Про уродов и людей

Eric Cartman: Saigon. It's a hell of a place. I've seen a lot of death. A lot of suffering. Darkness that most people couldn't stand to see. I tried to sit it out as much as I could. Soldier 1: What's the matter, Connor? Don't like a little blood? «Южный Парк»

Они сошли с вертолета вместе с Воллмером, но тот в душевые не пошел, а направился прямо к баракам, махнув Логану на прощание в знак статуса кво между ними. На Виктора, как обычно, он не посмотрел и, как обычно, ничего не сказал. Странно, что у него еще голос не отсох за ненадобностью; Логан даже не помнил, когда в последний раз его слышал. Был он высокий и прозрачно-худой, с бледными глазами, за которыми варилось непонятно что. Серебряно-седые волосы с одной черной прядью, словно он специально выкрасил шевелюру. Солнце, полировавшее остальных людей загаром, его не трогало, кожа оставалась городской, почти серой. Выражения лица у него не было. В рейдах он стрелял неохотно и чаще промазывал, чем попадал в цель. Логан подозревал, что Воллмер поступает так нарочно. Не хочет ни в кого стрелять, как какой-нибудь хиппи-пацифист, и все тут. А иногда казалось, что ему просто скучно. Смерть и крики, и сожженная кожа, и отравленная страна, а ему все равно. Мог бы дезертировать, но он оставался. Наверное, не было дома, куда он мог бы вернуться и никто его в Мире не ждал. Когда они с Виктором впервые встретили Воллмера, молча переглянулись. — Как стекло, — сказал Виктор. У стекла, единственного из всего, что они знали, не было запаха. Что он способен был делать, Воллмер, конечно, им не говорил. Но они и сами смогли догадаться, сложив два и два. В патрули они летали четверкой: Логан с братом и Воллмер с кем-то, обычно из свежего мяса. С Воллмером никогда ничего не случалось. Четвертый почти никогда не возвращался. Их с Виктором стали регулярно подстреливать. Каждый из них по три раза подрывался на мине. Логана ударили мачете по шее и едва не снесли голову. Виктор свалился в ловушку с бамбуковой бомбой. Логан до сих пор вспоминает чудовищный вой, запах ослепляющей боли и раны — словно десятки хлюпающих красных ртов, разверзнувшихся на коже. Когда иглы начали выскакивать из его тела, Виктор забился в конвульсиях. В отчаянии, ничего не понимая, он запустил в себя когти. Логан даже не пробовал его останавливать, от яростного рева дрожали джунгли, от хаоса диких движений вздыбливалась земля. Логан впервые в жизни увидел на его глазах слезы, хлынувшие непроизвольно. Иглы вылетели, засеяв окровавленным бамбуком траву, раны понемногу затягивались, но Виктор остался лежать в какой-то прострации. Логан помог ему подняться и осмотрел с тревогой. Взгляд закамуфлирован пустотой, губы разодраны его собственными клыками. Удлинившиеся когти не втягивались, избивая воздух. По своему опыту во Франции, когда его череп разнесло шрапнелью, Логан знал, что такое болевой шок и контузия. Он плюнул на обычную осторожность, на Воллмера и пацана, который был с ними и успел блевануть от увиденного, на гуков, которые могут поджидать их в засаде, на весь ебучий Вьетнам, истыканный ловушками вьетконговцев, залитый вонючим бензином, задушенный оранжевым дымом. Взял брата за руку, как большого ребенка, и повел его в сторону от людей, к хмари джунглей, огороженной шатрами деревьев. Когда их скрыли зеленые тени, в круговерти лесных голосов Логан встал перед ним на колени и дернул за молнию на его брюках. Виктор вздрогнул, как потревоженное животное на водопое. Бамбуковые иглы разрывают изнутри плоть. Вытащить их невозможно, на рентгене не видно. Человек бы умер чудовищной смертью на месте или заживо сгнил. Но даже им с Виктором приходилось платить. Логан задрал на его животе рубашку и облизал его потную кожу. Спустился языком вниз по дорожке жестких волос. Обычно к этому моменту он бы уже чувствовал вожделение брата, но от Виктора пахло только растерянностью. Руки безвольно свисали по бокам, глаза, как пересохший колодец. Он не двигался, не издавал звуков, неглубоко дышал. Логан снова приник к нему, и он пошатнулся. — Расставь ноги и обопрись на меня, — велел Логан. Виктор повиновался, в автоматизме его движений была человеческая кататония. Логан подумал: таким бы он стал, если его усмирить. Беспомощным и безобидным. Наш отец был бы счастлив… Логан влип ртом в его пах, как будто кому-то назло. Сосал долго, член постепенно отвердевал на языке. Виктор пошевелился, духота и жара, обступившие их, пропитались запахом его возбуждения. Он стиснул на плечах Логана пальцы, когти вытатуировали боль в его мясе. Рубашка взмокла от тоненькой струйки крови, змеившейся по лопатке. Логан сделал над собой усилие, чтобы не сомкнуть зубы. Ткань беззвучного стона соткалась над головой, и он поднял глаза. — Хорошо? Виктор не ответил, проскользнул пальцами по его волосами и надавил на затылок. Он толкнулся бедрами — Логан ему позволил. Терпел, когда начал задыхаться, давя рвотный рефлекс. Это ерунда, если его брат сдвинется с края сознания к центру. Потом он выплюнул сперму в траву и подвигал занемевшей челюстью. Виктор тяжело опустился на землю, взгляд выманило на свет. Он моргнул и, наконец, втянул когти. Логан сел рядом. Порылся в рюкзаке, нашел флягу, сделал глоток и передал брату. Виктор все еще выглядел так, будто не может выгрести на берег из полыньи. Логан подтолкнул его за локоть. — Пей, — сказал он. Только после этого Виктор пришел в движение, как оживающая гора. Смочив горло, произнес первое слово, словно сглотнул его: — Блядь. И так десять раз. Выдавив из себя остатки растерянности и боли, покачал головой. — Мы бы умирали, если бы были людьми. То есть, считай, умираем… Логан кивнул. Виктор выдохнул, расправляя легкие, выпил еще воды. — Как он это делает? — пробормотал он. — Может быть, не специально, — предположил Логан. — Мне плевать. Я сейчас встану и убью его. Логан уже сам был к этому близок после того, как увидел мучения брата. Но он пока колебался. — Давай спросим. Если он себя не контролирует… Виктор ощерился: — Все равно. — Столько смерти вокруг, — вздохнул Логан. — Не волнуйся, я с удовольствием сделаю это сам. Обнажившиеся клыки Виктора проткнули зеленый сумрак. — Нет, — отрезал Логан. — Мы сначала поговорим. Его окружали толпы мертвецов, дышавших на него гнилью. Он устал от этой войны почти сразу, как на ней очутился. Считал месяцы, дни, как в тюрьме, делал мысленные зарубки. Завидовал призывникам, перешагивавшим через Вьетнам на триста шестьдесят шестой день. Их четыре ебучих года, на которые они добровольно подписались, все не истекали, и поторопить их было нельзя. — Какой смысл разговаривать? — проворчал Виктор. — Врет он или нет, без запаха не узнать. Я никогда ничего по нему не понимаю. — Я и по тебе не понимаю, если ты врешь или что-то задумал. У меня только один индикатор. Виктор изогнул бровь. — Ты дышишь, сумасшедший ублюдок, — усмехнулся Логан, и они оба покатились по траве и хрустящим сучьям. Горячий вес брата растирает его по земле. Бедро прижимается к члену. Виктор держит запястья Логана над его головой. Когти Логана уходят под землю, вскрывая Вьетнаму живот. Логан отбрасывает брата назад, но через минуту Виктор снова оказывается на нем, зеленые тени джунглей скользят в глубине его глаз. Похоть и ярость разбухают в крови, а движения плавны, бесшумны. Логан думает: пусть он будет лучше таким… Виктор раздвигает его ноги коленом. Приподняв голову, Логан водит носом по его шее, собирая дурманящий запах с кожи. Секс, пот и стая. — Перевернись, — рычит Виктор, тяжелое дыхание рушится сквозь застывшую кровь на губах. Логан ухмыляется: — Восстановился? Зубы Виктора на его горле, и какое-то время все остальное не имеет значения. Четвертый парень погиб в следующий вылет. В казарме они буквально приперли Воллмера к стенке, вдавив в зазвеневшую жесть. Ощеренный Виктор с вытянутыми когтями — даже у Логана что-то скреблось на изнанке затылка, требуя бить или бежать. Он почувствовал какую-то щепочку страха в собственном запахе. Воллмер, как обычно, не пах ничем. Логан спросил: — Ты знаешь, что люди умирают из-за тебя? Воллмер пожал плечами. — Не могу сказать, что я этого хочу. — А ты знаешь, что меня бамбуком нафаршировало из-за за тебя? — прорычал Виктор. — И мне очень хочется вернуть любезность. Воллмер посмотрел ему прямо в глаза. — Я понимаю, — сказал он. Если бы было ясно, что он лжет, или если бы он хвастался своей ебучей способностью, Логан быстро разрешил бы проблему без моральных дилемм. Но Воллмер сбивал его с толку своим безразличием. Он все еще не мог сделать то, что, возможно, был должен. И Виктор пока сдерживался, соблюдая их договор: Логан остается на этой войне, если его брат не убивает никого, кроме врагов. Наберись терпения, думал Логан, осталось не так много… Насадки в душевой плевались теплыми желтоватыми струйками. Логан ностальгически вспоминал огромную базу с кондиционерами, на которую им повезло попасть в 1969 году. Там из душа выходить не хотелось, как в хорошем отеле. Они и в Мире-то не жили в таких условиях. Текущей из шланга слабой струей было непросто смывать следы джунглей: струпья грязи, дохлых москитов и катышки пота. Больше ругательств, чем воды, попадало на кожу. Логан выпустил когти, чтобы отмыть с них кровь. Ревматически заскрипела дверь, и в душевую вошли двое новобранцев, оживленно сталкивая голоса. — На второе письмо не отвечает, — говорил один. — Шалава! Я тут страну защищаю, а она, небось, уже роман с кем-то крутит. — Напишет, не переживай. Моя девушка… — Вернусь и ей шею сверну… — Так вот, моя девушка сначала тоже не отвечала, а после оказалось… — И ее хахалю яйца отрежу, — перебил его второй. — Я как раз отличным боевым ножичком разжился. Уж я найду ему применение. Потом они увидели Логана и его когти. Засмердело человеческим страхом. Мальчишки попятились к выходу, не рискуя повернуться спиной. Один судорожно всосал носом воздух, второй шлепнул по-рыбьи губами. — Какая-то проблема? — промурлыкал Виктор. Они оба едва не подпрыгнули. — Н-нет, — исторг тот, которому ответила девушка. — Я в порядке… В смысле… — Он закашлялся: — Все нормально. — Правда? — Виктор широко улыбнулся и посмотрел на второго. — А у тебя? Тебя никто тут не обижает? Мальчишке удалось только пискнуть в ответ. — Ну, я вижу, у тебя тоже все хорошо, — Виктор одобрительно кивнул. — Можете идти, детки. Топ-топ. И помахал им рукой с удлинившимися когтями. Пацаны развернулись и, будто получив хороший пинок под зад, припустили прочь на спринтерской скорости. Снаружи донесся топот ботинок, давивших пыль. Виктор усмехнулся, Логан закатил глаза. — Охота тебе издеваться над ними? — Ага, — сказал Виктор. — Война вообще занятие скучное. Логан хмыкнул: — И почему мы тогда воюем? — Без нее еще скучнее. Вечером после ужина Виктор, почувствовав вкус к развлечению, отправился пугать свежее мясо. Он иногда их встречал, когда доставляли новую партию. Мальчишки вылезают из вертолетов, неуверенно топчутся, ищут направление в лагере, а находят его — расслабленно прислонившегося к стенке, изогнув рот в улыбке. Пацаны замечают единственного доброжелательного ветерана и приближаются. Руки на животе с выставленными, как в витрине, когтями. Клыки, обрамленные солнцем, сверкают в ухмылке. Добро, бля, пожаловать. Хорошая практика, в принципе. Новобранцам лучше с самого начала усвоить: здесь нет ничего безопасного. Логан растянулся на койке в бараке и дремал, пока вокруг него текли разговоры. — Ни одной здоровой шлюхи в Сайгоне. — С конца капает? — Я не про то. Эти туберкулезные суки так дохают. На рот-то гондон не оденешь. — Ну он пнул того Чарли в башку, она отвалилась и вот так подпрыгнула! Меня вдруг такой смех разобрал… — Слышь, давай дернем? Расслабимся хоть. — Давай. Пойдем погуляем. — Родни, ты с нами? — А вы куда собрались? — Покурить. — Есть что? — Ага, только пару баксов накинь. Крис, ты будешь? — Э-э… — Промежуток в пару секунд. — Трава? — Даже лучше. — В каком смысле? Щелкнул смешок: — Узнаешь. — Ну ладно, давай. Сквозь дремоту он почуял царапнувший спину взгляд. — Логана не позовешь? — Да он спит. — Разбуди его. — Сам буди. У него во сне когти выскакивают. Крис приблизился, выдохнул, потом сказал: черт, и отступил. Правильно сделал. Это с ним происходит все чаще. Однажды он вообще не сможет спать рядом с людьми. Он даже Виктора проткнул как-то раз, когда тот неожиданно его разбудил, хотя чувствовал запах брата, давно въевшийся в само его существо. Крис приехал сюда добровольцем. Служить своей стране. Умереть с честью. «Сладка и прекрасна за родину смерть». [1] Идиот, с сожалением подумал Логан, болтаясь между пробуждением и полусном. Неплохой парень, начитанный, они как-то обсуждали с ним «Бунт на «Кейне». Пишет своей бабушке письма. Надеюсь, они никогда не отправят его с нами в патруль… Все ушли, оставив включенный приемник. Логан зевнул и потер кулаками глаза. Диктор сообщил: композицию «Лихорадка джунглей» запретили на BBC. Он прислушался и понял, почему: перебивая музыку, мужской голос так тяжело дышал, а женщина так сладко постанывала со всевозможными «ах, ах, ах» и «нет, нет, нет», что такое можно было услышать в порно. Ему не нравилась эта мода — выставлять всюду секс. Он родился в те времена, когда женщины не могли обнажить щиколотку без скандала. Когда они все дружно стали показывать ноги, у него был культурный шок. А теперь они еще и лифчики сжигают, чего некоторым точно не стоит делать. Он приглушил радио, достал книгу, нырнул в слова. Через какое-то время в дверной проем робко влез бритый череп. Померцал и исчез. Показался вновь. — Ну? — раздраженно сказал Логан. По запаху он узнал новобранца из душевой. Того, который осмелился сказать что-то Виктору и не грозился кому-то что-то отрезать. Мальчик шагнул внутрь и застыл, изминаясь о душный воздух. В блеклом свете желтушных ламп он сиял от пота. Темные пятна на груди и в подмышках. От него пахло страхом, но и чем-то еще, что было труднее определить. Логан прищурился. — Чего-то хотел? Мальчик опустил лицо с розовыми пятнами, которые колючее солнце успело нарисовать на его светлой коже. С длинными конечностями и тощий, униформа со всем снаряжением весит больше, чем он. Такой зеленый, что бросишь в джунгли — сольется с ними. Логан остался на койке, не меняя своей позы. Ему лень было двигаться. Он откинулся на щуплую подушку и с нараставшим нетерпением ждал, когда мальчик заговорит. Наконец тот отодрал глаза от своих ботинок и выпалил: — Я хотел извиниться! Логан медленно закрыл книгу. — За что? Мальчик прикусил губу и снова уставился себе под ноги. — Да я так на тебя смотрел в душевой, — выдавил он. — А потом мы с Микки убежали… — А, — сказал Логан. Мальчик перевел дух и решился поднять глаза. — Как-то глупо получилось. Как будто… Как будто я должен бояться. Но я же не должен, верно? Мы же на одной стороне… Он почти задохнулся. А потом прибавил с обнаженной искренностью: — Просто я никогда раньше не видел мутантов. За это перед Логаном еще не извинялись. Если подумать, перед ним вообще никто и ни за что не извинялся. Он спустил ноги на пол и протянул руку. — Логан. Гримаса испуга закрыла лицо. — Что? — Меня зовут, — терпеливо пояснил Логан. Несколько секунд всепоглощающей тишины, разбавленной звуками лагерной жизни за жестяными стенами. Решительно тряхнув головой, он приблизился. — Я Шон, — сказал он, принимая рукопожатие. — Шон Эллисон. С энтузиазмом затряс его ладонь своими влажными пальцами; его страх свернул в сторону умеренного волнения. — Приятно познакомиться, — усмехнулся Логан. — Шон, Шон Эллисон. Ты можешь ее выпустить. — Что? — тот снова перепугался. — Моя рука, — спокойно сказал Логан. — Выпусти ее. Мальчик резко разжал пальцы, отступил на шаг, но не ушел. Логан закинул ноги обратно на койку и взялся за книгу, давая понять, что встреча окончена. Неуверенная улыбка мазнула по губам Шона Эллисона. — Что ты читаешь? Логан показал обложку, и Шон Эллисон, старательно произнося слова, как первоклассник, прочитал вслух: — «Плоская земля». — Он чуть ярче улыбнулся: — Решил освежить воспоминания о школьной программе? — Я не ходил в школу. — А почему? Логан ограничился неопределенным взмахом ладони. Рассказывать свою биографию он не собирался. Но Шон Эллисон оказался довольно настойчивым. — К нам в класс однажды перевели девочку, которая до пятнадцати лет жила с родителями в Африке, они ученые. Она тоже до этого не училась в школе, и ей все было странно. Она даже не знала, что на уроке нужно отпрашиваться в туалет. Вставала и сама уходила. — Ясно. — Логан приподнял бровь: — Что-то еще? Шон Эллисон понял, что он надоедает, и втянул покусанные солнцем щеки, чтобы еще чего-нибудь не ляпнуть. Господи, совсем ребенок. Кто его сюда послал, как долго он здесь протянет… Мальчик нервно двинул плечом. — Ладно, я тогда пойду, — сказал он. — Пожалуйста, передай своему другу, что я заходил извиниться. Его зрачки опять расширило страхом. Даже воспоминания о Викторе могли иметь такой эффект. — Это мой брат, — сказал Логан. — Постарайтесь не бояться его так сильно. Меньше шансов, что он тебя съест. Он пожалел об этом, когда увидел, как на шее Шона Эллисона подпрыгнул кадык. — Образно, — пояснил Логан. Хотя, честно говоря, не только, но мальчику лучше было об этом не знать. Короткое прощание потонуло в дыхании, и Шон Эллисон задрейфовал на выход. — Перед нами тут извинялись, — сказал Логан брату, когда тот вернулся. Виктор, выслушав рассказ, ухмыльнулся: — Как мило. — На самом деле, да. — Логан строго посмотрел на него: — Не трогай пацана, хорошо? — Детка, — Виктор плюхнулся на соседнюю койку. — Не говори мне, что делать. Ты же знаешь, я этого не люблю. Свежее мясо создано для насмешек. Иначе какой в нем смысл? — Не будь мудаком, а? Виктор, улегшись на бок, подпер кулаком щеку и сверкнул серым взглядом. — Поцелуй меня, и я подумаю об этом. Они были одни в бараке, но Логан не хотел рисковать. Он покачал головой. — Не сейчас. — Сейчас, — сказал Виктор со злой и веселой ухмылкой. Он похлопал по койке рядом с собой. — Иди сюда и дай мне эти сладкие губы. Лучше всего — на моем члене. Логан вздохнул. — Ты в своем уме, а? Что, если кто-нибудь войдет? — Стоит рискнуть. Ты так хорошо сосал в прошлый раз, что с того света меня вернул. С того дня я только об этом и думаю. Он прекрасно знал, что Логан не согласится, просто для насмешек создано не одно свежее мясо, а весь мир. И Логан тоже. — Пошел на хуй, — прорычал Логан. Виктор пожал плечами. — Не говори, что я тебя не предупреждал. Через пару дней Шона Эллисона поставили с ними в патруль. Мальчик приветствовал его счастливой улыбкой. Логан сжал кулак и отвернулся. Вскоре Логан снова почувствовал смрад его страха. Впервые очутившись в джунглях, так пахли все, включая тех, кто позже превращался в маньяков, снимавших с пленных вьетнамцев кожу, и стрелял во все, что движется, с азартным блеском в глазах. Джунгли насылали на непрошеных гостей все божьи кары: лягушек и змей, крокодилов, москитов, тигров, глистов, клещей и пауков, малярию и лихорадку. Начиненные минами и фугасами ловушки, ямы с деревянными кольями и железными штырями, спрятанные под листьями и песком. Тени смерти мерещились из-за каждого ствола, мелькали в бамбуковых рощах, проглядывали сквозь переплетенья лиан. Шон Эллисон, сверившись с компасом, глянул на Логана и приоткрыл для вопроса рот. Он заметил быстрее, чем Логан мог бы предположить. Плюс очко к интеллекту. — Закрой дыру, пока москит не влетел, — сказал Логан. Виктор впереди повел носом и указал в сторону старой слоновьей тропы. На нее они и свернули. — Вы чуете по запахам? — спросил Шон Эллисон шепотом. Логан не потрудился ответить. Виктор шел первым, срубая мачете самые настырные ветки, расчищая им путь. Логан принюхивался, чтобы не потерять вражеский след, и приглушенно ругался, прихлопывая комаров. Воллмер молчал. Шон Эллисон трепался, не переставая. — Она, конечно, ноль внимания. Я не Пол Ньюман, и со спортом у меня было неважно, в общем, звезд с неба не хватал. А вокруг нее всегда вились парни. Билли Эндрюс, капитан нашей школьной команды. Рей Гордон, который в рекламе детского питания снялся, когда еще был маленький, с тех пор ходит весь такой важный. Да, а еще Эдди Смолл! Полный придурок, зато отец у него… — Заткнись, пацан! — прорычал Логан. Он понимал, почему парень болтает, но они постепенно приближались к цели, и двигаться надо было тихо. Виктор обернулся и бросил через плечо клыкастую усмешку: — Нервничаешь, малыш? Шон Эллисон крупно сглотнул и храбро соврал: — Н-нет, я в порядке. — Тяжело, наверное, быть далеко от дома, да? — продолжал Виктор заботливым тоном. — Приходится все время думать об ушах. — Почему об ушах? — спросил тот. — Разве ты не слышал? — очень тщательно удивился Виктор. — Гуки любят отрезать уши и делают из них ожерелья. Шон Эллисон плотней нахлобучил свой шлем. Виктор едва удержался от хохота, игнорируя гневный взгляд Логана. — Не волнуйся, — Виктор похлопал мальчика по плечу. — Пока мы с тобой, твои уши в порядке. Дальше Шон Эллисон зашагал рядом с Виктором. Логан только покачал головой. У мальчишки, похоже, нет инстинкта самосохранения. Как легко его заманить кусочком сахара… Если бы они были вдвоем с братом, на лагерь вьетнамцев они бы напали бесшумно. Но Шона Эллисона, разумеется, было слышно за полмили, и их уже ждали. Виктор радостно ухмыльнулся. — А вот и веселье, — сказал он и первым ринулся на людей. Воллмер выстрелил несколько раз с ближнего расстояния и убрался с дороги, зная по опыту, что лучше не путаться у них под ногами. Единственная пуля, которую ухитрился выпустить Шон Эллисон, угодила Логану под лопатку; он перемолол в зубах крик, пока его тело выплевывало кусок свинца. Виктор зарычал на ошалевшего паренька и дернулся в его сторону. — Виктор! — заорал Логан, останавливая его кулаком. Он схватил брата за ворот рубашки и цепочку с жетоном, отшвыривая на ближайшего вьетнамца. Виктор прыгнул на четвереньках, человек сломался под его весом, как сухая трава. Он умер, не успев закричать, когда в него вонзились клыки и когти. Вскоре все было кончено. Шон Эллисон пытался поймать его взгляд огромными благодарными глазами. Логан отвернулся. Пуля купила мальчишке жизнь. Надолго ли, он не знал. Он вытер о траву свои когти, хотя это уже стало почти символическим жестом. Кровь на них давно почернела и почти не оттиралась. После войны придется с этим повозиться. Виктор улыбнулся ему окровавленным ртом и сплюнул розовую слюну на землю. Ладони влажно блестят красным. Логан помнил войны, в которых его брат только стрелял, но это давно в прошлом. Он не хотел думать о том, что будет дальше. На своей последней охоте они убили огромного кабана, который смог клыками разорвать ногу Логана и ранил Виктора в руку. Это была славная охота, зверь оказал достойное сопротивление, усилив удовольствие от победы над ним. С каждым движением, с каждым рычанием Логан чувствовал, как отступает от него человек. Бег, и жар, и горячая кровь на траве, и пар влажного леса… Виктор когтями содрал с кабана шкуру. Логан опустился рядом с ним на колени. На руках сохла кровь, волоски тянули и щекотали кожу. Логан прикоснулся к его щеке. Виктор поймал ртом его окровавленный палец и облизал дочиста. — Помнишь, — сказал Логан, — ты говорил мне в детстве, что мы с тобой одно существо? Ты все еще веришь в это? Виктор опустил ресницы, серебро его глаз сверкнуло. — Я знаю это. — Оставайся со мной, — Логан схватил его за плечо. — Как я остаюсь с тобой. Он первым склонился над тушей и вгрызся в еще теплое мясо. Насытившись, они подняли головы, лица скрыты под красными масками. Они перемешали на губах свою и звериную кровь, заснув обнаженными на траве, — Виктор все еще был в нем. Ночью Логан чувствовал, как его брат начинал двигаться, земля снова и снова забрызгивалась спермой, текущей сквозь когтистые пальцы, и Виктор снова и снова кончал в него. Они разъединялись, только чтобы вонзить свои зубы в сырую плоть и поесть. Глаза измазала смолистая краснота, они перестали убирать когти, и он знал, что их рев ничем не отличается от звериного воя. Ни одно хищное животное, привлеченное запахом мяса, не приблизилось к ним, потому что они были самыми сильными и опасными животными в лесу… — Идем, — сказал Логан, и они двинулись дальше в джунгли. Небо протекало. Вылинявший свет, размытый моросящим дождем, постепенно гас. Не прошло и часа, как навес сумерек сомкнулся, и джунгли спрятали свои обманки и ловушки в слоистой тьме. Логан объявил о ночевке, и они занялись поисками участка земли, еще не превратившегося в жидкую грязь. Он устроился на куске гнилого дерева, скинув с него лиственный мусор и ползучую дрянь, которая через минуту вернулась, или это была другая ползучая дрянь, джунгли исправно поставляли ползучую дрянь, жидкую грязь и сопротивляющихся вьетнамцев, которые не собирались сдаваться. Эта война была проиграна еще до начала. От ощущения бессмысленности Логану иногда казалось, что в его венах гудит пустота. — Огонь не будем разводить? — сказал Шон Эллисон, соревновавшийся до этого с Воллмером в том, кто кого перемолчит. Первая увиденная бойня застыла в его глазах. Слова постукивали между зубов. Он дрожал, как в ознобе, хотя жара не отступила к ночи. — Дерево слишком сырое, — охотно ответил Виктор. — Боишься оставаться в темноте, малыш? Мальчик судорожно мотнул головой. — Правильно, — Виктор погладил его по колену. — Бояться нечего. Все самое страшное тут, с тобой. Мальчишка до такой степени растерял мозги, что улыбнулся, да так и остался сидеть с примерзшей к губам улыбкой, когда Логан поднял брата с места и сказал, что они будут караулить первыми. Виктор задержал руку на ноге мальчика и просиял ему. — Какого хуя ты делаешь? — рычит Логан, когда вокруг распускается зеленая темнота. — Играю с мясом, — лениво отвечает Виктор. — Я чую, о чем ты думаешь. — Говорил, ничего не чуешь во мне. — Ты все еще дышишь, ублюдок. Виктор показывает клыки, протягивая к нему руку, и Логан бьет по ней. Его когти у Виктора в груди, прежде чем ярость стихает. Усмешка Виктора разрастается смехом. — А вот и мой младший брат, — говорит он, глубже насаживаясь на когти Логана. — Где мой поцелуй, Джимми? Логан убирает когти, слизывая кровь с зубов Виктора. Виктор сжимает его член через ткань, и Логан закрывает глаза. Дыхание брата кажется почти прохладным на его шее, когда Виктор прокусывает его кожу. Логан расстегивает его штаны и опускает на бедра. Виктор толкает его к ближайшему стволу, заставляя прогнуться, и опускается на колени. Грязь, пот и смрад не смущают его; язык чертит влажные круги, извивается внутри Логана, ночная жара прилипает к его обнаженной коже. Логан стонет сквозь сжатые зубы, царапая лоб о кору. Несколько лет назад он боялся, что люди могут услышать. Сейчас ему все равно. Вьетнам кажется долгим сном, приснившимся в лихорадке времен его детства, когда он был таким слабым, что редко вставал с постели, и рядом всегда был мальчишка с кошачьим глазами и длинными, острыми, уродливыми ногтями. Единственный, кто всегда остается, как ночь, как земля, как лес. — Трахни меня, — хрипит Логан, если в чем-то есть смысл, то лишь в этом, и он хочет, чтобы его брат продолжал вечно. Шона Эллисона убивают на следующий день, в следующем лагере вьетнамцев. Он лежит на земле в нелепой позе, как все мертвецы. Логан не успел с ним подружиться. Виктор не успел с ним наиграться. Его кости сгниют в чужой земле, под чужим небом. А, впрочем, какая разница, под каким небом гнить. — Ты понимаешь, что я должен это сделать? — Логан смотрит в устало-равнодушное лицо Воллмера. — Конечно, — отвечает Воллмер. — Я давно этого жду. Не бойся, я давно этого хочу. Я приехал сюда, потому что я этого хочу. Но меня не берет ни одна пуля. — Это ведь ты, — говорит Логан, но вопроса на конце его предложения нет. Он впервые видит, как Воллмер почти улыбается. — А это имеет значение? Ему кажется, что он ощущает запах Воллмера, и этот запах — чувство вины. Возможно, это его собственный запах. — Скажешь что-то? — спрашивает Логан. Глаза Воллмера становятся черными и пустыми, как оружейные дула. — Я работал школьным учителем. В моем классе был мальчик, Тим, ему было двенадцать. Такой красивый мальчик. Больше был похож на девочку. И он… Он смотрел на меня. Оставался после уроков. Задавал вопросы. Однажды он показал мне стихи… Резкий смешок Виктора слетает на землю. — Понятно, — говорит он. Воллмер кривит губы и кивает на Логана: — Сколько ему было лет, Крид, когда ты трахнул его в первый раз? Виктор сужает глаза, его когти вытягиваются. — Джимми, если ты по какой-то причине не хочешь его убивать… Логан мягко дотрагивается до его плеча. — Шестнадцать, — говорит он Воллмеру. — Мне было шестнадцать, и он не был моим учителем. Ты трахнул ребенка, Воллмер. Поэтому ты хочешь умереть? Воллмер трясет своими двуцветными волосами, прячась за ними. — Я не трахал его. Он пришел ко мне домой, но я сказал ему, чтобы он уходил. Он даже плакал, но я все равно велел ему уйти. Он ушел… — Воллмер делает беспомощный жест. — И он просто не вернулся домой. Никто не знает, что произошло. Я тоже не знаю. Но все решили, что я что-то натворил и виноват. Логан разглядывает его. Пустой лист… — Но ты не виноват, — говорит он, но вопроса на конце его предложения нет. Он верит своему инстинкту. — Я виноват, — Воллмер печально усмехается в пустоту. — Я в любом случае виноват. Я знаю, что это произошло из-за меня. Виктор медленно аплодирует. — Какая трогательная мыльная опера. — Заткнись, — цедит Логан. Воллмер смотрит ему в глаза. Солнце и отчаяние притягивают блеск в его взгляд. — Сделай это, — говорит он. И: — Давай! Свежая кровь на когтях едва заметна на старой. Логан вытирает их о траву. Он снимает жетон с шеи Шона Эллисона. Помедлив, забирает жетон Воллмера, прячет оба в карман. Он думает, что Воллмер, возможно, не был виноват все это время. Воллмер мог не иметь к этому никакого отношения. Это просто война. — Помнишь, — говорит он брату, — как они говорили после Первой мировой? Война, которая окончит все войны. — Они никогда не кончатся, Джимми. — Виктор нюхает воздух, определяя направление. — Пора тебе привыкнуть. Он кивает в сторону солнечного коридора, залитого жаром. — Нам туда. Идем. Что-то тяжелое громоздится у Логана в груди, и ему трудно сдвинуться с места.