Пари

Найджел окончательно перестал сдерживать себя в желаниях. Он предупреждал, что будет брать его тогда, когда захочет, и Шарль будет вынужден подчиняться, но в реальности это превратилось в постоянное безумие. Это могло произойти в любом месте, барон как будто специально выдумывал новые условия, развращая Шарля и пытая его своими ласками. Однажды Найджел стал ублажать его сам ртом и распалил умелым горячим языком так, что Шарль вцепился в его волосы и застонал бы в голос, если бы они не были в экипаже, который уже прибыл по адресу и стоял у входа. И едва Шарль готов был кончить, барон остановился, будто собираясь на выход. - Я не… я еще не готов выйти, - сказал Шарль, переводя дыхание. - Так попроси. Найджел был возбужден не меньше, но справлялся с собой. Значит, и он справится. - Подожди. Одну минуту. - Я не буду ждать. Выйди сейчас, или… - Хорошо, я прошу! - Чего именно? - Помоги мне. Он выдохнул эту фразу, чтобы она звучала именно, как хотел барон: страстной мольбой. Найджел, не сводя с него взгляда, растянул шелковый платок, освобождая шею, и с силой стукнул в стенку кареты. Когда они тронулись, он стащил с Шарля брюки до щиколоток, жарко взял его член в рот, одновременно вставляя пальцы. Это было прекрасно и ужасно одновременно, Шарль слышал свой стон, когда излился. Конечно, Найджел не остановился и после. Его желание могло возникнуть даже в лесу, несмотря на сырость или холод. К счастью, Булонский лес был большой, редкие всадники прогуливались там в пасмурную погоду, чтобы заметить их, но Шарль все равно сгорал со стыда. Барон не считал риск быть застигнутыми достаточно высоким, ему это нравилось. Нравилось, что прямо в оперной ложе или в салоне можно положить руку на плечо Шарлю, требовательно сжать, и он поймет без слов. Выйдет чуть раньше Найджела, и будет ждать за бархатной занавесью или в его личном кабинете, которые он имел в спонсируемых салонах. Одно это ожидание возбуждало обоих, и Шарль не сопротивлялся жаркому току крови. Да, Найджел добился своего – Шарль всегда получал удовольствие, его тело привыкло к ласке, он ждал продолжения. Чем больше было безумия, тем сильнее хотелось все повторить. Вульгарное, пошлое, горячее безумие, больше ничего. Словно весь мир сократился до члена барона, его вкуса, боли, возбуждения, которые он давал, его движения, или его рук – сильных, твердых, бесстыдных, или жадных губ, которые не только отдавали приказы, а знали самые чувствительные места на его теле. Порой Шарль жалел, что не поддерживал интереса к беседам с Найджелом раньше. До того, как их совместное время заполнило только занятие любовью. Теперь было поздно. Барон не так глуп и легко поймет его хитрость, прояви он больше расположения к разговорам. Нет, бесед не будет и впредь. Все, как раньше – барон услышит только то, о чем спросит, и если и начнет рассказывать о том, что интересно ему самому, то исключительно в одностороннем порядке. И все же, даже в своей несдержанности Найджел смог снова его удивить. На предстоящем маскараде в огромном особняке графа Бенуа, которому представил Рейнборо сам Шарль, он желал встречи в особом месте. Шарль получил записку с требованием пройти в библиотеку и ублажить его, предупредив, что будет в маске. Это было бы вполне привычно и даже, возможно, пикантно, к тому же в маске Найджел не сможет его целовать – а эта мелочь по-прежнему явно донимала барона. Иногда Шарль даже готов был ответить, когда губы Найджела лаской поднимались по груди к шее и почти касались его собственных, о, как же сладостно было в последний момент побеждать себя – и отворачиваться. И пусть в этот момент Найджел брал его, сильно, на грани беспамятства, все же, нечто в нем оставалось нетронутым. Но то, что произошло после, шокировало. В комнату пришел не барон Рейнборо, и это стало очевидным даже до первого прикосновения. Вошедший был одет в черную с золотом робу, закрывал лицо маской фараона и держал в руке египетский посох. Но несмотря на это, было заметно, что он иначе двигался, иначе поманил к себе, призывая подчиниться. Шарль встал с дивана, снял перчатку и подал ему руку – просто чтобы удостовериться окончательно. Сухая, теплая ладонь, жесткая и цепкая потянула его на себя. Заросший мхом булыжник, вот что это было. Старый развратный виконт Отён. Несмотря на возраст, а ему было уже за сорок, в руках виконта чувствовалась еще сила, но этот булыжник совсем скоро рассыплется в песок. Что-то скрипело в каменном нутре старика, черви уже прогрызли сердцевину, и теперь он только снаружи казался целым. Толкни – и хрустнет как гнилой орех. Шарль отлично знал его, как друга месье Валиньи. Столь же несдержан в пороках, но в отличие от почившего Жана, оказался более удачлив. Маркиз оттолкнул его, но Отён рассчитывал на обещанную усладу и, вероятно, посчитал его за несговорчивую шлюху, которую стоит образумить посохом. Шарль перехватил посох, когда виконт замахнулся, и несколькими ударами с ноги отправил на пол в беспамятстве. Савате он практиковал регулярно. Не успел он вновь устроиться на диване, дверь распахнулась. Снова маска, на этот раз с волчьей головой. Прорези для глаз были хитро закрыты темной вуалью, но знакомый укол чужого взгляда не оставил сомнений. - Вы не нашли никого, кроме старика Отён, чтобы поучаствовать в свальной содомии? Как вы посмели нарушить правила?! Волчья голова на фигуре барона напоминала египетские изображения на камнях, чья модная выставка в главном зале графа Бенуа и была темой маскарада. Темное древнее божество, вот кем был барон тогда. - Разве я приказывал спать с ним? Или раскрыл твое имя и лицо? - «Ваше!» – Поправил Шарль раздраженно. – Мы не одни! Барон едва слышно усмехнулся под маской. - Неужели это было случайностью? – Едко спросил Шарль. - Конечно, нет. Но знаешь, мой милый… - Найджел не стал называть его по имени, хотя Отён лежал у их ног без сознания. – Ты стал таким страстным, что я уже не был уверен, вызываю ли только я эти чувства. Возможно, это твоя природная тяга, которую ты так долго скрывал, наконец проявилась во всю силу? От возмущения Шарль даже не нашел слов. - Разве ты мог перепутать меня с другим? – Спросил Найджел. - Если бы я знал, что это розыгрыш, я бы сделал это нарочно! Барон протянул руку и провел кончиками пальцев по щеке Шарля поверх шелковой гутры, спадающей с головы и скрывающей лицо. На маркизе был наряд знатного бедуина, роскошный, как и полагалось в представлении света: белый шелковый зебун был перевязан поясом с загнутым кинжалом в серебряных ножнах, на плечи был накинут парчовый плащ. Это была идея Найджела и вместо брюк для достоверности под зебуном была тонкая туника. Волчья голова слегка склонилась: - Нет, не верю. С моей стороны глупо было сомневаться. Прикосновение показалось обжигающим, но приятным. Шарль так не подобрал нужных слов для ответа. Он не определил, что напоминают ему прикосновения Рейнборо. Что-то простое. Что-то близкое и далекое одновременно. Что-то темное, глубокое, но достаточно только протянуть руку… чтобы обжечься. - Вы сходите с ума, барон, - сказал Шарль, про себя удивляясь, как шла Найджелу маска. - Я знаю. Барон сделал к нему шаг, и Шарль попятился. Это действительно было сумасшествием – в любой момент в библиотеку могли войти, мог очнуться виконт – Шарль надеялся, что не ушиб его слишком сильно. Найджел снял волчью голову, расчесав пятерней влажные волосы, и его горящий взгляд пугал даже сильнее того, как смотрела до этого маска. - Это ты сводишь меня с ума, Шарль. Он вдруг опустился перед ним на колени и медленно, не опуская взгляда, повел руками под слоями одежды снизу вверх. Когда дошел до ягодиц, схватил их и прижался лицом к паху. Потом задрал тунику еще выше, горячо облизал живот, Шарль закрыл глаза ладонью, чувствуя, как неминуемо возбуждается. Видимо, безумие было заразным. Он мог бы оттолкнуть барона, он был в праве отказать ему в этой близости – при лежащем на полу виконте и незакрытой двери, но не стал, позволив довести себя до пика удовольствия. А после не смог остановить, когда Найджел толкнул его к софе, развел ноги, удерживая под бедрами, и навис сверху. - Почему ты не готов, ты ведь знал, зачем я звал тебя? – Спросил Найджел, стыдно и болезненно трогая его. - На мне только тонкий белый шелк. Даже капля масла испортит весь наряд и опозорит меня. Шарль был еще расслаблен, поэтому вторжение пальцев было терпимо, хотя барон не пытался быть деликатным. - Ты ведь сам выбрал мой костюм, - сказал Шарль, - ты сделал это специально. Тебе нравится унижать меня и причинять боль. - Нет, Шарль, я делаю то, что нравится тебе. – Он склонился ниже, но Шарль повернул голову на бок, и барон выдохнул ему на ухо: - Просто признай это. - Мне не нравится. - Тогда останови меня. - Остановись, барон. Найджел остановился только для того, чтобы щедро сплюнуть себе на пальцы. - Нет, ты хочешь этого. Не лги мне, как не лжет твое тело. Их члены соприкасались в этот момент, и недавний оргазм не мешал снова чувствовать тяжелый наполняющий ток крови от предвкушения соития. Это всего лишь животная похоть, - говорил себе Шарль, когда, выгнувшись, поддавался навстречу горячей растягивающей головке члена Найджела. Слюны было недостаточно, ощущения были беспощадно острыми, поэтому он хотел ускорить мучительный вход. Снова и снова. *** После каждой встречи с Сент-Флер, Найджелу хотелось напиться. Словно это могло бы помочь вернуть трезвость мыслей и ясность ума. Он понимал, что общество маркиза действовало на него хуже опия, но ничего не мог поделать. То же счастливое сладкое забытье и жуткое разочарование после. Как будто обладаешь всеми сокровищами мира, но стоит открыть глаза, они песком утекают сквозь пальцы. Так же и маркиз – творил иллюзию, невероятную, сладкую мечту, и в последний момент отбирал ее. Иногда барон считал себя победителем, он одновременно желал этого и страшился. Что его Шарль сдастся на его волю окончательно, что он найдет предел его характеру и разочаруется. Но Шарль каждый раз находил предел выдержки воли самого барона. Когда к нему пришла мадам Валиньи, Найджел хотел признаться ей в этом, чтобы найти сочувствие. Она была права, ему стало мало того, что дает Шарль. Хотелось гораздо большего, хотя бы… Черт возьми, даже один поцелуй вознес бы его на вершину блаженства! Но Шарль, хоть и послушно испытывал возбуждение, никогда не показывал своего нетерпения. Только принуждением или угрозами барон получал жалкие крохи. Он отдавался, но вынужденно, возбуждался, но по приказу, Найджел хотел большего. Но увидев ее, барон передумал. Она никогда ничего не узнает. Напротив, пусть думает, что он уже победил. - Вы ведь помните о моем втором условии, барон? – Поинтересовалась она кокетливо. – Я так давно вас не видела, что испугалась за ваше слово. Найджел проглотил раздражение. Жоржина ему не нравилась с первой встречи, хотя без ее помощи ничего бы не вышло. Барон удивлялся, как его Шарль столько лет терпел ее поблизости. Он даже ненавидел ее за то, что она предала маркиза. И это злило еще больше – он считал его своей собственностью, но это тоже была лишь иллюзия, которую внушил ему Шарль! - Вы ведь не избегаете меня? У меня странное ощущение, что наш дорогой маркиз знает о моей роли в пари. - Я не избегаю, мадам, - сказал он терпеливо. И добавил с некоторым злорадством: - Конечно, он знает. И нет, не от меня. Вы попали в его ловушку, о которой сами предупреждали меня когда-то. Помните, когда вы пришли ко мне в ужасе, считая меня чудовищем? Вы говорили, что я изверг, и маркиз уже хочет покончить с собой? Кстати, я ведь думал, что именно этого вы и желаете. Жоржина сжала губы в негодовании, но он не дал ей вставить слово. - Но вернемся к милому Шарлю – с тех пор я делал с ним вещи гораздо худшие, и могу вас уверить, единственное, что я слышу от него, это слово «еще!» - Я вам не верю, Найджел, - наконец, сказала она. – Он не… Нет, Шарль никогда не позволит кому бы то ни было… - Вы ошибались, мадам. Или именно в этом причина вашей лютой ненависти? Он не достался вам, и вы решили отомстить? - Я любила своего мужа! – Воскликнула Жоржина. Потом уже спокойней добавила: – Он умер от своей неразборчивости, потому что пытался любовными утехами заглушить свое несчастье. Он не отвечал мне взаимностью. Мне было достаточно уважения и добрых чувств, но человеку трудно уважать кого-либо, если он презирает себя сам. Жан плохо кончил, в своем пороке он разлагался заживо. В последние недели с ним невозможно было находиться в одном доме из-за запаха! И он этого добился сам! Только, чтобы оправдать презрение одного человека, который его отверг! Теперь вы понимаете, барон? - Я не понимаю, чего вы хотите, мадам. - Я не желала Шарлю смерти, но хотела, чтобы он страдал так же, как страдал Жан. Но вижу, что вы на это неспособны. Вы врете мне. Или вы врете и себе тоже, не важно, Найджел. Он очаровал вас, не так ли? Скажите, чем он зацепил вас? Забавно, но к каждому маркиз находит свой подход. Как будто понимает каким-то странным чутьем. Что он нашел для вас, барон? Найджел усмехнулся: - Это слишком интимное, мадам. Жоржина явно была разочарована ответом. Она не верила ни одному слову. - Тогда ответьте, что именно Шарль запретил вам? Какое единственное условие он поставил? Найджел смотрел в ответ так пристально, что она поежилась от странного дискомфорта. И вдруг развеселилась: - Ах, вот оно что. Я угадала, не так ли? Он лишил вас какой-то мелочи, но теперь вы ни о чем больше не можете думать? Жоржина рассмеялась. - Я покажу вам одну безделушку, мне важно, чтобы передали Шарлю этот подарок. Она принесла с собой небольшой сундучок и, поставив его на стол, достала из него искусственный пенис с ремнями для крепления. - Это сплав серебра по специальной формуле, под цвет кожи. Его носил мой муж, когда из-за болезни лишился собственного органа. Нос у него был из такого же материала, из-за чего казался незаметным. Издалека, конечно. Прелестная работа, не находите? Барон бесстрастно наблюдал за тем, как мадам Валиньи пальчиком обводит узоры вен на пенисе. - И что вы хотите? Кастрировать маркиза и прицепить взамен этот протез? - А мне нравится ваша кровожадность, Найджел, - продолжала веселиться она. – Возможно, у вас еще не все потеряно? Оставлю на ваше усмотрение, сделайте с ним, что пожелаете. Она вскоре ушла, напоследок сказав о своей надежде вернуть расположение Шарля. Но если Жоржина считала, что барон прикажет маркизу принимать ее после подобного подарка, она ошибалась. Найджел решил, что лично проследит, чтобы мадам Валиньи не имела возможности встретиться с маркизом. Только он имел право причинять ему боль. Даже если власть над Шарлем была иллюзией, барон Рейнборо тоже не отступит, пока она не станет реальностью. Истинную власть даст освобождение маркиза. А после – его подчинение уже без пари. Полное беспрекословное подчинение даст власть над душой, и тогда только Найджел будет удовлетворен. Он получит это любым путем. Даже, если то, что он сделает с Шарлем, заставит страдать его самого. *** - Когда-нибудь это закончится, - сказал барон. – Все приходит к концу. Но я хочу сохранить себе память о нас. О тебе, мой милый Шарль. Когда голос барона был так спокоен, а сам он – умиротворен, это вызывало гораздо больше тревоги. Это значило, что он в предвкушении воплощения своей идеи. Чуть раньше это бы, пожалуй, порадовало. Шарль не терпел скуки, и вполне отдавал себе отчет, что Найджел умеет вызвать в нем определенные эмоции и ощущения. Непривычные, новые, все, как он и обещал до пари. Те, что не подарит ему ни одна женщина. Но с каждый днем Шарль все меньше и меньше был уверен, что может вынести его власть. Умиротворение барона говорило о том, что Шарль уже потерял контроль. Не он ведет эту игру, хотя и успевает отбивать пасы. Пришло время признать, что развлечение зашло чуть дальше, чем он хотел. И теперь голос барона заставлял тело леденеть. - Это всего лишь портрет, - объяснил Найджел, оскалившись. - Я хочу, чтобы ты позировал в образе святого Себастиана. Прекрасно, что у тебя есть свой портретист, мне нравится его реалистичная манера. Думаю, фантазии господина Дескарсена хватит на то, чтобы достоверно изобразить раны от стрел на твоем теле. Мысленно Шарль высоко оценил иронию барона. Сделать из него мученика, воплотив свои фантазии, и сослаться всего лишь на второе имя де Сент-Флер. - Если я буду позировать ему обнаженным, не говоря уж… о стрелах, это необратимо повредит репутации. - О, я думал об этом. Я закрою твое лицо тканью и выдам тебя за натурщика. А поскольку твой портретист пишет только дворян, ты сам предложишь ему дорисовать «натурщику» свою голову. Тебе даже не придется заново позировать, уж твое лицо он изобразит по памяти. Можно будет выставить это шуткой. Никто никогда не узнает, что позировал ты сам. К тому же, этот портрет не будет доступен широкой публике. – Найджел пригласил войти в комнату. - Это память только для нас. Он уже успел оборудовать зал для рисования портрета, и было заметно, с какой тщательностью барон позаботился об обстановке. Он воссоздал у окна уголок леса с настоящим стволом вяза, который был увит живыми цветами, а позади задрапировал стену тканями нейтральных оттенков, не ограничивая фантазию художника. Окно было с восточной стороны и днем давало чудесный рассеянный свет. К ветвям, которые остались на стволе, уже прикрепили веревки для Святого Себастиана. В комнате было хорошо натоплено, непривычно для особняка барона, где всегда казалось неуютно. - Я хочу, чтобы мы заранее подобрали нужную позу. До того, как придет портретист. Я хочу видеть, какое выражение лица подойдет здесь лучше. Шарль начал раздеваться без приказа. Вряд ли барон удовлетворится нужной позой в одежде. Стрелы, убившие святого Себастиана, входили в голое тело. Всего лишь новая игра. Новое унижение, на этот раз вполне остроумное. Если не считать потраченного времени на позирование, к тому же безобидная, решил Шарль. - Что ты имел в виду, когда сказал, что все подходит к концу? – Спросил он, обнажившись и подойдя к дереву. Найджел приподнял его руку, будто примериваясь. Потом надавил на бедро, призывая изогнуться. Тронул пальцем подбородок, чтобы Шарль запрокинул голову. - Нет, так поза слишком проста и заметно, что ты полон сил и чувств, - сказал он задумчиво, будто про себя. – Нужно завязать запястья, чтобы ты мог висеть. Он аккуратно обвязал веревками запястья Шарля, сделав замысловатый узел. Затем одним резким хуком заставил его повиснуть на веревках, задохнувшегося от боли. - Все заканчивается, - объяснил барон. - Радость, удовольствие, боль от удара. Иногда все заканчивается слишком быстро. Я не могу предвидеть все. Никто не может. Но если с тобой что-то случится, мой маркиз, у меня останется память. Всегда будет эта память. Мы оба будем хранить ее. Ты и я. Я хочу, чтобы осталось и осязаемое подтверждение. С трудом восстановив дыхание, Шарль хотел спросить, что именно случится, но не стал. Ему вдруг стало все равно. Это все еще была игра, которая затянулась, и если магистр хочет, чтобы он продолжил, он справится. Месяц, два, три? С ним ничего не случится за это время. Барон прав, все рано или поздно кончается. - Можно было писать хоть сейчас, - Найджел откровенно любовался. – Ты прекрасен в этой роли, Шарль Себастиан. И у меня есть подарок для тебя. Барон указал на шкатулку на столике, в которой в бархатном углублении лежал искусственный пенис из металлического сплава, по цвету совпадающий с цветом кожи. Жан Валиньи, муж Жоржины, перед смертью носил накладной нос из похожего материала, поэтому он был знаком Шарлю, иначе бы его шокировала правдоподобная подделка. - Раз тебе иногда трудно управлять частями своего тела, я решил, к обоюдному удовольствию, упростить задачу. Это замена, которая не потребует от тебя моральных сил. Она принесет боль поначалу, но боль рано или поздно пройдет, ты уже знаешь. К ужасу Шарля, после этих слов со столика барон взял клинковую бритву. - Не знаю, стоит ли выбрить тебе пах или оставить так? Мне все в тебе нравится, не думай, что я хочу видеть в тебе эту детскую черту! Я развратен, но не настолько извращен, поверь. Но практичнее будет гладкая кожа. К тому же новый пенис требует гигиены. Как жаль. Шарль перевел взгляд на Найджела, который ласкал его взглядом, словно примериваясь и не решаясь, и окончательно убедился, что тот безумен. - Снова думаешь, насколько я не в себе? - Спросил Найджел, будто прочитав его мысли. И добавил зло, почти крикнув: – Это все твоя вина! - Чего ты хочешь? – Шарль вздрогнул от злости в голосе, приготовившись к удару. - Я хочу получить свое по праву. Не одно, так другое. Ты лишил меня поцелуев, я навсегда лишу тебя права показывать свою безучастность. Барон провел рукой по телу Шарля, обхватил его член, от чего Шарля затрясло, не смотря на жар в комнате. - Жаль, что каждый раз я должен был бить, ласкать, мучить тебя, чтобы добиться ответа. Как сейчас. Прикосновений ему сразу стало мало, и Найджел опустился на колени, прижавшись к его паху щекой. Шарль вдруг понял, что он не шутит. Он сумасшедший и способен на все. Барон слишком далеко зашел в своем безумии, а Шарль недооценивал опасность, когда играл с ним. А сейчас он подошел к грани, и Найджел завис между желанием наказать или насладиться. - Я могу снять свой запрет, - выдохнул Шарль, надеясь отсрочить свой ужас. - Я не могу тебя принуждать, - ответил Найджел, оглаживая его. – Это нарушит наш уговор. Ты выбрал свое право. - К черту! Найджел, пожалуйста! Позволь мне… Барон, казалось, был слишком увлечен изучением его тела, которое уже так хорошо знал. Будто впитывал в себя его запах, скользя щекой по бедру, облизывал, проникал кончиками пальцев в складки кожи в паху и ягодиц. Постепенно он поднялся выше, лизнув здоровый сосок и аккуратно тронув языком сережку на другом. Встал и улыбнулся, встретившись с ним взглядом. - Позволяю. Шарль ответил едва заметной улыбкой и потянулся к нему, приоткрыв губы. Но барон в последний момент отступил чуть назад, ровно настолько, чтобы до прикосновения остался дюйм, а связанные руки не пускали дальше. Шарль попробовал изменить наклон, дернувшись на веревках, но Найджел отстранился еще на четверть дюйма. - Вот видишь, не получается, - констатировал он с легкой печалью в голосе. – Слишком фальшиво, как этот пенис. Поэтому тебе он подойдет идеально. Шарль готов был сам закричать от беспомощности. И ненависти. Жестокий, безумный варвар, который также ненавидит его и наслаждается мучениями. Ему не нужно послушание! Не нужны слезы! Ему давно плевать на Великую ложу, чье задание он променял на свое безумие. А Шарль и не заметил этого, продолжая выполнять все его прихоти… - Я врал, - сказал он, чувствуя, как лишается чего-то с каждым словом. – Я ни разу не принимал шпанскую мушку, никогда. Мне всегда нравилось то, что ты делал, Найджел. - Я знаю, - сказал тот шепотом ему на ухо. – Знал с самого начала, мой Шарль. Тебе и сейчас нравится то, что я делаю, не так ли? Он схватил его за волосы, до боли, другой ладонью удерживая за шею. - Да. – Выдавил Шарль, чувствуя как в глазах против воли собирается влага. Не столько от боли, как от обиды, которая наконец, нашла в нем уязвимость и попала в цель. - Почему? – теперь Найджел притворно удивился. – Что изменилось? Теперь ты меня боишься и говоришь то, что я хочу услышать? - Нет. Раньше я просто презирал тебя, а теперь я ненавижу сильнее, чем презираю! - Это хорошо. Можешь ненавидеть меня еще больше. Найджел притянул его за волосы и поцеловал, и Шарль ответил, потому что других чувств у него не осталось, только оглушающая сжигающая ненависть. К Рейнборо, к самому себе, к своему телу, которое привыкло получать удовольствие от истязаний и ласк барона. Даже если его руки были нежными, как сейчас, казалось, будто его прикосновения сдирают кожу живьем. Найджел одним движением потянул за край веревки и освободил его руки, и Шарль мог ударить в ответ, толкнуть, или схватить, чтобы повалить на пол. Он не сделал ничего, позволяя барону делать все, что тот хотел и как он хотел. Помог снять с Найджела сюртук, жилет и сорочку, сдернуть платок с шеи, расстегнуть брюки. Он презирал его за то восхищение, которые барон не скрывал в каждом взгляде, но ненавидел за боль, которую Найджел смел ему причинять все это время. Следы на теле, которые тот оставил, повесив ему свой чертов розовый камень или избив тростью, были мелочью по сравнению с этим унижением, его ежедневным подчинением, которое въелось так глубоко, что его нельзя будет вытравить, даже засыпав тело известью. Но ненависть не оправдывала то, с какой страстью он отвечал на все желания Рейнборо. И даже теперь своими руками, свободными от веревок, он притягивал Найджела ближе для поцелуя. А потом, оказавшись на застеленном коврами полу, когда барон замер над ним, и его взгляд был настолько красноречиво невыносим, Шарль сам обхватил ладонью его член, чтобы направить в себя. Чтобы не видеть, не чувствовать, ничего, кроме привычной резкой боли. Но даже здесь барон сделал по-своему, или тело уже привыкло принимать его, но ему нравилось. Ему нравилось, когда Найджел брал его, с самого первого раза. Тело сковывало сладкой судорогой от первого проникновения, и он повиновался только движениям барона, пока наслаждение не становилось слишком невыносимым.