Innocence Died Screaming, Honey Ask Me I Should Know

— Ваше Высочество. — Нет, — говорит Хуа Чен. — Блять, нет. Абсолютно точно нет. — Ваше Высочество. — Если это насчёт перевала Баньюэ, то есть множество других свидетелей, из которых ты можешь выбить историю. Спроси одного из них. Хуа Чен может представить, как на другом конце сети духовного общения кривится усталое лицо Лин Вэнь. — Я не спрашиваю, — резко произносит она. — Я говорю, что вы должны немедленно вернуться на Небеса. А что, если я этого не сделаю? Хуа Чен размышляет. Что же она тогда будет делать? Снова пошлёт за ним Му Цина? Пэй Мина? Императора Небес? За прошедшие четыре дня он взаимодействовал с Небесами больше, чем за последние четыреста лет, что на самом деле нелепо. Утомительно. Вероятно, это нарушение прав какого-нибудь профсоюза работающих Небесных чиновников. Он заслуживает перерыва, некоторого времени, чтобы рисовать, лепить или просто гулять, демонстративно не думая слишком много о некоем призраке, который оставил ему больше вопросов без ответов, нежели с ними. Лин Вэнь, конечно же, точно знает, куда ударить сильнее всего, прерывая его безмолвные размышления. — Явитесь прямо во Дворец Шэньу, — говорит она; Хуа Чен замечает оттенок самодовольства в её голосе и закатывает глаза только из принципа, прежде чем смысл её слов доходит до него. Дворец Шэньу— Она, черт возьми, не может быть серьёзной. — Он действительно вернулся? — спрашивает Хуа Чен. Ему практически не хочется знать ответ. Цзюнь У находится на Небесах едва ли больше, чем Хуа Чен, он всегда занят неизвестно чем. Ходят слухи о строгих практиках самосовершенствования или, возможно, о том, что он патрулирует миры, что является частью его высоко священного долга. Всё, что знает Хуа Чен, это факт, что он сам патрулирует миры уже пару веков и ни разу не сталкивался с Императором. Не то чтобы ему этого хотелось. Весь его план на загробную жизнь — избегать Цзюнь У, Небес и Му Цина, именно в таком порядке. Только за последнюю неделю он провалил все три пункта. Лин Вэнь не утруждает себя дать глупый ответ на его глупый вопрос, поэтому Хуа Чен выходит из сети духовного общения, изо всех сил пытаясь передать весь нескончаемый список жалоб, возникших из-за её крайне нежелательного вмешательства в его повседневную жизнь. Если ему удастся, она также не соизволит это признать. Когда Хуа Чен прибывает на Небеса, там никого нет, в отличие от прошлого раза, когда Лин Вэнь немедленно перехватила его у ворот. Это, наверное, к лучшему. Как бы сильно он ни любил злить её, Лин Вэнь на самом деле не его друг. И учитывая количество беспорядков, устроенных им, которые ей пришлось убрать, — за последнее время и в целом — гражданский бог, скорее всего — если не имея все основания — оставил бы это на него. Хуа Чен смеётся. Он, на Небесах. Даже дважды за столетие! Ему становится слишком комфортно, если он начинает думать, что эти улицы во всём их позолоченном великолепии более безопасны, чем те, что на Земле. Чёрт, даже в Призрачном Городе ему могло бы повезти в большей степени. Может, ему стоит проверить, чтобы убедиться. Он слышал, у них там довольно большой игорный дом, и возможно, если Бай Хуа не будет возражать… Но это бесполезные мысли. Какой Князь Демонов не возражал бы против Небесного чиновника, расхаживающего по его территории? Не то чтобы боги не позволяли себе иногда проскальзывать туда и забываться, но у Бай Хуа наверняка будут проблемы с Хуа Ченом, исчезнувшим в Призрачном Городе и лишившим его удачи на столах. Он не теряет времени на размышления. Небеса, как всегда безвкусно выглядящие, заставляют его кожу покрыться мурашками, поэтому Хуа Чен идёт по главной дороге, чтобы со всем этим покончить. Ему приходится побороть желание держать голову опущенной. Как бы некомфортно ему ни было, у него всё ещё есть видимость гордости, и он не собирается скрывать своё лицо именно здесь, из всех мест. Он может быть каким угодно, но не напуганным или пристыженным. Вместо этого он поднимает взгляд и вынуждает любого встречного Небесного чиновника приветствовать его. Никто этого не делает. В конце концов, у него определённая репутация во всех трёх мирах. Бедствие Небес. Его Высочество, проклявший богов. Хуа Чен, последний принц Сяньлэ, тот, кто— Другие боги спешат мимо, не поднимая взглядов, и Хуа Чен задаётся вопросом, связано ли это с тем, что Небеса терпеть его не могут. По большей части, вероятно, так оно и есть. Он и божественность — как пепел против снега, так было всегда, но это кажется… свежим. Не считая его быстрого визита туда и обратно на прошлой неделе, он не ступал на Небеса с того события, несколько столетий назад. Но нет никаких причин открывать эту рану заново, так что должно быть нечто другое. Может, они все боятся, что в следующий раз он будет пойман в их грязном белье. Сначала Пэй Мин, затем и Пэй Су — он должен признать, что возвращение в небесное общество, безусловно, не было скучным. И действительно, как можно лучше сказать «урок извлечён», чем немедленно устроив проблемы? Хуа Чен всегда ценил небольшую искру. Он почти усмехается, но всё же не делает этого, потому что привлечет к себе нежелательное внимание, но он по-прежнему ощущает, как слишком острые клыки впиваются его губу. — Ваше Королевское Высочество! Хуа Чен знает, что никто не может быть достаточно храбр, чтобы иметь в виду его, но желание обернуться всё равно зудит у него под кожей. Он его игнорирует. Это приносит мало пользы, поскольку он не учитывает факта, что позвать могли человека, оказавшегося прямо перед ним. — Да— О! — мужчина кружится с воодушевлением, глупой энергией, которая заставляет Хуа Чена нервничать больше, чем сам удар; он отскакивает, как только понимает, с кем столкнулся. — Извините, извините! Хуа Чен позволяет своему взгляду скользнуть по нему без особого интереса. — Какая удача, — мягко говорит он. — Ваше Высочество! — первый голос шипит, и человек, который столкнулся с Хуа Ченом, смотрит на другого с раздражением, но тем не менее, освобождает дорогу, позволяя Хуа Чену беспрепятственно пройти мимо. Шёпот сопровождает взаимодействие до тех пор, пока он не доходит до дворца Шэньу, не настолько тихий, чтобы его не слышать, но в достаточной мере незначительный, чтобы Хуа Чен предпочитал этого не делать. Пусть шепчутся, они все бесполезные трусы. Кроме того, он не собирается здесь задерживаться. Одна паршивая встреча, и они все смогут вернуться к удобному притворству, будто оппонентов не существует. Порядок будет восстановлен. Он действительно не собирался вмешиваться в их военные преступления, и это не та ошибка, которую он вскоре совершит снова. Дворец выглядит точно так же, каким его запомнил Хуа Чен за те несколько раз, когда он соизволил подумать о своём пребывании на Небесах. Из всех зданий больше всего Хуа Чен ненавидит это. Слои золотистой черепицы ослепляют его, отражая свет, мерцая не как маяк, а как предупреждение. В конце зала на троне восседает бог войны в чисто белых одеждах. Он открывает глаза в тот момент, как входит Хуа Чен, словно это именно то, чего он ждал. — Сяньлэ. Ты вернулся. Как и ты, не говорит Хуа Чен. Вместо этого он вежливо кланяется, а затем пытается найти угол комнаты, чтобы скрыться, пока его не отпустят. Что, как выясняется, является попыткой выдать желаемое за действительное с его стороны. В тот момент, когда Цзюнь У решил лично его поприветствовать, Хуа Чен потерял все шансы ускользнуть незамеченным. После слов Императора сотни глаз пригвоздили его к полу, как насекомое, готовое к препарированию под их холодными и жадными взглядами. Хуа Чен должен напоминать себе, что необходимо улыбаться и держать голову опущенной. Не доставлять хлопот. Не устраивать сцен. Присоединись и убирайся отсюда к чёрту. Он внезапно перестаёт думать, что эта встреча имеет какое-то отношение к Пэй Су. С чего бы, если его судят? Лин Вэнь кивает ему со своего места позади Цзюнь у, бормоча, пока царапает что-то на свитке. Это нисколько не обнадёживает, хотя, в её защиту, она и не пытается. — Уверен, тебе интересно, зачем мы вызвали тебя сюда сегодня, — произносит Цзюнь У, глядя на Хуа Чена. Он уклончиво пожимает плечами. Если бы ему пришлось угадывать, он бы сказал, что шансы на то, что другие боги планируют ему вечеринку-сюрприз, невелики. Нет, Хуа Чен знает, почему он здесь. Тем не менее: «Я думал, проблема с Пэй Су уже решена. Моё присутствие необходимо?» — Я бы не сказал, что она решена, — протягивает из-за его спины глубоким голосом Пэй Мин. Его губы изгибаются в улыбке, явно невесёлой, когда он приветствует Хуа Чена. — Ваше Королевское Высочество. Я много о тебе слышал. Снова. Хуа Чен не может вспомнить, когда в последний раз встречался с кем-то, не услышав этих слов. — Уверен, почти столько же, сколько я слышал о тебе. Что за проблема? — По существу дела, полагаю. — Переходи к нему, — говорит Хуа Чен. Пэй Мин сужает глаза. У него красивое лицо, к сожалению, у Му Цина тоже такое. Это одна из тех вещей, которая заставляет людей дважды подумать, прежде чем ввязываться. К счастью, Хуа Чен никогда не любил насмешливых и надменных придурков. Противоположности притягиваются. — Почему бы тебе не рассказать нам о том совершенствующемся в белом, который сопровождал тебя в путешествии через перевал Баньюэ? Он видит, как Пэй Су становится на колени на периферии, но смотрит на молодого бога не дольше мгновения. В конце концов, Бай Хуа просил доставить сообщение. Не то чтобы он мог молчать об этом. Это не означает, что Хуа Чен должен играть в игры Пэй Мина. — Не уверен, что припоминаю, — категорично произносит он. Пэй Мин улыбается так, как если бы наслаждался происходящим. — Может быть, в таком случае генералы Наньян и Сюаньчжэнь смогут пролить свет на ситуацию. Фэн Синь и Му Цин выпрямляются при упоминании. Хуа Чен может только мельком увидеть их приближение, отслеживая их фигуры боковым зрением, — он решительно не смотрит на них. — Смогут ли? — спрашивает Хуа Чен. — Были ли они там? — он склоняет голову набок, как будто должен над этим поразмыслить. Либо они признаются, что солгали ему, либо он будет притворяться тупым, вытягивая это из них, как бы сильно им ни хотелось опустить этот момент. Пэй Мин фыркает. — Это не имеет значения. Мне просто нужен один из них, чтобы кое-что определить. Он вытаскивает из рукава простой цветок. Через несколько секунд зал полностью затихает. Забавно, на самом деле, что такая маленькая и безобидная штука может заставить замолчать целый зал богов. Исходя из собранной информации, Бай Хуа мало что сделал, дабы оправдать такую реакцию. По большей части, он просто держался особняком, оставаясь тихим и безымянным. Перед событиями на горе Юйцзюнь, Хуа Чен задаётся вопросом, имели ли Небеса вообще хоть какое-нибудь взаимодействие с непревзойдённым. Возможно, что нет. Самого предположения, что Хуа Чен мог с ним столкнуться во время фиаско с женихом было достаточно, чтобы довести их до безумия, и теперь с этим— Он не может не думать о том, что, возможно, дело не только в тайне, окружающей Бай Хуа. Может быть, дело в самом факте, что Белый Цветок проявил интерес к нему, доставляет Небесам дискомфорт. Хуа Чен, Его Высочество, проклявший богов, и Умин, Белый Цветок, Оплакивающий Кровопролитие, анонимное бедствие; это не совсем обнадёживающая комбинация. Фэн Синь берёт цветок, но прерывает его голос Му Цина. — Это его. — Его? — подсказывает Пэй Мин. — Белого Цветка. Пэй Мин кивает, как будто раскрыл дело. Хуа Чен видит, как один совершенствующийся в толпе закатывает глаза, не впечатлённый. — Что именно это доказывает? — спрашивает он. — Ничего, — произносит Хуа Чен. — Это совершенно неважно. Если только ты не хочешь обвинить меня в сговоре с Белым Цветком, чтобы выгородить своего драгоценного генерала, Пэй Мин? — он сладко ему улыбается, смелость капает с его губ как уксус. Даже если Пэй Мин действительно собирался обвинить его в этом, а Хуа Чен уверен, что так и есть, ему не удастся. Пэю-младшему не повезло иметь свидетелей своего признания, и даже если бы Хуа Чен был из тех, кого пугает угроза скандала, — а это не так, — Пэй Мину будет трудно дискредитировать остальных, двое из которых никогда на самом деле не видели Бай Хуа. — Нет, — неохотно ворчит Пэй Мин. По крайней мере он знает, что нельзя тратить время на сражения, которые ему не выиграть. — Но— — Но Пэй Су признался. Не правда ли? — Хуа Чен пристально смотрит на Пэй Су. Младшему богу нужно поднять глаза, чтобы встретить его взгляд; он всё ещё приклоняет колени у ног Цзюнь У. — Ты возьмёшь на себя ответственность, а? Разве это не были твои слова? Долгая пауза, а затем: «Да». — Что? Пэй Мин недоверчиво смотрит на Пэй Су. Хуа Чен должен признать, что тоже удивлён. Недостаточно, чтобы быть впечатлённым, но он предполагал, будет труднее заставить Пэя-младшего признать свою вину. Возможно, генерал принял слова Бай Хуа близко к сердцу. Хуа Чен тихо смеётся, довольный тем, что это наверняка действует Пэй Мину на нервы. — Хорошо. Теперь вопрос решён, Генерал Пэй? Взгляд, направленный на него, настолько яростный, что Хуа Чен практически чувствует, как он его прожигает. Он хмыкает. — Довольно, — говорит Цзюнь У, и в зале действительно наступает тишина. — Пэй-младший будет ненадолго низвергнут за свои проступки. Что касается улик против Белого Цветка… Это обязательно будет расследовано. — Да, мой Лорд, — кланяется Пэй Мин. Цзюнь У утвердительно мычит. — Сяньлэ, подожди минутку. Остальные могут уйти. Хуа Чен не оборачивается, чтобы посмотреть, как уходят Фэн Синь и Му Цин. Его это не беспокоит. Не тогда, когда Му Цин игнорирует его, а Фэн Синь колеблется, открывая рот, словно бы собираясь что-то сказать, и особенно не тогда, когда он решает этого не делать; его плечи напрягаются, ему тяжело дышать. Скучно. Не его проблема. Что интересно, так это то, что ранее замеченный совершенствующийся откидывается назад с веером в руке. — Цинсюань, — предостерегающе говорит Пэй Мин. Он стоит между Хуа Ченом и Цзюнь У, завершающим с Лин Вэнь обсуждение подробностей наказания Пэй Су низким раздражённым голосом. И Ши Цинсюань, и Хуа Чен его игнорируют. — Господин Повелитель Ветров, — приветствует он. На этот раз формально, как если бы он не знал, что уже встречал его раньше не так давно. Ши Цинсюань светится. — Ваше Высочество! Я не был уверен, что вы меня узнаете. А ты говорил, что я не увижу тебя на Небесах. Хуа Чен вспоминает их последний — единственный — разговор с горько-сладкой иронией. — Я надеялся, что так и будет. — Цинсюань, — снова зовёт Пэй Мин. В его голосе явно слышится раздражение. — Думаю, ты уже достаточно вмешался. Из-за всего этого Пэю-младшему грозит двести лет низвержения. Хуа Чену приходится приложить немало усилий, чтобы не рассмеяться над генералом. Проблема Небес, одна из многих, заключается в том, что боги стали слишком самодовольными, жирными и удовлетворёнными обещанными богатствами, как свиньи на заклании. Только что выяснилось, что генерал Пэй-младший устроил резню и скрывал этот факт на протяжении веков, а они теперь беспокоятся в первую очередь о низвержении. Как будто нахождение вдали от Небес это худшая участь, которая может постичь человека. Хуа Чен делает глубокий вздох и говорит: «Двести лет — ничто. всё закончится раньше, чем он это осознает». — Просто потому, что ты… — огрызается Пэй мин, но Ши Цинсюань прерывает его резким окликом: «Генерал Пэй». Повелитель Ветров слегка кланяется Хуа Чену в знак извинения. — Простите нас. Нам придётся наверстать упущенное позже. Хуа Чен ничего не говорит, когда Ши Цинсюань направляется к выходу из зала мимо Пэй Мина, и тот следует за ним с хмурым видом. Он уже понял по неохотной реакции Лин Вэнь, что отношения между ними будут напряжёнными, ввиду того, что Пэй Мин близок с братом Ши Цинсюаня, а он, в свою очередь, был тем, кто разоблачил Пэй Су. Тем не менее, когда они ушли, Хуа Чен остался в зале один, не считая Цзюнь У, выжидающе смотрящего на него со своего трона. Что ж. Блять. Он не вполне уверен, в чём причина его нелюбви к Небесному Императору, и почему тот, в свою очередь, так любил его. Возможно, одно вытекало из другого, но в таком Хуа Чен не мог сказать, что было первее. Всё, что ему известно, это факт, что даже нахождение рядом с Цзюнь У заставляет его нервничать, заставляет ток бежать по венам вместо крови. Это как если бы у Императора была искра, которая бы однажды, достаточно скоро, взорвалась бы, и вместе с ней Небеса. Это не совсем неприятная мысль. Хуа Чен, однако, явно не особо склонен находиться в пределах досягаемости, когда это произойдёт. Цзюнь У не ждёт, пока он заговорит первым, — что Хуа Чен упорно отказывается делать — и прочищает горло, привлекая внимание бога войны. — Итак, — начинает он, — Белый Цветок, Оплакивающий Кровопролитие. Технически, Хуа Чен никогда не умирал, но он представляет, что это мало чем отличается от мгновенного глубокого сожаления о каждом решении, которое привело его к этому моменту. Уныние подкрадывается к нему, омрачённое презрением и скукой. Он устал, чёрт возьми, и потому не готов говорить с Цзюнь У, из всех людей, о Бай Хуа. Не тогда, когда он даже не знает, что сказать. Это была случайность? Это не то, что вы думаете? Я знаю, как это выглядит, но в мою защиту, Ваша честь, он не был похож на демона, и я на самом деле не виноват, что мне повстречалось такое скромное и воспитанное бедствие? Не то чтобы это вообще ваше дело? Поскольку он не может прямо сказать Небесному Императору, чтобы тот забыл об этом, ему удаётся произнести: «Здесь на самом деле нет ничего такого». — Сяньлэ, — Цзюнь У всегда имел раздражающую привычку обращаться к людям в соответствии с титулами, а не по именам, и похоже, он не собирался от неё отказываться. — Хотя я и рад, что ты заводишь друзей, но похоже, что ты решил найти себе интересую компанию. — Я не искал себе компанию, — протестует Хуа Чен более пылко, чем необходимо, — он просто совершенствующийся, которого я встретил по дороге. Случайно встретил. — Непревзойдённого Князя Демонов, — добавляет Цзюнь У. — Как оказалось. Старик смеётся. — Должен признать, меня беспокоит, что это говорит о твоём возвращении. — Это ничего не говорит, — Хуа Чен заводит одну руку за спину, сжимая кулак, чтобы не позволить презрению явно отразиться на своём лице. — Я действительно не вступаю в сговор с Миром Призраков, — добавляет он, потому что, очевидно, должен. Цзюнь У улыбается, и по какой-то причине от этого кожа Хуа Чена зудит. — Я верю тебе. Но даже если это и так, Хуа Чен не может не сомневаться. — Милорд, вы задержали меня, чтобы спросить об этом? — Нет, — затем Цзюнь У поворачивается к нему, серьёзный в том смысле, который напоминает ему о Лин Вэнь, собирающейся рассказать новости, которые, как им обоим известно, ему не понравятся. — Есть ещё кое-что. Неделю назад был замечен Восходящий Огненный Дракон над лесом на востоке. — Хорошо, — говорит Хуа Чен. — Это сигнал бедствия, скорее всего от Небесного чиновника. Хуа Чену это уже известно. — Да. И? Цзюнь У слегка хмурится. — Все Небесные чиновники были призваны на сегодняшнее собрание. Немногие не пришли. Я уже посылал чиновников разобраться в этом, но никаких доказательств нет. Хуа Чен пожимает плечами. Ему кажется, проблема заключается в способностях Лин Вэнь к сбору информации — на самом деле он или кто-либо ещё мало что может сделать в этом направлении. Цзюнь У продолжает: «Похоже, они в Призрачном Городе». Хуа Чен, раздражённый, задаётся вопросом, не привёл ли он к этому себя сам. — Думаю, я могу догадаться, к чему вы клоните, — говорит он, закрывая глаза, чтобы побороть несуществующую головную боль. — Надеюсь, это не является неудобным для тебя. Почему-то Хуа Чен не думает, что его ответ на самом деле имеет большое значение. — Нет, — он лжёт, — что может быть неудобного в том, чтобы без предупреждения заявиться на территорию Бай Хуа? Цзюнь У кивает. — Конечно, тебе придётся действовать под прикрытием. — Конечно, — протягивает Хуа Чен. — А поскольку восток это территория Лань Цяньцю, тебе нужно будет сотрудничать с ним на этой миссии. Хуа Чен вспоминает бога, с которым столкнулся ранее на улице. Молодой, безрассудный, немного излишне фамильярный. Ну по крайней мере, не похоже, чтобы тот его узнал. Могло бы быть и хуже. Наверное. Существует только один способ выяснить. — Естественно. — Ещё кое-что, — Хуа Чен останавливается, чтобы встретиться взглядом с Цзюнь у, целенаправленно смотрящим на него. — Нам мало что известно об Умине, но он чрезвычайно могущественен. Мне было бы спокойнее, если бы взял с собой ещё хотя бы одного человека. На этот раз Хуа Чен не сдерживает порыв нахмуриться. — Не Му Цина, — произносит он. — И также не Фэн Синя. Цзюнь У вздыхает. — Сяньлэ, — говорит он усталым и покровительственным тоном. — Тебе понадобится кто-то, способный работать с тобой, на этой миссии. Фраза «С тобой не так-то просто ладить» остаётся невысказанной. — Не эти двое, — настаивает Хуа Чен, хотя произнося это осознаёт, что исключает, предположительно, единственных людей, способных выносить его достаточно долго, чтобы выполнить свою работу. — Тогда что насчёт Повелителя Ветров? Верно. Вот он. Хуа Чен плохо знаком с Ши Цинсюанем — почти не знает его, несмотря на непродолжительное общение и ограниченное количество информации, которую ему удалось получить от очень раздражённой Лин Вэнь, — но он полагает, особого выбора нет. Кроме того, до сих пор Повелитель Ветров был… терпимым. Что ещё более важно, он — она? — не один из надоедливой пары охранников из его прошлого. На данный момент этого достаточно. — Если Повелитель Ветров согласится, то я исправлюсь. Цзюнь У кивает. — Тогда проблема решаема. Я вызову Повелителя ветров и отправлю в твой дворец. Хуа Чен замирает. — Мой дворец? — осторожно переспрашивает он. Если Цзюнь У и замечает, то не подаёт виду. — Конечно. Дворец Сяньлэ никто не трогал с тех пор, как… Он не заканчивает мысль. Этого не требуется. Дворец Хуа Чена не трогали с тех пор. Дело в том, что— Дело в том, что Хуа Чену в каком-то смысле хотелось бы, чтобы это было не так. Ему хотелось бы, чтобы у кого-нибудь хватило здравого смысла взорвать эту чёртову штуку в его отсутствие, каким бы необоснованным и бесполезным это ни было. Из всех людей, он не должен иметь право претендовать на дворец Сяньлэ. Он может представить только одного человека, который заслуживал такой роскоши, и Хуа Чен всегда чувствовал себя чужим в этих залах без него. — Нет, — говорит он; в его тоне проскальзывает нота, граничащая с неуважением, однако Хуа Чен никогда не возражал против подобных вещей, и кажется справедливым не менять этого сейчас. Цзюнь У, как будто он, возможно, неверно расслышал, спрашивает: «Нет?» — Нет, — снова произносит Хуа Чен. — Вы можете послать Повелителя Ветров в Храм Водных Каштанов? — надо отдать должное, он действительно чувствует вспышку смущения при мысли о том, чтобы говорить об этом маленьком жалком храме на Небесах, но также, его чести, ему в достаточной мере всё равно. — Или если это слишком большая проблема, я могу просто встретиться с ним за пределами Призрачного Города. — Хорошо, — медленно говорит Цзюнь У. Морщинка на его лбу буквально кричит о замешательстве. Его рот открывается, чтобы что-то добавить, но он словно не знает, с чего начать, поэтому отступает. — В таком случае, Храм Водных Каштанов. Хуа Чен резко кивает, кланяется и уходит, ощущая необъяснимо потребность оставить Небеса далеко-далеко позади, прежде чем он сможет сдать что-нибудь глупое, например, сжечь их дотла. Снова. Эмин дёргается в ножнах в молчаливом согласии. Проклятые, сабля и Хуа Чен, часто придерживаются одного мнения. Прямо сейчас он хочет кромсать, рубить, резать, и Хуа Чен его не винит. Заманчиво, думается ему. Но не сейчас.

***

К счастью, Повелитель Ветров не заставляет себя ждать. Хуа Чен только вернулся в Храм Водных Каштанов, когда раздался стук в дверь, оповещающий о присутствии другого человека. Это было единственным предупреждением, которое он получил, прежде чем Ши Цинсюань ворвался внутрь так или иначе, с шёлковыми одеждами, трепещущими в неуместном воодушевлении перед его первым путешествии с Небесным Изгоем. — Ваше Высочество! — Господин Повелитель Ветров, — сухо произносит Хуа Чен. Его до сих пор беспокоит факт, что к нему обращаются таким образом без иронии и скрытой злобы. Либо Ши Цинсюань хорошо их скрывает, либо их действительно нет. Ни один из этих вариантов ему не нравится. Ши Цинсюань, кажется, не возражает против его отношения, он суетится вокруг с широко раскрытыми глазами и чередой вопросов. — Это правда один из ваших храмов? — интересуется он. — Я ожидал чего-то более грандиозного от знаменитого Хуа Чена! Почему мы встречаемся именно в этом? Он особенный? Не похоже, чтобы в нём было что-то особенное. Это смешно, однако Хуа Чен чувствует, что должен защищаться от имени глупого храма, что является настолько абсурдной мыслью, что он почти забывает посмотреть на Повелителя Ветров. Конечно, он может думать о том, что храм несколько потрёпанный, но только потому, что тот принадлежит ему. Какое право имеют другие судить Храм Водных Каштанов? И что, если он всё ещё нуждается в ремонте? Он, блять, священный. Не всем нужно, чтобы их храмы были сделаны из чистого золота, чтобы чувствовать себя святыми. И конечно же, у наиболее респектабельных храмов нет протекающих крыш, однако в этом нет ничего, что нельзя было бы исправить, приложив немного усилий, и Хуа Чен достаточно мотивирован (возможно, достаточно упрям) для этого. Ши Цинсюаню достаточно одного взгляда на лицо Хуа Чена, чтобы быстро отступить. — Не то чтобы с ним, конечно, было что-то не так! Он очень… Уютный. Хуа Чен не слишком элегантно усмехается. — Мне нравится этот храм, — произносит он, приподнимая бровь и подбивая Ши Цинсюаня попробовать критиковать это место ещё раз. Этого не происходит. Фактически, Хуа Чен озадачен оценивающим взглядом, который скользит по пыльному помещению храма; на губах Повелителя Ветров играет тревожная улыбка. — Я понимаю, — говорит он, растерянно постукивая раскрытым веером по ладони и ещё раз оглядываясь. — Тут почти как дома! Не так уж и плохо, совсем не плохо. Хотя я думаю, вы могли бы добавить мебели и, возможно, столиков для подношений— Но дверь хороша! Заметно мастерство. И эта— Он резко замокает, натыкаясь взглядом на статую. Хуа Чен понимает, что на её ладони всё ещё покоится цветок Бай Хуа. Беззвучно он извергает яростный поток проклятий. Он должен был убрать его до того, как здесь появится Ши Цинсюань, вообще не должен был его туда класть— — О, — мягко говорит Ши Цинсюань, наклоняясь вперёд, чтобы лучше рассмотреть, и волосы падают, обрамляя его лицо. Хуа Чен не уверен, намеренно это или нет, однако оценить реакцию он не может. — Ваше Высочество, то, что они говорили раньше об этом совершенствующемся… Это действительно был Умин, с которым вы были в Баньюэ? Он говорит так, словно сначала не поверил, когда эта тема была поднята во Дворце Шэньу. Хуа Чен не может вспомнить, когда в последний раз кто-то верил ему на слово, и может быть по этой причине, вместо того, чтобы сказать Ши Цинсюаню отвалить, он отвечает честно. — Да. Ши Цинсюань выпрямляется, но не отрывает взгляда от цветка. — Вы знали, что это был он? — У меня были подозрения. Ши Цинсюань кивает, тихонько напевая себе под нос. Затем он снова поворачивается к Хуа Чену, улыбаясь и с энтузиазмом размахивая веером взад и вперёд. — Хорошо! Пойдём, ладно? Как думаете, нам понадобится маскировка? — Маскировка? — переспрашивает Хуа Чен. Он вспоминает, как в последний раз был с Бай Хуа в обличии подростка. Обычно он предпочитает так выглядеть, когда не является собой, однако в данной ситуации ему не будет на руку, если Бай Хуа случайно заметит его в толпе. — К сожалению, боюсь, моя обычная маскировка будет узнаваемой. Ши Цинсюань отмахивается от этого комментария, словно он ни на что не влияет. — Всё в порядке! На самом деле я думал, что мы сможем лучше слиться с толпой, если наша энергия инь будет немного выше— — Я не превращусь в женщину, — говорит Хуа Чен, смотря на Повелителя Ветров, но тот упрямится. — Почему нет? Ну же, не будьте таким! Вы сами сказали, что ваша другая форма скомпрометирована, и… Ну, повязка на глазу немного заметна, не так ли? Вас узнают, Ваше Высочество! — Не называйте меня так, — рефлекторно огрызается он. Ши Цинсюань усмехается, обрадованный, что он на самом деле не аргументировал свою точку зрения. — Хуа Чен, — беззастенчиво подначивает он. — Я сделаю это с тобой! Я в любом случае сильнее в женском обличии. Тебе не о чем беспокоиться, кто тебя осудит? Хуа Чен сердито смотрит на Повелителя Ветров. — Нет, — говорит он снова. Но что ж, его обычная маскировка не подойдёт, и не может ведь он отправиться в своём истинном обличии, не так ли? Он ищет компромисс, останавливаясь на слегка измененном варианте истинной формы. Она не слишком похожа — на пару дюймов ниже, на несколько веков моложе, и у неё более мягкие черты лица, — но это тоже не радикальное изменение. Он не забывает снять повязку. Она, увы, слишком заметна. — Как оно? — он хмурится, раскидывая руки, чтобы показать новую внешность. Ши Цинсюань вздыхает. — Хорошо, хорошо, что тоже подойдёт, — он достаточно легко принимает форму, которую помнит Хуа Чен, становясь женщиной-совершенствующейся в светлых бело-зелёных одеждах. — Нормально? Хуа Чен пожимает плечами, не обращая внимание на то, как на него смотрит Ши Цинсюань. — Всё в порядке, — говорит он. — Всё в порядке? Ваше— Возьми слова обратно! Серьёзно, хорошо ли я выгляжу? Хуа Чен! Хуа Чен снова только пожимает плечами. Он не намерен сидеть здесь и лелеять раненое самолюбие Ши Цинсюаня. — Можете создать портал, сокращающий расстояние? — спрашивает он, указывая на стену, которую в прошлый раз использовал Фэн Синь. Ши Цинсюань ворчит что-то едкое, — и хотя Хуа Чен улавливает только часть сказанного и уже слышал всё это раньше, он вынужден признать, что немногим удавалось выразиться так красочно, как это сделал Повелитель Ветров, — но принимается за портал без особых жалоб. — Он приведёт нас только в лес за пределами Призрачного Города, — объясняет она через плечо, — слишком сложно попасть прямо в Призрачный Мир, и любом случае я не особо хороша в этом. Хуа Чен искоса смотрит на портал — тот кажется правильным, но он также никогда не создавал их сам. — Ты не внушаешь особого доверия сейчас, — сообщает он. Ши Цинсюань сильно бьёт его веером. — Имей немного доверия! Я видела, как Мин-сюн проделывал это сто раз. Беспокоиться не о чем. К счастью, Хуа Чен не указывает на то, что свидетельство чего-либо не является признаком умения. А если он вытащит кости из рукавов, на всякий случай… Ну, немного удачи никогда не повредит. Ши Цинсюань первым проходит через портал. Хуа Чен считает до десяти, затем, успокоенный фактом, что, вроде бы, ничего ужасно неправильного не произошло, следует за ним. — А, вот ты где! — Ши Цинсюань вздыхает, заметно расслабляясь в тот момент, когда появляется Хуа Чен. — О, и у тебя все конечности на месте. Что ж, это хорошо. Хуа Чен смотрит на Повелителя Ветров. — Это не смешно. — Просто шучу, — она смеётся. Хуа Чен отстранённо ощущает скачок артериального давления. — Я знала, что смогу это сделать! А что я тебе говорила? — Ши Цинсюань, — рычит он. — Шшш! Мы под прикрытием, помнишь? — Ши Цинсюань оглядывается, широко раскрыв глаза, чтобы убедиться, что никто не подслушивает их разговор, или что нет свидетелей, одно из двух. Хуа Чен с силой трёт лоб. — Мы посреди леса, — многозначительно напоминает он. — Шшш! — Ши— У него даже не было времени, чтобы сформулировать проклятье, прежде чем к его губам прижался веер с такой силой, которую не ожидаешь от маленькой женщины. Хуа Чен отодвигает его и с угрозой указывает на неё. Ненавижу тебя, думает он. Ему хочется сказать это вслух, чтобы задеть её, но сдерживается, на случай если вдруг есть веская причина, по которой его заткнули. Ши Цинсюань, вероятно, чувствует резкое усиление убийственной ауры, потому что она резко притягивает его ближе, схватив за мантию, и шепчет: «Впереди». На это уходит секунда, но Хуа Чен понимает, о чём она говорит. Дальше в лесу, по направлению, в котором она указала пальцем, он может слышать слабые голоса группы женщин. Призраки. — Сказала же тебе, что мы вероятнее всего сольёмся с толпой как женщины, — самодовольно бормочет Ши Цинсюань. Голос Хуа Чена выходит едва ли громче вдоха. — Просто чтобы ты знал, — произносит он, — я убью тебя, если схватишь меня ещё раз. Ши Цинсюань поспешно убирает руку. — Принято к сведению. Не следует ли нам? Он кивает. В общем, догнать путешествующую группу и присоединиться не так уж сложно. По большей части они болтают о несущественных вещах: ещё живых родственниках, одежде, городах с мужчинами, которые становятся лёгкой добычей, уходе за кожей. Только когда всплывает последняя тема, они, кажется, внезапно замечают двух новых спутников в своих рядах, и к тому времени уже видны сияющие огни Призрачного Города. — Слушай, мэймэй, твоя кожа выглядит так хорошо, — тянет одна из женщин, глядя на Ши Цинсюаня не особо обнадёживающим взглядом. Повелитель Ветров подбирается. — Спасибо! Я стараюсь поддерживать её в хорошем состоянии, понимаете? Призраки серьёзно кивают. На долю секунды Хуа Чен думает, что это конец, но затем вопросы начинают сыпаться один за другим вместе с рекомендациями по поддержанию внешнего вида без признаков гниения, о которых он думать не хочет и не знает, что отвечать. Становится ясно, что Ши Цинсюань тоже в растерянности; она смеётся и неловко отмахивается, находя неубедительное оправдание вроде «на самом деле это не слишком далеко от Призрачного Города» и «я покажу, когда доберёмся туда», что возвращает их внимание к собственному путешествию. По крайней мере до тех пор, пока одна из призраков не оглядывается на Хуа Чена. — Твоя кожа тоже выглядит неплохо, — говорит она, протягивая руку, чтобы рассмотреть его лицо, сжав пальцами. — В чём твой секрет? — Хорошая диета, — невозмутимо заявляет он, отбивая её запястье. Он что, похож на человека, который любит, когда его трогают? О нём многое было сказано что за спиной, что в лицо, но его ни разу не называли доступным. Первый призрак хихикает. — Диета? Тогда ты покупаешь еду! Покажи нам, что ты ешь, чтобы мы тоже выглядели живо. Хуа Чен быстро оглядывается по сторонам. Прямо впереди есть киоски, где продавцы выкрикивают мерзкие вещи, которые могут оказаться позициями в меню, а могут — какими-нибудь творческими проклятьями, которых он раньше не слышал. Он кивает в сторону случайного прилавка впереди них. — Это подойдёт. Попробуйте… — Хуа Чен понимает, что понятия не имеет, что там продаётся, — …лапшу. Он ждёт, пока они вытягивают шеи, чтобы найти прилавок, о котором шла речь, прежде чем хватает Ши Цинсюаня за руку и тащит в сторону от группы. Он никогда раньше не был в Призрачном Городе, не имеет никакого представления о том, куда идёт, но точно уверен, что не хочет оставаться тут достаточно долго, чтобы выяснить, что представляет из себя уход за кожей для уже мёртвых. Доверьтесь Ши Цинсюаню, чтобы отвлечься от миссии на уходовые процедуры. Кстати об этом. — Ты можешь, ай, можешь отпустить меня уже, — скулит Ши Цинсюань. Она позволяет тянуть себя на протяжении ещё нескольких шагов, а затем упирается ногами с удивительной силой. Хуа Чен чуть ли не спотыкается. — Хорошо, мы от них избавились! Не будь таким жестоким, — упрекает она, отряхивая безупречные одежды. — Куда ты меня вообще ведёшь, ты знаешь? Дело не в том, чтобы знать. — Нет, — говорит он. Ши Цинсюань весело смеётся. — Тогда расслабься. Мы это выясним. Хуа Чен не хочет расслабляться, как и не хочет, чтобы ему приказывали это сделать. Он хочет поторопиться и уйти, поскольку это то, в чём он всегда был хорош. Но Ши Цинсюань его не спрашивает. Она берёт его за руку, урок о прикосновениях явно начисто забыт, и заставляет их двигаться в гораздо более медленном темпе, чем он использовал ранее, таща её по многолюдным улицам. Как бы то ни было, он не отрывает Ши Цинсюаню руку и не избивает ей. Он подумывает об этом, недолго, — Ши Цинсюань любит поболтать, к большому разочарованию, — но в конечном итоге решает, что, учитывая все варианты, она в достаточной мере терпима. — Что ж, — говорит Хуа Чен, когда она наконец останавливается, чтобы отдышаться. Он хотел перебить её ещё в момент, когда она заговорила о своём брате, но не мог вставить ни слова из-за её радостной болтовни. Тем не менее, он старается не называть её по имени, чтобы привлечь внимание; Ши Цинсюань настаивает на том, что её можно узнать. — Как думаешь, с чего нам начать? Она пожимает плечами в ответ, словно не думала так далеко. Они бродят уже достаточно долго, её рука всё ещё смело обнимает его бицепс, однако было трудно отличить подозрительное поведение от обычного мрачного бизнеса призраков. Продавщица, торгующая сомнительными частями тел, по-видимому, имела мало общего с сигналом бедствия Небесного чиновника, и в то же время — очень много мыслей относительно того, что Ши Цинсюань суёт свой нос в её дела. Несколько поспешных уходов с импровизированной руганью позже, и они всё ещё не приблизились к зацепкам. Хуа Чен, в свою очередь, работал над тем, чтобы наиболее убедительным образом преподнести ей идею о посещении нескольких игорных заведений. В тех местах люди делают самые разные ставки, наверняка у кого-то может быть полезная информация, которую они захотят продать. К тому же, ему просто нужно немного удачи. Немного духовной энергии, несколько выигрышных комбинаций, и они на верном пути. Кто знает, может, между одним броском игральных костей и другим они наткнутся на что-то важное. Действительно, стоит попытаться. Он уже собирался пуститься в объяснения, как Ши Цинсюань взволнованно дёрнула его за рукав. — Там! Я вижу его! Хуа Чен не знает, кто такой он. — Кого ты видишь? — затем, поскольку, возможно, он расслабился в большей мере, нежели думал, он продолжает. — Мы кого-то искали? — Лань Цяньцю! — шипит она. Её тон подразумевает, что ему это точно должно было быть известно. — Разве Император Небес не сказал тебе, что мы будем работать с ним? Сказал. Только Хуа Чен не понимал, что «работать с кем-то» действительно означает работать с кем-то. Он, вроде как, ожидал, что может доставить проблем на чужой территории, и разбираться с этим потом будет Лань Цяньцю. Хуа Чен к текущему моменту мог утратить связь с Небесами, однако он был уверен, что так обычно всё и происходит. — Хорошо, — говорит он. Отлично. Работать с. Как угодно. — Тогда откуда он идёт? Они оба смотрят, как Лань Цяньцю, ещё не заметив их, позволяет себе смешаться с толпой призраков, заполонивших улицы. Он даже не взглянул в их сторону. — Ха, — задумчиво произносит Ши Цинсюань, — я понятия не имею, — пауза. — Должны ли мы последовать за ним? — Я не знаю, какие ещё у нас есть варианты, — протягивает Хуа Чен. — Ну кроме того, чтобы бросить его. За это предложение он зарабатывает резкий удар в грудь, что вполне ожидаемо, если не болезненно. — Будь серьёзным. Хуа Чен был абсолютно серьёзен. Однако ему думается, что Ши Цинсюань хочет услышать не это, так что только закатывает глаза. Несмотря ни на что, у него нет конкретного мнения о Лань Цяньцю — не считая врождённого недоверия, ведь тот, в конце концов, Небесный чиновник. Но учитывая обстоятельства, есть некоторые черты этого мужчины, за которые ему бы следовало быть благодарным. Во-первых, его нетрудно отследить. И хотя это может не предвещать ничего хорошего в рамках их миссии, но зато избавляет их от необходимости выискивать его в шумном городе, что явно было бы препятствием на пути, поэтому Хуа Чен принимает и плюсы, и минусы. Они замечают тёмную мантию Лань Цяньцю по направлению… Предположительно на восток по оживлённой дороге. Ши Цинсюань пробивается через поток пешеходов вслед за ним, пригибаясь, подскакивая и резко отпрыгивая, чтобы протиснуться. Хуа Чен, который занимает значительно больше места даже в этом теле, следует за ней. Он далеко не так изящен в том, чтобы избегать столкновений в толпе, однако он уже давно смирился со случайными ударами локтей по селезёнке и в любом случае привык к угрозам расправы, которые ему выкрикивают вслед, так что это всё не слишком беспокоит. Дорога — вернее сказать, море призраков, идущих по ней, — приводит их к тому, что кажется центром города. Торговые лавки очерчивают площадь, но не переполняют её, и постепенно череда прилавков начинает редеть, уступая место более основательным магазинам. Хуа Чен до сих пор не может понять, что они все продают, но он также не может найти достаточно времени, чтобы всерьёз обеспокоиться этим вопросом, будучи слишком занятым попытками отследить яркое цветное пятно, которым является Ши Цинсюань в доброй дюжине шагов впереди него. Он на мгновение теряет её из виду, когда она заворачивает за угол, пересекая переулок, который почему-то даже в большей степени загружен, чем главная улица. — Ты, должно быть, издеваешься, — категорично говорит он. Он не ребёнок. Если он вытянет шею, то сможет рассмотреть светлую вспышку, которая должна быть Повелителем Ветров, на расстоянии более далёком, чем мог бы преодолеть Хуа Чен, прежде чем она исчезнет в здании сбоку. На это уходит минута, но он следует за ней. В переулке должен быть боковой вход, поскольку впоследствии становится ясно, что само здание куда больше, чем кажется снаружи. Кроме того, здесь скорее пусто, чем многолюдно, по крайней мере, здесь нет больших скоплений людей, занимающих каждый сантиметр пространства. Дверь, через которую проходит Хуа Чен, ведёт его между двумя резными секциями для сидения, наклонёнными вверх вдоль стены. Выше начинается ещё одна галерея, затем ещё одна, занимающая весь периметр до самого потолка, который кажется ошеломительным и бесконечным. Но Хуа Чен обращает внимание не на это. Его привлекает платформа, которая находится в мёртвой точке и слегка приподнята с широким кругом пространства, отделяющим её от толпы. Там фигуры кружатся друг вокруг друга, обмениваясь ударами с убийственной точностью. Большинство, кажется, сосредоточено на одной и той же цели: маленьком призраке, одетом в тёмно-фиолетовые одежды, который отбивается от них. Прямо над ними сбоку нависает ящик, позволяющий зрителям хорошо рассмотреть сцену и все движущиеся фигуры, расположенные на ней. — Гм! Хуа Чен поворачивается. Ши Цинсюань машет ему, кивая головой и призывая присоединиться к ним. Кажется, она нашла Лань Цяньцю. — Ваше Высочество, — говорит другой бог войны, как только он подходит достаточно близко. Хуа Чен хочет быстро его осмотреть. Он решает просто игнорировать приветствие; некоторым из них известно, что такое прикрытие. — Это была самая настоящая погоня, которую вы устроили, — произносит он самым безучастным «пошёл-ты-нахуй» тоном. — Вы хотели привести нас сюда? Лань Цяньцю потирает заднюю часть шеи — одна из нервных привычек Хуа Чена. — Я не знал. Просто подумал, что мы все встретимся здесь, ведь это самое оживлённое и, следовательно, менее заметное место в Призрачном Городе. Хуа Чен хмурится. — Что здесь? — Просто тренировочный павильон, — отвечает ему Ши Цинсюань. Она слегка кашляет, оглядываясь, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Никто не обращает внимание на троицу, слишком улечённую дуэлью на сцене. — Видимо, он известен среди призраков, потому что иногда— Внезапно призраки начинают кричать и вопить, создавая такой шум, который заглушает всё остальное, что бы она ни собралась сказать. Троица настороженно оборачивается, чтобы найти источник волнений. Долго ждать не приходится. Восклицания «Это он!» и «Наш Лорд сегодня вышел в люди!» раздаются очень скоро, и если бы этого было недостаточно, то Хуа Чен не мог бы отрицать увиденное собственными глазами. Бай Хуа безошибочно узнаваем. Хуа Чен не заметил его раньше, ему не повезло с кучкой людей, тихо переговаривающихся между собой с балкона Белого Цветка над боем, но сейчас его трудно не заметить, когда он медленно спускается на сцену мимо призраков, продолжающих сражаться. Он останавливается перед бойцом в фиолетовом и что-то тихо говорит, слишком далеко от них, чтобы услышать. Лань Цяньцю стоит тревожно неподвижно. — …его посещает… Это—? — спрашивает Ши Цинсюань, чтобы убедиться, что не одна она это видит. Хуа Чен сглатывает. — Да. — Может быть, — начинает она, но на этот раз обрывает фразу, ошеломлённая. Лань Цяньцю подлетает к платформе быстрее, чем кто-ли из них успевает моргнуть. — Что? — шипит Хуа Чен. — Какого хуя— — Цяньцю! — Что он делает? Ши Цинсюань в отчаянии машет руками в его сторону. — Я не знаю! Вот же дерьмо. Мы должны— Ох, блять, он что, выходит на сцену? К сожалению, похоже, именно это он и делает. Они не теряют времени даром, начиная пробиваться сквозь толпу с такой силой, на которую способны. Это совершенно непопулярный и неэффективный курс действий; призраки оттесняют их. Хуа Чен испытывает искушение протиснуться вперёд, используя Эмин, но в конце концов это значения не имеет. Лань Цяньцю взбирается на платформу прежде, чем они подходят достаточно близко, чтобы стащить его вниз, и первое, что он делает, — идёт прямо к Бай Хуа. Блять. Хуа Чен будет чертовски долго объяснять Небесному Императору, как же так вышло, что он вернулся из спасательной миссии с одним мёртвым богом, вторым — по-прежнему пропавшим без вести, с одним основательно разозлённым непревзойдённым, а также всем Миром Призраков, готовым развязать войну, потому что какой-то твердолобый мудак решил действовать наобум. И на этот раз, это даже не он сам. Никто не поверит, что это всё просто большое совпадение. Он и Ши Цинсюань останавливаются впереди толпы, как можно ближе к арене, не привлекая внимания и не выдавая себя. Для Лань Цяньцю уже слишком поздно — Хуа Чен бы зажёг свечу в его честь, не будь это собственной чёртовой ошибкой идиота, — но это не означает, что они тоже должны раскрыть себя. — Белый Цветок! Хуа Чен благодарен Лань Цяньцю за то, что тот не добавил неуважительное обращение к длинному списку преступлений, за которые его вот-вот убьют. Не то чтобы это сильно помогало. Бай Хуа опускает руку, которой регулировал хватку другого призрака. Маска не позволяет видеть выражение его лица, однако его голос звучит ровно. — Ваше Высочеcтво. Лань Цяньцю обнажает меч. Реакция толпы мгновенная. Они свистят и насмехаются, кто-то хихикает над его неуместным высокомерием, другие изрыгают грязные, хотя и креативные, проклятья на род Лань Цяньцю до следующих нескольких поколений. Не о чем волноваться. Нет абсолютно никаких шансов, что этот человек проживёт достаточно долго, чтобы произвести на свет наследников, которых это могло бы коснуться. Бай Хуа складывает руки за спиной. — Это вызов? — он смеётся. Это не тихий, почти беззвучный смешок, к которому привык Хуа Чен. — Прийти на мою территорию и просить о сражении — действительно, ты бесстрашен. Не бесстрашный, думает Хуа Чен. Просто невероятно, блять, тупой. Лянь Цяньцю, словно бы вознамерился в точности донести свою позицию, рычит и вертит меч. — Я не прошу, — говорит он. — Посмотри мне в лицо. Бай Хуа изучает его мгновение, затем качает головой. — Нет. — Нет? Почему нет? Почему нет? Хуа Чен хочет разбить свою — а лучше, Лянь Цяньцю, — голову о твёрдую поверхность. Неоднократно. Кто, чёрт возьми, спрашивает «почему нет», когда им говорят, что они не будут избиты призраком уровня бедствия? Есть более простые способы умереть, если уж Лань Цяньцю в таком отчаянии. — Потому что ты не выиграешь, — просто говорит Бай Хуа. Он поворачивается спиной к Лань Цяньцю, ясно выражая своё недовольство. — Уходи. Сейчас. Тот не уходит, хотя на мгновение кажется, что мог бы. Он выпрямляется, и рука, держащая меч, движется назад, прочь от Бай Хуа. Это шаг в верном направлении. А затем он обрушивает меч перед собой по широкой дуге. Бай Хуа уклоняется от удара, нацеленного на его шею, даже не оборачиваясь, его руки по-прежнему сложены за спиной. За то время, которое требуется Лань Цяньцю, чтобы восстановить равновесие, битва проиграна. Жоэ вырывается из рукава одежд Бай Хуа, оборачиваясь вокруг бога войны подобно тискам и заставляя его тяжело упасть на пол. Он вздыхает. — Как и ожидалось, — спокойно говорит Бай Хуа. Призраки на сцене пожимают плечами, воспринимая это как сигнал к продолжению поединка. Никто не обращает никакого внимания на бога, за исключением отталкивания его с пути. — Гм, — произносит Ши Цинсюань; она смотрит на него. — Что нам теперь делать? Хуа Чен переводит взгляд с неё на Лань Цяньцю, надёжно связанного вне зоны досягаемости, и твёрдо говорит: «Мы должны идти». — Что? И просто оставить Цяньцю здесь? — протестует она. — У тебя есть план? Ши Цинсюань колеблется. — Не совсем! Я не знаю, сделай что-нибудь! — Я? — Разве ты с ним не знаком? Хуа Чен задаётся вопросом, есть ли здесь кто-нибудь, кто хотя бы отдалённо на одной волне с ним. — Знаком? — спрашивает он. — Ты знаешь, что означает «под прикрытием»? Меня точно сюда не приглашали. Не то чтобы я мог просто пойти туда и вежливо попросить его освободить нападавшего, потому что мы ещё не закончили вторжение. — Не знаешь, пока не попробуешь, — бормочет Ши Цинсюань. Хуа Чен бросает на неё испепеляющий взгляд. — Он будет в порядке сам по себе какое-то время. Тебе стоило подумать о— — Эй! — какой-то призрак из толпы грубо хватает Хуа Чена за плечо и разворачивает его. — Разве не с тобой он разговаривал ранее? Его громкий голос привлекает внимание более чем пары зрителей. — Ага! — кричит женщина. — Я видела тебя и того бога вместе! Какая у вас договорённость? Он не указывает на то, что Ши Цинсюань тоже был с ними только потому, что это контрпродуктивно для самой идеи ускользнуть от внимания. Однако он думает об этом. — Нет, — открыто лжёт он. — Это был не я. Вы, должно быть, ошибаетесь. Их не так легко убедить. — Что ты делаешь, ходишь с такой мерзостью? — Ты ищешь драки?! — Нет, — снова произносит Хуа Чен, — я ничего не ищу. На самом деле я просто пытаюсь заняться своими делами. По тому, как сужаются их глаза, он может сказать, что они ему не верят. Хуже того, они теперь достаточно близко к сцене, и если призраки станут громче, есть риск быть замеченными. Он заставляет себя не реагировать, когда идёт первый тычок, затем второй. На третьем Хуа Чен сжимает руку в кулак и замахивается. — Смотри, — огрызается он, когда его костяшки соприкасаются с чем-то твёрдым, — скулой. Призрак, которого он ударил, подносит руку к лицу. Он поднимает кулак, злоба мерцает в его взгляде. Однако удара не следует. Он даже не приходит в движение. Хуа Чен смотрит, как маленький круг призраков, начавших прилизаться к нему, застыл, зацепившись за какую-то точку позади него. Пожалуйста, только не— Он оборачивается. Конечно же, Бай Хуа смотрит прямо на них со сцены, изящно подняв одну руку, призывая остановиться. Блять. Хуа Чен не рискует обернуться с целью найти Ши Цинсюаня в толпе, однако её взгляд — испуганный, вероятно, — пронзает его затылок. Он почти не замечает этого. Значение Бай Хуа прямо перед ним, даже с учётом маски, намного больше. — Итак? — произносит непревзойдённый. Он звучит мягко, но всё помещение погрузилось в такую тишину, что слова беспрепятственно слышны. Когда никто не двигается с места, он сгибает пальцы в жесте «иди сюда», и Хуа Чен не мог бы это проигнорировать, даже если бы захотел. Ноги движутся сами по себе, волоча его вперёд через лабиринт призраков и стендов ближе к сцене. Ближе к Бай Хуа. Платформа примерно шесть футов в высоту с уклонами по обеим сторонам, где можно подняться. Хуа Чен не заботится о том, чтобы обойти. Он достаточно высок, чтобы взяться за края и подтянуть себя наверх, и он использует этот импульс, чтобы сдвинуть себя в сторону, устойчиво поднимаясь на ноги. Бай Хуа терпеливо наблюдает, не двигаясь и не произнося ни слова, пока Хуа Чен не встаёт перед ним. Затем, слегка наклонив голову, спрашивает: «Ты ведь пришёл сюда с ним?» Это не вопрос, на самом деле. Все они уже знают, что есть только один ответ. — Да, — честно отвечает он, — но поверьте, я действительно не знал, что он… — Хуа Чен делает жест рукой, который, как он надеется, передаёт «собирался сделать всё это». Бай Хуа молчит какое-то время — ровно столько, чтобы Хуа Чен начал нервничать, но недостаточно, чтобы можно было с этим что-то сделать, — затем кивает. — Справедливо. Могу ли я предположить, что раз ты пришёл с ним, то и уйти хотел бы вместе? Рот Хуа Чена несколько раз открывается, в неверии, прежде чем он решается заговорись. — То есть вы собираетесь просто отдать его мне? Он абсолютно точно не собирается говорить это Ши Цинсюаню — тот слишком впечатлится. — Нет, — Бай Хуа говорит и улыбается под маской, Хуа Чен просто знает это. — Но мне он определённо не нужен. У тебя есть меч? Он инстинктивно тянется к Эмину, однако обнаруживает, что его снова нет. Честно говоря, он не забыл оставить его. Если уж его повязка была узнаваема, он мог представить, какое внимание мог бы привлечь его проклятый клинок с глазом на рукояти. И всё же, почему эта чёртова штука никогда не бывает под рукой, когда это удобно? И что о нём самом говорит факт, что он никогда не вооружался при Бай Хуа? Он уверен, ничего хорошего. По меньшей мере, ничего разумного. — Хорошо, — Бай Хуа двумя пальцами показывает одному из призраков — к счастью, тот владеет саблей, — передать ему своё оружие. — Это подойдёт? Хуа Чен проверяет вес лезвия в руках. Клинок хорошо сбалансирован, но несколько тяжелее, чем то, к чему он привык, однако ему определённо доводилось работать и с гораздо худшими. Он коротко кивает. — Спасибо. Бай Хуа уклончиво мычит, отмахиваясь от благодарности. — Ты понимаешь задачу? Если ты сможешь победить в сражении, я позволю тебе забрать принца с собой. Звучит честно? Он снова кивает. Это звучит намного более чем просто честно. Похоже, Бай Хуа намеренно бросает ему кость. Означает ли это, что он узнал Хуа Чена? Он сохранил достаточно своих черт, близких к истинному обличию, так что это не совсем невозможный вариант, хотя Хуа Чен не знает, когда Бай Хуа мог увидеть его настоящую внешность. Но тогда, если он его узнал, это оливковая ветвь (примеч. переводчика: идиома, обозначающая предложение решить всё мирным путём)? Молчаливое одобрение? Бай Хуа делает ему одолжение? Он хочет— он просто хочет увидеть его лицо. Ему думалось, что он довольно хорошо научился читать его во время их первой встречи. Если бы он мог просто увидеть его, предположительно, он бы знал, о чём тот думает. Хуа Чен прочищает горло. — А с кем я буду сражаться? Если мне можно спросить. — Со мной. …Оу. Хорошо. Может быть, он всё-таки зол. Хуа Чен определённо промахнулся. — С вами? — тупо повторяет он. Если его рот не откроется от неверия, он посчитает это за победу. Это какой-то акт возмездия? Что-то вроде «Я не буду выводить тебя на чистую воду, но и не позволю избежать наказания за это»? Переносит ли Бай Хуа свои обиды на Лань Цяньцю на Хуа Чена? Это на самом деле кажется справедливым, и всё же. Он несколько раз моргает, чтобы стереть оставшиеся следы шока. — Прошу прощения, но этот думает, что может несколько не соответствовать. Бай Хуа посмеивается, но это вовсе не похоже на раннюю холодную насмешку в адрес Лань Цяньцю. Привычный звук успокаивает Хуа Чена, однако он всё ещё не в себе. — Я бы не был так уверен. Похоже, ты неплохо обращаешься с этой саблей. — Вы смеётесь надо мной, — произносит он. Маска вздрагивает один раз. — Нисколько. Ты всё ещё согласен? Есть ли у него выбор? Что он будет делать, если откажется? Как будто он может. Раньше, возможно, он мог бы настаивать на том, что ситуация вышла из-под контроля. Но теперь у него есть реальный шанс избавить Лань Цяньцю от неприятностей. Если он этого не сделает, то нельзя даже представить, что кто-то на Небесах будет достаточно снисходителен. Даже если на самом деле у него всё ещё нет шансов. Кроме того, его спрашивает Бай Хуа. Разрешено ли ему вообще сказать «нет»? Можно игнорировать тот факт, что он непревзойдённый, можно игнорировать то, что Хуа Чен находится на его территории, и даже данность, что Хуа Чен ни разу не смог отказать ему раньше, — не потеряет ли он лицо, если Хуа Чен откажется? После минутного колебания он заставляет себя спросить: «А что будет, если я проиграю?» Голова Бай Хуа снова наклоняется, выдавая его замешательство. — Прости? — Если я не смогу выиграть бой, что произойдёт? Хуа Чен никогда прежде не видел, чтобы Бай Хуа говорил так нерешительно, однако это именно то, что происходит. — Я… полагаю, тебе придётся присоединиться ко мне в Доме Блаженства, — решает он, формулируя это скорее как предложение, а не условие дуэли, словно боится, что Хуа Чен может отказаться и от этого. Каким именно могуществом, по мнению Бай Хуа, располагает Хуа Чен прямо сейчас? Очевидно, это очень щедрая — ошибочная — оценка. — Теперь я знаю, что меня высмеивают, — печально говорит Хуа Чен. Чтобы уточнить, он перефразирует. — Если я проиграю, вы пригласите меня в свой дворец? Это не совсем наказание. Если только Бай Хуа не планирует заточить его там? Или отравить за чаем? Но нет, это совершенно не соответствует тому, что Хуа Чен о нём знает. Кроме того, даже если это ловушка, какой у него выбор, кроме как согласиться? Не обращая внимание на его внутреннее смятения, Бай Хуа кивает. — Я думаю, нам следует поговорить о некоторых вещах. Но если ты выиграешь, то сможешь забрать своего друга и уйти. — Он определённо не мой друг, — огрызается Хуа Чен, прежде чем успевает передумать. Мгновение спустя до него доходит, что спорить о семантике с непревзойдённым, будучи пойманным на вторжении на его территорию, можно счесть грубостью. Он выражает своё сожаление взглядом, направленным на Лянь Цяньцю. Бог немного сжимается. — И всё же, — говорит Бай Хуа. Слова изгибаются у него на губах с весельем, задумчивостью и любопытством. Хуа Чен не знает, какой смысл здесь скрыт. В случае, если он вообще есть, и ему это всё не приснилось. — Хорошо, — произносит он. — Я согласен на эти условия. Подбородок Бай Хуа чуть опускается в едва заметном кивке, как если бы он скрывал улыбку. — Очень хорошо. В таком случае, пожалуйста, освободите нам место, — последняя часть адресована призракам, тем шестерым, что стоят на сцене с того момента, как они были прерваны в разгар собственного боя. Они склоняются в низких поклонах и отступают к краям платформы, чтобы без жалоб наблюдать. Бай Хуа достаёт меч, висевший сбоку. Хуа Чен никогда раньше его не видел. Бай Хуа не брал его с собой в Баньюэ. Что, если подумать, было к лучшему. Он не уверен, как отреагировал бы, — факт, что этот тихий совершенствующийся держит в своих тонких длинных руках затупившийся меч (тренировочное, но всё же оружие), слишком сложно представить. Конечно, видеть это сейчас не лучше. Во рту у него неприятно пресыхает от вида того, как Бай Хуа вращает запястьем, размахивая мечом по маленькому узкому кругу, прежде чем спокойно скользит в боевую стойку. Это сумма движущихся частей. Итак, Хуа Чен в этой форме заметно выше Бай Хуа. Сам же Бай Хуа выше, чем был раньше, его плечи шире, и талия узкая. Есть некоторые различия между двумя обличиями, которые Хуа Чен может заметить вблизи. Его одежды, например. Всё ещё белые, но стиль более изысканный, достойный; действительно нечто подходящее правителю Призрачного Города. Его волосы тоже отличаются. Они не распущены и не завязаны наполовину, а затянуты в высокий хвост, длинный конец которого спускается вниз. Вместо бамбуковой шляпы у него простое серебряное украшение, держащееся на булавках, такое же, как маска, закрывающая лицо. Но также всё ещё есть цветок. Эта часть не изменилась. Хуа Чен понимает, что должен сделать первый ход после того, как удар прошёл мимо, а Бай Хуа ничего не предпринимает, поэтому он крепко сжимает рукоять и делает выпад. Его первый удар нерешительный. Бай Хуа легко блокирует его, отталкивая своим клинком, чтобы сохранить дистанцию. Следующий опускается тяжелее, затем ещё один, сразу после, быстрее. Оба мимо. Вскоре ему приходится задействовать ноги, так как становится ясно, что он не сможет нанести удар, столкнувшись нос к носу с непревзойдённым. Бай Хуа движется слишком быстро, всегда парирует удары, иногда атакует сам. В его атаках скрыта сила, но она редко достигает цели; он замедляет лезвие как раз до того, как наносит удар, позволяя Хуа Чену поднять свою саблю и заблокировать его. Дело в том, что Хуа Чену известно, что он хорошо владеет мечом. Так было всегда, поэтому он вознёсся как бог войны — удача появилась позже. И тем не менее, даже с навыками, которые он приобрёл за последние столетия, он обманет себя, предположив, что идёт в ногу с Бай Хуа из-за своих собственных заслуг. Он хорош, но не настолько. Может быть, если бы он вложил всё, что имел, а потом добавил ещё немного, это была бы другая история, но это всё ещё не точно и в любом случае не имеет большого значения в данный момент. Всё просто: Бай Хуа позволяет ему выиграть. Это не значит, что призрак не заставляет его потрудиться ради победы. На лбу Хуа Чена начинает выступать пот, и его дыхание становится резким и слышным сквозь звуки ударов стали, хотя шум толпы и поглощает большую их часть. Он уклоняется, чтобы избежать удара, направленного в плечо, а затем немедленно должен присесть, когда Бай Хуа делает следующий удачный удар ногой, который почти попадает ему в голову. — Гэгэ, пощади меня, — говорит он; слова даются тяжело и едва слышны, но он усмехается. Он делает режущие движения вдоль груди, вращается, а затем снова целится в рёбра. Хуа Чен ничуть не приближается: Бай Хуа встречает саблю своим мечом, прежде чем он успевает завершить движение, заставляя отменить атаку. — Это то, чего ты хочешь? — спрашивает Бай Хуа, ожидая, пока Хуа Чен встанет на ноги. Как только это происходит, он превращается в вихрь движений, белые одежды контрастируют с металлической полосой его меча. Хуа Чен чуть не проиграл в ту секунду, когда восхищался тем, как хвост Бай Хуа обвивает его тело во время движения. — Нет, — говорит он. Бай Хуа смеётся. Это неожиданный звук, который заставляет Хуа Чена потерять равновесие. Он может обвинить в этом всё, что ему угодно, — факт, что они подошли слишком близко к краю, ошибочный шаг между одним манёвром и другим, усталость — однако это не отменяет тот, как его нога цепляется за землю, тело покачивается, и он— Он не падает. А вообще должен. Он был аккурат на краю платформы, и должен был сорваться при падении. Но это не так. Сначала его ловит рука, кулак запутывается в мантии; Хуа Чен хватается за неё, перекинувшись через выступ, и спустя пару попыток балансирует на ногах. — Осторожно, — говорит Бай Хуа, поднимая его. — Верно, — он беззастенчиво игнорирует тепло, разливающееся в груди. — Спасибо. Бай Хуа кивает и ведёт их обратно к центру сцены. — Ещё раз? — спрашивает он. Хуа Чен принимает боевую стойку. — Ещё раз. На этот раз Бай Хуа движется первым. Его действия по-прежнему держат Хуа Чена в напряжении, но удары мягче и медленнее, что даёт ему больше времени приспособиться. Недолго они обмениваются ударами, Бай Хуа даже позволяет ему нанести удар сбоку, поддаваясь. — Серьёзно? — Хуа Чен не хочет спрашивать об этом, но он слишком удивлён, чтобы остановиться, прежде чем слово вылетит. Бай Хуа снова смеётся. Хуа Чен начинает понимать, что это опасный звук. — Серьёзно. Ты уже продержался во время спарринга дольше, чем могли бы многие другие. Ты можешь потребовать свой приз. …Приз. Точно. Он почти забыл о Лань Цяньцю. Бог наблюдает за ним широко раскрытыми глазами, по-видимому, разрываясь между чувством гнева из-за того, что его связали и выбросили, и неохотным восхищением матчем, который вернул его. Очевидно, Хуа Чен «выиграл» только потому, что Бай Хуа позволил ему это сделать, однако это не значит, что бой не был захватывающим. Хуа Чен отвешивает небольшой поклон. Он не знает, что ещё сделать. Медленно — неуверенно, если хочется приписать чувства шёлковой ленте, — Жоэ оставляет хватку на Лань Цяньцю, разворачиваясь и вновь обвиваясь вокруг предплечья Бай Хуа, спрятанного под тканью рукава. Бай Хуа кивает обоим богам. — Вы можете идти, — и добавляет, главным образом для Лань Цяньцю, — в будущем будет полезно опомниться. Тот открывает рот, чтобы ответить, но Хуа Чен не испытывает судьбу. Он закрывает принцу рот рукой и громко произносит: «Большое спасибо этому господину за его доброту». Это ненадолго удерживает молодого бога. — Но он— — Мог бы всё же передумать и вместо этого убить тебя, — тихо шипит Хуа Чен, хватая мантию на плече Лань Цяньцю и толкая его к выходу, подальше от неприятностей. Хуа Чен следует за ним. Хуа Чен начинает следовать за ним. Хуа Чен хочет начать следовать за ним, делает, может быть, три шага, затем, чувствуя, что взгляд Бай Хуа не отрывается от него, вновь оборачивается. — Я проиграл в первом раунде, — выпаливает он. Это… ошибка. Он понимает это, как только слова озвучены, однако уже слишком поздно, чтобы вернуть их назад. Они уже вылетели и висят в воздухе между ними насмешливо, и Хуа Чен краснеет от злости, изо всех сил стараясь не демонстрировать это на лице. Самое смешное, что Хуа Чен обычно не ляпает что попало. Каждое слово, выбранное им, всегда — почти всегда — было преднамеренным. Своевременным ударом. Резким и гладким. Он не озвучивает то, что приходит в голову, не задыхается, пока говорит, и не трещит как неуклюжий идиот. Не считая того факта, что именно это он и делает. Потому что сейчас на него устремлены любопытные, недоверчивые взгляды, и потому что Бай Хуа напрягается и наклоняет голову так, как когда у него есть вопрос, а Хуа Чен— Он не знает, что сказать. Он не знает, зачем вообще открыл рот. К счастью, Бай Хуа первым нарушает молчание. Всё, что он говорит, это просто «Оу?», но этого достаточно, чтобы вывести всех из ступора, чтобы все выдохнули, хотя он даже не заметил, когда они успели задержать дыхание. — Когда я упал, ты— я бы проиграл этот раунд, — объясняет он. — …Я понимаю. Хуа Чен прочищает горло. — Мой Лорд также должен… потребовать свой приз. Проходит один удар. Другой. На периферии он видит, что Лань Цяньцю смотрит на него с открытым ртом. Он его не винит. Глупо говорить, что Хуа Чен тупой— — Хорошо, — произносит Бай Хуа, и это так смешно, что призраки вокруг него взрываются. — Итак, я должен. Хуа Чен кивает, как будто это на что-то влияет. Это не так; он не уверен, что, чёрт возьми, будет дальше. Он уходит сейчас? Остаётся? Кто-нибудь последует за ним? Должен ли он сбежать? Он вычёркивает последнюю часть. Он не может сбежать, только не тогда, когда только что устроил шоу, сдаваясь непревзойдённому. К тому же, не похоже, что он сможет далеко уйти, и что тогда? Что он скажет? Как он сможет объяснить тупой принцип работы его мозга, убеждающего его одновременно остаться и уйти? Видимо, Бай Хуа сжалился над ним, ввиду его полного отсутствия предусмотрительности. — Если ты хочешь сначала разобраться со своими делами, — его голова слегка наклоняется в сторону Лань Цяньцю и Ши Цинсюаня, черт возьми, далёких от неузнаваемости, — кто-то может прийти и забрать тебя, когда будешь готов. — Да, — быстро отвечает Хуа Чен. Да, это хорошая идея. Он снова кланяется, благодарит и уходит.