Высказывая всё это, брюнетка осознала, что никогда не была счастлива с Грэмом. И хуже всего, муж заставил Миллс поверить, что так и должно быть. Неужели Реджина никогда не знала любви в самом чистом её проявлении? Женщина была обманута своим супругом. Она верила в его чувства, верила в ухаживания, верила в обещания светлого будущего, которые на деле оказались непроглядной тьмой. Брюнетка замкнулась в себе, возвела неприступные стены, отгородившись не только от боли, но и от всего вокруг из опасения, что кто-нибудь другой поступит с её сердцем так же, как этот мужчина. Заперев своё сердце на замок, Миллс забыла, что оно есть, забыла, что может питать нежные чувства к кому-то ещё, кроме своего сына и близкой подруги, забыла, что кто-то другой мог быть искренен, желая Реджине добра. Она никогда не простит себе этого. Не простит, что прогнулась под влиянием шатена, даже не заметив этого. Не простит, что перестала быть той версией себя, которую всегда видел в женщине её отец. Брюнетка не успокоилась, пока стол не опустел, а у стены не образовались дюны из стекла. Хамберт больше не казался Миллс непобедимым: снимки потрепались, на них были видны вмятины, мелкие осколки даже разрезали их края… Реджина тяжело дышала, жадно глядя на следующий стол с предметами поувесистее и побольше. — Давай попробуем биту, — предложила блондинка, отходя к креслу и подбирая с него ранее оставленное орудие. — В этом нет ничего сложного даже, если ты сегодня впервые взяла её в руки. Свон подошла к первой вазе со следующим снимком «идеальной семьи», вырезанным из какого-то глянцевого журнала. Эмма холодно улыбнулась, словно действительно видела Грэма перед собой во плоти, а не наклеенным образом на стеклянной вазе. Журналистка встала в позу, широко расставив ноги, и приготовилась нанести рубящий удар сверху — блондинка была похожа на воительницу из любимой серии книг сына женщины. — Ты просто отвратительный отец! Я столько раз хотела вырвать тебе язык за каждое оскорбительное слово, которые ты высказал в адрес мальчика, — процедила Свон, и брюнетка поразилась той серьёзности, что звучала в голосе Эммы. — Генри — прекрасный ребёнок, и это настоящая магия, что он вырос таким хорошим, несмотря на своего папу! Какое счастье, что ему от тебя достались только внешние черты, потому что я знаю, что пацан никогда не вырастет похожим на тебя, — журналистка обрушила на вазу сокрушительный удар. — И мне жаль, что ему достался такой хреновый папаша! Бита разнесла «счастливую семью», навязанную мужем Миллс, на несколько частей, и блондинка нанесла ещё пару ударов, чтобы превратить крупные осколки в мелкую пыль. Реджина смотрела на Свон, почти не дыша. Эмма казалось ей такой красивой сейчас. Оказывается, в журналистке скрывается столько силы и мощи, столько опасных порывов, но она никогда не проявляла их прежде, никогда даже не пыталась этого сделать, чтобы запугать женщину. И в этом было ещё одно отличие блондинки от супруга, с которым брюнетка связала свою жизнь. Свон ни за что не навредит ей. Миллс подошла к тяжело дышащей Эмме, выбрав для себя следующую вазу. Журналистка встретилась с Реджиной взглядом, подарив обезоруживающую весёлую улыбку. Её нежные глаза ласкали лицо женщины своим вниманием. В них скрывалось столько чувств! Как блондинка до сих пор не сорвалась и не выдала себя? — Покажи мне, как нужно бить, — попросила брюнетка. Свон кивнула, тут же отложив биту и пристраиваясь за спиной Миллс. Эмма носком кеда подтолкнула ногу Реджины в бок, молча подсказывая той правильную позицию для ног. При этом руки журналистки опустились на талию женщины, уверенно и спокойно придерживая её на небольшом расстоянии от себя. Брюнетка чувствовала спиной тепло тела блондинки, её дыхание щекотало шею — мурашки пробежали по спине, Миллс закусила губу. — Вот так, — шепнула Свон. Её руки скользнули вверх по спине Реджины на напряжённые плечи, большие пальцы ласково погладили кожу через слои ткани, разминая и успокаивая, словно прося довериться. В горле женщины пересохло, но она сделала едва заметный шаг назад, погружаясь в свои чувства. Эмма тихо выдохнула на ухо брюнетки, когда та прижалась спиной к её груди, сердце обеих сбилось со своего ритма. Прикосновения журналистки усилились, и она с небольшим давлением провела ладонями по предплечьям Миллс, погружая её в эти особенные объятия. Реджине казалось, что она спиной ощущает силу ударов сердца блондинки. Свон накрыла ладонями запястья женщины, напоминая, что брюнетка всё ещё цепляется за биту, как за последнее на этой Земле, что связывает её с реальностью. — Выскажись, — шепнул мягкий голос Эммы, призраком скользнувший по щеке Миллс. Реджина постаралась сфокусировать взгляд на снимке мужчины, любующимся собой в зеркале. Женщина не знала модель на кадре, она видела перед собой шатена. Однако, сейчас ей не было до него никакого дела, Хамберт был для неё чужим человеком и скоро станет её прошлым. Как брюнетка может думать о ком-то ещё, когда ощущает журналистку каждой клеточкой своего тела? И всё же, блондинка хотела, чтобы Миллс высказалась, и Реджина сама чувствовала себя лучше, когда выплёскивала весь тот яд, что травил её годами изнутри. Женщина усилила хватку и кивнула, показывая Свон, что готова. Она вспомнила, что Эмма до этого говорила о сыне, вспомнила, что испытала, услышав, что у мальчика есть ещё один надёжный защитник, о котором брюнетка никогда не просила. Сердце сжалось до боли. — Я не позволю тебе забрать у меня мальчика, Грэм, — выдохнула Миллс самый главный свой страх. — Я всегда буду рядом с ним, ни смотря ни на что. Даже, если ты настроишь его против меня, даже, если Генри в один день встанет на твою сторону, я буду всегда рядом с ним. Я никогда не отвернусь от него и никогда не отпущу, — голос Реджины дрогнул, когда журналистка помогла занести биту над головой, а затем осторожно отстранилась, чтобы не мешать и не попасть под удар. Прерванный контакт будто бы отрезвил женщину. Она смотрела на «своего мужа» и видела в нём лишь врага. — Я уничтожу тебя не раздумывая, если сын пострадает по твоей вине. Сотру в порошок любое упоминание о тебе, даже, если мне придётся лишиться всего. Мой мальчик навсегда останется для меня на первом месте! Брюнетка, поддавшись порыву, стремительно рубанула битой по вазе, справившись со своей задачей даже успешнее, чем до этого продемонстрировала блондинка. Миллс, тяжело дыша, оглянулась на Свон, опасаясь, что сболтнула лишнего, но встретила лишь полный понимания взгляд. Конечно. Эмма тоже была матерью, готовой на всё ради своего ребёнка, что уже много раз продемонстрировала. Она никогда не обвинит Реджину в том, что та попытается сделать тоже самое. Женщина не сомневалась, что журналистка окажется первой, кто поддержит её. — Ты отвратителен! — поддержала блондинка брюнетку весёлым смехом. Она одним точным движением, словно профессиональный бейсболист, снесла стеклянную фигурку с комода, которая разбилась на тысячи мелких кусочков, упав на пол. — Дерьмовый супруг, который пытается самоутвердиться за счёт насилия над своей женой! Ты никогда не заслуживал её, — Свон эмоционально пнула осколки. — Реджина лучшее, что было в твоей жизни, а ты всё похерил, придурок! Миллс рассмеялась, смотря на Эмму. Журналистка застыла, глядя на Реджину в ответ — зелёные глаза впитывали каждый нюанс, играющий на лице женщины. Брюнетка почувствовала слёзы в уголках глаз, но совсем не от горя. Эмоции были настолько сильными, что с ними просто невозможно было справиться. Тьма отступала из сознания Миллс, потому что блондинка вселяла в неё силу и уверенность в себе. Реджина хотела увидеть себя её глазами, хотела понять, почему Свон так цепляется за неё, что она в ней нашла? Брюнетку привлёк внутренний мир Эммы. Журналистка была первой и единственной женщиной, которую Миллс захотела, но не в сексуальном плане. Она захотела всю блондинку целиком, с её прошлым, с её шутками, с титаническим упрямством, с её клинической непунктуальностью и просторечием. Именно это было первым, что Реджина увидела в Свон, а уже потом её взгляд начал цепляться за стройную и подтянутую фигуру, её длинные ноги и гибкое тело. Эмма влияла на женщину, заставляла узнавать что-то новое, бросала ей вызов каждой несносной улыбкой. Журналистка стала первой, кто, увидев все шрамы на душе брюнетки, не испугалась и не пошла на попятную, вместо этого аккуратно изучив глубокие раны, постепенно исцеляя их. С ней Миллс больше ничего не искала. Реджина стремительно подошла к телевизору, сильно замахнувшись, и вонзила наконечник биты в старый экран звонким ударом. Она смотрела на главное здание маркетинговой фирмы мужчины на картинке, которой он так дорожил. Женщина никогда не испытывала ничего и близкого похожего на эти чувства, даже когда считала, что влюблена в шатена. Она не была знакома с любовью, но очень сильно её жаждала. — И последнее, — выкрикнула брюнетка в помятое изображение. — Я ненавижу тебя за то, что ты заставил меня почувствовать себя слабой. За то, что вместо обещанного спасения, ты превратил меня в монстра в моей же собственной голове! Я не чудовище, никогда им не была на самом деле. Я заслуживаю большего. Я хочу быть счастливой! Удары отдавались лёгкой вибрацией в ладонях Миллс, но она продолжала разносить предмет беспощадными ударами. Она била снова и снова, наблюдая, как вместе с осколками, кирпичик за кирпичиком падают остатки оборонительных стен Реджины. Сегодня женщина сама решила снести их до основания.

***

В машине они ехали молча, брюнетка позволила блондинке снова сесть за руль, получив лучезарный блеск зелёных глаз в награду. На устах обеих танцевали лёгкие улыбки, рука Миллс лежала в ладони Свон, а пальцы были сплетены в таком привычном для обеих жесте. Реджина больше не волновалась о растрёпанных волосах и помятой одежде, позабыла о неловком признании Робина, она не думала о том, что будет завтра. Выпустив пар, женщина словно обрела второе дыхание. В этот короткий момент она была счастлива. Брюнетка изучала профиль Эммы, наблюдая за её плавным вождением, и журналистка определённо чувствовала на себе взгляд Миллс (та и не пыталась его спрятать). Блондинка сквозь широкую улыбку пожёвывала нижнюю губу, пытаясь смотреть строго на дорогу, но всё равно сдалась и подмигнула Реджине, несильно сжав её ладонь всего на секунду. Ненавязчиво, легко, тепло и просто… Женщина чувствовала себя собой, не владелицей «Зачарованного Леса» и не Злой Королевой. Большего ей было и не нужно. Она знала, чего хотела. И в этот день она решила попробовать получить свой главный подарок. — Останови машину здесь, Эмма. — Но мы ещё не доехали, — растеряно отозвалась Свон, но послушно сбавила скорость. — Осталось всего минут пять. — Хочу пройтись. О машине не беспокойся, — брюнетка улыбнулась. — К тому же, Кэт просила задержать меня, помнишь? Эмма опустила взгляд на губы Миллс, скопировав их изгиб. Выразительный шторм в изумрудных глазах сказал Реджине всё, что ей было нужно. Журналистка нехотя отпустила руку женщины, сворачивая на свободное вдоль дороги парковочное место. Брюнетка отстегнула ремень безопасности и первая вышла из машины, подхватив с собой букет бумажных цветов и сумочку. Блондинка тоже накинула на плечи рюкзак, аккуратно прикрыв водительскую дверцу, несколько раз глубоко вздохнув, пытаясь унять волнение. Она бегом обогнула машину и протянула Миллс ключ, который та забрала, намеренно задержав пальцы на ладони Свон. Реджина чувствовала себя на удивление спокойно, потому что была уверенна в Эмме. — Ты обещала сегодня быть в моём распоряжении, верно? — спросила женщина с оттенком кокетливости, чему сама удивилась. — Да. — Тогда давай неторопливо пройдёмся, — брюнетка взглядом указала на аллею, вдоль улицы, ведущую прямо к дому. — Сегодня чудесная погода. Журналистка недоверчиво посмотрела на хмурое небо, но всё равно кивнула. Конечно, она не откажет. Миллс, не выпуская ладонь блондинки из руки, потянула её за собой, ожидая, пока та подстроиться под её шаг. Свон следовала рядом с Реджиной, настолько близко, что их плечи и локти постоянно соприкасались. Она не предпринимала никаких попыток ещё больше сблизиться с женщиной, уважая её личное пространство. — Спасибо, Эмма, — искренне улыбнулась брюнетка. — За сегодня. Я получила искреннее удовольствие, разгромив всю комнату. Хаос может быть прекрасным. — Ого, — журналистка рассмеялась. — Хоуп не поверит мне, если я передам ей твои слова. Миллс вторила её смеху, который окончательно сразил её. Такая искренняя и беззаботная улыбка была блондинке к лицу. У Реджины всё затрепетало в груди, крылья бабочек легко щекотали сердце и лёгкие. — У меня есть к тебе три вопроса, Свон, — женщина старалась звучать непринуждённо. — И я рассчитываю, что ты на них ответишь взвешенно и честно. — Ладно, — осторожно протянула Эмма, ухмыльнувшись. — Спрашивай. — Ты больше не думаешь о том, чтобы уехать из города? — брюнетка махнула свободной рукой. — И начать жизнь с чистого листа где-нибудь ещё? — Жизнь непредсказуема, — журналистка косо посмотрела на Миллс. — Но нет, во всяком случае в обозримом будущем. Переезды — это весело, но Хоуп заслуживает найти себе «дом». Она быстро находит себе друзей, но она никогда раньше так не привязывалась к кому-то, как к вам с Генри. Мне кажется, что в Сан-Франциско она обрела то, что искала. — Не жалеешь, что приехала сюда? — Реджину ответ не устроил. Блондинка всегда прикрывалась дочерью в таких вопросах. — Лично ты? Свон немного помолчала, взвешивая свои чувства и мысли. Она сглотнула ком в горле прежде, чем ответить. — Не жалею, — Эмма смущённо улыбнулась. — Я бы ничего не стала менять. Даже наши препирательства в самом начале мне нравились. Сомневаюсь, что ты бы обратила на меня внимание, если бы я была такой послушной, как ты от меня ожидала, — журналистка весело подмигнула женщине. — Так что всё осталось бы без изменений, за исключением пары статей, конечно. — Да уж, пожалуй, я обязана знакомством с тобой жадности Голда, — ухмыльнулась брюнетка. Если бы блондинка не наткнулась тогда на Руперта, Миллс ведь действительно никогда не узнала бы её так, как сейчас. Реджину пробили мурашки. Она уже не представляла свою жизнь без участия в ней Свон, она привыкла к их ежедневному общению, к комфортному теплу от разговоров, к непроизвольным улыбкам при мысли об Эмме. Женщина поразилась собственному заключению: она была благодарна журналистке за тот шантаж, который привёл её девочку в Сторибрук. Брюнетка замедлила шаг. — Второй вопрос. Ты ревновала меня к Локсли, Эмма? — Что? — блондинка, не ожидая такой прямоты, споткнулась о собственную ногу, но Миллс придержала её за локоть, потешаясь с беспомощной растерянности на пунцовом лице. — Ты не можешь не ответить, — напомнила Реджина. — Ты ревновала меня к Робину: да или нет? Свон совсем не дышала, немного испуганно глядя в глаза женщине. Брюнетка видела внутреннюю борьбу Эммы: отчаянное обещание говорить правду конфликтовало со страхом всё испортить в День Рождения Миллс. Реджина не хотела, чтобы журналистка боялась, больше нет. Блондинка прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться на том, чтобы успокоить сердцебиение, которое женщина чувствовала ладонью на запястье Свон, поскольку до сих пор уверенно держала её, не давая отстраниться или сбежать. Но даже попытки выровнять дыхание были тщетными. — Да, — тихий ответ Эммы едва коснулся воздуха между ними. Лёгкие брюнетки сжались от… Радости? — Прости. Это ужасно неправильно с моей стороны, я знаю. Эти эгоистичные чувства захлёстывают разум, каждый раз, и я не могу контролировать их. У меня нет прав на это… — Есть, — Миллс смело посмотрела журналистке в глаза, увидев в них своё отражение. Каждый раз, когда Реджина смотрела в эти зелёные, окроплённые золотом, омуты, она видела в них только себя. Блондинка всегда смотрела только на неё. — У тебя есть все права, Эмма. Женщине было плевать, что через дорогу от них люди устраивали барбекю и кто-то мог их увидеть с улицы — с соседями она никогда не общалась, даже не знала их имён. Брюнетка сейчас хотела только одного — подчинить губы Свон себе, овладеть ими, заклеймить, показать, что Эмма может довериться. Миллс изнывала от желания подарить журналистке то же чувство безопасности, которое испытывала сама рядом с ней. Реджина потянула остолбеневшую блондинку на себя за запястье, вынуждая ту наклониться с удивлённым вздохом, и сама задрожала от этого тихого звука. Короткий вдох и тихий выдох — всё, что было нужно, чтобы свести женщину с ума. Она расположила ладонь свободной руки на плавном изгибе шеи Свон там, где начинался воротник рубашки, кончиками пальцев ласково поглаживая короткие волоски на затылке. Брюнетка хотела ощущать жар дыхания Эммы на своём лице, мягкость кожи под пальцами, и стук сердца через разгорячённую кожу. Миллс улыбнулась — оно билось как сумасшедшее. Или это было её собственное? Реджина почувствовала, как мурашки побежали по коже от прикосновения к губам журналистки, ощутив покалывание в тех местах, где кожа прикасалась к коже. Поцелуй был таким лёгким, осторожным, изучающим, но даже он заставил весь мир вокруг женщины испариться, сделав окружающую действительность жалкой и незначительной. Вот таким должен был быть её первый поцелуй, такие эмоции должны были вспыхнуть в её сознании, а не простое любопытство и потребность следовать логичному маршруту развития отношений. Сердце усердно качало кровь, которая по температуре напоминала брюнетке кипяток, а лёгкие болезненно сжимались в сладкой истоме. Блондинка ответила мгновенно, но не стремилась перехватить на себя инициативу, принимая ровно столько, сколько Миллс ей давала. Удивительная податливость от такой своенравной Эммы лишь распаляла желание Реджины узнать, какой ещё может быть журналистка. Женщина сделала ещё один шаг, сокращая оставшееся расстояние между ними. Целуя блондинку, она изучала собственную реакцию и чувства, которые не поддавались описанию. Губы Свон были слаще шоколада, мягче зефира, нежнее пера. Эмма отзывалась на каждый неторопливый и почти ленивый поцелуй, шумно втягивая воздух через нос, едва ощутимо дрожа от того, как нежно брюнетка перебирала пальцами волосы на затылке. Миллс глубоко вдыхала аромат парфюма журналистки, который с недавнего времени стал её любимым запахом. Однако Реджина знала, что блондинка боится и поэтому почти ничего не делает, растерянно отвечая на ласки женщины. Брюнетка испытала прилив злости на себя саму: она заставила Свон сомневаться в искренности поцелуя, к которому сама Миллс так долго шла? Иначе как объяснить неподвижность Эммы и напряжение, сковывающее её тело? — Реджина… — судорожно выдохнула журналистка, её руки отчаянно вцепились в ткань пиджака женщины. — Если ты скажешь, что это ошибка, я тебе не поверю. Не после такого. — Заткнись, — брюнетка с трудом слышала себя за глухим стуком сердца. — И поцелуй меня. Блондинка, как зачарованная, смотрела в потемневшие глаза Миллс, пока та во всю любовалась ярким взглядом Свон. Реджина заворожено наблюдала, как Эмма мягко обхватила её лицо ладонями, так бережно и осторожно, словно женщина могла разбиться, как хрусталь, или исчезнуть в любую секунду, испарившись в воздухе, подобно видению. Журналистка некоторое время всматривалась в лицо брюнетки, явно ища какие-либо признаки отказа прежде, чем медленно наклониться, остановившись только тогда, когда их носы задели друг друга. Миллс чувствовала сбивчивое дыхание блондинки, видела, что её взгляд не отрывается от пухлых губ напротив… И всё же Свон предоставляла Реджине выбор: остановить всё сейчас или переступить через все возможные границы, без возможности вернуться назад. Женщина слышала, как её сердце бьётся в горле, когда взгляд Эммы помутился и немного потемнел, придав особую насыщенность зелёным глазам. Брюнетка горела от этого взгляда, но пламя не уничтожало её, а напротив, придавало больше сил и уверенности. Миллс приоткрыла рот и потянулась навстречу журналистке, их губы встретились на пол пути. Реджина глубоко вздохнула, когда блондинка сама поцеловала её, а одна рука соскользнула с лица женщины и переместилась на талию, настойчиво и отчаянно притягивая её к себе, обволакивая брюнетку своим теплом и запахом. Ощущение хватки Свон на талии только подпитывало желание Миллс отдаться ей целиком и полностью. Пальцы Реджины сжались на затылке Эммы, когда она почувствовала, как её нижняя губа скользнула между губ журналистки. Блондинка слабо прикусила её, втягивая в свой рот, осторожно посасывая. Поцелуй встряхнул каждую клеточку в теле женщины и наэлектризовал каждый волосок. Свон на интуитивном уровне знала, как правильно целовать брюнетку, и в то же время не позволяла себе лишнего, не подключая язык. Прикосновение Миллс немного сместилось с разгорячённой шеи Эммы, пальцы двигались, чтобы погладить её челюсть и подбородок, наслаждаясь неровным дыханием журналистки. Оно сбилось из-за Реджины, сердце блондинки готово было вырваться из груди из-за неё, да и сама Свон дрожала именно под её прикосновениями. Эмма прервала поцелуй, из-за которого совсем не дышала. Её взгляд бегал по лицу женщины, а пальцы продолжали настойчиво впиваться в ткань пиджака, отказываясь отпускать. Брюнетке и самой требовалось восполнить запас кислорода в истощённых лёгких, продолжая нежно щекотать подушечками пальцев одной руки щеку журналистки. — У меня тоже есть к тебе чувства, — прошептала Миллс. — Поэтому послушай внимательно то, что я собираюсь сказать. Я знаю, что у тебя никогда не было серьёзных отношений, а своими я тоже похвастать не могу. Всё, что я чувствую сейчас меня немного пугает, но лишь потому, что то, что я испытываю, для меня в новинку, — Реджина на пару секунд зажмурилась. — Я думаю о тебе постоянно, хочу касаться тебя, хочу, — женщина открыла глаза и опустила взгляд на приоткрытые тонкие губы. — Чтобы ты целовала меня так, как сейчас. Я не могу больше обманывать себя и называть это дружбой. — Я старалась, — прошептала блондинка. — Знаю, Свон. Ты молодец, — брюнетка тихо прошипела. — У нас сложилась непростая ситуация, в который мы должны думать не только о себе. Какими бы не были наши отношения, дети всегда останутся на первом месте. Твоя дочь росла только с матерью-одиночкой, она к другому не привыкла, а мой сын… Он ещё не знает о разводе, да и перемены всегда пугали его. И всё же, — Эмма внимательно слушала и не перебивала Миллс, на её лице читалась целая гамма эмоций: от небольшого испуга до счастливого облегчения. — Я не могу не думать о тебе. Я хочу попробовать быть с тобой, Эмма. Хочу чего-то настоящего, всего, что ты можешь мне дать. — Реджина, — имя женщины звучало, как молитва. — Мне не нужна интрижка, Эмма. Я не позволю себе в итоге навредить нам всем. Не хочу вспоминать о тебе, как о не удавшемся романе, — серьёзно произнесла брюнетка. — Отсюда возникает мой последний вопрос: готова ли ты к этому? Готова ли ты построить что-то серьёзное и долгосрочное со мной, размеренно, шаг за шагом? На меньшее я не согласна. Журналистка улыбнулась, широко и искренне. Она быстро ущипнула себя за запястье, словно проверить реальность происходящего. И этот невинный, абсолютно детский жест согрел брюнетку. Миллс тихо рассмеялась, покачав головой. Глаза блондинки сияли так, как никогда раньше. Свон набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы заговорить, но Миллс вскинула руку, останавливая её. — Не отвечай мне сейчас, — попросила Реджина. — Я хочу, чтобы ты серьёзно подумала над моими словами. Мне необходимо, чтобы ты поняла, на что соглашаешься. Хорошо? — Да, — пообещала Эмма, активно закивав. — Всё, что захочешь. — Спасибо, — женщина мягко отстранилась от журналистки, всё ещё касаясь её руки. — Когда я в следующий раз задам тебе этот вопрос, я буду ждать ответа. — Я отвечу, — прохрипела блондинка. — Обещаю. Брюнетка опустила взгляд на их руки. Она не хотела отпускать Свон, потому что только её руки могли унять дрожь в её собственных. Эмма тоже опустила глаза вниз, крепче сжимая в ладони пальцы Миллс. — Нам пора возвращаться? — не скрывая разочарования спросила журналистка. — Да. — Тогда можно мы пойдём вот так, — блондинка переплела свои пальцы с пальцами Реджины. — До самого порога, если ты не против. По телу женщины пробежала лёгкая дрожь, а улыбка сама по себе выросла на пухлых губах. — Не против.