Зависимость

Для Дориана флирт был естественен, так уж повелось. Главное дело — узнать о человеке пару мелочей: узнать, что ему нравится, как ему нравится, чтобы ты к нему обращался… флирт волновал, даже когда Дориан флиртовал с женщиной. Он обожал смотреть, как загораются глаза, как улыбка становится мягче, как зубы прикусывают нижнюю губу. Всё это будоражило, но сейчас… Сейчас было иначе. — Прошу прощения, — резко бросил Каллен, слегка поворачиваясь, чтобы пройти мимо, и, ох, Дориан собрал всю свою волю в кулак, чтобы не двинуться с места и застыть на пути у командора прямо посреди сада Скайхолда. Он замер, преграждая ему дорогу и ухмыляясь. Каллен перевёл на него раздражённый взгляд. Тяжёлый, как удар кулаком. — Я сказал, прошу прощения. Дориан заметил: ему было физически больно оставаться вежливым. Каллена просто сжирал тот факт, что он не мог себе позволить грубо оттолкнуть Дориана плечом, как должно, потому что они не в Тевинтере — это юг, дорогуша, и маги здесь явно были сошками помельче. — Удивительно… — медленно и неторопливо протянул Дориан, расправляя перед командором плечи. — А я ведь раньше ни разу не видел вас в этом саду. Каллен уставился на него в ответ. Он не моргал, и выражение лица казалось каким-то… мёртвым. — Как и я — вас, сир Павус. Дориан размышлял: что он сделает? Может, отпихнет с дороги или банально обойдёт стороной? Нет, это вряд ли. Это значило бы, что он признал поражение перед магом, а Дориан не мог представить себе ситуацию, в которой Каллен бы признавал перед кем-то своё поражение. Солнце тем временем медленно опускалось за горы, лишая Скайхолд своих ярких лучей, а жаль — ими было так приятно любоваться… Воздух становился заметно свежее и холоднее — настолько, что теперь даже самый крошечный выдох обращался облаком пара. — Следили за мной, а? — подколол Дориан, с пылом глядя в ответ. Вот она: знакомая территория. Лёгкая территория. Каллен дёрнулся. Его шрам — тоже, и Дориан понял, что командор хотел усмехнуться, вернуть ему тот же вопрос, и это была бы правда. Он действительно натыкался на Дориана повсюду, как на Эльфийский корень во Внутренних землях. — Не следил. Уверяю, — отчеканил он. Дориану нравилось, как звучит этот голос. Нравилась его сила. Нравилось, что в нём даже был отголосок некой эмоции, хотя Каллен бы явно предпочёл упрятать их подальше. Вот ведь блядство, Дориан замечал такие мелочи, потому что ему было жизненно необходимо урвать хотя бы крошечный кусочек информации, хотя бы что-то. — Прекрасный вечер, не находите? Каллен не находил. Его глаза смотрели на Дориана одновременно с яростью и аномальным спокойствием. — Уйди с дороги. Удержаться было невозможно: — Или что? Карие глаза стремительно потемнели. Дориан чувствовал, как кровь закипает, густеет и несётся под кожей, как жидкий огонь. — Или я сам тебя уберу. — Да вы что? Прямо здесь? — Ты задаешь слишком много вопросов, маг. — Обращение будто само сорвалось с его губ, хотя Дориану могло просто показаться, сколько ненависти в него было вложено. По сути, проанализировав это короткое слово из трёх букв и лёгкую гримасу отвращения на лице, Дориан сделал вывод, что Каллен, вероятно, всё же своей ненавистью несколько одержим. — Что поделать, я любознателен от природы. Повезло же, что такой ценный кадр достался именно Инквизиции, да? Маги, наверное, не так уж часто вас расспрашивают о том, о сём? Каллен долгое время молчал, прежде чем произнести: — Маги не способны говорить искренне. Вы прячетесь за бесконечными вопросами, сеете зерно сомнения в сознании других, пытаясь выгородить себя. В вас даже не хватает смелости, чтобы сказать хоть что-то в ответ, поэтому ты сейчас торчишь передо мной и тратишь впустую моё время, задавая идиотские вопросы, добиваясь реакции, хотя если получишь её, даже не сообразишь, что с ней делать дальше. Что с ней делать дальше… Мир слегка накренился, сердце Дориана билось в горле, как барабан. Эта речь была длиннее, чем все фразы Каллена, сказанные Дориану за время их знакомства. От выражения его лица захватывало дух: челюсть сжата, глаза яростно горят, всем своим видом предупреждая — лучше отступи, лучше уйди и больше никогда мне не попадайся. Жаль, что интуиция Дориана никогда не работала как положено. Он просрал все предупредительные сигналы. Страх сменился внезапным и сучьи пронзительным очарованием, ведь Дориан обожал находиться в центре внимания, даже когда всё было настолько плохо. Настолько плохо, как сейчас. — Даже не знаю, — мурлыкнул он, не сдвигаясь ни на дюйм и не моргая. — Кажется, мне всё же хватит храбрости, чтобы сказать вам в лицо кое-что искреннее, командор. Каллен ждал, и Дориан заметил, что он задышал быстрее, через нос, будто был зол. Очень зол. — Например, что ваша ненависть к магам на самом деле проистекает из страха. Да, думаю, это бы многое объяснило. Ответ не заставил себя долго ждать. — Маги опасны, — продекламировал Каллен, будто читал с брошюрки. — Человек, глядящий на мага без страха, никогда не сталкивался с невообразимыми масштабами разрушений, на которые они способны. Сей страх объясним. — А ваша ненависть? Она объяснима? — Я не испытываю ненависти к магам. Дориан уже собирался сказать что-то, что добьёт остатки этого железного самоконтроля, но не успел и рта раскрыть: Каллен внезапно двинулся вперёд, сделал широкий шаг, почти вторгаясь в личное пространство, и этого шага хватило, чтобы Дориан моментально решил, что ещё хочет жить, и, в принципе, готов уступить дорогу, почему бы и нет. Его инстинкт самосохранения слегка припоздал, но теперь был на месте. Дориан ничего не сказал, а Каллен продолжил: — Но даже если бы я вас ненавидел, тебе нечего меня бояться. Мы служим одному делу, Инквизиции — так ведь ты сказал? Сам понимаешь, что это значит. — Он произнёс это неожиданно мягким, негромким голосом. — И несмотря на то, что я давно покинул Орден Храмовников, я верен убеждению, что магия должна служить человеку, а не наоборот. Впервые в жизни Дориан ощутил себя пьяным от одних только произнесённых слов. И это было восхитительное, захватывающее чувство. — Уверены, что не хотели сказать, что человеку должны служить маги, командор? Каллен усмехнулся. Дориану стало трудно дышать. — Отойди. — Нет. Тогда Каллен сделал ещё один шаг, и создалось ощущение, что Дориан подошёл вплотную к каменной стене. Неподвижной и непоколебимой, которая неотвратимо приближалась. Он не хотел отступаться первым, но выбора не было. Либо отступить, либо Каллен просто его снесёт. Это было очевидное поражение, и когда он сделал последний шаг, Дориан потерял равновесие. Он не упал только благодаря тому, что Каллен его поймал. Поймал так, будто Дориан вообще ничего не весил: легко подхватил, легко зафиксировал и легко отпустил бы, если бы захотел. Но он держал Дориана за плечи, впиваясь пальцами в кожу, и лицо замерло всего в нескольких сантиметрах. — Аккуратнее, — произнёс командор, и голос этот был то ли шёлком, то ли лезвием бритвы. — Никто ведь не хочет, чтобы ты сделал себе больно, верно? После этого он поставил Дориана ровно, на секунду почти приподняв над землёй, но тут же отпустив. На этот раз Дориан посторонился, пропуская Каллена вперёд. У него ныли плечи: командор явно схватил его крепче, чем требовалось. А теперь просто прошёл мимо, даже не взглянув. — Приятного вечера, сир Павус, — бросил прохладно и самодовольно, и этот тон заставил Дориана вернуться к мысли о том, что его превосходный план развалился буквально на глазах.

*****

Дориан просто решил, что неудачи — это прекрасно. Ну какое удовольствие от того, что ты хорош во всём? Куда интереснее преодолевать трудности и ломать голову над решением очередного ребуса. Тем более, на то, чтобы избавиться от нервного напряжения, вызванного грубостью командора, не ушло много времени. Хотя командор и прошёл мимо, словно Дориан был для него буквально пустым местом… Что ж, ну и ладно, к такому отношению ему точно не привыкать. Если честно, складывалось ощущение, что «Приют Вестницы» вот-вот начнёт взимать с него арендную плату. Может, он придумает план, как бы переправить всё местное вино в свои покои? Хотя, конечно, в последнее время планы ему удавались так себе. — Дориан, — позвал Железный Бык, потрепав его по щеке и… проклятье, это получилось больно. Вот ведь кунарийское чудовище — способен сделать больно даже лёгким щипком. Эта мысль немного развеселила. Дориан фыркнул в кружку, но Бык почему-то веселье не разделил. — Дориан. Тебе нужно поспать. — Думаю, ты прекрасно знаешь, — невнятно пробормотал Дориан, пребывая в состоянии счастливого кайфа на грани с радостной агонией, всё ближе подступая к блаженному чувству отключки и онемения, — что я взрослый мальчик, который спит, когда захочет. И с кем захочет! Бык уставился на него в упор. — Ага. Дориан был слишком пьян, чтобы сообщать об этом вслух, но Бык явно злился. И это тоже было смешно: Дориан бесил даже тех людей, которых считал друзьями (а ещё — бывшими секс-друзьями), хотя они с Быком не были… ну… — Я покорю его, Бык, — сильно сощурившись, пообещал Дориан. — Просто этот план был слишком… глупым, вот и не сработал. Но я хорошо-о постараюсь… Трактирщик Кабо молча забрал кружку у него из рук. Дориан уже почти начал громко возмущаться, но Бык взвалил его на плечо и понёс через всю таверну. — Отвянь… — слабо бормотал он, — я хочу допить вино, даже учитывая, что на вкус оно как моча фенека! — Ты уже выхлестал всё, что было, Винт, — сухо заметил Бык. — А теперь ты ляжешь спать, даже если для этого мне придётся тебя вырубить. Дориан попытался яростно на него посмотреть, но смирился со своим поражением. Он так устал, но это ещё ничего не значило. Дориан вообще редко спал, он предпочитал бухать и трахаться, а потом сразу же забывать и об одном, и о другом. Иногда Бык бесился, что Дориан не спит по несколько дней подряд. К счастью, он додумался не волочь Дориана в спальню. Он отнёс его в свою комнату. Когда они проходили мимо Крэма, тот провёл Дориана усталым взглядом и закатил глаза. Протянул: — Босс, да он же никакой для этих дел. К сожалению, рот Дориана отказался ему повиноваться, поэтому эта фраза осталась без его великолепного и остроумного ответа. Бык хмыкнул: — Да, я заметил, спасибо. И так как Дориан к концу вечера на самом деле начал немного раздражаться, уже открыл рот, чтобы напомнить Крэму, что они с Быком, вообще-то, уже давным-давно не трахались, ведь именно Бык решил, что Дориану жизненно необходима стабильность, а сам Бык, брошенный на растерзание Тедасу и всему миру, вряд ли эту стабильность мог ему предложить. Он хотел сказать всё это, но вышла только пьяная отрыжка.

*****

Неудачи, решил Дориан следующим утром, осторожно потягивая горячий травяной чай, были даны затем, чтобы подстегнуть. И Дориан, мать его, Павус ни за что не откажется от своего… замечательного плана… что он, к слову, запланировал? Ах да, точно. Дориану, мать его, Павусу ничто не помешает добиться неистового и яростного ответа от опасного и смертоносного командующего военными силами Инквизиции. Хм, вероятно, нужно пересмотреть формулировку, больно она напоминала предсмертную записку. Каллен ненавидел магов, и Дориану было необходимо убедиться в этом воочию, услышать, как он это говорит, увидеть, как он это демонстрирует. Потому что Дориану осточертели эти маски. Он ведь уже не в Тевинтере, так? Если бы он хотел остаться там, где сокрытие своей истинной натуры превозносилось в ранг смысла жизни, он бы не оказался в этой стране мокрых мабари, грязи и снега. Но в манифесте Дориана всё же было нечто извращённое, и это не имело ничего общего с честностью или избавлением от масок. Очевидный факт: он всю жизнь контролировал то, как люди к нему относятся, за исключением собственной семьи, после шестнадцати лет это осталось в прошлом. И теперь он хотел проверить, ему было нужно увидеть, что сделает Каллен. Каллен был плотиной с паутиной тонких трещин у основания. И Дориан просто обязан был пинать и швырять в это опасное местечко камушками — таким уж он был человеком. Он знал, что если сможет разрушить эту плотину, то, что произойдёт после, уже не поддастся контролю. Это завораживало. — Что в твоей больной башке творится, а? — с нежностью спросил Бык. Он расстелил Дориану на полу целое ложе, зато себе отхватил нормальную кровать, и первое, что ощутил Дориан, открыв утром глаза, это боль во всём теле. — Я слышу, как крутятся шестеренки у тебя в голове. Верный вестник беды. По крайней мере, он напоил Дориана чаем. И чай был хорош. Жизненно необходим. — Просто пытаюсь придумать самый оскорбительный способ сказать тебе «отвали на хер», — протянул Дориан и подул в чашку. — Но, наверное, вернусь к старой-доброй классике. Отвали на хер, Бык. Подача так себе, но суть ты уловил. — Ты бы поболтал с Лавеллан, что ли, — предложил Бык, одеваясь. — Она умеет говорить длинными словами, она терпеливая, и ты правда ей по душе. Всем заливает, какой ты классный. Даже Каллену. Он усмехнулся и нацепил себе на грудь новую пластину брони. Именно её он тщательно оттирал от крови и брызг, пока Дориан пытался сохранять выражение лица незаинтересованного человека. — Что ж, признаю, наша Инквизитор всегда была очень любезна. — Да, — сказал Бык. — А ему ты прям сильно не нравишься, заметил? Дориан подозрительно сощурился. — С чего ты взял? — Да ты только и делаешь, что шатаешься за ним, как будто хочешь, чтобы он однажды тебя прикончил, — небрежно бросил Бык, полностью сосредоточившись на умывании и плеская себе водой в лицо. — Но что я могу знать… Я простой шпион Кун, а не разодетый тевинтерец-мазохист, одержимый фобией, что кто-то тебе откажет. Взгляд Дориана был слабоват потому, что он, вообще-то, с похмелья, а не потому, что Бык хоть в чём-то оказался прав. — Если что, некоторые из этих слов были довольно длинными. — Ага, — ответил Бык, подхватывая оружие и подмигивая Дориану. — Дай кому-то шанс — и он тебя удивит.

*****

Дориан решил проигнорировать абсолютно всё, что сказал Бык. Запер в коробке и швырнул в самые недра своей памяти, как в чулан. До конца дня он пребывал в глубоких раздумьях, и в итоге пришёл к выводу: всё пошло не так. Он всё сделал неправильно. Каллен был солдатом. Если пойти против него с мечом наперевес, он зарубит Дориана прежде, чем тот успеет хоть что-то сделать. Для атаки «в лоб» защита Каллена больно совершенна. Нет, Дориану придётся извернуться. В этой игре придётся исполнять хитрые ходы, притом такие, которых командор не ожидает. — Партийку в шахматы? Каллен даже не оторвался от пергамента. Дориан не постучал, и славно, потому что было бы неловко, если бы он сразу его выставил. Командор, сгорбившись, изучал свои военные бумажки, и его стрёмный меховой надоспешник слегка подрагивал, пока он размашисто что-то писал. Дориан уже хотел прочистить горло и повторить вопрос, но нет уж. Каллен прекрасно его услышал, не мог же он теперь игнорировать его до конца жизни! Или мог?.. Дориан терпеливо ждал, время тянулось болезненно медленно, но Каллен, наконец, отложил перо и поднял спокойный, хоть и недовольный взгляд. — Прости? Дориан подумал, как, наверное, больно однажды будет Каллену выдавить «прости меня», обращаясь к магу, если это чудо вообще когда-нибудь свершится. — Шахматы, — вежливо повторил Дориан. — Слышал, вы играете. Каллен смерил его долгим взглядом «я знаю, что ты задумал, маг», а затем снова вернулся к своим каракулям. — Я занят. — Это я и так вижу, и именно поэтому предлагаю сделать маленький перерыв перед тем, как вы снова неизбежно вернётесь к этой гигантской куче пергаментов. Просто перерыв на одну партию, не более. Дориан увидел, как рука стискивает перо. — Нет, благодарю. — Что ж, — задумчиво протянул Дориан. — Это даже к лучшему. Мы ведь оба прекрасно знаем, что вы бы никогда меня не обыграли. Глаза Каллена оторвались от страницы, но уставились почему-то не на Дориана, а куда-то в сторону: вероятно, командору срочно понадобилось туда посмотреть. Если бы Дориана попросили угадать, он бы предположил, что Каллен мысленно считает до десяти. — Вся ваша честь и правильность — ничто по сравнению с моим злобным тевинтерским гением. Будет неловко, если командующего Инквизицией так разгромно победят на глазах у всех. Каллен не был идиотом. Дориан прекрасно знал, что этот человек понимает, когда его берут на «слабо». Но ещё Дориан знал, что командор никогда не проглотит такое оскорбление, даже если это просто попытка ткнуть побольнее. Он, как минимум, надеялся на это. — Что ж, — сказал Каллен, медленно переводя взгляд на Дориана с убийственно-безразличным выражением лица. — Мы ведь можем проверить эту теорию, верно? — Восхитительно, — кивнул Дориан, ничем не выдавая клокочущее ликование в голосе.

*****

Каллен повсюду носил с собой меч. Когда он сидел напротив Дориана в прекрасном церковном саду, где их уже ждала шахматная доска, трудно было не заметить, что его правая рука почти не покидает рукояти. Командор заметил его пристальный взгляд и пояснил: — Осторожности много не бывает. — Разумеется, — протянул Дориан, глядя на доску. — Soporati (1) не могут себе позволить глупую иллюзию безопасности. Таскают повсюду свои здоровенные мечи, в то время как магу достаточно просто рукой взмахнуть, да это и дураку понятно. Ему почти захотелось взмахнуть рукой, чтобы продемонстрировать, как это бывает, но даже его интуиция завопила, что это плохая идея. Дориан заметил другое. Это словечко, Soporati, очень не понравилось Каллену, хотя командор ничего не сказал, молча наблюдая за ним, будто Дориан был добычей, а Каллен не торопился его спугнуть. Это было великолепно. Игра продолжалась в полной тишине, и какое-то время её никто не нарушал. Если начистоту, Дориан уже немного подзабыл, как играть в шахматы, но за Калленом такого не наблюдалось. И двадцати минут не прошло, а он уже поставил Дориану шах и мат. Признаться, было ощущение, что, отхватив свою победу, Каллен молча встанет и уйдёт, но вместо этого он откинулся на металлическом садовом кресле и оглядел Дориана так, словно собирался что-то сказать. — Играл со своим отцом? Вопрос был неожиданный, но Дориан изначально был начеку, поэтому не растерялся. — Нет, — сказал он, копируя позу Каллена. — В основном с Алексиусом. И иногда с его сыном, Феликсом. — И Алексиус одобрял твой мухлёж? Дориан усмехнулся. — Нет, не одобрял. Но Феликса это веселило. Каллен не отводил взгляд. — Вы в ссоре с отцом? Дориан моргнул и тут же выругал себя за это. — В ссоре? — Да, — продолжил Каллен, мягко и терпеливо. От этой интонации магия собралась и завибрировала под кожей, Дориан никогда не находил приятным ни терпимость, ни покровительство. — До меня дошли слухи о вашей встрече в Редклифе. Дориан заставил себя снисходительно рассмеяться и протянул: — Надо же! Удивлён, что вы сумели просеять такое огромное количество слухов, чтобы найти самый интересный. Каллен ничего не сказал, он уже задал свой вопрос, а теперь ждал ответа. — Но да, мы поссорились. Не у всех, знаете ли, идиллия в отношениях с родителями и обожающие нас братья и сёстры, командор. — Могу я поинтересоваться, — продолжил Каллен, полностью игнорируя подколы в адрес своей (очевидно) идеальной семьи. — Какова же была причина ссоры? Дориан почувствовал острую вспышку гнева и тут же ушёл в невольную защиту: — С чего вы спрашиваете? Каллен мягко пожал плечами, внезапно исполнившись кошачьей грации. Его взгляд был прикован к Дориану. — Дружеское любопытство. Неприятно признавать, но это действительно был его собственный план, который сейчас открыто применяли против него самого. Снова. Да к дьяволу, Дориан не собирался тушеваться только потому, что командор знал, чем его можно задеть и как причинить боль, даже не касаясь этого металлического чудовища у себя на бедре. — Вы ведь и сами прекрасно осведомлены? — спросил Дориан, беря в руки шахматную фигурку и лениво покручивая в пальцах. Вот мой новый план, сказал он себе. Покажи ему уязвимость. Покажи смущение. Готовься сделать следующий ход. — А риторические вопросы — такая скука, командор. — Я слышал слухи, но уверен, что вы в курсе: их чаще всего распускают, чтобы ввести в заблуждение. Как и слухи о вас, чуть не сказал Дориан, но удержался. Он был невообразимо счастлив, что Лавеллан никому не рассказала подробности встречи с его отцом. Он доверял ей и любил её, было бы печально потерять единственного близкого друга — первого за много лет. — Что ж, — сказал Дориан, встречая прямой взгляд Каллена, — можете озвучить мне этот слух, а я любезно его подтвержу. Или опровергну. — Слух, который я слышал, — протянул Каллен с почти завораживающим спокойствием, — хотя меня, естественно, вовсе не интересуют грязные сплетни… О том, что отец изгнал вас из Тевинтера за увлечение мужчинами. Это слово — изгнал, — тяжело повисло между ними. Дориан позволил ему прозвучать. Позволил боли от одного-единственного слова исказить, изуродовать всю историю его жизни, его пути и целой череды изменивших его событий. — Как и всегда, — сказал Дориан, со стуком ставя фигурку обратно на доску, намеренно на другую клетку, потому что: да пошёл этот Каллен. — В этом вопросе истина колеблется где-то посередине. Командор ждал. — Я покинул Тевинтер, — продолжил Дориан, гордясь тем, что дрожь из груди не передалась голосу. — По собственной воле. Боюсь, не порадую вас историей о драматическом изгнании, хотя отец действительно не одобряет моего увлечения мужчинами, как вы славно выразились. Такой приятный, непорочный церковный мальчик, как вы, выражается только так, верно? «Увлечение мужчинами» вместо «грязной ебли с первым встречным». Манеры делают вам честь, командор. Если раньше в Каллене была нотка самодовольства, теперь она исчезла без следа. Обращение «церковный мальчик» вернуло его в состояние тихого бешенства. Дориан отметил этот момент, лелея возможность в будущем как можно чаще вворачивать это обращение в разговор. — И это всё? Вы не упустили подробностей, сир Павус? И снова. Каллен ждал, будто всё время в мире принадлежало ему одному, и он мог тратить его на то, чтобы, не отрываясь, смотреть Дориану в глаза. Кажется, он нащупал чужую боль, и теперь хотел вытащить её наружу, надколоть ею ещё сильнее. Если я могу сделать тебе больно, то сделаю. Маг помягче в этот момент мог бы и отступить. Язвительно пошутить, а затем вовсе прекратить разговор. Маг помягче, а не Дориан, мать его, Павус. — Значит, вот, что вас интересует, командор? Подробности? Как, должно быть, расстраивает эта невозможность по-настоящему выплеснуть всю вашу кипящую ненависть и жажду насилия, бурлящую внутри. Но раз уж вы так сильно хотите подробностей моих унижения и боли, буду рад поделиться. Это печально, но девственным церковным мальчикам ночами под одеялом тоже нужно что-то представлять. Дориан дышал чуть быстрее, чем хотелось бы, но, fasta vass (2), у него был вспыльчивый характер, и он достаточно редко общался с людьми вот так. На долю секунды ему показалось: вот. Вот, этого точно достаточно, чтобы вызвать реакцию — проклятье, плотина уже опасно трещала. А Каллен сидел, совершенно неподвижный, не выражая никаких эмоций, и Дориан, затаив дыхание, ждал. Его охватило предвкушение. Но Каллен не разозлился. Вместо этого он улыбнулся. Это была долбаная улыбка, широкая, наталкивающая на мысли о солнечном свете, только вот не было в ней ничего тёплого. Да, он улыбался, но был холоден, как лёд. — А я так надеялся выяснить, сир Павус, насколько же вас хватит, — произнёс он, слегка наклонившись вперёд и сцепив руки в замок, всё ещё улыбаясь. Признаться, стало жутковато. У Дориана пересохло во рту. — Что, простите? — Видишь ли, — продолжил он, не пытаясь скрыть своего удовольствия, запятнанного лёгким отвращением. — Лавеллан так высоко оценивала тебя, своего тевинтерского друга, что я почти усомнился: а не ошибочное ли мнение я о тебе составил? Вдруг ты вовсе не мелочный, самовлюблённый поганец, привыкший любым способом добиваться своего? Вероятно, в тебе есть нечто большее? Но нет. Ты лишь доказал мою правоту. — Он медленно поднялся, возвышаясь над Дорианом. — Ты подлый. Пытаешься вывести на эмоции, спровоцировать меня. И когда он навис над столом, опустив ладони по обе стороны доски, Дориан просто пытался держать лицо. Каллен наклонялся всё ближе, и заговорил только тогда, когда можно было без труда различить все оттенки карего у него в глазах. И голос был, будто шёлк. — Послушай, что я сейчас скажу. Хватит таскаться за мной. Хватит таращиться на меня. Если однажды у меня закончится терпение, живым ты не уйдёшь, маг.