Мы разрушим наши стены

Мы ведь могли столкнуться раньше.

Могли бы раньше полюбить.

Не испытав от мира фальши,

Всю боль из жизни исключить.

Солнце радовало кожу тёплыми лучами, а сердце пело от переизбытка чувств. Эмма бодрым шагом направлялась в сторону редакции, намеренно припарковав свою машину в паре кварталов, чтобы просто прогуляться по такой чудесной погоде, включив свой плейлист в наушниках. По воле случая каждая музыкальная дорожка, которая сменяла другую, восхваляла высокое чувство любви и обожания, воспевала романтику и нежность, словно какие-то высшие силы прочитали настроение журналистки и точно знали, как его поддержать. Блондинка шла немного пританцовывая, наплевав на то, как выглядит со стороны, и глупо улыбалась своим мыслям, которые, разумеется, были посвящены Миллс. Свон не могла никак поверить, что она в отношениях, в настоящих, серьёзных, ярких, пусть и не совсем официальных, отношениях, но какая разница? Каждый раз, видя улыбку Реджины, она словно слушала сказку на ночь, которую нашёптывало ей сердце, ведь всё, что происходило с телом и душой Эммы — было настоящей магией. Журналистка знала себя и знала свой характер — она последняя, кто мечтал бы о чём-то подобном, но… Эта женщина переиграла её. Блондинка менялась непостижимым образом, и сама это понимала. Она чувствовала, что брюнетка помогает ей расти во всех смыслах, не заставляет и не ставит ей ультиматумы, а предлагает свою руку с мягкой улыбкой, чтобы двигаться дальше вместе, и Свон с готовностью сама делает первый шаг. Каждый день Эммы начинался с мыслью о Миллс, а заканчивался с её тёмным и дымчатым образом, стоило только прикрыть глаза. Реджина поражала её каждый день, заряжала новыми эмоциями, проявляла свои чувства самым чутким и целомудренным способом… И всё же, в этой женщине пылал адский огонь, который журналистка чувствовала в каждом прикосновении её горячей кожи, а в глазах брюнетки блондинка часто могла заметить танго чертей, стоило только им остаться наедине. Реджина напоминала Свон дикую и хищную пантеру, которая выжидает в засаде удобного момента, чтобы напасть, и Эмма ужасно хотела стать её добычей, и буквально отсчитывала дни, когда появится такая возможность. Женщина сочетала в себе просто ангельское терпение и дьявольскую притягательность, журналистка никогда не встречала таких, как она, и знала, что не встретит, потому что не будет искать. Была суббота. Хоуп и блондинка оставались с ночёвкой у брюнетки и её сына накануне в пятницу, а наутро собрались домой, поскольку у Миллс и мальчика были свои планы. Свон снова провела ночь в постели Реджины и, пусть дочь заметила, что засыпает и просыпается одна в гостевой спальне, девочка не задавала вопросов, чтобы не смущать Генри. Эмма привыкла засыпать в объятиях этой удивительной женщины (оказывается, у брюнетки была привычка закидывать на журналистку ногу или руку во сне) и любила просыпаться, вдыхая аромат её волос с подушки. Миллс часто вставала раньше блондинки, но никогда не тревожила её сон, тихо исчезая в душе или в коридоре, притворив за собой дверь. Подобные проявления заботы и внимания покоряли Свон до глубины души, и заряжали энергией на целый день. Сегодня Реджина должна была съездить с сыном в издательство, чтобы «Зачарованный Лес» продолжал процветать под её чутким руководством, а затем обязательно наведаться к Кэтрин — поскольку давно её не видела дольше, чем на час. Светловолосая звонила женщине в пятницу вечером и буквально потребовала встречи, уместно напомнив брюнетке о своих существовании и роли в жизни Реджины. Эмма даже стала чувствовать себя немного неловко: ей казалось, что Миллс жертвует своей дружбой ради того, чтобы подольше находиться в компании журналистки, задвигая на второй план остальные аспекты своей жизни. Блондинка ценила каждую секунду, проведённую с Реджиной, но не хотела, чтобы дружба женщины с Нолан страдала из-за их зарождающихся отношений. К тому же, Кэтрин ей очень нравилась. Раз уж Свон планировала своё будущее с брюнеткой, она должна была оставаться на хорошем счету у её близкой подруги, так? Поэтому после завтрака Эмма попрощалась с Миллс и мальчиком, мягко обняв обоих (Реджина незаметно поцеловала её в щёку, шепнув: «До вечера», и от этого улыбка журналистки из просто воодушевлённой превратилась в глуповато-счастливую, и не покидала её губ до сего момента), и отвезла дочь к Бабуле на весь остаток дня. И на то были свои причины: во-первых, блондинка хотела заехать в редакцию, чтобы дать Хопперу пару зарисовок на нейтральные темы (ведь основные физические и эмоциональные ресурсы Свон были направлены на поиски компромата на мужа Миллс, не подлежащего публикации); во-вторых, сама Грейс почти потребовала встречи с девочкой, ради которой испекла свои фирменные пирожки, Хоуп это подкупило почти сразу. У Эммы были серьёзные планы — встреча с очередным «информатором», которая, не смотря на все решимость и воодушевление журналистки, заставляла её волноваться. Руби любезно согласилась составить ей компанию, потому что тоже сгенерировала пару гениальных теорий, в которые блондинке только предстояло углубиться, чтобы лучше понять супруга Реджины. К слову, Свон заметила, что женщина больше не пересекается с мужчиной, намеренно переворачивая телефон экраном вниз, когда на дисплее высвечивался его контакт — шатен звонил ей постоянно, но брюнетка игнорировала его существование. Миллс не распространялась, что произошло во время их последней встречи, а Эмма не спрашивала, давая Реджине возможность самой обо всём рассказать, когда та сочтёт нужным. Журналистка договорилась пересечься с подругой у дверей редакции, готовясь сразу к двум вещам: к ежедневному расспросу от фотографа о прогрессе в отношениях с Реджиной (Лукас всегда слушала с таким упоением и любопытством, словно смотрела серию полюбившегося сериала) и к краткому обсуждению нарытой информации. Блондинка очень хотела найти слабое место Хамберта: на поиски она тратила всё свободное время, позволяя себе отдыхать только в компании детей и брюнетки, и стала замечать, что глаза устают всё больше и больше от постоянного напряжения. Свон в основном работала ночью, не отрывая взгляда от экрана ноутбука. Грэм был тяжёлой целью, слишком правильный и слишком скрытный, но слова Августа помогли Эмме сдвинуться с мёртвой точки, поэтому она не теряла надежду. Журналистка верила, что Миллс победит в суде и своими силами, но также знала, что муж Реджины не умеет проигрывать, а его взрывной характер сильно беспокоил блондинку. Она не могла позволить супругу женщины нанести вред своей семье и сорваться с катушки. Свон хотела обезопасить брюнетку и её будущее вместе с Генри, поэтому готова была стать оружием в руках Миллс, не важно, сколько сил на это будет затрачено. Эмма отвлеклась на сообщение от дочери, когда до редакции оставался всего квартал, — девочка прислала ей фотографию пирожков от Бабули с подписью: «Прости, мам, но до вечера они не доживут». Журналистка усмехнулась, представляя, как Хоуп за обе щеки уплетает специально приготовленные для неё угощения, сидя на высоком табурете и болтая ногами, пока печатает сообщения. У дочери была привычка — мычать от удовольствия, запихивая за щёки кусок за куском, что делало её похожей на хомяка или бурундука. Блондинка обожала свою дочь всем сердцем, до сих пор не веря, что девочка выросла вполне самодостаточной, не смотря на всё недо-воспитание со стороны Свон, которое явно противоречило всем возможным учебникам по воспитанию детей для молодых мам. Эмма сняла наушники, нажала на поле набора сообщения на экране смартфона и стала печатать ответ, как случайно столкнулась плечом с прохожей, просто не заметив её на своём пути. Журналистка чертыхнулась, сетуя на своё невнимательность, и автоматически извинилась перед незнакомкой, намереваясь пойти дальше, как вдруг её ноги приросли у Земле, словно глаза блондинки узнали эту женщину раньше сознания. Свон споткнулась об воздух, пошатнувшись, и чуть не выронила телефон — что-то внутри журналистки со скрежетом перевернулось, а сердце ушло в пятки. Она проглотила ком в горле. Первое, что увидела Эмма — это чёрные туфли на высоком каблуке, ведь изначально взгляд журналистки был устремлён вниз (лучше бы он там и оставался). Блондинка растерянно заморгала, медленно оценивая особу перед собой, изучая её с ног до головы: на ней был брючный костюм кораллово-розового цвета, что, на скромный взгляд журналистки был слишком кричащим и привлекающим к себе внимание, и блузка бледно-сиреневого цвета с вышитыми узорами на воротнике. Перед Свон стояла эффектная женщина, которой было под шестьдесят — точный возраст Эмма не могла сказать, ведь особа перед ней точно тратила целые состояния, чтобы поддерживать себя в форме, но… Она однозначно молодилась, подбирая для себя образы, которые не соответствовали действительности. Тёмно-каштановые волосы женщины были аккуратно уложены и массивными кудрями лежали на плечах, на солнце приобретая рыжевато-медный оттенок, а глаза скрывались под тёмным стеклом солнцезащитных очков Гуччи, оригинальность которых даже не нужно было уточнять. Острый нос, гордый подбородок, брезгливо опущенные уголки ярко-красных губ… Незнакомка выглядела дорого, слишком элитно и до неприятного вызывающе. И всё же, журналистка уже подсознательно понимала, на кого смотрит, но она не хотела верить, что её чудесное утро с Реджиной будет испорчено её матерью. Неприятное беспокойство кольнуло в душе. Что Кора могла здесь забыть? В этом районе не было элитных ресторанов, галерей, бутиков или даже театров, обычный район с муниципальными строениями, который отдалённо напоминал журналистке Бостон. Старшая Миллс не могла просто пройтись здесь с целями подышать «свежим» воздухом и насладиться живописностью вида. И сейчас, воспалённое воображение блондинки подсказывало ей, что женщина не просто проходила мимо, учитывая, что редакция «Hearttorner» находится буквально в нескольких минутах ходьбы от места «встречи»… Пока Свон изучала Кору, та тоже оставалась неподвижной, отвечая ей тем же пристальным вниманием. И пусть Эмма не видела глаз женщины, в надменности взгляда сомневаться не приходилось. Журналистка подозревала, что выглядит крайне безвкусно в глазах Коры: простые джинсы и футболка-поло мангового цвета редко встречаются на страницах глянцевых журналов моды. Блондинка неловко посмотрела на свои потрёпанные временем жёлтые кеды, которые выглядели, пожалуй, даже слишком жалко на фоне отполированных лабутенов Коры. Свон ещё не слышала ни слова от матери брюнетки, но уже чувствовала себя униженной. Почти дешёвкой. Женщина сдвинула очки на лоб, элегантно взявшись за одну дужку большим и указательным пальцами, тут же привлекая внимание Эммы к своему ярко-красному маникюру и обилию золотых колец, которые казались просто болезненно ослепительными. Тёмные глаза, в которых журналистка не нашла и намёка на теплоту или дружелюбие, укололи блондинку стальным взглядом. Весь образ Коры источал холод и пафосность… Как кто-то мог сказать, что эта Старшая Миллс и Реджина похожи? — Эмма Свон, надо полагать? — женщина снизошла до фальшивой белозубой улыбки, напоминающей Свон оскал акулы. — Всё верно, — Эмма постаралась взять себя в руки, чтобы не выдать тревогу от встречи с матерью брюнетки. Это всё слишком дурно пахло. — Наконец-то мы с вами встретились, — Старшая Миллс ещё раз окинула журналистку взглядом, в этот раз, едва заметно выгнув бровь дугой, словно спрашивая себя: «И чем она могла так заинтересовать Реджину?» Блондинка едва удержалась, чтобы не закатить глаза из-за её манерности. Свон знала, что Кора не имела понятия о том, что на самом деле происходит между её дочерью и Эммой, но готова была сделать ставки, что шатен успел описать журналистку во всех неприятных подробностях, учитывая, что со свекровью у него отношения куда более доверительные, чем с женой. Блондинка инстинктивно напряглась, готовясь к обороне. Она видела эту женщину лишь на фотографиях, и знала её только по рассказам брюнетки, поэтому понятия не имела, что от Старшей Миллс можно ожидать. Уж точно ничего хорошего. — Кора Миллс, — представилась женщина, даже не подумав о том, чтобы соблюсти нормы приличия и протянуть Свон руку для обмена рукопожатием, но в этот раз Эмма даже не возражала, хотя понимала, что мать Реджины буквально не хочет прикасаться к ней. — Я знаю кто вы, — спокойно ответила журналистка, что Кора восприняла, как своеобразное подобие комплимента. Её фальшивая улыбка стала шире, а подбородок приподнялся ещё выше — как знаменитость позируя перед объективом камеры. — Что ж, это к лучшему, — женщина поправила свою сумочку из крокодильей кожи на локте. — Тогда можно пропустить наше знакомство. Рада, что мы, наконец, познакомились лично. Мне многое о вас рассказывали. — Что ж, — блондинка точно знала, что речь идёт вовсе не о брюнетке. — Я тоже о вас наслышана, но не думала, что наши пути когда-нибудь пересекутся… Во всяком случае не таким вот образом. Старшая Миллс на секунду прищурилась, догадываясь, как Реджина могла о ней отзываться, но затем снова вернула себе непринуждённо-высокомерный вид. Ей было плевать на мнение Свон, и Эмма это понимала. Кора источала какую-то странную ауру, что-то тёмное и тяжелое, опустошающее, и это журналистка ощущала всего от пары минут общения с ней. Женщина расправила плечи и гордо вскинула подбородок в тщетной попытке казаться выше блондинки, но даже на каблуках, напоминающих лезвия ножа, женщина оставалась миниатюрной. — Жизнь полна сюрпризов, — ответила мать брюнетки. — Однако, примерно так я себе вас и представляла, — на этих словах уголки губ Старшей Миллс слегка опустились. — Меня вполне устраивает, что люди соответствуют моим ожиданиям. Свон чувствовала укол в словах Коры, но благоразумно проигнорировала его. Ей было плевать, что может сказать эта женщина, поскольку её мнение мало волновало Эмму. Да и устраивать разборки, придираясь к двусмысленной фразе посреди улицы было нерезонно, особенно с матерью Реджины. Журналистка понятия не имела, насколько опасной может оказаться Кора, но догадывалась, что испытывать это на своей шкуре не стоит. Блондинка просто стояла и смотрела в глаза женщине, пытаясь понять, что та от неё хочет и может ли она как-нибудь уклониться от её компании? Мать брюнетки же просто наслаждалась смятением Свон, понимая, что всё её внимание сконцентрировано на ней. Почему-то журналистка ощущала себя дичью, на которую положил глаз опасный хищник. Кора определённо соответствовала этому образу. Журналистка отчаянно всматривалась в лицо Коры, пытаясь найти хоть какое-то сходство с Миллс, но помимо шикарной густоты волос и темноты глаз, эти женщины были абсолютно не похожи. Даже внешне. Черты лица Реджины казались мягкими, не смотря на всю волю и силу своей хозяйки, а глаза были такими тёплыми, почти уютными, что не шло ни в какое сравнение с её матерью. Кора была словно высечена из дорогого мрамора острым ножом: слишком чёрствая и ненастоящая. Если уж брюнетка только играла роль злой ведьмы и стервы, чтобы защититься и отгородиться от неприятного и опасного мира, то женщина перед блондинкой таковой являлась. — Вы идёте в редакцию, не так ли, мисс Свон? — Старшая Миллс оглянулась в сторону места работы Эммы. — У вас свободный график работы? Журналистка немного прищурилась, поджав губы. Мать Реджины знала, кем работает блондинка, и так спокойно заявляла об этом, словно пытаясь продемонстрировать своё превосходство. Кора старалась сделать максимально невинное лицо, но Свон не поверила в её игру. Как заносчиво… Не удивительно, что Хамберт с ней так хорошо спелся. Грэм! Эмма невольно нахмурилась. Знает ли муж брюнетки о работе журналистки, в таком случае? Успела ли Старшая Миллс обо всём ему рассказать? Чёрт, это однозначно подпортит все планы блондинки. Однако, отступать Свон не собиралась: она добьётся своего, любым способом, даже не самым законным, если потребуется. Эмма выдохнула, нацепив на себя дружелюбную улыбку — не такую хорошо отрепетированную, как у матери Реджины, но лучшую, на что журналистка была способна. Она решительно проигнорировала вопрос Коры, понимая, что это самая верная тактика. — Я так понимаю, что вы оттуда, — блондинка кивком указала в сторону здания «Hearttorner». — Не думала, что вас могла заинтересовать жёлтая пресса. — Ваша редакция — достаточно любопытное место. — Неужели? Хотите дать интервью? — Свон насмешливо вскинула брови, поправив лямки своего рюкзака цвета хаки. Женщина недовольно прищурилась, мгновенно изменившись в лице, и уже открыла рот, чтобы ответить колкостью, но сдержалась, оглянувшись по сторонам. Мать брюнетки натянуто улыбнулась, очертив острым, как лезвие, взглядом силуэт Эммы. У журналистки побежали мурашки по коже, но блондинка, ведомая своим дерзким характером, только ухмыльнулась — раз уж Кора соизволила наткнуться на неё здесь, то пусть уж эта встреча будет некомфортной для них обеих. Свон не понимала, почему именно Кора пытается себя контролировать: из-за того, что не считает Эмму достойной ответа или из-за своей предвыборной компании? Будет не очень хорошей рекламой для женщины, если прохожие застанут её за конфликтом с журналисткой. — Предлагаете свои услуги? — хмыкнула женщина. — Ах да, у вас же немного другой профиль, насколько я помню. — Вы правы, — не растерялась блондинка. — Однако, не стоит исключать возможности, что в будущем вы познакомитесь с моим «профилем» более близко. Жизнь полна сюрпризов, так вы сказали? Последняя фраза не понравилась матери брюнетки. Улыбка медленно покинула кровавые губы, а глаза угрожающе сузились. Старшая Миллс старалась восстановить самообладание, но выходило это с трудом. Кора скрестила руки на груди в хорошо знакомой оборонительной позе, к которой часто прибегала сама Реджина в первые месяцы их со Свон знакомства. — Я провожу вас, — процедила женщина сквозь стиснутые зубы. — Полагаю, нам есть о чём поговорить. Вот уж вряд ли. — Разве вы не в обратную сторону направлялись? — У меня есть несколько свободных минут, — набивая себе цену, заявила мать брюнетки и изящным жестом руки пригласила Эмму продолжить путь вместе. Она не спрашивала, не против ли журналистка её компании, а просто ставила перед фактом. Это семейная черта Миллс? — Прошу. Блондинка с задержкой кивнула. Она сдержанно выдохнула, нервно потирая руки, но всё же двинулась в сторону редакции. Кора самодовольно ухмыльнулась, возвращая очки на нос, и последовала за Свон, идя с ней практически вровень. Её опасные каблуки отбивали ритм резких шагов, отдаваясь в ушах Эммы сигналом тревоги. Журналистка лихорадочно думала, как избавиться от своей неприятной попутчицы. Блондинка чувствовала себя будто на экзамене, к которому не готовилась: ладони странным образом потели, неприятное беспокойство подкатывало к горлу, но во рту было слишком сухо, чтобы сглотнуть этот тяжёлый ком. Свон ещё раз просканировала женщину взглядом, задержав внимание на её обуви. Что ж, раз уж мать Реджины буквально навязывает ей свою компанию, то пусть немного побегает на своих каблучищах. Эмма без предупреждения ускорила шаг, и чуть ли не бегом, своим манёвром ввергнув Кору в шок, направилась в конечный пункт. Женщина шокировано застыла, глядя на то, как с каждой секундой увеличивается разрыв между ней и журналисткой, уже открыла было рот, чтобы окликнуть блондинку, но передумала. Попросить Свон подождать было ниже её достоинства, и Эмма решила этим воспользоваться. Мать брюнетки поправила сумочку и засеменила за журналисткой следом, старательно перебирая ногами. Блондинка довольно ухмыльнулась, понимая, что туфли Старшей Миллс совсем не предназначены для бега: теперь ранее устрашающий звук каблуков Коры ощущался, как суматошное цоканье копыт маленького породистого пони. Свон была довольна своей выходкой, и торжествующая улыбка на губах продержалась ровно до того момента, как женщина всё-таки нагнала Эмму. — Сомнительный район для главного офиса «Hearttorner», — мать Реджины старалась скрыть свою отдышку за беседой. — Слишком далеко от центра, сплошные пробки на дорогах, а на самом здании никаких опознавательных знаков. Найти редакцию не так-то просто, даже, если пользуешься навигатором. — Однако вы успешно справились с задачей, — пробормотала журналистка, в мыслях добавив: «к сожалению». — Я всегда добиваюсь желаемого, мисс Свон, — с очевидным намёком произнесла Кора, стараясь унять прерывистое дыхание, упрямо следуя в ногу с блондинкой. — Нет проблем, которые невозможно решить деньгами или связями. — Буду знать, — бросила Свон, будто отмахнувшись от подтекста женщины парой бесстрастных слов. — Сколько зарабатывают журналисты в наше время? Сомневаюсь, что у вас есть фиксированные заработные платы и всё зависит только от количества и качества написанных статей, — мать брюнетки состроила сострадательное лицо. — Трудно, должно быть, без стабильного заработка? — На жизнь мне хватает. — Не сомневаюсь, — ответила Старшая Миллс, не глядя на Эмму. — Я знакома с вашими работами, мисс Свон. Ваш стиль и безжалостность впечатляют. Хотя, в последнее время вы стали писать менее агрессивно, тщательнее подбирая слова. — Безжалостность? — напряглась журналистка. — Я не понимаю о чём вы. — Написать статью о близкой подруге моей дочери, разрушить брак их семьи, а потом со спокойной душой позволить своей дочери учиться в одном классе с пострадавшими от вашего пера близнецами — это довольно хладнокровно, мне нравится, — усмехнулась Кора. — Но вы также умудрились втереться в доверие к Реджине и к моему внуку, — блондинка скосила глаза на женщину, но из-за солнечных очков не могла точно сказать, смотрела ли мать брюнетки на неё в ответ. — Хотела уточнить, какие цели вы преследуете? Свон невольно сжала кулаки, начиная раздражаться. Она понимала, что к ней всегда будут относиться предвзято люди из круга общения Миллс, и была к этому готова, но ей осточертела тема её участия в разводе Ноланов. Эмма уже имела честь всё обсудить с Кэтрин, они выслушали друг друга, поговорили, журналистка объяснилась, и светловолосая приняла её извинения. Нолан призналась, что проблемы в их с Дэвидом браке были ещё до статьи, и блондинка просто подтолкнула Кэтрин к неизбежному, но не спровоцировала развод. — А потом ещё и история с Голдом, — протянула Кора. — Не нужно быть человеком большого ума, чтобы догадаться, что статья тоже ваша. Ведь именно так ваша девочка попала в Сторибрук? Однако, вот, что любопытно, после разоблачения Руперта, она осталась в школе. Тут не обошлось без Реджины, я уверена. Странно, что моя дочь оберегает вас, хотя видит все поступки, которые вы совершили. — На что вы намекаете? — Вдруг у вас есть что-то на мою дочь, как и в случае с Голдом? Иначе невозможно объяснить её покровительское отношение к вашей персоне. — Что? — Свон споткнулась о собственную ногу. Она не ослышалась? — Компромат, — спокойно ответила женщина. — Если такой имеется, я бы с удовольствием выкупила его. Вам нужно всего лишь назвать свою цену. Если вас не интересуют деньги, то могу предложить любые услуги или помощь. Выкупить компромат? Серьёзно? Поэтому эта мать Реджины выслеживала Эмму? Нет, этот поступок слишком странный для Коры, учитывая, как сама женщина характеризовала их отношения. Мать брюнетки преследовала только свою личную цель, и журналистка чувствовала, что скоро её узнает. — Почему вы решили, что я шантажирую Реджину? — холодно спросила блондинка. — Потому что я бы так поступила на вашем месте. Деньги нужны всем, а я всего лишь хочу обеспечить дочери безопасность. Вы, как мать, должны меня понять, — в этот раз Старшая Миллс посмотрела на Свон, но скрыть пренебрежение не смогла. — Я ведь забочусь о ней. Эмму укололо осознание. Нет. Единственная, о ком может заботиться Кора — это она сама. Эта женщина могла спрашивать о компромате всего по двум причинам, и все они никак не связаны с благополучием дочери. Первая причина — предвыборная компания. Мать Реджины печётся о репутации, что в наше время является самой хрупкой вещью в мире. Если про брюнетку что-нибудь напишут — пострадает репутация именно Старшей Миллс, как матери, которая не смогла «правильно» воспитать дочь. А вторая причина, которая казалась журналистке наиболее вероятной, заключалась в желании Коры получить контроль над Миллс, который она утратила, продав акции Грэму. Если бы, в теории, существовала статья, которая могла бы навредить её дочери, женщина предпочла бы иметь её в своих руках, чтобы шантажировать Реджину самостоятельно. Блондинку передёрнуло от этой мысли. — Нет никакой статьи, — отрезала Свон. — Я не собираюсь писать о вашей дочери, если вы об этом. Я сблизилась с Реджиной не из корыстных побуждений. Наши дети крепко дружат, вечно проводят время вместе, так что и мы, в итоге, поладили. Конец истории. — Мисс Свон, я видела на что вы способны, — ответила мать брюнетки, очевидно недолюбливая краткость. — Вы можете лучше. — Почему бы вам не поговорить с дочерью? — Эмма опустила взгляд в ноги. — Она лучше расскажет историю нашего знакомства. — Реджина не горит желаниями делиться со мной подробностями своей личной жизни, поэтому приходится обходиться иными методами, — Старшая Миллс немного повернула голову в сторону журналистки. — А вас двоих часто видят вместе. Вот мне и любопытно, как вы двое смогли найти общий язык. Видели? Кто? Ищейки Коры? Блондинка впервые захотела плюнуть кому-то в лицо от гнева и отвращения. Компания матери Реджины вызывала у Свон изжогу и тошноту. — Ваша дочь… Удивительная, — голос Эммы стал мягче, когда она заговорила о брюнетке, и женщина однозначно заметила это. — Она многому меня научила, ничего не требуя взамен. Старшая Миллс недовольно цокнула языком, но журналистка осталась непоколебимой в своём решении. Она не даст Коре того, что та так изворотливо пытается заполучить. Блондинка никогда не пойдёт против Реджины, не важно, что женщина напротив попытается ей предложить или чем станет угрожать. Приняв свои чувства к брюнетке, Свон уже тогда сделала свой выбор: в любой ситуации оставаться на стороне Миллс. — Я буду честна, Эмма, — произнесла Кора, уже без намёка на дружелюбие. Её тон очерствел, голос стал напоминать шипение змеи. — Вы с моей дочерью находитесь в разных «весовых категориях». Вы сирота, хотя тут вас винить нельзя, вы всего лишь заложница обстоятельств. Вы постарались получить образование и даже закончили университет в качестве стипендиата, что похвально, но на этом ваши заслуги закончились. Вы зарабатываете на жизнь, портя судьбы таких, как Реджина, питаетесь их болью, словно коршун. — Я знаю, что вам не нравлюсь, — покачала головой журналистка. — Но не стоит переходить на личности. — Не нравится, когда вас называют падальщиком? — усмехнулась мать брюнетки. — Но именно так сливки верхних слоёв общества смотрят на вас, представителей жёлтых газетёнок, позволяя копаться в своих мусорных баках в поисках ответов на вопрос «Что мы ели на завтрак?». Если уж вам удалось обмануть мою дочь, то меня не выйдет. Не стоит вмешиваться в жизнь Реджины. Мне не нравится, что она не понимает этого, поэтому до вас постараюсь достучаться я, — Старшая Миллс замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась, вынуждая блондинку последовать её примеру. — Ваши миры слишком разные, они не должны соприкасаться. Думаю, что ваша «дружба» дурно влияет на мою дочь. Она сейчас должна быть сконцентрирована на поддержании имиджа и сохранении семьи, но вместо этого шляется в вашей пагубной компании. Поэтому попрошу держать с ней дистанцию. Я знаю, что мои слова вам не нравятся, но это правда. Реджина слишком великодушна, раз позволила человеку вашего уровня крутиться подле себя, пожиная плоды её глупого доверия, но это должно прекратиться. Свон сжала челюсти, испытав неожиданную волну ярости. Эмма злилась на Кору, но вовсе не потому, что та так нелестно отзывалась о ней. Пусть говорит что хочет и подавится своим мнением. Журналистку бесила эта женщина, которая до сих пор пыталась распоряжаться браком брюнетки в своих интересах. Старшая Миллс надеялась переубедить Реджину даже сейчас, хотя понятия не имела, что творит муж дочери. Почему она не думала о том, что у брюнетки были свои причины для развода? Миллс страдала со своим супругом, почему нельзя хотя бы попытаться понять её? Почему Кора пытается добиться каких-то своих целей, используя Реджину, как безвольную куклу? Неужели дочь ничего не значит для этой женщины? — Только Реджине решать, прекращать наше общение или нет, — блондинка чётко произнесла каждое слово. — Потому что я никуда не денусь, пока ваша дочь сама этого не захочет. — Вот как? — выгнула бровь мать брюнетки, до конца уверенная в том, что всё ещё сможет купить Свон. — У всего есть цена, Эмма. — Я не продаюсь. — А если, скажем, я предложу вам хорошую постоянную работу в крупном журнале? Я слышала, что вы пытались писать статьи на темы экологии и глобальных проблем, но вас не пропустили и все труды ушли «в стол», как жаль, — Старшая Миллс ухмыльнулась, давая понять журналистке, что уже успела достаточно хорошо изучить её прежде, чем встретиться лично. Блондинка скривилась, впервые ощутив себя на месте тех, кого сама изучала таким же способом. Вот, значит, какого это… Кто-то посторонний порылся в прошлом Свон, вытянул на поверхность всю её биографию, а все мечты разложил по полочкам, потешаясь над ними. Эмма почувствовала себя под микроскопом… Ужасное чувство. — Как вам идея стать штатным журналистом для «Mirror»? — услышав название самого популярного журнала в США, блондинка подняла на Кору недобрый взгляд. Эта женщина знала, что нужно сказать, чтобы привлечь к себе внимание, но только не подозревала, что её слова будут восприняты скорее с отвращением, нежели с интересом. — Не это ли голубая мечта каждого выпускника факультета журналистики? «Mirror» действительно был целью почти любого уважающего себя журналиста. Журнал выходил каждую неделю, содержа в себе новости не только о самых известных личностях, но и о самых важных событиях в мире. Еженедельник по праву считался «гениальным» журналом, ведь его читали все, кого интересовала действительность, а не дешёвые сплетни. Свон действительно могла там разгуляться и писать на абсолютно любые темы, но… Ей это было не нужно. Она не собиралась бросать брюнетку и переезжать в Нью-Йорк с дочерью, разбивая сердца сразу нескольким людям. — У меня есть связи, в этом журнале, — продолжала Старшая Миллс. — Если вы выполните мои условия, вам предоставят постоянную должность, хороший оклад, вы сможете купить себе квартиру в Нью-Йорке, а не снимать небольшую студию на окраине. И, что самое важное, у вас может быть своя колонка. Вы будете писать о том, что сочтёте нужным. — Щедрое предложение. — Вы ещё молоды, можете построить своё будущее где угодно, — на этих словах Кора выудила из сумочки небольшой кошелёк, и Эмма на секунду подумала, что женщина попытается всучить ей «аванс» посреди улицы, чтобы журналистка исчезла с глаз долой. Однако мать брюнетки выудила из кошелька визитку и протянула её блондинке, высокомерно и горделиво улыбаясь. — Это ваш шанс, мисс Свон, получить всё, что вы желали. Переезжайте в мегаполис, у вашей дочери не возникнет проблем с поступлением в другую школу, учитывая, что она будет числиться стипендиатом Сторибрука. Её будут принимать с распростёртыми объятиями в любом учреждении образования. Эмма на автомате взяла протянутую визитку, пальцами ощущая дорогое софт-тач покрытие картона. На нём золотыми буквами были выведены инициалы Старшей Миллс, а снизу в две строчки были прописаны контакты: телефон и личная почта. Не было не должности, ни места работы, ничего… Мать Реджины просто заказала себе визитки, потому что её имя говорило само за себя. Она не нуждалась в представлении. Не нужно было сомневаться в её материальном положении и связях. Журналистке стало противно от мысли, что она в целом приняла визитку. — Дайте знать, когда решитесь, — Кора ухмыльнулась. — Я обеспечу вам комфортабельный переезд и обо всём позабочусь. Единственное, что от вас требуется, мисс Свон, это прекратить любое общение с моей дочерью. Поверьте, я вам дам куда больше, чем может предложить Реджина, — сердце блондинки яростно забилось в груди, и Свон впервые была готова прямо здесь и сейчас вцепиться в эту шикарную укладку, чтобы выдрать этой женщине пару прядей. — О, смотрите, мы уже на месте. Пожалуй, тут я вас и оставлю. Эмма хмуро посмотрела на здание редакции, возле которого они стояли уже несколько минут. И то, что мать брюнетки только сейчас «заметила» его, послужило сигналом, что их беседа окончена. Тело журналистки окаменело, но пальцы продолжали впиваться в визитку, медленно деформируя и сминая её. Блондинка запоздало вернула своё внимание Старшей Миллс, тяжело дыша. — Хорошего вам дня, мисс Свон, — казалось, Кора была уверена, что Эмма примет её предложение. — Буду ждать звонка. Мать Реджины грациозно развернулась, перекинув взмахом руки волосы с плеча на спину, и, не дождавшись ответных слов журналистки, гордо пошла в сторону припаркованного неподалёку синего Лексуса. Женщину уже ждал шофёр, одетый в выглаженную униформу и фуражку. Он учтиво склонил голову, при приближении Коры, и поспешил открыть матери брюнетки дверь. Блондинка не сводила мрачного взгляда со Старшей Миллс, пытаясь прожечь дыру в её спине. Кора невозмутимо шествовала к машине, как королева к своему экипажу, наслаждаясь вниманием и своей маленькой победой. Эта женщина всё задумала изначально: попытаться подкупить Свон, в надежде получить компромат на дочь, а затем сделать ей предложение, от которого «трудно» было отказаться. Мать Реджины не скрывала своего намерения выдворить Эмму из города, даже из Штата, чтобы получить больше контроля над брюнеткой, чтобы попытаться всё обставить так, чтобы оказаться в самом выигрышном положении. По венам журналистки пробежал электрический разряд, а на языке крутилось с десяток ругательств, которыми бы блондинка мастерски воспользовалась, чтобы описать своё отношение к этой высокомерной стерве, если бы это было допустимо. — Свон! — раздался за спиной голос Лукас, и из дверей редакции на крыльцо вышла Руби, глядя на Эмму с удивлением и интересом. — Что ты здесь стоишь? Идём, Хоппер нас ждёт. Подруга, заметив, что журналистка даже не пошевелилась, немного погодя, спустилась к ней. От фотографа пахло хвойной свежестью и выпечкой, и блондинка догадалась, что Лукас сама приехала в редакцию от Грейс. Руби немного хмурилась, не понимая, что творится со Свон, но вмешиваться пока не решалась. Подруга была в белой рубашке и тёмно-серый джинсах, заправленный в высокие чёрные ботинки. Тёмные волосы фотографа были распущены и немного развивались при тёплом дуновении ветра, пока внимательные глаза изучали окаменевший профиль Эммы. Лукас проследила за взглядом журналистки, тут же замечая на расстоянии яркий костюм Старшей Миллс через дорогу — мать брюнетки уже подошла к машине, давая краткие указания шофёру. — И кто это был? — спросила Руби, опустив руку на плечо блондинки, чтобы привлечь её внимание. — Кора Миллс, — почти прорычала Свон, пытаясь утихомирить свой гнев. — Оу, — глаза подруги удивлённо округлились, и она склонила голову на бок, по-новому изучая Кору. Фотограф невольно поджала губы, словно проглотила горькую конфету. — Так вот как она выглядит в реальности. Что ж, предпочту её впредь лицезреть только на картинках в журнале. Сочувствую, Свонни, — Лукас сжала плечо Эммы. — Ты как? — По мне будто прошёлся асфальтоукладчик, — пробормотала журналистка. — Чёртова демонесса. — Что она от тебя хотела? — осторожно поинтересовалась Руби, поворачиваясь к блондинке и встречаясь с ней глазами. — Чтобы я оставила в покое её дочь, — Свон взмахнула визиткой женщины. — И предложила работу в «Mirror». Она готова подарить мне рай, если я… Не буду мешаться под ногами. — Ты же не приняла её предложение, верно? — подруга перевела взгляд на визитку. — Нет, не приняла. Может, этот шанс и выпадает раз в жизни — устроиться на работу мечты, — Эмма решительно смяла визитку в кулаке. — Но таких, как Реджина, встречают раз на миллион жизней. Я умею расставлять приоритеты. Фотограф улыбнулась с оттенком гордости за поступок журналистки, и кивнула. Блондинка шумно выдохнула, качая головой, желая, чтобы в кулаке был зажат не кусок картона, а шея матери брюнетки. Как Миллс жила с этой дамочкой под одной крышей и не сбежала из дома от неё по достижению совершеннолетия? Именно так бы Свон и поступила на её месте. Хотя, пожалуй, она бы сбежала намного раньше. Мать Реджины, почувствовав на себе внимание сразу двух пар глаз, обернулась на Эмму и Лукас. Она немного задержалась взглядом на Руби, пытаясь понять, кто это рядом с журналисткой, но затем лишь холодно улыбнулась. Своим поведением Кора заявляла, что не будет вставлять блондинке палки в колёса, пока Свон поступает так, как ей было велено. Эта женщина, очевидно, привыкла получать всё, что захочет. Тогда у Эммы есть для неё плохие новости… Не на ту напала. Ответив дерзкой усмешкой и не сводя пристального взгляда с матери брюнетки, журналистка демонстративно отправила смятый кусок картона в мусорный бак, отряхнув руки друг об друга, словно избавляясь от пыли. Старшая Миллс сразу узнала в этом клочке цветной бумаги свою визитку и возмущённо приоткрыла рот, резко снимая солнцезащитные очки с глаз, словно пытаясь удостовериться, что поступок блондинки ей не померещился. Тёмные глаза могли превратить Свон и её подругу в пепел, но тем было абсолютно плевать. Эмма продолжала с вызовом смотреть на Кору, слыша весёлый хохот фотографа, которая тоже не отказала в себе в удовольствии посмеяться с реакции женщины. Только что журналистка объявила матери брюнетки войну, и не капли не сожалела об этом. Блондинка не могла представить, что Старшая Миллс участвовала в воспитании Реджины в качестве матери, а не надзирателя, хотя… Припоминая первые месяцы знакомства с брюнеткой, а затем диалог на балконе Сторибрука, где Миллс впервые показалась Свон словно бы немного сломанной, Эмма поняла, что Кора — та самая причина всему защитному поведению Реджины. Именно отношение этой женщины сделало брюнеткой такой, какой она была. Именно мать вынуждала Миллс воспринимать в штыки любое проявление человеческих чувств. Больше журналистка не позволит Коре так влиять не Реджину. Улыбка брюнетки — самая яркая и самая тёплая из всех, которые доводилось лицезреть блондинке, и, если эта женщина решит снова похитить весь свет Миллс, ей придётся иметь дело со Свон. — Пойдём, — пробормотала Эмма, наконец отрывая взгляд от Коры. — Теперь наша очередь эффектно удалиться. — Ты умеешь наживать себе врагов, Свонни, — ухмыльнулась Лукас, подняв руку, чтобы помахать женщине на прощание, перебирая пальцами в воздухе. Реакция матери Реджины была бесценна: она что-то неразборчиво рявкнула бедолаге-шофёру, и тот поспешил открыть ей пассажирскую дверь. Лицо Коры побагровело, маска безразличия и высокомерия треснула под напором раздражения. — Вернее, мы. Не одной же тебе веселиться, верно? — Команда? — журналистка протянула Руби руку. — Как всегда, — подмигнула подруга, хлопнув по поднятой ладони своей. Блондинка улыбнулась на комментарий фотографа, на этот раз искренне, и кивнула. Она гордо повернулась к Коре спиной, схватив Лукас за руку, заставляя ту отвернуться от дышащей огнём женщины. Казалось ещё чуть-чуть, и мать брюнетки лопнет от негодования и возмущения. — Пошли, — Свон потянула Руби к дверям редакции. — У нас ещё куча дел запланирована. — У меня спина горит от её взгляда, — хохотнула подруга, но не позволила себе обернуться на Старшую Миллс ещё раз. — У меня тоже, — хмыкнула Эмма. — Это того стоило.

***

Журналистка и фотограф пробыли в кабинете начальника от силы около часа. Они поделились с главным редактором идеями грядущих статей, которыми Хоппер был не слишком впечатлён, поскольку считал, что зарисовки блондинки были слишком «мягкими» и «неточными», что мало заинтересует читателей. В принципе, Арчи был прав, но Лукас тут же поспешила сгладить ситуацию, обосновав наработки Свон, как попытку «задобрить публику» после случая с Голдом. Шумиха улеглась, но «Hearttorner» продолжал получать нелестные отзывы многих критиков из-за «вопиющей халатности» сотрудников и руководства. Начальник помолчал, тщательно взвесив доводы Эммы и Руби, и был склонен согласиться: он позволил журналистке и её подруге работать в текущем направлении, при условии, что увидит готовую полноценную статью на своём столе уже к концу недели. Блондинке пришлось согласиться, в голове прикидывая, когда она сможет найти время, чтобы дать главному редактору то, что он хочет. Хоппер всегда был лоялен к Свон, поэтому подводить его она не хотела. Эмма знала, что ей придётся чем-то пожертвовать в нынешних обстоятельствах, поэтому ожидала подобной реакции от Арчи. Хотя, прошлую статью об Урсуле начальник воспринял очень хорошо — редактор даже выписал журналистке премию, что было кстати. Блондинка не хотела потерять доверие Хоппера, поэтому планировала вернуться к работе с былым усердием, как только доберётся до мужа Реджины. Сейчас Свон и фотограф сидели в элитном стилизованном под «Пряничный Домик» из сказки про Гензель и Гретель кафе, с сомнением глядя на приторно розовый градиент стен помещения вперемешку с фиалково-жёлтым интерьером, от которого всё внутри слипалось. Приглушённо играла весёлая музыка, в воздухе витал аромат ванилина и корицы, приглушая все остальные запахи и пропитывая собой одежду. И почему было выбрано именно это место для встречи? Потому что никто в здравом уме не пойдёт в такое цветастое заведение посреди белого дня? От переизбытка всех красок, освещённого солнечным светом, немного ныли глаза от непривычки. Эмма и Лукас ощущали себя внутри какого-то пирожного, будто были ингредиентами к его основной рецептуре. Остальные завсегдатаи данного заведения чувствовали себя естественно, листая меню и весело болтая с официантками в причудливой униформе. Все сотрудницы кафетерия (а это были только молодые девушки до тридцати лет) носили сарафаны мандаринового оттенка: юбка чуть выше колена, короткий рукав, аккуратные воротнички застёгнуты вплоть до верхней пуговки. Официантки носили одинаковые причёски — волосы были заплетены в французские косы, были приблизительно одной комплекции — хрупкие плечи и тонкие талии, а на лице был скромный естественный макияж, который только молодил их внешний вид. Журналистке на какой-то момент показалось, что она смотрит на оживших кукол Барби, и это одинаково забавляло и пугало. Руби тоже было немного некомфортно: она провожала каждую официантку нечитаемым взглядом, стараясь уследить за тем, чтобы приподнятые в шоке брови не запутались в волосах. Блондинка и её подруга были инопланетянами в этом вырванном со страниц сказки месте, по простоте своего внешнего вида отличавшимися от остальных посетителей. Основной контингент данного заведения составляли семейные пары из очевидно небедных семей: отцы сидели в брюках и рубашках, сверкая золотыми часами, их жёны, то есть матери, обязательно носили дизайнерские платья и безбожно дорогие туфли, в то время, как упитанные чада тыкали пальцем в меню и перечисляли официанткам всё, что они планируют поглотить на этот импровизированный бранч. — У меня сейчас крем из глаз потечёт, — пробормотала фотограф. — Или взбитые сливки. — Присоединяюсь, — согласилась Свон, кивнув за спину Лукас. — Тебе тоже кажется, что вон тот детский столик напоминает брауни? — Да, — Руби оглянулась через плечо. — Что-то в этом есть. Знаешь, это идеальное место, чтобы отвадить человека от сладкого. Правда, судя по детям, работает этот обратный маркетинг исключительно на взрослых. — Интересно, — Эмма невольно ухмыльнулась, когда подруга вернула ей своё внимание. — Возможно ли заболеть диабетом просто просмотрев здешнее меню? — Не удивлюсь, — рассмеялась фотограф. — Боже, какое счастье, что я не на диете, честное слово. — Что, не поведёшь сюда Астрид на свидание? — Не думаю, — Лукас взяла в руки меню, раскрывая его на первой станице. — Мы выбрали женщин, которые не переносят сладкое, увы. Улыбка журналистки стала шире, от осознания смысла слов Руби. Упоминание Реджины в целом всегда грело сердце блондинки, тепло разгонялось по венам с каждым ритмичным ударом этого органа, провоцируя появление самой искренней и нежной улыбки на тонких губах. Подруга, заметив выражение лица Свон, весело прыснула, закатив глаза, что Эмма восприняла вполне спокойно. Журналистка тоже присоединилась к изучению меню, и с каждой новой прочитанной позицией, глаза блондинки становились всё больше и больше. — Сколько?! — шёпотом возмутилась Свон. — Как можно отдавать целое состояние за эклер? — Может они воспользовались настоящей концепцией сказки братьев Гримм? — нахмурилась фотограф, её глаза бегали по странице. — Что ты имеешь ввиду? — Они откармливают тут детей, а потом их же используют в приготовление всех этих тортов и пирогов, — проворчала Лукас. — Интересно, дети считаются деликатесом в какой-нибудь Богом забытом племени аборигенов? Если да, тогда цена вполне объяснима — кухня для гурманов. Это мы с тобой до пирожков с мясом не дошли, чтобы на ценник посмотреть. — Сомневаюсь, что тут есть нечто подобное. Эмма посмотрела на Руби поверх меню, брезгливо поджав губы. Её воображение было слишком живым и красочным, неподдающимся контролю, а мнение о сладком вдруг кардинально изменилось. Теперь только торты от рук брюнетки казались ей вкусными. — Закажу чай, — заявила журналистка, резко захлопывая меню, под задорный смех подруги. — Да, дешевле тут только вода, — признала фотограф, жестом подзывая к себе официантку. — Во сколько у нас встреча? — В половину, — ответила блондинка, кинув взгляд на часы. — Мы, на удивление, пришли на пятнадцать минут раньше. — Окей, — кивнула Лукас, а затем вежливо улыбнулась подошедшей к ним официантке. Рыжеволосая кукла улыбнулась, приготовив записную книжку и ручку. — Будьте добры два чёрных чая без сахара. — Могу предложить вам наше блюдо дня? — осведомилась сотрудница ровным и мелодичным голосом. — Сегодня это гранатовая пахлава с фисташковой пудрой. Даже от самого названия у Свон вдруг стало вязко во рту. Она переглянулась с Руби, которая сидела почти с тем же выражением лица. — Нет, пока не надо, спасибо, — вежливо отказалась подруга, и официантка, сделав пару записей в блокноте, удалилась. — Как у вас с Астрид? — спросила Эмма, оставшись с фотографом наедине. — Помнится мне, ты ездила на выходные к её семье. Лукас усмехнулась, поудобнее устраиваясь на стуле. Она поставила локти на край стола, сцепив руки в замок и поместив подбородок поверх пальцев. Глаза Руби горели весёлым огнём, пока она обдумывала свой ответ. Журналистка никогда не видела фотографа настолько довольной и счастливой, а потому её нынешнее состояние представляло особую ценность. Беспокойство за благополучие Лукас и искренняя забота о её не раз разбитом сердце часто напоминали о себе, поэтому блондинка лишний раз всегда интересовалась хрупким счастьем Руби. — У нас всё отлично, — призналась подруга. — Развиваются отношения слегка стремительнее, чем я ожидала, но меня это не беспокоит. Её семья довольно радушно меня приняла, к слову. Отчим классный парень, который делает отпадное барбекю, а мать… Что ж, столько вопросов о том, с чем я предпочитаю свой чай я ещё ни от кого не получала. — Нова сразу представила тебя, как свою девушку? — Да, с порога, — рассмеялась фотограф. — Её мама тут же меня попыталась задушить в объятиях, и сначала я подумала, что это такой коварный план, чтобы от меня избавиться. Однако потом поняла, что на самом деле она просто очень тактильный и радушный человек. Воодушевление Лукас передалось Свон, и бесконтрольная улыбка выросла на губах. — Тебе не показались они навязчивыми? — Нет, — покачала головой Руби. — Только изначально, но они не старались окружить нас с Астрид своим стопроцентным вниманием и часто оставляли наедине, — подруга хитро прищурилась. — Правда, я слышала, как они умилительно перешёптывались, стоило только их дочери взять меня за руку или мне слегка приобнять её за талию. — Не думаю, что Астрид часто знакомила своих родных со своими партнёрами, — Эмма задумалась о характере классной руководительницы. — Если честно, не уверена, что у неё вообще было много партнёров. — Мы уже разговаривали об этом, — не смутилась фотограф. — Астрид знает о моём довольно богатом опыте, и, на удивление, она крайне спокойно его приняла. Её не волнует, что было «до», понимаешь? — журналистка кивнула. — Поэтому сама честно ответила на мой вопрос — до знакомства со мной, Астрид была в отношениях всего дважды: один раз в старшей школе, когда и осознала свою ориентацию, и один раз в колледже, но рассталась с девушкой после выпуска — отношения на расстоянии не рассматривались. — Третий раз на счастье, верно? — подмигнула блондинка. — Будем надеяться. — на щеках Лукас показался смущённый румянец. — Значит, выходные удались, — Свон поиграла бровями. — Родители Астрид не «давили» на тебя с расспросами по поводу твоих намерений? — Нет, — покачала головой Руби. — Хотя показали детские снимки, интересовались, чем занимаюсь я и как давно мы вместе. В общем, стандартный и адекватный набор вопросов, наверное. Если честно, волновалась, видимо, я одна. Но… Астрид всегда была рядом, словно чувствуя моё эмоциональное состояние. Она часто перехватывала беседу на себя, когда видела, что я затрудняюсь с ответом, а вечером и вовсе вышла пройтись со мной наедине по району, чтобы дать мне отдохнуть от смеха и бесед. — А ночевали вы вместе? — Да, в её бывшей комнате, — подруга прищурилась. — Но ничего не было, если ты на что-то намекаешь! Уж точно не в доме её родителей. — Заметь, что я молчала, — рассмеялась Эмма. — Это твоя фантазия подкидывает странные грязные мыслишки. И не стыдно так думать об учительнице начальных классов? — Ха-ха, Эмма, — закатила глаза фотограф, но не обиделась. — Ладно, если серьёзно: Нова хочет познакомиться с Грейс, и буквально настаивает на этом. Этот момент планировался и раньше, просто встречи срывались в последний момент… Поэтому на этих выходных я везу Астрид к Бабуле. — Ого, — журналистка заинтересовано склонила голову на бок. — Ты же никогда не позволяла кому-то сближаться с Грейс, даже не упоминала о ней. Бабуля знает о твоём намерении? — Знает и не может дождаться этого момента, — Лукас благодарно кивнула официантке, когда та молча поставила их заказ на стол и шустро удалилась к следующему столику. — Это же впервые, когда я приведу кого-то знакомиться с ней. Грейс знает о том, что у меня появились серьёзные отношения, я не раз упоминала об Астрид при ней. Изначально Бабуля подумала, что я шучу, когда заявила, что на выходных приведу свою девушку, чтобы те могли познакомиться поближе и пообщаться… Грейс сначала посмеялась, затем насторожилась, а потом принялась меня расспрашивать. Блондинка понимающе улыбнулась, опустив взгляд на чай. Да, Грейс была такой всегда. Бабуля самозабвенно занималась воспитанием внучки и по праву заняла роль самого важного человека в жизни Руби. Подруга никогда не думала о том, чтобы как-нибудь привести своего партнёра домой, потому что понимала, что её отношения будут не долгосрочными, а трепать нервы Грейс расставаниями и заставлять старушку переживать фотограф не хотела. Партнёры сменяли друг друга один за другим, а Грейс только изредка слышала упоминания их имён, но знала, что запоминать их не стоит. Но случай с классной руководительницей был другой. Лукас не думала, что одна лишь смущённая улыбка учительницы так расположит её к Нове, а ведь их знакомство казалось такой случайностью. Астрид стала исключением во всех правилах Руби, быстро завоевав себе особое место в жизни подруги Свон своей заботой, вниманием, добротой и открытостью, которые являлись довольно естественными качествами самой классной руководительницы. Фотограф смотрела на учительницу с обожанием и благоговением, а такого взгляда Эмма не видела у Лукас никогда и, как подозревала, больше не увидит. Бабуля наверняка тоже заметила, как менялся голос Руби, когда та говорила о Нове, видела улыбку на лице, отмечала изменения в поведении внучки после знакомства с Астрид… Ведь их просто невозможно было игнорировать. Неудивительно, что Грейс так заинтересовалась учительницей. У Бабули был крепкий характер, ведь внучка была её слабым местом, а потому, Астрид ожидал самый настоящий тест на «пригодность» в пару подруге журналистки. Грейс хотела видеть фотографа счастливой, и сам факт того, что кто-то мог подарить Лукас такое счастье, очень будоражил Бабулю. — Неужели Грейс думала, что ты продолжишь вести холостяцкий образ жизни? — хмыкнула блондинка, взяв чашку в руки. — Возможно и не исключала такой вариант, — признала Руби. — Но Бабуля сейчас место себе не находит. Купила себе новое платье, чтобы встретить Нову при параде, составила целый список необходимых продуктов, чтобы впечатлить Астрид ужином, сама много раз уточняла, что моей девушке нравится, а что нет… — Ты не волнуешься? — Свон пригубила чай, вдохнув насыщенный аромат бергамота, который едва ли перекрыл витающую в воздухе сладость. — Нет, — подруга не колебалась. — Я знаю, что Грейс понравится Астрид, как и Бабуля не сможет сопротивляться очарованию последней. Мне очень интересно, как они будут взаимодействовать. — Ты же мне расскажешь обо всём, верно? — Конечно, — фотограф тоже взялась за свою чашку, отсалютовав ею в воздухе. — Выпьем по баночке пива и обсудим всё: мои отношения с Астрид и твои с Миллс. Кстати, у вас с Реджиной всё складывается? — Всё просто прекрасно! — расцвела Эмма. — Видела бы ты свою улыбку, — рассмеялась Лукас. — Не думала, что рот в принципе может становиться таких размеров. — Заткнись, Руби, — хохотнув, фыркнула журналистка. — Да я твои зубы пересчитать могу! Признаться, просто поражаюсь твоей выдержке, — подруга откинулась на спинку стула, не выпуская чашку из руки. — Ты такая довольная, хотя между вами самые целомудренные отношения, которые только можно представить. — Это временно, — блондинка многозначительно выгнула бровь. — Но с этой женщиной очень трудно себя контролировать и… Очень легко одновременно. Я не думаю о том, чтобы запрыгнуть к ней в постель, потому что между нами что-то гораздо более глубокое и настоящее. — Естественно, — ухмыльнулась фотограф. — Однако, готова поставить на это свою месячную зарплату, после развода ты брюнеточку из спальни не выпустишь. — Не так категорично, но идея хорошая, — подмигнула Свон. — Как насчёт двойного свидания? — пошутила Лукас. — Идеальная возможность нам всем узнать друг друга получше. Я уверена, что нашей женской компании стоит собраться, да и Миллс однозначно станет моей подругой, как только узнает меня получше или привыкнет к моему существованию. — Реджина и двойное свидание? Нет уж, только через мой труп, — покачала головой Эмма, посмеиваясь. Ей было трудно представить эту картину. — И ответственность за мою скорую кончину будет нести именно эта женщина, если я осмелюсь ей такое предложить. — Опасные брюнетки в твоём вкусе, Свонни, — фыркнула Руби. — Нет, — журналистка постаралась сделать серьёзное лицо, снова пригубив чай. — Только одна. Смех утих, когда у стола выросла широкоплечая фигура, вынудив блондинку и её подругу одновременно опустить свои чашки на стол и поднять головы на гостя, которого они так ждали. Половина второго, он не опоздал. Возможно, его пунктуальность и являлось одной из причин, почему Миллс так тянулась к этому человеку. Робин Локсли стоял с дружелюбной и вежливой улыбкой, переводя взгляд со знакомой ему Свон на незнакомого фотографа, но не спешил прерывать их беседу. Как много друг Реджины успел услышать? Эмма знала, что на данный период времени женщина не могла распространяться по поводу нового статуса их отношений ввиду вполне очевидных причин, а потому не имела намерения заявлять Локсли, что брюнетка не свободна (хотя в журналистке часто просыпалась собственническая сторона, когда вопрос касался Миллс), не смотря на все щенячьи взгляды Робина, бросаемые в адрес Реджины. Женщина сама должна была решить «что» и «кому» рассказать, и блондинка уважала её право. Даже после отказа брюнетки её друг не изменил своего отношения к ней и его учтивое ухаживание осталось таким же ненавязчивым, но не менее раздражающим, по крайней мере для Свон. Но Эмма понимала, что с Локсли не ей нужно прояснять отношения, а потому старалась отмести в сторону свою глупую и незрелую ревность (ведь Миллс не являлась её собственностью, а уподобляться её тирану-супругу у журналистки не было никакого желания). Поэтому блондинке оставалось лишь ответить на его улыбку, изо всех сил стараясь, чтобы её выражение лица оставалось искренним. Свон не видела в Робине прямого конкурента за сердце Реджины, но всё равно раздражалась от того факта, что тот претендовал на её внимание. Лукас, зная отношение Эммы к Робину, постаралась перетянуть внимание друга женщины на себя, тут же обворожительно улыбнувшись ему, из-за чего взгляд Локсли ненадолго задержался на лице Руби. Журналистка не могла не отметить практически идеальный образ Белого рыцаря Робина: одет с иголочки, но в меру броско. На нём был тёмно-зелёный брючный костюм, подчёркивающий цвет его глаз, и тёмно-бордовая, почти чёрная, рубашка. Тёмно-русые волосы друга брюнетки были аккуратно уложены, борода подстрижена в соответствии с модными тенденциями этого века… В общем, практически идеальный мужчина. — Прошу прощения, помешал? — Локсли переводил взгляд с блондинки на её подругу. — Нет-нет, — Свон жестом предложила Робина присесть. — Добрый день, спасибо, что нашли время для нас. — Рад встрече, — вернул приветствие друг Миллс. — Вы упомянули, что наша встреча касается Реджины, — пожал плечами Локсли, принимая приглашение Эммы и опускаясь на соседний стул. — Но забыли уточнить, что будете не одни. Его тон не был обвиняющим, но всё равно журналистка почувствовала себя немного неловко. Она переглянулась с фотографом, и та просто пожала плечами, предоставив блондинке возможность самостоятельно представить Лукас Робину. — Просто Эмма, — на автомате поправила Свон, и друг женщины едва заметно кивнул, соглашаясь перейти на более неформальное общение. — И да, прошу прощения, это Руби Лукас, моя близкая подруга и фотограф. — Робин Локсли, очень рад знакомству. Локсли улыбнулся и протянул Руби ладонь для рукопожатия, чем та тут же и воспользовалась. Они обменялись краткими приветствиями и вежливыми улыбками, глядя друг другу в глаза, словно анализируя своё знакомство. Робин был дружелюбно настроен к подруге Эммы, но услышав, что имеет дело с фотографом, едва заметно нахмурился. Его зелёные глаза тут же скользнули в сторону журналистки, выражая немую просьбу пояснить ситуацию, но сама блондинка не спешила давать пояснения. Свон не могла точно сказать, как друг брюнетки отнесётся к новости о её профессии, поэтому предпочла немного попридержать эту новость и прощупать почву, чтобы настроить Локсли на нужный лад. — Чем обязан? — Робин продолжал улыбаться, но уже с большим любопытством изучая Эмму и Лукас, поочерёдно глядя то на одну, то на другую. — Если честно, то я не ожидал звонка, Эмма. Журналистка и сама не думала, что обратится к другу Миллс, поскольку их отношения были достаточно натянутыми, но, в отличии от самой блондинки, Локсли не понимал причину отстранённого поведения Свон. Эмма, не смотря на всё своё напряжённое отношение к Робину, понимала, что задолжала ему извинения, или что-то на них похожее. Друг Реджины был неплохим, полной противоположностью того мужчины, с кем женщина связала свою жизнь. Он производил впечатление взвешенного, спокойного, положительного и понимающего человека. И интуиция, на которую журналистка часто полагалась, в отношении Локсли молчала. — Кстати о прошлой нашей встрече… — блондинка глубоко вздохнула, чтобы выдать ему извинения на одном дыхании: отстреляться и дело с концом, так? — Робин, прежде, чем я начну, я… — Свон набрала в лёгкие побольше воздуха, но друг брюнетки покачал головой, усмехнувшись, когда Эмма назвала его просто по имени. — Всё в порядке, не нужно, — прервал журналистку Локсли, словно прочитав её мысли. Он неловко взял меню в руки. — Объяснения тут будут излишними. Блондинка растерянно захлопнула рот, клацнув зубами, шокировано хлопая глазами. К своему удивлению, Свон была благодарна Робину за эту возможность. Она едва заметно кивнула, хватаясь за чашку чая, чтобы хоть чем-то занять свои руки. — Почему вы выбрали именно это место, Робин? — чтобы разрядить обстановку спросила Руби. — Немного нестандартное и неожиданное место для встречи. — Мой офис за углом, — пояснил друг Миллс, пробегаясь взглядам по позициям меню. — Я боялся, что не успею к вам, если выберу какой-нибудь ресторанчик подальше от работы. Не люблю опаздывать, — он перелистнул страницу. — Слишком плотный график в преддверии горячего сезона. А этот «Пряничный Домик» — единственное заведение в районе, где готовят вкусный кофе. — Интерьер впечатляет, — усмехнулась подруга Эммы. — Немного режет глаз, да? — Локсли стрельнул в фотографа взглядом, подарив добродушную улыбку. — Я был впечатлён атмосферой, если честно. — Частый гость? — Лукас сделала глоток чая. — Что-то вроде того, — Робин подал знак официантке-куколке. — К пёстрым краскам и сладкому запаху можно легко привыкнуть, если уметь абстрагироваться от обстановки и концентрироваться только на еде. Сотрудница не заставила клиента долго ждать и почти сразу метнулась к их столику, держа наготове блокнот и карандаш. Она вежливо улыбнулась другу Реджины, обращаясь к нему чуть менее фамильярно, что подтвердило догадку Руби — Локсли не раз приходил в это заведение и официантки уже узнавали своего постоянного гостя. Куколка поинтересовалась, что «сегодня» заинтересовало Робина в меню, и тот остановил свой выбор на крепком Американо и фирменном восточном рахат-лукуме, что сотрудница похвалила с особым энтузиазмом — от активных кивков её завитые волосы-пружинку то сжимались, то снова выпрямлялись. Блондинка видела стоимость этой сладости и ей было интересно, каково будет соотношение цены и количества порции сладости? Друг женщины не производил впечатление расточительного человека, хотя явно мог спокойно позволить себе классические швейцарские часы, которые сейчас так уместно играли светом на запястье, или же золотые запонки на рубашке, которые сразу бросались в глаза. Свон невольно оценивала не только внешний вид Локсли, но и его поведение. Он относился к обслуживающему персонажу без пренебрежения, что не могло не добавлять ему очков в глазах Эммы. Журналистка переглянулась с подругой, и та понимающе улыбнулась, словно уважая решение блондинки придерживаться тактичности в общении с Робином, не смотря на его чувства к брюнетке. Фотограф снова пригубила чай, пряча улыбку за ободком кружки. — Что ж, — протянул друг Миллс, как только официантка удалилась. — Не могу не спросить, какова цель нашей встречи? — он посмотрел Свон в глаза. — Речь шла о Реджине, но её, как я понимаю, ждать не стоит. — Не стоит, — подтвердила Эмма. — Но то, о чём мы будем говорит напрямую относится к ней, хотя… Некая конфиденциальность встречи должна сохраниться. — То есть эта женщина не должна знать о нашей встрече, — закатив глаза, перефразировала Лукас. — Во всяком случае пока что. — Не очень похоже на сюрприз, — Локсли не изменился в лице, хотя вся его поза выдавала лёгкое напряжение. — Не уверен, что понимаю всю ситуацию. Журналистка тяжело вздохнула. Она понимала риск, что Робин может обо всём рассказать брюнетке, если их встреча пройдёт неудачно, но понимала, что оттягивать и томить друга Миллс неведением больше не стоит. — Реджина узнает обо всём, — пообещала блондинка, не прерывая зрительного контакта с Локсли. — Но в своё время. Нам для начала нужно добиться кое-каких результатов. — Вы фотограф, — Робин перевёл взгляд на Руби. — Могу я поинтересоваться, где бы я мог видеть ваши работы? — Думаю, что «Hearttorner» у вас на слуху, — спокойно ответила подруга Свон. — Так что, если вы хоть раз открывали онлайн-страницу этого журнала, то могли заметить пару моих удачных снимков. — «Hearttorner», — медленно повторил друг женщины, словно разбирая слово по буквам, и от его тона повеяло лёгким холодом. Локсли расправил плечи, улыбка покинула его лицо, а взгляд впился в Эмму, как в самое «слабое» звено. — Так вы журналистка? Блондинка не могла назвать поведение Робина воинственным, но уж точно оборонительным. При этом Свон отдавала себе отчёт, что друг брюнетки спешит защитить вовсе не себя, а Миллс, пусть и на подсознательном уровне. И это стремление заставляло Эмму против воли довериться Локлси, ведь она знала, что тот никогда в здравом уме не причинит вред Реджине. В вопросе безопасности женщины журналистка доверяла Робину почти на том же уровне, что и себе. — Да, — ответила блондинке, и её голос не выдал нервозности, что сковала её лёгкие. — Всё верно. — Можно уточнить, какое именно направление статей является вашим профилем? — глаза друга брюнетки с подозрением сузились. — Я знаю, что вы хотели спросить на самом деле, — Свон впилась пальцами в бедную чашку, но лицо её осталось спокойным. — Да, статьи о Кэтрин Нолан и Руперте Голде вышли из-под моего пера, пусть и не совсем запланировано во втором случае. И да, мы с Миллс этот вопрос уже проработали. Тень пробежала по лицу Локсли: уголки его губ едва заметно опустились, будто он пытался сдержать неуместный комментарий, который воспитание не позволяло ему озвучить, а глаза метнулись в сторону выхода. Эту реакцию Эмма уже встречала и не раз у всех, с кем ей приходилось иметь дело по работе, когда брала интервью — стремление к побегу. Робин не был трусом, но для человека его общества было естественным избегать журналистов и всего, что с ними связано. — Наш разговор не под запись, — добавила блондинка, вскинув руки, чтобы продемонстрировать, что в её ладонях не запрятан диктофон или записная книжка. — Мы здесь не для этого. Обещаю, что этот разговор останется строго между нами… — Вы хотите написать статью про семью Реджины? — выдвинул самое логичное предположение друг женщины. — Если это так, то, боюсь, что я ничем не могу помочь. — Нет, — поспешила разубедить Локсли подруга Свон. — Мы не собираемся писать про Реджину, как и вообще о её семье… — фотограф запнулась, взвесив свои слова. — Хотя, нет, косвенно, всё-таки, собираемся. — Повторяю, я ничем не могу помочь, — чётко произнёс каждое слово Робин. — Думаю, что вы только зря потеряли время, приехав сюда. — Не торопитесь с выводами, — покачала головой фотограф. — Сначала дайте нам объясниться. Ничего не случится, если вы просто нас выслушаете, верно? Друг брюнетки выгнул бровь дугой, никак не отреагировав на официантку, которая поставила перед ним заказ, и, не дождавшись реакции от клиента, удалилась, немного растерявшись от тяжёлой атмосферы за столом. Локсли не попытался встать, но всем своим видом выказывал очевидное недоверие в отношении Эммы и Руби. Журналистка сделала большой глоток чая, чтобы смочить горло. — Миллс знает, кто я, — блондинка кивком указала на Лукас. — Кто мы. Это правда. И о статьях, написанных мною, тоже. Мы прошли этот сложный этап, и я принесла извинения, даже персональные, в случае с Кэтрин. Скажу сразу, у меня нет злого умысла и, как вы могли заметить, Робин, Реджина доверяет мне. Не думаю, что вы можете сомневаться в выборе этой женщины, учитывая её характер, — друг брюнетки едва заметно кивнула, признавая, что Свон права. — Обещаю, я не задам ни одного провокационного вопроса, который бы мог скомпрометировать Миллс. Наша встреча сегодня не дружеская, вы правильно отметили, но и не «деловая», — в сознании Эммы возник образ Реджины. Почему-то мысли о ней придавали журналистке силу и решительность, которые также зазвучали и в словах. — Я знаю, Локсли, что не могу рассчитывать на ваше доверие, и, если честно, я прекрасно понимаю вашу позицию, но… Я никогда и ни за что не поставлю эту женщину под удар, ни её, ни Генри. И вы, я смею считать, это понимаете. Я хочу защитить Реджину. Блондинка не могла понять, что именно повлияло на Робина. Друг брюнетки не просто внимательно вглядывался в глаза Свон, он словно проникал в сознание Эммы, пытаясь считать и проанализировать её истинные мотивы. Журналистка была серьёзна и искренна во всём, что касалось Миллс, и хотела, чтобы Локсли это видел. — Защитить, — Робин тяжело вздохнул, откинувшись на спинку стула, совсем позабыв про свой заказ. Его внимание было сосредоточенно на блондинке и её словах о Реджине, взгляд был серьёзным и оценивающим, не выдающим никаких других эмоций. — Тогда, если речь пойдёт не обо мне и не о вышеупомянутой женщине, что же вы хотите от нашей беседы? — Мы хотим поговорить о Грэме, — услышав имя шатена, друг брюнетки часто заморгал, едва слышно фыркнув, но не стал прерывать. Своей неприязни к мужу Миллс Локсли не скрывал, и за это Свон решила уцепиться. — Полагаю, вы знаете о бракоразводном процессе? — Да, — осторожно ответил Робин, тщательно взвешивая каждую буковку в своих словах. — Удивлён, что и вы тоже знаете, Эмма. Я считал, что это немного личная информация. — И это только доказывает доверие Реджины, раз уж я осведомлена обо всём происходящем, — кивнула Эмма. — Генри очень крепко дружит с моей дочерью, и я часто присматриваю за ребятами, когда сама женщина встречается с супругом в присутствии адвокатов. Друг брюнетки немного запоздало кивнув, принимая довод журналистки. Его молчание служило приглашением блондинке и её подруге продолжать излагать свою мысль. — И, прошу заметить, зная о разводе, который является тайной, ещё не вышло ни одной статьи об этом, — хмыкнула фотограф, и Локсли хмуро посмотрел на Лукас, с подозрением прищурившись. — И не выйдет. Расскажите, Робин, что вы знаете о ситуации между Миллс и Грэмом? — Я знаю ровно то, на что имею право, — ответил друг Реджины. — Развод — довольно щекотливая для женщины тема, особенно с таким мужчиной, как Грэм. Я знаю, что он пытался отговорить её от развода, а потом предпринял все попытки «оттянуть» слушание. Насколько я знаю, его затея провалилась. Локсли говорил о шатене так, словно само упоминание Хамберта вызывало у него несварение. Что ж, с этим Свон могла работать. — Значит, вы так же осведомлены и о попытке Грэма получить опеку над сыном? — сделала ход конём Руби, прекрасно зная ответ на свой вопрос. И вот уже две пары глаз удивлённо уставились на неё, на что сама подруга Эммы ответила спокойной улыбкой. — Единоличной опеке. Друг брюнетки мгновенно нахмурился, а пальцы вцепились в ткань пиджака. Журналистка не собиралась говорить Локсли об этом, поскольку это право должно было оставаться за Миллс, но фотограф была другого мнения. И, судя по реакции Робина, не прогадала. Друг Реджины не знал обо всех трудностях, которые женщине приходилось проходить со своим мужем, и был явно недоволен этим фактом. — Он хочет лишить её родительских прав? — тон голоса Локсли понизился. — Он хочет не дать брюнетке видеться сыном, — поправила Лукас. — Как последний способ заставить её отказаться от своей затеи. — Мерзавец, — выплюнул Робин, уже сжимая кулаки. — Он шантажирует Миллс, используя мальчика? — Да, — ответила блондинка, опередив Руби. — Он действительно открыто заявлял об этом. Друг Реджины шумно выдохнул, схватив чашку горячего кофе, его пальцы побелели от силы, с которой Локсли сжимал фарфор. Робин не одёрнул руку, словно физический дискомфорт от высокой температуры чашки позволяли ему поддерживать связь с реальностью, его глаза потемнели от сдерживаемых эмоций. На лице друга женщины Свон видела искреннее беспокойство и заботу о брюнетке, и Эмма знала, что теперь Локсли захочет услышать всё, что журналистка и её подруга захотят рассказать. — Миллс отказалась отступать, — решила смягчить удар блондинка. — Но её супруг продолжал давить на неё при помощи Генри. Думаю, вы достаточно хорошо знакомы с этим мужчиной, чтобы понимать, что для него важна победа любой ценой. Робин не ответил, угрюмо глядя в стол. Чем больше Свон говорила о шатене, тем отчётливее выделялась линия его челюсти — так сильно он сжимал зубы. Его забота о Реджине, как и нежные чувства к ней, были достаточно сильными, и Эмма прекрасно понимала всё, что друг женщины сейчас испытывал. Бессильная ярость, которую нельзя было выплеснуть публично, вперемешку с непониманием, почему брюнетка не обратилась к нему за помощью, желание набить Хамберту морду… Журналистка видела скрытую силу в этих широких плечах и крепких руках, видела готовность Локсли проучить Грэма, но также блондинка понимала, что Робин не дурак. Его попытка заступиться за Миллс перед её мужем, очевидно с применением силы, может быть неправильно расценена судом. Доставлять Реджине проблемы, когда до развода осталось меньше месяца, было слишком опрометчиво. — Недавно этот благоверный супруг рассказал сыну женщины о разводе, выставив саму брюнетку главной виновницей, — фотограф склонила голову на бок, тоже изучая молчаливого друга Миллс. — Был небольшой скандал, после которого самодовольный индюк забрал мальчика, не позволяя Реджине увидеться с ним. Этот мужчина довольно хороший манипулятор. Я даже представить себе не могу, как он обрабатывал беднягу Генри, если тот даже на сообщения матери не отвечал. Локсли прикрыл глаза, через мгновение сильно зажмурившись, а затем сделал пару щедрых глотков обжигающего напитка, едва не расплескав кофе по пути ко рту. Он с громким стуком вернул чашку на стол, едва слышно выругавшись. Робин тяжело дышал, в его глазах плескалась ярость и угрожала вырваться на свободу. — Как давно это было? — тихо спросил друг женщины. — Как давно этот подонок рассказал обо всём мальчику? — В середине прошлого месяца, — расплывчато ответила блондинка. — Я так и подумал. Реджина выглядела подавлено, почти не улыбалась, не разговаривала, — Локсли вперил слепой взгляд в стол. — Я, дурак, списал всё на утомлённость от работы. Она не отвечала на сообщения, почти не выходила из офиса на обеды, изнуряла себя… И не возвращалась домой. Я пару дней пытался с ней связаться, а когда понял, что что-то случилось, решил нагрянуть к ней в гости, но дом был пуст… — Реджина была со мной, — Свон встретила тяжёлый взгляд Робина. — Несколько дней брюнетка жила со мной и моей дочерью. Она была в безопасности, под моим присмотром. Друг Миллс потупил взгляд, очевидно уловив немного собственническую нотку в голосе Эммы, но решил не уточнять. Он подался вперёд, облокотившись на стол, пытаясь рассмотреть какие-то ответы в тёмной глади кофейного напитка. — Это то, что я пыталась объяснить, Локсли, — журналистка скопировала позу Робина. — Я не причиню вреда Реджине, а наоборот, хочу ей помочь. — Почему она ничего мне не рассказала? — тихо спросил друг женщины. — Я бы мог… — Нет, — прервала Локсли Лукас. — Не могли, Робин. Думаю, что этой женщине нужно было это время, чтобы немного прийти в себя. Она была разбита и, когда искала для себя утешение, нашла себе безопасное место рядом с Эммой и её дочерью. — Реджина когда-нибудь сама вам всё расскажет, — кивнула блондинка. — Прошу, сделайте вид, что вы не знаете. — Я понимаю, — отозвался друг брюнетки. — Сейчас она в порядке? — Конечно, вы же её видели. Сейчас Миллс в полном порядке, — не без гордости улыбнулась Руби, взглядом указав на Свон. — Делов-то… Эмма всего лишь похитила Генри со школы, чтобы вернуть Реджине. Так и произошло воссоединение этой упрямой семейки. Локсли удивлённо воззрился на журналистку, будто её подруга заявила, что та умеет летать. Блондинка поджала губы, выгнув бровь дугой от комментария фотографа. Она не сомневалась, что Лукас намеренно выбрала такую формулировку описания поступка Свон, чтобы немного отвлечь Робина от его понурого настроения. — Я не похитила, — поправила Эмма. — Просто предложила пацану поехать со мной, пока его отец не явился. Он согласился. Сам! — Вы рисковали, — покачал головой друг женщины. — Мне бы и в голову такое не пришло… — Не сказала бы, что Свонни часто пользуется головой, — хохотнула Руби, отчего журналистка только фыркнула на её слова. — Это… — Локсли поджал губы. — Впечатляет. Спасибо, что делаете для Реджины подобное, когда я не могу. Робин теперь смотрел на блондинку иначе. В его взгляде Свон по-прежнему видела тень настороженности, которая с каждой секундой становилась всё незаметнее. Теперь друг почти не скрывал своего любопытства не столько к Эмме, как к личности, а к тому, что связывало её с брюнеткой. Журналистка догадалась, что друг Миллс не считал их просто подругами, но пока не мог представить себе всю картину. Однако преданность Реджине, спокойствие и бесстрашие блондинки уверили Локсли, что та пойдёт на многое ради женщины, как и он сам. Свон спокойно выдержала взгляд Робина, почти не моргая, пока её сердце бешено стучало в ушах. Эмме даже показалось, что друг брюнетки восхищён ею. — Для неё всё, что угодно, — пожала плечами журналистка. — И вы меня понимаете, верно? Локсли кивнул. Он выпрямился, расправив плечи, настраивая себя на деловой лад. Робин снова пригубил Американо, но уже не так агрессивно, как в первый раз, облизнул губы, и потянулся к тарелке с рахат лукумом. Его необходимость занять себя хоть чем-то была блондинке вполне знакома. — Значит, вы объявляете войну Грэму, — не глядя на Свон, подытожил друг Миллс. — Но Реджина пока об этом не знает. — Думаю, она бы попыталась нас остановить, — призналась Эмма. — Вы же знаете, что эта женщина предпочитает принимать удары самостоятельно, не рискуя близкими людьми. Однако остаться в стороне я просто не могу. Я знаю, что Грэм способен на любую подлость в то время, как она предпочитает играть честно. Я не хочу уничтожать шатена, нет. Я хочу заставить его играть по правилам, поскольку не сомневаюсь в победе Реджины. — Я уверен в этом, — Локсли аккуратно взял первый кусочек угощения, едва заметно улыбнувшись. — Что ж, чем я могу помочь? Журналистка выдохнула с очевидным облегчением. Она переглянулась с подругой, и та довольно подмигнула блондинке, радуясь их маленькой победе. Поддержка Робина была им необходима. — Для начала, — фотограф удобнее устроилась на своём стуле. — Можете рассказать, чем занимается ваша компания? Я слышала не мало, но всё равно хотелось бы чуть больше конкретики. Друг брюнетки понимающе кивнул, активно пережёвывая сладость. Он снова сделал глоток кофе прежде, чем ответить. — У меня строительная компания. Однако, признаться, занимаюсь я разными делами. В последние пару лет я так же увлёкся процессом покупки небольших фирм, их слиянием с другими компаниями, интеграцией и монополизацией. Блондинка улыбнулась. Она выбрала правильного человека. От резкого прилива адреналина кровь забурлила в венах. — То есть вы хорошо знаете, как работает процесс покупки-продажи предприятий, — протянула Лукас. — А имели ли вы дела с покупкой фирм, которые обанкротились по тем или иным причинам? — Пару раз, — кивнул Локсли. — Но я предпочитаю инвестировать в растущие фирмы, а не скупать те, что прогорели на бирже. — Можем ли мы считать, что у вас много связей в этой области? — уточнила блондинка. — Думаю, что и обо всех новостях, связанных с купли-продажей компаний, вы узнаёте одним из первых. — В большинстве случаев, — согласился Робин. — Но трудно уследить за всем потоком информации, учитывая, что у меня не мало филиалов в разных странах. Что вас конкретно интересует? Свон обернулась на стуле, чтобы снять с его спинки рюкзак. Она выудила из него большую тёмно-синюю папку, которая была достаточно плотной и увесистой. Папка содержала в себе все малейшие упоминания о компании однодневке из интернет-источников, пару записей от Августа Бута и дополнительные пояснения Евы, которая с готовностью пошла на встречу своему бывшему любовнику и дала все необходимые комментарии. Как Эмма и ожидала, Хамберт сделал всё возможное, чтобы стереть все упоминания об этой компании, но журналистка была достаточно опытной в этом вопросе. Она умела обращаться с заархивированными веб-страницами, которые часто сохраняли исходные данные, а также просто знала, куда смотреть. — Знакомо ли вам название фармацевтической компании «Apple a Day»? — блондинка положила перед другом Миллс папку. Локсли задумался, но тут же открыл папку на первой странице, чтобы ознакомиться с карточкой предприятия — липовой, как смела судить Свон. Её она смогла получить от Евы, которая чудом сохранила фотографию в облачном хранилище своего телефона ещё с того момента, когда Леопольд был её мужем и планировал разбогатеть за счёт «Apple a Day». — Не уверен, — с сомнением протянул Робин, изучая карточку. — Эта компания просуществовала менее года, на такие я обычно не обращаю внимание. — А Леопольд Лэмпсон или его супруга вам знакомы? — Лукас решила подойти с другой стороны. — Да, слышал о них, но лично не имел удовольствия встретиться, — кивнул друг Реджины. — Правда, не знаю, что стало с ними сейчас, учитывая их ситуацию. После банкротства, я имею ввиду. — Леопольд уехал и исчез из поля зрения, — кивнула Эмма. — Но вот его супруга в зоне доступа. Нам удалось связаться с Евой, чтобы получить кое-какие данные. — Лэмпсоны обанкротились из-за неудачного финансирования именно в эту компанию. Не знаю, сколько денег они вложили, но прогорели знатно, — поделилась Руби. — После чего вынуждены были продать собственную фирму, чтобы расплатиться с долгами, и покинуть не только Штат, но и страну. — Понял, — Локсли принялся последовательно изучать документы. — Но я не понимаю, как «Apple a Day» может относиться к Реджине? — К ней не относится, — подруга журналистки хитро усмехнулась. — Чего мы не можем сказать о Грэме. — Эта компания была создана с целью отмывания денег, — блондинка постучала указательным пальцем по папке. — На глаза все признаки компании-однодневки: адрес юридического лица — какая-то квартирка на юге Техаса. Если посмотреть по карте со спутника, здание слишком маленькое, да и «лаборатория», которая заявлена в описании «Apple a Day», не могла там поместиться. Численность сотрудников составляла всего два человека, а владелец и учредитель одно и тоже физическое лицо, личность которого не установлена. Удивительно то, что не смотря на все эти показатели и крайне короткий срок функционирования данной компании, оборотные активы достигали миллионов долларов, что… — В принципе, невозможно, — согласился Робин, уже с большим интересом читая бумаги. — Фармацевтическая компания выпускала какую-либо продукцию? Здесь указано средство от импотенции… — Нет, — покачала головой фотограф. — «Apple a Day» лишь разрабатывала лекарство, но выпустить не успела, а, соответственно, доказательств своих разработок предоставить не было возможности. Фирма закрылась и исчезла с радаров за полгода до банкротства Леопольда и продажи его судоходной компании. Друг женщины хмыкнул, добравшись до рекламного буклетика средства от импотенции. Он изучил его со всех сторон, заострив внимание на «контактах» фирмы, однако не стал спрашивать. Свон и Лукас проверили актуальность указанных электронного почтового ящика и номера телефона: в первом случае все письма были возвращены отправителю с пометкой «некорректный» электронный адрес, а во втором случае — номер более недействителен. Под буклетом лежали фотографии, которые Руби чудом удалось найти: на них был запечатлён муж брюнетки и обанкроченная супружеская пара на одном из приёмов матери Миллс. Они не были в центре кадра, звездой снимка была и оставалась Кора, которая позировала под ручку с каким-то модельером. Но на заднем плане фотографии можно было легко различить двух мужчин, обменивающимися рукопожатиями: невысокого упитанного Леопольда и обворожительно улыбающегося шатена. — Этот снимок был сделан за пару недель до того момента, как Леопольд инвестировал в «Apple a Day», — пояснила подруга Свон. — Хамберт, — прошипел Локсли, устало потирая переносицу большим и указательным пальцами свободной руки. — Вы полагаете, что именно он посоветовал Лэмпсонам инвестировать в неё? — Да, — смело заявила Эмма. — К моменту фотографии «Apple a Day» существовала уже несколько месяцев, но о ней никто не слышал. Вернее, Грэм был первым, кто познакомил Леопольда с этой фармацевтической компанией, как сообщила нам Ева. — Вот как, — Робин перешёл к другой странице с вырезкой из газеты, где описывалось фееричное банкротство Леопольда. — Очень странно. Как вообще можно было инвестировать в компанию, которая не имеет деловой репутации? — Супруг Реджины, — почти хором ответили Лукас и журналистка. — Этот мужчина владеет маркетинговой фирмой, которая имеет статус и имя, — принялась рассуждать Руби о шатене. — Его фамилия имеет вес в обществе, статус, как ни странно, на высоте, и не стоит забывать о связях. Хамберт сам по себе марка, если подумать. — Грэм хороший манипулятор, — согласилась блондинка, подкрепляя слова подруги. — Он способен очаровать любого. Плюс, думаю, половина из его клиентов доверяют его доброму имени и отсутствию негатива в прессе. Они инвестируют туда, куда он скажет. Так и поступил Леопольд. Друг женщины решительно отодвинул от себя тарелку со сладостями и приблизил к себе папку — такая рокировка приоритетов подсказала, что Свон удалось не просто зацепить интерес Локсли, но и задеть его личные мотивы. Брюнетка для него одна из самых близких людей, и сама мысль, что её муж мог оказаться преступником, сильно напрягала Робина. — То есть этому мужчине достаточно от лица фирмы подсунуть неопытному человеку любую компанию, улыбнуться и заверить на словах, что тот преуспеет? — засомневался друг Миллс. — Леопольд никогда ранее не инвестировал и, как сказала Ева, он был очень доверчив. Я не уверена, что он в целом вчитывался в карточку предприятия или же проверял хоть что-то с ней связанное, — Свон задумалась о характере шатена. — На самом деле, у меня есть мысль, что Хамберт намеренно выбирает себе «слабых» клиентов, которых легко можно будет обвести вокруг пальца. — Так же у Грэма есть свои способы обмануть систему, — добавила фотограф. — Только подумайте, как легко «Apple a Day» появилась, и как так же легко она растворилась в воздухе. Это не может сделать неопытный человек. — Муж Реджины выступал «посредником», верно? — догадался друг женщины. — Его фирма должна была получить проценты от сделки Леопольда и «Apple a Day». — Это наше мнение, — согласилась Лукас. — На самом деле, мне кажется, что значительная часть состояния супруга Реджины нажита нечестным способом. — Я понял, — Локсли поднял взгляд на Руби, затем перевёл его на Эмму. Журналистка и подруга оставались серьёзными. — Вы считаете, что он сам её создал, вынудив инвестировать Леопольда в своё детище, заодно и получил дополнительную сумму сверху, как посредник. — Да, — согласилась блондинка. — Документы он подготовил и подсунул семейству Лэмпсонов, как конфетку. Расхвалил, рассказав об уникальном предложении, которое для других тайна по той причине, что мужчина посчитал Леопольда «достойным» человеком, и тот на это повёлся. Свон чувствовала, что Робин верит, что шатен на самом деле на это способен. Слишком удивлённым друг брюнетки не выглядел. Локсли нервно почесал бровь, немного нахмурился, что-то тщательно обдумывая. — Леопольд продал фирму, чтобы расплатиться с долгами, — припомнил Робин. — Кому он её продал? — Хамберту, — подтверждая догадки друга Миллс, кивнула фотограф. — Он выкупил компанию по «старой дружбе» практически за бесценок. А затем перепродал другим людям, нажившись и на этом. — Реджина не знает о делах Грэма? — уточнил Локсли. — Нет, иначе она бы использовала это в суде, — ответила Эмма. — Но нам обходимо доказать, что вся информация, которую мы изложили сейчас, правдива. У нас есть только слова Евы и, хотя очень логичные, но всё-таки личные доводы, это будет служить лишь косвенными уликами. — Что от меня требуется? — перешёл сразу к делу Робин, и журналистка благодарна кивнула. Он действительно был бы идеальным Белым Рыцарем для любой женщины, но брюнетка, к счастью, не относилась к числу Принцесс, нуждающихся в таком герое. Она всегда будет королевой! — Прежде всего мы хотим, чтобы вы постарались узнать чуть больше об «Apple a Day» и, если есть такая возможность, обратили внимания на другие компании с аналогичными характеристиками. Есть вероятность, что у мужа Миллс припасено парочку таких на всякий случай, — блондинка понизила голос, когда рядом с их столиком прошла официантка. — Будет здорово, если вы поделитесь с нами этим анализом. — Сделаю всё возможное, — не раздумывая, согласился друг Реджины. — Локсли, — Лукас перевела внимание Робина на себя. — Почему вам не нравится супруг Реджины? Может вы знаете что-то ещё, что может быть нам полезно? Друг женщины усмехнулся, осторожно закрывая папку перед собой. Мужчина был хорош собой, не только внешне, но и по характеру, и был достаточно зрелым во всех смыслах, истинный джентльмен, каким брюнетка хочет воспитать своего сына. Пример для подражания, хороший друг, завидный партнёр… Свон следила за каждым движением Локсли, задаваясь довольно странным вопросом: если бы Миллс в своё время выбрала для замужества не шатена, а кого-то правильного? Такого, как Робин. Как сейчас сложились бы их отношения? Реджина была исключительной, волшебной, очаровательной во всех смыслах женщиной, которую сложно не заметить или проигнорировать. Но помимо очевидных внешних регалий и острого ума брюнетка обладала и редкими моральными качествами: преданностью, честностью и самоотверженностью. Позволила бы себе Миллс завязать отношения с Эммой, если бы её друг был на месте Хамберта и носил идентичное с ней обручальное кольцо? Что ж, пожалуй, журналистка не захотела бы знать ответ на этот вопрос и была рада, что не узнает. Локсли задумчиво побарабанил пальцами по обложке, тщательно обдумывая свой ответ на вопрос Руби. Видимо, всё, что так или иначе касалось Реджины, Робин воспринимал серьёзно. — Статусная семья и умение вливаться в любую компанию — вполне естественные черты для всех, кто окружает Реджину, поэтому изначально появление в её кругу Грэма меня не сильно удивило. Мы дружим с ней уже довольно давно, и эта женщина для меня многое значит, она почти, как член семьи, поэтому я обычно первым узнавал обо всех её новых «друзьях». Я всегда с осторожностью относился к любым её знакомым, особенно к тем, кого она всё-таки подпускала к себе ближе, чем обычно, — начал рассказывать друг брюнетки. — Мне не понравился её муж, потому что я в целом не уверен, что мне пришёлся бы по душе хоть кто-нибудь в роли её супруга, — честность Локсли поразила блондинку. — Я считал Миллс неприкосновенной в каком-то смысле, за что и поплатился. Поэтому, когда она представила мне этого мужчину, как своего молодого человека, я был в шоке, но попытался понять её выбор. И Грэм был учтив, много шутил, просто душа компании, и какое-то время я верил в этот образ, пока не стал замечать тревожные звоночки. — Это какие? — вскинула брови подруга Свон, быстро переглянувшись с Эммой. Фотограф не могла не заметить, что журналистка немного напряглась от чрезмерно-ласкового тона, которым Робин описывал Реджину. — Он быстро менял маски, — пояснил друг женщины. — Во всём идеальный, опрятный и радушный с окружением Реджины и ею самой, Грэм быстро превращался в грубияна и нахала, когда общался с обслуживающим персоналом. Один раз я случайно стал свидетелем приватного разговора шатена с официантом, который не смог найти любимый напиток Хамберта в арсенале ресторана. Это же такая мелочь, не правда ли? Всякое бывает, и никак не зависит от одного человека из персонала. Но Грэма это не устроило, — Локсли поджал губы, вспоминая поведение мужа брюнетки. — Я помню, как на тот момент будущий супруг Миллс вежливо попросил официанта отойти и переговорить с ним наедине, и, признаться, я сам не понял, почему пошёл следом. Мужчина был груб и резок с бедным пареньком, и я сначала не поверил, что шатен в целом может быть таким высокомерным и напыщенным человеком. Словно у Хамберта какое-то расстройство личности: он угрожал, насмехался, указал на разницу в социальном статусе, наслаждался своим превосходством и неспособностью бедного официанта ответить на каждую из его фраз. — Неприятно зрелище, — скривилась Лукас. — Что ж, знакомое поведение Грэма, — пробормотала блондинка, припоминая неприятные случаи из собственного опыта. — На следующий день я узнал, что бедного официанта уволили. И это был не первый случай, — Робин вздохнул. — Я стал тщательнее наблюдать за мужем Реджины, стал замечать его двуличность и наигранную доброту в компании самой женщины. Он не оказывал знаки внимания другим особам прекрасного пола, но со своими друзьями мог позволить себе отпустить пару грубых шуток и комментариев в адрес любой светской львицы. — Почему вы не поговорили с Реджиной об этом? — осторожно спросила Свон. — До их брака, я имею ввиду. — Я сам часто задавался этим вопросом, — разочаровавшись в себе, ответил друг брюнетки. — Ведь супруг Миллс воплощал в себе лицемерие, эгоизм и агрессию, которая особенно сильно чувствовались во всех соревнованиях или спорах. Он не пропускал ни одного случая почувствовать себя победителем в любой ситуации. Он раздражался от любого проигрыша и требовал реванша, словно ему было жизненно необходимо оставаться у руля. — Вспомни школьные соревнования, — щёлкнула пальцами Руби. — Он не принял ничью. Дело не столько в его проигрыше, сколько в самой победе. Эмма согласно кивнула. Тогда мужчина пересёк черту, переходя на личности даже в общении с сыном. Мальчик не заслуживал ни одного злого слова в свой адрес, а шатен всё никак не мог остановиться. Победа любой ценой, инстинкт охотника… Это была главная слабость Хамберта. — Однако Реджина казалась счастливой с ним, — продолжил Робин. — Грэм носил её на руках, старался угодить во всём, превозносил её на фоне других… Все женщины мечтают, чтобы мужья заставляли их почувствовать себя особенными, верно? Я сперва пытался поговорить с Реджиной, не скрывал своего отношения к её супругу, да и сам мужчина быстро понял, что со мной притворяться бессмысленно. Я так ему один раз и сказал, что он может строить из себя кого угодно, но я уже видел и знал его настоящее лицо. Шатен тогда впервые улыбнулся мне, но не так, как всем названным подругам и друзьям Реджины. Его лицо напоминало волчий оскал. Хамберт мне ничего не ответил, но с того момента не оставался со мной наедине ни разу, предпочитая общество более сговорчивых людей, — друг брюнетки посмотрел на свои руки. — А потом я стал думать, что… Все подозрения в адрес Грэма обоснованы лишь моими собственными чувствами к Миллс. Если только я один считаю её мужа козлом, то проблема может быть только во мне. Реджина счастлива с кем-то, но не со мной. Это ущемило мою гордость и притупило моё эго. Я завидовал супругу женщины и хотел быть на месте этого мужчины в её глазах. Я хотел занять его место. Локсли замолчал, сжимая кулаки. Казалось, будто он злится сам на себя, не только на шатена. Его взгляд потускнел, улыбка стала немного печальной. Вероятно, сейчас Робин припомнил отказ брюнетки, когда тот впервые признался в своих искренних чувствах или, по крайне мере, попытался это сделать. Миллс лишь в очередной раз доказала, что видит в Локсли только друга несмотря на то, что уже ошпарилась об отношения с шатеном. — Я убедил себя, что Реджина может быть счастлива с Хамбертом, но не мог продолжать на это смотреть, а потому просто… Замолчал. Отступился, — Робин покачал головой. — И уехал. Он замолчал, а журналистка и её подруга из уважения дали другу женщины немного переварить собственные слова. Блондинка немного сочувствовала Локсли из-за его неразделённых чувств и в других обстоятельствах хотела бы видеть его в числе своих товарищей, но не в случаях, когда дело касалось брюнетки. Естественно, Миллс явно дала понять не только Робину, но и Свон, что не отступает от своих решений, и Эмме нравилось быть сознательным выбором Реджины из всех возможных вариантов. — У меня есть странная идея, — нарушила молчание фотограф, и журналистка с другом женщины практически одновременно подняли на неё взгляд. — Локсли, вы описали Грэма, как победителя и «охотника». Есть предположение, что муженёк Реджины зависит от острых ощущений и необходимости подпитывать свои потребности: побеждать над слабыми и получать всё, что у них есть, как было с Леопольдом. Вы уже обещали поискать информацию для нас, и это отлично, но… Что если попробовать словить супруга Реджины на живца? — Прошу прощения? — Робин вскинул брови. Блондинка же сразу поняла, что Лукас имела ввиду. Документальные доказательства — это отличный вариант, но, если представить возможность, в которой она получит не просто фото, но и запись разговора, в которой мужчина заведомо предлагает клиенту инвестировать в компанию, которая не существует и имеет фальсифицированные данные… Женщина может не просто победить в суде, но и получить возможность выдвигать шатену любые требования. Просто гениально! Это было бы так… Легко? Почему она не подумала об этом раньше? Свон загорелась этой идеей. — Руби, ты предлагаешь подставить Хамберта? — Эмма сама не поняла, в какой момент стала улыбаться. — Ведь ни один суд не доверит опеку над Генри родителю-мошеннику! И весь процесс будет задокументирован. — Ты сечёшь, — подмигнула подруга, а затем поспешила объяснить другу брюнетки свою задумку. — Локсли, у вас имеются связи в области слияния компаний, купли-продажи… Есть ли у вас хороший потенциальный клиент, которому вы можете довериться и которого Грэм может не знать? Они не должны быть лично знакомы, это важно! — Да, вероятно, парочка найдётся, — протянул Робин. — Тогда дайте нам их контакты, — оживлённо попросила журналистка. — Я постараюсь убедить их помочь нам. Мне нужно, чтобы муж Миллс сам предложил сделку по инвестированию в компанию, которой владеет. Так мы добудем не только фотографии самой сделки, но и аудиозаписи самой манипуляции и его убеждений. — Верно, — активно закивала фотограф. — Нам нужен покупатель, чтобы тот встретился пару раз с супругом Реджины и взял на ознакомление все бумаги, как потенциальный инвестор! Я в это время постараюсь доказать, что те документы, которые мужчина принесёт на встречу, липовые. Друг женщины кивнул, когда в его глазах мелькнуло осознание. Сейчас в нём боролись законопослушность (ведь блондинка и Лукас предлагали нечто не совсем законное) и желание вывести шатена на чистую воду… Локсли быстро понял, что от него пытались добиться Свон и Руби, и был готов помочь. — Я знаю, к кому обратиться. — Отлично, — Эмма ухмыльнулась. — Тогда на вас лежит ответственность за поиск «клиентской базы» для Хамберта, Робин, а на нас с Руби реклама этого человека. Скиньте мне контакты сегодня, чтобы уже сейчас я могла расхваливать покупателя в сети. Мне кажется, чем больше человек «на слуху», тем больше у Грэма желание затмить его. Кто, если не жёлтая пресса лучше всех разрекламирует потенциальную жертву для планов коварного мужа Реджины, повёрнутого на деньгах и власти? — Вы уверены, что Грэм поведётся? — усомнился друг брюнетки. — Вы не читали статьи Эммы? — усмехнулась подруга журналистки, польстив блондинке своей уверенностью. — Она справится со своей работой лучше всех! Свон могла убить двух зайцев одним выстрелом — помочь Миллс и дать Хопперу сочную статью, на которую Арчи так рассчитывал. План был прост: Эмма напишет статью о новоприбывшем «зелёном и неопытном» богаче, который был готов вложиться крупным состоянием во что угодно, с целью продолжать набирать обороты, заставив начальника успокоиться по поводу «качества» статей журналистки, а заодно кинуть супругу Реджины желанную наживку. Блондинка собиралась охотиться не просто на крупную рыбку, она собиралась поймать акулу собственными руками. — Это не опасно для вас? — выгнул бровь Локсли. — Ведь записи суд может не принять, если они сделаны незаконно. Может пострадать ваша репутация. — Плевать, — пожала плечами Свон. Робин прищурился, ухмыльнувшись пылкому ответу, которого не ожидал. — Вы человек эмоций, Эмма? — Наша общая знакомая сказала бы, что я чаще делаю, и только потом думаю. Друг женщины тихо рассмеялся, мысленно представив себе брюнетку, изрекающую нечто подобное. Однозначно в стиле Миллс. — Мы и не с такими подонками дела имели, — отмахнулась фотограф. — Риски есть, да, но игра стоит свеч! Локсли, нам достаточно просто убедить Хамберта, чтобы он отступил. Это же чистая психология. Наша цель будет достигнута! — Нам необходимо попробовать, — согласилась журналистка. — Но многое будет зависеть прежде всего от вашего участия, Робин. Реджина никогда не признается, но ей нужна наша поддержка. Я знаю, что ей страшно, она боится потерять Генри и проиграть в суде. Я не могу допустить, чтобы семья Миллс страдала по любому желанию этого мужчины, а вы? — Она ведь узнает об этом? — уточнил друг женщины. — Неправильно будет держать Реджину в неведении. — Я лично обо всём расскажу Реджине, — пообещала блондинка. — Статья о Грэме не будет опубликована, но вся информация, что мы успеем раздобыть, попадёт брюнетке прямо в руки. Повторюсь, она сама будет решать, что делать с Грэмом. Наша задача принести Миллс меч, а не собственноручно казнить шатена, Локсли. Робин помолчал, глядя прямо на Свон и только на неё. Эмме показалась, что лишь сейчас друг Реджины стал не просто смотреть на неё, а стал видеть в ней ту, кем она являлась. Локсли опустил взгляд на руки журналистки, и та осознала, что сжимает кулаки от желания прямо сейчас сорваться в бой за тех, кого стремится оберегать всем сердцем и душой. Робин неожиданно понимающе улыбнулся, хотя его глаза всё ещё отражали печаль. Поведение блондинки напомнило другу женщины своё собственное. — Вам дорога Реджина, не так ли, Эмма? — Да, — согласилась Свон. — Очень дорога. И она, и Генри. Я буду бороться за обоих до последнего. — Мне этого достаточно. Я сделаю всё, о чём вы попросите, — не колебался Локсли. — С чего начнём? Эмма почувствовала, как расплывается в улыбке Макиавелли. Сейчас в её сознании не было границ, она видела только цель и точно знала, как правильно расставить силы, чтобы преподать Хамберту урок. На кону стояли личное счастье брюнетки и их совместное будущее, поэтому журналистка будет биться до конца. Блондинка достала блокнот и стала расписывать всё, что ей нужно от Робина, и чем они с Лукас займутся сами, попутно давая устные пояснения. До слушания оставалось меньше месяца, время поджимало, нельзя было о чём-то забыть. Свон быстро царапала слова ручкой по бумаге, её почерк скакал от строки к строке, но лишь потому, что Эмма боялась потерять свою мысль и забыть хоть какую-нибудь мелочь. Она настолько увлеклась процессом, что практически не почувствовала слабую вибрацию телефона от входящего сообщения, отправителем которого была Миллс: «Ты скоро освободишься?»

***

Журналистка не ожидала, что Реджина напишет ей сегодня, по крайней мере в середине дня. Она предполагала, что женщина проведёт в компании Кэтрин всю субботу, и лишь вечером пригласит блондинку с дочерью в гости (ночёвка у брюнетки стала чем-то вроде привычки сразу для всех, но никто не был против). Свон не сразу заметила сообщение Миллс, и потратила ещё около часа, погружая Робина в курс дела. Её подруга давала пояснения некоторых «технических особенностей» её работы. Друг Реджины пообещал связаться с подходящими кандидатами на роль «покупателей», а также переслать всё, что сможет найти на подозрительные компании-однодневки сразу Эмме и фотографу, чтобы обеих держать в курсе дела. Лукас вызвалась инструктировать Локсли по любым вопросам, прекрасно осознавая, что у журналистки на это не будет времени, учитывая материнство, зарождающиеся отношения с женщиной, в поддержании и развитии которых блондинка нуждалась на физическом уровне, а также написание «липовых» статей, которые Свон предстояло наштамповать за ближайшую неделю и убедить Арчи выпустить их. Эмма не представляла, как отплатить Руби за всё, что та для неё делает, но глубоко внутри понимала, что подруга никогда не потребует вернуть должок. Для фотографа журналистка и её дочь были частью семьи, и их интересы она считала своими, поэтому блондинка всегда могла рассчитывать на бескорыстную помощь Лукас. Свон не считала это чем-то неестественным, потому что ради Руби сама пройдёт через огонь и воду, через медные трубы они, пожалуй, уже проходили. Брюнетка оставила мальчика в компании близнецов и Кэтрин, а сама, внемля заверениям светловолосой по поводу «редкой возможности побыть наедине с Эммой», последовала ненавязчивому совету Нолан и решила воспользоваться ситуацией, в которой они с журналисткой ненадолго освободились от материнских забот. Кэтрин, видимо, многое успела обсудить с Миллс, и блондинка многое бы отдала за возможность узнать, о чём Реджина говорит со светловолосой на кухне приглушённым голосом, пока мальчишки их не замечают? Что женщина говорит Нолан о Свон? Как брюнетка в целом отзывается не только о самой Эмме, но и об отношениях с ней? Журналистке было важно, чтобы Миллс чувствовала себя комфортно с ней, как со своей парой, не только, когда блондинка физически находится рядом, но и на расстоянии. Свон никогда не думала, что будет думать о таком, беспокоиться о мнении своей партнёрши ей тоже ранее не приходилось, как и планировать совместное будущее. Но с Реджиной Эмме хотелось свернуть горы, посетить все памятные места этой женщины, быть для неё лучшей… И каждый раз, когда брюнетка смотрела на журналистку, а карамель бушевала в её тёплом и нежном взгляде, Свон ощущала себя не просто лучшей, единственной. Эмма стала зависима от этого чувства. Миллс имела свойство проявлять инициативу во всём, где принимала участие, и для журналистки такое поведение было в новинку. Раньше всю ответственность за начало и за конец любой интимной связи блондинка брала на себя, чтобы в любой момент иметь возможность прервать «общение» с той или иной девушкой. Но с Реджиной они были на равных во всех аспектах. Свон отдавала и получала внимание, делилась и наслаждалась заботой, сама слушала и была услышанной. Женщина не руководила Эммой и не пыталась заставить журналистку подстроиться под себя, но блондинка в какой-то момент осознала, что сама с удовольствием отдаёт брюнетке право быть у руля в их отношениях. Сейчас Миллс хотела встретиться со Свон наедине и, пусть они обе до смерти любили своих детей, подобное личное пространство было необходимо обеим. Реджина сначала просто поинтересовалась, где сейчас Хоуп, затем уточнила, как долго Эмма собирается «продержать» дочь у Грейс, и только после этого поставила журналистку перед фактом: женщина собиралась встретиться с блондинкой у её дома. Перспектива урвать пару уединенных часов с брюнеткой окрыляли Свон. Она простилась с подругой и Робином, бросив неловкие извинения напоследок, как только прочитала сообщение Миллс, а потом буквально побежала на неожиданную, но безумно приятную встречу. Эмма вела себя, как влюблённый подросток: немного глупо, но абсолютно не сдерживая своих чувств и эмоций. Журналистка не помнит, как села в машину, а путь от «Пряничного Домика» до квартиры и вовсе вылетел из головы. Её сознание включилось только когда она заехала в родной район, а механический автопилот уступил место обострённому вниманию. Блондинка жадно всматривалась в припаркованные машины у обочины дороги, выискивая хорошо знакомый ей чёрный Мерседес, прекрасно осознавая, что «случайно» пропустить его не выйдет. Машина Реджины в целом была чем-то удивительным для того района, где Свон снимала квартиру, поскольку не каждый мог позволить себе такой транспорт. Средний класс предпочитал что-то вроде семейных минивэнов, или же наоборот непримечательных бледных седанов, которые угнать уж точно не захочется. Люди из мира Эммы отдавали предпочтение практичности, нежели классу «люкс». Взгляд зелёных глаз зацепился за утончённый женский силуэт, а на губах выросла широкая довольная улыбка. Журналистке потребовалось всего мгновение, чтобы узнать брюнетку издалека. Если бы блондинка видела своё лицо со стороны, то непременно сравнила бы себя с котом, которому только что презентовали ведро сметаны. Она была не просто довольной, она была счастливой! Миллс была для Свон лекарством от любых переживаний, мгновенно нейтрализуя неприятные и тяжёлые воспоминания за день: сомнения начальника по поводу статей, малоприятное знакомство с Корой, довольно стрессовый разговор с другом Реджины о Грэме… Всё кануло в Лету. Женщина не видела, как подъезжает Эмма, что-то сосредоточенно вычитывая с экрана своего телефона, но журналистка лишь воспользовалась этим моментом, чтобы чуть лучше рассмотреть её. Брюнетка была в своём чудесном строгом узком платье насыщенного синего цвета, оттенок которого могла правильно назвать только сама Миллс. Блестящая ткань в лучах солнца приобретала васильковый оттенок, плотно облегала стройную талию, подчёркивала интригующую линию бёдер, заканчиваясь у колен. Платье обнажало изящную тонкую шею, аккуратные руки и хрупкие плечи Реджины, позволяя блондинке полюбоваться не только дорогой синевой ткани, но и смуглым бархатом кожи. Женщина снова была на каблуках, её чёрные лабутены подчёркивали стройность ног брюнетки, предавали щиколоткам особую эстетику, о которой ранее Свон не задумывалась. Каскад густых волос тёмными волнами спадал на плечи, и лишь слегка прикрывал лицо, пряча его в своей игривой тени. Брюнетка стояла, прислонившись к машине, удобно умостившись бёдрами на капоте. Поза Миллс казалось немного ленивой, но не менее эффектной. Эмма заняла единственное вакантное место для жука по другую сторону дороги, но Реджина так и не посмотрела в её сторону. Женщина лёгким движением руки убрала пальцами непослушные пряди с лица, и журналистка заметила лёгкую полуулыбку на губах брюнетки, которая не оставила сомнений: Миллс переписывалась с сыном. Прохожие бросали удивлённые взгляды на Реджину, словно она совсем не вписывалась в антураж этого района, и были полностью правы. Женщина, даже если и заметила повышенное внимание в свой адрес, умело его игнорировала. Блондинка дала себе пару секунд просто понаблюдать за брюнеткой, пока в итоге не заставила себя выйти из машины: наблюдать за Миллс со стороны одно удовольствие, но терять просто так драгоценное время, которые она может провести рядом с Реджиной, казалось Свон преступлением. Эмма вышла из машины, инстинктивно поправляя на себе одежду и невидимые складки на одежде, которые на самом деле вряд ли существовали, убрала волосы за уши, облизнула пересохшие губы, и только потом позволила себе направиться к женщине. Журналистке стоило немного лучше поработать над своим нарядом… Брюнетка, боковым зрением заметив движение справа, кинула тёмный взгляд в сторону блондинки, мгновенно пронзив её глубиной своих глаз. У Свон пробежали мурашки по позвоночнику от силы реакции собственного организма на Миллс, которая не менялась с течением времени: сердце пустилось вскачь, разгоняя эндорфины по всему организму, в животе появилась приятная лёгкость, а ноги стали свинцовыми в своём стремлении прирасти к земле. Реджина повернула голову к Эмме, тут же опуская телефон и полностью переключая на журналистку своё внимание. Женщина, намеренно или нет, очертила взглядом силуэт фигуры блондинки с головы до ног и обратно, откровенно оценивая и изучая, кожа Свон едва ли не вспыхнула от интенсивности и пылкости взгляда брюнетки даже через одежду. Секунда, и пухлые, окрашенные ярко-алой помадой, губы изогнулись в неторопливой усмешке, немного хищной, сногсшибательной и опасной, обнажая два ряда ровных белоснежных зубов. — Эмма, — Миллс произнесла имя журналистки с особенным удовлетворением. — Ты приехала быстрее, чем я думала. — Привет, — отозвалась блондинка, подходя к Реджине и пряча руки в карманы, чтобы ненароком не коснуться женщины на публике. Свон остановилась всего в метре от неё, любуясь шоколадным отливом тёмных волос, с которыми играло солнце, и отчаянно желая протянуть руку, чтобы ощутить мягкость этих локонов на своих пальцах. — Как я могла не ответить на твоё предложение встретиться? Брюнетка оттолкнулась от машины, самодовольно вскинув подбородок, но ни на секунду не оторвала взгляда от глаз Эммы. Миллс получала истинное удовольствие от реакции журналистки, которую та даже не старалась скрыть. Блондинка решила вернуть должок, тоже медленно скользя взглядом по каждому изгибу тела Реджины, ненадолго задержав внимание на запястьях и тонких длинных пальцах женщины. Непристойные мысли постучались в сознание Свон, и Эмма закусила губу, возвращая взгляд к волшебным тёмным глазам женщины. Брюнетка молчала, заинтересовавшись немного стыдливым румянцем на бледных щеках, затем разомкнула губы для вопроса, но в последний момент лишь понимающе улыбнулась. — Зайдёшь? — прочистив горло, уточнила журналистка. — Как давно ты караулишь меня под домом? — Около часа, — спокойно ответила Миллс, и лицо блондинки удивлённо вытянулось. — Успокойся, ты приехала сразу, как прочитала моё сообщение. К тому же, мне было, чем заняться. — Почему ты так спонтанно приехала? — Свон склонила голову на бок. — Я не жалуюсь, просто интересно. Обычно ты всегда планируешь свои визиты или же договариваешься со мной заранее. — Потому что захотела тебя увидеть, — протянула Реджина, а затем немного смущённо опустила взгляд. — И потому что Кэтрин была очень убедительна, заявив, что мы ещё не скоро сможем побыть наедине, учитывая, что рядом всегда будут либо дети, либо другие люди. По словам Кэт, нам полезно просто побыть вдвоём, позволяя себе чуточку раскрепощённости. — Я говорила, что Нолан умная женщина? — улыбнулась Эмма. — Несколько раз, — с тихим смешком, кивнула брюнетка. — Я передам ей твои комплименты при встрече. Или же сама ей их скажешь, когда мы поедем забирать детей. Ты же свободна до конца дня? — Всё, что мне было нужно, я уже сделала, — кивнула журналистка. — Хорошо, — Миллс посмотрела на жилой дом за спиной блондинки. — Тогда мы немного поболтаем, возможно, выпьем безалкогольных прохладительных напитков, а затем навестим Грейс. Поедем на моей машине, и это не обсуждается. Лучше будет сначала заскочить за Хоуп, а потом уже всей компанией заехать за Генри. Кэтрин обещала накормить нас ужином. — На твоей машине? — Свон ухмыльнулась. — Конечно, ведь я всё равно привезу вас с дочерью к себе после ужина, — как само собой разумеющееся заявила Реджина. — А в воскресенье вечером мы с Генри вернём вас обратно. — Меня более, чем устраивает, — кивнула Эмма, бабочки в её животе защекотали рёбра. Она отступила на шаг от женщины и театральным жестом с лёгким поклоном пригласила брюнетку проследовать вперёд. — Только после вас, миледи. Правда, не уверена, что у меня есть безалкогольные напитки… — Я об этом позаботилась, — подмигнула Миллс, принимая приглашение журналистки. Реджина позволила блондинке открыть перед ней дверь, и первая вошла в здание. Она не оглядывалась на Свон, подымаясь по лестнице, но Эмма знала, что женщина сконцентрирована сейчас только на ней и её компании. Журналистке нравилось наблюдать, как легко и просто брюнетка преодолевает лестничные проёмы на своих опасно-длинных каблуках, толком не глядя под ноги. Блондинка бы давно зарылась носом или бы вовсе сняла туфли, плюнув на всё. Но это же Миллс: грация и стать были у неё в крови. Свон удивлённо вскинула брови, когда Реджина прошла мимо её этажа и продолжила подниматься выше по ступеням, но не успела задать вопрос. Женщина, почувствовав, как Эмма замешкалась, не понимая, почему та продолжает свой маршрут, взмахнула рукой, призывая журналистку не отставать. Блондинка ухмыльнулась уверенности брюнетки. Миллс знала, что Свон сейчас не сводит с неё взгляда, как и не сомневалась в том, что Эмма всегда последует за ней. Да и в целом, как можно отвести взгляд от этих плавно покачивающихся бёдер, когда они буквально у тебя перед носом? Журналистка практически нагнала Реджину, когда та поднялась на самый верх по лестнице вплоть до двери, ведущей на крышу. Женщина остановилась, снимая с плеча сумочку, и принялась что-то активно в ней искать. Блондинка не понимала, что происходит, ведь ключи от технических помещений и от всех остальных дверей были только у домоправителя, которому Свон исправно платила за съём квартиры. Она видела этого человека в лучшем случае раз в месяц, и знала, что он живёт на первом этаже в одной из квартир… — Эм… Реджина? — Молчи, — брюнетка обернулась через плечо на Эмму, глядя на неё с весёлой искоркой в глазах. — Не порти сюрприз. — Я думала, ты не любишь сюрпризы. — В каждом правиле есть свои исключения, — на этих словах Миллс выудила из сумочки небольшой ключик, который идеально подошёл замочной скважине двери. Реджина открыла дверь, с довольной ухмылкой, и первая вышла на крышу. Яркий солнечный свет на мгновение ослепил журналистку и заставил прищуриться, но взгляд её глаз всё равно жадно поглощал женщину перед собой. Блондинка придержала дверь, проморгавшись, чтобы избавиться от кругов перед глазами, и преодолела последние пару ступенек, присоединяясь к брюнетке. — Прикрой дверь, будь добра, — попросила Миллс, и Свон без возражений исполнила просьбу Реджины, услышав, как замок на двери автоматически захлопнулся. Эмма обернулась на женщину, позволив себе уже более сознательно оценить обстановку. На крыше было не так пусто, как журналистка предполагала, но, на удивление, чисто. Толстый кирпичный парапет был высотой по пояс, даря лёгкое ощущение безопасности и покоя, и служил своеобразными перилами, которые ограждали людей от падения вниз. На его поверхности стояли горшки с цветами, которые, как могла судить блондинка, исправно поливались владельцем дома, тут же в углу она заметила лейку, мешки с чернозёмом, пустые глиняные горшки, скрученный шланг. Чуть дальше на крыше стояли дешёвые стулья и стол из белого пластика, необычная конструкция для сушки белья, а на высоких винтовых сваях висел гамак… Он особенно бросался в глаза, поскольку показался Свон новым и слишком чистым, будто совсем недавно купленным в магазине. Безлюдно, немного шумно, но уединённо… Идеальное место для встречи двух тайных влюблённых, которые не могли позволить себе проявлять чувства публично, но ужасно жаждали подобной возможности. Эмма чувствовала, как солнечные лучи ласкают лицо, а тёплый ветерок щекочет кожу… Там, внизу, журналистка не ощущала ничего подобного. Из здания через дорогу, где был небольшой ретро-бар, доносилась оживлённая музыка, но была совсем не лишней, а даже подходящей под атмосферу этого импровизированного недосвидания. Брюнетка уверенно подошла к пластиковому столу, на котором стоял большой бумажный пакет, и выудила из него пак безалкогольного пива, который секундой позже с торжественным видом продемонстрировала блондинке. Свон усмехнулась, когда следом за пивом на столике появился контейнер с домашней едой приготовленной Миллс собственноручно. Эмма, неловко поправив лямки рюкзака, осторожно подошла к Реджине. — Выглядит аппетитно, — честно призналась журналистка, глядя на салат Цезарь и всё ещё тёплую запечённую картошку с грибами. — Когда ты успела всё это приготовить? — Дома у Кэтрин, — отозвалась женщина, заканчивая накрывать на стол парой столовых приборов. — Ты правда будешь пить со мной пиво? — блондинка скинула рюкзак на ближайший стул. — Я думала, что ты предпочитаешь вино. — Я не такая ханжа, Свон, — закатила глаза брюнетка, демонстративно открывая баночку пива. — Иногда могу себе позволить. Эмма, как завороженная, наблюдала, как Миллс подносит жестяную запотевшую баночку к алым губам, делая первый глоток. Реджина удовлетворённо улыбнулась, облизнув губы, смеющимися глазами наблюдая за журналисткой. — Эмма, прикрой рот, птица залетит. — Откуда у тебя ключи? — блондинка взяла себе тоже баночку, с громким пшиком открывая её, пытаясь словить губами образовавшуюся пену. Как так выходит, что женщина не пролила не капли, а Свон успела обронить несколько капель на твёрдое покрытие крыши и на свою одежду? — От владельца здания, разумеется, — брюнетка сделала ещё один глоток прежде, чем вернуть пиво на стол. — Скажем так, я арендовала у него крышу на пару часов. — Не знала, что так можно, — Эмма вытерла уголки губ пальцами. — Можно, если знать, как правильно убеждать, — пожала плечами Миллс, доставая из сумки пачку салфеток. Она тщательно протёрла стул, чтобы спокойно на него умоститься, а журналистка решила этим не утруждаться, просто плюхнувшись на него. Реджина вскинула брови, рассмеявшись поведению блондинки, к которому уже начала привыкать. — А гамак — тоже твоя идея? — кивнула Свон за спину женщины. — Верно, — брюнетка опустилась напротив Эммы, элегантно перекинув ногу за ногу. Она открыла контейнеры и придвинула их поближе к журналистке, побуждая её приступить к трапезе. — Всегда хотела попробовать. — Никогда не качалась в гамаке? — всё ещё под впечатлением уточнила блондинка. — Я так и знала, что у детей, родившихся с серебряной ложкой во рту, нет детства, — Миллс фыркнула на слова Свон. — Но мне нравится, что твой первый «опыт» будет со мной, Реджина. — Ты очень многое делаешь для меня и сына, Эмма. И мне ужасно захотелось сделать для тебя тоже что-нибудь, — женщина принялась играть пальцами с открытой баночкой пива. — И отчасти это мой способ отблагодарить тебя. — Ты ничего не должна мне, Реджина, — не задавая вопросов, журналистка взяла столовые приборы в руки. Один нож и одна вилка, а также порции, рассчитанные на одного человека, подсказали блондинке, что брюнетка обедать не собиралась. — Знаю, — тёмные глаза скрылись под густыми чёрными ресницами, когда Миллс опустила взгляд. Её голос стал почти шелковым, нежно лаская слух Свон. — Но я хочу проводить с тобой больше времени. Мне нравится представлять это своеобразной репетицией нашей совместной жизни после моего развода: подобные свидания, но в местах, где не придётся прятаться, семейные поездки, где дети будут спокойно воспринимать нас вместе, даже простая рутина. Я знаю, что у нас всё будет правильно, и мы идём в нужном направлении, вот такими маленькими шагами. — Изумительно, — Эмма ещё раз обвела взглядом крышу. — И уединённо. Это чудесный сюрприз. Ты куда романтичнее, чем считаешь, Реджина. — Приму за комплимент. — Это он и был. Только не потеряй ключ, прошу тебя, — журналистка покосилась на дверь. — Иначе нас долго не найдут. — Боишься остаться со мной наедине, Эмма? — женщина склонила голову на бок, обведя указательным пальцем ободок баночки пива. Дикая кошка и бедная мышка… — Нет, — блондинка поджала губы. — Боюсь, что просто в какой-то момент перестану сопротивляться своим инстинктам. Ты же знаешь, каких трудов мне стоит держать себя в руках. Свон схлестнулась взглядами с брюнеткой, поразившись, как быстро потемнели глаза Миллс от намёка Эммы. Реджина усмехнулась, лениво и безумно сексуально, будто в голове допуская возможность такого развития событий. Женщина была полностью расслабленной сейчас, естественной и беззаботной, какой была только в компании журналистки. — Если продолжишь в том же духе, Эмма, — предупредила брюнетка. — Я действительно выкину ключ с крыши, а это нам обеим не сыграет на руку. Поэтому, дорогая, попридержи флирт и поешь, пока еда окончательно не остыла. Блондинка улыбнулась. Миллс всегда говорила прямо обо всём, что было действительно важно, поскольку не любила терять время. Реджина словно знала, что ей достаточно просто озвучить свои мысли, чтобы получить от Свон желаемое. Ведь они обе хотели одного и того же. Этому качеству стоило поучиться. Эмма приступила к еде, наслаждаясь игрой вкуса на своём языке и мыслью, что женщина вложила частичку себя в каждую нарезанную помидорку, чтобы просто порадовать журналистку и утолить её голод. Готовила брюнетка просто изумительно, и каждый раз устраивала настоящий праздник желудка для блондинки, напрочь отбивая её желание лишний раз заскочить в какую-нибудь забегаловку за сэндвичем или хот-догом. Свон не могла поверить, чем она вообще смогла заслужить Миллс? Ведь, как ранее заявила Кора, Реджина была не её уровня и вряд ли когда-нибудь будет. Но Эмма продолжала упрямо тянуться к женщине и понимала, что та тоже идёт к ней навстречу во всём каждый день. Брюнетка с мягкой улыбкой наблюдала за журналисткой, медленно попивая пиво, что выглядело даже немного комично. Вечно деловая и строгая Миллс, одетая в дизайнерскую одежду, которую наверняка шили специально для неё, сидела на дешёвом стуле из ИКЕИ на крыше жилого дома на окраине города, и наслаждалась прохладным безалкогольным пивом из супермаркета. Это была настолько изумительная в своём противоречии картина, насколько и прекрасная. Блондинка, быстро прикончив приготовленный специально для неё обед, поспешила аккуратно сложить контейнеры, не дав Реджине сделать это самой. Женщина не стала возражать, просто наслаждаясь компанией Свон. Они болтали о всяких мелочах: говорили о работе брюнетки, о детстве Эммы, шутили о своих ребятах, делились забавными случаями из жизни… Непринуждённость и обыденность бесед с Миллс очень нравились журналистке. Для неё это то было дороже, чем пылкая страсть. Проводя время с Реджиной вот так, блондинка по-настоящему узнавала её, каждый раз поражаясь, насколько далеко они продвинулись в отношениях друг с другом. Женщина обладала искрометным чувством юмора, а её глубокий смех заставлял саму душу Свон вибрировать от удовольствия. Эмма обожала широкую и искреннюю улыбку брюнетки, любила то, как увлечённо Миллс говорит о Генри и Хоуп, нравилась серьёзность, с которой Реджина рассказывала о книгах. Это всё и многое другое составляли настоящий образ этой женщины. Брюнетка первая поднялась из-за стола, и протянула журналистке руку, поиграв пальцами, поторапливая блондинку принять её запястье в свою ладонь. Свон почувствовала облегчение, как только их пальцы встретились, даря долгожданный физический контакт, гармонично переплетаясь друг с другом. Миллс потянула Эмму на себя, помогая той подняться следом. Журналистка влюблённо смотрела на нежную улыбку Реджины, глядя на неё сверху-вниз, сжимая пальцы женщины в ладони, будто хватаясь за спасательный круг. Брюнетка спиной двинулась в сторону гамака, ведя блондинку за руку, полностью доверяя ей себя. Ей не нужно было смотреть, куда она идёт, потому что знала, что Свон подхватит её в любой момент, не дав упасть. Глаза Миллс дарили Эмме тепло, уют, что-то, что невозможно высказать словами. Журналистка опустилась в гамак, с непривычки чуть не свалившись с него, немного расскачиваясь по инерции. Блондинка умело удержала равновесие и устроилась в нём поудобнее, освобождая чуть больше пространства для Реджины, пока женщина, осторожно присев на самый краешек натянутой ткани, снимала свои туфли. Свон счастливо улыбнулась, когда брюнетка, напоследок ототкнувшись ногой, чтобы раскачать гамак посильнее, опустилась в объятия Эммы, разместив голову на её плече и обвив рукой талию. Они шли по краю лезвия, позволяя себе подобные слабости посреди бела дня, но Миллс сделала всё возможное, чтобы никто не смел им помешать или застать в таком положении. Журналистка не могла не думать о том, как плотно гибкое тело Реджины прилегает к её собственному, а горячее дыхание ласкает её шею. Тяжесть на плече, мягкие волосы между пальцев, опьяняющий аромат… Она просто лежала рядом с женщиной, впитывая в себя всё, чем та могла поделиться в эти драгоценные минуты: тепло и её исключительный запах. Блондинка одной рукой перебирала волосы брюнетки, пока Миллс выводила только ей известные узоры на ладони второй кончиками пальцев. Свон прикрыла глаза, понимая, что утопает в сладкой истоме прикосновений ловких рук Реджины. — У тебя так сильно бьётся сердце, — прервала тишину женщина, и, пусть Эмма не видела её лица, всё равно слышала в хриплом голосе брюнетки улыбку. — Я не могу это контролировать, — прошептала журналистка в волосы Миллс, полной грудью вдыхая аромат её волос. — Да и не хочу. — Мне нравится, — отозвалась Реджина. — Прозвучит странно, если я скажу, что лучше всего засыпаю именно под удары твоего сердца? — Нет. — Хорошо. Правда, мне кажется, что мы можем столкнуться с одной щекотливой проблемой в будущем, — женщина накрыла руку блондинки ладонью. — Я боюсь настолько привыкнуть к этому, что в какой-то момент не смогу засыпать в своей собственной кровати без тебя. — Тогда лучше засыпать со мной, — ухмыльнулась Свон. — Обещаю, что возражать не буду. Плечи брюнетки затряслись от беззвучного смеха, и Эмма, поддавшись порыву, ласково поцеловала Миллс в макушку. Такая милая. Реджина немного развернулась в объятиях журналистки, чтобы иметь возможность видеть лицо блондинки. В этих карих глазах Свон видела целую вселенную, которую собиралась изучить до самых тёмных глубин. Лицо женщины настолько близко было к её собственному, что Эмма могла легко пересчитать каждую ресничку, рассмотреть линию шрама над верхней губой, запомнить едва заметные морщинки в уголках глаз. Было невероятно приятно просто лежать с брюнеткой вот так, слегка покачиваясь в гамаке, наслаждаясь лёгким ветерком и спокойствием. — Есть кое-что, о чём я хотела рассказать тебе, — едва слышно произнесла Миллс. — Есть кое-что, что меня немного беспокоит. — Конечно, что случилось? — Я влепила Грэму пощёчину, — вдруг призналась Реджина, и журналистка растеряно заморгала, пытаясь понять, правильно ли она расслышала. — Во время последней нашей встречи. Я никогда ранее так не поступала со своим мужем, и эта пощёчина ущемила его гордость. Я боюсь, как бы супруг не решил отыграться на тебе в отместку за мой поступок. Блондинка нахмурилась, неосознанно прижав женщину к себе ещё крепче, словно пытаясь защитить от её вышеупомянутого мужчины, а не защищаясь самой. Да, шатен уже десять дней не появлялся в поле зрения брюнетки, что Свон рассматривала, как хороший знак, но подобное поведение не могло не вызывать подозрений. Эмма невольно напряглась, и Миллс это почувствовала. — Хамберт что-то с тобой сделал? — Нет, — покачала головой Реджина. — Всё хорошо, правда. Он не мог ничего сделать. Да и я попыталась ему объяснить, чтобы он не смел трогать тебя, но не уверена, что Грэм меня услышал. — Не смог, но пытался, — перефразировала журналистка, сконцентрировавшись на определённых словах женщины. — Что он сказал? Снова угрожал тебе? Говорил что-то про пацана? Только не говори, что ты оставалась с ним наедине. — Эмма. — Одно твоё слово, и я… — блондинка запнулась, понимая, что действительно способна навредить мужу брюнетки, ограничившись не только сломанной челюстью, но и руками. — Я не позволю этому придурку подойти к тебе. — Тише, Свон, — Миллс коснулась лица Эммы, прося замолчать. Пальцы Реджины очертили линию челюсти Эммы и ущипнули за подбородок, пока тёмные глаза спокойно впитывали в себя мимику журналистки. — Супруг ничего не смог мне сделать, а все угрозы оказались пустым местом. Не волнуйся за меня, я смогла дать достойный отпор. — Тогда почему ты…? — Ударила его? — Да, — выдохнула блондинка, её воинственность слабела от мягкой игры пальцев женщины на своём лице. — Потому что он перешёл черту, — брюнетка поджала губы. — Я многое услышала о себе за годы совместной жизни и меня его слова перестали задевать. Угрозы, которыми он разбрасывался, стали простым мусором, который я просто игнорировала, но… Я сама удивилась своей реакции, когда мужчина заговорил о тебе, Эмма. Свон заинтересованно вскинула брови, не прерывая зрительного контакта с Миллс. Она видела, что тема была важна для Реджины, и хотела показать, что готова её услышать. Женщина немного помолчала, пытаясь подобрать слова, попутно играя со светлыми выбившимися волосами журналистки. Лицо брюнетки было таким умиротворённым, мягким, лишённым злых чувств и переживаний… — Грэм очень нелестно отзывался о тебе, и меня это вывело из себя. Всё, о чём я могла думать, это: «Какое право он имеет так говорить?» — Мне плевать на его мнение, — закатила глаза блондинка, она не боялась шатена, но Миллс была серьёзна. — Нет, послушай, — Реджина вздохнула. — Хамберт угрожал мне тобой. Он перешёл на личности, и я… Не сдержалась. Я почувствовала разницу между оскорблениями в свой адрес и в твой. Затронув тебя, Эмма, Грэм что-то во мне переключил. Я пришла в ярость, представив, что мой муж может сделать с тобой. Супруг не дурак, он видит, как я к тебе отношусь, и пришёл к довольно правильному умозаключению: ты — моя Ахиллесова пята. Если этот мужчина не может навредить мне через Генри, потому что, не смотря на свои странные способы показать это, действительно любит сына, то ты с дочерью легко можешь попасть под удар. Журналистка задержала дыхание, поразившись силе в голосе женщины. Брюнетка была спокойна и уверена в себе, она не выказывала и тени страха перед шатеном, лишь призрак опасной тихой злости отражался в глубоких карих глазах. Миллс принялась играть с верхней пуговицей на воротнике поло блондинки. — Я хочу, чтобы ты знала, Эмма, я не позволю ему не просто причинить вред тебе или Хоуп, я не позволю ему в целом говорить о тебе плохо. Никому. — Спасибо, — выдавила Свон, понимая, что Реджина — единственная женщина, способная не только украсть её дыхание, но и снова научить дышать. — Однако, Эмма, — продолжила брюнетка. — Моё поведение с Хамбертом служит доказательством, что во мне есть мрак, о котором не стоит забывать. Я не хочу когда-нибудь… — Что, сорваться на меня? — журналистка вскинула брови. — Всё в порядке. Я действительно ужасно невыносима, и ты это знаешь, — Миллс поджала губы, едва заметно кивнув, чем немного рассмешила блондинку. — И я всё ещё жива, Реджина, сколько бы твоих яблочных турноверов не пробовала. Ты хороший человек, честный, безумно добрый, открытый… — Свон коснулась щеки женщины. — И достаточно сильный, чтобы противостоять подобным порывам. У каждого есть своя тёмная сторона, мы с тобой не исключение. Вопрос лишь в том, есть ли у человека силы сопротивляться ей. Да и Грэм… Признаться, ему давно пора начистить рожу. — Эмма! — Это же правда! — журналистка рассмеялась, когда брюнетка попыталась сделать строгое лицо, силясь спрятать улыбку. — О чём ты переживаешь? Поставила мужа на место, с которым собираешься развестись и который постоянно распускал руки, готовишься начать новый этап своей жизни со мной, — Миллс ухмыльнулась на этих словах блондинки. — Продолжаешь растить чудесного сына. Что в этом плохого? Реджина с улыбкой покачала головой, отрицательно замычав. — Ты странная, Свон. — Спасибо, — самодовольно хмыкнула Эмма. — По почему? — Непредсказуемая, ребячливая, совершенно нехозяйственная, — принялась загибать пальцы женщина. — Со странным чувством юмора, и в тоже время удивительно настоящая и искренняя во всех вопросах. — Хм, — журналистка сделала вид, что задумалась. — Небольшое уточнение: ты же в восторге от моих шуток? — По большей части. — Тогда я довольна характеристикой, — блондинка поиграла бровями. — И мне нравится, что ты полная моя противоположность. Серьёзная, чудесная домохозяйка, строгая, но милая, чертовски горячая бизнес-леди… И, к слову, ты совсем не похожа на Кору, для справки. Брюнетка застыла, улыбка медленно покинула её лицо, а в глазах появилась настороженность. Миллс приподнялась на локте, чтобы иметь возможность смотреть на Свон сверху-внизу, внимательно считывая слегка виноватое а-ля «проговорилась» выражение лица. Идеальные дуги бровей медленно сдвинулись к переносице. — Ты не знаешь мою мать, Эмма. Журналистка закусила губу, не справляясь со смущённым румянцем. Она не собиралась скрывать от Реджины факт знакомства с её родительницей, но не хотела так сразу всё вываливать на неё, самостоятельно не переварив всю ситуацию. И всё же… Залогом отношений с этой женщиной прежде всего была честность. — Не совсем так, — пропищала блондинка, затем поспешила откашляться в кулак, чтобы прочистить горло. — Можно сказать, что я успела с ней познакомиться. — Как? — было видно, что брюнетка старалась, чтобы её вопрос не звучал резко. — Почему ты ничего не рассказала? — Потому это было сегодня утром, — смутилась Свон. — И я не хотела испортить тебе настроение. Мы «случайно» столкнулись у редакции, хотя уверена, что твоя мать поджидала меня там, чтобы показать, что знает о моём существовании. — Кора никогда ничего не делает просто так, — помрачнела Миллс, соглашаясь со словами Эммы. Черты лица Реджины немного ожесточились. — Что она от тебя хотела? Сомневаюсь, что она просто решила поздороваться. — Думаю, она просто прощупывала почву, — протянула журналистка, припоминая поведение родительницы женщины. — Хотела показать свою статусность, власть, поставить меня на место… Плоховато у неё с навыками коммуникации, если честно, — попыталась разрядить обстановку блондинка, но брюнетка шутку не оценила, сильнее сжимая пальцами ткань футболки Свон. Она тяжело вздохнула, посерьёзнев. — Твоя мать не просто сказала, что знает, где я работаю, но и перечислила те статьи, к которым я приложила руку. — Готова поспорить, что Кора не рассчитывала, что ты расскажешь мне об этом, — пробормотала Миллс. — Она продолжает пытаться контролировать меня, используя тебя, как рычаг давления. Я не ошибусь, если предположу, что она уточняла у тебя характер нашего общения и указывала на разницу нашего социального положения? — Мне кажется, она считаем меня золотоискательницей… — задумалась журналистка. — В принципе, я не удивлена, пускай думает, что хочет, — она помолчала, немного прищурившись. — Ты же не думаешь, что я с тобой из-за денег, верно, Реджина? — И в мыслях не было, — ответила женщина. — Ты никогда не просила меня ни о чём, что затрагивало бы материальную составляющую. К тому же, я знаю, что ты не такой человек, Эмма. С золотоискателями мне приходилось иметь дело, и ты точно на них не похожа. Однако Кора может не остановиться и попытаться отвадить тебя любыми способами. Она очень коварна и… — У неё ничего не выйдет, — блондинка активно покачала головой. — Ничего, слышишь? Тебе плевать на то, как я зарабатываю на жизнь и что у меня за плечами, а до остальных мне дела нет. Мне важно только то, как ты и только ты воспринимаешь меня, Реджина. — Ты прекрасно знаешь ответ, Свон, — брюнетка глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. — Что ещё моя мать успела тебе сказать? — Она попыталась выведать, есть ли у меня на тебя компромат — статья, которую я могла бы продать, — нехотя процедила Эмма, осознавая, как, должно быть, мерзко прозвучала её фраза. Уголки губ Миллс медленно опустились, и журналистка видела, что Реджине больно это слышать. Женщина грустно хмыкнула. Она холодно относилась к родительнице, да, но, как ни крути, Кора была её матерью, а та совсем не ценила свою дочь. — Прости, Реджина. Брюнетка покачала головой, погрузившись в раздумья, но блондинка не собиралась позволять Миллс оставаться наедине со своими грустными мыслями. Свон не знала, какие слова подобрать, поскольку у самой никогда не было родителей, но знала, что такое отношение матери Реджины совсем неправильное. Женщина нуждалась в любви, в заботе, в понимании, но никогда не получала этого от родительницы. — Ты не виновата, Эмма, — отстранённо ответила брюнетка. — Я просто не понимаю Кору. Никогда не понимала. С самого моего рождения я не чувствовала себя её дочерью. — Это её упущение, не твоё, — пылко заверила журналистка. — Ты просто невероятна, Реджина. Тебе не нужно одобрение матери, чтобы быть таковой. — Я для Коры была разменной монетой с детства: не могла выбирать себе друзей, а вынужденно общалась с детьми её знакомых, отец пытался это исправить, но моя мать морально задавила не только меня, но и его. Она вспоминала о своём «материнстве» только, когда ей было что-то от меня нужно, — задумчиво ответила Миллс. — Когда пыталась самостоятельно заводить друзей, которые, по мнению матери, не подходили мне, она просто «выкупала» меня у них. Предлагала деньги, решение их проблем, хорошие рабочие места для их родителей, — Реджина не заметила, как блондинка сжала зубы от негодования. — А затем так же успешно «продавала» меня и моё внимание тем, кто был ей полезен. Я терпела, потому что мать тогда становилась заботливой, пусть и на публику. Но после смерти отца, я перестала притворяться. Мне было тошно и противно от всего, что пыталась провернуть Кора, и стала сопротивляться ей. После этого наши отношения резко изменились. И она стала искать способы вернуть надо мной контроль. — Безуспешно, — попыталась улыбнуться Свон. — Это просто вопрос времени, когда моя мать попытается предложить тебе свою цену за меня, Эмма, — женщина пронзила журналистку нечитаемым взглядом, и всё внутри блондинки сжалось от сочувствия к ней. Брюнетка старалась выглядеть спокойной, но Свон уже научилась понимать Миллс, улавливая её настроение на подсознательном уровне. Реджину подводили десятки людей, много раз ранили члены «семьи», предавали ради чего-то материального. Её хрупкое сердце обросло сталью только из-за того, что было сотни раз разбито из-за таких людей, как Кора. Эмма не собиралась пополнять этот список. Журналистка обхватила лицо женщины ладонями, глядя в её глаза серьёзно и уверенно, пытаясь одним взглядом заверить её, что родительница брюнетки провалится во всех своих попытках. Миллс была для блондинки просто бесценной: ни деньги, ни прорыв в карьере не стоили того, чтобы отказываться от своих чувств к Реджине. И сама женщина… Она сама шла против всех, избрав Свон в свои спутники, каждый день она доказывала Эмме снова и снова, что не отступится, от своего выбора, тем самым делая журналистку самой счастливой во всей этой чёртовой вселенной. Блондинка изучала прекрасные черты лица брюнетки, радуясь тому, что успела остановить Миллс до того, как та попытается нацепить на себя непроницаемую маску Злой Королевы. Реджина никогда не была ни злой, ни тёмной, ни мстительной… Её делали таковой лишь поступки других людей, превращали её в злодейку, приписывали несуществующие ранее качества. Свон любовалась тем, как солнце играло с густыми длинными ресницами, золотистыми брызгами отражаясь в тёплых карих глазах. Эмма наслаждалась чувственным изгибом слегка приоткрытых губ, мягкость которых никогда не забудет. Журналистка очертила контур пухлых губ женщины подушечкой большого пальца, и брюнетка растерянно заморгала, тихо вздохнув — её поразила резкая смена настроения блондинки. Свон подалась вперёд, выбивая Миллс из колеи своим порывом, и оставила лёгкий, почти невесомый, поцелуй на линии шрама. Она любила в Реджине всё, без остатка. Женщина прикрыла глаза, задержав дыхание, когда Эмма шепнула в самые губы, позариться на которые пока не смела: — Я никогда и ни на что тебя не променяю, Реджина. — Знаю, — брюнетка едва заметно улыбнулась. — Именно поэтому так не хочу тебя потерять. Музыка, доносившаяся из бара через дорогу, стала значительно громче, и журналистка с Миллс практически одновременно повернули голову в сторону сменившейся музыкальной дорожки, отреагировав на смену обстановки. Видимо, у кого-то из гостей было немного романтический настрой… Если бы блондинка знала этого героя в лицо, то непременно пожала бы ему руку, ведь Реджина вдруг тихо рассмеялась, вслушиваясь в текст песни. Приятная мелодия расслабляла и успокаивала, балуя женщину и Свон своими ненавязчивыми нотами. Брюнетка переглянулась с Эммой, вдруг широко улыбнувшись розовому румянцу на щеках последней. Знала бы Миллс, насколько красивой она сейчас была в глазах журналистки, и как тяжело блондинке удержаться, чтобы снова не поцеловать её. Срочно нужно было отвлечься, а в голове у Свон было, как обычно, слишком пусто. Когда рядом была Реджина, Эмме в целом было затруднительно думать о чём-либо постороннем. — Ты любишь танцевать? — спросила журналистка, кивнув в сторону доносящихся звуков из бара. — Нет, — покачала головой женщина. Слишком категорично. — Что ж, ладно… — хмыкнула блондинка, но её руки сместились на талию брюнетки, немного сжимая ткань платья. Миллс помолчала, насмешливо глядя на Свон, которая не знала, куда деть свои глаза. Реджина с лёгким любопытством склонила голову на бок, оценивая реакцию Эммы, а потом медленно отстранилась, переходя в практически сидячее положение. Всё это время женщина смотрела на журналистку, практически не моргая. Она протянула блондинке ладонь, и Свон покосилась на неё, как на что-то ранее неизведанное. — Что? — Но ты всё равно пригласи меня на танец, Эмма. Журналистку пробило током от низкой хрипотцы заигрывающего тона брюнетки. Взгляд Миллс, такой проникновенный и прямолинейный, пускал сердце блондинки в бешенный галоп. Свон не думала о танце, даже более того, она не умела танцевать в правильном значении этого слова. Были моменты, когда Эмма ходила по клубам вместе с Руби, тогда она позволяла себе выйти на танцпол и затеряться в толпе, отдаваясь музыке: никто на неё не смотрел, у неё не было партнёрши, не нужно было контролировать куда пристроить свои руки, и как поставить ноги. А сейчас… — Потанцуй со мной? — за журналистку говорило сердце, а не разум. Блондинка и не заметила, когда рука Реджины оказалась в её ладони. — С удовольствием. Женщина сжала руку Свон прежде, чем отпустить, и довольно грациозно поднялась с гамака всего за пару секунд, а вот Эмме потребовалось чуть больше времени. Журналистка всё ещё чувствовала жар кожи брюнетки на своей ладони и горела желанием снова прикоснуться к ней. Миллс вернулась на свои каблуки и отошла ближе к центру крыши, выжидая, когда журналистка неловко присоединится к ней. Блондинка обтянула на себе одежду и шумно выдохнула, вытирая ладони о джинсы, её глаза были приклеены к Реджине. Ноги понесли деревянное тело к женщине, и Свон остановилась в шаге от брюнетки, потирая руки, будто готовясь взяться за серьёзную физическую работу. Для неё танец был сродни поднятию груза весом в тонну. — Ты волнуешься? — удивилась Миллс, окинув Эмму взглядом. — Похожее выражение лица я видела всего раз, когда ты на каток впервые вышла. — Немного, — призналась журналистка. — Тогда почему?.. — Потому что это ты, Реджина, — прервала женщину блондинка. — Но я не умею танцевать, сразу предупреждаю. — Не переживай, тебе досталась опытная партнёрша, Свон, — брюнетка сократила оставшееся расстояние с Эммой и мягко взяла её руку в свою. — Я знаю, что ты достаточно сильная и гибкая, быстро научишься. Взгляд Миллс метался между глазами журналистки, и тело блондинки мурлыкало от этого внимания. Реджина улыбнулась и положила ладонь Свон на свою талию, и пальцы Эммы тут же крепко сжали ткань платья женщины. Брюнетка и сама положила свою руку на бедро журналистки, но лишь для того, чтобы немного развернуть её к себе. Тело блондинки отзывчиво поддавалось умелым рукам Миллс. Свон задрожала, когда Реджина взяла вторую руку Эммы, и тоже обвила ею свою талию. — Начнём с простого, если ты не возражаешь, — прошептала женщина, словно не желая спугнуть музыку, витающую в воздухе. — Можешь делать со мной, что хочешь, — пробормотала журналистка, и брюнетка усмехнулась, с радостью принимая слова блондинки. Миллс опустила руки на предплечья Свон и медленно провела ладонями вверх от локтя до плеч, наверняка ощущая, как кожа Эммы горит под её руками. Реджина сцепила пальцы на воротнике поло чуть ниже затылка журналистки, не скрывая своего удовлетворения от тесной близости с блондинкой. Свон почувствовала огонь в лёгких при мысли о медленном танце с этой женщиной, и потребность здесь и сейчас поцеловать брюнетку казалась яростно-непреодолимой. Эмма невольно опустила взгляд на шею Миллс, любуясь её плавными изгибами и тёмными волнами мягких волос на плечах. — Ты занималась танцами? — осторожно уточнила журналистка. — Да, положение обязывало, — кивнула Реджина. — Все эти званые ужины, вечера в кругу высшего общества, вечеринки у спонсоров… — Не продолжай, — нервно рассмеялась блондинка. — Я даже на выпускном не танцевала. — Неужели? — фыркнула женщина с толикой сарказма. — Не будь такой каменной, раскачивайся вместе со мной. — В какую сторону? — уточнила Свон. — Боже, Эмма, — брюнетка искренне рассмеялась. — Просто расслабься. Миллс стала вести в танце, носками туфель подсказывая ногам журналистки куда двигаться. Блондинка сосредоточенно смотрела себе под ноги, а Реджина не мешала ей заниматься подобным изучением, глядя на неё со странной смесью смеха и нежности в глазах. Женщина принялась мягко поглаживать шею Свон чуть ниже затылка, мягко царапая чувствительную кожу. — Не отвлекай, — предупредила Эмма, и от серьёзности её тона и решительного лица, брюнетка рассмеялась. Журналистка почувствовала раскаты смеха Миллс, но всё ещё не решаясь оторвать взгляд от своих ног. — Прости, не могла удержаться, — улыбнулась Реджина без тени вины. — Как ты думаешь, какой была бы наша история, учись мы в одной школе? — Ты бы вряд ли меня заметила, — ухмыльнулась блондинка. — Я уверена, что пробиться к тебе в «свиту» было бы очень проблематично. — Думаешь? — прошептала женщина, уже откровенно проведя ногтем по шее Свон, тут же поймав её глаза в плен, из-за чего та сбилась с ритма и чуть не запуталась в свои ногах, но брюнетка ловко придержала её в нужном положении. — Ты куда ярче, чем думаешь. Поверь, основываясь на нашей первой встрече, я могу назвать тебя незабываемой. Миллс вернула одну руку на талию Эммы, помогая их бёдрам двигаться в одном ритме. Музыка была лёгкой, но ритмичной. Журналистка сжала бархат платья под пальцами, неосознанно прижимаясь к Реджине ещё ближе, она больше не позволяла себе отвести взгляд от глаз женщины, теряясь в её расширенных от сдерживаемой бури чувств зрачках. — Ты бы не заметила меня, — повторила блондинка. — Даже не узнала бы о моём существовании. Потому что, чтобы пригласить тебя на танец на выпускном балу, мне помешала бы разница в возрасте. Когда тебе было восемнадцать, я была тринадцатилетней девчонкой. Я бы всё ещё посещала занятия средних классов. — Досадно, — протянула брюнетка, очевидно, забыв об этом факте. Она немного помолчала. — Тогда и ты бы не узнала обо мне. — Сомневаюсь, — парировала Свон. — О тебе бы наверняка слагали легенды. Я бы только мечтала о том, чтобы увидеть тебя вживую. Прославленную королеву выпускного бала в своём великолепии. Я вряд ли смогла бы конкурировать со всеми твоими ухажёрами в таком бестолковом возрасте. — Неужели? — внутри Эммы всё перевернулось под тяжестью внимания Миллс. — Тогда, как насчёт университета? — Я была бы первокурсницей, а ты бы заканчивала магистратуру, — улыбнулась журналистка, не сомневаясь, что на бакалавре бы Реджина не остановилась. — Уверена, что однозначно запала бы на тебя, случайно наткнувшись в коридоре, опаздывая на какую-нибудь пару. А на некоторых предметах ты бы и вовсе ассистировала какому-нибудь профессору. — Да, — рука женщины спустилась чуть ниже на бедро блондинки, ненавязчиво поглаживая грубую ткань джинсов. — Я бы однозначно запомнила это растрёпанное светловолосое недоразумение, которое чуть ли не сбило меня в коридоре. Свон втянула аромат брюнетки, позволяя ему проникнуть в свои чувства и завоевать сознание. Ей нравилось представлять их с Миллс альтернативное знакомство в другой параллельной реальности, где они обе нашли бы друг друга гораздо раньше, чем это было в действительности. Тогда бы Эмма не упустила момента и не позволила Грэму вторгнуться в жизнь Реджины, тогда бы они уже могли справлять их десятую по счёту годовщину, тогда бы… — Ты бы согласилась выпить со мной кофе после пар? — улыбнулась журналистка. — Или пошла бы со мной в театр на свидание? — Определённо, — женщина кокетливо вскинула бровь. — Если бы ты постаралась правильно пригласить меня. — Я бы приложила все усилия, чтобы завоевать тебя. Брюнетка убрала руку с шеи блонндинки и ласково коснулась её щеки, проводя пальцами вниз по челюсти к подбородку Свон, восхищаясь реакцией Эммы на свои прикосновения. Журналистка склонилась к Миллс, представляя, как целует эти нежные губы, и Реджина подарила понимающую улыбку. Женщина опустила взгляд на губы блондинки, её пальцы опустились на шею Свон, замерев там, где ощущалось дикое биение сердца. Брюнетка прикрыла глаза, своими манипуляциями словно напрямую общаясь с сердцем Эммы, прислушиваясь ко всему, что оно так стремится ей рассказать. Журналистка не сопротивлялась и не пыталась скрыть своих чувств, наконец, полностью расслабившись. Она стала подстраиваться под плавные покачивания бёдер и небольшие шаги Миллс уже просто инстинктивно. Блондинка знала Реджину, знала её характер, и ей только предстояло узнать её тело, но гармония их движений, и то, как изгибы тел идеально дополняли друг друга, было очевидно. Женщина сильнее вцепилась в Свон, когда почувствовала, что та пытается перехватить инициативу на себя, и хитро ухмыльнулась её смелой попытке, но так просто сдаваться не собиралась. — Я бы старательно посещала все пары, на которых могла бы тебя увидеть, старалась бы попасть в баскетбольную команду, чтобы произвести на тебя впечатление, всегда исправно возвращала бы книги в библиотеку, поскольку точно знала бы, что могу тебя там найти, — продолжила мечтать Эмма. — И каждый вечер встречала бы тебя после занятий, чтобы проводить до машины, а потом уже и до дома, ожидая, когда ты уже сжалишься и пригласишь меня зайти на чай. — Настырно. — Я настойчивая, — согласилась журналистка. — И ни за что бы тебя не упустила. — Что ж, — протянула брюнетка. — Я бы уж точно не стала сопротивляться твоему вниманию. Ну, ладно, возможно, поначалу. И, конечно, не стала бы тебя долго терзать. — Ходила бы на мои матчи? — выгнула бровь блондинка. — Конечно. — Есть! Жизнь удалась! — от детского и искреннего восторга Свон Миллс рассмеялась, качая головой и потешаясь с ребячливости Эммы. Журналистка скопировала улыбку Реджины. Женщина немного помолчала, любуясь блондинкой. — Я верю, что заметила бы тебя, — прошептала брюнетка. — Неважно при каких обстоятельствах, но мы бы обязательно встретились и оказались бы в подобном моменте, Свон. И, возможно, познакомившись мы в университете, именно мне пришлось бы украсть твой первый танец на выпускном балу. — Не только первый, — отозвалась Эмма, ныряя к Миллс и заключая её в нежные, но крепкие объятия, прижав её тело к своему. — Я бы хотела, чтобы тебе принадлежали они все, Реджина. Только представь, мы с тобой танцуем под этим жутким диско-шаром, не обращая внимания на софиты и подвыпивших студентов, которые тайком подлили водку в пунш. Громко играет музыка, которую все мы слышали в самых банальных молодёжных комедиях, потому что ди-джеем поставили профессора по истории, который изо всех сил пытается молодиться и идти в ногу со временем. На тебе длинное чёрное платье, потому что это «твой цвет», на мне купленный второпях брючный костюм, который мне немного великоват… — женщина усмехнулась, представляя себе эту картину. — Вокруг полно людей, и все точно на нас смотрят, но ты… Ты смотришь только на меня, Реджина, и гордо ведёшь в каждом чёртовом танце. — Думаешь, я настолько жадная? — брюнетка ответила на объятия журналистки, довольно мурлыкнув, когда рука блондинки скользнула вверх по позвоночнику Миллс к лопаткам, а затем выше, теряясь в волосах. — Да, — нагло заявила Свон, и Реджина скептически хмыкнула в шею Эммы. — Если бы мы встретились раньше, я бы хотела, чтобы ты украла у меня не только первый танец, но и первый поцелуй. Все первые и все последние разы были бы твоими, Реджина. Женщина застыла, обдумывая слова журналистки, разбирая их по слогам и по буквам, анализируя, принимая их смысл. Блондинка говорила серьёзно, и не сомневалась, что брюнетка ответит с теми же чувствами. Миллс немного отстранилась от Свон, чтобы иметь возможность видеть её глаза. Реджина закусила губу, медленно пропуская её между зубами и потянулась к лицу Эммы, остановившись в паре сантиметрах от её губ, когда их носы соприкоснулись. — Думаю, я бы увезла тебя с бала, не дождавшись его завершения, — ответила женщина, поддержав фантазию журналистки. — Уверена, что мы бы нашли для себя более интересное занятие. Только для нас двоих. Блондинку прошибло током, наэлектризовав каждый волосок на её теле. Слишком неуместные образы стали появляться перед глазами Свон, навеянные длительным воздержанием. Трудно было не допускать мысли эротического содержания, когда брюнетка буквально шепчет эти слова Эмме в губы. — Это звучит ужасно сексуально, ты знаешь? — практически простонала журналистка. — Не играй с моей фантазией. — Это просто чудесная сказка, Эмма, — поправила Миллс. — Но я бы очень хотела узнать, что было бы дальше. После хэппи-энда, в котором мы уезжаем в закат. — Узнаем позже, — пожала плечами блондинка. Реджина согласно кивнула и снова закинула руки Свон за шею, с лёгкой улыбкой глядя той в глаза. — Ну как? У меня неплохо получается танцевать для новичка, Реджина? — Скажу, как только ты слезешь с моей ноги, — женщина многозначительно выгнула бровь опустив взгляд вниз, и Эмма проследила за глазами брюнетки. — Что? Чёрт! Прости…