Лисья Богиня

Если вы не знаете куда идете, то любая дорога сможет привести вас туда. ©Л. Кэрролл «Алиса в стране чудес»

Город, координат которого ни на одной карте не найти. Город-мираж. Город — призрак… Скрипач, чей инструмент — кости сестры его. Скрипач-безумец. Скрипач — дьявол… Сказка, которая не была никогда рассказана. Сказка, чей сказочник умер, корчась в страшных агониях. Сказка из числа тех, что ни в коем случае не расскажут сыну перед сном… Мне мало что известно, да и то, что известно, стирается из памяти с первыми лучами солнца… Но не закат ли алеет там, вдалеке? Мой взгляд тускнеет, а глаза загораются серебристым загробным светом. Это ночь. Это время волшебства. Это время сказок…

***

Замок был подобен храму, построенному на костях человеческих, и куполом устремляющимся в лазоревый хрусталь небес. Серые камни, словно впитавшие в себя крики всех страдающих во вселенной, и кровь со слезами всех обиженных и оскорбленных, составляли стены величественного сооружения и служили лучшей ему защитой. Это был замок Лорда Волдеморта, Тёмного Властелина, пятой королевской попирающего земной шар. Никто никогда не видел Лорда, никто не упоминал вслух имени его, внушавшего страх даже самым бесстрашным, но каждый был уверен в справедливости правления его, и каждый был ему покорен и верен. Если Вы захотите вдруг пройти насквозь Великий город, столицу всех столиц, Бритт, сперва Вам несомненно придётся встретиться с молчаливой стражей Пожирателей Смерти у городских ворот. Это личные наёмники короля, прославившиеся своей жестокостью и бессердечностью. За то их и ценит Тёмный Лорд. У самых ворот этого чудесного города живут самые нищие люди — отбросы общества. Их лица измазаны сажей и грязью, они — олицетворение рабочей силы и двигающий механизм города; если у кареты есть колёса, то у города есть нищие. У них тоже есть своя жизнь: они плачут, смеются, любят… Их дети — это такие же дети, как и у аристократов, и отличаются они лишь тем, что не ходят в школу, нет у них гувернёров и слуг… они сами слуги и себе, и лицам вышестоящим. Это дети трущоб, не имеющие ни малейшего шанса выбраться из своей дыры в люди и зажить полноценной жизнью… Да, впрочем, они и не страдают, ведь не имеют представления ни о чем, кроме грязи, которой по сути и являются. Как холм, возвышающийся до райских кущ, из поэмы Данте, так и город виток за витком поднимается вверх. Чуть выше трущоб начинают появляться дома почище, побогаче. Вот, в некоторых местах блестят уже верхушки церквей: здесь поют молитвы хранительнице прекрасного града Великой Богине Лилии!.. Чуть поодаль от величественных сооружений стоит приходская школа. Это единственное учебное заведение города. Так уж здесь повелось: кроме религии, людям ничего не надо. Да и что может быть нужно, когда всё, что нужно, и так предоставлено в пользование Богиней? И наконец, пройдя безмолвные ряды спящих домов, странник оказывается на главной площади, озаряемой звуками нежной скрипки. Это самое странное, пожалуй, и загадочное (не считая, конечно, замка, что возвышается на вершине холма и ограждён дополнительной чугунной оградой, увитой шипастым ядовитым плющом), что есть в городе. Скрипку слушать приятно, в этом нет никаких сомнений. Но ужасна не скрипка — ужасен скрипач, чья личность скрыта непроглядно-черной вуалью тайны. Люди спят в своих постелях, чувствуя себя в полнейшей безопасности. Но так ли это? Символ богини — рыжий лис — стоит у двери каждого, даже самого бедного, дома в виде каменного изваяния. Людям кажется, что так Богиня про них не забудет, избавит их от боли и гнева, ужаса и страданий, сделает их жизнь… правильной. Они чувствуют её присутствие повсюду, в каждом дереве, в каждом камне. Её прекрасный лик отображен на сотнях икон, коими увешаны стены многочисленных храмов. С правдоподобно живых фресок взирают на случайных прохожих прозорливые, ужасающие своей нечеловечностью глаза, будто не человеческой рукой эти картины созданы, а кем-то единственно вдохновлённым волей Божьей… И играет скрипка. Скрипка играет так, будто кого-то душат в постели, ломая позвоночник и дробя кости. Люди ещё не поняли, но это чей-то гимн, чья-то ужасная молитва Богине, чей гнев они еще не вполне познали. Но они познают его. С серого камня бордюра резво спрыгнул тощий нескладный парнишка. Его возраст был не определён, как и его половая принадлежность, а единственным, почему его можно было не принять за девушку, было отсутствие первичных половых признаков, не то, что бы и очевидное при его резко выделяющейся худобе. Молочно-белая кожа отливала серебром в лунном свете, а мутно-зеленые глаза двумя факелами ярко сияли за разбитыми стёклами очков. Длинные чёрные волосы скрывали уродливый шрам, молнией прочертивший кривую на всей правой стороне бледного лица. Мальчик был красив той ужасной красотой, которую приписывают вампирам и которая свойственна обычно умершим людям или же их призракам, но никак не живым. В левой руке мальчик сжимал утончённо прекрасную скрипку, пальцы правой величественно взмахивали смычком, что больше походил на уродливый сук дерева, сорванный с ветки неумелой рукой. Мальчишку звали Гарри, ему было шестнадцать. Это он играл, нарушая пением своего инструмента ночную тишину города, жители которого давно нежились в тёплых, и не очень постелях. Совершая странный, одному ему понятный обряд, Гарри так играл каждую ночь, становясь всё более и более зависимым от такого времяпровождения. Ему нравилась музыка. Он любил музыку. Он не любил людей. — Ваша игра была прекрасна! — крикнул кто-то за спиной парнишки, по чьему лицу пробежала судорога отвращения. — Вы не пробовались в придворный оркестр? Моя дочь искренне восхищается вашими псалмами. Вы почитаете богиню? — Непременно, — кивнул парень, пытаясь справиться с отторжением неприятного субъекта. — Нет никого выше и прекрасней Лилии. И я не пробовался в оркестр, мне… мне это не интересно. «Как и наш разговор», — мысленно добавил Гарри, развернувшись и покинув площадь. Он не удостоил своего случайного собеседника даже взглядом, тем более парень не заметил вывеску «библиотека» над домом, у порога которого стоял этот сумасшедший. Сумасшедшего звали Ксенофилиус Лавгуд. Он был нормальней многих нормальных, а его шестое чувство, отвечающее за эту самую нормальность, буквально кричало о грядущих изменениях в городе. Всё, что ни меняется — к лучшему, а посему мистер Лавгуд принял единственно верное решение, а именно: плыть по течению, к чему у него явно был талант. Оставалось лишь ждать, что же принесут эти самые изменения. И Ксенофилиус ждал. Ночь сулила быть тёмной и бурной.