Дневник Ани 2: истина точно где-то посередине

      Когда я вырасту, я буду как моя сестра. Буду работать и общаться с интересными людьми, буду встречаться с мальчиками и девочками. Я люблю свою сестру, может быть, потому, что она любит меня. Она для меня пример, и я хочу быть на неё похожей. Я ей горжусь, и мама с папой тоже.       Тихо я закрыла дневник сестры и посмотрела на Лену. Вздохнула – и ничего не сказала. Мы немного помолчали. Лена смотрела немного в сторону и мешала трубочкой коктейль, я смотрела в никуда.       – Наверное, это всё же лучше, чем если бы там было написано, что она тебя ненавидит, или что ты её обидела, – сказала наконец подруга. – Потому что ничего уже не исправить. Здорово, что у неё в жизни хотя бы была ты.       А вместо ответа я снова молчу. Ни слов, ни слёз, ни эмоций больше нет. Мне не очень понятно, почему сестра хотела быть как я, потому что я себя не очень высоко ценю, но сказать об этом Лене что-то мешает. Обычная взрослая, с усталостью от работы, одинокая и иногда думающая о смерти, которая с каждым годом всё ближе, а иногда внезапно вторгается в жизнь и забирает кого-то из знакомых. После смерти Лизы взяла отпуск на две недели (начальство пошло навстречу) и половину из него пробухала, проревела и проспала. Лиза уходила долго – рак, – и соответственно тяжело мне было уже давно.       – А знаешь... – вдруг вырвались из меня слова. – Знаешь, может, так обычно и бывает.       – Может быть.       – Перед смертью наверняка что-то меняется в отношении к людям и к жизни. И перед своей, и перед чужой... Но не знаю даже... Ощущение, что меня всю поглощало отчаяние, и моё изменение отношения воспринималось ей тяжело... А может, в какой-то момент я вообще отдалилась, словно её уже не было... Ужасно...       Опять захотелось плакать, кричать, свернуться в калачик, лечь и умереть. Ну да, все умирают. Эти слова не работают, когда смерть переходит из абстракции в реальность и касается тебя своим дыханием. Уже не "все", уже имена, любимые лица. И ты.       – Ты же журналист, неужели ты раньше не сталкивалась с людьми, у которых только что или недавно кто-то умер? Как они справлялись? – Лена говорила спокойно, наверняка из лучших побуждений, но меня это разозлило. Хотя, возможно, она просто пытается справиться так со своей смертью и моей.       – А ты флорист, как там обстоят дела с похоронными могильными цветами? Чёрт, давай... давай лучше помолчим. Прости.       Лена вздохнула, покачивая головой.       – Прости, пожалуйста, солнце. Мне сейчас нужен кто-то рядом, но у меня нет ресурса на поддержку нормального контакта.       – Как там твоя психотерапия? Есть подвижки?       – Да... Нет. Нет.       Подруга вновь вздохнула. Я положила руки на столик, голову опустила на руки и закрыла глаза. Рука Лены погладила меня по щеке, потом начала успокаивающе гладить голову. Иногда во мне столько эмоций, иногда они прорываются наружу, но в целом я спокойная и немного холодная, тепла не хватает. Я с благодарностью положила ладонь на руку человека, который не бросил меня в беде, хотя вытаскивать человека из тяжёлого состояния или не давать ему утонуть очень трудная ноша.       Мы ещё немного посидели и решили уходить. Я даже немного улыбнулась, но тут из-за соседнего столика встал мужчина и подошёл к нам.       – Простите, если задерживаю... Я тут случайно и ненамеренно немного подслушал ваш разговор... Дело в том, что у меня похожая ситуация...       – О... – произнесла Лена, и мы втроём сели за наш столик. – Мы не торопимся, давайте поговорим, познакомимся. Надо поддерживать друг друга.       – Да. А у вас тоже?.. Я Денис.       – А, нет, слава богу. По крайней мере, пока, тьфу-тьфу-тьфу. Это вот у неё несчастье. Я Лена.       – Кристина, – кратко представилась я.       Потом мы поговорили о том, о сём. У Дениса умер от рака отец. Иногда кажется, что все умирают либо в авариях, либо от рака. А ещё Денис психотерапевт. Мы обменялись телефонными номерами и разошлись. Потом мы ещё несколько раз встречались и общались. Естественным образом мы с Денисом были чуть ближе, чем он с Леной.       Через некоторое время Денис позвал меня в кино, однако не на кино, а на мультфильм. Я раздумывала, позвать ли Лену, и в итоге, хотя для этого не было причин и выбор был равнозначным, решила сходить без неё. И вот мы сидим в тёмном зале и смотрим мультик "Душа", однако почти с самого начала стало ясно, что он не для детей. Ещё наверное за полчаса до концовки я оказалась в слезах и в них же вышла из зала – почти выбежала, и закрылась в кабинке туалета минут на пять или десять. Потом привела себя в порядок у зеркала. Денис подпирал стену недалеко от туалета в ожидании меня и курил, хотя это наверняка было запрещено. Он взглянул на меня спокойными голубыми глазами. Я подошла и без резких движений обняла его и закрыла глаза. Пахло дымом. Я постаралась остановить мысли до того, как начну думать про рак лёгких, и пыталась раствориться в воздухе, стать им.       Потом я узнаю, что Денис сделал своей специализацией экзистенциальную психотерапию после того, как не смог помочь пациенту справиться с депрессией (и сопутствующей ей проблемой бессмысленности жизни) когнитивно-поведенческой терапией. Потом я начну проходить у него терапию и читать некоторые книги по психологии и философии, и постепенно мы хоть немного станем говорить на одном языке. Помимо экзистенциального подхода я узнаю о более классических, и в моей жизни появится интерес. А позже я решу получать второе высшее – по психологии.       Что ж, здравствуй, друг. Аня на связи.       Отчего люди не летают?       Мы летим в космосе на этой планете, как на космическом корабле.       Сколько только вариантов начала я не перебрала, пока не решила остановиться на создании небольшой сторонней истории. О ней и поговорю. Ведь это даже не начало – это продолжение.       Итак, если вы меня знаете, то половину этой истории вы разгадаете. Где чьи прототипы, почему именно тема смерти и так далее. Как бы то ни было, я хочу поговорить о писательстве. Писательство – очень интересная штука. С одной стороны, в основе тексте, даже, думаю, в фэнтези, детективах и других "нереальных" жанрах, могут лежать события жизни автора – он просто раскидывает в разные места людей и события с разной степенью изменений. Или, например, у него есть какие-то идеи; и вот создаются персонажи и события для того только, чтобы их как-то уместно, органично выразить. Интересно, наверное, как раз то, как всё будет раскидано и соотноситься с реальной жизнью автора. С другой стороны, есть то, чего не было ни в жизни автора, ни даже, возможно, в жизни его друзей. Тут другой интерес, даже два: во-первых, получается, это надо что-то придумывать почти или совсем с нуля, это сложнее и представляется чем-то более значимым; другой – а откуда же и как получается это всё брать?       Когда я над этим задумалась, я поняла, что писательство сродни актёрскому делу, что люди в целом равны и что меня в общем-то нет. Почему? Потому что, если я могу создать реалистичного персонажа, например, мужчины, если я девушка, или наоборот, да и своего пола – тоже, писать от него реплики, создавать биографию, характер и так далее – значит, другой человек (например, другого пола) не отличается катастрофически от меня – иначе было бы невозможно реалистично, так, чтоб поверили, от его лица что-либо делать или описать его поведение. Вот и актёрство: я перевоплощаюсь. Вот и отсутствие стабильной "меня" – я становлюсь другим человеком, я разлетаюсь на разных персонажей, я слетаю со своего места и оказываюсь в другом человеке. Хотя актёрство же не связано с отсутствием себя? Но касательно писательства мне пришли именно такие мысли. Приходят мысли и о чём-то божественном – в плане сотворения миров и персонажей. Да, можно и нужно спросить: а велико ли дело побыть другим человеком, если в его основе лежат поведение и слова, которые демонстрируют так или иначе другие люди, то есть всё-таки не с нуля надо человека выдумать? И всё же я думаю, что велико. Для меня писательство значит возможность поставить себя на место другого человека. По-моему, осознания единства и незначительности отличий, эмпатии и оправдания другого очень не хватает людям. Возможно, они бы у них были, если бы они попробовали писать.       Камю мне тоже вспомнился. И актёрство, и единство с текстом – всё это было в его "Сизифе", но уже не очень хорошо помню детали.       В писательстве есть несколько категорий. Например, в моём тексте очень мало персонажей. Не упомянуты другие посетители, персонал и прочие. А о героях не очень много информации. Например, совсем ничего нет об одежде. Думаю, из этого легко сделать вывод, что я новичок в писательстве. Ещё разница в стиле, в размерах и качестве предложений, в богатстве словарного запаса. Хотя у меня не было цели писать большую работу, поэтому и лишних деталей тоже нет, да и стиль мастера не обязательно должен быть развёрнутым и детальным. И может быть, как раз признаком низкого мастерства и является большая опора на реальность? Но тогда, получается, крупные авторы-классики и правда должны были как в космосе летать со всеми этими персонажами, идеями и событиями. И всё это умещается в голове человека, вот он идёт и по нему не скажешь, что у него в голове целый мир. Но всё же главное для меня здесь – это то, что человек может выйти за пределы своего существа и достоверно представить изнутри другого – человека ли, животное, робота или пришельца (хотя там уже наоборот всё больше и больше будет человеческого и с реальным роботом или пришельцем, не-людьми, это наверняка будет иметь мало общего, возможно, есть некий предел полёту фантазии – но может быть, и нет, и можно достоверно представить существо с нечеловеческим мышлением, мотивами и так далее, опираясь ли на науку или с помощью какого-то озарения). Вопрос о вдохновении также интересен. Может, вдохновение – это та лёгкость, которая позволяет легко разбросать всё задуманное по разным местам и частям текста? Не знаю.       Что ж, может, это немного глупое решение, начать продолжение своего дневника с такого, но я осталась довольна.       Итак, Дневник дописан, кризис кончился, и всё же я снова здесь. Почему?       Зимой 2020-21 меня начало накрывать чувством сильного одиночества, и ко мне в голову закралась мысль, что закончился не весь экзистенциальный кризис — а только этап смерти, и вместо него начался этап осознания одиночества — «свободы» и «изоляции». Как и говорил И. Ялом, до смерти легче всего дознаться, поэтому началось с неё. Однако экзистенциальный кризис заключается, по всей видимости, не только в осознании смерти. Вместе со смертью пришла и бессмысленность, и я думаю, первый мой дневник можно озаглавить как «Бессмысленность, любовь и смерть» — теперь же настало время одиночества, или изоляции, свободы и ответственности.       Мне кажется, не помешает резюмировать первый дневник. Если совсем кратко, то это — философско-психологическая чернушная порнуха. Я с удивлением поняла, что в нём было очень много телесности — от месячных и секса до вскрытия и наоборот. Почему на этом был такой акцент? Я не знаю. Смерть тела, жизнь тела. Селфхарм, тренировки. Пытаясь как-то справиться со смертью тела, я всё равно находилась в пространстве телесности или по крайней мере материи, хоть и читала книги и смотрела видео, слушала музыку. В год, который охватил дневник, я, после осознания всеобщей (и своей) смертности где-то в начале осени, сошлась с подругой. Мы стали жить вместе, спали друг с другом, я начала ходить с ней на тренировки по айкидо. К зиме всё стало разлаживаться, несмотря на то, что мы лучше узнавали друг друга (а если честно, то скорее я её). Получилось съездить вместе ко мне домой, увидеться с папой и новой мамой (моя умерла в мои школьные годы), а до этого я прошла практику в школе. Немного погодя я поделилась с Линдой тем, что меня так беспокоило всё это время (смертью), и она бросила меня. Стоя на грани самоубийства, я пыталась сформировать определение любви, понять, что пошло не так, и, не вынеся всё это в одиночку, сблизилась с парнем с секции — с Сашей, к кому вскоре и попросилась домой на пять дней. В ту неделю мы вели разговоры о самом важном, молчали, смотрели фильмы и аниме, поссорились и помирились, и после этого у меня всё начало налаживаться, я прочитала несколько книг по экзистенциальной психотерапии и логотерапии, книгу по феминизму, нашла в себе силы посмотреть видео по вскрытию человека и завершила дневник, когда у меня не чувствовалось ни депрессии, ни суицидальных тенденций, и кстати, я пыталась также понять, почему при осознании конечности и бессмысленности жизни они возникают. Ну и, конечно, этот самый смысл я — мы — пытались найти. А ещё начался локдаун, и я онлайн защитила диплом и закончила учёбу в гуманитарном ВУЗе, и начала работать письменным переводчиком.       И вот моим смыслом жизни фактически стало познание мира, я начала читать разные важные книги, разбираться в Проекте Венера — и где-то здесь и почувствовала необходимость в написании продолжения. Смысла для спокойной жизни мне не хватило.       О чём же будет эта часть? О нас двоих, о том, как уже двое человек совместными усилиями пытаются справиться с жизнью и разрешить все вопросы. 2 в названии может читаться и как «два», и как «двое». Обо мне и Саше, о различных книгах по философии, науке и просто показавшихся нам важными, о фильмах и последних событиях в мире, о личных проблемах и глобальных, о прошлом и будущем, о векторах, вегетарианстве, экологии, феминизме и гендерных вопросах — и о дзэн-буддизме, психотерапии, больнице, музыке, любви и гармонии. О стрельбе в школах. Часть продолжит и расширит затронутые в первой части вопросы и, возможно, даст ответы. А красной нитью через повествование будет идти проблема одиночества, мизантропии и отношений с людьми. Вторая часть будет спокойнее во всех планах, так как долгая истерика по поводу смерти у меня схлынула и появилось пространство для размышлений на трезвую голову.       Теперь мне бы хотелось вернуться к истории, написанной мной выше. Видите ли вы теперь, где в ней что-то из моей жизни и то, что я придумала отдельно? Главная героиня — это я, умершая сестра — отчасти мама, в основном — просто повод для мыслей о смерти, подруга — скорее, образ более спокойной части меня для возможности диалога, но ещё, быть может, Линда или кто-то вместо неё; мужчина, ясное дело, Саша. Экзистенциализм в истории появляется благодаря ему, как и один важный мультфильм, а профессии меня и подруги произвольны.       Зачем вообще эта история? Ну, помимо образного представления своей истории, я задалась вопросами, что важнее — сознание или тело, и насколько различаются мужчины и женщины, и как авторы вроде Достоевского писали свои книги. Судя по всему, люди не сильно отличаются друг от друга в своей сути, скорее внешне, да и то, опять же, бывает, слабо. И получается, что бОльшую часть истории творилась дикая несправедливость. Скотское отношение мужчин к женщинам, презрительное — женщин к мужчинам, равнодушное — правителей к населению, этот список можно продолжать и продолжать. Почему же одни люди относились и относятся к другим непонятно как? Ответ кажется очевидным: из-за нехватки фантазии или воображения, из-за отсутствия процесса представления себя в чужой шкуре, постановки своего «я» в другого человека. Одни люди лишали и лишают других их сущности и превращают их в неживые объекты, по какому-то невежеству считая, что только они чувствуют себя субъектами и только они на самом деле существуют и важны, в то время как так чувствует каждый живущий. Если ещё подумать, то это напрямую касается двух вопросов: ценности жизни и прав. Если какой-нибудь император велит казнить по пустяку, он отвергает ценность жизни и право на саму жизнь, не говоря уже о равенстве. Он слишком заигрывается в свою роль, в свою «внешность», слишком уверует в какую-то свою избранность. От аристократов и больных фанатиков до расизма, рабства, национализма и нацизма с холокостом видно одно и то же. Почему? Откуда это всё идёт? От окружения, за пределы влияния которого если и могут выйти, то лишь единицы, или почему? Ведь почему-то это окружение поддерживало текущий порядок: возможно, правители не были бы такими важными, если бы другие не превращали себя в ничтожных червяков и не целовали пятки правителям. У них тоже не было ощущения, что они равны верхушке в своей сути — разница была в образовании, воспитании, поведении, занятиях, круге общения и интересов, деньгах и влиянии; во внешнем. Тогда как все рождаются из одного места и примерно одинаковы, а после — умирают. Та же ситуация и с разным воспитанием мальчиков и девочек, с больным отношением матерей к дочерям. Почему, имея шанс всё исправить, большинство ничего не меняет? Немалое место здесь, если вернуться к правителям и подчинённым, возможно, занимает и религия, и бог(-и) с их культом недоступности и власти одних и их земных преемников и смиренности других, и с отрицанием смерти там же. Над этим всем я билась ещё в первом дневнике, теперь же я пытаюсь добиться успеха на разборе маленькой истории. Над этим бились психологи вроде Э. Фромма и философы. Но, как бы то ни было, судя по всему, ценность жизни и права отдельного индивида неуклонно растут. Что ж, а что, если сейчас настало время выйти за пределы человечества и подумать о плохом отношении к животным? Осознание смерти, которому посвящён первый дневник, привело меня к мысли о всеобщем равенстве перед ней, смертью. Фактически, возможно, дело в том, что людям не хватало не только фантазии насчёт других — а воображения для осознания смерти своей и других.       Однако в тупик ставят боевые или больные (например, когда бушует чума) культуры, в которых смерть царила везде и всюду и где, тем не менее, люди совсем не ценили чью-то жизнь, кроме своей — а где-то и свою. Взять те же самые человеческие жертвоприношения для выдуманных богов или убийства неверных, террористов-смертников. Я честно не понимаю, почему. Что-то другое люди ставили важнее жизни. Я также думала и о том, что, раз всё равно умрёшь, возможно, и правда лучше выбрать для смерти какую-то возвышенную причину. С другой стороны, я не была на войне, когда осознала смерть, а когда осознала, во мне возникло желание её резко приблизить, хотя вроде бы должно быть наоборот. Почему же приходит или не приходит осознание? Возможно, как и писал Ялом, для него нужно одиночество и рефлексия; в то время как в основном люди живут «наружу» или озабочены только первичной потребностью выживания. Сейчас же, когда у людей всё больше свободы и независимости, наверняка, как и говорил Франкл, всё больше людей будут рано осознавать или хотя бы чувствовать экзистенциальные проблемы. Может, оно и к лучшему, но в любом случае, скорее всего, закономерно. Я опять-таки надеюсь, что мой Дневник кому-нибудь поможет, хотя, безусловно, я не могу претендовать на звание высшей инстанции и какую-то истину. Но, может быть, запись моих поисков, проб и ошибок кому-то пригодится, покажет, куда надо или наоборот не надо двигаться.       Наше время интересное. Людей всё больше, и одиночества всё больше. Как ни странно, осознание всеобщего единства никак меня не спасло от наступления ощущения полного одиночества, или изоляции. Исследовать феномен экзистенциальной изоляции, да и своеобразной экзистенциальной свободы довольно интересно, когда ты о них знаешь и одновременно чувствуешь. Смотришь за собой немного со стороны.       Ладно, я уже кучу всего наболтала, пора, наверное, наконец начать хронологически последовательное повествование, продолжение истории.       Хотя, наверно, отдельно напишу пафосную и кажущуюся саму собой разумеющуюся мысль, потому что она важна и потому что в экзистенциальном кризисе она попала под сомнение. Родители не обрекали меня на смерть, они родили меня не умирать, а жить. Смерть придумали не они, это данность, которая касается и их тоже. Их нельзя винить.