Яркий мой свет

      — Вы только посмотрите, какие люди соизволили прийти, — Шэнь Цинцю плавным взмахом руки раскрывает веер, прикрывая нижнюю часть лица. Меж тонких бровей залегает едва заметная складка.       Лю Цингэ закрывает дверь за собой, ступая осторожно, неуверенно, так, как давно уже позабыл ступать. Все мышцы напряжены, а глаза на горного лорда Цинцзин смотрят пристально, точно тот вот-вот в наступление пойдёт, все преграды на своём пути в мгновение ока в горстку пепла обращая. О, Лю Цингэ бы с огромным удовольствием стал свидетелем столь завораживающего зрелища. С превеликой охотой, стягивающей все внутренности в тугой узел, посмотрел бы на то, как Шэнь Цинцю умело завлекает наивного противника в свои сети, играясь с ним, веселясь, точно малый ребёнок с новой игрушкой, интерес к которой не успел ещё угаснуть. Как веер тонкой сталью рассекает воздух, управляя им, обращая в губительную ловушку, из которой выход лишь один — поражение. Лю Цингэ бы испытал исключительный восторг, если б противником в такой схватке оказался он сам, вот только сегодняшний день отнюдь для этого не подходил. К сожалению.       Лю Цингэ медленно подходит к столику, усаживаясь напротив Шэнь Цинцю, что вальяжным жестом велит ученику покинуть помещение, и тянется к фарфоровому чайнику, поднимая тот и разливая чай по пиалам: понял давно, что после трапезы гнев Шэнь Цинцю куда легче сменить на милость. Однако тот ни к чему не притрагивается, лишь щурится слегка, взгляда не отводя ни на секунду.       — Так что же привело шиди ко мне в этот чудесный день?       — Пришёл признать свою вину.       — О, в чём же именно?       Слова, что больше недели прожигали мысли, липнут к нёбу, и Лю Цингэ опрокидывает в себя пиалу с чаем, обжигая горло, но не обращая на это должного внимания.       — Прости, что не пришёл тогда. Мне следовало… Я… нечаянно. Прости.       Пожалуй, Шэнь Цинцю был прав, когда в последнюю их встречу в порыве злости прозвал Лю Цингэ феноменальным болваном.       Глупо. Лю Цингэ и сам знает, как наивно, совершенно нелепо звучит это подобие извинения, но все мысли внезапно испаряются, пушистыми облаками теряясь в лазурных просторах. Говорить внезапно становится трудно. Кажется, что ещё немного, и тонкая нить терпения Шэнь Цинцю звонко лопнет.       Тихий вздох прерывается лёгким шуршанием одежд.       — Шиди Лю иногда такой ребёнок. Я не злюсь. Больше. Просто в следующий раз удосужься хотя бы ученика отправить ко мне с весточкой, что у тебя возникли внеплановые дела и ты не сможешь ко мне присоединиться.       — Я думал, что успею. Надеялся. В следующий раз…       — Шиди уже планирует следующий раз? Как жестоко с его стороны.       — …если такое вдруг вновь повторится, то я передам с кем-нибудь, что задерживаюсь.       Шэнь Цинцю тихо присаживается рядом, поправляя рукава и откладывая веер в сторону. Взгляд Лю Цингэ плавно перетекает на мужчину, что выжидающе смотрит в ответ. Плечи Шэнь Цинцю расслаблены, на губах лёгкая улыбка сияет, столь долгожданная, что у Лю Цингэ всё тело чешется от желания коснуться мужчины мягко-мягко, всю недельную тоску в столь простой жест вкладывая.       — Прости, — руки осторожно опускаются на чужие ладони, и Лю Цингэ замирает в ожидании: оттолкнут или нет.       Протестов не следует.       — Прощаю, — пальцы горного лорда Байчжань на мгновение задерживаются на чужих костяшках, оглаживая те, а затем плавно движутся вверх по руке, — на первый раз.       — На первый раз? — ладонь задерживается на оголённом участке шеи, слегка щекоча, точно издеваясь, и Шэнь Цинцю щипает Лю Цингэ за бок. Совсем не больно, но всё же ощутимо.       — Конечно. Совершать подобную ошибку вновь — невероятно оскорбительно.       Щёки Шэнь Цинцю мягкие, бархатные, точно округлые бока свежего персика. Лю Цингэ из раза в раз хочется уткнуться в них носом и вдыхать-вдыхать-вдыхать столь родной и знакомый запах. С непреодолимым восхищением впитывать чужой образ, запечатывать тот в памяти, чтобы никогда — Лю Цингэ себе в этом клянётся — не забыть.       — Этот шиди усвоил урок.       — Хм, нельзя говорить наверняка, пока не проверишь.       Прядь спадает на глаза, когда Лю Цингэ слегка склоняется вперёд, и Шэнь Цинцю заправляет ту за алеющие уши.       — Обещаю, что такое больше не повторится.       — Что ж. Только и остаётся верить, — носы встречаются, и дыхание перехватывает. Близко. Как же близко. — Однако…       Узнать, что именно “однако” не удаётся — губы встречаются, топя слова в поцелуе. Лю Цингэ ждёт удара за совершённый поступок, но Шэнь Цинцю не злится, лишь льнёт сильнее, прижимаясь всем телом. Ладони обхватывают чужую талию, и Лю Цингэ мерещится, что мир вокруг рушится, становясь столь бессмысленным и далёким, что каждая мысль о нём — пустая трата времени. Шэнь Цинцю отстраняется на мгновение, обхватывая лицо заклинателя ладонями, и изумрудные глаза тут же пленяют собой, утягивая Лю Цингэ в водоворот эмоций, из которого выбираться и не хочется вовсе. И мужчина понимает: в этот день для него есть лишь Шэнь Цинцю, чья любовь поглощает с головой, и ничего больше.