Дневник Ани 2: истина точно где-то посередине

      — Саш, меня вдруг осенило. А что, если «Пассажиры» это фильм-метафора?       — Может быть. Ты про что?       — Смотри. Во-первых, название; ведь в этой жизни мы все пассажиры да случайные попутчики друг для друга; временные пассажиры и временные попутчики. Во-вторых… Вспомни, там были такие слова: «Мы пробудились не случайно». И потом они спасают корабль… Это похоже на рождение и поиск смысла жизни…       — Ага, — поймал мысль Саша, — героине при осознании смерти стало так хуёво, но потом она нашла смысл жизни и всё наладилось… Парень наш в изоляции думал о самоубийстве вроде…       — Ну да… Да только, — расстроилась я, — как же дальше? Спасли корабль и всё, жизнь снова без смысла.       — А вот там капитан-то был. Он как раз только для своего предназначения, смысла возник. Помог ребятам и всё. Не знаю, почему вот он не смог остаться жить дальше. Наверное, всё же фильм не настолько метафора.. А может, наоборот, ведь это как раз лишнее напоминание о том, что все мы мимолетные пассажиры и никуда не сбежим от изоляции.       — Верно, ведь всё у пары героев было чудесно, а потом они вдруг максимально отдалились друг от друга. Снова одиночество. О боже, как же я понимаю вихрь отчаяния героини от осознания того, что всё вовсе не чудесно, а ужасно, что она в ловушке и её любимый (как наши родители) обрёк её на неосуществление своей изначальной цели и смерть на корабле…       — Ну…. Он ведь в итоге предложил ей снова заснуть. Да только она уже отказалась.       — Что же получается? — я заволновалась. — Она нашла что-то настолько ценное, чтобы согласиться на жизнь и смерть? Или это наступает после выполнения смысла жизни? С каким внутренним ощущениям они дальше жили? С пустотой и равнодушием к жизни и смерти? С радостью? Но отчего? Неужели одни лишь отношения или пускай даже любовь давали им это? Или материальное благо и отсутствие работы и денег? Или направленность на будущее? Что их лес останется для других?       — Да знаешь… Я думаю, конечно, им должно было хотеться пожить в таких шикарных условиях. Не жизнь, а вечеринка, плюс возможностей для обучения и развития наверняка было дофига. Они там несколько высших наверное получили самообразованием. Но всё же у них должна была быть какая-то цель. Например, вырастить лес. И они кайфовали от процесса движения к ней. За лесом ведь много ухода не нужно? Посадили и пошли там плавать и прочее, плюс вкусная еда, секс и фильмы. По космосу гуляли. А может, где-то за кадром даже их ребёнок? Впрочем, мне приятней, если нет. Если они решили сделать выбор никого больше не вытаскивать в эту жизнь и прожить её для себя. Хотя был ли на корабле многолетний запас презервативов? Интересный вопрос. В общем, я думаю, их поддерживало некое созидание, некое творчество. Разве создание леса и постройка домика это не творчество? Они так наверное вообще реализовывали свою мечту. Домик в лесу. Чем плоха такая жизнь?       — Бессмысленностью. Понимаешь? Как они смогли найти оправдания всему, зачем продолжили жить? Хватает ли благополучия и радостных эмоций для того, чтобы спокойно жить, даже если нет никакого смысла? Жить ради удовольствия или для чего? Может, они за кадром решали сложные физические теоремы и оставили кучу всего для других? Это было бы смыслом, понимаешь? А они просто жили, довольствуясь собой и счастьем? Мне сложно принять это, хотя ведь надо бы радоваться, если действительно можно спокойно жить без смысла жизни.       — Порой мне кажется, что мы слишком повёрнутые. Вспомни, сколько времени прошло в «Интерстелларе» для оставшегося в корабле космонавта, пока другие спускались на водную мёртвую планету. Почему он за это время ожидания не покончил с собой? Может, космонавты просто особые люди? Ведь в «Гравитации» космонавт спокойно пожертвовал собой ради женщины. Им всё равно, жить или умерить, но они не выбирают смерть без причины и смысла… — Его речь замедлилась, словно он что-то понял в процессе говорения. — Только смерть ДЛЯ чего-то, а не как просто смерть ПОТОМУ ЧТО или ИЗ-ЗА… Как свобода ДЛЯ, а не ОТ жизни… Да, если подумать, то так и есть… Самоубийства для себя у них нет… Только если оно поможет другим…       Мы оба замолчали, поражённые.       

***

      Международный день женской солидарности я и мой любимый печальный друг отметили встречей в кафе, приветственными объятиями с поцелуем и сложным разговором о «Бесах» Достоевского. Но до обсуждения романа мы, сев в уголке наполненного людьми зала, заказали кофе и куски разных тортов. И вскоре Саша начал говорить. Но рассказал он вначале о неприятном сне, приснившемся два дня назад. Я смотрела на него, изредка подцепляла ложкой кусочек тортика, делала глоток кофе и внимательно слушала. Весь разговор в основном представлял из себя монолог Саши, ведь я не читала «Бесов» и не могла толком ничего сказать. Но пересказанный тягостный сон и на мне оставил неприятное впечатление.       – Странный сон, непонятно чем навеянный. Понятно, что он про преступление и наказание, но ведь сейчас я читал у Достоевского другую книгу. Даже не знаю, как пересказать, половина спуталась. В какой-то будке были я, пацан и ещё кто-то. Мой друг или… другая версия меня. А может, про пацана это середина, а не начало. В будке темно. Вот пацан хочет у меня что-то украсть – что-то близкое к диплому или курсачу. Невысокий и возможно мелкий возрастом пацан. Почти сразу я начинаю проявлять сильную агрессию. Заканчивается тем, что я, хотя третья фигура пытается меня остановить или осудить, ударяю ножом пацана и то ли раню его, то ли убиваю. Да, может, это была середина. В середине – или в начале – снова трое: мы с этим «другом» и какой-то пьяный старик… возможно, мой дед. Действие вроде бы в доме баушки, на лестнице, снова в темноте. Снова в итоге нож… Во сне всё было так подробно… Подстроили всё так, будто он по пьяни сам себя… Но он не умер… Что-то говорил, но все не так поняли… Но то ли в конце сказал нормально правду, то ли что… Нет, вроде бы нет… Больница, моё отделение, но вроде как и не совсем оно… В конце коридора что-то с напарником делаем… Напарник возможно и есть этот третий, но вряд ли… Пациентов видел во сне, не как в реальности были… Начинаю торопиться уйти… И гремит жутко из ниоткуда: СВОБОДА!!!       Он перевёл дух, немного огляделся, посмотрел на меня и продолжил.       – Обо всём догадались, сопоставив раны у пацана и старика. Меня вычислили… Вдруг вижу, какой-то японец в комнате, и я какой-то совсем не я… То ли им и был, то ли со стороны это видел… Или этот японец и был третий… Или то не японец… Вроде всё хорошо… Но потом – ужас… Я начинаю будто разваливаться и выть… Кричать нечеловечески… Это не человек… Пришелец… Форма рушится, и я начинаю ползти по полу… Как будто жидкий терминатор из конца второго «Терминатора»… Разваливаюсь… Растекаюсь… Пресмыкаюсь… Амёба… Космическая слизь… Нечто… Не помню, гремело ли опять: СВОБОДА!!!.. И вот уже обычный я, человек, бегу, бегу… Около знакомых мест… Там рядом кинотеатр… Смотрю, справа полиция с прозрачными щитами… Вот-вот окружат… И… Беру нож… Пытаюсь в себя воткнуть, не могу… Тогда ставлю остриём над сердцем и падаю в поверхность… Жар… Темно… Ничего больше. Больше ничего нет.       Он говорил, глядя внутрь себя, а я смотрела на этот океан и молчала.       Больше ничего нет.       Я положила свою ладонь на его сжатую в кулак руку. Он будто очнулся и посмотрел на меня.       – Хэй, я здесь. Всё хорошо. Вот он ты. Я тебя вижу. Ты жив. Ты человек.       Смотрит на меня, встряхивает головой и обращается к еде. Судя по лицу, никакого особого удовольствия ему эти тортики не доставляют.       – «Бесы» – страшная, угнетающая книга. Но не жалею, что её прочитал, – сказал он и снова замолчал. И лишь потом начал цельный рассказ.       – Больше понравилось, чем «Братья Карамазовы», и читается легче. Мне кажется, «Бесы» сильнее. Хотя едва ли не две трети читаешь с ощущением, что происходит ровным счётом ничего и это какая-то пустая ерунда. А потом такое начинается. Такие обороты набирает этот снежный ком. Собрание, обсуждение. И автор вроде иногда прикалывается – есть там например одна студентка с одной и той же повторяющейся репликой, – но в целом с обсуждения всё и начинается. И оно поразительно современное. И вот то, что потом, и представляет важность книги. Очень зря я прочитал «Бунтующего человека» только после «Карамазовых», потому что это – ответ Камю на то, что в мир принесли эти две книги Достоевского. А принесли они много. Это и не просто художественные произведения. Это поиски между философией и психологией. И в этих двух книгах – поиски касательно того, у кого власть: у бога или у человека, и если у человека, то почему всё ужасно и можно ли сделать хорошо. И в «Бесах» даётся ответ «нет» в лице Шигалёва и ещё одного какого-то там, его поддержавшего. «У наших» и «Иван-Царевич»… Я понял, почему в СССР запретили «Бесов». Но знаешь, у меня ощущение, что «Бесы» стали руководством к действию для революционеров, а вот потом их запретили и простые люди уже не поняли, как их провели. А провели их на общем деле. Общее дело, буквально просто произносимое – «это для общего дела!» – обладает магической силой. А нет никакого общего дела, понимаешь. Нет. И нет никакого таинственного центра, никакой организации. Пронырливые хищные люди без совести и чести обманывают и вершат ужасные вещи, а потом исчезают. Вот как это работает. Замечательно, что вот такой кукловод, главное зло книги – сынок истероидного Обломова местного разлива, живущего с женщиной в непонятных отношениях и непонятно чего желающего, разговаривающего на французском и не умеющего выразиться на родном языке. И даже непонятно, ради кого было всё это зло, ведь Петруша презирает людей как таковых. Ради чего была замышлена революция? Ради улучшения жизни людей? Конечно нет.       – Извини, прерву. В «Яме» Куприна описан главный сутенёр, торговец женщинами или начальник притонов, не помню. Тоже меня поразила его пронырливость и беспощадность. Люди выбрали творить зло, хотя прекрасно понимают, что творят зло. И никто даже их не может уличить. Страшные люди.       – Да, именно. Джокеры. Кто это? Юнговская Тень, заменившая личность? Я не понимаю. А лучшие в «Бесах» погибают. Шатов и Кириллов. Кириллову так и говорит Шатов: каким бы ты был человеком, если б остался жить. А Шатова убивают. Убивают из-за паранойи хищника. Я уверен, что так обычно и было. Из-за боязни доноса и нагнетания страха совершались убийства. Но ведь всё если продолжить в перспективе, то все должны быть убиты, и останется один только главарь. Больной главарь-параноик, вроде бы гениальный злодей, но такой… мелкий. И вот это – революционеры?? Понимаешь, нет, ты не понимаешь, ты не читала, а у меня ощущение, что в верхушке СССР такие могли быть, и если бы люди прочитали «Бесов», то подняли восстание. «Рабы должны быть равны в своём рабстве и в своей бедности, ни у кого не должно быть ничего» – кажется, так сказано в книге, и так ведь оно и было в СССР. А общим делом был труд. Сначала революция, потом труд, коммунизм, пролетариат. Громкие слова. Ужасные дела во их имя. Ещё, знаешь, поразило, что на собрании говорилось, что надо разрушить религию, брак и ещё что-то, возможно, власть, а может, семью. Так чего в нас с тобой нового, если религию и брак ругали и хотели отменить ещё тогда? Отвлёкся. Вот в «Братьях Карамазовых» Иван говорит, что оно всё того не стоит. Что как бы хорошо в конце не обещалось, не стоит цель любых средств. Страданий детей и ненужных убийств. В «Бесах» злодей говорит, что предстоят тысячи Шатовых, тысячи убийств – а по сути, из-за чего убили Шатова? Из-за ничего. Из-за боязни доноса. Более того, Шигалёв и тот, другой говорят, что людей надо сделать рабами и вообще бОльшую их часть попросту уничтожить – «и ни к чему другому вы не придёте, как ни пытайтесь», провозглашает Шигалёв, пытавшийся создать концепт идеального общества. Общество… Поразительно живо выписаны переживания Шатова во время родов жены – бывшей жены, забеременевшей от другого. Такая радость. И, знаешь, мне даже показалось, что, может, и я бы на его месте стал таким вот радостным дурачком… И вот его берут и убивают, хотя убийцы знают, что он счастлив и у него маленький ребёнок и жена. И в итоге и жена и ребёнок тоже погибают почти сразу. И вот таких убийств предстояли тысячи – ради общего дела. Ради революции. Слова, слова, слова…       Хочешь, я расскажу тебе про звуковика Кириллова? Этот неверующий верит, возможно, больше всех. Он заранее уведомляет всех, что собирается покончить с собой, и идёт к этому. Другие называют его сумасшедшим, а он не сумасшедший. Другие убивают ради общего дела и не считают себя сумасшедшими, а его используют и считают сумасшедшим. Ему предлагают убить другого, чтобы доказать свою высшую волю, но он выбирает убить себя, и он – сумасшедший. А он самый достойный. Но он умирает, а власть в руках параноиков и убийц. Ты понимаешь, что я читал будто про себя? Я понимаю, что Кириллов – поехавший звуковик, больной звуковик. Он не может спать, он глядит не наружу, а в себя, он криво говорит. А я вроде бы ещё не поехавший. Но я в потенциале он, но главное в том, что уже на практике у меня давно суицидальные мысли, давно они у тебя, и ты была на грани. Иногда мы думаем о себе ужасно плохо, но посмотри, кто у власти, и окажется, что мы намного лучше. А если они живут, почему нам умирать? Но вот так всё и складывается. У Кириллова ни семьи, ни детей, и этот новый Иисус умирает, хотя мог бы создать гениальное творение или достичь просветления. Но он умирает, и остаётся Пётр, который не может его даже на долю понять. Остаётся ходячий разлагающийся труп Ставрогин. Но Шатов и Кириллов убиты и мертвы. Бога нет, вся власть у человека, и вот что они с этой властью делают. А знаешь, почему Кириллов мёртв? Потому что он понимает, что Бог необходим, и знает, что его нет, и один из миллионов не может так жить. Я посмотрел, Достоевский был первым. «Бесы» появились в начале 1870-х, «Карамазовы» в 1880, впервые Ницше говорит «Бог умер» в «Весёлой науке» буквально годом позже, а его «Заратустра» появляется ещё через пару лет. Достоевский был первым, но все эти книги написаны почти в одно и то же время. Значит, видимо, действительно тогда эта проблема была столь существенной. А что потом? А потом целая атеистическая нация, многого добившаяся в науке и победившая нацизм. Как же для них всех вопрос существования Бога не стоит остро? И я понял, что дело именно в этом «один из миллионов». Вот в чём дело. Но это мелочи. Правда в том, что его рассуждения логичны, но что с ним не соглашаются. А его рассуждения…       – Погоди минутку. Он говорит, что Бог необходим, так? Он эту необходимость разъясняет? Или это так, аксиома без аргументов, церковный постулат?       – Ну… Из его рассуждений видно, что ЕМУ Бог необходим… Что иначе он не может ничего оправдать, и уже оттуда начинает Камю – что человеку необходимо бессмертие, а со смертью Бога уходит надежда на него и на какой-то смысл… И что в итоге надо вот быть сначала – Сизифом и находить смысл в том, чтобы смотреть, как твой камень катится с горы, а потом – бунтующим человеком, не переходящим грань и отказавшимся от кровавой революции, отказавшимся от превозношения цели и ценящим путь…       – Понятно, что мало что понятно. Достоевский, бесспорно, крут, но это «Бог необходим» кажется его личным ощущением.       – Да, может, и так. Если забыть, что Кириллов звуковик и это звуковиков смертельно волнуют вопросы смысла и бога. Ну, да. Вектора же фикция, как эго, Тень и всё остальное, и Кириллов фикция. Может, этот тезис и не тезис вовсе. Не аксиома. И то, что безбожники Пётр Степаныч и Ставрогин, с которыми водится сатанинский чёрт Васька Каторжный, убийца, такие деструктивные, лишь морализаторство Достоевского. А ведь мне так и не ясно, верил сам Достоевский или нет. Ибо у него очень крепкие доводы как за, так и против веры. А опять же есть различие между верой и религией. В «Бесах» есть важная ненапечатанная глава, причём я её нашёл и прочитал в двух вариантах. Это «У Тихона». И Тихон там – монах, который вроде как отвергнут другими монахами, но он верит. Может, это и есть образец веры без религии. Религии у него посвящены «Карамазовы» и главы про Зосиму, ведь там рассматривается религиозный феномен старцев, именно религиозный, а в «Бесах» я не могу себе представить Кириллова ходящим в церковь, его бы, может, даже и не пустили туда, но вся его фигура разбирает вопрос веры. Может, и Достоевский сам не мог без Бога, он понимал прекрасно, что его нет, из-за своих же железных аргументов, но чувствовал, что он нужен.       – «Если бы бога не было, его бы надо было выдумать». Кажется, так сказал Вольтер. И он же призывал: «Раздавите гадину», подразумевая под ней церковь.       – А, чёрт его знает, Ань. Хочется на всё махнуть рукой. Устал… А ведь я ещё не рассказал про Ставрогина. О. Этот Антихрист. Этот красавец, тоже не то больной, не то такой же здоровый, как и любой нацист, человек без эмпатии, человек мозгов и притом больных мозгов. Кто он такой? Я даже не могу отнести его к звуковикам. Просто ходячий смердящий деструктив. Безработный обеспеченный скучающий мажор. Прав был твой – ладно, не говори, не твой, знаю – Франкл, оказывается, большую роль отводящий скуке, на что только люди не готовы от скуки и как им от неё плохо. Я никогда не встречал ещё таких мёртвых персонажей. Он похож на Ивана Карамазова, похож на Смердякова, хоть и «поблагородней», похож на Печорина и сартровского Рокантена – но он хуже всех них, в тысячи раз хуже даже Смердякова. А ведь потенциал у него был, какой потенциал. Но он всё просрал и проебал. И знаешь что замечательно? Что Петька хотел его использовать в качестве чуть не нового Иисуса. Этот гнилой персонаж внешне был красив, хотя и слишком часто усмехался. Но внутри… Какое же разложение. Ещё он как ни странно даже грамоту толком не освоил. И понимаешь, он просто несёт смерть. Ребёнок бывшей жены Шатова – от него. Они с ребёнком гибнут почти сразу после родов. Шатов, давший ему пощёчину, гибнет, кстати, и Петьке кто-то дал пощёчину – Шатов ли, Ставрогин ли, и он по сути за пощёчину убил или хотел убить. Влюблённая в него девушка гибнет в толпе. Его законная жена и её пьяный опекун гибнут. Ну а один из вариантов «У Тихона» раскрывает такое… Просто такое… И какое самолюбие Ставрогина открывается там, какая гордость, какие неприятные черты… И знаешь что? Мне кажется, они есть и во мне. Но чего нет во мне, так это его карамазовщины, самой нижайшей и отвратительной карамазовщины, этого грёбаного «сладострастия». Знаешь, что он делал? Мерзости и, делая их, отстранялся от себя и со стороны наслаждался глубиной своего падения, больной ублюдок. Отравил, довёл до самоубийства, убил на дуэлях. Тихону он вручает свою исповедь, которая потом открылась обществу, и там подробно описывает знаешь что? Сознательное изнасилование девочки и позволение ей покончить с собой. Я уверен, о, я глубоко уверен, что он знал, что девочка пошла вешаться или резаться, но он сидел, смотрел на паутину, на часы и ждал, ждал, а она там дёргалась в агонии, маленькая девочка. «Бесы» это они и есть. Что за человек… Сначала кажется, он из великодушия женился на хромой дурочке, а потом оказывается, что на спор и чтобы наслаждаться падением… Знал прекрасно, что её убьют, но позволил… Безучастный пассивный человек, гордящийся тем, что вешается в полном рассудке… Сравни самоубийства Кириллова и Ставрогина – они несравнимы… Сравни Базарова и Ставрогина, вроде бы двух похожих нигилистов – они несравнимы… У тех нет этого больного кайфа от уродства… И вот его-то превозносил наш революционер. А Кириллов сказал, что его тоже съела идея. Он когда верует, то не верует, что верует, а когда не верует, то не верует, что не верует. И как это понимать? Опять – что безбожие доведёт вот до такого? Но это выдумки… Я не знаю, что до такого злодейства доводит… Почему человек отдаёт себя злу? Кириллов не несёт никакого зла. Или это якобы потому, что он на самом деле верует, просто Бога нет, а если бы был, то он бы верил, конечно, в него? Эх… Я не знаю, Ань, просто так как-то фигово стало… Вроде и ушёл от всех этих Шатовых и Кирилловых и Ставрогиных, вроде я и другой, а что толку, они же есть на свете, такие вот деятели, и ничего-то с ними никак не сделать. Столько мерзости и самооправданий. Так тошно от них.       Что ж, Достоевский есть Достоевский, что мне ещё сказать. Я взяла его за руку, и мы пошли на улицу глотнуть воздуха. Уже было темно, светили фонари. Я поцеловала его. Мало что я могу на самом деле дать человеку, даже самому любимому.       – Поехали ко мне, – тихо сказала я. – Займёмся сегодня сексом. Хочу тебя немного порадовать и расслабить.       Я не стала возвращаться к его тяжёлому сну, хотя меня, безусловно, зацепила эта гремящая «свобода». Тут и так несложно догадаться. Не справился человек со свободой, растёкся, развалился. Пали границы тела, отделяющие от мира, пали запреты на убийство. Свобода. Вот и растёкся с воем. Развалились эти Ставрогины и все остальные. Может, им нужен бог, чтобы спасти их от себя самих, от своей свободы. В своей свободе они делают неправильные выборы и идут не туда. Да и бегут они от свободы, не в бога, так в идеи. Общее дело, революция, самоубийство. А если не бежать, то так и будешь Ставрогиным… Если не найдёшь какой-то верный выбор. А как его определить, как понять, куда идти. Ведь бога нет, мы все брошены, и родители наши брошены, и их родители, и никто ничего не знает. Чёрт его знает, как жили люди в СССР, но в чём-то жизнь без бога и правда немного тосклива. Был бы он, отнял бы свободу, и боролись бы за свободу. Достигли бы свободы от. А свободы для не достигли, и получилась пустота, а не свобода. А как её достичь, эту свободу для, и чем заниматься, для чего эта свобода, чёрт его знает. Никто ничего не знает. Все брошены. Делайте что хотите, всё позволено. Тоска.