Дневник Ани 2: истина точно где-то посередине

      — Так ты действительно хочешь или хотел бы быть или стать девушкой или женщиной? — спросила я Сашу в начале ноября. — Вспомнила вот сейчас дикую историю одной преподши в универе про французского чиновника какого-то, он сменил пол — и ему автоматически сделали женскую зарплату, то есть на 30% ниже. Это во Франции, родине движения за права женщин. Она эту историю несколько раз повторяла с каким-то злорадством, вот мол дурак — вместо того, чтобы задаться вопросом, почему из-за физического или даже скорее юридического пола варьируется размер зарплаты за твой труд.       — Жесть конечно. Об этом... У меня есть несколько теорий, мне сложно ответить «да» или «нет», если ты не против, я бы хотел высказаться.       Я удивилась: «Почему я должна быть против?»       — Так я помню, ты в дневнике неодобрительно об этом высказалась. Ну типа месячные и всё такое, вопрос беременности конечно. То же вот неравноправие блядское. И вот угораздило тебя сойтись с парнем, который именно об этом и думал.       — А... Я такое писала? Мда, и не помню уже. Конечно, не против, буду рада послушать твои мысли.       — Хорошо. Ладно. С чего бы начать. Наверное, с тела и функций, что ли. Тело у меня всегда было слабым, вернее, я никогда упорно не пытался его развить. Хотя нет, не с этого. Если честно, я завидовал женскому оргазму. Мне он казался каким-то более крутым, а путь его достижения — интересней. Блин... Тут всё взаимосвязано. У меня было слабое тело и я сам был довольно странным и больным в школе, совсем не мужественным. Некоторые даже смеялись, когда речь заходила о, скажем, «наших мужчинах», когда подразумевали меня и ещё таких же хилых. Ну и, короче, не было у меня никогда нормальных отношений, и поэтому... Были всякие эксперименты со своим телом... В одиночку... И иногда я думал либо что я сразу я и своя девушка, либо что я девушка... А на протяжении жизни я становился всё угрюмей, в семье огромные проблемы с выражением эмоций, точнее, скорее, позитивных эмоций, да и в целом же «мужики не плачут, чё ты как баба, будь мужиком, не ной», плюс я в целом был депрессивным, апатичным и с каменным лицом... Но эмоции были... И вот со временем, без какого-то чёткого момента начала, я думаю, я неосознанно диссоциировал какие-то свои качества или как раз качества, которых у меня не было, в свою «женскую» сторону... Ну типа как вот Гарри Гаррисон или как там гг звали в «Степном волке» считал себя или часть себя волком и сам себя за это жёстко критиковал в якобы написанном кем-то другим послании — там про то, что вот он делит себя на части и какие-то из них только хочет считать собой, отвергая другое. В «Истории меланхолии» очень интересно кстати про это всё написано, про ликантропию и оборотней — это всё были меланхолики. Волк — пограничник, живущий рядом с людьми и всё же дикий. Плюс, я уверен, у них тоже была попытка компенсировать свои нехватки — слабость, робость, а то ещё и считали они себя чёрт знает кем важным, и вот эта обида на фактическую слабость и какие-то амбиции плюс эмоциональность и страстность тогдашних меланхоликов делали из них «оборотней», кстати им ещё многим был присущ дикий, «волчий» голод. Так... А ещё я потом начал всё больше уставать — от жизни, проще говоря. И вот и начался расцвет моей женской части — например, если я не мог выражать эмоции и был заёбанным, то «девушка во мне» — напротив, и когда мне хочется расслабиться, я могу переключиться и магически автоматически я становлюсь мягче и радостней... Это не она устала и не ей плохо, с ней всё в порядке... Это она может улыбаться и обниматься, потому что стереотипно это девушки легко обнимаются, хотя, конечно, для многих это не так... Мне стало намного, намного спокойнее, когда я узнал про юнгианскую аниму — вот эту самую внутреннюю женственность. Кстати, Герман Гессе был увлечён юнгианством и архетипами, и его произведения имеют вот такой подтекст. В том же «Степном волке» та девушка, которая появилась рядом с Гарри, когда он уже почти решился на самоубийство — была ли она реальна? Или это тоже была лишь диссоциированная от цельной личности анима? Вот у меня ещё была тульпа — тоже она, девушка. Возникла тоже когда мне было плохо, точнее, одиноко, как ни странно — в церкви. Не помню, может, рассказывал уже. Стою там однажды среди людей и вдруг вижу её на балконе, сидит в платье. А у меня тогда были проблемы с одноклассниками и дома, и вот я засыпал с ней, она меня обнимала со спины или иногда спереди, мне нужна была хоть какая-то защищённость... Это же как воображаемый друг. Правда, она иногда становилась даже почти агрессивной, и вообще она была нестабильной и как будто много раз менялась на другую. В школе когда на партах валялся, тоже вроде она была рядом и по голове гладила. Вот такая Пятница, система защиты, созданная мозгом и инстинктом самосохранения. Так... Ну, могу добавить, что в рамках СВП этому тоже есть объяснение — кожно-зрительные мальчики — самые слабые, женственные, нежизнеспособные, впечатлительные, а я как раз такой. А ещё в связке звука и зрения, точнее, больного звука — депрессивного, суицидального, мизантропичного — звук всегда доминирует и блокирует выход эмоций, чувств зрительного вектора, но они есть... Вообще, тут всё, получается, замешано на разнице между мужчинами и женщинами, точнее, мужским и женским, и хрен вот его знает, всё не разберусь, действительно ли есть разница или она искусственна или вторична. Иногда так посмотришь, и разница как будто огромна, а с другой, может, её на самом деле нет или она ничтожно мала, просто специально раздувается ещё с детства? С феминизмом тоже не понятно — с одной стороны, он вроде за равенство, а с другой, он же базируется на том, что существуют «женщины», и что существуют, значит, мужчины — Другие, и на них феминизму плевать, и горе-фемки только увеличивают барьер и пропасть между теми и этими, по сути, автоматически себя удерживая в том, что они — женщины. С другой стороны, конечно же, физически есть половая разница, и, значит, всё возвращается к философскому вопросу, что первично — материя или что-то другое — дух, разум. А вот это нефизическое, оно делится на мужское и женское? Или, может, если и делится, то это, опять же, искусственно и вторично, идёт из воспитания и социума? Но если раздувать эту разъединённость и придерживаться рамок «мужское — женское», то почему тогда возникают вот такие искажения, как у меня? Может, если бы было принято некое единство или смазанность различий, то всё бы не заходило настолько далеко? Если бы в мужчинах не отрицалась женственность, а в женщинах — мужественность? Хотя, конечно, есть и вариант, что просто я какой-то конченный извращенец, недостойный жизни. И ещё вариант — что все эти стремления за рамки — из-за наличия уретрального вектора, не самого распространённого, вот всем другим и дела нет до того, что установившийся порядок какой-то неправильный или хотя бы возможно неправильный. А например уретрально-зрительная связка, может, хотела бы всех без разбору любить. Хрен его знает. В том же СВП отстаивается деление на мужское и женское, довольно неприятно для меня, не нравится мне их формулировка — мужская природа дающая, женская принимающая, которая отсылает к ёбаному сексу с проникновением... Но что, если они вот правы? И что все эти анимы и анимусы и инь-ян, которые за цельность и единство мужского-женского в каждом человеке — какие-то неправильные? Или что правильно и то, и то?       В его долгой речи было столько всего, и информации, и откровений, и такой боли, что я его обняла, когда он окончательно договорил, не решаясь сделать это посередине. Да, где-то у меня несколько округлялись глаза, а где-то как будто бы что-то наконец сходилось в стройную картину, где-то я пыталась найти ответы в том, что знаю по феминизму и философии, но по факту мало что могла, и ответы мои были в целом малозначимы: от краткосложного удивления и переспрашивания до каких-то путаных предположений. Я была рада, что он открылся мне, меня это тронуло. Впоследствии он также побольше рассказал про увлечение миром женской любви как более нежным и безопасным из-за того, что для него мужчины ассоциировались с угрозой из-за проблем со сверстниками и отцом, про то, что это было бегством от реальности и по факту — отрицанием себя как мужчины, про то, что действительно есть навязанные требования к половой роли, которые его угнетают, потому что мало соотносятся с его сутью, и про то, что он тоже себя не идентифицирует на 100% со своим физическим телом, из-за чего и возникли все сложности. Ещё он рассказал про аниме и мангу «Рыцари Сидонии», где люди далёкого будущего, фактически живущие на космическом корабле, а не планете, могли чуть ли не силой мысли выбрать или даже в любой момент сменить пол, но при этом тоже сохранялась эта разница, это деление на мужское и женское. Иными словами, ты не можешь быть и тем и тем одновременно, ты или, или. Его это угнетает. Ну, и в результате этой ли речи или и без неё бы так было, но мы немного разнообразили наш секс и попробовали, например, вариант, в котором я могла стоять или сидеть, а Саша сидел подо или передо мной и использовал рот и пальцы для взаимодействия с моими половыми органами, иногда одной или двумя руками обнимая или поглаживая мои бёдра, это было странно, но интересно, и когда мы оба немного привыкли — приятно. Тогда он добавил, что в его случае всё пошло не наружу, а внутрь — то есть, нормально, что парню нравятся и интересны девушки, но их не было, и у него это обернулось на себя. Он сказал, что с удивлением смотрел на себя иногда, точнее, на своё тело, как на женское тело. И он также добавил, что традиционно женское тело считается красивым и эстетичным, и дело, может, было ещё и в этом. Я пыталась донести до него, что всё нормально, что с ним всё в порядке и мне с ним хорошо, что я его принимаю, что не обязательно переключаться внутри на девушку и играть в лесбиянок, чтобы полизать у меня, тем более если это обоим приятно, и что я не горю желанием забиться в долбанные традиции и трахаться только в миссионерской или собачьей позе с чувством стыда и в то же время не жажду просто поменяться ролями и опять же остаться в традиционных рамках, и что мне совсем не противно его мужское тело, в том числе в его классической роли в сексе. Конечно, говорила я и про то, что всё может уходить корнями в страх смерти и попытки убежать от него. Ты не умрёшь, если ты — не тело. И может быть, в некоторых моментах речь даже о безнадёжных попытках втиснуться головой в вагину и спрятаться от жизни обратно в животе женщины. А по факту, тут может стоять и вопрос бегства от ответственности — но ответственности скорее всего сильно навязанной социально-ролевыми требованиями. Ну родилась я женщиной и родилась, с чего я кому должна исполнять свою программу и какой-то женский долг? А если бы родилась мужчиной, то должна была бы играть в игры про войну и мужество да ещё с пренебрежением относиться к женщинам и радоваться, что повезло мне родиться мужчиной?       Короче говоря, традиционная система с жёстким разделением всего и вся на мужское и женское, на брак, где мужчину общество заставляет работать и обеспечивать, а женщину — сидеть дома и рожать, где мужчина работать должен, а женщина не может, где свободы женщины могут достичь только в спорте, бунте или — с огромным шансом провала — в проституции, где искусственно ограничили весь мир людей до двоих, которые с годами уже опротивели друг другу и где естественный интерес к другим надо блокировать как неверность и предательство и где мужчина изменяет со спокойной совестью с теми же проститутками, которых потом сам и стыдит и унижает или же стыдит именем шлюхи обычных женщин, а вот женщину за измену можно и побить, и убить, — короче говоря, такая система — полный отстой и источник горы проблем, как и говорила Симона, абсолютно для всех, а не только для женщин. Кстати, когда мужчина придерживается феминизма, это называется профеминизмом.       Когда я спросила Сашу, есть ли у меня уретральный вектор, раз я против границ, он сказал, что не знает, но думает, что нет. Тем не менее, сказал он, не нужно делать и в векторах жёсткие границы и отрицать, что человек может выйти за рамки своих. В конце концов, всё это условно и не существует на самом деле, как и анима, и анимус, и архетипы, и эго и всё подобное им. По факту, он добавил, что не уверен даже, есть ли у него этот уретральный вектор, и что всё несколько запутанно. В ответ на мою просьбу он разъяснил, что в рамках СВП менталитеты наций тоже имеют векторную окраску, и в случае России это уретрально-мышечная связка. Поэтому черты уретрального вектора вроде как витают в воздухе в этой стране. Далее он со смешком начал говорить о суицидальной звуко-уретральной связке — со смешком потому, что, раз в менталитете есть уретральность, логическим кажется вывод, что каждый звуковик, имевший несчастье здесь родиться, автоматически имеет ну пусть на малом проценте суицидальные тенденции, хотя позже и добавил, что лично он не ощущает у себя мышечности, хотя она вроде бы тоже должна естественно ко всем русским прибавляться, так что, может, и уретральность в менталитете не образует связки, для которой нужны именно в человеке два вектора. Суть связки в том, что уретральность — фактически олицетворение жизненной силы, льющейся через край, настолько, что уретральники обычно не дорожат своей жизнью; суть же звукового вектора абсолютно в другом — замкнутость и интеллект. И вот, в одном человеке они чередуются, и в рамках СВП биполярное депрессивное расстройство и есть эта связка — если звук в депрессии, то потом вдруг человек попадает в уретральную безбашенную энергичность — а потом опять проваливается в звуковую депрессию. Несколько непонятно также, почему именно связка названа суицидальной, если одного звука в плохом состоянии достаточно, чтобы человек себя угробил, заметила я. Саша уточнил, что вроде бы есть вариант, что человек пожертвует своей жизнью ради идеи — ещё одного столпа звукового вектора. Он сказал, что в основном узнал об этой связке из статьи про беспричинное самоубийство Честера Беннингтона из Линкин Парк, успешной известной группы. У Курта Кобейна — это уже было теорией Саши — наверное тоже была эта связка, однако в этом случае очень много противоречивой информации и возможности убийства с имитацией самоубийства.       Итак, если она у него есть, то я несколько переживаю за своего друга, соратника и парня. С другой стороны, возможно, и у меня есть эта связка? Вдвоём в окно, ха...              Через несколько дней после разговора о женском и мужском Саша сказал, что наконец дочитал «Бунтующего человека» Камю и хочет поделиться со мной впечатлениями. И вот мы сидим на матрасе — он и на ковре напротив — я со скрещёнными ногами у него в квартире, голые, с чаем и печеньем, на дворе осень, у нас всё хорошо, рядом с ним лежит эта книга (в ней кроме одноимённого произведения небольшая пьеса «Недоразумение» о том, что надо не притворяться и всегда быть собой, иначе не избежать беды, я её у него же и прочитала тогда, Камю вот там к слову писал от лица трёх женских персонажей и одного центрального мужского, и ничего, смог пробиться через условные половые границы и различия. Интересная и по сути очень трагичная пьеса. Про «Бунтующего человека» я в общих чертах узнала из Википедии перед началом беседы — это продолжение, развитие идеи абсурда из высоко мной оценённого «Мифа о Сизифе»), и несколько раз он заглядывает в неё, книгу, пока рассказывает. Мне что тогда хотелось по-кошачьи мурчать, закрыв глаза, что сейчас, при воспоминании об этом «литературном вечере».       — Как я уже говорил, Камю начинает собственно с определения — долгого и запутанного — бунта, а потом с горечью (произведение написано в 1951 году) пишет о нацизме и бойне Второй мировой войны и пытается понять, как всё к этому пришло и как жить дальше.       — Кстати, Франция во Второй мировой сдалась почти сразу, и потом им было стыдно.       — Ага. Так вот, он начинает разбирать философию Ницше. Но сначала лучше вернусь к самому бунту, по Камю бунт возникает, когда человек или что-то в человеке восстаёт против несправедливости в адрес него или кого-то другого, когда переходится какая-то черта, и ради этого бунта человек может пожертвовать своими интересами или вообще жизнью. В дальнейшем он много раз будет отсылать к этой истинной природе и сути бунта. Ещё у него запутанная диалектика в духе «говоря «нет», бунтарь тотчас же говорит «да». Он также подмечает, что бунт возникает, когда декларируется равенство, но по факту наблюдается явное неравенство. А по сути, его бунт отсылает к смертности человека в этом мире, и, знаешь, это возможно ответ на вопрос твоего дневника и ситуации при экзистенциальном кризисе, когда реакцией на открытие смерти приходит абсурдное — ведь тебе бы хотелось жить — стремление к самоубийству. Это — бунт, бунт против правил и того, кто эти правила установил. Может быть, можно также сказать, что в основе лежит гордость, но это уже моё предположение.       — Так вот оно что. Блин. Я как будто кружила вокруг и около, но так и не сформулировала, а ответ — бунт, несогласие с данностью и порядком, попытка установить свои правила. Спасибо, что отдельно это выделил. Всё же я рада этому кризису, потому что он вывел на тебя.       — Спасибо, мне очень приятно, что я для кого-то важен. Это многого стоит. Ладно. Камю начинает говорить о нигилизме, и потому говорит о Ницше, однако также он пишет о романтизме, маркизе де Саде и поэтах. Если честно, я как будто ни черта не понял про Сада и многих других, он начинает говорить об одном, переходит к другому, перечёркивает что-то касательно первого, потом уходит к третьему. В самом начале у него про «сынов Каина», которые упоминались в «Демиане» Гессе, но я ничего будто не понял и не почерпнул. Про Сада я вроде бы знаю, что есть его книги «Тропик Рака» и «Тропик Козерога», продающиеся под плёнкой и вроде бы насыщенные эротикой, так что если ещё переживаешь за описания секса — не переживай, в конце концов, продают же и «50 оттенков серого», даже кино сняли, и всё это очень популярно.       — Ага, чья бы корова мычала, — хмыкнула я. — Слушай, Камю же отучился на философа. Неудивительно, что тебе трудно его понять. Я представляю, каково было переводчикам.       — Да на самом деле трудности возникли потом, когда Камю начал разбирать историю. Очень тяжело читалось. Вернёмся к нигилизму. Про Ницше я тоже мало понял, к сожалению, потому что с ним почти незнаком. И опять-таки автор пишет одно, потом переходит на другую личность, говорит, что Ницше в чём-то себе противоречил или ошибался, всё очень загруженно. Хотя, пожалуй, и правда мне просто недостаёт знаний и квалифицированности, но, ей-богу, он упоминает дохреналион личностей и произведений из литературы, философии и истории, даже художников, чтоб во всём этом хорошо разобраться, мне потребуются годы. Так вот, сначала Камю разбирает метафизический бунт, и он кстати упоминает денди, а про денди было много в «Истории меланхолии», но у Камю и про денди как-то витиевато.       — Денди — это который кто-то там крокодил? Кино какое-то было.       — Ага, но как я для себя понял, денди были эпатажными и зацикленными на яркой внешности и привлечении внимания, близкими по сути к нарциссам. Ну, не так важно. Что меня удивило, так это наш Достоевский в произведении Камю, хотя в дальнейшем он тут пишет и про Ленина, и про русских революционеров, про которых я и не слышал, а он ведь француз, и тогда не было интернета и вроде телевидения тоже. Камю упоминает «Братьев Карамазовых» и мельком вроде «Бесов». Вообще говоря, я вот подумал, позиция, что в жизни нет смысла — это всё тот же нигилизм, так что я решил почитать попробовать «Бесов», да и вообще видимо надо все великие романы Достоевского прочитать, хотя там есть не привлекающие меня «Подросток» и вроде бы «Игрок».       — А почему не «Карамазовых», а «Бесов»?       — Я уже читал потому что. А ты?       — А, вон как. Я у него вообще только «Преступление и наказание» читала. Вот как раз думаю пришло время взяться за «Братьев». Давай в книжный сходим? Или ты с телефона читаешь или слушаешь?       — Когда как, но в этом случае хочу обычную книгу взять. Да, давай сходим на днях.       Тут меня потянуло к нему, мы поцеловались и немного полежали, немного потрогали друг друга. Я улыбалась.       — В общем, — тоже с улыбкой на лице сказал Саша, немного и напрасно смущаясь, — потом он говорит об истории, и тут уже не до шуток, потому что там он начинает говорить про философию Гегеля и «Капитал» Маркса, начав, впрочем, с буржуазной французской революции, а потом всё пишет про мечты разных людей о конце истории — что за конец истории, вообще не понял, но для некоторых это то синоним конца света вообще, то синоним наступления человеческого рая на земле, когда несправедливость и неравенство кончатся. А. Блин. Забыл. Конечно. Говоря о Ницше и нигилизме, он говорит о том, что Бог умер, а после постоянно упоминает христианство, короче, оказалось, что вопрос веры и атеизма совсем не прост, а буквально фатален. У людей действительно рухнули все ориентиры, хотя сейчас это может показаться дикостью, ведь Бога на самом деле никогда не было, это всегда была только идея, никакой физический Бог на самом деле не умер, но для людей всё катастрофически изменилось.       — А, слушай, вроде бы в лекции Сартра «Экзистенциализм — это гуманизм» про это было, Сартр писал, что экзистенциализм — это логическое продолжение атеизма. Наверное, как раз было про то, что раз потеря Бога столь значима, то нужно было целое новое философское движение, чтобы со всем разобраться.       — Да, но идёт всё издалека, и Камю тоже не первый, кто вносил вклад в создание новых ценностей, да и Ницше тоже. Кстати. Камю то ли не знал, то ли что, но говоря о Ницше и нацизме, он в основном опирается на «Волю к власти» — то есть, основная связь между Ницше и нацизмом в этом произведении. Соль в том, что это по сути не его произведение, а его сестры, антисемитки, о которой я не слышал вообще ничего хорошего. Даже если там были какие-то идеи самого Ницше, то в дальнейшем он бы, может, их пересмотрел, или уточнил, но получилось так, что это произведение вышло за его авторством, и всё, нацизм словно стал результатом его философии. Камю пытается доказать обратное, и я думаю, ему было бы легче, если бы он знал, что «Волю к власти» надо рассматривать критически. У Ницше я, кстати, читал «Падение кумиров», мне не понравился пламенный слог Ницше, и ещё в нескольких местах он плохо отзывается о женщинах, хотя, может, это из-за сестры. Вообще в целом он вроде как нападает на мораль. Может, после «Бесов» всё-таки прочитаю его «Заратустру». Надо было ещё после того, как у Ремарка «Чёрный обелиск» прочитал, там парнишка лет 23-25 его перечитывает в свободное время. Тоже вот про войну, у него там вообще не в Ницше дело, а в том, что немцы странным образом одни навоевались в Первой мировой и не хотели больше никогда воевать, а другие наоборот взывали к патриотизму и национализму, а первых клеймили трусами и иногда даже убивали, но основная проблема судя по всему оказалась в рухнувшей экономике и адской инфляции. Сильное произведение.       — Не знала про «Волю к власти», спасибо, постараюсь запомнить. Я вот вообще ничего у Ницше не читала. И «Чёрный обелиск» тоже.       — Ну и хорошо. Не читай про войну. Хотя в книге в основном про мир после проигранной войны и мучительные противоречия. Там хорошая ветка спора с церковью, и ещё психбольные, и работа в похоронном бюро, я в своё время счёл шедевром или очень близким к нему. Ну вот как раз о боге... Камю поставил вопрос о господстве и рабстве, и затем начал двигаться по истории, начав с того, что люди поставили под сомнение богоизбранность и неприкосновенность королей и как раз во Франции казнили короля. Это произошло только в конце 18-го века.       — Сократа обвинили и приговорили к смерти в том числе за то, что он отрицал богов. Кстати, тут вот в статье говорится о резкой и грубой критике Сартра в адрес «Бунтующего человека», а по большей мере скорее даже критике личности и творчества Камю. Как-то он (Сартр) мне неприятен стал.       — Да? — Саша прочитал этот фрагмент: — Ужасно, да. Ну вот подвижки в сторону гуманизма начались во Франции, но уже там Камю задаётся вопросом ценности человеческой жизни и правомерности принесения кого-то в жертву ради улучшения жизни. По-моему, самое важное — в главе «Щепетильные убийцы» про группку отчаянных русских революционеров, которые, будучи террористами, думали о ценности жизни и как раз сохраняли суть бунта, о которой сказал в начале Камю и о которой почти все другие забывали. Очень интересный фрагмент, в нём бунт и отчаяние почти синонимичны, а люди попытались сбежать от отчаяния и одиночества в создание единства, товарищества, там было несколько мужчин и одна женщина. И всех в итоге повесили. Вот с одной стороны, мы с тобой говорили про различия и их возможную иллюзорность, но ведь это можно повернуть так, что раньше не щадили только мужчин, а теперь можно и женщин не щадить, а на самом деле я сам чувствую здесь разное отношение к мужчинам и женщинам, вряд ли бы я смог убить женщину, по крайней мере — красивую женщину. А её повесили, хотя судя по этому фрагменту она не была злодейкой. Но в смерти они нашли ценность и оправдали жизнь, а вот одного из своей группировки она перед смертью не обняла — если я правильно понял, потому, что он струсил либо их выдал под пытками. Насчёт этого, кстати, у Сартра, да и у Камю вроде тоже есть несколько небольших произведений — у Сартра «Стена» и «Мёртвые без погребения», чисто вот про допрос и донос, про то, стоит ли пожертвовать собой и не выдать товарищей, или всё же своя шкура дороже, вопрос весь в определении заново ценностей в мире без Бога и однозначной истины. Хотя «Стена» больше про экстремальное столкновение со смертью, про расстрел, это фактически опыт Достоевского, плюс про лёгкий абсурд, а «Мёртвые без погребения» муторные. Кстати, вот, пока не забыл. Ты не замечала? Мы с тобой оба с экзистенциализмом знакомы в основном только через писателей экзистенциализма. Между тем, были и философы экзистенциализма, и потом — психологи и психотерапевты, то есть, мы с тобой даже суммарно поняли лишь какой-то, я думаю, не самый большой процент экзистенциализма. И вот Камю неоднократно подходит к данностям смерти, изоляции, свободы, Сартр тоже, вообще они с Симоной были «писателями свободы», но при этом они не говорят о них прямо как об экзистенциальных данностях, а говорит о них психотерапевт Ирвин Ялом, который их словно сам и придумал, вывел, но это вряд ли, значит, их вывел кто-то другой, менее известный, чем Камю и остальные, кто-то, оставшийся за кадром, за кулисами. Фактически, даже можно подумать, что мы зря читали все эти художественные книги по экзистенциализму, потому что в них нет, по сути, никакой ясности, касаемо философии; а с другой стороны, в них практическая демонстрация следования либо предпосылок философии...       — Ну нет, столько у Сартра я не читала. Да, я помню, и это вообще-то логично, что в экзистенциализме есть и другие значимые фигуры, ну, может, позже я или ты до них доберёмся, а пока что имеем. Кстати, экзистенциальная психотерапия скорее основана на экзистенциальной психологии, а та вытекла в основном вроде бы из гуманистической и ещё какой-то психологии, про это есть в начале «Экзистенциальной психотерапии» Ялома. Я, я... Ясперс вроде бы ещё вот например есть в экзистенциализме... А! Знаешь что? Можно сказать, что мы разбирались конкретно с французским экзистенциализмом. Пусть там в других странах есть значимые имена, но мы в основном изучали французский — и изучили процентов на 80, думаю. Ну, пусть на 60, но точно больше каких-нибудь жалких 30.       — Ну... Да, доля правды в этом есть. Ладно, пусть так. Что ж, тогда вернёмся к Камю. Он пишет о коммунизме, социализме, Марксе, и у меня то и дело возникали параллели с «Проектом Венера» Жака Фреско. На самом деле, косвенно вопросы «Проекта» и не только поднимали ещё тот же Достоевский и другие классики — «женский вопрос», социализм, свобода воли, «улучшатели человечества», влияние среды. У Достоевского когда об этом читал в «Дневнике писателя» и «Записках из подполья», просто офигевал от того, сколько времени уже тянется во времени и пространстве дискуссия всё об одном и том же — и при том так будто и топчемся в действительности на месте. Маркса и марксизм Камю в основном раскритиковал, и Ленина и коммунизм тоже, кстати, коммунизм у него почти то же по сути, что фашизм, и где-то я уже с этим мнением вроде бы сталкивался. Фашизм иррациональный террор, коммунизм рациональный.       — А! «Бегство от свободы» Фромма тоже критиковало коммунизм, если не ошибаюсь, и сопоставляло с фашизмом.       — А потом были эти антиутопии, в которых просто немного продолжили тенденции СССР... И «1984» Оруэлла, и «Мы» Замятина, и ещё наверняка что-то. Камю красной нитью проводит мысль, что революция, прогресс и ещё несколько вариантов заменили людям религию. Марксизм в итоге выродился в мистическое пророчество о том, что когда-нибудь всё будет прекрасно, а что творится пока — не так важно, какой бы мрак там ни творился. Камю кстати тоже в итоге раскритиковал идею «конца истории». Я не мог не думать о Фреско и его проекте, Маркс был, как и все остальные аналогичные авторы различных систем, впрочем, уверен, что он всё разложил по полочкам, что всё вычислил, что всё будет так, как он рассчитал, но всё пошло не так. Я боюсь, что с Венерой может быть то же самое, тем более что для Фреско, по моему мнению, наука и разум заменили бога и религию. Во всяком случае, если речь когда-либо серьёзно зайдёт о реализации Проекта, руководителям было бы неплохо прочитать сначала «Бунтующего человека» и постоянно держать в уме его ключевые мысли и выводы. А пока что его могут почитать адепты проекта. Камю, как ни странно это было для меня, упомянул квантовую физику, общую и специальную теорию относительности, и как оказалось, Маркс проигнорировал их достижения ради сохранения стройности своей системы. Там было что-то про то, что согласно этим последним научным данным есть какая-то случайность, вероятность, а Маркс был за детерминизм. Точно так же Фреско мог игнорировать что-то из психологии или философии, например, хотя Камю как раз вроде бы тоже за научность, на которую Фреско как раз максимально претендовал.              На этом моменте, да и не раз впоследствии, я задумалась, а насколько реально, точнее, имеет смысл делить поиск информации (чтение) на двоих с целью экономии времени и сил. Вместо того, чтобы в одиночку читать 20 книг, можно каждому прочитать по 10 и пересказать их друг другу. Я начала сильно сомневаться в этом. Допустим, в книге 300 страниц. Максимальный пересказ выйдет страниц в 5-10. Далее, материал даже не будет передан в исходном виде, он будет передан через призму субъекта, который его прочитал и уже потом делится им. Из-за этого же могут быть ошибочно расставлены акценты: для одного важным покажется одно, и он умолчит про другое, что для второго на самом деле важнее, а он про это даже и не узнает. В таком случае оптимальным будет: один читает, подчёркивает важные для него места, передаёт книгу другому. Если речь о художественном тексте, то при пересказе потеряется и всё, касающееся формы, языка, стиля. И это касается не только двух человек, но и кратких пересказов, и даже подробных пересказов по каждой главе или иным категориям. «Бунтующий человек» подробно передан в Википедии, статья даже содержит какие-то сведения, которых не получить из текста, но всё же это большая книга, а статья относительно неё маленькая.       С другой стороны, выжимка сути может быть полезна, если текст слишком абстрактный, большой и запутанный, не дающий цельного понимания. И может быть, рабочим вариантом будет услышать от двух людей и больше или прочитать два и больше пересказа, чтобы они дополнили друг друга? Но ведь это не всегда возможно. Ещё лучше, получается, самой всё читать плюс читать краткие пересказы или разборы этих произведений — но в итоге времени затратится ещё больше, чем просто при чтении всего в одиночку, которое и так слишком ресурсозатратно.                     — А потом, Камю говорит, что к его времени стала распространённой позиция, что человеческой природы не существует и что, следовательно, человек бесконечно пластичен. Ну разве Фреско утверждает не то же самое? Он разве что добавляет, что человека создаёт окружение, среда. А это, значит, ещё к середине прошлого века кто-то высказал мысль. Маркс? Или те, кем вдохновлялся Маркс, или Энгельс? И уже тогда Камю её критикует — и отсылая к сути бунта, который возникает, когда затрагивают некую универсальную для людей ценность, часть общей человеческой природы, и упоминая про иррациональное, Фрейда и подсознание. По сути, эта мысль об отсутствии природы значит, что рулит разум и что можно себе внушить что угодно, или же позволить кому-то извне как угодно тебя воспитать. Что если тебе вдруг будет больно внутри, ты сможешь себе сказать, что тебе не должно быть больно потому-то и тому-то — и больно не будет.       Я почувствовала потенциальную опасность в дискуссии и потому не стала устраивать разбор за и против Проекта. В конце концов, что мы имеем — Саша не очень знает Проект, я не прочитала «Бунтующего человека», и оба мы совсем не читали Маркса и ещё чёртову гору книг.       — Суть Проекта Венера сейчас — стать известным, чтобы люди давали насчёт него обратную связь и создавали запрос для государства, если решат, что хотят его реализацию, так что хорошо, что ты нашёл что-то для обсуждения. Если захочешь, можно даже будет пообсуждать эти вопросы с кем-то в группе по Проекту. Если честно, я сама ещё не до конца ознакомилась со всеми его материалами, утверждениями и мыслями, так что не хочу сейчас много обсуждать. Лучше скажи, что дальше у Камю?       По лицу Саши было видно, что он разочарован тем, что я свернула тему, но почти тут же он воодушевился.       — Иди сюда, я лучше покажу. В конце части об историческом бунте и в части искусства и далее я кучу всего наподчёркивал.       Он не преувеличил. Некоторые цитаты я себе записала в заметки, и вот они мне пригодились.              «Победившая революция должна с помощью полицейщины, трибуналов и отлучения еретиков доказать, что никакой человеческой природы не существует. Униженный бунт должен с помощью собственной противоречивости, своих страданий, своих постоянных поражений и неизменной гордости придать этой природе полное боли и надежды содержание».              «Требование бунта — единство, требование исторической революции — тотальность. Первое созидательно, второе нигилистично. Первое обречено на творчество ради всё большего утверждения бытия, второе вынуждено производить ради всё большего отрицания».              «Чтобы сохранить творческий потенциал, революция не может обойтись без морального или метафизического правила, уравновешивающего исторический бред. Понятно, что она с презрением относится к лживой ханжеской морали буржуазного общества, но её безумие в том, что она распространила это презрение на любое моральное требование. К формулам метафизического бунта — «Я бунтую, следовательно, мы существуем» и «Я бунтую, следовательно, мы одиноки» — бунт, восставший против истории (ранее: «В основе бунта лежит отнюдь не тотальное отрицание какого бы то ни было бытия. Напротив, бунт одновременно говорит и «да», и «нет»; «Бунт — это утверждение природы, свойственной всем людям и неподвластной миру силы»; «Революционер одновременно является и бунтарём, но если он бунтарь, то в конце концов он восстанет и против революции»; «Тот, кто любит друга (подругу), любит его (её) в настоящем, тогда как революция любит того человека, которого ещё не существует. В каком-то смысле любить — значит убить того совершенного человека, который должен родиться после революции»), добавляет: вместо того чтобы убивать и умирать ради того, чтобы стать другими, лучше жить и давать жизнь ради сотворения того, что мы есть».              «Внутри каждого бунта обнаруживаются метафизическое требование единства, невозможность его достижения и сотворение вселенной, служащей ему заменой. С этой точки зрения бунт является производителем вселенных. Но то же самое относится и к искусству».              Саша также сказал, что сквозь текст проходит тема поиска единства, в чём также можно усмотреть оторванность от мира. Единства, по Камю, искали даже нацисты в концлагерях, принуждая людей находиться в тесноте. Мне сразу вспомнились небольшие воспоминания Самоучки из «Тошноты» про плен, и стали немного понятнее. Он сказал, что вопрос единства встречается в статьях по СВП — вроде бы звуковики должны привести мир к единству. По Камю же выходит, что бесчисленное множество людей его пыталось к нему привести и все его хотят и добиваются, пусть и максимально извращёнными порой способами. Важным моментом в этом плане становится разделение Камю единства как действительно позитивного и тотальности как негативного, тотальность тоже про общность, поэтому важно разделить эти схожие понятия — правда, либо Камю почти никак не определил саму тотальность, либо Саша этот момент потерял. Творчество — это путь к единству, массовое обезличенное производство с разделением труда, убирающее из труда творчество — путь к тотальности. И как и с единством и тотальностью, бесконечно много раз люди бунтовали, но теряли ощущение тонкой грани с «неправильным» бунтом, что не приводило ни к чему хорошему. В итоге Камю, пройдя сквозь все логические и диалектические перипетии, проведя обзор моря источников из истории и искусства, логично пришёл к восхвалению «правильного» бунта как способа жить. Мне легко понять, почему Саша, говоря об этом, на глазах расстраивался. Потому что всё слишком сложно, тонко и достаточно условно. Камю поднял вопрос ценности человеческой жизни и сделал его едва ли не центральным. В итоге он приходит к выводу, что абсолютная свобода, вытекающая из принципа «если Бога нет, всё дозволено», приводит к власти силы и праву на убийство, что убивает справедливость, но и абсолютная даже справедливость это тоже плохо.       — Вот Камю говорит, что если бунтарь и убивает, то должен за это умереть сам, потому что суть бунта — в неприятии смерти. В других местах он протестует против смертной казни и пожизненного заключения. Но в итоге требует смертной казни, пусть в виде самоубийства, для «ошибсегося» бунтаря, если тот кого-то убьёт — потому что убийство одного неповторимого человека исключает убийцу из сообщества. Как же это уживается? Конечно, в голове так и стояли примеры школьных стрелков, которые в конце стреляют в самих себя. Идеальные бунтари. А если не бунтарь себя убьёт, как тогда, требовать, чтобы кто-то стал палачом? Но этот палач разве не станет виновным, отнимая жизнь того, кто отнял жизнь скорее всего ради какой-то благой цели? Разве не должен Камю предложить убийце остаться жить, раз человеческая жизнь так ценна, и как-то искупать убийство? Но как быть с тем, что миллионы людей убивают вовсе не из бунта, а если и убивают, то им плевать на все эти изыскания, которые провёл Камю? Как быть с теми, кто ничуть не раскаивается? Как быть с чувством меры и неприятием абсолюта, предлагаемыми в итоге Камю — антиубийство тоже не должно становиться тотальным? Но если иногда убивать можно, значит, в целом жизнь всё-таки не неприкосновенна? А как быть со всякими низкими угнетателями, их щадить? Сажать в тюрьмы и тратить на них ресурсы? И в итоге рисковать, что они как-то выберутся и заново начнут представлять угрозу? А творчество, ну такие рамки, должно отрицать реальность и в то же время не должно, реализм это не реализм, вот так и подмывает послать в баню этот образ бунтаря, которому надо соответствовать, и так его и не принять, несмотря на то, что он такой правильный... Мне очень грустно из-за этого. Я вот ещё всё вспоминал короткую цитату из ещё непрочитанного мною «Часа Быка» Ефремова, фантастика про развитие двух вариантов — социализма и капитализма, что-то примерно в таком духе: люди в будущем, насмотревшись, к каким бедам в истории привело следование абсолюту, начали остерегаться и избегать всего абсолютного. А ещё я думал про Будду, который тысячелетия назад начал учить своему «срединному пути», и тому, что было у тебя в дневнике касательно данностей Ялома — данность свободы подразумевает ответственность, ответственность — ключевой ответ на все беды и страдания, которые рассмотрел Камю, люди погрузились в хаос свободы от всех принципов и полностью забыли об ответственности. Всякие идеи ставились выше жизни, выше реальности, люди кидались в крайности... Только ли звуковики делали все эти революции ради идеи и единства, ругаясь на Бога, смерть и бессмысленность и ища нового Бога в чём-нибудь? Да нет, столько людей... А в итоге даже человеческую жизнь, благо людей нельзя было ставить на пьедестал, если ради их достижения или улучшения надо было жертвовать другими людьми или ждать бесконечно долго. Камю пытается сказать, что надо жить в моменте, что-то улучшать здесь и сейчас в пределах досягаемости, но это, во-первых, тоже из дзэн-буддизма, во-вторых, в наше время вообще простейшая и очевидная мысль... Ну какие у нас вообще революции... А революционеры всё пытались искусство прикрыть, под разными предлогами — бесполезно, уводит от реальности, ещё что-то, или пытались заставить искусство работать на себя, на заказ, как минимум вводили цензуру, ну как можно было быть такими тупыми... И действительно, Ленин выгнал из страны философов как бездельников...       Не зная, что и зачем говорить, я опять потянулась к Саше, когда он договаривал, и начала его гладить по щеке. Наконец я сказала:       — Я знаю, что ты устал. Читать и думать над всем этим. Хочешь, давай расслабимся, поиграем с тобой немного?       А он отказался и говорит:       — Есть кое-что, о чём я хочу поговорить. О блэк-метале с позиций этой книги.       — Ого. Давай, мне интересно.       — Попробую. До конца не сформулировал ещё. Если кратко, ты, наверное, знаешь, что блэк громко заявил о себе в Норвегии после поджогов церквей и нескольких убийств и самоубийств — как минимум убийства Варгом Евронимуса и самоубийства Дэда из той же мэйхемовской тусовки. Но до того блэк уже в общем-то существовал, да и антихристианство было и в дэт-метале тоже, и даже в трэше было примерно то же самое хотя бы в одежде. Само название идёт от альбома Веном «Black Metal», в котором творится чёрт знает что вроде смеха и речи задом наперёд, если не ошибаюсь. Однако после этих норвежских событий как будто только и родился блэк, и мне кажется, именно это и было заявлением бунта. До этого не жгли церкви; или, если угодно, это может быть дальнейшим развитием бунта. Очень интересно, что в блэке проявился дендизм, только не столько в ярких нарядах, сколько в корпспейнте, хотя изначально это объяснялось темой смерти, но уже Горгорот добавили театральные черты и сместили акценты, а потом появились ещё более театральные Dimmu Borger, Watain и многие другие адепты «чёрного искусства», сюда же можно занести Shining. Хотя изначально, как говорят, примитивизм блэка и чёрно-белые обложки были протестом против вылизанного дэта, но блэк начал развиваться и стал весьма не примитивным. Развиваются ответвления от корней — тру-норвежский блэк и депрессивный, а также атмосферный, которые начали развиваться дальше, и в депрессивно-суицидальном блэке метафизический бунт достиг апогея, то есть самоубийств. Музыкально это тоже был бунт: против формы, однако с опорой на реальность — в чистом виде бунт против формы это скорее японский нойз. Близок к нему роу, или "сырой" блэк. Однако бунт идёт дальше и начинает отрицать сам себя: кто-то идёт против устоев и добавляет клавишные и мелодизм, кто-то — ярчайший представитель Ulver — вовсе совершает разворот к электронике и порывает с блэк-металом. Появляется пост-блэк-метал, как будто блэк "кончился" буквально за полтора-два десятилетия. Кто-то просто растёт и оставляет злость и ненависть в подростковом максималистком прошлом, отрекается от сатанизма как от образа и игр. Появляется даже христианский блэк, предатель самой сути блэка. Кто-то уходит в веселье абсурда, играя забористый блэк-н-ролл или прикалываясь над жанром и вообще по жизни, как Аббат из Иммортал, который, кстати, больше не в Иммортал. Кто-то пытается остаться в рамках злобы на весь мир десятилетиями — и несколько смешно наблюдать, как стараются например Чудер — возникает вопрос: почему вы не последовательны? Почему не жгёте церкви, не убиваете? Но если возвращаться к этому, то окажется, что эти действия караются законом и наверняка идут против сути бунта, вызванного несправедливостью. Справедливо ли жечь то, над чем трудились люди, и есть ли вообще в этом смысл, если так христианства не победить?       — А! Это же было в «Металлистке». Там это хорошо показали. Разозлилась на пастора, сожгла церковь, сбежала, чуть не замёрзла, вернулась и приняла участие в постройке новой церкви.       — Да. Ещё есть национал-социалистический блэк. В этом плане это почти повторение того пути, по которому всё, начавшись с бунта, пришло к нацизму и концлагерям. Можно, думаю, такие экстремальные действия назвать абсолютистскими, чрезмерными — Камю же говорит о мере и относительности. Только тогда бунт пойдёт на пользу бунтарю.       — Да, я думаю поняла тебя. В конце ведь героиня выступает перед всеми, но когда ей говорят, что ничего не понятно, она вместо того чтобы разозлиться на эту толпу, которая пришла больше пожрать, чем послушать, начинает петь чистым вокалом. И в итоге смогла всё более-менее разрулить и оставить прошлое в прошлом.       — Камю говорит о том, что надо не просто прожить жизнь, надо прожить судьбу. Мне кажется, та девушка — я тоже смотрел — как раз себе сделала судьбу, в то время как другие просто жили, и всё. А с другой стороны, разве жизнь каждого в конечном счёте не станет судьбой, биографией, жизненным путём, даже если он обычный человек?       — Наверное, станет. У каждого же есть работа, друзья. Потом они оглянутся и скажут: что ж, я делал свою работу, я поддержал друга в беде, я любил жену и у нас родились дети, разве я что-то не так сделал? И как быть?       — Да не знаю. Камю вон написал, что запоминаются персонажи, идущие до конца, а не бросающие на середине. Мир запомнил Дэда, запомнил Курта, хотя и не запомнил других — живущих простой жизнью или... Да, может, сейчас разгадал... Или прерывающих эту невыделяющуюся жизнь самоубийством, которое, как и их жизнь, заметит только их окружение и вскоре забудет...       — Но если следовать чувству меры и срединному пути Будды, разве не получается, что обычная жизнь как раз и есть идеал?       — Да хуй его знает Ань, я действительно устал обо всём этом думать.       — Знаешь... Если бунт против смертности это самоубийство, а это против сути бунта, то по-бунтарски надо — бунтовать против тяги к самоубийству и просто жить — обычной ли жизнью или жить особенную судьбу, и так и так правильно и хорошо...       Я приблизилась к нему, приблизилась губами к его губам, закрыла глаза, и мы вдвоём опустились на матрас.              Потом мы поужинали и попили чай, и Саша добавил, что с точки зрения того бунта творчества, о котором говорил Камю, можно рассмотреть аниме.       — Он говорит, что правильное бунтарское творчество отрицает реальность и создаёт свою, опирающуюся на реальность, просто исправленную, дополненную в соответствии с глубинными желаниями людей. Последние лет десять аниме успешно идёт этим путём, создавая произведения про попаданцев в другой мир или в мир игры или просто про другой мир с опорой на, например, условное Средневековье. В таком мире нет офисной работы, деньги обычно не проблема, потому что есть условные монстры, которых не жалко, с которых и выпадают деньги и предметы. У персонажей есть свои проблемы, которые они преодолевают — как минимум просто прокачивают уровень (что отсылает к развитию как смыслу жизни), как максимум решают глобальные проблемы политики, создания общества заново или поиска пути в наш мир. Часто персонажи выбирают остаться в таком мире, более интересном, пусть, может, и опасном. Вместо работы — ремесло, есть какое-то движение и связь с другими людьми — участниками той же гильдии или отряда, или есть друзья, любимый человек, или же человек с ними связан как с постоянными покупателями или посетителями. Всё есть: достигнуто единство, в редких случаях если не с людьми, так с миром, но в конечном счёте и с людьми налаживается, все независимые и равные и обычно психически здоровые. Часто нет проблем и с телом, потому что есть аватар и лечебная магия, часто и смерть не проблема, потому что есть респаун. А главное, есть таверны, выпивка и приятная музыка — хотя бы как саундтрек для зрителя, если не действительная музыка для персонажей. А если потом персонажи выбираются в реальность, то они сохраняют контакт, видятся друг с другом, вместе играют. В самых общих чертах можно сказать, наверное, что такие миры лучше наших тем, что они интереснее и что там не так одиноко и грустно.       Тогда я осталась у него на ночь, чтобы ему не было одиноко и грустно, и на этом, думаю, главу и закончу.