MamoUsaWeek2021

      Усаги медленно плелась вдоль оживлённой улицы, где почти каждый прохожий норовил оттолкнуть девушку в сторону и на ходу отчитать за то, что мешалась под ногами. Усаги было всё равно. Она не замечала голосов вокруг. Ей было безразлично, что она болталась из стороны в сторону. Главное, она продолжала идти. Ей оставалось совсем немного.       При ней всегда был ключ от его квартиры. Она иногда приходила сюда — около десятка раз с момента отлёта Мамору в Америку, — когда чувствовала себя особенно одиноко. В такие моменты она хотела побыть совсем одна, наедине со своими мыслями и в окружении его вещей. Только в тишине квартиры Мамору Усаги могла собраться с мыслями. Даже если все эти мысли были только о нём.       Прошло почти четыре месяца, а от него до сих пор не было никаких вестей. Мамору не ответил ни на одно письмо Усаги — а ведь она отправила не менее сорока, ни разу не позвонил и сам не брал трубку. Он никак не дал знать Усаги, что с ним всё хорошо. И если сначала она терпеливо ждала, то спустя месяц в её сердце поселилась тревога.       Усаги неспешно прошла в его комнату, на ходу любовным и грустным взглядом окидывая стоящие на комоде их совместные фотографии: на некоторых только они, на каких-то ещё и Чибиуса. Мамору собирал фотографии с собой, однако их подавляющее число так и осталось стоять, дожидаясь приезда хозяина. Иногда Усаги стирала с них пыль, но в этот раз она пришла сюда не за этим.       Усаги осторожно, стараясь не сильно нарушать царившую тишину, отодвинула дверцу шкафа в его спальне в сторону и достала висящую с краю вешалку. Она скинула с себя верхнюю одежду, отбросив куда-то в сторону, и нацепила его рубашку, даже не застёгивая на все пуговицы. От неё пахло его парфюмом, Усаги казалось, что сам Мамору обнимает её и укрывает ото всех тревог, даже если его нет рядом.       Усаги почти рухнула на постель и прижала к себе одну из подушек. Она зажмурилась, крепко-крепко, но не позволила себе снова заплакать. Она была одна, но разве это было плохо? Разве случилось что-то непоправимое, то, что действительно стоило слёз? Усаги не знала. Поэтому и переживала так сильно, никому не выдавая свою боль.       — Где же ты? — прошептала она, раскинув руки в стороны. Белый потолок не давал ответа, сколько бы Усаги не прожигала его взглядом.       Усаги чувствовала, что что-то случилось — Мамору не стал бы молчать, обязательно бы дал знать, что с ним всё в порядке… но он молчал. Намеренно ли, случайно, но молчал, и ещё не разу не пытался выйти с ней на связь. Усаги устала ждать. Неизвестность была невыносима.       Усаги до последнего надеялась, что всё обойдётся. Ей очень не хотелось прибегать к помощи серебряного кристалла, ведь если он не сможет дать ответы на её вопросы, то… Девушка не знала, что тогда будет делать. У неё оставалась призрачная надежда, которую она решилась развеять. Сейчас. Всё или ничего. Но она должна знать.       Кристалл казался не более, чем простой стекляшкой — он отличался только в моменты битв, а сейчас и близко не был похож на мощнейший лунный артефакт. Но он столько раз разгонял тьму, прогонял врага, помогал в самые опасные моменты битв…       — Покажи его, — прошептала Усаги, склонившись над стеклянным цветком и губами касаясь его холодных лепестков. — Покажи его мне, прошу тебя. Я должна знать.       Усаги не знала, чего ей стоило ожидать: короткого видения, «портала» в другой конец мира или яркой вспышки, после которой пришло бы осознание. Стекляшка в её ладонях оставалась такой же холодной, как бы девушка не старалась согреть её своим дыханием. Кристалл не отзывался на просьбы своей принцессы, как бы долго она не просила.       — Пожалуйста, — голос Усаги дрогнул, перешёл на шёпот и затих. Она боялась, что если попросит ещё раз и ничего не произойдёт, то её сердце рухнет. Последняя надежда рассыплется в прах. Ведь кристаллу ничего не стоило лишь показать… А он не желал этого делать, как бы сильно Усаги того не желала.       Ей показалось, что она слышит голос Галаксии: далёкий, насмешливый, но обращённый не к ней. Усаги чувствовала её злость, её триумф, её довольство самой собой, её… отчаяние? Она не слышала слов, что почти кричала золотая воительница, но в сознании билась мысль: что бы она ни говорила, это кристалл исполнял просьбу Усаги, пытался показать ей что-то…       Усаги почти решила, что её надежда окончательно умерла, когда почувствовала лёгкое дрожание в своих руках: серебряный кристалл осторожно поблёскивал между ладоней Усаги и становился чуть теплее, обдавая кожу лёгким жаром. Девушка почти заплакала, ощутив энергию хрустального цветка, а потом подняла глаза, почувствовав чьё-то присутствие.       Перед ней кружила бледная пелена, понемногу вырисовывающаяся в дрожащую призрачную фигуру.       — Мамору… — выдохнула Усаги и сорвалась — на большее не хватило сил.       Мужской силуэт поднял голову и посмотрел на Усаги неясными глазами. Он замер, удивлённо разглядывая девушку, видимо, только осознавая, что она его видит.       — Усако…       — Мамору!       Усаги было дёрнулась ему навстречу, но побоялась, что если выпустит кристалл из своих рук, то всё закончится, видение исчезнет и причина, по которой Мамору молчал всё это время, так и не раскроется. Она ведь ещё не знала, что…       — Боже, я так счастлива! — Усаги пыталась улыбаться сквозь слёзы и трясла головой, чтобы стряхнуть всё новые и новые капли со своих глаз, потому что не могла стереть их рукой. — Ты ведь тоже видишь меня, Мамо-чан, правда? Видишь ведь, да? Почему же ты молчал всё это время? Я ведь так переживала за тебя!       Её слова чуть не перешли в рыдания, но она сдержалась. Кристалл же исполнил её просьбу, Мамору сейчас был прямо перед ней, всё было хорошо… Но когда Усаги справилась со своими слезами и подняла голову, она прочла безграничную грусть и тревогу во взгляде возлюбленного.       — Мамо-чан, прошу, скажи мне, где ты. Ты так долго не отвечал мне, я не знала, что и думать. Но ты…       — Я не могу, Усако, — выдохнул Мамору.       Его взгляд беспорядочно бегал по всему телу Усаги. Он старался запомнить каждый изгиб её лица, малейшую искорку на дне невозможно голубых глаз. Скользил ниже, по памяти вырисовывая очертания её стройного, хрупкого тела, сокрытого от его глаз в складках собственной рубашки. И возвращался обратно, заглядывая в полное непонимание лицо любимой. Он вроде как обещал, что никогда не заставит её плакать, но слёзы текли по щекам Усаги с новой силой, она мотала головой и поджимала губы, отказываясь верить в то, что он говорил.       — Нет, — шептала Усаги. — Нет, нет, нет! — шептала и переходила на крик, почти захлёбываясь в своих рыданиях. Потому что кристалл подарил ей надежду. И тут же забрал её, поистине жестоко обманув.       — Что бы ни случилось, я с тобой, Усако, — сказал Мамору, стараясь отвлечь Усаги от её мыслей. — Даже если ты меня не видишь. Я всегда рядом.       — Это всё ложь, неправда!       — Усако!       Усаги вздрогнула и замерла. Она посмотрела на Мамору, но ему, казалось, больше нечего было добавить. Он был здесь, перед ней — кристалл исполнил то, о чём просила его принцесса, но это… Это было неправильно. Усаги впервые подумала, что неведение убивало её не так сильно, как будет теперь мыль о том, что Мамору…       — Это Галаксия сделала, да? — спросила Усаги.       Мамору кивнул, не найдя, что ещё ответить. Что можно было говорить? Всё итак было очевидно.       Рука Мамору взметнулась вверх, к лицу Усаги, но она не почувствовала этого прикосновения. Должно быть, он хотел, по старой привычке, смахнуть слёзы с её лица и потрепать по голове, успокаивая и заверяя, что всё будет хорошо, но не смог призрачной рукой дотянуться до неё. Кристалл исполнил просьбу Усаги — теперь она знала, почему Мамору уже никогда не ответит на её письма и почему на другом конце провода она больше не услышит его настоящего, не механического голоса. Но на этом всё. Несмотря на всю силу, дарованную ей и артефакту в её руках, никто не умел воскрешать мёртвых.       — Я хочу обнять тебя, — прошептала Усаги. — Пожалуйста, — она поднесла сложенные ладони к своим губам, — всего одно прикосновение. Сделай это для меня, хотя бы на несколько секунд…       Силуэт Мамору, как и кристалл, засияли ярче. Черты его тела приобрели более точные границы, а через пару мгновений он и вовсе не отличался от себя настоящего и…       Усаги, не раздумывая, бросилась к нему в объятия, зарываясь лицом в мужскую грудь и пачкая его водолазку в своих слезах. Рубашка на ней неприлично сильно задралась, но это не волновало их — они знали, что покорность кристалла не будет вечной и у них есть всего несколько коротких, но таких жизненно необходимых мгновений.       Он обнимал её, крепко, безумно, почти до хруста в костях, но Усаги не было больно. Впервые за всё это время она чувствовала себя в безопасности и по-настоящему счастливой, хоть и знала, что скоро и от этих объятий останутся хрупкие воспоминания. Но Усаги продолжала прижиматься к Мамору невозможно близко, захлёбываясь в своих слезах и чувствуя, как радость и отчаяние смешиваются воедино.       Они любили друг друга, но им оставалось недолго. Усаги и Мамору терялись в прикосновениях друг к другу, не замечая, как Мамору вновь понемногу начинает исчезать.       — Я знаю, что ты сможешь победить её. В этом я не сомневаюсь, — сказал Мамору, когда они отстранились друг от друга, и провёл бледнеющей ладонью по девичьей щеке.       — А если я не справлюсь без тебя? — всхлипнула Усаги, понимая, что совершенно не готова его отпустить.       — Я всегда с тобой, и ты это знаешь. Ты очень сильная, Усако. И ты выстоишь, потому что я в тебя верю.       Мамору склонился к её лицу, чтобы коснутся её губ своими в лёгком, почти неосязаемом прикосновении. А отстраняясь, напоследок заглянуть в её заплаканные голубые глаза и улыбнуться, после чего раствориться в воздухе, словно его не было здесь пару мгновений назад.       Но была ноющая, однако приятная боль, оставшаяся после сумасшедших прикосновений, была помятая и задранная рубашка, была грусть в сердце Усаги. В её взгляде появилась решимость, когда на дрожащих ногах она поднялась и пошла прочь, с силой сжимая кристалл в своей руке.       Теперь Усаги знала, что ей нужно делать. Потому что вместе с невыносимой правдой и невероятной болью, серебряный кристалл, исполнив желание Усаги, подарил ей надежду.