Мы разрушим наши стены

Внезапный звук, и сладкий стон,

Нежнейший трепет страстных тел.

Узреть сплетений миллион

Хотел.

Свон широко зевнула, прикрыв ладонью рот, и по коже пробежали мурашки. Часы на белой кафельной стене показывали пол шестого утра, город, за редким исключением в виде собачников или фанатов ранних пробежек, ещё спал. На улице было тихо и безлюдно, небо было затянуто светло-серыми тучами, а воздухе витал лёгкий аромат свежести дождя. Эмма сидела за столиком круглосуточной закусочной, потягивая крепкий чёрный кофе, и слушая какую-то древнюю песенку по радио, мотив которой был очень сильно знаком. В закусочной было пусто, только журналистка и сонная бариста, лениво листающая какой-то журнал. Работница даже не взглянула на блондинку, когда та делала заказ, стараясь не уснуть над кассовым аппаратом и не ошибиться в выдаче сдачи. Свон выбрала себе столик у самого окна, откуда было видно высотное здание с зеркальными панорамными окнами, с которого Эмма не сводила взгляда. Журналистка приходила в это кафе уже пятый день подряд и занималась всегда одним и тем же: наблюдала и запоминала. Уже несколько дней Руби приходилось приезжать домой к блондинке рано утром, чтобы присмотреть за девочкой во время отсутствия матери, что подруга делала без единого лишнего слова. Фотограф лишь взяла со Свон слово, что подобные её вылазки не продлятся дольше недели, и Эмма была вынуждена согласиться. Она и сама чувствовала, как организм нуждается во сне и отдыхе: ложилась журналистка поздно, а вставала рано и часто пропускала завтраки, за что потом выслушивала заботливые нотации от Хоуп. И всё же блондинка чувствовала необходимость продолжать то, что она делает. Свон сделала большой глоток кофе и попросила баристу подлить ещё, что та выполнила без энтузиазма. Эмма взяла телефон, чтобы проверить рабочую почту, а затем незаметно перебралась и на мессенджер, открыв один заветный контакт. Журналистка улыбнулась, прочитав их вечернюю переписку, из-за которой, собственно, и ложилась так поздно. От любого общения с Миллс блондинке становилось невероятно легко на душе, и не важно, насколько трудным был до этого день. Свон не видела Реджину с субботы (после праздника женщина уговорила журналистку остаться на ночь), но не чувствовала недостатка общения: они постоянно созванивались или развлекали друг друга весёлыми сообщениями. В общении с брюнеткой появилась не просто кокетливая нотка, а буквально игривый подтекст, флирт, от которого блондинка приходила в нечеловеческий восторг. Сам праздник прошёл довольно душевно: Кэтрин украсила дом по минимуму, поскольку знала, насколько Миллс устала от пёстрых красок и запаха цветов за день, а потому ограничилась одним букетом белых гортензий, обвязанной серой шёлковой лентой, посреди праздничного стола, блюда для которого заказала из любимого ресторана Реджины. Сам дом украшали чёрные надувные шары, но без фанатизма, дети вели себя очень цивилизованно (даже близнецы на удивление помалкивали и улыбались), в их движениях и повадках Свон заметила лёгкую пафосность и напыщенность, будто ребята разыгрывали сценку из какого-то романа Джейн Остин, строя из себя высшее британское общество. Эмма не подозревала, что женщина питает слабость к классическим любовным романам и, как заверила журналистку Нолан, никогда не признается об этом вслух. Однако блондинка заметила, как на секунду застыла брюнетка на пороге дома, глядя на нарядных детей, растерянно изучая своих маленьких гостей. Хоуп разоделась по случаю: красивый розовый сарафан, волосы высоко собраны в причудливый пучок, подвязанный фиолетовой ленточкой, а её и без того светлое личико было «припудрено», правда, вместо обычной пудры дочь Свон предпочла сахарную, поскольку от неё толка было больше. Близнецы стояли в классических парадных брюках и ярких рубашках навыпуск: Марк в оранжевой, а Терри в красной — оба галантно поклонились вошедшим дамам в знак приветствия, как только те появились на пороге. Однако в центре всего празднования находился именно Генри, он был в красной атласной рубашке и тёмно-зелёном пиджаке, держа в руках красивый торт с двумя свечами в виде цифр «3» и «4». Миллс потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что происходит. Она тихо рассмеялась, поцеловав подругу в щёку, и по очереди обнимая каждого ребёнка. Нолан действительно прекрасно знала Реджину, поэтому точно превзошла все ожидания женщины. Кэтрин даже уложила непослушные волосы Генри (что Эмма посчитала подвигом, поскольку знала, насколько у сына брюнетки неспокойная шевелюра), зачесав их назад и открывая веснушчатое лицо, а Хоуп пририсовала коричневым фломастером бакенбарды близнецам (как выяснилось позже, без ведома светловолосой) для атмосферы. Весь вечер брюнетка была нарасхват, каждый стремился её поздравить, поболтать, пошутить и посмеяться, но журналистка не чувствовала себя обделённой. Миллс была рядом с блондинкой в любую свободную минуту, невзначай касалась её плеча, весело подмигивала и смущённо закусывала губу каждый раз, когда Свон опускала взгляд ниже глаз Реджины. Женщина заставляла Эмму почувствовать, что она помнит о случившемся, не сожалеет, даже желает… Большего? Журналистка была на седьмом небе от счастья. Поцелуй, который брюнетка ей так уверенно подарила, был спокойным, медленным, изучающим. В прикосновениях Миллс блондинка чувствовала присущую ей властность и целеустремлённость: Реджина знала чего хотела и просто брала это, понимая, что не наткнётся на отказ. А Свон? Она задыхалась от переизбытка эмоций и первое время боясь даже моргнуть, чтобы не упустить женщину из виду. Вдруг всё случившееся лишь фантазия, подкинутая её больным воображением или продиктованная тайным желанием иллюзия? Сомнения были вполне обоснованы, учитывая прошлые события. Но нет, брюнетка была реальна каждый раз, когда украдкой касалась её руки, проходя мимо, или же когда задумчиво изучала Эмму взглядом, думая, что та не видит. Они вкусно поужинали, поиграли в настольные игры, посмотрели несколько банальных комедий подряд, слушая рассуждения Хоуп и Генри о том, что «Укрощение строптивого» — лучший фильм из всех. Дочь журналистки подарила Миллс подарок и от себя (настояв на том, чтобы использовать свои карманные деньги): она нарисовала рисунок, где изобразила не только Реджину и её сына, но и блондинку, себя, семейство Ноланов, Руби и даже Бабулю Грейс; этот рисунок она отнесла на печать, где ей выдали небольшую коробку пазлов. Поэтому большую часть времени все гости и именинница так же потратили на то, чтобы собрать самих себя из маленьких фрагментов плотного картона. Женщине очень понравился пазл девочки, она пошутила, что у Хоуп получилось превзойти блондинку в своём подарке, но Свон совсем не обиделась на это, даже была рада. И, Боже, как брюнетка улыбалась! Эмма любовалась Миллс абсолютно бесстыдно и открыто, до сих пор ощущая на своих губах сладость поцелуя, который определённо был самым головокружительным в её жизни. Журналистка рассеяно провела языком по губам, не в силах бороться с улыбкой. Каждая клеточка в её теле вибрировала от радости, и иногда блондинке казалось, что в один день она просто рассыпется на мельчайшие частицы от силы тех эмоций, которые ей приходилось сдерживать. Свон хотела кричать, смеяться, плакать и всё это одновременно. Она, должно быть, выглядела глупо: сидя в одиночестве в безлюдном кафе и тихо посмеиваясь, как сумасшедшая, глядя в окно. Эмме было плевать, кто и что могли о ней подумать. Блондинка наслаждалась каждой секундой этой изумительной пытки. Ведь Реджина хотела попробовать построить отношения со Свон, с простой журналисткой из жёлтой прессы, с матерью-одиночкой, с женщиной… Брюнетка просила Эмму подумать о своих словах, и журналистка понимала, почему Миллс настояла отнестись к этому вопросу серьёзно. Блондинка никогда не была в длительных отношениях, никогда не хотела их, даже остерегалась и делала всё возможное, чтобы слинять, когда дело пахло жаренным. Раньше Свон посчитала бы их лишним бременем, ведь ей по-настоящему никто не был нужен, кроме её маленькой созданной семьи. Ей достаточно было просто развлекаться с женщинами, снять напряжение, удовлетворить потребности, ничего больше. Эмма боялась обжечься и причинить дочери боль… Со стороны журналистка казалась самым ненадёжным вариантом для чего-то «долгосрочного». Но так было раньше, ведь после знакомства с Реджиной, блондинка больше ни на кого не смотрела, даже сама того не осознавая, пока не поняла природу своих чувств. Она полюбила самую сложную и умопомрачительную женщину в её жизни, с высокими стандартами, королевскими замашками и самым искренним и светлым сердцем, окружённым стенами, пересечь которые способен только настоящий безумец. Брюнетка заслуживала только чего-то серьёзного, настоящего, трудного, но не менее яркого. Она была уникальной, противоречивой, сильной и, в то же время, хрупкой и ранимой. Недостатки, которые ранее Свон видела в Миллс, испарились с течением времени после того, как она увидела Реджину за маской Злой Королевы. И Эмма хотела стать гарантом счастья этой женщины, она хотела оберегать, восхищаться, обожать. С брюнеткой журналистка была счастлива рискнуть своим привычным образом жизни, горела желанием взять на себя ответственность за благополучие Миллс и её мальчика, которого тоже любила не меньше. Блондинка впервые не думала о потенциально разбитом сердце, не думала о всех возможных негативных последствиях, которые могли повлечь за собой отношения с Миллс. Впервые Свон знала без сомнений, что Реджина стоит всего этого. Переживания и опасения женщины были также понятны Эмме, она не могла за них винить брюнетку. Миллс всегда была в отношениях исключительно с мужчинами, на данный момент была уже девять лет в браке с шатеном, которого журналистка давно бы утопила в какой-нибудь луже, если бы могла, была матерью очень чувствительного ребёнка, который нуждался в полной семье и ужасно переживал, когда родители конфликтовали. Мальчик был очень важен для Реджины, «дети на первом месте» (блондинка была с этим согласна), и женщина боялась причинить ему боль, боялась больше всего на свете разочаровать Генри… А ещё вечная загруженность издательства, имидж которого приходилось поддерживать своими лицом и репутацией, опасность исходящая от Хамберта, змеиные проделки Коры, с которой Свон только предстояло познакомиться… И, тем не менее, брюнетка рискнула, перешагнула через все свои переживания, ради своего собственного счастья, и избрала именно Эмму из сотен тысяч вариантов! Миллс могла заполучить всё, чего бы не захотела, но всё, о чём она в итоге попросила, оказалась простая журналистка. Блондинка приложила ладонь к колотящемуся сердцу. Любая мысль о Реджине вызывала воспоминание о поцелуе, о том, что у этой женщины были чувства к Свон, которые она не просто приняла и не потому, что нуждалась в том, чтобы быть любимой, а просто потому что захотела. Эмма стала её сознательным выбором. И всё же несмотря на то, что журналистка готова была сразу согласиться на всё, что бы не предложила брюнетка, она сдержалась. Она решила уважать желание Миллс взвесить все «за» и «против», и каждый день терпеливо ждала, когда Реджина спросит её ещё раз. Блондинка понимала, что даст женщине столько времени, сколько той будет нужно. Не важно, сколько времени пройдёт, её чувства уже не могли измениться. Своим поцелуем брюнетка не просто покорила Свон, она завоевала её сознание, подчинила себе и заставила Эмму пасть на колени в немом преклонении. Телефон на столе журналистки завибрировал от входящего звонка, и на экране высветилась фотография Лукас. Блондинка ещё раз покосилась на время, слишком рано, даже для Руби (обычно в это время подруга мирно сопела под одеялом после насыщенной событиями ночи). Свон достала беспроводные наушники, вставила их в уши и ответила на звонок. Первым, что Эмма услышала, был широкий зевок, который тут же вынудил журналистку от души зевнуть следом. — Ты почему не спишь? — с ходу спросила блондинка и сделала пару щедрых глотков кофе, чтобы взбодриться. — Не могу уснуть, — призналась фотограф. — Слишком много мыслей в голове. — Так и скажи, что тебе хорошо спится только в постели Астрид, — хмыкнула Свон. — Но, думаю, дело тут вовсе не в выборе шикарного матраса и мягкости перин. — Не завидуй, Эмма, — фыркнула Лукас. — Хотя, ты в чём-то права. Слушай, я знаю, что отвожу твою дочь на занятия сегодня, но… Могу ли я также и забрать её? — Ищешь лишний повод с ней увидеться? — ухмыльнулась журналистка, услышав, как Руби недовольно цокнула языком на той стороне линии. — Я не буду против, даже рада. Возможно, получится немного вздремнуть или поработать. Возьми мою машину. Блондинка намеренно оставила свой Фольксваген у дома, поскольку эта машинка была очень приметной и могла привлечь нежелательное внимание, учитывая, что её «цель» была лично знакома со Свон и её транспортом. — Спасибо! — по голосу подруги Эмма поняла, что та улыбается. — Как ты там? — Ничего особенного, — вздохнула журналистка, потирая уставшие глаза. — Новостей никаких, как и того, за что я могла бы зацепиться. — Эмма, я за тебя волнуюсь, надо было поехать с тобой, — блондинка услышала, как фотограф открыла холодильник. Лукас всегда довольно естественно хозяйничала на кухне Свон. — Ты точно уверена, что тебе стоит этим заниматься? — Да, — непоколебимый и спокойный ответ. Руби тяжело вздохнула, смирившись с твёрдой решимостью Эммы. Когда журналистка принимала решения, её потом было очень проблематично разубедить. Многие называли данную черту блондинки упрямством, но самой Свон нравилось именовать это целеустремлённостью. — Грэм ещё не появился? От упоминания мужа Миллс Эмма скривилась, а пальцы сильно вцепились в чашку. Она одновременно ждала его появления и не желала его видеть. Как ни странно, именно супруг Реджины и являлся причиной ранних вылазок журналистки. Она никогда не думала, что будет столько дней бесцельно и практически безрезультатно сидеть у двери дома женатого мужчины. Смех, да и только. — Нет, — покачала головой блондинка, хоть и понимала, что подруга не может её видеть. — Хотя, я почти выучила его расписание. Он всегда делает почти одно и тоже. Даже скучно. — Твоё «сталкерство» ни к чему не приводит, — раздался звон чашек. Видимо, фотограф решила приготовить себе чай с молоком. — На что ты надеешься? Что он окажется тайным мафиози или будет связан с продажей запрещённых веществ? Свон закусила губу, откинувшись на спинку кресла. Она на самом деле даже не знала, что именно хотела бы узнать о шатене. После того, как Хамберт заявил о своих намерениях на счёт мальчика и о своих посягательствах на «Зачарованный Лес», Эмма всерьёз стала задумываться о том, чтобы найти слабое место Грэма. Окончательно журналистка укрепилась в своём желании, когда увидела, как женщина себя ведёт в «Комнате Гнева». Брюнетка ненавидела своего мужа, боялась того, что он может сделать, не хотела даже представлять себе насколько тяжёлым может оказаться очередной его поступок или шаг. Блондинка хотела подарить Миллс свободу от этого страха. Подарить оружие против её супруга, или самой стать им. — Это не сюжет боевика, Лукас, — пробормотала Свон. — Хотя, было бы прикольно. Я надеюсь хоть на что-то. Вдруг он азартный игрок и у него есть особая страсть к казино, — Эмма задумалась о шатене. — Я так предположила, основываясь на его характере. Но за всё время, пока я за ним наблюдаю, он не сделал ни одного шага в игорные клубы или ещё куда-нибудь. Потом стала думать о самом распространённом пороке мужчин — о возможной любовнице. Но единственные женщины, с которыми общался Хамберт, были его коллеги и секретарша. Он не на столько глуп, чтобы заводить интрижку с подчинёнными. — Не скажи! Секретарша вполне может быть любовницей, — протянула Руби. — Это же классика. — Ей шестьдесят, — закатила глаза журналистка. — Грэм, словно самый верный муж, ниже глаз своим собеседницам не смотрит. Я видела, как с ним флиртовала официантка, он даже внимания на её старания не обратил. — Может быть он гей? — Не похож, к тому же, с мужчинами он тоже держит дистанцию. Странно, слишком правильный супруг, слишком «примерный», и при этом выглядит, как настоящий повеса, — блондинка нервно почесала бровь. — Но, может, я что-то упустила? — Да уж… Любовница была бы кстати, — согласилась подруга. — Или даже джекпот в лице внебрачного ребёнка. Фотограф шутила, конечно, но почему-то это по-своему подстегнуло Свон. Вдруг она не там ищет? Шатен не походил на многих знакомых Эмме мужчин: осторожный, умный, очаровательный, всегда улыбчивый… Почему же со своей женой он другой? Чем женщина заслужила такое отношение? Потому что с ней уже можно не притворяться? Хамберт никогда не подставится на публике, а потому не будет заниматься чем-то, что подпортит его репутацию в глазах общественности. Он любил красоваться перед людьми, любил принимать комплименты, любил внимание. Репутация слишком важна для Грэма. Может тогда нужно искать в другом месте? Но где? — Чёрт! — прошипела журналистка. — Может мне за ним круглосуточное наблюдение устроить? Я ведь могу упускать всё самое важное! — Стоп! Ты сдурела? — возмутилась Лукас. — Наша девочка нуждается в матери, как и ты в ней! А ещё в отдыхе и в нормальной жизни. У тебя с Миллс всё только налаживаться начало. Ты придёшь домой и точка. Или тебе от того поцелуя совсем башку снесло? — Но… — Никаких «но», Свонни! — строго шикнула Руби. — Реджина бы не одобрила подобное самопожертвование. Ты ей не говорила о своей инициативе, что уже большая глупость с твоей стороны, а теперь ещё и это… Блондинка поджала губы, молча глядя на улицу через оконное стекло. Подруга была права. Она не говорила женщине о том, чем занимается, поскольку знала, что брюнетка будет против. Миллс не хотела втягивать Свон в свои проблемы, хотела видеть в ней свой островок безопасности, который максимально далёк от реальных проблем в её жизни. Реджина разозлится, когда Эмма расскажет обо всём. — Ты понимаешь, что твоя статья будет чревата последствиями? — продолжила причитать подруга. — Вспомни Кэтрин и близнецов. Ты написала статью про Дэвида, а пострадала вся семья. Здесь будет так же. Генри может пострадать. Твоя роковая женщина тоже. И Хоуп! Все они, Свонни. Будь осторожнее. Я помню, какой разбитой ты была. Я не хочу больше видеть тебя такой. По спине журналистки пробежал холодок, сердце замерло, а челюсти плотно сжались. Она резко и раздражённо отодвинула от себя полупустую чашку, едва не расплескав остатки кофе по столу. Блондинка помнила, что сделала с Кэтрин, Марком и Терри, и до сих пор винила себя. Эту вину она никогда по-настоящему не искупит. Свон ни за что не повторит свою ошибку. Она скорее позволит отрубить себе руки, чем напишет что-нибудь, что навредит брюнетке и её сыну. Ни за что. — Миллс и пацан в безопасности, — процедила Эмма. — Я не стану публиковать статью. Просто соберу материалы. Мне большего не нужно. На линии восстановилась тишина. Фотограф несколько долгих секунд раздумывала над словами журналистки, пытаясь понять, правильно ли она её поняла. На что блондинка готова ради Реджины? Свон и сама не знала ответа на этот вопрос. — Ты хочешь шантажировать её мужа? Как это сделала с Голдом? Хочешь найти что-то, что заставит его отказаться от «Зачарованного Леса» и опеки над мальчиком? — Лукас понизила голос. — Эмма, этот противник будет опаснее Руперта, ты это понимаешь? — Понимаю, — журналистка посмотрела на время. — Но я знаю, что я должна сделать хоть что-то. Ты не видела, как с Реджиной обращается её супруг. Он опасен, вспыльчив, обладает большой властью, но в этом и его слабое место. Надо запугать его. Ты не представляешь, как тяжело мне видеть настолько сильную женщину затравленной и зажатой в угол. — Ты бессмертная что ли? — простонала Руби. — Ты представляешь, что такой человек, как Грэм, может сделать с тобой? — Да, — это была правда лишь отчасти. — Но я не сдамся. — Думаешь твой план сработает? Ты, конечно, неплохо блефуешь, но… — История с Голдом только на руку, как и статья про Дэвида, — блондинка сама не поверила, что такое сказала. — Как только наш «друг» узнает, что именно я была автором статьи, он однозначно потеряет свою уверенность. Я уже навредила людям из круга общения Реджины, поэтому он может поверить, что я смогу сделать это снова. Под удар моего пера попали близнецы, «попадёт» и Генри — я хочу, чтобы он верил в это. Надо лишь найти то, с чем Грэм распрощаться будет не в силах. Что-то настолько важное, что даже сын отойдёт на второй план. Я знаю, что у меня получится. — Упрямая задница, — устало вздохнула подруга. — За это ты меня и обожаешь, — согласилась Свон. — Это иногда очень бесит, — сдалась фотограф. — Ладно. Заканчивай с Хамбертом и дуй домой. Вместе что-нибудь придумаем. Я помогу. Поищу про него какие-нибудь статьи. Может это даст нам подсказку, что дальше делать. Раз Грэм позиционирует себя, как любимчика общества, стоит найти тех, кто о нём противоположного мнения, для начала. Нам? Лукас действительно собиралась помогать? Эмма с облегчением выдохнула. Она обожала Руби: что бы не происходило, подруга всегда была на стороне журналистки. Фотограф собиралась потратить личное время на то, чтобы помочь нарыть что-нибудь на скрытного шатена — это было, как искать иголку в стоге сена — без зацепки слишком трудно. — Люблю тебя, — улыбнулась блондинка. — Боже, Свон, — Эмма представила, как Лукас закатила глаза. — Сколько тебе повторять? Ты не в моём вкусе. — Жаль. Но, если у тебя с Астрид не срастётся, ты знаешь мой номер телефона, Руби. — Сплюнь, балда. — Шучу, — журналистка помолчала. — И спасибо. — Мы одна команда, — в голосе подруги слышалась улыбка. — Как всегда. Блондинка тихо рассмеялась. От поддержки фотографа Свон даже немного взбодрилась. Она договорилась с Лукас вмести порыться в Интернете после того, как та привезёт дочь Эммы со школы. Две головы лучше, чем одна. Да и в жизни города Руби разбиралась лучше, чем журналистка, поскольку жила здесь дольше. Блондинка поспешила завершить звонок, когда заметила боковым зрением яркое пятно через дорогу. Шатен вышел из здания, поправляя рукава мастерки, и лениво обвёл взглядом почти безлюдную улицу. На нём был синий беговой костюм и белые кроссовки. Его вьющиеся волосы были немного растрёпаны, на лице отросшая щетина, движения казались сонными и немного рассеянными, но сам Хамберт всё равно выглядел эффектно. Шесть утра — утренняя пробежка в комбинации с зарядкой, на которой он проведёт не меньше часа. С неё Грэм всегда начинал свой день. Насколько Свон знала, после утреннего забега, мужчина имел привычку завтракать в итальянском ресторанчике в квартале отсюда, где заказывал одно из трёх блюд (он чередовал пасту с грибном соусом, ризотто и куриные медальоны между собой в зависимости от настроения), после чего возвращался домой, чтобы переодеться и ехал в офис к десяти утра. Лишь раз он отклонился от привычного маршрута на деловую встречу с каким-то мужчиной средних лет, чтобы обсудить рабочие вопросы, но подробностей Эмме узнать не удалось — ей путь внутрь был закрыт. Обычно журналистка хвостиком передвигалась за шатеном до обеда, который тот проводил в гордом одиночестве или в компании своего адвоката — Лероя Грампа (блондинка нашла его профиль на фейсбуке), а потом направлялась домой по своим делам. Свон вытянулась, быстро бросая на стол пару долларовых купюр, и поспешила подняться из-за стола. Она обтянула свой мешковатый серый лонгслив, который шёл в комплекте с такими же серыми бесформенными спортивными штанами (она намеренно выбрала самую неприметную одежду из своего шкафа), и натянула на голову чёрную бейсбольную кепку, спрятав светлые волосы под головным убором. Эмма натянула козырёк на глаза и немного наклонила голову, чтобы было практически невозможно рассмотреть её лицо. Журналистка вышла из кафе в тот момент, когда Хамберт повернулся к ней спиной, размял шею и расслабленно побежал в противоположную сторону. Блондинка пару секунд постояла, глядя на его удаляющуюся спину, давая небольшую фору и потирая затёкшие от неудобного диванчика забегаловки плечи и поясницу, а затем двинулась следом, постепенно наращивая темп бега. Она надеялась заметить за Грэмом хоть что-нибудь, что можно было бы использовать в будущем против него.

***

Свон вышла из душа, чувствуя, как икры так и ноют от утренней нагрузки. Эмма любила бегать, и была во многом быстрее и проворнее мужа брюнетки, но даже она была впечатлена теми нагрузками, которыми супруг Миллс себя тренирует изо дня в день. Мужчина не просто бегал без остановок, нет. Он обязательно делал паузу в небольшом сквере на площадке с турниками. Он подтягивался, отжимался, качал пресс без единой эмоции на лице, словно ему не было тяжело ни на секунду. Лишь лёгкая испарина на лбу намекала на обратное. Шатен умел контролировать свои эмоции наедине с собой, даже казался относительно приятным, если наблюдать за ним со стороны. Однако журналистка больше не позволяла себя этим обмануть. Она знала тёмную сторону Хамберта уже достаточно хорошо. Грэм был хорошим спортсменом и умел управлять своим телом, как бы странно это не звучало. В нём чувствовались сила, скорость, даже какая-то грация, которая обычно присуща крупным хищникам, коим его блондинка и считала. Наблюдая за мужем Реджины со стороны, преследуя его, анализируя и изучая его привычки, Свон чувствовала себя охотником, словно на какой-то период они менялись ролями. Но именно в те моменты, когда супруг женщины думал, что остаётся наедине со своими мыслями, он становился наиболее уязвимым. Да, Эмма понятия не имела, что творится в его голове, но по крайней мере не было той лицемерной улыбки и маски очарования, которыми он часто обезоруживал своих собеседников. Простой человек. Утренняя слежка не принесла практически никаких плодов. Мужчина следовал своему привычному распорядку дня, как журналистка и подозревала, поэтому блондинка вернулась домой ни с чем. Хотя, отсутствие информации — тоже информация. Она ищет не там. Может стоит посмотреть на шатена под другим углом? Хамберт был единственным ребёнком в очень обеспеченной семье, разбалованный вниманием не только родителей, но и прислуги. В интернете было полно его фотографий с матерью и несколько статей, в которых Грэм описывает свои крепкие узы и идиллию в отношениях с отцом, который «служил примером» того, как должен вести себя родитель и муж. Однако Свон ни разу не заметила, чтобы супруг брюнетки хоть раз хотя бы позвонил своим дорогим родителям. Она чувствовала, что все эти фотографии с семейных праздников, были очередной ложью. Неужели мужчина с детства научился лицемерию? Что творилось у него в семье на самом деле? К несчастью, у Эммы не было пока возможности узнать об этом. Она вытерла влажные волосы розовым полотенцем, которое потом и вовсе повесила себе на шею, чтобы пряди не пропитали ткань домашней футболки водой. Журналистка была в фиолетовых плюшевых тапочках, тонких домашних штанах в оранжевую клетку и футболке абрикосового оттенка — она устала настолько, что не глядя вытащила из шкафа первую попавшуюся под руку одежду. Блондинка устало плюхнулась на диван, открывая крышку ноутбука. Она собиралась поспать по приезду домой, но после душа поняла, что лучше потратить время на что-нибудь более полезное. Свон вбила в поисковик имя шатена, и сразу открыла несколько первых ссылок в новых вкладках браузера. Раньше Хамберт был волонтёром и ездил на Африканский континент с материальной помощью, что сильно удивило Эмму. Она не представляла Грэма помогающим другим людям и скорее бы поверила, что приведённые ниже к статье фотографии — простой фотошоп, но аналогичных статей было достаточно. Однако вся его волонтёрская работа закончилась с рождением сына, ведь муж Миллс должен был быть рядом и помогать прежде всего своей семье. Супруг Реджины казался святым. Журналистка нашла несколько упоминаний из его интервью, в которых говорится, что мужчина регулярно делает пожертвования в фонды различных медицинских учреждений, при этом «совсем не выставляет это напоказ». Блондинка саркастично фыркнула. Она сразу могла отличить обычные статьи от тех, что были написаны на заказ для поднятия имиджа. Неудивительно, что маркетинговая фирма шатена имела такой успех. Её владелец знал своё дело и прежде всего успешно разрекламировал себя самого. Ни одного негативного комментария и определённое количество удалённых отзывов на форумах, содержание которых скрыто или утеряно натолкнули Свон на мысль, что у Хамберта есть целый штат людей, которые подчищают за ним все косяки. Эмма раздражённо чертыхнулась. Она знала, какой Грэм на самом деле, но как же это доказать, не навредив Генри и его матери, особенно накануне развода? Журналистка обессиленно откинулась на спинку дивана, запрокинув голову, позволяя своей шее немного отдохнуть. Голова сильно гудела, в висках давило, а глаза ныли от усталости. Блондинка стала задумываться о приобретении очков, с её регулярными наблюдениями за потенциальными «лирическими героями» своих статей и ежедневной работой перед компьютером глаза находились в постоянном напряжении. Интересно, ей они пойдут? В дверь коротко, но решительно постучали, и блондинка удивлённо повернула голову на звук. Она не ждала гостей, не заказывала доставку на дом, а у Руби и Хоуп были ключи от квартиры. Может, ей просто показалось? Первая мысль Свон была просто проигнорировать незваного посетителя, но стук снова повторился, и уже настойчивее. Эмма с тихим стоном поднялась с дивана и, немного шаркая тапками по полу, поплелась к двери, сильно хмурясь. Она посмотрела в глазок, и её брови сами по себе поползли вверх, когда взгляд впился в утончённый силуэт женщины. Что-то внутри журналистки вспыхнуло и загорелось, словно кто-то подлил бензина в едва теплящийся огонёк. Блондинка шумно выдохнула, сдаваясь в борьбе с улыбкой, и поспешила открыть все замки немного рваными и нетерпеливыми движениями, как наркоман, пытающийся добраться до желанной дозы. Свон распахнула дверь и тут же встретила широкую ослепительную улыбку на чувственных алых губах. Перед ней стояла брюнетка в своём привычном строгом сером брючном костюме и солнечно-жёлтой шёлковой блузке, и держала в руках небольшой бумажный пакетик, который показался Эмме странно-знакомым, как и аромат, сопровождающий его. Тёмные волосы Миллс на свету немного отдавали шоколадным оттенком и были собраны в свободный хвостик таким образом, что несколько густых прядей, выбившихся из-под резинки, обрамляли лицо. А глаза, такие тёплые и нежные, сияли карамельными искрами. — Реджина, — журналистка не просто произнесла имя женщины, а скорее выдохнула его. Лёгкие сжались от волнения и восторга. — Привет, — мягко произнесла брюнетка, медленно окидывая взглядом блондинку с ног до головы. Свон на секунду стало стыдно за то, как она выглядит, но что-то в глазах Миллс подсказало Эмме, что переживать не стоило. — Я не вовремя? — Нет-нет, — журналистка вздрогнула, поспешно отходя в сторону. — Прошу, проходи. Реджина ухмыльнулась смущённому румянцу на щеках блондинки и, едва заметно кивнув, прошествовала в квартиру. Все движения женщины были плавными, игривыми, немного ленивыми, как у кошки: хищной и прекрасной. Свон проследила за брюнеткой взглядом, невольно задержав взгляд на покачивающихся бёдрах, и мысленно отвесила себе звонкую оплеуху. Хватит думать только об этом, Эмма! Журналистка отвернулась, когда Миллс наклонилась, чтобы снять свои чёрные туфли и аккуратно поставить их у обувницы. Блондинка поспешно закрыла дверь на все замки и на автомате защёлкнула металлическую цепочку прежде, чем снова обернуться к Реджине. Женщина прошла вглубь квартирки, осторожно осматриваясь. Свон успела навести порядок вчера вечером, и лишь помятый плед на диване и заваленный записями и ноутбуком журнальный столик выбивались из общей аккуратной картины. Брюнетка ненадолго задержала взгляд на ноутбуке Эммы, и живот журналистки скрутило. Она знала, что с этого расстояния Миллс не увидит статьи о Грэме на экране, но всё равно сильно испугалась. — Как ты узнала, что я дома? — спросила блондинка, желая отвлечь Реджину, что у неё неплохо получилось. — Твоя подруга сказала мне, когда с утра отвозила Хоуп в школу, — ответила женщина, оглянувшись на Свон через плечо. — Я, признаться, надеялась увидеть тебя, когда заметила жёлтое недоразумение на парковке. Не думала, что твою дочь буду видеть чаще, чем тебя, Эмма. Она надеялась увидеть журналистку? По венам блондинки пробежал электрический разряд, и Свон сильно закусила нижнюю губу, чтобы сдержать очевидно влюблённую улыбку. Она прижалось спиной к двери, чувствуя, как ноги становятся ватными от присутствия брюнетки. Они были наедине, никто не мог бы их отвлечь от компании друг друга… Воспоминание о поцелуе заставило Эмму судорожно выдохнуть, и этот едва слышный звук приковал к губам журналистки внимание Миллс. Блондинке показалось, или взгляд Реджины немного потемнел? Подумала ли женщина о том же? Как часто она вспоминает поцелуй? Не сожалеет ли? — Я даже стала немного волноваться, что ты меня избегаешь, — брюнетка приподняла бумажный пакет. — Но оказалось, что у тебя просто была утренняя смена. Свон растерянно заморгала, переводя удивлённый взгляд с пакета на Миллс и обратно. — Ты о чём? — Довольно забавная ситуация, — протянула Реджина. — По пути к твоему дому я наткнулась на довольно интересное местечко в китайском квартале. Что-то вроде кафе, название, увы, не запомнила, — женщина изящно взмахнула рукой. — Решила, что вы с Хоуп наверняка захотите перекусить, поэтому сочла нужным зайти и осмотреться, ведь пахло от этого кафе просто отменно. Так вот, там за прилавком стоял довольно милый мужчина-азиат, который из всего возможного ассортимента посоветовал мне именно одну определённую позицию. — Оу… — до Эммы постепенно стало доходить. — Натуральные, приготовленные с любовью и строго из свежих овощей и мяса, — брюнетка весело вскинула брови. — Не припомнишь точно, какой там рецепт у твоих мини-бургеров? Журналистка рассмеялась. Она и представить не могла, что Миллс когда-нибудь отоварится в той китайской забегаловке. Блондинка представила себе, как комично выглядела Реджина в своём дорогом костюме, скептически спрашивая бедного повара из чего на самом деле состоят эти бургеры. Образ этой женщины никак не вязался с дешёвыми кварталами и закусочными, ведь брюнетка даже пахла престижем и состоятельностью. — Боже, — Свон смахнула слёзы с глаз. — Ты туда ходила! Только не говори, что нам туда путь закрыт после твоего визита. Ты же не сделала выговор владельцу по поводу антисанитарии? Там была просто шикарная курочка в кисло-сладком соусе. — Умоляю, — беззлобно возмутилась брюнетка. — Я была само очарование. — Не сомневаюсь. Спасибо, — Эмма кивнула на пакет с бургерами. — Хоуп будет в восторге, она их просто обожает. Попробуешь хотя бы кусочек? В прошлый раз ты отказалась по понятным причинам. А сегодня вместе пообедаем ими за просмотром какого-нибудь фильма. Миллс с некоторой опаской посмотрела на бургеры, едва заметно поджав губы. Она не разделяла восторга журналистки, да и в целом не отличалась любовью к фастфуду. Реджина протяжно выдохнула и расправила плечи, словно бросала вызов высококалорийной и дешёвой еде перед собой. — Я… Подумаю над этим. Блондинка впечатлённо присвистнула, и женщина тихо усмехнулась недоверию на её лице. Свон смотрела на брюнетку так, будто у неё только что вторая голова выросла. — Я думала, ты будешь возражать. — Я? Что ты?! — Миллс театрально удивилась. — Я удивительно кроткая особа, к твоему сведению. Эмма рассмеялась ещё громче, и Реджина не смогла не поддержать её. Их звонкий смех напоминал пузырьки в бокале шампанского — звучал уместно и игриво. Они обе смеялись, глядя друг на друга тёплым взглядом, абсолютно открыто и естественно. Журналистке нравилось, насколько комфортно женщина ощущала себя в её компании. — Ты скучала по мне? — этот вопрос вырвался у журналистки сам по себе. Брюнетка насмешливо выгнула бровь, а затем лукаво прищурилась, пожимая плечами. Она не опровергла слова блондинки, как и не подтвердила их, но даже такого ответа Свон было достаточно. Миллс ухмыльнулась, пройдя в сторону кухни и осторожно опустив свою добычу в бумажном пакете на столешницу, и Эмма, оттолкнувшись от двери, неторопливо двинулась к ней. Реджина вела себя спокойно и непринуждённо, ни что в её движениях не выдавало напряжения или смущения, но этот особый тёмный взгляд из-под полуопущенных ресниц, которым женщина провожала журналистку, прожигал последнюю до костей. — Много работы? — брюнетка повела плечом в сторону заваленного бумажного столика, опираясь руками на столешницу и немного нависая над ней. — Ты выглядишь очень уставшей. Блондинка покачала головой, пока медленно скользила взглядом по тонкой шее Миллс, любуясь тонким смуглым оттенком её кожи, которая казалась настолько нежной и мягкой, что любое прикосновение могло её повредить — дорогой шёлк и самый нежный бархат… Свон так хотела до неё дотронуться, что пришлось спрятать руки за спину, чтобы не наделать глупостей. Реджина поджала губы, заметив жест Эммы, пряча самодовольную улыбку. — Пока не понятно, пытаюсь определиться с направлением, — небрежно ответила журналистка. — Но я рада, что ты пришла. — Скучала по мне? — передразнила женщина блондинку, но это лишь подстегнуло Свон ответить честно. — Да. Миллс, явно не ожидая такого ответа, пронзила Эмму тёмным взглядом, а уголки пухлых губ немного приподнялись в заинтересованной улыбке. Реджина смотрела журналистке прямо в глаза, смело, изучая её реакцию, наслаждаясь честностью и простотой ответа блондинки. Свон могла бы подобрать сотни прилагательных и эпитетов, чтобы описать все те чувства, которые она испытывала от этого лёгкого флирта, но все они казались слишком простыми. — Ты очень прямолинейна, Эмма. — Я честна, — журналистка медленно подошла к женщине, не прерывая с ней зрительного контакта, и остановилась всего в ничтожном шаге от неё. — Я действительно ждала нашей встречи, Реджина. Брюнетка улыбнулась, немного приподняв подбородок, поскольку без каблуков разница в росте ощущалась сильнее. Блондинка была от этого в восторге. Миллс всегда была на голову выше Свон, и не важно сколько на самом деле сантиметров их разделяло. — Я тоже, Эмма, — тихо ответила Реджина. — Ждала нашей встречи. Журналистка встрепенулась. Тихий шёпот с лёгкой хрипотцой пустили дрожь по телу блондинки. Эта женщина же даже не представляет, что делает с ней, верно? — Почему ты здесь? — Свон склонила голову на бок. — Я думала, что ты в это время обычно караулишь Генри у школы. — Вот как, — фыркнула брюнетка. — Ты намекаешь, что я гиперопекающая мама? — Нет, как я могу? — хохотнула Эмма. — Просто очень любящая и ответственная. Миллс цокнула языком и скептически скрестила руки на груди, всем своим видом показывая, что не оценила слова журналистки. Но блондинка не увидела даже намёка на обиду в удивительных карих глазах, лишь веселье. — Генри сегодня и завтра со своим отцом, — Реджина на удивление произнесла это довольно легко. — Дела в «Зачарованном Лесу» идут хорошо, так что, у меня появилось свободное время… И я решила тебя навестить. — Ты была весь день в издательстве? — Нет, ездила на встречу с адвокатом, — женщина с облегчением выдохнула. — Назначили официальную дату слушания. — Твой муж не смог больше тянуть резину? — поинтересовалась Свон. — Я уже стала переживать, что этот бракоразводный процесс никогда не закончится. — Мой будущий бывший супруг, — поправила брюнетка Эмму. — И да, он уже использовал все козыри из рукавов. Мулан — лучший адвокат, она позаботилась о том, чтобы судья зафиксировал дату. Это такое облегчение. — И когда ты… — журналистка задумалась, подбирая слова. — Станешь свободной? — 31 мая, — брюнетка протянула руку и коснулась пальцами края футболки блондинки. — Буду свободной, да? Как же прекрасно это звучит. Свон опустила взгляд, наблюдая, как нежные пальцы играют с грубой тканью. Эмма не могла больше противиться желанию: она осторожно перехватила руку Миллс, и та тут же переплела их пальцы воедино. Журналистка улыбнулась, услышав тихий удовлетворённый вздох, сорвавшийся с губ Реджины, будто та сама всё это время сопротивлялась желанию их физического контакта. — Я очень рада, — тихо произнесла блондинка, встречаясь взглядом с женщиной. — Может, пришло время поговорить с Генри? — Да, — кивнула брюнетка, глядя в глаза Свон, как заколдованная. — Я уже решилась, просто жду подходящего момента. Думала это сделать в какой-нибудь непринуждённой обстановке, но… Я сама не справлюсь, Эмма. Я бы хотела, чтобы ты была рядом, когда это произойдёт. Ты и Хоуп. — Конечно, — кивнула журналистка. Другого ответа просто не существовало. — Я думала о контактном зоопарке, — Миллс немного смутилась. — Я купила нам пару билетов на следующую среду. Поэтому, не планируй ничего на вечер. — Купила билеты нам всем? — ухмыльнулась блондинка. — Ты знала, что я не смогу отказать? — Да, знала, — во взгляде Реджины появился оттенок серьёзности. — Ты никогда мне не отказывала, ни разу. Свон сглотнула ком в горле, запах женщины и само её тепло стали проникать сквозь кожу, овладевая сознанием и мыслями Эммы. Брюнетка была подобна амброзии, медленно растекающейся по венам журналистки и дарящей лишь наслаждение и лёгкий дурман. Блондинка откашлялась. — Почему зоопарк? — Хоуп любит животных, — пожала плечами Миллс. — А Генри попал под её влияние и всё чаще говорит, что хочет себе щеночка, но я пока непреклонна. Контактный зоопарк доставит удовольствие обоим нашим детям. Я хочу, чтобы мой сын знал, что никогда не будет один, что у него всегда буду я и… — И мы с Хоуп, — согласно кивнула Свон. — Так и есть. — Спасибо, — голос Реджины дрогнул. — К тому же, ты тоже, вроде, души не чаяла в котятах и щенках, когда мы ходили в то новомодное кафе в развлекательном центре. К слову, в самом зоопарке есть развлекательная программа для детей, куда я также взяла смелость записать Хоуп и Генри. Так у нас с тобой будет время побыть наедине, — женщина поспешно поджала губы, когда Эмма довольно ухмыльнулась. — Мы приятно проведём вместе время, а потом я… Я поговорю с сыном. — Звучит почти как свидание, — журналистка подняла руку, чтобы коснуться щеки брюнетки, и Миллс прикрыла глаза от удовольствия, когда прохладные пальцы коснулись кожи. Как кошка ластится, когда её чешут за ушком. — Для свидания я придумала бы что-нибудь поинтереснее, — Реджина полностью расслабилась в руках блондинки и казалась такой податливой. Свон нравилось, как плавно их разговор приобрёл интимную нотку. Они стояли одни, напротив друг друга, едва касаясь, но обещая своими прикосновениями защитить и уберечь. Эмма чувствовала полное доверие женщины, её расположение, ласку и нежность, которые она проявляла исключительно к ней одной. — Желание покормить меня и повидаться с Хоуп — не единственные причины твоего прихода сюда, верно? — тихо прошептала журналистка, не скрывая требовательной нотки. Брюнетка усмехнулась, снова налаживая с блондинкой зрительный контакт. Она какое-то время молча прожигала Свон взглядом, и та буквально таяла от тех эмоций, что читались в потемневших глазах. Эмма горела от желания быть рядом с Миллс, отдать той всю себя без остатка, лишь бы только получить шанс на совместное будущее. Журналистка хотела отношений с Реджиной, хотела стать одной из тех классических моногамных пар, которые так частно пропагандировались в фильмах со счастливым концом. Это больше не казалось блондинке чем-то скучным и банальным, ведь с этой женщиной не могло быть банальных и скучных отношений, она была слишком удивительной и живой! — Я должна была быть более терпеливой, — наконец призналась брюнетка. — Я хотела дать тебе ещё чуть больше времени всё обдумать, но… Я больше не могла обходиться сообщениями и телефонными звонками, мне было необходимо увидеть тебя лично. Я постоянно думаю о тебе, Эмма. После того поцелуя я просто потеряла терпение, он что-то зажёг во мне, и пламя не угасает ни на секунду. Это странно, я никогда не думала, что способна на такие чувства. Прости, что пришла без предупреждения со всем этим. — Не стоит извиняться. Я совсем не это хочу услышать, — блондинка сократила расстояние одним шагом, ощущая как грудь Миллс прижимается к её собственной и тяжело вздымается от глубокого дыхания. Реджина не отстранилась, а наоборот, опустила одну руку на талию Свон, немного надавливая на неё ладонью, тем самым не давая отстраниться. Всё в Эмме пело и кричало в восторге от того, что брюнетка так спокойно позволяла себе подобные прикосновения. Журналистка хотела, чтобы это никогда не заканчивалось. — Мне немного страшно, что я окажусь недостаточно умелой во всём этом. Я совсем не умею быть с женщинами, я ничего не знаю об этом. Да и с мужчинами я не могу назвать себя опытной. Я не уверена, что помню, что такое романтика! Ты должна понимать, что у меня огромная нехватка опыта. — Ты боишься меня разочаровать? — блондинка вопросительно выгнула бровь, подушечкой пальца невесомо очертив контур одной брови Миллс. — Чушь, Реджина. Одного твоего прикосновения достаточно, чтобы свести меня с ума, а поцелуя, чтобы я потеряла голову. Я никогда не испытывала подобных чувств ни к кому. А опыт придёт со временем. Я тебе помогу, если ты позволишь. Пальцы Свон принялись изучать линию челюсти женщины, лаская и успокаивая. Брюнетка замычала со слабой улыбкой, позволяя себе насладиться вниманием Эммы. — Ты же понимаешь, что за собой влекут отношения? Это огромная работа, — Миллс подставила лицо ладони журналистки. — Ты можешь со временем узнать даже те мои тёмные стороны, о которых я сама ничего не знаю. Ты уверена, что не испугаешься? — Уверена, — блондинка очертила контур пухлых губ Реджины подушечкой большого пальца, отчего женщина на резком выдохе немного приоткрыла рот. — Отношения — не всегда «долго и счастливо». Могут быть ссоры, скандалы, недопонимания, — хватка брюнетки на талии Свон усилилась. — После которых мы будем игнорировать друг друга, возможно проклинать. Ты будешь меня раздражать, а я смогу легко перейти на оскорбления, если не смогу до тебя достучаться. — Мы можем мириться. Я знаю пару интересных способов, — промурлыкала Эмма, когда вторая ладонь Миллс скользнула вверх по руке журналистки, плавно переходя на плечо. — Я хочу всего этого. Ссоры и скандалы — отлично! Я готова. — Я ужасно ревнива и требовательна. — Я знаю. — Тебе придётся отдать мне себя всю. — Забирай. Слова Реджины противоречили реакции её тела. Женщина словно пыталась отговорить блондинку, но в тоже время руки не давали Свон и шанса отступить хотя бы на шаг. Зрачки брюнетки расширились, когда взгляд потемневших глаз немного затуманился. Эмма едва держала себя в руках, чтобы не наброситься на Миллс. — После развода моя семья окажется в центре внимания, — хрипло произнесла Реджина. — Не только я и Генри будем главными мишенями, но и вы с Хоуп. Ты лучше меня знаешь, как это работает. Пойдут слухи, злые статьи, насмешки… — Мне плевать. Хоуп тоже, я знаю. Она не удивится нашим с тобой отношениям, и станет первой, кто будет гнать репортёров в шею, — решительно ответила журналистка. — Она всегда была на нашей стороне и, как мне кажется, поняла всё куда быстрее меня. Женщина откинула голову назад в роскошном глубоком смехе, его беззаботность противоречила всей ситуации, но это лишь сильнее воспламенило блондинку. Свон склонилась ближе к брюнетке, чувствуя на лице её прерывистое дыхание, тепло которого нежно облизывало кожу. — Да, это на неё похоже, — Миллс опустила взгляд на губы Эммы. — И всё же, нам придётся во многом себя сдерживать рядом с детьми. Двигаться медленно, адаптировать их обоих к новому статусу наших с тобой отношений. Генри и Хоуп должны чувствовать себя комфортно. Они на первом месте. — Не важно на каких условиях мы будем вместе, Реджина, — журналистка облизнула пересохшие губы. — Если я сказала, что хочу быть рядом, я буду. Ты помнишь, я упряма и готова ко всему. Женщина потянулась к блондинке, их носы соприкоснулись, а губы замерли всего в нескольких сантиметрах. Брюнетка увереннее обвила рукой шею Свон, позволяя уже обеим бледным ладоням сжимать свою талию в ответ. Эмма готова была взорваться на месте и в тоже время ощущала странное спокойствие и уверенность. То, что происходило сейчас казалось ей правильным, тем, к чему она стремилась всю свою жизнь. — Нам придётся проделать колоссальную работу над собой, — повторилась Миллс, а затем понизила голос до хрипа. — И тебе многому придётся научить меня в сексуальном плане. Журналистка подтолкнула Реджину назад, прижимая её бёдра к краю столешницы своими, нависая над женщиной. Брюнетка удивлённо ахнула, но румянец на её щеках подтвердил, что этот манёвр Миллс очень понравился. Реджина затронула опасную тему, поскольку блондинка могла только мечтать о том, чтобы уложить такую женщину в свою кровать. Свон испытывала к брюнетке чувства куда глубже обычного желания и сексуального влечения, она даже не собиралась настаивать на чём-то подобном, но… Миллс была дьявольски и так порочно прекрасна, а Эмма никогда не считала себя монашкой. — Нам обеим предстоит научиться многому друг у друга, — прошептала журналистка в самые губы Реджины. — Только спроси меня. Ты же пришла за этим. Задай уже свой чёртов вопрос, как обещала. Женщина улыбнулась нетерпению блондинки, которое явно разделяла. Одна рука брюнетки запуталась в золотистых волосах Свон, а вторая смело забралась под футболку, изучая гладкость кожи на талии Эммы пальцами. Карие глаза впитывали каждую эмоцию, на лице журналистки, наслаждались ими… Блондинка задрожала под жестокими ласками Миллс, тихо чертыхнувшись, вызвав хищный оскал на чувственных кровавых губах. По коже Свон пробежали мурашки. — Не играй со мной, Реджина! — У тебя остался последний шанс, Эмма Свон. Пути назад уже не будет, — женщина выгнулась в спине, сильнее прижимаясь к Эмме, чтобы прошептать следующие слова едва касаясь губ журналистки своими. — Готова ли ты ко всем трудностям, за призрачный шанс построить что-то настоящее со мной? — Да. Брюнетка молниеносно впилась в губы блондинки требовательным и жадным поцелуем, стоило той только выдохнуть заветное согласие. Весь мир Свон сжался до размеров всего одного человека, когда инициатива Миллс произвела настоящий фурор с сердцем Эммы. Оно ускорило свой ритм, а затем резко замерло, выдавливая из себя остатки крови. Будь Реджина демоном, журналистка с радостью продала бы ей свою жизнь прямо здесь и сейчас. Женщина не просто целовала блондинку, её губы и руки касались самой души, играли с ней, искушали и подчиняли. Брюнетка была слаще карамели на вкус, запахи её волос и кожи заставляли Свон терять остатки своего рассудка, а руки, которые так бесцеремонно и по-собственнически ласкали бока и рёбра под майкой, царапали ногтями разгорячённую кожу. Эти поцелуи отличались от того, что был раньше. В них неловкость и чувственность уступили место жадности и голоду. Эмма и Миллс цеплялись друг за друга, как утопающие за соломинку, их губы встречались снова и снова, а тела льнули друг к другу, в тщетной попытке слиться воедино. Реджина упоминала что-то про отсутствие опыта?.. Кощунство! Журналистку никто никогда не целовал так властно и умело, полностью отдаваясь процессу и забирая весь воздух из лёгких. Женщина перед ней была ненасытна, в её сбивчивом дыхании и гулких ударах сердца, которые блондинка ощущала собственной грудью, читалась нужда в отдаче, потребность в прикосновениях, жажда большего. Свон обхватила губами пухлую нижнюю губу брюнетки и втянула её в свой рот, смело посасывая и слыша дрожащий стон — податливость Миллс вскружила голову Эммы. Реджина громко выдохнула, когда журналистка выпустила её из своего плена, но лишь для того, чтобы подхватить её за бёдра и резко усадить на столешницу. Блондинка уверенно раздвинула колени женщины, устраиваясь между её ног, услышав одобрительное мурлыканье последней. Свон медленно провела ладонями от коленей до бёдер брюнетки, Миллс ухмыльнулась и с вызовом вскинула подбородок, словно спрашивая, хватит ли у Эммы смелости зайти дальше? Но журналистка была пьяна Реджиной. Она настолько отдалась собственным ощущениям, что совсем перестала думать или сомневаться. Блондинка так давно желала эту женщину, даже не надеясь, что нечто подобное когда-либо произойдёт. А сейчас, когда она буквально держит брюнетку в руках, а всё тело изнывает от желания почувствовать Миллс ещё больше, Свон не даст заднюю. Эмма сместила ладони с бёдер на ягодицы Реджины и требовательно сжала их, рывком притягивая к себе, толкнувшись бёдрами между ног женщины. Брюнетка сдавленно простонала, сжав волосы журналистки в кулак на затылке, и притянула лицо блондинки обратно к себе. Миллс не любила подчиняться, это было не в её характере. Реджина медленно провела кончиком острого языка по тонким губам Свон, словно спрашивая разрешения, и Эмма с радостью выдала ей приглашение. Женщина первой решила перейти эту грань. Горячий язык брюнетки вторгся в рот журналистки, сплетаясь с её языком в борьбе за первенство. И блондинка проиграла. Язык Миллс грабил каждую чувственную эмоцию Свон, крал каждое невысказанное слово, пробовал Эмму на вкус… Реджина целовалась с завидной уверенностью и непоколебимостью, каждым движением губ и языка доказывая журналистке, что не сожалеет ни о чём. Она знает, что делает, и делает то, чего желает. Блондинка жалобно всхлипнула, когда женщина прикусила её нижнюю губу и немного оттянула её зубами. Тёмные глаза брюнетки казались почти чёрными и бездонными, поглощающими и порабощающими. Миллс подчинила себе внимание Свон, медленно расстёгивая на себе пуговицы пиджака, и Эмма не могла отвести взгляд или даже моргнуть. На щеках Реджины царствовал румянец, через приоткрытые и припухшие от страстных поцелуев губы срывалось частое дыхание, а глаза блестели и сияли… Справившись с пуговицами, изящные руки пробежались вверх по лацканам пиджака, забираясь под дорогой материал и стягивая его с плеч. Журналистка облизнула искусанную губу, любуясь тем, как неторопливо, наслаждаясь каждой секундой внимания, женщина избавляется от сковывающего движения пиджака, позволяя ему небрежно упасть на пол. Блондинка не планировала сейчас заходить далеко с брюнеткой, но просто не могла оторваться от неё. Ощущать Миллс, полностью вовлечённую в процесс и совершенно открытую к новым ощущениям и опыту, было тем, что затмевало здравый смысл. Свон обхватила лицо Реджины руками, возвращаясь к желанным губам, ухмыльнувшись, когда женщина обвила её бёдра своими ногами. Эмма поцеловала шрам над верхней губой брюнетки, очертила языком контур самих губ и со смешком ойкнула, когда Миллс прикусила самый кончик языка журналистки, требуя прекратить заигрывания. Блондинка украла глубокий чувственный поцелуй Реджины, наслаждаясь ощущением её языка на своём. Её тело била мелкая дрожь, а возбуждение сконцентрировалось внизу живота и затянулось в тугой узел. Тело Свон зажило собственной жизнью, её руки сместились с лица женщины ниже, пальцы пробежались по тонкой шее, пока не наткнулись на воротник блузки, а затем, очертив его края, двинулись к пуговицам. Эмма не знала, заметила ли брюнетка момент, когда она расстегнула первую пуговицу, вторую, третью? Миллс самозабвенно принимала каждый поцелуй журналистки, выгибаясь ей навстречу, словно позволяя сделать с собой всё, что та сочтёт нужным. Расстегнув на Реджине блузку, блондинка немного отстранилась с жадностью окидывая взглядом открывшийся вид. Смуглое стройное тело было слишком нереальным, гибким, идеальным, вылепленным лучшим скульптором произведением искусства: острые ключицы, пышная грудь, обрамлённая бордовым кружевным лифчиком, тонкая талия… Женщина опустила взгляд вниз, и в её глазах появился намёк на осознанность. — Свон… Эмма не дала брюнетке договорить, снова отвлекая губы Миллс поцелуем. Реджина ответила на него с небольшой задержкой, словно сдаваясь, но затем ощутимо впиваясь ногтями в кожу лопаток журналистки. Блондинка простонала от боли и удовольствия, прикусив подбородок женщины, вынуждая ту запрокинуть голову назад. Свон своими ласками спустилась ниже на шею брюнетки, пробуя кожу на вкус, языком ощущая бешенный пульс артерии. — Эмма, — простонала Миллс, уперев ладони в плечи журналистки. — Подожди. — М? — блондинка оставила короткий поцелуй под челюстью Реджины. — Кажется, я что-то слышала, — женщина усилила давление рук в плечи Свон, вынуждая ту отстраниться. — Тебе кажется, — Эмма с трудом сфокусировала внимание на словах брюнетки. Её глаза отказывались оторвать взгляд от изучения гибкого тела напротив. — Нет, — покачала головой Миллс, и теперь уже журналистка уловила какой-то щелчок. — Во сколько Хоуп возвращается из школы? Блондинка нахмурилась, пытаясь прийти в себя и осознать смысл вопроса Реджины. Она часто заморгала, всё ещё держа женщину в своих объятиях, и перевела взгляд на настенные часы именно в тот момент, когда входная дверь открылась. Челюсть Свон отвисла сама по себе в немом вздохе, а брюнетка тут же обернулась на звук. На лице Миллс была целая гамма эмоций, промелькнувших всего за мгновение: от разочарования и удивления, до паники и испуга. Реджина в испуге резко оттолкнула от себя Эмму, соскакивая со столешницы, и пригнулась, прячась за единственным предметом мебели, скрывающим её от вида со стороны входной двери. Женщина шумно выдохнула, в бессмысленной попытке запахнуть на себе блузку и слиться с полом, притворяясь предметом интерьера. Журналистка зажала рот рукой, в панике посмотрев в сторону двери и радуясь всем Богам за то, что она случайно защёлкнула дверь на цепочку. У Хоуп и Руби были ключи от основных замков, но полностью попасть в квартиру они не могли — цепочка была настолько короткой, что было невозможно просунуть даже руку. — Хей, есть кто дома? Странно, — это была фотограф. — Она же никогда не использует цепочку, когда знает, что мы скоро будем. — Мама? — послышался растерянный голос дочери блондинки. — Ты в порядке? Свон переглянулась с брюнеткой, которая поспешно застёгивала на себе блузку, сидя на коленях, даже голову не поднимая из-за столешницы. Лицо Миллс пылало уже от смущения и стыда, волосы были растрёпаны, одежда немного помята, а пальцы не слушались, пропуская пуговицы. Реджина замахала рукой, поторапливая Эмму дать девочке хоть какой-то вразумительный ответ. — Не стой столбом! — зашипела женщина. — Солнышко, — протянула журналистка, обтягивая футболку и поправляя волосы. — Сейчас открою, секунду! — Не откроешь! — едва слышно предупредила брюнетка. — Ну не держать же мне их в коридоре? — жалобно прошептала блондинка. — Мам, быстрее, — вздохнула Хоуп. — Я есть хочу. Лукас постучала, а затем попыталась открыть дверь, но та не поддалась. Руби что-то неразборчиво пробормотала дочери Свон, а затем снова нетерпеливо постучала. — Ты чем там занимаешься, Свонни? — в голосе подруги слышался смех. — У тебя гости? — Минуту! — Эмма беспомощно уставилась на Миллс, которая уже успела подобрать с пола пиджак. — Я была в душе и сейчас в одном полотенце. Сейчас приведу себя в порядок и открою. — Вот как, — протянула фотограф. Чёрт, журналистка знала этот тон. — Довольно любопытно. — Мама! Это не смешно. — А по-моему забавно, — хохотнула Лукас из-за двери. — Придумай что-нибудь! — прошипела Реджина. — Что? — пискнула блондинка. — У меня в голове пусто! — Это я знаю! — женщина стала раздражаться. — Выпроводи их отсюда. — Мам? У тебя всё хорошо? — в голосе дочери читалось беспокойство. — Да-да! Сейчас! — взгляд Свон стал метаться по квартире в попытках придумать, куда бы запрятать брюнетку или как объяснить её присутствие здесь. — Ты с кем там разговариваешь? — потешалась Руби. — Ни с кем! — крикнула Эмма. — Сама с собой. — Зачем? — отозвалась девочка. — Это бывает полезно, когда пытаешься что-то найти! Хоуп что-то невнятно сказала подруге журналистки, и фотограф рассмеялась, ответив неразборчивым шёпотом. Блондинка поняла, что попала в почти безвыходное положение. Она же не может заставить Миллс спрятаться в душевой или залезть в шкаф. Или может? — Давай в окно! — Свон склонилась над Реджиной. — Что?! — возмутилась женщина. — У тебя не первый этаж, Эмма! — Там есть пожарная лестница. — Я не полезу в окно, как какой-то паршивый любовник, — отрезала брюнетка. — Ты за кого меня принимаешь? — Ну пожалуйста? — журналистка сложила ладони в умоляющем жесте. — Я не знаю, как это всё объяснить! Однако Лукас, видимо, сжалившись над блондинкой, обратилась уже напрямую к Хоуп, намеренно громко, чтобы Свон могла услышать её слова: — Давай дадим твоей маме возможность привести себя в порядок и пока сгоняем за мороженым? — Эмма готова была встать на колени перед Руби. — Правда можно? — загорелась дочь журналистки. — Десерт перед обедом? — Да, купим пару штучек, ну или четыре… — подруга намеренно выделила интонацией последнее слово. — Твоя мама не будет против. — Почему четыре? — удивилась девочка. — На всякий случай. — Кайф! — Хоуп была сладкоежкой. — Погнали! Мам, не торопись. Мы с Руби придём через пять минут, хорошо? Сработало? Правда? Вот так просто? Блондинка готова была фотографа на руках носить. Только Лукас всегда знала, как спасти Свон из любой ситуации. Она в неоплатном долгу перед Руби, чёрт возьми. — Да! — слишком радостно ответила Эмма с очевидным облегчением. — Отлично! — Тогда мы пошли, — пропела подруга. — Буду ждать! — отозвалась журналистка. — Ага, — рассмеялась фотограф. — Туфли, кстати, шикарные. Блондинка и Миллс застыли, широко распахнутыми глазами глядя друг на друга. Ну конечно, Лукас заметила чёрные лабутены сквозь щёлочку и точно догадалась, кому они могли принадлежать. Интересно, видела ли их дочь? Свон и Реджина выдохнули только, когда Руби притворила за собой дверь. Женщина, немного подождав, осторожно выглянула из своего укрытия прежде, чем подняться, прижимая ладонь к колотящемуся от волнения сердцу. Эмма и женщина переглянулись, всё ещё тяжело дыша, а потом истерично рассмеялись от облегчения — травмировать психику девочки в их планы не входило. Они хохотали, каждая по своей причине радуясь тому, что брюнетке не пришлось никуда сбегать. Миллс опёрлась спиной о столешницу, снимая с волос резинку — её причёска уже давно была испорчена. Она помахала рукой у лица, заставляя себя дышать размеренно и спокойно, что журналистка сочла абсолютно очаровательным. Блондинка сделала шаг к Реджине, но та тут же вскинула руку в повелительном жесте приказывая остановиться. — Даже не думай, Свон, — женщина подняла на Эмму строгий взгляд. — Открой дверь и дай мне привести себя в порядок. — Прости, Реджина, — журналистка поджала губы, но улыбка всё равно не покидала её лица. — Зачем извиняться, когда тебе не жаль? — брюнетка выгнула бровь. — Мы были на волоске. Нам нельзя допускать подобное в будущем. И вообще всего этого не должно было быть, — Миллс оттолкнулась от столешницы и решительно направилась в сторону ванной комнаты, обходя блондинку на безопасном расстоянии. — Но рядом с тобой я превращаюсь в подростка в его пубертатный период. — Но всё же обошлось! — К счастью, — Реджина остановилась в дверях ванной комнаты и оглянулась на Свон. — И, к слову, сейчас ты меня очень раздражаешь, Эмма. Журналистка счастливо выдохнула, хотя её сердце всё ещё бешено билось в груди и не только от адреналина и страха быть пойманными, но и от возбуждения, которое блондинка всё ещё ощущала влагой на своём белье. Свон подошла к двери и убрала цепочку, кинув беглый взгляд на туфли женщины. Да уж, ей придётся многое объяснить Лукас, когда та вернётся.

***

Хоуп за обе щеки уплетала принесённое брюнеткой лакомство, пока Руби с хитрой улыбкой переводила взгляд с Эммы на Миллс и обратно. Журналистка и Реджина намеренно сидели на небольшом расстоянии друг от друга, чтобы создать для себя нечто вроде «прикрытия», но подруга блондинки дурой не была. Фотограф знала, что в свой День рождения женщина поцеловала Свон, знала подробности их диалога в тот день, и сейчас, видя алеющие под пытливым взглядом щёки брюнетки и Эммы, а также помятую одежду на обеих, догадывалась, что происходило на самом деле за закрытыми дверями. Лукас, однако, хватило такта не подшучивать в присутствии дочери журналистки, но сияющие любопытством лисьи глаза выдавали нетерпение. — Как же вкусно! — заявила девочка. — Реджина, вы не злитесь, что мы схитрили тогда на ярмарке? — Не злюсь, — покачала головой Миллс и улыбнулась Хоуп. — На самом деле, я с самого начала догадывалась, что никакого поросёнка на балконе держать бы вы не стали. Блондинка хихикнула, вспомнив лицо Реджины в тот момент, когда она впервые услышала это странное оправдание. Женщина словила взгляд Свон и многозначительно вскинула брови, заставив Эмму сконцентрироваться на своём обеде. — Хорошо, если так, — дочь журналистки кивнула. — Спасибо, Реджина! Бургеры просто потрясные! Брюнетка ухмыльнулась и кивнула, посмотрев на тарелку перед собой, к своей порции она пока так и не притронулась. Блондинка понимала, что Миллс не привыкла есть еду голыми руками, поскольку даже один несчастный кусочек пиццы, который девочка как-то уговорила Реджину отведать, был съеден с помощью вилки и ножа. Женщина уже несколько раз тянулась к еде, но её пальцы словно сами по себе отказывались прикасаться к блюду. Свон усмехнулась. Почему всё, что делает эта брюнетка кажется ей настолько очаровательным? Эмма молча встала со своего места, чувствуя на себе взгляды сразу трёх пар глаз, подошла к кухонному ящику и выудила из него необходимые столовые приборы. Журналистка оглянулась через плечо на девочку, и Хоуп, кинув быстрый взгляд на Миллс, кивнула, догадавшись, что задумала мать. Блондинка вернулась к столу и неторопливо положила перед каждым по ножу и вилке. Дочь сразу вытерла руки салфеткой и ухватилась за столовые приборы, буквально вонзая зубчики вилки в блестящую булочку минибургера, а Руби сначала немного нахмурилась, так и не донеся своё лакомства до рта, когда Свон многозначительно посмотрела на вилку перед ней. Подруга скептически подняла взгляд на Эмму, будто проверяя шутит ли она (но журналистка была серьёзна), медленно перевела взгляд на девочку, уже во всю работающую вилкой, а затем на Реджину, которая не сводила с блондинки удивлённого взгляда. Фотограф протяжно выдохнула, но послушно опустила надкусанный ранее бургер на тарелку и потянулась к салфеткам. Свон довольно кивнула и, перехватив взгляд женщины, весело подмигнула ей прежде, чем сесть за стол. Брюнетка, смущённо обведя взглядом собравшихся, осторожно взялась за нож и вилку, поднеся их к бургеру. Она кинула на Эмму быстрый взгляд и улыбнулась, тепло и искренне, отчего бабочки в животе журналистки, которые и без того никогда не спали в присутствии Миллс, пустились в новый полёт. Реджина отрезала небольшой кусочек бургера, поднесла его ко рту и осторожно попробовала. Она удивлённо вскинула брови, медленно пережёвывая пищу, пробуя и знакомясь с ней, словно молча признавая, что уличная еда тоже может быть вкусной. Женщина, продолжая уже более уверенно работать челюстью, принялась аккуратно отрезать себе следующий кусочек, когда вдруг остановилась, заметив, что все с восхищением и улыбками за ней наблюдают. Блондинка громко кашлянула, заставив Хоуп и Лукас виновато потупить взгляд в свои тарелки. Брюнетка впервые ела нечто подобное и получала удовольствие от процесса. Свон нравилось сидеть с ней вот так за столом, соприкасаясь коленями, улыбаться и болтать на будничные темы. Дочь Эммы поделилась новостями из школы, рассказывая забавные случаи из их с сыном Миллс школьной жизни, Руби комментировала слова девочки и активно подшучивала, на что девочка всегда знала, как ответить. Реджина молча наблюдала со стороны с расслабленной улыбкой, иногда тихо посмеиваясь, иногда переглядываясь с журналисткой. Блондинка была счастлива здесь и сейчас: в своей небольшой квартирке, рядом с самыми важными для себя людьми. Она понимала, что для полноты картины не хватало только Генри, но всё было впереди. Женщина приняла Свон, приняла свои чувства к ней, приняла саму идею их возможного будущего, за которое Эмма будет бороться до победного. Поражения она не примет, не с этой брюнеткой. После обеда подруге журналистки пришло время откланяться. Её ждало очередное свидание с классной руководительницей детей блондинки и Миллс, о чём она уместно умолчала, чтобы не затрагивать смущающие темы. Фотограф перед уходом обняла Свон, едва слышно шепнув той на ухо: «Поздравляю», и, попрощавшись с Хоуп и Реджиной, удалилась. Дочь тут же оккупировала внимание женщины, чему Эмма не возражала. Взаимодействие брюнетки и девочки всегда казалось журналистке гармоничным, правильным и естественным. Хоуп прекрасно ладила с Миллс, старалась во многом брать с неё пример, а иногда и вовсе неосознанно перенимала от Реджины манеру речи или суждения. С этой женщиной дочь блондинки получала что-то, чего ей ранее не хватало в жизни со Свон: девочка могла поговорить с брюнеткой о моде, посоветоваться по поводу выбора марки детской косметики, восхититься причёской и даже поэкспериментировать с собственной. Эмма обладала базовыми навыками во всём этом, но этого вряд ли было достаточно. Журналистка была благодарна Миллс за то, с какой охотой та шла навстречу Хоуп со всеми её «девчачьими» просьбами. Даже более того, блондинка видела, что Реджина получает настоящее удовольствие от всего происходящего. Она всегда внимательно слушала дочь Свон, относилась к ней не как к ребёнку, веселилась вместе с ней абсолютно раскрепощённо. Эмма видела нежность и практически материнскую заботу во всём, что женщина делала для девочки, и от этого её сердце таяло. Сейчас Хоуп сидела на диване, боком прижимаясь к брюнетке, и пультом листала список фильмов, которые отложила для просмотра ещё прошлым вечером. Миллс приобнимала дочь журналистки за плечи и с искренним любопытством слушала краткие содержания фильмов, которые девочка предлагала посмотреть. Хоуп была ценителем старого кинематографа, поскольку считала его более искренним и душевным, а Реджина в целом не часто смотрела фильмы, чтобы разбираться в них. Блондинка не могла перестать улыбаться, наблюдая за ними со стороны, пока мыла посуду. — Вы любите комедии или мелодрамы? — поинтересовалась дочь Свон. — Не знаю, — неловко улыбнулась женщина. — Может, что-то общее? — Хм, — девочка, казалось, серьёзно подошла к вопросу выбора фильма, чтобы впечатлить брюнетку. — Тогда я включу что-то такое, что вы потом будете просто обязаны показать Генри! Миллс рассмеялась очаровательной решительности Хоуп, оглянувшись на секунду в сторону Эммы, будто подчёркивая, что она ждёт, когда журналистка к ним присоединится. У блондинки уже все мышцы лица ныли от неисчезающей счастливой улыбки. — Хорошо, — признательно ответила Реджина. — Спасибо. — «Двое: я и моя тень»! — наконец огласила Хоуп. — Мне кажется, вам двоим очень зайдёт. Советую запастись вкусняшками, чтобы не отрываться от просмотра. — Неужели? — усмехнулась женщина. — Когда я была не права? — дочь журналистки намеренно серьёзно посмотрела на брюнетку, скопировав один из лучших скептических тонов Миллс. Реджина, видимо, узнала в поведении девочки пародию на себя, и лишь весело фыркнула. Блондинка закончила вытирать посуду полотенцем и, подойдя к болтающей парочке, присела на подлокотник дивана подле женщины. Она намеренно расположилась таким образом, чтобы касаться коленом локтя брюнетки. Миллс поджала губы, немного повернув голову в сторону Свон, словно намекая, что заметила этот манёвр. — Ты всегда права, — вместо Реджины ответила Эмма. — Фильм действительно стоящий. — Удивительно, что ты его помнишь, учитывая, что постоянно засыпаешь за просмотром какого-нибудь фильма, — закатила глаза Хоуп. Эта привычка журналистки немного обижала дочь, но она старалась с пониманием относится к этому. — Почти каждый раз на следующий день приходится пересматривать где-то с середины, — поделилась с женщиной девочка. — Да, но этот я смотрела! — в свою защиту воскликнула блондинка. — У мамы ужасный режим дня, — достаточно громко прошептала девочка, наклонившись к брюнетке. — Поэтому, если она уснёт, не удивляйтесь, это нормально. — Устаёшь на работе? — Миллс смерила Свон изучающим взглядом. — Просто иногда приходится работать по ночам и возвращаться домой под утро, — призналась Эмма. — Но в последнее время я стараюсь ночевать дома, а не в машине. Реджина недовольно нахмурилась, представив себе перспективу ночёвки в небольшом жёлтом жуке журналистки. Блондинка любила свою машину, какое-то время даже жила в ней, но даже Свон готова была признать, что до комфортной кровати её транспорту очень далеко. Её шея и плечи часто затекали и ей приходилось принимать горячую ванну, чтобы успокоить собственные мышцы. Женщина склонила голову на бок, каскад тёмных волос отразил свет от лампы. Брюнетка изучала лицо Эммы, словно что-то анализируя в своей голове, но журналистка в этот раз не смогла разгадать значение этого загадочного взгляда. — Сколько часов ты спишь? — Обычно или в последнее время? — В последнее время. — Часа четыре, — нехотя ответила блондинка. — Иногда дольше, если днём удаётся выкроить пару часов. Взгляд Миллс стал жёстче, и она приоткрыла рот, чтобы задать вопрос или выдать какую-то поучительную тираду, но в последний момент передумала: не при Хоуп. Реджина сдержанно выдохнула, не заметив облегчённую ухмылку на лице Свон: присутствие дочери буквально спасло её от прямого вопроса женщины о причине такого ужасного режима сна. Если бы брюнетка спросила об этом, Эмме пришлось бы рассказать правду и испортить магию этого дня. — Нужно поработать над твоим режимом, — наконец серьёзно произнесла Миллс. — Будешь контролировать, чтобы по ночам я была в постели? — журналистка насмешливо вскинула брови, не сразу осознав, как двусмысленно прозвучали её слова. К её щекам прилила кровь, окрасив лицо в смущённый румянец. Реджина, секунду помолчав, закусила губу, медленно выпуская её зубами, позволяя игривой улыбке расплыться на лице. Она открыто наслаждалась смущением блондинки. Свон откровенно зависла, любуясь естественной красотой женщины. Могла ли она назвать эту шикарную брюнетку своей? Эмма и Миллс не успели поговорить наедине после того, как их «беседу» на кухне прервали, но у них впереди ещё было время, чтобы всё друг с другом разъяснить. Журналистка не торопилась, на данный момент ей было достаточно и того, что Реджина открыта к диалогу. — Если придётся, Эмма, — как можно более естественно ответила женщина, и блондинка бы не поверила этому небрежному тону, если бы не этот опасный огонёк, вспыхнувший в тёмном взгляде. Свон нервно сглотнула. Она до сих пор ощущала на себе запах и тепло тела брюнетки, чувствовала на губах её вкус, а на пальцах гладкость кожи. Эмма верила в невозможное — Миллс готова быть с ней, осознавая все риски. Быть во всех смыслах, без предрассудков и опаски. Ранее Реджина перечислила лишь то, с чем может столкнуться журналистка на избранном ими сложном пути, но не упомянула о собственных преградах. Женщину на самом деле ждали трудности куда более масштабные, чем блондинку, но та решила не упоминать о них. Однако Свон знала характер брюнетки: Миллс рассмотрела их потенциальные отношения со всех сторон и… Жаждала их. Только это слово могла подобрать Эмма, учитывая то, как до этого целовала её Реджина. — Мам, — девочка деликатно кашлянула, со стороны наблюдая за затянувшимися гляделками журналистки и женщины. — Может присядешь уже? — Что? А, да. Блондинка поспешно перевела взгляд на Хоуп и кивнула с долей вины, встретив ребячливую полуулыбку. Свон почти нехотя поднялась на ноги, прерывая такой невинный физический контакт с брюнеткой, и, обойдя журнальный столик, присела на единственное свободное место на диване — возле дочери. Эмма устроилась поудобнее, прижавшись к девочке, и кивнула, выражая готовность начать просмотр. Хоуп чувствовала себя довольно комфортно, находясь между журналисткой и Миллс, которые, наоборот, испытывали странное смущение от лёгкой недосказанности между ними. Реджина продолжала обнимать Хоуп за плечи, поэтому её кисть едва касалась предплечья блондинки, но Свон постаралась сделать вид, что не замечает, как пальцы женщины задумчиво перебирают немного вьющиеся золотистые пряди волос Эммы. Так неторопливо и почти лениво… Начался фильм, однако журналистке было трудно сконцентрироваться на нём, но не только из-за близости брюнетки. В голове блондинки бушевал ворох разных мыслей. Она думала о своей дочери, о Миллс рядом с ней, о сыне Реджины… Свон считала их частью своего мира, пусть совершенно неожиданной для себя. Она никогда не думала, что ей чего-то не хватало в своей жизни, пока она не познакомилась с этой женщиной и мальчиком, пока Хоуп не нашла в их лице надёжных друзей. Эмма покосилась на ноутбук, что в данный момент был отставлен в сторону, и стопку разных записей, набросанных неразборчивым мелким почерком. Журналистка была счастлива, но чувствовала почти хрустальную хрупкость этого счастья. Она очень сильно хотела защитить этот покой и безмятежность любыми доступными способами.