Зависимость

Дориан никогда раньше не видел Каллена в пылу боя. Как оказалось, ему не зря с самого начала пришло в голову, что он смертоносен. Обратный путь из Халамширала начался великолепно. Возвращаясь в Скайхолд, Дориан был расслаблен и доволен собой, он наслаждался честно заработанной победой и избегал вопросов Лавеллан по поводу причин своей довольной рожи, но, как только она обратила внимание на мрачного Каллена, тут же сложила в голове два и два. Что-то мне подсказывает, что ситуация будет только обостряться, — ох уж эти её пророческие слова… В ту первую ночь, когда они встали лагерем, Дориан как раз планировал размять ноги, помозолить глаза Каллену своей ухмылкой, потому что, глупо отрицать: он должен был выяснить, собирается ли командор нанести ответный удар, и если да, то когда его ждать. А потом повалили демоны. Они появились из ниоткуда, просто материализовались из мрака. Мана Дориана была не заряжена, ничто не предвещало их появления. Десятки тварей истошно выли и рвались отовсюду. Покой лагеря был разрушен. Дориан выхватил свой посох прежде, чем поднялся на ноги, разряды и вспышки от цепных молний разорвали заряженный воздух. Лавеллан и Сэра бросились за ним, а Бык, спотыкаясь, выбирался из палатки, совершенно голый, но с гигантским топором наперевес. Но Дориан не мог оторвать глаз лишь от одного человека — и человеком этим оказался Каллен, потому что он… неистово рубил демонов одного за другим. Больше, чем все остальные. Больше, чем Лавеллан, даже больше, чем Бык. Его меч и щит будто жили своей жизнью. Быстрый, разящий, всесильный — он уничтожал их так, будто был для этого рождён. Командор прорвал плотный ряд демонов, рыча от ярости, и Дориан встряхнулся, сосредоточился на тех тварях, что уже скользили к нему. Здесь не было разлома, который можно было закрыть, и, к счастью, демоны были не бесконечными. Дориан сразил троих грозовой клеткой (4), и метнул пару мощных огненных шаров в оставшихся, прежде чем Бык рассёк их пополам. Лавеллан крикнула с другой части лагеря: — Чисто! Они с Сэрой защищали остальных, Жозефину в том числе. Но Каллен ещё сражался. Демон Ярости сумел выбить меч у него из руки, глухо рыча. Дориан нацелил свой посох и выпустил несколько зарядов — лучшее, что он мог сделать, пока не восстановилась исчерпанная мана. Дурацкая нить беспокойства задрожала в груди, и он понёсся на помощь, не совсем понимая, чем именно собирается помогать. Демон угрожающе рванулся вперёд, но Каллен не отступил, даже не вздрогнул, когда тварь выпустила мощные когти. Вооружённый одним лишь щитом, он взмахнул им и вмазал демону по морде с такой силой, что тот издал бешеный визг. Демон отшатнулся, Каллен не колебался. Его рука, как таран, снова и снова лупила щитом пылающую тварь, пока она не упала, булькая и загребая землю лапами. Каллен не останавливался. Он ещё несколько раз ударил по его морде, обеими руками загоняя край щита в мешанину из окровавленных ошмётков и костей. Демон давно сдох. Каллен продолжал бить. Хруст. Хруст. Хлюпанье. Дориан никогда не думал, что такая животная расправа может приковывать взгляд. — Каллен. Каллен! — прокричала Лавеллан. — Хватит! Щит раскололся пополам. Каллен с отвращением отбросил его в сторону и отвернулся ото всех, спина тяжело поднималась, лёгкие с шумом втягивали воздух. Пытаясь успокоиться, Дориан чувствовал, как собственное сердце бешено колотит по рёбрам. Каллен тяжело и сбито дышал, а затем вдруг резко прижал окровавленные руки к животу, и тогда Дориан понял: что-то не так. Лавеллан быстро оглядела спутников. — Все целы? Вот дерьмо, где Лелиана? — Отправилась обследовать местность, — до смешного нормальным тоном сказал Каллен. Бык важно кивнул: — Я её найду. — Может, оденешься для начала? Он посмотрел вниз так, будто забыл, что стоит перед ними совершенно голый. — Ха! Хорошая идея, босс. Внимание Лавеллан сосредоточилось на Дориане: — Ты ранен? Он встряхнулся. — Нет, но, кажется, Каллену досталось. Лавеллан проследила за его взглядом, Каллен всё ещё стоял к ним спиной, а его расколотый щит валялся рядом. — Каллен, — позвала она, быстро приближаясь к нему. Он не повернулся, это вызывало у Дориана сильное беспокойство. — Каллен, всё… Её глаза расширились. Она попыталась достать лечебное зелье прежде, чем выругалась и поняла, что пояс остался в палатке. — Дориан! — крикнула она. — Живо сюда! Только тогда Каллен повернулся, и выражение его лица было максимально предупреждающим, чтобы Дориан на секунду застыл, но с Лавеллан были шутки плохи, поэтому едкое презрение и направленная ненависть Каллена его не остановили. Он бросился смотреть, насколько сильно ранили командора. По левой руке, которую он прижимал к нижней части живота, текла кровь. Дориан ощутил мелкую дрожь и произнёс: — Fasta vass. Лавеллан крикнула Сэре, чтобы тащила как можно больше зелий, ловко расстёгивая броню Каллена. Тот сильно покачнулся, прежде чем она смогла снять с него нагрудник, и Дориан рефлекторно подался ближе, осторожно помогая опуститься на землю. Каллен отпихнул его с тихим рычанием. — Не дури! — резко рявкнула Лавеллан, отсоединяя последнюю пластину и добравшись до нижней рубашки, полностью пропитанной кровью. — Давай, Дориан. Дориан опустился на колени и придвинулся ближе, не обращая внимания на убийственный взгляд Каллена. Он отодвинул ткань и увидел три длинных, очень глубоких раны на животе. Они обильно кровоточили. — Это не хорошо, — сказал он. Раздражённый и измученный болью, Каллен прорычал: — Так вылечи меня! Дориан застыл, его лицо остро вспыхнуло жаром. — Я… я не могу. Он встретился с Калленом взглядом, и глаза командора слегка расширились. Почему-то тут же обожгло ощущением, что Дориан только что, Бездна его дери, каким-то образом предал его. Не потому, что собирался позволить этому человеку умереть, стоя перед ним на коленях с открытым ртом, как сраная рыба, а потому, что Каллен недавно спросил, умеет ли Дориан исцелять, и Дориан солгал. — Тогда попробуй что-то другое! — настойчиво приказала Лавеллан, разрывая рубашку на полосы и прижимая к ранам Каллена. — СЭРА! ГДЕ ЗЕЛЬЯ? К огромному облегчению Дориана, белокурая эльфийка уже неслась к ним, зелья бряцали у неё в руках. Она рухнула на колени в траву, осторожно выкладывая их рядом. Лавеллан начала резко откупоривать крошечные флаконы, поднося их к губам Каллена и опрокидывая в рот. Дориан поднялся и отошёл, потому что в нём явно больше не нуждались. Он… он действительно был бесполезен. Пока он отходил, взгляд Каллена неотступно следил за ним. И, Создатель, это даже хуже, чем всё, что он ему когда-либо говорил, хуже чем всё, что происходило с ним в последнее время. Каллен испытывал к нему отвращение, и на этот раз даже не потому, что он был магом или занозой в заднице. А потому, что он был лжецом. И это на самом деле так. Отрывая от него взгляд, Дориан понял. Каллен думал, что он сможет себя излечить. Он позволил произойти тому, что между ними было, полагаясь на то, что Дориан сможет себя излечить. И теперь Дориан не знал, что ему делать. Вокруг не было ни одного демона, в которого можно было бы шарахнуть молнией, поэтому он просто наклонился, подобрал расколотый щит, будто он ещё кому-то мог пригодиться, и ушёл к себе.

*****

Остаток пути до Скайхолда был мучительным и напряжённым. Каллен с горем пополам залечил раны, но был настолько плох, что не мог даже ехать на лошади. Его отвратительное настроение можно было ощутить всей кожей, как бы далеко от него Дориан ни ехал. Расстояние казалось бессмысленным. Даже когда они достигли их прекрасной дороги, ведущей в Скайхолд, крепость мечты, коей она и являлась, Дориан не мог избавиться от болезненной плёнки вины, налипшей, как вторая кожа. Кажется, сколько бы часов Дориан ни пролежал в блаженно-горячей воде, эта плёнка останется с ним навсегда. Чувство было для него новым. И неизвестно, как от него избавиться. — Он не позволил Соласу залечить его шрамы, — устало сказала Лавеллан в первый же вечер, присоединяясь к нему за ужином. Дориан не был голоден, но уже немного набрался. — Он… что? Она стащила картошку с тарелки Дориана и принялась угрюмо жевать. — Упрямый ублюдок. — Солас предложил ему исцелить шрамы, но он отказался? Она пожала плечом, жуя. — Ну, не то, чтобы я удивлена, просто немного разочарована. Я думала, что его отношение к магам стало лучше. К другим магам. — Думаешь, он отказался из-за магии? Она нахмурилась и подняла глаза. — Почему же ещё? От зелий он не отказывался. Сейчас у него всё более-менее неплохо, но ты же знаешь, как опытен Солас. Он мог сделать так, чтобы даже шрамов не осталось. Стёр бы всё подчистую. На кончике языка жужжало, что Каллен просил Дориана его исцелить, но это лишь отдалось болезненным толчком в груди и ещё большим чувством вины. — А может, — осторожно сказал Дориан, — он не хотел, стирать всё подчистую. Лавеллан вздохнула и потёрла лоб. — Не знаю… Он начал совершать ошибки. Его поведение в Халамширале было, мягко говоря, неподобающим. Дориан замер, сердце похолодело. — В смысле? — К концу ночи… — нехотя пояснила она. — Он сильно напился и даже… подрался кое с кем. — Что?.. Да быть не может. — Может, — просто сказала Лавеллан. — К счастью, это был не больно знатный человек, но люди ведь не слепые. — Она замолчала, прикусив щёку изнутри. — Тебя там не было, Дориан. Ты его не видел. Да. Потому что Дориан был очень занят Тарленом в долбаной кладовой. — Что ж. Это для всех была непростая ночка. — М-гм. — К тому же там было несколько человек, которым я бы и сам с удовольствием врезал. Лавеллан взяла бокал Дориана и сделала несколько глотков вина. — Прекрати его защищать. Он откинулся назад, скрестив руки на груди: — А есть причины его защищать? Её взгляд неожиданно стал острее. — Нет, — медленно протянула она. — Но последние пару недель он странно себя ведёт. И нет, — добавила, подняв руку, — я не виню в этом тебя. В тот день, когда мы только встретились, он уже был на грани. Он мне дорог, но если так и будет продолжаться, мне придётся побеседовать с Кассандрой. — Затем она понизила голос и вздохнула: — Я не смогу вечно его прикрывать. — Эллана, — Дориан покачал головой, подаваясь вперёд. — В Халамширале я… снова его спровоцировал. Ты же знаешь. Она нахмурилась. — Спровоцировал на что? Забыть о своём звании и долге? Он отвлекается на тебя, и да, ты его дразнишь, преследуешь повсюду и так далее, но этой причины недостаточно. Лавеллан горько покачала головой, протест застрял у Дориана в горле. Она много для него значила, Дориан слишком высоко ценил её расположение. Он не мог заставить себя разрушить её иллюзию. — Ладно, наверно, я слишком много думаю… Видно, немного запоздало выходит напряжение после бойни в лагере. — Она заставила себя улыбнуться. — Уверена, он быстро возьмёт себя в руки.

*****

Каллен себя в руки не брал. Для всех стало сюрпризом, насколько сильно плохое настроение командующего военными силами Инквизиции может повлиять на солдат. Если сравнивать с тем, что было, Каллен, можно сказать, до этого был солнечным шаром сияющего счастья, и столь резкое изменение ощутили все, даже самые преданные и стойкие парни из рядов его войска. Некоторые из них даже придумали ему худшее прозвище, что Дориан слышал за всю свою жизнь: Командор Убиваллен. Он стремительно двигался по нисходящей спирали вниз, и никто, кажется, даже не догадывался, что виной всему может быть Дориан. А что ещё хуже, никто бы даже не поверил Дориану, если бы он попытался в подробностях объяснить, почему в этом виноват именно он. Им потребовалась неделя, чтобы пересечься, потому что Дориан больше не преследовал его, стараясь наоборот — избегать. Он больше не ходил по привычным Каллену местам и не прятался в вороновой башне Лелианы. Дориан целиком посвятил себя чтению и облагораживанию небольшой библиотеки. Он писал письма Мэйварис и даже ответил отцу. В письме было меньше двадцати слов, два из которых были «мать твою», но всё же. Он проводил время с Сэрой, беседуя с ней в её пёстро обставленной комнатушке и читая, развалившись на её удобном маленьком диване. Быка он избегал, потому что долбаный кунари оказался слишком проницателен и читал Дориана на раз-два — он впервые в жизни не хотел, чтобы на него смотрели. Сэра с удовольствием его игнорировала, одновременно не давая почувствовать себя в одиночестве — из всех людей, которых Дориан знал, только у неё такое получалось. И в один прекрасный день они с Калленом всё же врезались друг в друга — буквально, — потому что каждый из них на головокружительной скорости зашёл за угол. В тот же момент крошечный пузырёк мнимого уединения Дориана лопнул и исчез. Первое, что сделал Каллен — инстинктивно, разумеется, — поймал его. Руки грубо подхватили Дориана за плечи, прежде чем он успел отлететь назад, и поставил на место. Вежливое извинение померло в зародыше, так и не сорвавшись с разорванных шрамом губ. Каллен резко отступил, выражение его лица стало мёртвым. — Прошу прощения, — произнёс почти беззвучно. — Нет, это… — Дориан кашлянул, решив, что именно сейчас — идеальный момент, чтобы бросить ему что-то сухое, раздражающее. Лавеллан как раз уехала на вылазку с Соласом, Кассандрой и Варриком, никто бы ему не погрозил пальцем. — Извините, — сказал он вместо этого, прочищая горло и ненавидя себя заранее. — Моя оплошность. Дориан, затаив дыхание, ждал хоть какой-то реакции. Нервы натянулись и звенели, как ключи хозяина подземелий. Каллен даже не посмотрел на него. Просто коротко кивнул и… ушёл. Дориан застыл на месте, глядя туда, где только что стоял командор, а этот торопыга просто промчался мимо, бледнея осунувшимся лицом. Чуть позже с другого конца коридора донёсся яростный рёв Каллена: «НУ ТАК НАЙДИТЕ ОТПРАВИТЕЛЯ, ИЛИ ЭЛЕМЕНТАРНЫЕ ЗАДАЧИ ТУТ НИКОМУ НЕ ПО ЗУБАМ?!». Этот крик звенел в ушах Дориана, наталкивая на мысли, что у него большие проблемы. Он физически чувствовал себя больным, а колени подгибались и дрожали, пока он быстрым шагом уходил оттуда подальше.

*****

Очевидно, без Лавеллан Дориану приходилось трапезничать в собственной спальне, как какому-то крысёнышу. Бык делал несколько попыток составить ему компанию, Сэра тоже приглашала к себе на крышу пообедать, но, тем не менее, дни шли, а голос Каллена всё ещё эхом отбивался в его голове. Одиночество сейчас было необходимо. У Дориана на шее висел огромный груз, и теперь это была не только вина за то, что он солгал Каллену, но и за то, что те мизерные крохи доверия, которые едва появились в его глазах, теперь попросту испарились. Всё усугублялось тем, что Лавеллан явно не обрадуется, увидев, что к её возвращению командующий армией Инквизиции превратился в командора Убиваллена, и в целом дела с ним обстоят куда хуже. «Беседа с Кассандрой», как она выразилась, явно стремительно приближалась. Ещё она говорила, что Каллен уже был на грани, когда они с ним только познакомились, задолго до того, как Дориан очутился в Инквизиции, но легче не становилось — вина не исчезала. На самом деле, Каллен никогда и ничего плохого ему не делал. Ну, парочка яростных взглядов, горячая неприязнь, кипящая ненависть и… ладно, ладно, кипящая ненависть — это не оправдание для одержимости Дориана. Дориан пинал Каллена, как мог, толкал и подталкивал изо всех сил, а когда тот не выдержал — развернулся и укусил, — Лавеллан увидела лишь льва с окровавленной пастью. И Дориан очень хотел помочь.

*****

Он восстановил и вернул Каллену щит. — Я просто хотел… — начал он как-то по-идиотски, но Каллен с такой силой захлопнул перед ним дверь, что она слетела с верхней петли.

*****

Выражение лица, с которым Лелиана наблюдала за Дорианом, было настолько спокойным, что наталкивало на мысли о змее, которая вот-вот совершит бросок. Она сидела, сцепив пальцы на коленях, и слушала его жалкий лепет. Дориан в очередной раз проклял свою удачу. Очевидно, в понятие спасения мира входила задача раз в месяц просить помощи у невообразимо самодовольных людей. — Твоё беспокойство невыносимо трогательно, — холодно сказала она, и всё в этом тоне говорило, насколько Лелиана недовольна тем, как Дориан обращается с её драгоценным Калленом. Дориан ощетинился в ответ, гадая, что бы она сказала, если бы он ткнул ей в лицо беспочвенной ненавистью Каллена к магам. Хотя, он и так знал, что она скажет. Скажет: разве не этого ты добивался, Дориан? Любительница риторики. — Но ещё ты последний человек, от которого я ожидала услышать вопрос, как ему помочь. — Подчеркну: у меня нет никаких скрытых мотивов. Она улыбнулась: — У тевинтерского мага-то? — Приятно, что вы изучили наши особенности. Лелиана пожала плечами и скромно моргнула: — Так что ты предлагаешь? Дориан подавил разочарованный вздох. — Вы ведь друг Каллена. Я надеялся, у вас найдётся парочка предложений. — С какой стати он тебя вообще волнует? К этому вопросу Дориан хорошо подготовился. — Командующий — важная и незаменимая часть Инквизиции, без которой, по моему убеждению, мы обосрёмся в борьбе с Корифеем и его войском. — Сколько раз репетировал? Дориан любезно проигнорировал эту шпильку. — Короче, — сказал он, нетерпеливо выдыхая. — Ему станет легче, если я покину Скайхолд? — Да. — О… ладно. — Но ты должен остаться, — легко добавила она. — Ты слишком много значишь для Лавеллан. Без тебя она бы не справилась, и ты имеешь значительный вес для Инквизиции. Да Каллен и сам не позволил бы тебе уйти только ради того, чтобы принести ему этим удовлетворение и облегчение. Дориан слабо кивнул. — Да, у меня есть парочка предложений, но ни одно из них не покажется тебе приятным. Я уже много лет не видела, чтобы Каллен терял над собой контроль. — Лелиана посмотрела в сторону, её лоб слегка нахмурился. — И это не целиком твоя вина, хотя твоё поведение совсем не облегчает ситуацию, не говоря уже об этой нездоровой одержимости им. Дориан почти возмущённо фыркнул, но прежде, чем успел запальчиво высказаться, Лелиана снова заговорила: — Сегодня мой агент сообщил, что Каллен отдал приказ доставлять ему в башню небольшие порции лириума. Один раз в день. Дориан внутренне вздрогнул, но это лишь укрепило его решимость. — Я искренне хочу ему помочь. Правда, — настойчиво сказал он. — Можете сомневаться в моих намерениях, сколько влезет, просто расскажите всё, что можете. И избавьте меня от этих формальных сокрушений о том, как это опасно для моей жизни, хорошо? Лелиана усмехнулась. — Какая прелесть. Очень хорошо. — Она расправила плечи и выпрямилась. — Тогда скажу прямо. Иди к Каллену и позволь причинить себе боль. Дориан уставился на неё. — Ну да. Это был один из очевидных вариантов. — Сделай всё, что сможешь, прими его гнев на себя. Вытяни из него ярость, как яд из раны. И ни в коем случае не позволяй ему снова стать узником лириума. Если это произойдёт, Каллен уже никогда не излечится. Он уйдёт в отставку, а затем просто погибнет. Это не то, чего он заслужил. Он хороший человек; может быть хорошим человеком. — Она пристально посмотрела на Дориана. — А ты — сильный. Уверена, ты выдержишь всё, что он может дать. — Это даже немного похоже на комплимент, — пробормотал он. — Это он и есть. А теперь, если не возражаешь, у меня много дел, которые требуют решения. И, да, Дориан… — бросила она, поднимаясь со стула. — Я взяла на себя смелость попросить Соласа заготовить ещё порцию заживляющих зелий. Их нужно настаивать около пары недель, в них входят редчайшие ингредиенты. Надеюсь, с этого момента данный вопрос ты возьмёшь на себя. Дориан выдавил из себя улыбку. — Ваша забота неоценима.

*****

Поскольку у Дориана не было склонности к самоубийству, он не отправился к Каллену сразу же после того, как покинул башню главы сети шпионов. Спускаясь по винтовой лестнице, он прошёл мимо собственной спальни — дверь оказалась приоткрыта. Заглянув внутрь, он увидел на постели деревянный сундучок. Заходить и открывать его смысла не было, и дураку ясно, что внутри Дориана ждал ряд пузатых флаконов с исцеляющим зельем. Покачав головой, он отправился прямиком в «Приют Вестницы». Таверна всегда была полна алкоголя и людей, с которыми приятно проводить время. Нет лучше места, чтобы откладывать неизбежное. А Каллен, похоже, был неизбежен. Дориан позволил Быку угостить себя парой кружек эля, надеясь, что громкие песни барда отвлекут кунари от любых неуместно-глубоких и личных вопросов, вроде: тевинтерскую твою мать, Винт, что это ты задумал? Вообще, надо отдать Быку должное — он даже не попытался. Сдаётся, он понял, что Дориан не просто так всю неделю его избегал, поэтому врубил дух товарищества на полную. Даже Сэра спустилась в зал из своего солнечного закутка, чтобы присоединиться к ним. — Чего шумите? — со смешком спросила она, запрыгивая на барную стойку и легко забирая у Дориана его кружку. Он проводил эль взглядом, но не возражал. Просто смотрел, как она довольно пьёт, беззаботно улыбаясь. Интересно, долго ещё проворные эльфийки будут воровать у него еду и выпивку? К общему гомону Дориан не имел никакого отношения, он просто случайно оказался прямо в эпицентре шумной компании на вечеринке «Поднять рога!». Обычно это бывало очень весело, но сейчас Дориан только натянуто улыбался. В голове сидела настойчивая мысль: каково было бы стать частью этой жизни по-настоящему. Он выпил больше, чем намеревался. Трудно не надраться, когда Бык без остановки обновляет пустеющие кружки, и таскает всем поджаренный хлеб. Когда Дориан выскользнул из-за стола, он думал, что его остановит кто-то из соратников, прижмёт к стене и выведет на разговор. Они могли спросить что угодно: куда он идёт? Что с ним такое творится последние пару недель? Но у двери Дориан обернулся и заметил, что Бык провожает его единственным глазом, возрождая в груди волну одновременно страха и надежды. Но он только криво ухмыльнулся и покачал башкой, возвращаясь к оживлённому диалогу. Дориан ушёл, почти разочарованный.

*****

Каллена в башне не оказалось, и это просто… как он посмел? Дориана на секунду обожгло острым, жалящим разочарованием, прежде чем он понял, что они даже не договаривались о встрече. А если бы и договорились — Каллен бы просто разрубил его своим мечом. Тем более, он имел право ходить куда угодно и когда угодно. Дориан был настолько пьян, что поймал себя на мысли: почему бы не подняться по лестнице и не взглянуть одним глазком, где спит командор? Но, к счастью, в голове включились остатки здравого ума, уберегая от этой глупости. Тем не менее, соблазн пошариться по пустой комнате был слишком велик: ведь именно здесь командующий Каллен так часто сидел, склонившись над своим столом, расписывая приказы и одобряя вылазки, или чем он там ещё занимался — Дориан никогда в это особенно не вникал. Он провёл пальцами по корешкам книг, читая их названия и запоминая каждое, потому что, насколько бы пьян он ни был, о книгах никогда и ничего не забывал. Удивительный факт: не всё здесь было исключительно военными энциклопедиями или руководством по чистке оружия. Пару раз он даже искренне удивился, но кое-что целиком завладело его вниманием. В детстве у Дориана была одна любимая книга — «Бдительный Амблер». И теперь, глядя на точно такую же, стоящую на полке Каллена, он не мог поверить своим глазам. Он смотрел на потёртый корешок с теснёнными буквами. Копия, оставшаяся в Тевинтере, была другого цвета, Каллену досталось издание поновее. Желание достать книгу и полистать её, — посмотреть качество страниц, поискать заложенные места, — было почти невыносимым. Но он себя остановил. Это нарушение границ — слишком близко, слишком опасно. Он не собирался до такой степени очеловечивать Каллена. Крайне плохая затея. У них с этим человеком находилось слишком много общего, это вело Дориана к тому пути, о котором он поклялся себе забыть. Он резко отдёрнул руку от корешка. Выдохнул. Все эти книги, скорее всего, уже стояли здесь, когда Каллен заселился в башню. Вряд ли командор волок с собой барахло из Киркволла. Солдаты ведь путешествуют налегке, верно? Книга, конечно, была редкая, но это просто совпадение — не более того. Несмотря на эти мысли, искушение было почти непреодолимым. Дориан хотел стащить книгу, чтобы оставить тому, кто будет любить и перечитывать её, а не бросит покрываться плесенью на полке. Останавливал лишь тот факт, что книжная полка была плотно забита, а значит, пропажу одной книги тут же заметят. — Пора уходить, — пробормотал он вслух, надеясь, что ноги правда его послушаются. Книга буквально умоляла забрать её с собой в прекрасную, ухоженную библиотеку Дориана, поэтому он поспешил выйти из башни, оглушённый своим колотящимся сердцем.

*****

Впечатление от увиденной книги следовало за Дорианом неотступно с того момента, как он покинул башню Каллена. Отрывки из неё крутились в голове, будто насмехаясь над ним. Кровь неожиданно стала слишком горячей, побежала слишком быстро по жилам — в совсем нехорошем смысле. Он словно потерял равновесие и теперь пытался его поймать, раскачиваясь и не понимая, в какую сторону упадёт. Лучшей идеей казалось вернуться в таверну. Если бы Дориан хорошо попросил, его бы ждал дружеский разовый секс с Железным Быком. Бык наверняка уступил бы ему. И было бы круто. Он бы точно не причинил Дориану вреда. С ним было безопасно: сдержанный, не представляющий опасности. Но Дориану было нужно не это. Дориан знал: не стоит искать Каллена, когда он настолько уязвим. Он вообще ненавидел уязвимость, но он бы предал самого себя, если бы не питал слабость к рискованному сексу. Дориан горько рассмеялся. Это было так глупо, что что-то столь незначительное настолько сильно губило его. Это ведь просто книга. Просто рассказ, который он читал в детстве, а затем рос, мысленно возвращаясь к нему всякий раз, когда становилось одиноко или неуютно. Он ненавидел Каллена за эту книгу, даже если командор не знал, что она вообще существует. Ну почему она должна была оказаться именно там? Почему Дориан нашёл именно её? Уязвимость всегда и всё портила. Внутри тут же просыпалась потребность наказать себя, заставить себя пожалеть о том, что он позволил себя терзать, что истекал кровью на глазах у всего мира, как глупый, наивный мальчишка. Дориан внезапно понял, что знает, где сейчас Каллен, и отправился прямиком туда. Если ему в оба уха и орал внутренний голос, Дориан предпочёл его не слышать. Алкоголь переполнил его чашу ненависти к себе, вышвыривая обратно за границу опасных привычек и уничтожающих желаний. Командор Каллен, разумеется, задумчиво смотрел на крепостные валы со стены, но Дориан, приближаясь, понял, что Каллен услышал его шаги.

*****

Дориану было пятнадцать, и он опозорил свою семью. Было почти больно ощущать на собственном голом теле ледяной взгляд отца, пока непослушные, онемевшие пальцы нашаривали одежду, раскиданную по полу. Второй парень, постарше и повыше Дориана, одеваться не спешил. Он был расслаблен и спокоен. Позади Галварда, опустив глаза в пол, стояла служанка. Дориан понял, что она, скорее всего, и рассказала отцу о том, что увидела их. Если бы у него не кружилась голова от накатывающей тошноты и жгущего унижения, Дориан бы высказал ей всё, что думал. Он растерзал бы и изрезал её холодными, грубыми словами, потому что для него служанка была лишь одушевлённым объектом, на которого можно орать, когда хотелось орать на Галварда. Пуговицы никак не проходили в прорези рубашки. Пальцы слишком сильно дрожали, это было совершенно бесполезное занятие. Галвард резко выдохнул, с отвращением указав рукой на своего единственного сына. Служанка тут же бросилась к нему, без слов понимая, чего от неё ждут. Она ловко одела Дориана, как ребёнка, аккуратно застегнув каждую пуговицу. Второй парень, Эрисам, оставшийся лежать на кровати, лишь тихо рассмеялся. Галвард посмотрел на него с крайне сдержанным выражением лица. Отец Эрисама был очень влиятельным магистром и, насколько Дориан знал, Галвард считал его ровней себе. Это был не тот человек, которого он бы боялся. — Прошу прощения за поведение своего сына, — холодно сказал он, обращаясь к Эрисаму. Дориан застыл, приоткрыв рот. Ему всё ещё было больно, а теперь его отец ещё и приносил за него извинения парню, который лишил его девственности… И за всю юную жизнь ему ещё никогда не было так невыносимо плохо. — Ну что вы, — ответил Эрисам, вяло подтягивая штаны со звякнувшей ременной пряжкой вверх по бёдрам. Дориан уставился на него. Тот был совершенно спокоен, даже всё ещё возбуждён. Никакого стыда и неловкости от того, что Галвард ворвался в комнату, пока они трахались. Совершенная непоколебимость. Дориан бы отдал всё, чтобы чувствовать себя так же. — Уверяю, его поведение было более, чем достойным. Галвард выглядел так, будто хотел замахнуться врезать Эрисаму, даже не прибегая к магии. Кулаком по лицу, ударом, до которого ни один магистр никогда не опустился бы. Вместо этого он произнёс настолько спокойно, насколько мог: — Не сомневаюсь. Эрисам молча закончил одеваться и направился к двери, умудрившись на ходу подмигнуть Дориану. А потом просто ушёл, оставив Дориана одного — совершенно, мать его, одного, — разгребать беспорядок, который учинили они вдвоём. — Ты опозорил меня, Дориан, — произнёс Галвард без какой-либо интонации. — И опозорил себя. Боль пожирала Дориана живьём. Это напоминало падение в бездонную яму, и он падал всё глубже, позволяя себе лететь в пучину тьмы и позора. Ему было пятнадцать и он опозорил свою семью. — Приведи себя в порядок, через час ты должен быть готов к приёму, — бросил Галвард, отвернувшись. Служанка поспешила за ним. — Если сможешь вести себя, как подобает, я ничего не расскажу твоей матери. Дориан кивнул и сухо сглотнул. — Да, отец. У самой двери Галвард остановился, будто собирался сказать что-то ещё, но лишь покачал головой и быстро вышел. Служанка скользнула следом. Когда они ушли, Дориан упал на колени и его вырвало.

*****

— Только не убивай меня. Это было первое, что сказал Дориан. Из всего, что можно было произнести, из массы долбаных комбинаций и витиеватых, красивых, обдуманных слов, которые он знал… изо рта вырвалось именно это. Дориан Павус с отключенным фильтром собственной речи был очень, очень плохим собеседником. Он постарался не придавать значения тому, как это прозвучало: отчаянно, словно мольба, а не обычная полу-ироничная шутка. Каллен точно слышал приближение Дориана, и это был комплимент не столь сверхчувствительному слуху командора, сколь подтверждение, что выпивший Дориан всегда был в разы менее ловким, чем трезвый. Медово-карие глаза пристально следили за магом, вся поза Каллена наталкивала на мысли о застывшем хищнике со вздыбленной шерстью. Он был в полном обмундировании, с мечом на боку. Рука, как всегда, покоилась на рукояти. Хотя нет, на самом деле, она сжимала рукоять. На вершине крепостных валов было темно, луна скрывалась за плотными облаками, и рассмотреть всё до мельчайших деталей не получалось, особенно учитывая, что всё, о чём сейчас можно было думать и на что можно было смотреть — это Каллен Стентон Резерфорд. А Каллен молчал. У Дориана было чёткое ощущение, что в голове командора сейчас вспыхивают десятки яростных слов, но он заставляет себя сжимать челюсти. Дориан приближался, медленно вторгаясь в личное пространство — он просто не мог остановиться. Каллен ненавидит тебя, напоминал он себе. Каллен недвусмысленно намекнул, что хочет тебя прикончить. Но остановиться не получалось. Не было больше сил сохранять безопасное расстояние. Дориан знал, что Каллен воспринимал всё это иначе. Его медленное приближение казалось ему стремительными шагами, будто что-то яростное и голодное кусало его за пятки, гнало вперёд. Беги быстрее, беги, беги в эту тьму. Воздух в лёгкие врывался ледяной, дышать почти невозможно, когда тело пылает, когда лёгкие горят, а сердце вот-вот вылетит из груди. Дориан был разбит; его разнесло на куски полным внутренним крушением, и сейчас находиться рядом с Калленом было смерти подобно. Но на хер Лелиану, на хер честь, на хер Лавеллан и её разговор с Кассандрой, на хер Галварда Павуса, на хер сраную книгу и на хер Каллена. Его не должно было быть здесь. Холодный воздух вибрировал с низким, предупреждающим гулом, обостряя все инстинкты, призывая магию к самой поверхности кожи. Готовься, шептал чей-то голос. Этот человек может тебя убить. Когда Дориан подошёл к нему на расстояние выдоха, рука командора резко ударилась о центр его груди, упёрлась, удерживая на месте, отталкивая. — Стой. Дориан правда попытался этому внять. Он попытался вычистить из головы все свои эмоции, попытался ухватиться за единственную рациональную мысль. Командор произнёс это слово чётко, интерпретировать иначе его невозможно. Но он ведь тоже терял рассудок. Он тоже нуждался в этом, верно? Дориан знал, что ему будет нужен толчок. Знал, что будет больно, что позже это только усугубит ярость на самого себя, но чтобы добраться до сердцевины Каллена, придётся пересечь эти барьеры. И в том, как Дориан ударил по его руке, не было ни капли нежности. — Останови меня. И без руки командора, которая удерживала на расстоянии, было слишком просто вторгнуться в то самое, личное, предназначенное для тех, кто собирался разделить любовь или близость, а иногда и для тех, кто готовился нанести смертельный удар. Когда Дориан прижался губами к губам Каллена, его направлял элементарный порыв: что сможет разозлить его ещё сильнее? По крайней мере, Дориан себя в этом убеждал. В ту же секунду, когда их губы соприкоснулись, всё тело расцвело горячим, оживляющим теплом, необходимостью и проклятым желанием, которое сметало самые смелые грани всего, что он когда-либо ощущал. Чувство, балансирующее на острие лезвия, колебалось между ликованием и убийственной растерянностью. На какую-то долю секунды он был уверен, что Каллен ответил. Прижался губами к губам, подавив в глотке тихий, отчаянный стон, прежде чем спохватиться. Прежде чем разорвать поцелуй. Отдёрнуть голову назад и вспыхнуть едва сдерживаемой яростью от осознания, что маг осмелился ступить туда, где ему никогда не будет места. Дориан был готов. Каллен не ударил его наотмашь. Это был чёткий, выверенный удар, Дориан с такими редко имел дело, потому что боевые маги контролируют своего врага с дистанции. И сила этого удара оказалась поразительной. Челюсть болезненно хрустнула, но, проклятье, эта боль лишь распаляла. Прежде, чем он потерял равновесие, Каллен ударил снова. Другим кулаком, с другой стороны. Крепостные валы дрогнули. Тедас пошатнулся. Во рту расцвело вкусом железа и крови — горько, горячо. Это было остро, это вернуло Дориана в чувство — оглушающе приятно. Тёмные мысли ещё хаотичнее заметались в голове, захотелось подтолкнуть Каллена ещё раз: сильнее, настойчивее. Бей больнее, хотел произнести он. Заставь меня истечь кровью. Но не сказал ни слова, потому что знал — Каллен ждал иного. Поэтому когда он снова замахнулся, Дориан тоже вскинул руку. Молния поразила слабым разрядом, почти неощутимым по сравнению с тем, какими ударами Дориан осыпал врага. Он бы не мог навредить Каллену, но пробил его до самой кости, болезненно пронзая кожу, будто тысячей игл. Каллен резко отступил, с шипением втянув в себя воздух, а затем его глаза расширились, а рот приоткрылся от тяжёлого дыхания. Он поднял взгляд и медленно покачал головой, однако осуждения в его глазах не было. Они были тёмными, а губы изогнулись в холодной, лишённой веселья, улыбке. Той, которую видит человек перед тем, как его убьют. Затем начался бой. Каллен не доставал меч, и, пожалуй, лишь по этой причине они оба ещё были живы. Дориан знал: в ту же секунду, как он выхватит меч, это достигнет точки невозврата. Чтобы убить, Каллену нужно оружие, и это было их последним рубежом. Командор бил точно, кулаками и локтями, используя колени и каждую часть своего тела, чтобы причинить боль, наказать. Бил кулаком и разбивал костяшки, намереваясь сломить, подчинить, и Дориан позволил себе отпустить собственный инстинкт. Магия, клокочущая внутри, вырвалась наружу, поражая Каллена чередой ослепительных вспышек. Дориан не придавал ей форму, она выплёскивалась из него инстинктивно, как бывало в детстве, прежде чем он научился её направлять. Да, его тело было разукрашено синяками, а губы измазаны кровью, но Дориан чувствовал, что Каллен сдерживает себя — сдерживает настолько, чтобы не убить. Мысль об этом показалась почти оскорбительной. Он выпустил направленную молнию, оглушая Каллена на несколько секунд; чтобы снова прижаться ко рту командора. Вынудить его принять поцелуй, скользнув языком по крепко сомкнутым губам, ощущая озоновый привкус сильного, заряженного электричества, проходящего волнами сквозь его тело. Эту боль они с Калленом разделили на двоих. — Открой для меня рот, — прошептал Дориан в покрытые шрамами губы. — Хороший церковный мальчик. Каллен рванулся прочь. Он одолел магию, обрывая ту бурю, что сокрушала тело. Руки обхватили шею Дориана, сжимая опасно и сильно, отталкивая к зубцам стены — они были далеко не так высоки, чтобы уберечь от падения, если Каллену вдруг захочется швырнуть его вниз. Пальцы сжимали крепко, мастерски. И неожиданно пришло осознание: он ведь действительно может убить. Руки Дориана были свободны, и он изо всех сил ударил Каллена по лицу, говоря этим ударом: пошёл ты. Имел я всё, что с тобой связано. Я не боюсь тебя. Каллен разжал хватку, чтобы ударить в ответ. Удар был один, но невероятно сильный, прямо в солнечное сплетение — от него всё тело содрогнулось. Дыхание исчезло, в груди сжало и разжиматься не собиралось. Вероятно, после удара магической молнией Каллен чувствовал себя так же, но Дориана даже лишили возможности согнуться пополам: руки Каллена ухватили за волосы и резко дёрнули вверх, лицом к лицу. Губы столкнулись с губами, зубы впились в нежную плоть, Каллен, мать его, просто пожирал их. Беспощадный, яростный, не дающий ни шанса уйти. Дориан оказался в ловушке, ощущая, как тело всё ещё дрожит после удара. Каллен не целовал его, нет — он брал, отнимал, грабил, глубоко и грубо, не оставляя ни шанса на отступление. И плевать, что Дориан всё ещё не мог сделать вдох, плевать, что едва сохранял вертикальное положение — он встретил этот поцелуй так, будто без него бы сейчас же умер. Руки вцепились в спину Каллена, пытаясь разорвать металл, проникнуть под броню и добраться до живой кожи. Губы Каллена были жёсткими. Он грубо впился в рот Дориана, и тот чуть не вскрикнул, когда Каллен укусил его, упоённо присосавшись к ране, глотая кровь, словно богатое вино. А когда, тяжело дыша, отстранился, эта кровь темнела на неулыбчивых губах, и Дориан понял, что… потерян. Он потерялся ещё давно, а теперь лишился последнего шанса найти дорогу назад. И это должно было произойти. Здесь, сейчас, там, где каждый мог их увидеть. Каллен тоже это понял, почувствовал, потому что в следующий момент начал срывать с Дориана одежду. И начал не со штанов — явно хотел раздеть его полностью, догола. Дориан был согласен, но лишь на равных правах. Руки зашарили под тяжёлым командорским доспехом в поисках застёжек, и показалось, что Каллен сейчас начнёт сопротивляться, оттолкнёт, но… Каллен начал помогать. Он нетерпеливо сорвал с плеч тяжёлую накидку со сраным мехом, в которой, похоже, родился, жил и однажды в ней же отойдёт к праотцам. Когда им удалось стащить с Каллена верх, Дориан был уже почти полностью обнажён. Пальцы благоговейно провели по трём тёмным, свежим отметинам внизу живота. Раны, которые Дориану не удалось залечить. Каллен сглотнул и нахмурился, что-то в нежности этого прикосновения было для него неприемлемо. Он оттолкнул руку Дориана, а потом впился зубами в кожу у основания шеи, прикусив так, что выступила кровь. Каллен рванул последнюю пряжку, освобождая Дориана от наплечника — последней и самой хитросделанной детали, которую нужно было снять. Если здесь и было холодно, Дориан этого не ощущал. Если они и были на стене крепости в заснеженных горах посреди сраного Ферелдена, ему было плевать. Они с Калленом создавали своё тепло, которое растопило бы и камни вокруг, если бы не было направлено туда, где сейчас наиболее необходимо. Каллен жадно коснулся укушенной шеи языком, прежде чем отстранился, взял Дориана за запястье и прижал к своей покрытой шрамами груди, глядя прямо в глаза. — Ударь меня, — произнёс он. Ударные волны прошили тело Каллена, оформленные настолько, чтобы причинить немного больше боли, чем предыдущие. Он громко застонал, откидывая голову назад, пока по телу проходили разряды. От одного этого вида можно было кончить. Но Каллен не позволил — снова впился в губы укусом, втягивая в себя нижнюю, языком и зубами пытаясь разорвать плоть, чтобы снова глотать кровь, в которой отчаянно нуждался. Пока он терзал его рот, руки Дориана торопливо возились со штанами, стаскивая их с бёдер, освобождая великолепный член, который он слишком хорошо запомнил. Первым порывом было развернуться к нему спиной, но Каллен не позволил. Плотно прижал Дориана к себе, глядя в глаза. — Нет, — задыхаясь, выдохнул низким, хрипящим голосом. — Не смей представлять на моём месте кого-то другого. Это было почти смешно. Как будто после всего этого он когда-нибудь вообще сможет подумать о ком-то другом. Каллен протянул руку и обхватил член Дориана, это слишком напоминало их первый раз, только теперь всё было по-настоящему, не дразня. Острый камень впивался в голую задницу, больно царапая, кожа, наливающаяся гематомами, покраснела там, куда до этого приходились удары. Это было очень больно, но всё снова смешалось в порочный коктейль: боль мешалась с удовольствием, а агония — с горящей нуждой. Когда пальцы Каллена сомкнулись на плоти и сжали её, произошло то же самое. Болезненно, грубо, сильно — но всё, что ощущал Дориан, это слепой восторг. Он уничтожен. Каллен поднёс его руку к своему члену и выдохнул: — Подготовь меня. Такое заклинание использовалось очень часто: густая смазка заскользила между пальцами так же легко, как магия пламени или молнии. Дориан покрыл ею толстый, нетерпеливо подрагивающий член — Каллен издал приглушённый звук, похожий на сдавленный стон, когда опустил взгляд и увидел, как Дориан скользит пальцами по его плоти. Сейчас они оба касались друг друга: Каллен яростью, а Дориан — магией. Он уничтожен навсегда. Каллен не выдержал первым, грубо наклонился и приподнял Дориана под бёдра, прижимая к зубцу стены. Ноги слабо дрожали, он из последних сил обхватил коленями крепкую талию, цепляясь за широкие плечи. Каллен крепко прижимал его к себе, удерживая за спину, и лишь эти руки не давали Дориану сорваться в тёмную бездну. Он ещё раз коротко коснулся губами губ Дориана, а затем приставил головку влажного члена ко входу. — Ударь меня снова, — прошептал, крепко закрыв глаза. Дориан запустил пальцы в его волосы и выпустил магию через руки. Энергия вспыхнула и негромко затрещала, Каллен вскрикнул, врезавшись в Дориана с такой силой, что захватило дух, вбивая член без какой-либо подготовки, кроме смазки. Ощущения… слишком интенсивные, слишком сильные. Дориан балансировал на самом краю, язык Каллена погрузился глубоко в его рот, и ловил каждый зародившийся в горле крик. Магия бушевала вокруг, Каллен не мог не ощущать её агонии и треска неконтролируемой энергии, но это его не останавливало. На то, чтобы сдерживаться, у них не было времени. Магия бесконечным циклом пронизала то одно тело, то другое, будто связывая их. Каллен трахался беспощадно. Его бёдра бились о Дориана, звук шлепков едва угадывался сквозь стоны, рычание, тяжёлое дыхание и приглушённые вскрики. Дориан погибал, всё его существо сгорало в этой стихии, и спасти его было просто невозможно. Уничтожен. — Трахайся со мной, — выдыхал Каллен, не отрывая глаз от разбитых губ Дориана. — Сильнее. «Сильнее» было невозможно, но Дориан пытался. Каллену будто нужно было взять всё, что Дориан мог дать. Крепкая рука начала двигаться по его члену, добавляя к и без того уничтожающему обилию ощущений затапливающее удовольствие. Дориан всхлипнул, пальцы впились в кожу спины Каллена, изо всех сил ведя вниз и раздирая её ногтями. Звук, который издал Каллен в этот момент, кажется, остался в голове навсегда. Отчаяние, опустошение, абсолютный восторг. Каллен вот-вот собирался кончить, и Дориан просто умрёт на этом самом месте, если не кончит вместе с ним. Ноги яростно сжались вокруг талии, подушечки ступней впились в верхнюю часть его ягодиц. Хватка Каллена была болезненной, злой, но лишь она удерживала Дориана от свободного падения. Когда Каллен наклонился и поцеловал его, слов больше не осталось. Никто из них уже не мог сделать вид, что это был не настоящий поцелуй, потому что вся грубость сейчас сосредоточилась ниже, там, где Каллен жестко трахал Дориана, причиняя ему боль, сводя с ума от экстаза, который больше никто и ни за что не сможет ему подарить. А поцелуй был чистым отчаянием, и почему-то Дориан почувствовал острое желание зарыдать. Может быть, Каллен тоже это почувствовал, потому что запустил свободную руку Дориану в волосы и разорвал поцелуй. А затем наклонился и с силой впился зубами в шею, задыхаясь и рыча. Оргазм обрушился на Дориана, как приливная волна. Как удар. Ритм Каллена сбился и замедлился, бёдра бились о Дориана, вырывая из горла опасные, откровенные, невольные звуки. Весь мир потемнел и накренился, а Дориан судорожно цеплялся за горячие плечи, пережидая болезненное удовольствие, сотрясающее тело крупными волнами. Каллен всё ещё тяжело дышал, и слова вырывались из него прерывистым шёпотом: — Ненавижу тебя. Так сильно… ненавижу тебя, — шептал он, касаясь открытым ртом его шеи, тех мест, где сам оставил метки, выцеживая из Дориана кровь. Он не отпускал ни на дюйм. Дрожащие руки по-прежнему крепко прижимали к себе. — Так сильно… так сильно… — и это было похоже на клятву, будто прямо сейчас он давал какое-то обещание. И если Дориан правда хотел причинить себе боль, ему достаточно было просто представить, что вместо «ненавижу» Каллен произнёс совершенно другое слово.