Пари

По правде сказать, Шарль был удивлен. Он готов был принять игру всерьез, но барон обманул его ожидания. Если Рейнборо и желал воспользоваться своей властью, чтобы оказать какое-то воздействие через Шарля, то не предпринимал никаких попыток. И больше спрашивал, чем приказывал. О жизни маркиза, о его знакомых, о салонах и прочих мелочах вроде ателье, где стоило заказать шляпу по Парижской моде. И их общение не выходило за рамки приличий, даже не было той вопиющей фамильярности, к которой барон его все же вынудил в самом начале. По той причине, что встречались они исключительно в обществе. Так посоветовал сам Шарль, чтобы не было странных слухов о внезапной дружбе. Барон терпеливо держал дистанцию. Могло показаться, что они стали хорошими друзьями. Но Шарль прекрасно понимал что такие люди, как барон Рейнборо и как он сам, не заводят друзей. В этом, пожалуй, они были схожи. Барон видел жизнь как лестницу достижений, Шарль – как ровный путь, где он шел, не оглядываясь, чтобы не превратиться в соляной столб от скуки. Порой она нагоняла, временами он забывал о ней. Как было сейчас. Его развлекало не столько общение с бароном, сколько ожидание. Рано или поздно он пойдет дальше. И это интриговало. Опять же не выдумкой Рейнборо, а своими мыслями. Шарлю казалось забавным попасть в такую ситуацию. Поиграть, но в любой момент покончить с игрой. Времени для Гаспаре было достаточно, он уже должен был быть дома и его письмо если еще не дошло до герцога, то скоро прибудет. Так Шарль хотел себя обезопасить: он попросил итальянского певца обязательно дать ему весточку, когда он прибудет в Лион и вторую, как доберется до Флоренции. Для второй он дал другой адрес, одной английской дамы Эллиот, которая когда-то была любовницей герцога. Шарль не мог бы обьяснить, зачем, но почему-то доверял англичанке больше, чем своему гроссмейстеру. Шарль конечно же не говорил Гаспаре, что должно быть в письме. Он просто выразил таким образом заботу и беспокойство, и надеялся утешиться письмами. За неделю он ни разу ничего не требовал от Гаспаре. Бедный итальянец и без того был напуган и смущен, скован больше обычного, словно винил себя во всех грехах и горел со стыда. Маркизу удалось его отвлечь, и это было гораздо большей победой. Шарль немного чувствовал и свою вину в страданиях Гаспаре, поэтому был искренен в своем порыве. Бедному юноше действительно стало заметно легче, а когда Шарль уговорил его рассказать о своей беде, о том, почему он не может вернуться, дело было решено. Аудиенция у Луи была как раз кстати, письмо королевы Шарль получил так, как предполагал, но единственное, чего он не учел – слез бедного итальянца. Гаспаре рыдал у него на груди, рассыпаясь в благодарностях за совершенное чудо. Он считал Шарля своим спасителем, ангелом, которого он при первой встрече принял за такого же дьявола, как все остальные. Это было уже слишком. Конечно, маркиз не был виноват в том отчаянном положении, в которое попал Гаспаре, но если бы не встреча с Рейнборо, он скорее всего прошел бы мимо его страданий. Юноша отправился в путь тем же днем. И только после его отъезда Шарль почувствовал холодную поступь тревоги. Как легкомысленно было отпустить его без какого либо свидетельства своей благодарности! Взяв всего лишь обещание написать пару писем! Глупец! Если Гаспаре подвергнется нападению в дороге или снова внезапно поддастся самоуничижительному настроению, Шарль сам станет достойным жалости. Весь его расчет пойдет прахом. От мыслей об этом закружилась голова, словно все уже произошло на самом деле. Он напомнил себе, что именно этого и хотел. Именно так: рискнуть, отпустить немного свой контроль на чужую волю, или даже оставив решать цепь случайностей ветру судьбы. В конце концов, это точно его развлечет. Даже если все сложится по наихудшему сценарию… если Рейнборо превзойдет его ожидания своей жестокостью, страстью, значит всего лишь задача усложнится. Шарль считал, что сможет выдержать любую шутку судьбы. «Что для вас неприемлемо?» Он думал и не знал, есть ли на самом деле то, от чего он бы отказался. Пытки? Боль? Секс? В чем смысл рисковать, если бояться таких примитивных вещей? Конечно, у маркиза не было опыта ни в чем. Он не подвергался пыткам или наказаниям, да и случайной боли избегал из-за чудесной способности не испытывать сильных ощущений. А секс… Если до него дойдет, вряд ли он будет отличаться от своего рода пытки со стороны Рейнборо. Или барон сможет его удивить? В любом случае это будет что-то новое, то, что Шарль никогда и ни за что не испытал бы по доброй воле. Зато любви и ласк у него было достаточно, и он был сыт ими по горло. Он размышлял об этом, лежа вместе с обнаженной девицей, ее светлые кудри щекотали грудь, от нее приятно пахло чем-то знакомым, но непривычным для Парижа. Шарль вспомнил золотые пшеничные поля перед дорогой на Фонтебло под жарким августовским солнцем. Прошлым летом весь урожай погиб, и голод будоражил народ. Сейчас была прекрасная ночь, но его все больше настигала странная тревога. И ускользающее ощущение горячило кровь, вызывая покалывание в кончиках пальцев. Острое, обжигающее, твердое. Скала, где скрыты алмазы? Слишком просто… Ни одна подходящая мысль не шла в голову, пока под пальцами шелестели спелые пшеничные стебли. Шарль усмехнулся про себя, вспоминая, как барон при последней встрече слишком долго задержался на нем взглядом. Он видел, что Найджел хотел прикоснуться, но не стал. Нерешительность казалась даже милой, будто этот полудикий варвар все не мог поверить, что получил его, и боялся пользоваться всеми привилегиями. Боялся даже прикоснуться. - Не используй больше мушки, Шарль, - сказал тогда барон. Слишком мягко для приказа. Шарль хотел рассмеяться, но оставил этот момент на будущее. Он никогда не клеил мушек, природа занятно наградила его ими сама. - Конечно, Найджел, - ответил он. Смотреть на реакцию барона было тоже забавным. Шарлю казалось, он мог бы услышать, как ускоряется стук сердца Найджела, когда он произносит его имя. И Рейнборо еще считал, что получил над ним полную власть, когда был не в состоянии справиться с собой! - Я думаю, мы достаточно времени провели на охоте, прогулках в лесу и посещая салоны. - О, да. Теперь наша «дружба» вряд ли кого-то удивит, - согласился Шарль. - Мы не друзья, - напомнил Рейнборо. - Я помню, барон. - Пожалуй, я сам об этом забываю, так хорошо ты играешь эту роль на публике. Шарль понимающе улыбнулся, глядя как барон смотрит на его губы. - Завтра мы пойдем в оперу. Прекрасное место, чтобы напомнить себе о власти, которую я имею над тобой. Шарль не высказал своего удивления, хотя собирался было напомнить, что их пари не должно было стать известным обществу. Но нет, это он тоже оставит на потом. Если барон вдруг забудется. Своевременней будет остановить его именно в безумии страсти, а не заранее. - Конечно, Найджел, - привычно согласился он. *** Найджел раздражался с каждым днем все сильнее, но винил в этом только себя. Это он играл плохо, а маркиз был великолепен. Шарль оставался на своей нетронутой вершине таким же неприступным, как был. Он мог рассказывать обо всем, что спрашивал Найджел, мог поддержать любую тему, был приятным и интересным собеседником, но давал ровно столько, сколько барон спрашивал. Ни крупицы больше. Он не задал ему ни одного вопроса. Найджел мог спросить все, что угодно, но маркиза совершенно не интересовал ни он сам, ни его жизнь, ни его мысли. Он великолепно играл человека, вынужденного вежливо общаться с другим, и тщательно скрывающего, что делает это не по своей воле. Шарля нельзя было упрекнуть в неискренности, или хоть малейшем нарушении их правил. О нет, просто он не говорил ни одного лишнего слова. И их беседы всегда походили на односторонние расспросы. Ни шага навстречу. Ни капли инициативы. Получить душу Шарля оказалось сложнее, чем просто выиграть ее в пари. Найджел надеялся, что могло быть иначе. Но Шарль хотел другой игры. Он сам вынуждал его пользоваться своей властью. Каждый раз показывая, что без нее барон не получит ничего. Никогда. Только силой. Что ж, Найджел любил власть и умел ею наслаждаться. Пришла пора посмотреть, то ли это, чего хотел маркиз? Возможно, контраст покажется Шарлю слишком острым. Но маркиз уже достаточно получил его снисхождения. В оперу они прибыли порознь, но Найджел пошел в ложу маркиза. Они были вдвоем, хотя обычно Сент-Флер приглашал несколько своих гостей. Но в тот день в ложе они были одни. Шарль приветливо улыбнулся, он всегда казался настолько искренним, будто действительно был счастлив видеть своего «друга». Глаза сияли в свете свечей, казалось словно он сам хочет гораздо большего, предвкушает их интригу. - Чего именно вы хотите, Найджел? – Спросил вдруг маркиз после получаса наслаждения оперой. Невинный вроде бы вопрос в контексте их встречи звучал слишком откровенно, на грани пошлости. Или это были только его собственные мысли? Найджел вспомнил слова Жоржины Валиньи, и они его отрезвили, помогли выйти из странного оцепенения и нерешительности. Маркиз только кажется таким волнующе послушным, а сам, словно удав, в это время будет заключать его в петли для удушья. Но на самом деле барон в это не верил. Даже если Шарль притворяется, это не имеет значения. Он подчиняется его воле, и просто делает это слишком искренне, словно сам получает удовольствие. Такому удаву скорее придется сожрать себя, чтобы кого-то суметь придушить. - Я дам вам выбор, - сказал барон, не оборачиваясь к нему. На сцене ария достигла кульминации. – Либо вы принесете мне удовольствие своими прекрасными губами не выходя из ложи – за занавесью. Либо позволите мне касаться вас, но прямо здесь. Сейчас. Он наконец посмотрел, с удовольствием впитывая смущение. Шарль даже приоткрыл губы от растерянности, предложение было грязным, рискованным, он явно был не готов к такому, хотя наверняка знал, что Найджел рано или поздно воспользуется своим правом. Но чтобы так сразу! Или это снова всего лишь удачная игра, и именно этого он и ждал? Барон даже не мог сказать, какой выбор ему самому понравился бы больше – унизить этого избалованного, изнеженного наглеца, воспользовавшись его ртом, или заставить его сдерживать стоны и терпеть, пока он будет сам ласкать его прямо в ложе. - Что вы выбираете? – Спросил Найджел. - Да, хорошо, - невпопад ответил Шарль, словно у него был выбор отказать. Это было чертовски трогательно. Должно быть, в глубине души, он надеется, что все не так плохо. Что Найджел позволит ему отказать, если его власть станет слишком невыносимой. Тогда маркиза ждет сюрприз, и Найджел уже предвкушал, с каким удовольствием будет заставлять его, ломая все попытки сопротивления или просьбы о пощаде. - То есть, я попробую… если позволите, сам. - Я позволяю, - удовлетворенно сказал Найджел, вставая. Должно быть, маркиз не ожидал, что продолжить придется сразу, и выражение его лица снова радовало. Но когда они вышли за занавеску в узкий коридорчик перед выходом, там где у крошечной банкетки обычно стоял лакей, он сразу опустился на колени. Найджелу потребовалось закрыть глаза и медленно выдохнуть, чтобы не выдать своих избыточных чувств от этого зрелища. Он подумал, что Шарль де Сент-Флер был создан для этого. Чтобы опускаться на колени для удовлетворения его прихотей. Если бы не выдержка, он кончил бы только от одного взгляда, волнующего своей покорностью. Это стоило бы всех его денег, он мог бы рискнуть всем ради подобной власти! Найджел пытался думать о чем-то другом, чем-то неприятном, например об Эрде и как из под его засаленного парика стекают капельки пота на густо присыпанную пудрой шею. Что угодно… Лишь бы вытерпеть это блаженство. Полные губы маркиза… Его втянутые щеки, перед тем, как он полностью вобрал в рот его член и взгляд снизу, за мгновение до того, как Найджел толкнулся, и он зажмурился. Делал он это впервые или нет… был ли он развратен или все это наговор… Ничего не имело значения. Он был его личным рабом, старательным, послушным, исполняющим все желания, и это было прекрасно. Какая чушь, зачем было ждать от него иного! Найджел только зря терял время. Эрде был прав, когда предупреждал, что не стоит церемониться. Когда он кончил, Шарль кружевным платочком с вышитыми золотом инициалами аккуратно вытер кончик губ. От этого жеста его захотелось ударить. Слишком сильное впечатление он производил на Найджела. Или остановить время, чтобы художник в его голове успел зарисовать портрет во всех подробностях. Найджел сдержался, отворачиваясь к занавеси и прошел обратно на свое место. В этот момент прозвенел колокольчик к антракту и он выдохнул. У него будет время, чтобы прийти в себя, какое счастье. Он сможет продолжить позже, после передышки. - Дамы шлют мне записки с приглашениями, - сказал ему Шарль, незаметно вставший позади. – Они желают сопровождения в антракте, будет крайне невежливо ответить отказом всем. - Развлекайтесь, - бросил ему Найджел. – Но не смейте приводить их сюда после. - Никого? - Нет, если не хотите, чтобы они были свидетелями продолжения, - он улыбнулся своим мыслям. Маркиз предсказуемо переспросил: - Продолжения? - Да, конечно. Я хочу отблагодарить вас комплиментом, - ему стоило труда теперь не расхохотаться, представляя чувства маркиза. – Как предлагал в самом начале. Я решил, что не стоит все же отказывать вам в удовольствиях. Мучительно хотелось обернуться, пока Шарль думал над ответом. - Благодарю, - наконец, сказал он ровным голосом, но Найджел слышал в нем выдох. – Гостей не будет. Он тоже вышел через некоторе время, получив записку от Сесиль, одной из буржуазных салоньер, чей либеральный салон он спонсировал. И вернулся после антракта, едва не опоздав. Маркиз сидел на своем месте и не обернулся, когда Найджел придвинул кресло ближе к нему. Но едва заметно вздрогнул, когда ладонь барона коснулась его бедра. Чтобы скрыть движение его руки, Шарль наклонился к перилам, опираясь на свою трость. Но сдержать Найджела он не мог, и барон пользовался этим. Он видел, как щеки маркиза покрываются румянцем именно так, как он себе это представлял. Найджел довольно неделикатно просунул пальцы за пояс брюк, но пуговички не поддались, и маркизу пришлось помочь ему расстегнуть их, чтобы вовсе не лишиться пуговиц. И заметный выдох стал наградой Найджелу, когда он смог обхватить член Шарля. Он не был возбужден полностью, но и не был совсем безучастен. А значит, хоть немного, но Шарль уже оказался заведен. - Тебе нравится это, - сказал Найджел тихо, склонившись к его уху. Потом повторил чуть громче: – Тебе нравится! Он ласкал его увереннее, чувствуя как медленно твердеет в ладони член. И думал, что если во время очередных оваций зрители соседних лож встанут, они увидят то, что происходит за их перилами. Он снова прошептал ему на ухо: - Я не разрешу тебе встать, пока ты не получишь удовольствия. Поэтому тебе стоит кончить до завершения акта. Найджел видел, что кто-то из знакомых маркизу дам смотрит на них в лорнет. Шарль смотрел на сцену с непроницаемым лицом, но скулы горели словно от пощечин. Он чуть расставил ноги, задержав дыхание, когда Найджел нашел правильный ритм кольцом сжатых пальцев, но вдруг выронил трость и резко наклонился за ней. Найджелу убрал руку, оказавшуюся испачканной. Маркиз снова послушно выполнил приказ и теперь без лишних движений застегивал пуговицы. Он вернул перчатки на место и сложил ладони на рукояти трости. Смущение прошло слишком быстро, и кроме легкой улыбки на кончиках губ на лице Шарля ничего нельзя было заметить. Найджел хотел продолжить. Власть слегка опьянила и теперь полученного казалось до обидного мало. Словно только пригубил вино, открыл его роскошный букет, и едва насладившись послевкусием, вынужден был полоскать рот пресной водой. - Я навещу вас утром, - сказал Найджел перед тем, как встать. – Не одевайтесь до моего прихода. - Как вам будет угодно, - ответил маркиз, не оборачиваясь. *** Луизетт навестила маркиза за полночь, найдя его в меланхоличном настроении. Шарль думал об ответах на записки, которые собирался писать утром, но корреспонденцию придется отложить из-за визита барона. Он не слишком любил нарушать свои планы. Издержки пари. - Зачем вы пришли, милая? – Поинтересовался он, не оборачиваясь. Запах высушенного бутона щекотал ноздри. Шарль прекрасно чувствовал своих гостей. - Кое-кому показалось странным ваше поведение. Вы казались смущенным, маркиз. Меня послали узнать, насколько вы все еще владеете собой в компании вашего друга. Шарль неуверенно обернулся, будто очнувшись. - Я казался смущенным? Не может быть, - нежно улыбнулся он ей. – Неужели это было так сильно заметно? В свете свечей отчетливо проявился румянец, а глаза блестели, словно маркиз едва сдерживался от желания и внутренней борьбы с самим собой. - Должно быть, барон Рейнборо очень меня смутил? – Спросил Шарль. - Прямо как вы сейчас. Луизетт растерялась, приоткрыв от удивления рот, и даже стала казаться почти милой. Но через мгновение он скривился от явственного презрения: - За кого вы меня принимаете? – Бросил Шарль, и от робкой улыбки на его лице не осталось и следа. – Что меня должно было смутить? Думаете, хоть что-то сегодня было для меня новым? Напротив, весь репертуар нашей оперы я давно изучил. Теперь он картинно вздохнул с едва заметной грустью. - Какое разочарование. Я надеялся, фантазия барона меня хоть немного развлечет. - Вы – чудовище! – Воскликнула мадемуазель, с трудом приходя в себя от мимолетного наваждения. Шарль прекрасно понимал ее. Люди всегда больше всего злились за свои собственные просчеты. - О, милая, в самом деле, в том, что вы сейчас хотите отдаться мне, нет моей вины. Вы страдаете только потому, что сами себя останавливаете. - Да как вы смеете! В ее голосе было столько искреннего негодования, что Шарль впервые за всю ее службу на Восточную ложу бросил на нее заинтересованный взгляд. Он встал, но вместо того, чтобы проводить рассерженную девицу, взял ее холодную ладонь и прижал к губам: - Открою вам секрет, мадемуазель, отчего я кажусь столь искренним в своем притворстве: я не притворяюсь. Чтобы выглядеть влюбленным – я жертвую своим сердцем. А если вы увидите мои слезы, будьте уверены – я страдаю. И если вы видите румянец на моих щеках, - он притянул ее к себе ближе, поцелуями перейдя с пальчиков на шею, - значит, я мучительно сгораю в своих чувствах… Провожая ее через час Шарль уже корил себя за несдержанность. Теперь придется привыкать к новому осведомителю. А ведь Луизетт продержалась на этой должности дольше других. Как некстати это случилось именно сейчас, когда от таких мелочей зависит исход всей его авантюры. Вот будет глупо в последний момент упустить контроль над ситуацией, и когда его положение станет невыносимым – а такое может произойти совсем скоро, он окажется перед бароном беспомощным. При мысли об этом ладони заледенели, но одновременно поднялось странное темное возбуждение. Словно он только что не проводил девицу из своей спальни, а ждал нового свидания. Но в спальне он отчетливо слышал аромат роз и еще хорошо помнил ощущение мягких лепестков, сминаемых пальцами. Кто бы мог подумать, что даже такой высушенный бутон, как чопорная Луизетт, может ожить, если заварить его кипятком?..