Мы разрушим наши стены

Однажды образ твой увидел.

Весь мир был позабыт тогда.

Он душу в миг тогда похитил,

Моя нейтронная звезда

Женщина была рада, что сын вернулся домой. С того дня, как блондинка и её дочь привезли мальчика, брюнетка почти не находила себе места от счастья. Она стремилась проводить с Генри каждую свободную секунду своего времени, но, в то же время, постоянно напоминала себе о том, что чрезмерно опекать сына не стоит. Миллс не видела мальчика всего несколько дней, но этой разлуки оказалось достаточно чтобы понять, насколько она нуждается в Генри: в его лёгком беспорядке в комнате, постоянно помятой школьной форме, разбросанным книгам… Реджина стала ещё больше ценить такие обычные вещи, как совместные завтраки, утренние поездки в Сторибрук на машине под громкую музыку, которую она теперь разрешала сыну выбирать, визиты в офис, где мальчик по своему обыкновению любил ковыряться в рукописях и эскизах обложек на столе женщины и прочее. Всё в жизни брюнетки было завязано на Генри, а она сама этого не замечала. Каждый аспект существования Миллс включал присутствие сына, что оказалось… Немного неправильным. Дом, школа, работа… Мальчику нужно было учиться расти самостоятельно, а не во всём полагаться на Реджину и, скрепя сердцем, женщина решила дать Генри больше свободы. Сын здраво принял это предложение, а у брюнетки появилось немного пространства для себя. Она никогда не ценила личное время до встречи со Свон, но теперь… Работа над отношениями с Эммой стала важной частью самой Миллс. Даже так: сама журналистка стала частью Реджины. Отношение мальчика к женщине тоже сильно изменилось, она чувствовала это. Генри стал внимательнее к матери, часто извинялся и перестал настаивать на совместных визитах к отцу. Сын чувствовал себя виноватым за свой эгоизм, говорил, что поступал слишком по-детски и часто просил у брюнетки прощения за то, что той пришлось пережить из-за него. Миллс никогда не винила мальчика, она понимала его обиду и недоверие, от которых, впрочем, не осталось и следа, поэтому часто пыталась выудить у Генри, что именно сказали ему девочка с блондинкой, раз сын так кардинально поменял своё отношение к разводу. Но мальчик молчал, со смущённой улыбкой потирая затылок. Свон и Хоуп каждый вечер приезжали к Реджине и Генри в гости, часто оставаясь там на ночь. Женщина перестала спрашивать: заранее готовила ужин на четверых, просила Эльзу тщательнее убираться в гостевой комнате, всегда подсовывая Эмме и её дочери свежее постельное бельё. Журналистка и девочка чувствовали себя, как дома, и брюнетка старалась делать для этого всё. Ей нравилось ощущения совместной жизни с блондинкой, нравилось, когда Свон прокрадывалась к ней по ночам, чтобы пригласить Миллс в свои объятия, нравилось, когда Эмма делала ей небольшие подарки в виде букетов (часто пионов) или же по вечерам обсуждала с ней недавно прочитанную книгу. И журналистка не давила, ничего не требовала, не пыталась подтолкнуть Реджину к более близкому взаимодействию, хотя самой женщине было всё труднее не думать об интимном аспекте жизни с блондинкой, когда та так крепко прижималась к ней во сне. Свон играла с детьми, а брюнетка учила их соблюдать порядок; Эмма давала сыну Миллс советы о том, как общаться с девочками, что Реджина находила даже забавным, учитывая, что мальчик пользовался популярностью у своих одноклассниц и девочек из параллели; женщина научила Хоуп правильно краситься и подбирать сочетающиеся между собой элементы одежды, привив дочери журналистки привычку покрасоваться перед зеркалом, над чем блондинка лишь посмеивалась. Свон дарила брюнетке ощущение безопасности, один взгляд её насыщенных зеленью глаз заставлял Миллс почувствовать себя желанной, а мягкие прикосновения рук напоминали Реджине о всей заботе и нежности, которые Эмма испытывала к ней. Женщина не ждала от журналистки никаких громких признаний, она уже знала о тех чувствах, что блондинка питает к ней, видела их в каждом поступке, читала в ласковой интонации её голоса, когда Свон звала брюнетку по имени. Миллс разделяла эти чувства, она знала, что испытывает к Эмме, и была рада этому. Дети стали привыкать друг к другу, Генри всё чаще обращался к журналистке за советом и просто обожал проводить с ней время, поскольку видел в ней хорошего друга, а девочка разговаривала с Реджиной на равных, училась у неё готовить и даже уговорила когда-нибудь вместе посмотреть на лошадей. Сын женщины настолько привык к присутствию блондинки и Хоуп, что считал странным те редкие моменты, когда Свон не могла остаться с дочерью у них на ночь из-за работы. Мальчик расстраивался, когда Эмма и девочка уходили, всегда крепко обнимая на прощание обеих. Но вопрос с разводом всё ещё продолжал терзать брюнетку, а угрозы мужчины о том, что тот отберёт у Миллс Генри стояли ребром. Шатен несколько раз пытался забрать сына со школы, но ему мешала либо учительница, которая, «чудесным образом» всегда провожала ребят до крыльца, либо журналистка с Реджиной, которые встречали детей на ступенях. Хамберт не был дураком, он умело прятал свои чувства за дружелюбной улыбкой, но его взгляд пылал ненавистью и злобой. На людях Грэм не устраивал скандалов, не редко он пытался настойчиво уговорить мальчика поехать с ним, но… Генри крепко держал мать за руку и отказывался внимать словам отца. Женщина никогда не видела сына настолько решительным, но в его словах и даже выражении лица она заметила поразительное сходство с поведением одной зеленоглазой блондинки. Муж приходил в ярость, но всегда молча уходил, однако позже присылал брюнетке гневные тирады сообщениями или автоответчиком — Миллс никогда ему не отвечала. Реджина знала одно: недооценивать супруга не стоит. Он жесток, вспыльчив и груб. Женщине приходилось беспокоиться не только о своей безопасности и благополучии мальчика, но и о семье Свон — мужчина уже точил зуб на Эмму и ему было всё труднее игнорировать даже её присутствие. Реджина разложила сэндвичи и фрукты на тарелки, предварительно поставив завариваться чай. Женщина была сегодня на редкость не усидчива, а всё из-за того, что предстоял насыщенный день: с утра она должна будет отвезти мальчика в школу, заехать в издательство, чтобы убедить Ариель дать интервью для местной редакции для пиара её первой изданной книги (работа юной писательницы оказалась бестселлером и привлекла внимание многих читателей-подростков), затем встретиться с шатеном в присутствии адвокатов, поскольку оставался всего месяц до слушания, а затем и вовсе умчаться на встречу родительского комитета, чтобы обсудить планы на лето и организацию детского лагеря от школы. Журналистка любезно предложила забрать детей и отвезти их домой к брюнетке, чтобы Миллс могла не переживать по поводу того, что Генри будет несколько часов сидеть в школе после уроков. Реджина могла доверить блондинке сына и ключи от дома без задней мысли, а обо всех решениях на родительском собрании она Свон проинформирует лично. Женщина была вся в светлом: белая блузка с широким воротником открывала шею и золотой кулон, подаренный когда-то отцом, ткань идеально облегала стройную фигуру брюнетки, приятно контрастируя с распущенными чёрными волосами, и классические светло-серые брюки с глубокими карманами из натурального хлопка, которые Миллс надевала исключительно в жаркую и солнечную погоду, коей сейчас радовал всех Сан-Франциско. — Дорогой, — позвала Реджина мальчика. — Завтрак готов! — Сейчас буду, мам! — послышался бодрый детский голос со второго этажа, подкреплённый активным топотом ног. Женщина улыбнулась, разливая чай по чашкам и расставляя тарелки на столе. Себе брюнетка сделала овощной салат и крепкий чай, мальчику приготовила пару сэндвичей на гриле и нарезала ему яблоки с бананами в тарелку. На кухне было светло, тёплые солнечные лучи пробивались через окно, намекая на скорое приближение лета, в воздухе витал приятный аромат пионов из-за ярко-розового букета посреди стола, сам стол был накрыт на двоих, что немного резало глаз — Миллс приходилось часто напоминать себе, что Эмма и Хоуп не живут у них на постоянной основе. Генри бежал вниз по лестнице спустя пару минут. Он был в выглаженной чёрной школьной форме поверх рубашки цвета пепельной розы, вопреки мнению Хамберта, сыну шёл этот цвет. Галстука на шее не было. Лицо и волосы на лбу мальчика были немного влажными, на щеке остался след от зубной пасты, который Генри не заметил, а на губах играла расслабленная улыбка. Он с восторгом посмотрел на свою тарелку, резво усаживаясь на стул. Реджина подошла к сыну, механически поправляя его причёску, и вытерла салфеткой пасту с его веснушчатой щеки. Она поцеловала мальчика в макушку, поправила воротник рубашки, после чего лёгким наклон головы предложила Генри приступить к еде. Сын не сводил с женщины своих больших и честных глаз, глядя на мать преданно и с обожанием, которые только усилились после воссоединения. — Приятного аппетита, мам! — мальчик схватился за первый сэндвич. — Спасибо, Генри, — брюнетка присела на своё место. — И тебе. — Как вкусно! — с набитым ртом провозгласил сын, сделав огромный укус. Он активно жевал, мыча от удовольствия, и Миллс даже не посмела сделать ему замечание — пусть мальчик насладиться пищей, об этикете она напомнит ему позже. — Я так скучал по твоей еде. Реджина, гордая похвалой Генри, расправила плечи и взяла вилку в руку. Женщина достаточно усердно практиковалась в готовке на протяжении многих лет, чтобы привить сыну понимание, что домашняя кухня может быть лучше и полезней ресторанной. Так у мальчика развилось понимание того, насколько важно завтракать, обедать и ужинать в кругу семьи, насколько ценно может быть время, затраченное на готовку. Да и сама брюнетка могла контролировать сколько полезных продуктов и витаминов Генри поучает в пищу, составляя его рацион таким образом, чтобы сын мог позволить себе что-нибудь вредное и сладкое, как любой ребёнок. — Сегодня снова попросишь добавки? — улыбнулась Миллс, наколов на вилку кусочек огурца. — А можно? — глаза мальчика загорелись, с набитым ртом он был похож на хомяка. — Я не смогу отказать, — Реджина отправила огурец в рот. — Но ты не боишься набрать вес? — Нет, — покачал головой Генри. — Мы с Хоуп стали бегать на переменах после основного урока физкультуры. Играем в догонялки, как посоветовала Эмма. — Ты бегаешь? — женщина от удивления выронила лист салата, не донеся его до рта. — Да, это, оказывается, весело, если воспринимать, как игру, — важно сказал сын. — Ещё немного и стану быстрее Хоуп! — мальчик приступил к второму сэндвичу — он уплетал свой завтрак с завидной скоростью. — Это просто вкуснотища, мам! Брюнетка снова наколола лист салата, отправила его в рот, медленно пережёвывая. Она внимательно смотрела на Генри, удивляясь разительной перемене в его поведении. Сын стал словно бы немного взрослее, медленно, но верно мальчик двигался в нужном направлении. Он всё чаще интересовался, как обстоят у Миллс дела на работе, стал спрашивать у неё профессиональные советы, делился зарисовками к своими рассказам… А теперь ещё и спорт? Реджина иногда допускала мысль, что Генри зачаровали. — У папы я так вкусно не ел, — сын в несколько глотков опустошил половину кружки чая. — Грэм не умеет готовить, — небрежно бросила женщина, она не любила говорить о муже, но не хотела настраивать мальчика против своего отца. Она не станет уподобляться своему супругу. Вопреки пониманию мужчины, брюнетка верила, что Генри должен иметь возможность видеть и любить обоих родителей. — Тебе готовила домработница? — У папы нет домработницы, только горничная, — сын немного смутился. — Мы ели в ресторанах. В основном папа сам выбирал блюда, поэтому, если честно, мне не очень нравилось. Вернее, совсем не нравилось, — мальчик скривился. — Тушёная брюссельская капуста, карамелезированные баклажаны, авокадо… Мясо и рыба тоже были, но какие-то слишком… Не домашние. Ты даже яблоки нарезаешь вкуснее всех на свете! Миллс криво ухмыльнулась, почувствовав себя неловко. Генри действительно уже несколько раз извинялся, но тему его «отсутствия» они не подымали. Реджина чувствовала странный дискомфорт, но понимала, что задолжала сыну объяснения, пусть и тяжёлые. Она видела, что мальчик только делал вид, что его не волнует эта тема, но женщину обмануть он не мог. Генри волновался, часто начиная говорить о времени, проведённом с шатеном, но всегда пугаясь этой темы и увиливая от наводящих вопросов брюнетки. — Ты поэтому так похудел? — осмелилась спросить Миллс. — Плохо ел? — Папа заставлял съедать хотя бы половину, — признался сын. — Но я и спал плохо. Папа часто работал допоздна и шумно разговаривал с кем-то по телефону. Я не мог уснуть и… Всё-таки, я привык спать в своей кровати. Мне жаль, что я уехал от тебя в тот день. Реджина сглотнула тяжёлый ком, вилкой раздавив помидорку в своей тарелке. Ей тоже было жаль, что тогда всё так вышло, но что-то подсказывало женщине, что именно так всё должно было быть. Брюнетка многое для себя осознала, потеряв доверие мальчика, и понимала, что ей предстоит огромное работа, чтобы Генри в будущем не смел сомневаться в ней. — Чем ты вообще занимался… — Миллс запнулась, когда сын осторожно поднял на неё глаза. — У отца? — Ничем интересным, — вздохнул мальчик, сердито откусывая кусок от дольки яблока. — Мне не разрешали читать допоздна, на приставке у папы не было интересных игр, из настольных игр был только покер, правила которого я так и не понял… Папа водил меня в парк, учил кататься на роликах, пробовал показать мне пару приёмов из бейсбола, но мне не понравилось. Он… Слишком много требовал каждый раз, когда я соглашался позаниматься с ним спортом, — Генри действительно был разочарован в Хамберте. — Я слишком медленный, неповоротливый, слабый… Но всё, потому что мне скучно. Папа пытался пойти на уступки и показал мне документальные фильмы о спорте, чтобы «возбудить во мне интерес», но мне только сильнее хотелось спать. Реджина сжала челюсти, опустив взгляд. Любовь Грэма к спорту была вполне объяснима: муж всегда был звездой спорта в школе, а затем в университете. Он был отличным футболистом, капитаном команды по плаванию, увлекался теннисом и много, чем ещё. В эти годы, возможно, супруг женщины и развил в себе потребность всегда и во всём быть первым. Он не знал, что такое поражение, его уважали на футбольном поле и боялись за его пределами. Мужчина привык всегда быть первым, а безропотное подчинение его персоне считал естественным. Шатен был единственным ребёнком в семье, любимцем учителей, фаворитом профессоров — все всегда тянулись к Хамберту, потому что он казался выгодным союзником. Именно это он и пытался привить сыну, сделать его своей копией, чтобы мальчик тоже был непобедимым в глазах других, но точек соприкосновения Грэм с Генри найти не мог. Муж слепо верил, что у его сына в генах заложена та самая азартная спортивная жилка, ведь не может же быть такого, что его мальчик «не может мяч неправильно в руках держать». — Потом папа стал подсовывать мне брошюры из университетов, но, мам, я в них ничего не понял. Половина профессий звучали, как заклинания. Постоянно говорил, что видит меня руководителем какой-нибудь фирмы, что мне стоит поступить на экономиста или финансиста, — Генри проворчал эти профессии с таким видом, будто пережёвывал горчицу. — Я не люблю математику. Да и сам папа, часто злился, когда я просил его помочь мне с примерами и уравнениями, которые не смог понять. Ты… Ты так не делаешь. Ты никогда не решала за меня, что я должен делать в будущем. Я не знаю, кем хочу быть, но точно уверен, кем быть не хочу. Сын виновато улыбнулся брюнетке, всем своим видом выражая сожаление о том, что не обращал на это внимание раньше. Миллс отложила вилку в сторону, промокнув губы салфеткой — аппетит бесследно пропал, уступив место неловкости и волнению. — Мне жаль, родной, — Реджина накрыла ладонью руку мальчика. — Прости меня. Если бы я только сказала всё сразу… — Мама, я сам виноват. Я знаю, что заставил тебя думать, что ты не имеешь права думать о себе, — Генри опустил взгляд. — Я виноват. Я не ценил всего, что ты для меня делаешь, но… Я стал скучать по тебе сразу, как только сел в машину к папе, но вернуться просто не смог. Мне было страшно. — Я знаю, — голос женщины дрогнул. — Мне тоже было страшно. — Я думал, что взрослым не бывает страшно, — прошептал сын. — Но я ошибался. Ты боялась меня обидеть. Боялась, что я тебя брошу и… Я бросил. Прости меня, пожалуйста. — Генри, — брюнетка встала изо стола и в пару шагов настигла сына. Она присела перед ним на корточки, любуясь чистыми и невинными глазами. — Сейчас всё хорошо. — Я обидел тебя, — покачал головой мальчик. — Я никогда не прощу себе этого. Я видел, как ты плакала. Ты плакала из-за меня, но я всё равно ничего не сделал, потому что был напуган и обижен. Когда папа сказал, что ты решила нас бросить, я пришёл в ужас. Он сказал, что ты легко отказалась от него, тебе не оставит труда бросить и меня. Я не представлял свою жизнь без тебя, поэтому решил сбежать первым. — Генри, — у Миллс сжалось сердце, когда она увидела слёзы в глазах сына. — Сейчас мы вместе. Ничто и никогда не заставит меня отказаться от тебя. Я люблю тебя больше всего на свете, и так будет всегда, до самого конца. Это не изменится, я тебе обещаю. — Я должен был сказать тебе тоже самое, — мальчик кинулся на шею Реджины, шмыгнув носом и заключая мать в крепкие объятия. — Я знаю, что ты меня никогда не оставишь. Прости, что сомневался в тебе в тот момент. Я не имел права. Тебе было тяжело, я знаю. Вместо поддержки я только сделал хуже. Женщина прижала Генри к себе, судорожно выдохнув, из последних сил сопротивляясь с собственными слезами. Ощущая сына в своих руках, брюнетка чувствовала себя целой. В мальчике жила частичка её души, без которой Миллс никогда не сможет найти себе место. — Мне не нравилось, что папа говорил о тебе. Он называл тебя лгуньей, предательницей, злодейкой, — всхлипнул Генри. — И я верил ему. Я знал, что это не правда, но верил. Прости. — Главное, что на самом деле ты так не думаешь, — успокаивающе шептала Реджина, поглаживая сына по голове. — Мне этого достаточно, я не злюсь, родной. — Папа каждый день говорил о тебе всякие гадости, а ты ни разу не сказала ничего плохого про него, — бормотал мальчик. — Я люблю вас обоих, очень сильно, мам. Но я понимаю, что папа поступал неправильно. Особенно, когда он предложил мне сменить фамилию, — женщина напряглась, не веря в услышанное. — Но я отказался. Я Миллс! Всегда был им и буду. Брюнетка смахнула со щеки слезу, не дав той скатиться и испортить макияж. Миллс подозревала, что мужчина постарается отнять у неё всё, чтобы лишь сильнее привязать её к себе, но не ожидала, что тот подумает о том, чтобы лишить Генри её фамилии в попытке стереть Реджину из жизни сына. Женщина никогда не поймёт извращённый образ мыслей шатена, но уж точно ни за что ему не проиграет. — Прости меня, мама, — мальчик отстранился от брюнетки и посмотрел ей в глаза. — Я не хочу быть трусом. Услышав, что ты меня можешь бросить, я словно потерялся в своей собственной голове. Мне казалось, что я попал в одну из книг Августа Бута: я смотрел на тебя, но видел башню, окружённую драконами, и вместо того, чтобы пойти вперёд, услышать тебя и поддержать, я опустил свой щит и решил сдаться. Но обещаю, мам, что впредь я буду смелым. Я защищу тебя, буду твоим героем, пересеку моря и земли, но всегда буду на твоей стороне. — Генри… — Я хочу, чтобы ты была счастливой, — сын улыбнулся сквозь слёзы. — И я вижу, что ты действительно чувствуешь себя лучше, когда папы нет поблизости. А с Эммой и Хоуп ты вообще будто бы совсем меняешься, светишься и так искренне смеёшься. Я хочу всегда видеть твою улыбку, мам. И, чтобы не произошло, я поддержу тебя. Миллс ответила на улыбку мальчика смехом, исполненным облегчением. Она верила, что Генри говорит искренне, а благодарность и любовь распирали её лёгкие изнутри, раздувая их до необъятных размеров. Реджина поцеловала сына в щёку, вызвав у того неразборчивое бормотание с наигранным недовольством, но затем мальчик снова сам обнял женщину. — Спасибо, дорогой, — брюнетка прикрыла глаза. — Это очень многое для меня значит. — Я буду тебя защищать, — повторил Генри. — Всегда. — Знаю. Обещаю, что тоже всегда буду на твоей стороне. Сын кивнул, когда Миллс выпустила его из объятий. Мальчик протянул Реджине мизинчик, рукавом второй руки вытирая слёзы с глаз. Женщина широко улыбнулась с тихим смешком, но повторила жест Генри. Сын первый обвил своим маленьким пальчиком мизинец матери, нарочито серьёзно глядя той в глаза. — Мир? — Мир.

***

Брюнетка сидела в офисе Мулан, намеренно игнорируя тяжёлый взгляд Хамберта, и листала документы из напротив лежащей фиолетовой папки. Она была поразительно спокойна, особенно, после утреннего диалога с мальчиком, чем удивила, в первую очередь, себя саму. Генри прямым текстом заявил, что будет не против развода родителей, если Миллс будет счастлива. Теперь Грэму было практически нечем напугать Реджину, как и ослабить её. Ощущая поддержу сына, женщина чувствовала себя практически непобедимой, всесильной, смелой! Брюнетка предпочитала вслушиваться в диалог юриста мужа и краткие ответы китаянки, которая уверено и с большим пылом парировала все слова своего коллеги. Защитник супруга Миллс, сидящий по левую руку от мужчины, выдвигал новые требования, которые адвокат со стороны Реджины молниеносно отклоняла. Грамп, как могла судить женщина, уже порядком устал от тяжёлого характера своего клиента. Он кропотливо и чётко выполнял указания шатена, но, было видно, без сопротивления принимал возражения Фа, словно знал, что так и будет. Лерой сидел в дорогой тёмно-оранжевой, почти грейпфрутового цвета, рубашке, часто нервно то затягивая, то расслабляя жёлтый галстук на шее. Юрист напоминал брюнетке королевского шута или клоуна, собственно, именно так он сам себя и ощущал, споря по поводу того, кому достанется фарфоровый сервиз, подаренный какими-то гостями, которых Миллс в лицо не помнила, на свадьбу. Защитник Хамберта сильно хмурился, бегая глазами по тексту в документе, вытирая пот со лба тканевым платком, постоянно переглядываясь с Грэмом. Муж решил замучить Реджину бессмысленными монотонными речами? Мулан, в свою очередь, выглядела куда увереннее своего оппонента. На ней была тёмно-бордовая узкая юбка по колено и нежно-зелёная рубашка, застёгнутая на все пуговицы. Чёрные густые волосы китаянки были собраны в тугую косу на затылке, на лице отсутствовал макияж, впрочем, как и любые эмоции. Адвокат была спокойна, как удав, обращалась исключительно к Грампу, поочерёдно предъявляя всякие документы, с которыми до этого сама женщина успела познакомиться. — Не понимаю, зачем снова возвращаться к вопросу раздела имущества, — Фа скрестила руки на груди. — В прошлую нашу встречу у вас не было возражений по поводу оглашённого ранее списка. Ваша сторона выдвинула все свои требования, моя клиентка с ними согласилась, не оспаривая ни один пункт, зачем что-то ещё менять? — Ну… — Лерой беспомощно покосился на супруга брюнетки. От его прежней спеси и высокомерия ни осталось ничего. Юрист понимал, что своими поступками в первую очередь не просто тешит эго Хамберта, но и унижается сейчас перед коллегой. — Послушайте, я… — Простите, мистер Грамп, — Мулан кинула взгляд в сторону Грэма, но всего на мгновение. — Но мне кажется странным, что вы решили вернуть половину того, от чего моя клиентка согласилась отказаться. Вы тянете время? Защитник мужа Миллс сжал кулаки, его лицо побагровело, но он проглотил рвущийся наружу неуместный ответ. Грамп выглядел разочарованным в сложившейся ситуации, он не привык, что ему приходится идти на уступки, а не что-то требовать от других, как было в большинстве случаев, и это его сильно раздражало. — Отнюдь, — Лерой прокашлялся. — Предлагаю опустить пункт связанный с… — юрист запнулся на словах, читая список, явно написанный рукой супруга. — Прочими взаимными подарками друг другу. И перейти к более важным вопросам. Моего клиента интересует дом, в котором на данный момент проживает миссис Миллс с сыном. Китаянка выгнула бровь, принимая из рук коллеги лист с требованиями. Реджина тоже переключила на него своё внимание. Ей не нужно было вчитываться, чтобы понять, чего именно хочет от неё мужчина: шатен подробно расписал, сколько потратил денег за всё время совместной жизни с женщиной на благоустройство дома. Брюнетка хмыкнула, качая головой. Она никогда не просила Хамберта о финансовой поддержке, и все его косметические ремонты воспринимала лишь, как подарок или жест доброй воли, позволяя ему «самоутвердиться» и почувствовать себя хозяином в доме, который изначально принадлежал ей. — Вы требуете, чтобы моя клиентка вернула вам сумму за девять лет, потраченную на благоустройство дома? — даже в нейтральном голосе своего адвоката Миллс услышала скрытую насмешку. Реджина уколола Грэма взглядом. Она была впечатлена мелочностью мужа. Супруг не был жадным, когда дело касалось его собственного комфорта, как и комфорта его семьи. Он всегда стремился покупать только всё самое лучшее и самое дорогое, просто потому что мог это сделать, часто не замечая, что купленные им вещи не сочетаются между собой. Этот мужчина совсем сошёл с ума. Зачем он это делает? Чего пытается добиться? Шатен встретил взгляд женщины холодной ухмылкой и опасным блеском в стальных глазах. Брюнетка смотрела на Хамберта и не понимала, кого видит перед собой. В нём Миллс больше не могла найти того Грэма, с которым когда-то давно познакомилась. Ранее муж казался ей человечнее, добрее, лояльнее, но годы сделали супруга алчным, мстительным и злым… Интересно, приложила ли сама Реджина руку к подобным изменениям мужчины? Она надеялось, что нет. Шатен сидел в строгом синем костюме-тройке и в серебристом галстуке, лениво играя с золотыми запонками на белоснежной рубашке. Его лицо было гладко выбрито, вьющиеся волосы аккуратно уложены, но поза была напряжённой, а мышцы плеч казались каменными. Будто тигр, готовящийся выпрыгнуть из засады на свою добычу. Но женщина больше не желала быть его жертвой. Она гордо расправила плечи и с вызовом вскинула подбородок, отчего взгляд Хамберта только потемнел. Защитник переглянулся с Грэмом, пытаясь понять, как правильно ответить на вопрос Фа, и, получив его согласие в виде безмолвного кивка, подтвердил слова Мулан. Китаянка посмотрела на брюнетку, но та не спешила прерывать зрительного контакта с мужем. Супруг всё ещё носил обручальное кольцо на пальце, а своими беспрерывными манипуляциями с запонками, лишь привлекал внимание к его наличию. Золото от обручального украшения призывно блестело в свете ламп. — Вас устраивает требование о компенсации затраченных средств, миссис Миллс? — спросила адвокат. — По-моему, это немного нерезонно, учитывая, сколько времени прошло… — Меня устраивает, — ответила на вопрос Фа Реджина, но обращалась исключительно к мужчине. — Выплачу всё до последнего цента. Если ему нужны мои деньги, я готова заплатить. Шатен не изменился в лице, лишь ухмылка слегка увяла. Он однозначно уловил завуалированное оскорбление в свой адрес, но чем-либо ответить не мог. Неужели Хамберт рассчитывал, что женщина будет отпираться? Что она будет спорить? Что даст ему повод почувствовать себя победителем? Нет. Мулан кивнула, принимая ответ брюнетки. Она тоже разделяла мнение Миллс, что не стоит затягивать время встречи из-за тех сумм, которые могут оказаться незначительными для её клиентки. Реджина перевела взгляд на китаянку, глазами указав на следующую папку, которую уже подготовила сама адвокат. Фа послушно взяла в руки документы и протянула их Грампу на ознакомление, удивив этим не только Лероя, но и Грэма. Муж не ожидал, что женщина впервые что-то потребует и от него. — Что это? — спросил юрист, просматривая бумаги. — Моя клиентка предлагает выкупить тот незначительный процент акций издательства, которым на данный момент владеет мистер Хамберт, — пояснила Мулан защитнику. — Миссис Миллс предлагает купить их в три раза дороже исходной стоимости. — Нет, — вместо Грампа ответил супруг брюнетки. — Я не продам тебе акции. — Так же мы предлагаем обмен, — продолжила китаянка, проигнорировав выпад мужчины. — Раз уж вашего клиента так волнует дом, в котором на данный момент проживает миссис Миллс вместе с сыном, моя клиентка предлагает обменять его на акции или же добавить дом к предложенной сумме. — Я сказал, что акции не продаются, — прошипел шатен. Миллс сдержанно выдохнула. Она устала за день в офисе (разгребая завалы новых рукописей) и от шумной Зелены с её вечными правками, устала от постоянных звонков репортёров, желающих взять интервью у Ариель, когда та, всё-таки, согласилась показать себя миру. Устала от почты, которую пришлось разгребать всё утро. А теперь ещё Хамберт со своим слепым упрямством… Реджине стоило поберечь силы для встречи родительского комитета, а она уже эмоционально выжата. — Зачем они тебе? — женщина сложила руки на груди, вперив в Грэма взгляд. — Ты планируешь получать доход от «Зачарованного Леса»? — Не твоё дело, что я буду делать со своими акциями, Реджина, — муж буквально прорычал имя брюнетки. — Хотя, раз тебе так дорого детище твоего отца, я знаю, на что могу обменять эти акции, — супруг наклонился над столом, облокотившись на сцепленные в замок руки. — Верни мне мальчика. Миллс опасно прищурилась, стиснув челюсти. Её тело пробило электрическим разрядом, а кровь стала кипеть от желания приложить мужчину лицом об стол. Шатен только что предложил ей буквально «продать» Генри за акции издательства? Она не ослышалась? Неужели Хамберт настолько отчаялся, чтобы переходить такую возмутительную грань? Сердцебиение Реджины ускорилось, по венам заструился яд, прожигая кожу жалящими змеями. Она никогда не позволяла себе даже думать о сыне, как о своей собственности. Мальчик был живым человеком со своими целями и мечтами, у него был свой исключительный характер, особенное чувство юмора, безграничная фантазия… Генри не статуэтка, которую можно было бы запрятать в сервант и доставать лишь по праздникам. Женщина знала, что Грэм любит своего сына так, как умеет, но как он только посмел сказать нечто подобное?! Брюнетку приводила в ярость привычка мужа прятать истинные эмоции за апломбом и позёрством, с которыми супруг так невозмутимо опускался в глазах Миллс всё ниже и ниже. — Ты в своём уме? — Реджина старалась говорить спокойно, но её голос дрожал от гнева. — Это же наш мальчик, а не предмет для обмена. — Именно, Реджина, наш! Ты не имела права забирать его у меня таким бессовестным образом! — мужчина повысил голос. — Ты сам забрал у меня Генри, — женщина чётко произнесла каждое слово, но в тени её глаз полыхнуло яростное пламя. — Ты настроил его против меня специально, я знаю, что ты ему говорил. Ты посмел убедить сына, что я могу и хочу от него отказаться! Однако теперь мальчик знает правду, я не оставлю его и, уж тем более, не продам, как какую-то вещь! Шатен сжал челюсти, нейтральная маска на его лице треснула и рассыпалась на кусочки. Хамберт оскалился, ещё сильнее нависая над столом, глядя на брюнетку из-подо лба. Даже Лерой немного отодвинулся от Грэма, ощущая исходящую от него опасность, как от ядерной бомбы, которая вот-вот детонирует. — Вот как, — протянул муж нарочито сладким голосом. — Теперь ты собираешься навешать Генри лапшу на уши, какой плохой у него отец, раз ты от него ушла? Хочешь, чтобы он не смотрел в мою сторону? Хочешь прибрать сына к рукам? — Я не собираюсь уподобляться тебе, — сдержанно ответила Миллс. — И повторяю ещё раз: наш мальчик — не вещь! Если бы он захотел, то вернулся бы к тебе. Я не удерживаю его силой. Холодный смех супруга полоснул клинком по позвоночнику Реджины, пуская колючие мурашки. Женщина невольно вздрогнула от того, как безжалостно смотрел на неё мужчина, но поддаваться страху было нельзя. Он только этого и ждёт. — Хватило и того, что ты последовала по стопам Коры, верно? — съехидничал шатен. — Яблоко от яблони, как говориться. — На что ты намекаешь? — выпрямилась брюнетка, вцепившись в края стола ногтями. Есть лишь одна причина, по которой Хамберт мог сравнить её с родительницей… Несмотря на всю напускную невозмутимость, лицо Миллс стремительно заливала краска от возмущения. — Ты серьёзно подослала Свон выкрасть Генри со школы? — Грэм склонил голову на бок, глядя на Реджину, как на диковинку. — Или же твоя подружка действовала исходя из собственной инициативы? — Эмма здесь не при чём, — тут же ответила женщина. — Не приплетай её к нашим делам. Муж сильно хлопнул ладонью по столу, заставив адвокатов вздрогнуть от неожиданности и озадаченно переглянуться, даже стаканы с водой завибрировали от удара. Брюнетка же даже не моргнула, продолжая сверлить супруга взглядом. Она больше не прогнётся. Мужчина тяжело дышал, с каждым словом лишь повышая свой инкриминирующий тон, его зрачки сузились от злости, а плотно сжатые зубы делали его речь похожую на шипение змеи. — Не делай из меня дурака! — взревел шатен. — Я знаю, что между вами происходит. Решила от скуки «поиграть за другую команду»? Миллс царапнула ногтями поверхность стола, сдерживаясь, чтобы не вцепиться в лицо Хамберта. Он решил снова поднять эту тему? Снова начнёт упоминать про брачный Договор? Какое право Грэм имеет высказывать Реджине всё это в лицо, особенно в присутствии адвокатов? Она помнила наставления Фа: пока нет фотографий или иных других доказательств — нужно всё отрицать. — Оставь свои фантазии при себе, — прошипела женщина. — Фантазии? Думаешь я прихожу в восторг, представляя, как ты развлекаешься с какой-то блудницей низкого сорта? Брюнетка вздрогнула, но постаралась сдержаться. К оскорблениям в свою сторону Миллс привыкла, она и не такое слышала от мужа в порыве его злости, но журналистка не заслуживала всей той грязи, которую на неё так старательно выливал супруг Реджины. Всё, что происходит между женщиной и этим мужчиной не должно касаться блондинки. — Заткнись, — прорычала женщина. Грубые слова шатена в адрес Свон словно приоткрыли дверцу клетки внутренних демонов брюнетки. Она почувствовала, как те заскребли когтями в тёмных закоулках её сознания, норовя вырваться на свободу. Миллс понимала, что ещё немного, и адвокатам придётся удерживать уже её от Хамберта, а не наоборот. — Думаю, нам стоит прерваться, — как можно более спокойно произнесла Мулан, но ни Реджина, ни Грэм даже не посмотрели в её сторону. — Склонен согласиться, — ответил Лерой. — Нет уж! — муж медленно перевёл взгляд на своего юриста, а затем на китаянку, которая приняла оборонительную позу, рукой заслонив женщину. Адвокат готова была защищать свою клиентку не только силой закона — супруг усмехнулся, не видя в Фа угрозы. — Я намерен прояснить один момент с Миллс прямо сейчас. — Я не думаю, что… — начала Мулан, но брюнетка мягко остановила её, опустив ладонь той на плечо, несильно сжимая его. Китаянка обернулась на Миллс, сильно сомневаясь, что та понимает всю опасность ситуации. — Оставьте нас наедине, пожалуйста, — Реджина сверлила мужчину взглядом. — Подождите за дверью. — Но… — адвокат обеспокоенно посмотрела на шатена, однако промолчала, услышав холодную решительность в голосе Реджина. — Хорошо. Мы будем прямо за дверью на случай, — Фа снова посмотрела на Хамберта. — Если вам что-нибудь понадобится. — Дайте нам десять минут, — попросила женщина. — Этого будет достаточно. Мулан и Грамп молча поднялись со своих мест, всё ещё настороженно переводя взгляд с Грэма на брюнетку и обратно, но всё же покинули переговорную, неслышно притворив за собой дверь. Её муж совсем не понимал, что пугал своим поведением даже Лероя. Супруг медленно встал со стула, чтобы казаться выше и массивнее, учитывая, что Миллс лишь проследила за ним взглядом, вскинув подбородок, не выказывая и тени страха. — Ты круглая дура, если решила, что я ничего не узнаю, — прошипел мужчина. — Твоя интрижка с Эммой слишком банальна. Неужели не могла найти кого-нибудь получше? Или потянуло на экзотику? Шатен говорил о журналистке, как об обезьянке из зоопарка. Реджина поджала губы, стараясь игнорировать очевидную провокацию. — У тебя нет доказательств, что между мной и Эммой что-то есть, — ответила женщина. — Иначе бы ты давно ткнул меня в них носом, Хамберт. — Пока нет, — поправил Грэм. — Как же меня бесит, что ты даже не отрицаешь своей связи с этой блондинкой! — Не отрицаю, но и не признаю, — брюнетка откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. — Твои биззарные идеи возмутительны, я не обязана на них отвечать. — Умоляю, — закатил глаза муж. — Называй это как хочешь: идеи, фантазии, домыслы… Но я докопаюсь до правды. Сын так или иначе будет под моей опекой, если ты не одумаешься. Ты нарушила брачный Договор, я знаю и докажу это. В противном случае, просто расскажу мальчику, насколько у его матери извращённые интересы. Миллс фыркнула, с напускной скукой закатив глаза. Реджина знала, что Генри только предстоит узнать о роли Свон в жизни женщины, но она верила, что сын отнесётся благосклонно, когда придёт время, ведь Эмма уже очень многое значит для него. Да и дочь журналистки для мальчика совсем, как сестра. — Я рада, что подала на развод, дорогой, — отчеканила брюнетка. — Жить со зверем в обличии человека под одной крышей просто невозможно. — Так это я-то зверь? — губы супруга скривились в ухмылке. — Возможно мне бы стоило им быть. Каждую ночь брать тебя по-звериному, чтобы ты не посмотрела в адрес других, чтобы даже стоять нормально не могла, — Миллс подняла на мужчину глаза, не выдав какой леденящий душу эффект произвели на неё его слова. — Надумала уйти от меня к своей блондиночке? Серьёзно? Лучше сейчас прислушайся к моему совету, пока у тебя есть такая возможность: отзови иск. Реджина резко встала, скрипнув ножами стула по полу, и опёрлась вытянутыми руками в стол. Она чувствовала дикое отвращение к шатену от всех тех угроз, которые он так естественно штамповал, чувствуя себя победителем. Сейчас Хамберт намекал женщине, что стоило бы раньше подвергать её сексуальному насилию, при этом широко улыбаясь? И после таких заявлений Грэм хотел получить опеку над мальчиком? — Неужели ты думаешь, что после всего услышанного сегодня я захочу отозвать иск? — брюнетка склонила голову на бок. — Ты ничтожен в своих попытках, дорогой муж. Я ни за что не останусь с таким человеком и прослежу за тем, чтобы Генри не был на тебя похож в будущем. Я рада, что твоя больная психика никак не повлияла на нашего сына. Тебе стоит обратиться к врачу, пока не стало слишком поздно. Супруг резко оттолкнулся от стола, опрокинув стул, и буквально подлетел к Миллс, обдав её своим тяжёлым одеколоном, стоя менее, чем в полушаге от Реджины. Мужчина возвышался над женщиной, как огнедышащий дракон, опаляя яростным дыханием её лицо. Шатена было просто не узнать: вены на лбу вздулись, лицо ожесточилось и стало казаться более угловатым, а меж бровей залегла глубокая морщинка. Брюнетка ожидала этого от Хамберта, поэтому не доставила ему удовольствие и не отшатнулась, хотя каждая нервная клетка в её сознании била тревогу: Грэм в таком состоянии был очень опасен. — Я ничтожен? — муж прищурился. — Что же скажет наш мальчик, когда узнает, что его мать придаётся плотским утехам с «близкой подругой» семьи? — Я не, как ты выразился, предаюсь плотским утехам, — повторила Миллс. — Все твои обвинения — лишь слова. Какое-то время назад ты утверждал, что я фригидна, а теперь обвиняешь меня в измене. Немного странная логика. — Неужели не нашла никого поинтереснее? Низкие же у тебя стандарты, — выплюнул супруг, не придав значения последним словам Реджины. — Если тебе чего-то не хватало, нужно было попросить меня, я бы с радостью исполнил супружеский долг. Или я тебя больше не устраиваю? — Лучше замолчи. — Отчего же? — мужчина стоял почти вплотную к женщине, его напряжённые пальцы подрагивали от желания схватить брюнетку за шею. — Не нравится, когда оскорбляют Свон? Знаешь, а ведь мы могли бы договориться. Я готов закрыть глаза на твои похождения с Эммой. Трахайся с ней сколько влезет, пока тебе не надоест. Зачем разводиться из-за этого? — шатен крепко схватил Миллс за подбородок указательным и большим пальцами, вынуждая ту смотреть прямо в глаза. — Или ты думаешь, что между вами всё серьёзно? Реджина холодно усмехнулась. Она не собиралась оправдываться перед Хамбертом, поскольку больше не считала его за человека. Сейчас Грэм проявил свою истинную сущность, которую невозможно было ни принять, ни полюбить. Муж никогда не поймёт, где он был не прав, не важно сколько раз женщине попытается повторить ему это, и уж тем более никогда не примет отношения брюнетки с журналисткой. Плевать. Миллс довольно сильно оттолкнула супруга от себя, обеими руками пихнув его в грудь. Мужчина отошёл на шаг, его лицо исказилось от неприязни и отвращения, когда Реджина низко рассмеялась. Этот смех слабо напоминал человеческий. Звук шёл от всей той тьмы, которую женщина старательно прятала в себе и держала под контролем всю свою жизнь: низкий, дикий, хищный… — Зачем я тебе, если ты меня так ненавидишь? — спросила брюнетка. — Всё дело в деньгах? У тебя они есть. В статусе? Таких как я — полно, выбери любую другую. Лгать ты умеешь. В имидже? Его всегда можно построить заново. Или дело в том, что тебя никто и никогда раньше не отвергал, Грэм? Шатен ощетинился, как дикобраз в клетке, его затрясло от гнева. Миллс знала, что Хамберт был готов впечатать её в стену и задушить собственными руками, даже подозревала, что у Грэма это получилось бы менее, чем за минуту, но за дверью были люди — свидетели, которые точно вызовут полицию, стоит только Реджине позвать на помощь. — Заткнись! — прорычал муж. — Я попала в точку? Я для тебя трофей? Приз? — брюнетка вскинула брови. — Ах, ко всему этому в добавок та, что предпочла другую женщину тебе? Твоё эго так сильно пострадало? — Миллс прищурилась. — Так вот, ты ошибаешься. Я не собираюсь быть для тебя ни тем, ни другим. Ты мне отвратителен, а брак с тобой — сущий ад. Я приняла решение развесить самостоятельно, уйти не к кому-то, а уйти от тебя! — У тебя ничего не выйдет, Реджина. — Удивительно, насколько искусно ты обводишь вокруг пальца окружающих. Неужели я первая, кто понял, насколько ты ужасный человек? — женщина покачала головой. — Нет, не человек. Животное. Тебе место в клетке. Кулак супруга пролетел в считанных сантиметрах от лица брюнетки и вонзился в стену за её спиной с глухим ударом. Миллс знала, что рискует, говоря всё это в лицо мужчине, но она хотела показать себе, показать адвокатам, да и вообще всем, с каким человеком они в действительности имею дело. Шатен был невменяем, его пустые глаза были сосредоточены только на лице Реджины, как у яростного быка на красной тряпке в руках матадора. — Я утащу тебя за собой, — прорычал Хамберт. — А если уж не тебя, то займусь блондинкой. Как ты думаешь, как долго твоя сраная подстилка Свон будет сопротивляться, если я предложу ей внушительную сумму, чтобы она раздвинула ножки и передо мной? Хлёсткая пощёчина эхом отразилась от стен кабинета — голова Грэма резко дёрнулась, вьющиеся пряди упали на лоб. Муж сдавленно вздохнул. Женщина, ни задумываясь, ударила супруга, вложив в замах всю свою силу. Мужчина растерянно моргал, ощупывая место удара, глядя на брюнетку куда более трезвым взглядом, чем секундами ранее. Шатен не ожидал подобного от Миллс. Обычно именно Реджина всё терпела, скрепя зубами, и сжималась от страха перед ним. Она всегда молчала, старалась успокоить Хамберта, всё, что угодно, лишь бы сын не увидел родителей в таком состоянии. Грэм всегда чувствовал физическое превосходство над женщиной, чувствовал себя хозяином положения, упивался ужасом в её карих глазах. Но сейчас муж видел перед собой совершенно другую брюнетку. Миллс гордо и смело смотрела прямо в глаза супругу, с вызовом вскинув подбородок. Она не дрожала от страха, а сжимала кулаки, готовясь в любой момент нанести следующий удар. Волосы Реджины упали на лицо, создавая тень вокруг глаз, от чего те казались не просто чёрными, а поглощающими. Женщина тяжело дышала через рот, глядя на мужчину так, будто тот был… пустым местом? Одним резким движением брюнетка схватила шатена за галстук и дёрнула на себя, вынуждая наклониться так, чтобы их лица были на одном уровне. Хамберт мог бы вырваться, если бы захотел, но не сопротивлялся лишь потому, что всё ещё был в шоке, и Миллс не стала терять времени, понимая это. Мысль о том, что Эмма могла пострадать из-за Грэма пробудила что-то тёмное в сознании Реджины. Перед глазами стояло улыбающееся лицо журналистки, сиплый сонный смех, который женщина часто слышала по утрам, журчал в ушах, а нежные прикосновение заботливых рук всё ещё горели на коже. Нет. Никто и никогда не тронет блондинку, как и её девочку. Брюнетка лично проследит за этим. Свон и Хоуп стали частью мира брюнетка, и она будет остервенело защищать их всеми способами. Гнев и слепая ярость обволакивали сердце Миллс чёрным густым дымом, заставляя отключить все инстинкты самосохранения. Эта ядовитая смесь была направлена в данный момент исключительно на мужа Реджины. — Ещё хоть раз ты скажешь что-то в адрес Эммы или её дочери, я лично вырву тебе язык, — прошипела женщина у самого уха супруга. — А если допустишь мысль отыграться на ней или девочке, клянусь, я уничтожу тебя своими собственными руками. Не пожалею ни времени, ни ресурсов, — она грубее дёрнула галстук мужчины, и шатен зашипел, перехватив запястье брюнетки. — Не забывай, Хамберт, у меня власти не меньше, чем у тебя. Посмотрим, кто из нас погорит первым. — Сука, — Грэм пришёл в себя, гневно оттолкнув от себя руку Миллс. — Ты пожалеешь о своих словах, Реджина. — Увидим, — бесстрашно ответила женщина и повернулась в сторону двери, когда муж схватил её за руку. — Я не закончил! — супруг злорадно усмехнулся, когда брюнетка предприняла безуспешную попытку вырвать запястье из его ладони. — Не смей поворачиваться ко мне спиной, Миллс. — Отпусти, пока я не вызвала охрану. — Напомню, что из нас двоих, пострадавшая сторона здесь именно я! — мужчина указал на свою щёку. — Бедняга, — Реджина вскинула брови. — Вот только ты настолько трясёшься над своей репутацией, что в жизни не признаешь, что дал слабину перед женщиной. Позволил себя ударить, как слабак. Шатена передёрнуло от этого слова. Брюнетке трудно было представить, что такого произошло в жизни Хамберта, отчего тот превратился в того, кого она видит перед собой сейчас? Почему ему важно всего добиваться силой? Почему для Грэма быть под номер один — важнее человечности? Миллс всё-таки вырвала руку из захвата мужа. Её кисть ныла там, где каменные пальцы супруга давили на кожу — Реджина не удивится, если на утро увидит синяки. Однако она лишь немного размяла запястье, встряхнув им в воздухе так, словно пыталась избавиться от капель воды после мытья рук. Мужчина шумно дышал, наблюдая за гордой осанкой женщины. — Ты объявляешь войну не тому человеку, — предупредил шатен. — Война уже давно идёт, — пожала плечами брюнетка. — Но теперь я тебя больше не боюсь, Хамберт. — Миллс! — воскликнул Грэм, когда Реджина взялась за ручку двери. — Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю! Женщина не верила, что когда-то видела в этом человеке хорошего мужа. Возможно, она действительно когда-то была дурой, но теперь прозрела. Брюнетка обернулась на супруга через плечо, напоследок смерив его взглядом. Миллс хотела запомнить этого мужчину таким: злым от бессилия и яростным от бесстрашия Реджины. Пусть все увидят истинное лицо шатена. — До встречи в суде, Хамберт. На этих словах женщина распахнула дверь, встречаясь взглядом сначала с Фа, прочитав в её глазах облегчение, а затем с юристом Грэма, заметив на лице защитника настороженность. Сейчас бедному Грампу предстояло иметь дело с мужем брюнетки, от которого в данный момент ему самому может понадобиться защита. Миллс слышала вереницу проклятий, которые нескончаемым потоком сыпались ей в спину, но Реджине было плевать. Она с достоинством вышла к Мулан, концентрируя на ней своё внимание. Реджина заметила, как китаянка просканировала взглядом женщину на наличие повреждений или следов насилия, и вежливо улыбнулась, отвлекая адвоката от своего занятия. — Прошу прощения, мисс Фа, — брюнетка намеренно обратилась к Мулан фамильярно в присутствии Лероя и повела плечом в сторону переговорки. — Боюсь, что на сегодня мы закончили. Прошу передать… моему супругу, как только он прекратит извергать эту какофонию звуков, которые он называет словами, что больше встречаться с ним я не желаю. Следующая и единственная наша встреча будет только в зале суда. Если этот мужчина решит приблизиться ко мне или к моему дому до этого момента — я вызову полицию. — Я поняла, — кивнула китаянка, посмотрев за плечо Миллс, когда юрист шатена осмелился зайти в кабинет и предпринял попытку успокоить своего клиента словами. Брови адвоката обеспокоенно дрогнули к переносице. — Реджина, я слышала какой-то удар, но защитник мистера Хамберта не позволил мне зайти. Вы в порядке? — В порядке, — женщина расправила плечи, чувствуя, как адреналин всё ещё кипит в крови. — В полном.

***

На удивление, встреча родительского комитета прошла на редкость спокойно — брюнетка успела прийти в себя, обсуждая основные темы, запланированные на эту встречу, и выдвигая свои идеи на счёт последних двух учебных месяцев перед летними каникулами. Май, по просьба Новы, отвели больше под школьные активности, а вот июнь решили немного «разгрузить», чтобы дети не слишком вымотались от Сторибрука. Астрид, по распоряжению Миллс, приготовила несколько буклетиков с программами внеурочных активностей и раздала родителям бланки, в которых те должны были сделать выбор в пользу того или иного мероприятия. Сама Реджина, как было всегда, взяла на себя ведущую роль: ходила по классу, объясняя важность поддержания детей в тонусе, а также расхваливая инициативу классной руководительницы вывести весь класс в государственный музей, для чего ей понадобится пара-тройка сопровождающих родителей для поддержания дисциплины. Женщина заметила, что родители устали от учебного года даже больше, чем дети, а потому почти не задавали вопросы, послушно выполняя поручения брюнетки. Собрание продлилось дольше, чем Миллс планировала, но, благодаря поддержке и помощи учительницы, успела обсудить всё, что хотела. Реджина предложила подумать над организацикй выезда на природу в конце июня, чтобы провести детям оригинальный «выпускной» за территорией школы, и эта инициатива многим родителям пришлась по вкусу. Нова обещала до конца недели собрать ответы родителей и передать их пожелания директору Голду, на что женщина согласно кивнула, хотя и понимала, что Руперт в любом случае согласится, как только узнает, что это предложение поступило напрямую от брюнетки. Миллс мчалась домой ужасно уставшей: она пропустила обед, едва найдя пару свободных минут, чтобы выпить чашечку кофе с Кэтрин перед собранием, и теперь старательно концентрировалась на дороге. Она знала, что единственным лекарством от сегодняшнего дня, станет компания трёх самых дорогих для неё людей. На часах было уже начало девятого, но Реджина не волновалась, оставив на журналистку детей и свой дом. Женщина была практически уверена, что блондинка заказала еду из доставки на обед, чтобы дети могли перекусить, ведь кухней брюнетки воспользоваться Свон просто не решится; что найдёт Эмму и детей сидящими на диване или на полу напротив телевизора с джойстиками; что журналистка сделала с ребятами только часть домашнего задания, точные науки оставив Миллс на десерт… Реджина улыбнулась от этой мысли. Блондинка отличалась особой ребячливостью, однако в тоже время ответственнее человека в вопросе присмотра за детьми найти было трудно. Женщина безоговорочно доверяла Свон, ведь именно она всегда была рядом в самые трудные для брюнетки моменты. Возможно, именно благодаря Эмме, брюнетка и стала чувствовать себя более бесстрашной и непоколебимой, потому что подсознательно знала, что журналистка прикроет её спину, даже, если сама Миллс будет настаивать на обратном. Припарковав свою машину и поставив её на сигнализацию, Реджина неторопливо двинулась в сторону дома, отмечая, что свет горел только в одном окне: ведущем на кухню. Женщина ещё раз сверилась с часами — было время ужина, дети наверняка проголодались, и блондинка могла позволить им поискать что-нибудь съестное (что было уже не раз, брюнетке потом приходилось заново приводить в порядок полочки в холодильнике), но… Силуэт Свон мелькнул в окне, и Миллс была уверенна, что видела в руках Эммы кухонный нож, нож для хлеба. Нет. Нет-нет-нет! Журналистка не могла взяться за готовку! Сгоревшая плита? Раскуроченная духовка? Затопленный пол? Не дай Бог, пострадал хоть один нож на её кухне! Если Свон устроила вакханалию на безоговорочно приватизированной территории, где царствовала исключительно Реджина — Эмма будет спать на коврике. Женщина быстро открыла входную дверь, намереваясь словить журналистку прямо на месте преступления, и уже собиралась выдать тираду, полную негодования, как вдруг услышала весёлый детский смех и резкий звук разматываемой ленты скотча. Что это было? Брюнетка прикрыла за собой дверь, осторожно опустив связку ключей в фарфоровую миску на комоде, и поставила свои туфли рядом с кроссовками блондинки. На кухне играла весёлая музыка, достаточно громко, чтобы Свон и ребята не услышали появление Миллс, поэтому у Реджины появился шанс беззвучно пробраться по коридору в сторону кухни, чтобы узнать, что там творилось. Женщина застыла в дверном проёме, наблюдая, как дети, пританцовывая с Эммой, пытаются что-то соорудить из картонных коробок, цветной бумаги и скотча. На кухонном острове валялись цветные фломастеры, рулоны фольги для запекания, листы формата А4… Генри был в домашних серых штанах и чёрной растянутой футболке. Он забрался на стул с ногами, поджав колени к груди, и держал в зубах розовый маркер, при этом что-то старательно выводя фиолетовым на листе бумаги. Сын брюнетки сосредоточенно хмурился, но его плечи ходили из стороны в сторону в подобии танца, что совсем не мешало мальчику рисовать. Хоуп стояла подле Генри, держа в руках толстую книгу с картинками, на обложке которой было изображено оранжевато-жёлтое Солнце, как элемент солнечной системы. Такой книги Миллс не могла припомнить на полке у своего сына. Дочь журналистки что-то едва слышно читала, водя указательным пальцем по тексту, а затем смотрела на рисунки мальчика, словно сравнивая текстовое описание с тем, что должно было получиться по её мнению. На девочке были красные домашние шортики и салатовая футболка, волосы у Хоуп были собраны в высокий конский хвост объёмной голубой резинкой под цвет её глаз. Сама блондинка стояла в объёмной белой рубашке, в которой Реджина имела удовольствие провести ночь, и мешковатых серых штанах. Её густые волосы были собраны в неряшливый пучок на затылке, а небрежные выбившиеся пряди падали на лоб и лицо. Свон вертела в руках огромную картонную коробку, словно прицеливаясь, а затем, поместив коробку на столешницу, перехватила нож поудобнее, намереваясь вонзить кропотливо-заточенное лезвие в одну из боковых стенок. Сердце женщина защемило от этой вопиющей картины. — Эмма, не смей! — выкрикнула брюнетка, влетая в кухню, и сразу три пары глаз устремились на неё. — Положи нож на место, сейчас же. Журналистка вздрогнула, оторопело хлопая оленьими глазами и не понимая, что сделала не так, но совсем не пугаясь реакции Миллс. Дети растерянно переглянулись, когда блондинка, повинуясь воле Реджины, отложила «оружие» в сторону и вскинула руки, словно сдаваясь, как вдруг громкий детский хохот взорвал воцарившееся молчание. Женщина, проигнорировав общее веселье, тут же забрала нож, строго глядя на Свон, которая в свою очередь, едва сдерживала собственный смех. Эмма прикрыла ладонью рот, глядя на брюнетку сверху-вниз, пока её плечи сотрясались от беззвучного смеха, и только тогда Миллс поняла, что стоит угрожающе близко к журналистке, вцепившись в рукоятку ножа, как маньяк из голливудских ужастиков. — Этот нож предназначен исключительно для рыбы! — пробормотала Реджина, отходя от блондинки на шаг. — Канцелярский лежит в третьей полке шкафчика у сушилки, рядом с мотком бечёвки и ломом. — И тебе привет, — Свон опустила руки. — Не знаю, стоит ли мне удивляться тому, что у тебя есть лом? — Полезная вещь в хозяйстве, — пожала плечами женщина. — И… Здравствуй, Эмма. Журналистка подарила брюнетке мягкую улыбку, как делала всегда, когда Миллс называла её по имени, немного растягивая согласные буквы, словно смакую на языке. В какой-то момент, если быть честной, Реджина стала делать так намеренно только по той причине, что ей ужасно нравилась реакция блондинки. — Мама! — женщина обернулась на радостный голос Генри, когда тот подлетел к ней, чтобы подарить крепкие тёплые объятия. Он был настолько рад её видеть, что даже не подумал о том, чтобы отложить в сторону фломастер, который так и держал незакрытым в своей руке. — Я скучал. Брюнетка с облегчением выдохнула, прижимая сына к сердцу и ощущая, как вся тяжесть дня постепенно покидает её плечи. Близость мальчика и сам факт его присутствия служили доказательством того, что Миллс действительно со всем справится. Реджина улыбнулась и, наклонившись, чмокнула Генри в лоб, любуясь созвездием веснушек на его лице. — Я тоже. Сын отстранился от женщины, глядя на неё большими щенячьим глазами, которые всего пару секунд спустя округлились от шока и странного опасения. Мальчик приоткрыл рот, медленно отступив от брюнетки на шаг, а затем перевёл взгляд на фломастер, словно это был не канцелярский предмет, а оружие массового уничтожения. — Ой… — Чёрт, — протянула дочь Свон, вскинув брови. — Сомневаюсь, что эта штуковина отстирывается. — Миллс, — Эмма тоже не отрывала взгляд от Реджины, глядя на её рубашку в районе живота. — Только без паники. Я где-то читала, что перекись здорово помогает отмыть практические любые пятна. Женщина выгнула бровь дугой, опустив глаза на свою некогда белоснежную рубашку, заметив на дорогой ткани полоску от фломастера того цвета, который мальчик сейчас держал в руке. Брюнетка вздохнула, продолжая буравить взглядом полосу, будто она могла сама рассосаться под силой недовольства женщины, а затем просто… Пожала плечами. И дело было вовсе не в усталости брюнетки и нежелании решать эту проблему здесь и сейчас, просто полоска фломастера — это же такая мелочь, верно? Неужели раньше она правда могла зациклиться на подобном. — Что ж, полагаю, это не моя проблема, — подытожила Миллс и улыбнулась сыну в попытке успокоить не только его, но и журналистку с девочкой. — Попрошу домработницу разобраться с этим позже. — Но, мам, — мальчик явно не ожидал, что Реджина так легко отнесётся к его неаккуратности. — Я же… Ты… Прости меня! Я случайно. — Всё хорошо, — заверила женщина. — Это всего лишь фломастер. Эльза настоящая волшебница, я уверена, что она что-нибудь придумает. — К тому же, так эта рубашка выглядит немного повеселее, — добавила блондинка, и брюнетка перевела на неё скептический взгляд, вынуждая Свон тут же замолчать. — Точно всё нормально? — осторожно уточнил Генри. — Конечно, дорогой, — брюнетка улыбнулась. — Но, будь добр, надень колпачок. — Конечно! — сын тут же поспешил исполнить волю матери. — Теперь, раз Апокалипсис откладывается, моя очередь, — заявила девочка, подходя к мальчику и немного бесцеремонно отодвигая его в сторону, что на самом деле выглядело даже очаровательно. Девочка потянула к Миллс свои ручки, призывая ту наклониться, и тоже обняла Реджину за шею. — Привет, Хоуп, — мягко поприветствовала женщина, сжав дочь Эммы в объятиях на секунду. — Как прошёл ваш день? — осведомилась девочка, отстранившись от брюнетки. Её голубые глаза смотрели прямо в карие. — Было что-нибудь интересное? — Ничего, о чём стоило бы переживать, — ответила Миллс, покосившись в сторону журналистки, и та тут же перехватила её взгляд, едва заметно кивнув — они поговорят об этом позже. — Вы голодные? — Жутко! — активно закивал мальчик. — Ты, наверное, тоже ничего не ела кроме своего салата? — Почему ты так решил? — усмехнулась Реджина, хотя Генри был прав. — У тебя в животе урчало, когда я обнимал тебя, — хохотнул сын, и женщина невольно смутилась. — Поэтому давай приготовим что-нибудь быстрое, но сытное? — Пельмени что-ли? — выгнула бровь Хоуп, с сомнением покосившись на холодильник, — Очень сомневаюсь, что у Реджины есть полуфабрикаты в холодильнике. — Нет, конечно, — женщину передёрнуло от мысли, что она будет есть фарш, который приготовила не сама (бургеры были пока единственным исключением, учитывая, что она заставила бедного повара собирать их у неё на глазах). — Но у меня есть несколько идей, если вы дадите мне минут сорок — я приготовлю пасту с вяленными томатами и сливочным сыром. — Звучит прекрасно, — вмешалась блондинка, подходя к детям и опуская руки на их плечи: левую на плечо мальчика, правую — своей дочери. — Чем нам помочь? Брюнетка смерила новоявленных трёх мушкетёров любопытным взглядом, убирая нож на место. Её забавляла, как тут же воодушевились ребята, устремив на Миллс вопрошающие любопытные взгляды. Реджина скрестила руки на груди, оперевшись бедром на край столешницы, и ухмыльнулась. Она подняла глаза на Свон, которая с озорной улыбкой не сводила с женщины ярких глаз. — Вы хотите помочь? — Конечно, — за всех ответил Генри. Брюнетка прищурилась, поочерёдно глядя на каждого добровольца, словно экзаменуя их своим взглядом. Сын стоял по стойке смирно, а девочка, в противовес Генри, скопировала позу и взгляд Миллс, словно приняла её вызов. Реджина тихо фыркнула, Хоуп слишком сильно похожа на свою мать. Эмма ухмыльнулась, заметив реакцию женщины, и что-то внутри брюнетки защекотало от желания поцеловать этот дерзко приподнятый угол губ. Все трое были непреклонны в своём желании помочь Миллс, но та чувствовала, что их поддержка ограничивается не только делами на кухне. Они хотели показать, что Реджина может на них рассчитывать. — Ладно, — сдалась женщина, закатывая рукава блузки. — Все трое марш мыть руки, — брюнетка достала из кармана брюк чёрную резинку для волос и соорудила себе хвост на скорую руку. — Жду вас здесь через минуту. — Марш, — скомандовала журналистка, и сын Миллс первым рванул с места. Блондинка наперегонки с мальчиком выбежали в коридор, на спор: кто первый доберётся до ванной, и лишь дочь Свон, тяжело вздохнув, закатила глаза. Она подошла к кухонной раковине по правую руку от Реджины — единственная, кто подумал о самом простом и логичном решении поставленной задачи. Девочка встала на носочки, чтобы дотянуться до крана, и женщина помогла ей включить воду, прыснув на ладошки жидкого мыла. Хоуп с брюнеткой переглянулись, подарив друг другу абсолютно одинаковые по смыслу насмешливые взгляды, а затем рассмеялись в унисон. Миллс действительно вернулась домой. Эмма и Генри забежали на кухню спустя минуту, заметив самодовольную и торжествующую улыбку дочери журналистки, которую Миллс торжественно провозгласила своей правой рукой на этой кухне. Осознав свою оплошность, когда Реджина взглядом указала на кухонную раковину, блондинка и сын женщины даже не стали возражать против такой иерархии. Брюнетка сняла фартук с крючка, висевшего на стене, и мастерски надела его на себя за считанные секунды. Она взяла кастрюлю, погрузив её в раковину, и включила кран. Под звуки сильного напора воды, Миллс обернулась к своим «помощникам», вооружившись вилкой, как дирижёр палочкой. — Генри, протри стол, пожалуйста, а затем достань баночку помидор и сыр из холодильника, — Реджина взмахнула рукой, и сын тут же схватил тряпку. — Свон, расставь посуду, только осторожнее с бокалами — они хрустальные, — скомандовала женщину, проигнорировав смешок Эммы, и посмотрела на девочку. — Хоуп, подай сковороду, будь добра, и становись рядом, будешь помогать мне делать соус. Дети и журналистка с восхищёнными улыбками смотрели на брюнетку, как маленькие поварята смотрят на шеф-повара в каком-нибудь мишленовском ресторане, с благоговением и трепетом. Миллс терпеливо вздохнула, а затем хлопнула в ладоши, чтобы вывести своё «подмастерье» из транса. Она выразительно вскинула брови, словно спрашивая, каких ещё указаний они от неё ждут, и те, встрепенувшись, помчались выполнять свою работу. Жизнь на кухне закипела. Все бегали по первому велению Реджины, как придворные на приёме у королевы, совершенно позабыв о времени, ведь оно потеряло всякое значение. Каждый наслаждался компанией друг друга, все веселились, шутили, делились новостями за день. Сын рассказал, что мальчики из старших классов научили его и близнецов Ноланов играть в шахматы, что женщина восприняла с особой гордостью, дочь блондинки поделилась последними сплетнями о Руперте (он, всё-таки, развёлся с Белль, поэтому его бывшая жена была вынуждена покинуть школу — в Сторибруке появилась новая вакансия, на которую директор лично будет отбирать кандидата), а Свон травила байки из своей студенческой жизни, рассказывая, как посреди ночи убегала от охранника кампуса, после неудачной попытки незаметно пробраться в мужское общежитие. Слушая такие разные истории, брюнетка не могла перестать улыбаться. — Мам, — Генри появился в дверном проёме с вазой в руках. — Я поменяю воду цветам. Миллс поразилась желанию сына, ведь он никогда до этого не придавал такого значения растениям, но с благодарностью кивнула. Мальчик был рад, что для него всегда была работа, но Реджина догадывалась, что на самом деле Генри стремится всеми способами порадовать мать, чтобы та забыла о тех чудовищных днях, что они провели в разлуке. — Спасибо, дорогой, — отозвалась женщина. Девочка, которая стояла рядом с брюнеткой на небольшом табурете, чтобы доставать до столешницы без труда, разрезала небольшим ножиком вяленные помидорки на четыре части. Миллс стояла у плиты и перемешивала лопаткой соус в сковороде, однако всё равно не спускала с Хоуп глаз. Дочь Эммы сосредоточенно и ловко справлялась со своей задачей, он старания высунув кончик языка. — Тот что поменьше можно разрезать на две части, — шёпотом подсказала Реджина, когда девочка взяла самую маленькую помидорку в свои пальчики и поднесла к глазам, воинственно его изучая. — Хорошо, — так же шёпотом ответила Хоуп. — Но для чего вам столько ножей? У нас дома всего три, да и то один из них столовый, чтобы джем на сэндвич было удобно наносить. — Потому что у них у всех разная функция, — подсказала женщина. — Один для хлеба, второй для мяса, есть и универсальный, конечно… — А вот этот самый огромный для чего? — дочь журналистки указала на интересующий её нож взглядом. — Он мне больше всех по форме нравится, но я его только в фильмах ужасов видела. — Это тесак, — пояснила брюнетка. — С его помощью обычно рубят толстые куски мяса, разделывают свинью или любую другую тушу. Или же измельчать зелень, — Миллс задумалась. — Для соуса, например. Девочка медленно кивнула, едва слышно повторив слова Реджины, а потом немного нахмурилась. Ей явно не понравилась перспектива разрезать животное этим орудием. Хоуп видела тесак только в руках злодеев в телевизоре, естественно, что подобная ассоциация никак не вязалась с поваром на кухне. — Часто вы им пользуетесь, Реджина? — Нет, — честно призналась женщина. — На самом деле, я не использовала его ни разу, но лучше, чтобы он всегда был под рукой на всякий случай. — Верно, — лучезарно улыбнулась дочь блондинки, удовлетворившись ответом брюнетки. — Вы правы. — Хей, — Свон подошла к брюнетке, незаметно приобняв её за талию. — Я закончила. С чем ещё помочь? Близость Эммы, аромат её парфюма и тепло ладони на талии Миллс спровоцировали последнюю на довольную улыбку. Реджина косо посмотрела на журналистку, осознавая, что та даже не придала никакого значения такому естественному жесту, и тут же попала в плен её зелёных глаз. Блондинка бросила любопытный взгляд на девочку и на то количество разрезанных помидоров, что теперь лежали в миске рядом с разделочной доской, а затем снова посмотрела на женщину. Улыбка Свон смягчилась, и сама Эмма всего на пару сантиметров придвинулась ближе к брюнетке, отчего Миллс смущённо поджала губы. — Можешь натереть сыр, — тихо ответила Реджина. — Или просто подождать пятнадцать минут. Осталось только закинуть спагетти в соус и добавить помидоры. — Где у тебя тёрка? — В крайнем левом шкафу возле полочки со специями. — Будет сделано, — подмигнула блондинка, едва ощутимо сдвинув ладонь с талии женщина на бедро, намеренно задержавшись там на пару лишних секунд. Лицо брюнетки вспыхнуло. Она возмущённо прищурилась, но сказать ничего не успела, поскольку Свон быстро ретировалась в поисках тёрки. Миллс даже не заметила, как усталость покинула её тело. Работать в команде оказалось неимоверно приятно и просто, комфортно и так по-домашнему… Реджина привыкла со всем всегда справляться самостоятельно, но сейчас ребята и Эмма учили её обратному — принимать поддержку и не бояться передавать задачи в чужие руки. На удивление, все чётко выполняли поручения женщины: сын постоянно крутился рядом, с любопытством наблюдая, что брюнетка и Хоуп делают у плиты (у дочери журналистки определённо были все задатки хорошего повара), а сама блондинка молча помогала с разными поручениями, подавая всякую мелкую утварь. Ужин, который в итоге был приготовлен в четыре пары рук, был даже вкуснее, чем если бы Миллс готовила всё сама, во всяком случае, Реджине так показалось. Дети и Свон уплетали ужин за обе щеки, настолько жадно, что почти не разговаривали за столом, лишь изредка перекидываясь весёлыми шутками, на которые женщина отвечала мягкой улыбкой. Мальчик был прав — брюнетка проголодалась, она не обделила себя порцией, щедро приправив свою пасту острым соусом. Ранее она бы ужаснулась от количества калорий в своей тарелке, но сейчас… Что случится с Миллс от одного плотного ужина?

***

Реджина стояла напротив кухонного острова, заваленного фольгой и какими-то заготовками из картона, скептически скрестив руки на груди, пока Эмма с детьми прибирали со стола, мыли и протирали насухо посуду — они дружно настояли на том, чтобы женщина немного отдохнула после тяжёлого дня, и не стали слушать её возражений. Как часто говорила журналистка: трое против одного. — Чем вы тут занимались, кстати? — спросила брюнетка, склонив голову на бок, рассматривая большие разноцветные круги, нарисованные Генри. Все они ей что-то смутно напоминали. Блондинка оглянулась на Миллс через плечо, домывая последнюю тарелку и передавая её девочке, которая в свою очередь тщательно протёрла её полотенцем. Свон не ответила, а вместо этого заговорщицки улыбнулась, переглянувшись с сыном Реджины, и мальчик тут же подошёл к матери, чтобы дать женщине свои пояснения. Он гордо разложил перед брюнеткой рисунки, небрежно сдвинув рукой в сторону маркеры, скотч и канцелярский нож. — Эмма обещала дать нам урок астрономии, — важно сказал Генри, будто его слова должны были дать ответ на все вопросы Миллс, и указал на ближайший к Реджине рисунок с небольшим розовым кругом в чёрную точку. — Это Меркурий, а это Венера, — сын подсунул женщине следующую планету большего размера, по сравнению с предыдущей, и бледно-фиолетового цвета в жёлтую «прожилку». — Похоже? Брюнетка поджала губы, расценивая свои варианты ответа. Миллс не была сильна в астрономии, но, насколько она помнила картинки из школьного учебника, названные мальчиком планеты выглядели немного иначе. Однако сказать об этом Генри Реджина не решалась, чтобы случайно не обидеть его. — Очень, — вместо женщины ответила журналистка, заметив, что та замешкалась. — У пацана очень художественный взгляд на вещи, Реджина. — Получилось ярко и красиво, — пробормотала брюнетка, более пристально изучая планеты. — Но для чего было их рисовать? — Мы заехали в книжный магазин после школы, — ответила Хоуп. — И мама купила нам энциклопедию и карту звёздного неба. Обидно, что про космос рассказывают только в старшей школе. Поэтому мы решили заняться самообразованием. — Мы несколько часов читали энциклопедию, — казалось, будто сын по-настоящему счастлив. — Это так интересно! Если не смогу стать писателем, то буду астронавтом! Миллс улыбнулась, услышав подобное заявление. Все в детстве стремились покорить космос, и Реджина была рада, что её мальчик любит помечтать на широкую ногу. Дочь блондинки была более практичной, часто проявляя качества хорошего лидера. Если со временем девочка не передумает быть ветеринаром, то достигнет больших успехов в управленческой деятельности. — И в энциклопедии вы увидели, что Меркурий розовый, а Венера фиолетовая? — женщина вопросительно оглянулась на Свон. — Не совсем, — рассмеялась Эмма. — Генри и Хоуп стали читать описания планет, когда поняли, что иллюстраторы «допустили ошибки», изобразив в энциклопедии неверные рисунки, поэтому решили исправить эти досадные неточности, — на последних словах журналистка подмигнула брюнетке. — Поэтому перед собой ты видишь то, как на самом деле должны выглядеть эти планеты. — Ошибки, точно, — протянула Миллс, изучая тёмно-оранжевую планету с красными разводами. — Зелена однозначно пришла бы в культурный шок от такого непрофессионализма со стороны издателей этой энциклопедии… Это Марс? — Да, — довольно кивнул сын, радуясь, что Реджина верно угадала. — А вот этот жёлтый круг с лучами — Солнце. А вот Земля, — последней была зелёно-синяя планета с немного некорректными изображениями материков, но в целом, вполне понятными. — Здорово получается, — похвалила женщина, погладив мальчика по голове. — Но с чего вообще вы решили заговорили о космосе? — Потому что сегодня мы не спим допоздна! — радостно объявила дочь блондинки. — Мама приготовила для нас сюрприз. Мы будем изучать звёзды! Брови брюнетки поползли вверх. Она посмотрела на Свон, затем на девочку, Генри, и снова на Эмму. Они шутят? — Прошу прощения? — Миллс посмотрела на часы — было начало одиннадцатого. — Нет. Исключено. — Ну мам, — протянул сын. — Будет весело, пожалуйста. — Вы все давно должны быть в постели. Завтра в школу, — Реджина сложила руки на груди. — Я сомневаюсь, что вы доделали уроки. — Доделали, — ухмыльнулась Хоуп. — Ещё на перемене, вместе с Астрид. Мы знали, что сегодня будем тусить вместе, поэтому на переменах делали домашку, чтобы вечер был свободный. К тому же, звёзды хорошо видны только поздно вечером или ночью. — Умно, — хмыкнула женщина. Она знала, что не сможет долго сопротивляться ребятам. — Но… — Всё успеется, — покачала головой журналистка и сложила руки в молитвенном жесте. — Дай нам ещё час, Реджина. Пожалуйста. — Эмма… — вздохнула брюнетка. — Реджина, умоляем! — вторила дочь блондинки. — Да, мам, — мальчик взял Миллс за руку. — Завтра нет контрольных. Да и все говорят, что среда — это маленькая пятница. — Неужели? — Реджина выгнула бровь дугой. — А «все» это кто? — Эмма. — Ну естественно, — женщина подняла строгий взгляд на Свон. Эмма смотрела на брюнетку своими огромными и светлыми глазами, как Кот в Сапогах из Шрека. Ну что ей с ней делать? — Хорошо, но только час. — Мама, ты лучше всех! — смело заявил Генри. — Ура! — девочка подошла к Миллс и взяла её за вторую руку. — Вы же к нам присоединитесь? — Конечно, — сдалась Реджина. — Как же иначе? Дети весело рассмеялись, дав друг другу «пять» в воздухе, но при этом всё ещё крепко сжимая обе руки женщины. Брюнетка не могла не улыбнуться этим довольным физиономиям, учитывая, что они её очень умиляли. Журналиста благодарно кивнула Миллс, подходя к столешнице. Она снова взяла в руки коробку и канцелярский нож: вонзив лезвие в картон, блондинка шустро принялась вырезать небольшое окошко, очевидно торопясь, чтобы не терять драгоценные секунды из отведённого им часа. — По поводу рисунков и энциклопедии у меня больше нет вопросов, — произнесла Реджина. — Но зачем вам коробки и фольга? — Для костюмов, — не отвлекаясь от своего занятия, ответила Свон. Женщина нахмурилась, продолжая наблюдать за Эммой. Коробка в её руках была разрисована белыми красками, не очень тщательно, конечно, учитывая пробелы между мазками, но всё равно работа была довольно кропотливая. Поверх белого слоя брюнетка заметила нарисованные пунктиром серые линии, на которые журналистка и ориентировалась, когда вырезала «ненужные» части. Тут же на коробке чёрным маркером были изображены кнопочки, антенна, рычажок… То, что блондинка держала в руках, со стороны напомнило брюнетке картонный телевизор. — Эмма делает для меня шлем, как у космонавта! — похвастался сын. — Квадратный, правда, но всё равно крутой! Свон благодарно кивнула мальчику, расценив его похвалу, как личный комплимент, и перевернула коробку на дно. Эмма выглядела так, будто уже много раз вытворяла нечто подобное, но Миллс всё равно не могла оторвать от неё глаз. Журналистка взялась за клей и, осмотрев тюбик со всех сторон, открыла колпачок зубами. Блондинка взяла лист фольги, отмотав немалое его количество, и стала примерять его к граням коробки. Она методично и тщательно нанесла клей на внутренние стенки коробки и прижала к ним фольгу, таким образом надёжно фиксируя её, и, довольно ухмыльнувшись, посмотрела на Генри. — Готово, юный космонавт, — Свон кивнула на «шлем». — Меряй. Сын Реджины, улыбнувшись матери, выпустил руку женщины и подбежал к Эмме. Он бережно взял коробку обеими руками, словно это была древняя реликвия, а затем осторожно надел шлем себе на голову. Коробка была мальчику немного великовата, но Генри этого вовсе не замечал из-за абсолютно банального восторга. Канцелярским ножом журналистка вырезала квадрат, словно окошко, через который сын женщины мог спокойно смотреть, говорить и дышать или, как сейчас, радостно хохотать. — Кайфово! Спасибо, Эмма! — Тебе очень идёт, пацан, — ухмыльнулась блондинка. Хоуп подвела брюнетку поближе к столешнице, посмеиваясь каждый раз, когда шлем сползал с головы мальчика на бок, чем Свон тут же воспользовалась. Она пристроилась ближе к Миллс, соприкасаясь плечами, усмехнувшись своей шалости. Реджина не подала вида, когда почувствовала скользящие и игривые прикосновения пальцев Эммы вниз по коже от локтя до запястья, но по телу тут же разлилось тепло от такой неожиданной ласки. Кожа приятно зудела вслед пальцам журналистки, которые двигались вдоль вен женщины, лаская и изучая. Блондинка ненадолго задержалась у основания кисти брюнетки, немного усилив давление пальцев на кожу, и едва заметно улыбнулась, нащупав сумасшедший пульс сердца Миллс. Реджина, не глядя на Свон, с вызовом выгнула бровь, не стесняясь признать: да, она всегда так реагировала на Эмму. Журналистка невинно улыбалась детям, слушая их беседы, но внимание было полностью сконцентрировано на женщине. Брюнетка тяжело сглотнула, когда пальцы блондинки проскользнули в её ладонь, и уже сама переплела со Свон свои пальцы, услышав тихий удовлетворённый вздох последней. — Генри — космонавт, — сказала дочь Эммы и достала свой шлем, который, видимо, журналистка соорудила для неё заранее. Этот головной убор представлял собой миску, которую Миллс явно не досчитается, если просмотрит шкафчик с глубокой посудой, обмотанную фольгой в несколько слоёв. К шлему скотчем были примотаны две ложки в виде рожек или антенн — Реджина затруднилась с правильным определением. Сам убор крепился к голове завязочками, которые также были сделаны из скотча, скрученного в подобие «трубочек». Не смотря на довольно странный вид шлема, девочка им сильно гордилась. — А я — инопланетянин. — Ладно, — протянула женщина и косо посмотрела на блондинку, встретив её виноватую улыбку. — Миску и ложки я верну на место, — шепнула Свон, правильно интерпретировав взгляд брюнетки. — Обещаю. — И уберёшь весь этот бардак с моей кухни, — добавила Миллс. — Откуда ты взяла коробки, Эмма? — Принесла из машины, — пожала плечами журналистка. — Не переживай, я нигде больше не ковырялась. Прости за беспорядок. Реджина устало вздохнула и взмахнула рукой в жесте а-ля «не бери в голову». Что сделано — то сделано, а злиться или отчитывать блондинку женщина не собиралась. Тем более дети сейчас рады, а остальное не важно. Свон сжала ладонь женщины в знак благодарности и плотнее придвинулась к ней, пряча их сцепленные руки за спину от глаз ребят. Дети вошли в образ: Хоуп обмотала фольгой свои руки до плеч и ноги по колено, нацепила шапку инопланетянина, взяв в руки энциклопедию, и принялась важно ходить по кухне, пристально рассматривая каждый предмет, будто видит его впервые; сын брюнетки, справившись со своим шлемом, стал клеить планеты скотчем к дверцам кухонного шкафа, попутно объясняя своей «инопланетной» подруге что есть что и для чего используется. Мальчик выглядел очень серьёзно, вжившись в роль просветителя, а дочь Эммы достаточно правдоподобно удивлялась всему, на что падает её взгляд. — С какой ты планеты? — постарался пробасить мальчик. — С Юпитера! — вторила Генри девочка. — Я пришла с миром, чтобы изучить своих космических соседей! — Добро пожаловать, — сын Миллс важно кивнул. — Планируешь ли ты похищать нас для опытов? — Нет, только наблюдать и дегустировать Земные блюда. — Для этого ещё будет время! — покачал головой мальчик. — Но я предлагаю покорить просторы космоса вместе прямо сейчас! — Тогда веди меня, человек, — согласилась Хоуп, оглянувшись на Реджину и журналистку, выжидающе смерив их взглядом. — Вы с нами, прямоходящие? Женщина поджала губы, из последних сил сдерживая смех от уморительной картины перед глазами, пока блондинка уже во всю заливалась хохотом, вытирая слёзы из уголков глаз. Брюнетка шикнула на Свон, призывая её быть чуточку серьёзнее, но смех Эммы был настолько заразительный, что Миллс невольно подхватила его сама. — Да, с вами, — сипло ответила журналистка. — Только дайте мне пару минут. Реджина, сопроводи наших космических посланцев во внутренний двор, пожалуйста. И прихвати плед, чтобы можно было посидеть на траве. Женщина немного растерялась от просьбы блондинки, но всё же кивнула, припомнив, что дочь Свон упоминала звёзды и ночное время суток. Эмма хочет посмотреть на ночное небо здесь? В одном из самых солнечных городов Южных Штатов? По мнению брюнетки эта идея была обречена на провал, ведь звёзды здесь были видны только глубокой ночью, когда угасают огни вечернего города. Однако, что-то во взгляде Свон и её хитрой улыбке подсказывало Миллс, что она думает не в том направлении. Эмма исчезла в коридоре, обулась, а затем Реджина услышала, как журналистка вышла за дверь. Женщина перевела взгляд на ребят, снова улыбнувшись их внешнему виду, а затем предложила им самостоятельно выйти во двор. Генри, как хозяин дома, великодушно пригласил девочку следовать за ним, и Хоуп, не выходя из образа, приняла его приглашение. Брюнетка зашла в гостиную, чтобы достать из небольшого бельевого шкафа два пледа: один для детей, второй для них с блондинкой, затем уже хотела присоединиться к детям, но остановилась в коридоре. Они со Свон под ночным небом будут сидеть на одном пледе… Как можно обойтись без вина? Миллс вернулась на кухню, достала бутылочку своего любимого мускатного вина и два бокала, потешаясь с самой себя. Это не свидание, естественно, но почему-то Реджине всё равно хотелось добавить щепотку романтики в этот вечер. Женщина вышла во двор, аккуратно опустив бокалы и вино на землю, и расстелила оба пледа. Дети сняли свою обувь и улеглись на предоставленное покрывало, глядя на насыщенное синим градиентом небо. Солнце давно село, но край небосвода всё равно казался немного голубоватым за счёт дышащего жизнью центра города. Пролетающий над ними самолёт был единственной сияющей точкой в небе, но ребят, казалось, это не волновало. Сын брюнетки раскрыл карту звёздного неба, и дочь Эммы присоединилась к нему за её изучением. Брюнетка сняла свои туфли, которые надела только, чтобы пройти всего пару метров газона во внутренний двор, и опустилась на плед, слушая (но не вслушиваясь), оживлённое перешёптывание детей. Миллс поджала ноги к груди, обхватив одной рукой колени, а второй рукой упёрлась в плед. Реджина изучала синие разводы над головой, размеренно вдыхала весенний воздух, который был пропитан лёгким ароматом цветов из соседней клумбы, и просто позволила себе расслабиться. Если бы женщина могла, она бы остановила время, чтобы побыть здесь и сейчас немного подольше, вдали от Хамберта и Коры, вдали от Сторибрука и родительского комитета, вдали от репортёров… Только она, дети, журналистка и абсолютно бескрайнее ночное небо. Блондинка пришла спустя пару минут, волоча за собой огромный и на вид тяжёлый футляр. Свон шумно выдохнула, опустив свою ношу на газон, и посмотрела на небо, пытаясь отдышаться. Её лицо немного раскраснелось, грудь вздымалась от тяжёлого дыхания, а пальцы то сжимались в кулак, то разжимались в попытках восстановить кровоток. — Что это? — брюнетка окинула взглядом футляр. — Тебе понравится, — Эмма присела на корточки напротив Миллс, так, что их лица оказались на одном уровне. — Это телескоп. От удивления у Реджины отвисла челюсть. Журналистка, довольная произведённым эффектом, принялась раскрывать футляр именно в тот момент, когда ведомые любопытством дети метнулись посмотреть, что из себя представляет телескоп. Женщина и сама не могла оторвать взгляд от этого устройства: модель была не новая, но сохранилась в отличном состоянии, была массивной и, как успела понять брюнетка, тяжёлой. Миллс никогда не пользовалась телескопами, но глубоко внутри всегда хотела попробовать хоть раз взглянуть на звёзды через него. — Он мощный? — поинтересовался мальчик. — Ага, — кивнула девочка. — Мы с мамой как-то пробирались на крышу дома, когда жили в Бостоне, чтобы установить его там и посмотреть на звёзды. Было круто! Реджина подняла на блондинку взгляд. Свон выудила основные компоненты телескопа на газон и принялась методично собирать его, не заглядывая в инструкцию. Интересно, сколько раз Эмма уже собирала и разбирала его? И сколько раз ещё соберёт? Женщине хотелось быть рядом во все грядущие моменты. Журналистка, почувствовав внимание брюнетки, встретилась с ней глазами. Сейчас на лицо блондинки падала тень, но эти безумно-яркие зелёные глаза были как те сияющие звёзды на небе, которые все хотели увидеть. К чёрту телескоп, брюнетка будет смотреть только на них сегодня, если Свон позволит. А Эмма, Миллс знала точно, не откажет. Журналистка собрала телескоп под восторженные комментарии детей, которые постоянно подавали блондинке те или иные детали, лишь бы поучаствовать в процессе сборки, затем Свон потратила ещё несколько минут, чтобы настроить объектив. Всё это время Миллс зачарованно наблюдала за Эммой, не решаясь вмешиваться. Она смотрела на всё, охотилась взглядом за каждым уверенным движением, любовалась сосредоточенным выражением лица журналистки. Реджина изучала лёгкую улыбку блондинки, смотрела, как длинные пальцы, которые ранее ласкали её кожу, уверенно настраивали объектив, восхищалась стройной, но гибкой фигурой Свон, склонившейся к окуляру, чтобы проверить результат проделанной работы… — Готово, — Эмма выпрямилась. — Пацан, хочешь первым посмотреть? — Да! — Генри подбежал к телескопу, от нетерпения переминаясь с ноги на ногу. — Только аккуратно. Не споткнись, — журналистка придержала сына женщины за плечи. — Не хочешь снять шлем? — Какой астронавт без шлема? — покачал головой мальчик. — Ладно, — согласилась блондинка. — Смотри, это оптическая труба и объектив — их лучше не трогать лишний раз, самое важное для нас — это вот этот маленький окуляр. — Понял, — сейчас Генри мог согласиться со всем, даже, если Свон назовёт курицу драконом. — Могу взглянуть? — Дерзай, — кивнула Свон, отходя от сына брюнетки на пару шагов, чтобы предоставить ему полную свободу действий. Эмма приобняла дочь за плечи, и девочка ласково улыбнулась матери, по-доброму наблюдая за мальчиком без тени завести. Миллс вообще сомневалась, что Хоуп знает, что это за чувство. — Я вижу! Ого, такие большие! Мам, — Генри на секунду отвлёкся, чтобы посмотреть на Реджину. — Ты обязательно должна потом взглянуть. Это просто нечто. — Чуть позже дорогой, — покачала головой женщина. — Тогда я следующая, — дочь журналистка пристроилась рядом с сыном брюнетки. — Давай попробуем понять, на какую звезду смотрим? — Давай! — активно закивал мальчик, уступая девочке место у телескопа. Миллс словила себя на том, что улыбается. Без причины, просто потому что хочет и может. Генри восторженно перешёптывался с Хоуп, и оба ребёнка совсем забыли, где находятся, погрузившись в увлекательный процесс. Блондинка какое-то время наблюдала за детьми со стороны, удостоверившись, что те не собьют настройки своими действиями, а затем совсем неграциозно плюхнулась на плед рядом с Реджиной. Женщина гадала специально или нет, но Свон установила телескоп на некотором расстоянии от них, чтобы дети, увлечённые игрой, не обращали внимания на разговоры взрослых. Брюнетка протянула Эмме бокал вина, который успела наполнить всего за пару минут до её фееричного приземления, и журналистка с улыбкой приняла напиток. Их бокалы поприветствовали друг друга звоном хрусталя, и Миллс первая пригубила вино, блондинка секундой спустя последовала её примеру. — Спасибо за чудесный ужин, Реджина, — произнесла Свон. — Боюсь пристраститься к твоей готовке настолько, что не смогу есть ничего другого. — Тогда я просто буду готовить на пару порций больше, — пожала плечами женщина, ухмыльнувшись. — Или, как делаю с Генри, собирать тебе ланч на работу. — Звучит чудесно, — мечтательно вздохнула Эмма, посмотрев прямо на брюнетку. — Я скучала по тебе сегодня, Миллс. Волна мурашек пробежала по коже, но Реджина лишь едва заметно склонила голову ближе к журналистке, словно говоря, что отвечает на это чувство взаимностью. Блондинка никогда не требовала, чтобы женщина говорила о своих чувствах к ней, но всегда открыто выражала свои, что очень восхищало брюнетку. — Ты устала? — Немного, но в твоей компании я прекрасно провожу время, Свон. Однако, эта и ближайшие недели у меня будут загруженными, — поделилась Миллс. — Пожалуй, так всегда бывает, когда выпускаешь бестселлер от малоизвестного писателя. — Я могу чем-то помочь? — Не в этом вопросе точно, Эмма, — Реджина запнулась. — К тому же, ты и без этого делаешь достаточно. Не только для меня, для нас всех. — Мне нравится быть с вами, — журналистка сделала глоток вина. — Ты же понимаешь, что мы с Хоуп почти поселились у тебя дома? — Мне нравится так думать, — усмехнулась женщина, и блондинка заинтересованно вскинула брови. — Но пока я не предлагаю тебе запасной ключ, Свон, успокойся. — Да уж, было бы странно, — рассмеялась Эмма, и брюнетка осознанно придвинулась к журналистке чуть ближе, накрывая её кисть, что покоилась на пледе всего в нескольких сантиметрах от неё, пальцами своей руки. Блондинка проследила за этим прикосновением. — Как прошла встреча родительского комитета? — Обыденно. У детей много тестов и самостоятельных в этом месяце, но июнь обещает быть спокойным. Обсуждали варианты выпускного, есть предложение провести его на природе, но пока это лишь на стадии обсуждения, — отозвалась Миллс, выводя подушечками пальцев только ей известные символы на коже Свон. — Так же у детей состоится экскурсия в музей всем классом, и я записала нас с тобой в качестве добровольцев. Эмма тихо рассмеялась, качая головой. Она снова сделала глоток вина, посмотрев на беззаботных ребят у телескопа. — Что? — улыбнулась Реджина. — Странно, но мне нравится, когда ты принимаешь за меня решения, — ответила журналистка. — Как нравится и то, что ты часто говоришь «мы» и о «нас», как о чём-то целом. Блондинка опустила взгляд, играя с бокалом в руке. Её лицо приобрело оттенок задумчивости и умиротворения. Подул ветерок, выбившиеся золотистые волосы затрепетали при этом ласковом дуновении, и Свон часто заморгала, убирая их с глаз за уши кончиками пальцев, стараясь не расплескать вино — всё, что угодно, лишь бы не отпускать руку женщины. Эмма выглядела такой хрупкой и домашней сейчас, такой нежной и особенной, и брюнетка хотела быть единственной, кто видит её такой, не считая детей. — Вероятно, я хочу, чтобы так было, — тихо ответила Миллс, хотя журналистка не ждала её ответа. — И через месяц ты от меня уже никуда не денешься, Эмма. — Тебе следует поработать над угрозами, — фыркнула блондинка. — Потому что я тебя не боюсь, Реджина. Не могу поверить, что через месяц я смогу просто взять тебя за руку и прогуляться по парку, или же просто пройтись по магазинам, спокойно заглядывая за шторку примерочной, пока ты меряешь новые наряды. — У тебя только одно на уме, Свон? — закатила глаза женщина, шутя. — Ужасно банально. — Я хочу многого, Реджина, — серьёзно ответила Эмма. — В кинотеатре и не только. И мне абсолютно плевать, насколько банально я буду выглядеть. Просто хочу попробовать с тобой всё, что только можно. Попробовать всё? Бабочки в животе брюнетки диким роем закружились в буйном танце от слов журналистки. Миллс тоже всего этого хотела: она нуждалась в простой истории любви, где не будет места недосказанностям или боли. Реджина хотела не просто принимать знаки внимания от блондинки, она мечтала тоже ухаживать за Свон: готовить завтрак, будить по утрам, обнимать перед работой, целовать глубокой ночью… Женщина хотела рутины и банальной романтики, потому что Эмма могла даже простое приготовление ужина сделать особенным. Журналистка сама была особенной. — Как ты додумалась до всей этой идеи с космонавтами и инопланетянами? — спросила брюнетка немного севшим от эмоций голосом. — Не думала, что ты фанат хэнд-мейда. — Я просто хотела удивить тебя и ребят, — ответила блондинка, немного смутившись (что в целом было редкостью для Свон). — Но ручная работа… Скажем так, у меня это вошло в привычку. Как ты знаешь, семьи у меня нет, как не было и финансовой подушки после рождения дочери. Я не могла купить девочке достойный наряд на Хэллоуин или же подарить хорошую игрушку… Поэтому училась делать вещи из подручных материалов. — Эмма, — выдохнула Миллс, почувствовав себя неловко. — Прости, я не подумала об этом. — Всё хорошо, Реджина, правда, — журналистка покачала головой. — Я не стыжусь той, кем я была, и кем стала. Возможно, повар из меня неважный… — Не льсти себе, — фыркнула женщина, прервав блондинку на секунду, за что тут же получила игривую ухмылку. — Ладно, ужасный, — со смехом согласилась Свон. — Зато я умею чинить мебель и неплохо справляюсь с сантехникой, — подмигнула Эмма. — Разве не сексуально? — Позволь мне судить, — ответила брюнетка. — Когда увижу твои слова на практике. — Ладно, если вдруг нужно будет вбить гвоздь или вдруг у тебя потечёт… кран, дай мне знать. Я всегда первая примчусь к тебе. — Не сомневаюсь. Журналистка скользнула медленным взглядом по телу Миллс, откровенно её оценивая и любуясь. Лицо блондинки оставалось спокойным, но немного приоткрытые розовые губы выдавали прерывистое дыхание своей хозяйки. Сердцебиение Реджины участилась от того, как потемнели зелёные глаза Свон, пока внимание Эммы перемещалось от стройных ног женщины к её тонким запястьям, от узкой талии до обнажённой шеи, а затем терялось в вырезе блузки брюнетки… Журналистка смотрела так, будто не просто раздевает Миллс взглядом, а ласкает своим вниманием так чутко и бережно, так пристально, будто пытается запомнить всё, что из себя представляет Реджина. Женщина сомневалась, что когда-либо вообще замечала, чтобы кто-то так на неё смотрел. В глазах блондинки брюнетка всегда чувствовала себя желанной. — А телескоп… — Миллс постаралась отвлечься, хотя внизу живота предательски приятно потянуло. — Откуда он у тебя? — Это Руби, — Свон верно угадала настрой Реджины, а потому, закусив губу, послушно сменила тему. — И нет, она не увлекается астрономией. Просто один из её бывших ухажёров обожал это дело. Во время их романа сделал такой недешёвый подарок, но… Скажем так, рассталась подруга с ним довольно быстро, уж очень занудным был тот тип. Женщина училась спокойно воспринимать фотографа, потому что понимала, что чувства Эммы к Лукас отличны от тех, что журналистка испытывает к брюнетке, и всё же… Привычка Руби постоянно дразнить Миллс по любому поводу, особенно напоминая Реджине о том, что достаточно хорошо знает блондинку о всех смыслах, немного выводила женщину из себя. — Твоя подруга довольно любопытная личность, — хмыкнула брюнетка, всё ещё немного разражаясь от того факта, что между блондинкой и фотографом что-то было. — Как и её ухажёры. Она не очень разборчива? — Лукас классная, — Свон поджала губы. — Она одна из самых близких и дорогих мне людей. Единственная, кто был рядом всегда. Она буквально помогла мне воспитать дочь и никогда не просила «вернуть» должок или что-то типа такого. И Руби очень-очень хорошая, честно, просто… С партнёрами ей не очень везло. Она встречалась и с музыкантами, и с фокусниками, и с пожарными, — принялась перечислять Эмма. — Даже с театралом, но там был просто клинический случай. Подругу заваливали подарками, поэтому её квартира всё ещё очень напоминает склад барахольщика, иногда можно найти то, чего совсем не ожидаешь. — Почему же тогда она не избавится от лишних «напоминаний»? — Потому что она не такая, — журналистка вздохнула. — Расставшись с человеком, она не выкидывает его из жизни. К тому же, никогда не знаешь, что тебе может понадобиться в будущем: телескоп от любителя астрономии или меч от кузнеца. — Твой наряд на Хэллоуин?.. — Заслуга Руби, да, — подтвердила блондинка, осторожно посмотрев на Миллс. — И сейчас фотограф встречается с классной руководительницей наших детей, — протянула Реджина. — Тебя это не смущает? — Нет. С чего бы? — рассмеялась Свон, ни секунды не раздумывая. — Пожалуй, Лукас впервые обратила внимания на кого-то подходящего. Учительница начальных классов… Что-то новенькое и, наверное, самое удивительное из её «послужного списка», — Свон говорила с теплотой и заботой. — Руби всегда находила себе девушек и парней, которые потенциально были хуже её самой, словно лучшего она не заслуживает. И я понимала её. Так было проще: нагуляться и двигаться дальше без сожалений. Я сама действовала по той же схеме, — Эмма запнулась. — Но сейчас, после знакомства с Новой, подруга очень изменилась, потому что она захотела меняться сама. Я счастлива за неё, и верю, что Астрид научит этого наглого фотографа ценить себя в первую очередь. Классная руководительница наших ребят — хорошая, спокойная и понимающая девушка. Думаю, у этой пары есть шанс. Было бы здорово, если бы такая, казалось бы, простая учительница стала для Лукас «последней остановкой», понимаешь? Женщина молча кивнула. Нова и Руби были представителями той пары, о которой никогда не помыслишь: такие разные, но и взаимодополняющие. Неожиданный поворот, но в тоже время естественный. Такая мягкая, «белая и пушистая» на вид Астрид, обладающая стальным стержнем, и подруга журналистки — которая на вид была ходячим стереотипом «плохой девочки» с самым чутким сердцем. Брюнетка прекрасно понимала, что классную руководительницу и фотографа привлекло друг в друге. Однако, то, что сказала блондинка — «последняя остановка» — сильно врезалось в сознание Миллс. — Значит, ты была настолько же непостоянной, Свон? — выгнула бровь Реджина. — О твоём увлечении музыкантами я знаю, — женщина демонстративно скривилась, вспомнив Киллиана, и это вызвало у Эммы весёлый смех. — Только не говори, что и фокусники в твоём вкусе. Ну, или их ассистентки. — Нет, только замужние гетеросексуальные дамы, — сострила журналистка, и брюнетка тут же пихнула её плечом в плечо. — Ладно, прости, это было неуместно. — Полагаю, я заслужила, — Миллс не капли не обиделась. — Но я тебя поняла: Лукас и Нова — непредсказуемая пара. — Возможно, — согласилась блондинка после краткого молчания. — Но мне кажется, что наш тандем куда более неожиданный, Реджина. Её голос был едва ли громче шёпота. Брюнетка вскинула на Свон взгляд, осознавая, что Эмма не отводит от неё глаз уже какое-то время. Журналистка права, Миллс сама никогда бы и не подумала, что будет испытывать сильные чувства не просто к женщине, а именно к этой блондинке — к той, кто постоянно провоцировал её, безбожно раздражал и выводил из себя одним своим видом. Но сейчас… Блеск золота волос на солнце, смеющийся взгляд изумрудных глаз, задиристая улыбка и ребячливый хохот! Стройное тело, длинные ноги, крепкие руки — сила и надёжность — вот, что источала Свон, прижимая Реджину к себе каждый раз. Женщине нравилось быть слабой с Эммой, нравилось чувствовать себя хрупкой и бесценной, потому что с журналисткой брюнетка была полностью беззащитна. Миллс задержала дыхание, когда блондинка улыбнулась ей, словно прочитав все мысли в голове Реджины. И этот понимающий взгляд, такой серьёзный и игривый одновременно, содержащий в себе яркую зелень лесов и золотистые лучи самого Солнца, по-настоящему видел женщину. Верно. Брюнетка так рьяно защищала свои чувства к Свон, потому что любила её. Миллс точно знала, что это за чувство, потому что ранее никогда его не испытывала. Влюблённость — да, но не любовь: тихую, спокойную, но такую глубокую и поглощающую, как океан. Реджина была уверена в своих чувствах, была уверена в чувствах Эммы, и совершенно не было никакого страха. Всё было чисто и прозрачно, легко и правильно. С журналисткой она ничего не боялась. Женщина почувствовала странный зуд на кончиках пальцев и отставила бокал в сторону, внезапно пресытившись вином. Алкоголь никак не мог притупить её чувства к блондинке, как бы бессознательно брюнетка не пыталась это сделать. Свон была рядом, очень близко, и в то же время Миллс, несмотря на своё желание быть ещё ближе, приходилось прилагать все усилия, чтобы держать её на расстоянии. Но всё же… Реджина оказалась не такой сознательной, как о себе думала. Женщина кинула быстрый взгляд на детей, удостоверившись, что те вовсе не обращают на матерей внимание, и потянулась к Эмме, движимая лишь дикой потребностью прямо здесь и сейчас почувствовать её ещё больше. Журналистка не сводила с брюнетки глаз, её зрачки расширились, когда взгляд Миллс на мгновение скользнул на тонкие губы — блондинка точно знала, куда Реджина смотрит. Свон не двигалась, ошеломлённая порывом женщины, и вовсе перестала дышать, когда губы брюнетки всего на пару секунд коснулись уголка тонких розовых губ. По телу Миллс пробежал разряд, когда услышала нуждающийся едва слышимый стон из груди Эммы. Журналистка держалась изо всех сил, и Реджина была ей за это очень благодарна. Нос скользнул по бледной щеке, губы ощутили мягкость кожи, запах блондинки проник в лёгкие женщины, заполняя собой целиком. Брюнетка опустила взгляд на шею Свон, даже не думая отстраняться, заметив бьющуюся в конвульсиях артерию под тонкой бледной кожей, и сопротивляясь желанию наклониться и прикусить это уязвимое место в попытке прикоснуться таким образом к сердцу Эммы. Она ждала момента, когда попробует журналистку на вкус миллиметр за миллиметром. Миллс хотела большего, и знала, что блондинка желает того же, но пока что, этот момент — всё, что у них было. Свон прикрыла глаза, испустив судорожный вздох, и сжала пальцы Реджины в своих, потому что так и не предприняла попытки отпустить женщину. Брюнетка слабо улыбнулась, наслаждаясь беспомощностью обеих — слишком сладкая пытка. Сейчас Миллс и Эмма делили один воздух на двоих, и их сердца бились в унисон. Мгновение, но они были одним целым. — Согласна, — прошептала Реджина. — Ты точно настоящая? — журналистка немного отстранилась, чтобы иметь возможность заглянуть женщине в глаза. Она тоже отставила бокал в сторону и потянулась, чтобы коснуться лица брюнетки, но её рука повисла в воздухе, а затем медленно опустилась, на секунду задев пальцами воротник её блузки. — Таких как ты не бывает, Миллс. Реджина усмехнулась немного затуманенному взгляду блондинки, который ей очень польстил, и, нарочито мягко коснувшись лица Свон, несильно ущипнула ту за щёку. Эмма ойкнула, накрывая свободной ладонью «осквернённое место» и тут же потирая «обиженный» участок. Журналистка постаралась выглядеть задетой, но весёлый огонёк в глубине глаз блондинки рассказал женщине всё, что той нужно было знать. — Бестолочь, — беззлобно и почти ласково пробормотала брюнетка. — Коварная ведьма, — усмехнулась Свон, отразив интонацию Миллс. Реджина тихо рассмеялась, снова взяла бокал в руку, чтобы сделать глоток и занять себя буквально чем угодно, лишь бы не Эммой. Вино приятно согревало горло, губы всё ещё сохранили тепло щеки журналистки, а пальцы покалывало от физического контакта с блондинкой — всё тело вибрировало в лёгком нетерпении. Женщина смотрела на детей, любуясь их безмятежностью и свободой, понимая, что она — часть всего этого. Пусть они со Свон и были из разных миров изначально, но совместить их жизни, смешать, как тёмные и светлые оттенки краски, чтобы получить новый и уникальный оттенок, было возможным. Брюнетка ни за что не упустит своё счастливое мгновение.