Пари

Найджел не шутил, когда говорил, что все когда-либо кончится. Он только не сказал, что хочет закончить все сам. Уже почти скоро, когда он будет уверен, что маркиз де Сент-Флер принадлежит ему весь без остатка, его тело подчиняется каждому прикосновению, отзывается ему даже до того, как он дотронется, чувствует его и после соития. Тогда он освободит его. Чтобы насладиться победой до конца. Он видел это в каждом жесте Шарля, его взглядах, улыбках – нельзя притворяться настолько послушным, он стал таким на самом деле. Обхитрил сам себя. Делал вид, что угождает – и прогнулся под Рейнборо, делал вид, что получает удовольствие и теперь не сможет жить без мыслей о его члене. Страсть, с которой он отдается, должна сжигать его, даже если ему кажется, что она фальшива. Шарль казался мягким и податливым, и Найджел мог часами мучить его в свое удовольствие, но теперь пришла пора получить всю душу без остатка. Если, конечно, там мог быть остаток после всего, что между ними было. Он знал о маркизе все. Получал его письма, мог подделать почерк, знал, что он делает, когда просыпается, как требует первым делом воды и дольку фрукта, и лепестки роз в чан для умывания, когда пользуется туалетом, как хмурится, если день окажется слишком пасмурным и лишит его зрелища заката из окон гостиной за обедом. Знал все его страхи. Потому что маркиз ничего от него не утаивал. Он был открыт и послушен перед ним точно так же, как тогда, когда Найджел впервые взял его. И Найджел ко всем открытиям относился с той же осторожностью, как тогда, когда стал первым мужчиной, познавшим Шарля. - Я боюсь темной воды, - ответил Шарль на вопрос о своем страхе. И Найджел был уверен, он не врет. Маркиз умел быть щедрым. Жоржина тогда была права – Шарль де Сент-Флер открывал перед ним все двери. Только она ошиблась, что Шарль таким образом сможет одержать хоть какую-то победу. Он уже сдался на его волю. Как будто хотел этого и только и ждал, что Рейнборо придет и возьмет его. - Темная вода? – Переспросил Найджел. – Что это? Шарль пожал плечами: - Что угодно. Река. Озеро безлунной ночью. - Ты не умеешь плавать? - Конечно, нет, но дело не в этом. Я боюсь упасть и потеряться там, как… - Как что, Шарль? Маркиз смотрел на него, но взгляд словно рассеялся сквозь него, сквозь стену за ним, сквозь весь город. - Однажды мы плавали с матушкой на лодке, любовались звездами. У матушки была тонко чувствующая душа, звезды ее успокаивали. Свечи затушили, чтобы они не мешали. Но ее мопс заскучал на руках и до того разошелся, что выпал из лодки, бедняжка. - Из-за этого ты до сих пор боишься воды? - Это не все, барон. Сначала я думал, что он просто утонул. Но придумал историю, что на самом деле он сбежал прочь и счастливо добрался до берега, потому что ему надоели кремовые пирожные и леденцы, которыми его кормили. Может быть, в душе он был охотничьим псом и желал дичи! Мне нравилась эта версия. Ты же знаешь, я люблю охоту. На его месте я бы именно так и сделал. Найджел не выдержал и улыбнулся. Порой маркиз казался ему умилительно сентиментальным. - Тогда откуда страх? Шарль сморгнул видение, и его полные губы растянулись в улыбке. - О, однажды, когда матушка уже не была здорова, от избытка чувств она что-то разбила, и, кажется, бросила из окна клетку с неразлучниками, которые донимали ее щебетанием. Я вспомнил, почему мы не искали в тот вечер мопса – его она тоже выбросила за борт. И детская версия с охотником растаяла. - Значит, прогулки на лодке не доставляют тебе удовольствия? - Почему же? Страх выпасть за борт мне не мешает. Я ведь не мопс. - Прекрасно, тогда я устрою нам ночную прогулку. Мне кажется, нашим чувствам не достает романтики. Маркиз легкомысленно рассмеялся, а Найджел тем же вечером организовал ужин со свечами на берегу Нижнего озера в Булонском лесу. После чего отплыл вместе с маркизом на середину озера и занялся с ним любовью в заваленной подушками лодке, едва не перевернув ее качкой. Конечно, до этого он спрашивал Шарля, не против ли он, почему-то не желая заставлять его именно в тот раз. Хотя маркиз никогда не пытался остановить его или отказать хоть в одном приказе. - Ты ведь не боишься? - Найджел, чего мне бояться? – Ответил Шарль вопросом на вопрос. – В конце концов, ты будешь рядом в этой забаве. Это была прекрасная сладкая ночь. И Найджел хотел, чтобы теперь все они были именно такими. И его Шарль – был его не из-за пари, вынуждающего подчиняться, а потому что он этого желал сам. Потому что ему нравилось все, что Найджел с ним делал. А проскальзывающее презрение во взгляде давно исчезло, потому что нельзя презирать того, кому доверяешь настолько сильно. Шарль особенно страстно целовал его, именно когда они раскачали лодку. И Найджел не думал останавливаться, ему было плевать, хоть бы она и перевернулась. Он держал его бедра в своих руках, вбиваясь в горячее тело, целовал полные мягкие губы и наслаждался. Освободить его маркиза должно было письмо, которое люди Рейнборо перехватили с помощью девицы-курьера. Бедный Шарль, он не знал, что даже Ложа предала его. Весь Великий Восток был организован только для того, чтобы в нужный момент взять на себя вину за разрушение уже шаткого карточного домика французской власти. И никто не принимал Ложу всерьез: гроссмейстер думал, что получил независимость от Лондона, Король считал всю организацию блажью для пиров и возлияний – и был недалек от истины. Для большинства членов ордена так и было. Но они даже не знали, кто на самом деле стоял за этой ширмой из благотворительных обществ и образовательных учреждений. Чтобы лишить маркиза надежды, нужно было всего лишь немного нажать на нужные кнопки. Девицу выдали первой, она привезла письмо, которое хитрый маркиз хранил не у герцога, а у его бывшей любовницы англичанки. Герцога предупредили не вмешиваться. Шарль хотел обезопасить себя, но загнал в ловушку. На милость барона Рейнборо. Иногда Найджел думал, в какой момент Шарль понял, что потерял все? Когда именно отчаяние захватило его окончательно? Ведь письмо он потребовал у англичанки не сразу. А вдруг он так и не послал за ним? Что, если он сам отказался от свободы? Он знал, что письмо дошло, но ни разу не потребовал его, чтобы избавиться от своего рабства? Найджел не знал, нравится ли ему эта мысль. Если маркиз еще не дошел до последней степени отчаяния, то освобождение в качестве подарка не даст нужного эффекта. Но барон надеялся, что Шарль просто прекрасный актер. Он знал, что письмо похищено, знал, что у него нет путей отступления, что он в полной власти, и все равно делал вид, что подчиняется добровольно. Только однажды Найджел видел его неприкрытую слабость, его страх – после того, как вынудил отказаться от своего запрета жестоким шантажом. Он сам пришел в ужас, когда понял, что на какое-то мгновение действительно мог это сделать. Мог покалечить Шарля. На какой-то миг потерял контроль над собой настолько, что не видел другого выхода. Он хотел сломить его волю любой ценой, иначе почувствовал бы сломленным себя. В тот момент он действительно подошел к грани, за которой собственное страдание казалось значительнее чужой боли, даже боли его Шарля. Настолько невыносимой казалась игра. Найджел представил, что сделал бы это на самом деле: наказал бы своего раба за отсутсвие любви. Скорее всего, это уничтожило бы обоих – его самого жестокостью, на которую он оказался способен, Шарля – унижением, которого никто не заслуживает. Мысль об этом была хуже любого ночного кошмара, и этот кошмар огромной ледяной тенью жил внутри него и вот впервые так явно обозначил себя. Этого не должно было повториться, - решил про себя барон, иначе рано или поздно безумие одержит вверх. Он должен получить Шарля другим путем, он отпустит его, и этим привяжет к себе сильнее. Он приготовил письмо, заранее распорядившись о времени, когда его доставят. Барон хотел устроить последний «экзамен» своему Шарлю. Проверить, насколько его дрессировка была эффективна… и просто потому, что больше не мог и не хотел это продолжать. Найджел боялся, что уже совершил необратимое. Иногда он представлял Шарля Себастиана де Сент-Флер таким, каким увидел его впервые, не только в салоне мадам Новари, а гораздо раньше, еще в Лондоне. Неприступным, соблазнительным, недостижимо прекрасным. И в глубине души боялся, что лишил маркиза этого шарма, сделав его своим безропотным наложником. Боялся, что заслужи он любовь маркиза без жестокой игры, где тот вынужден был притворяться, без насилия, которому он подвергал его с самого начала, победа была бы в тысячу раз слаще. А Шарль остался бы прежним – и при этом принадлежал бы ему целиком и полностью, как сейчас. Но при этом Найджел знал, что тот маркиз никогда бы его не полюбил. Никогда бы не позволил к себе прикоснуться. Не поцеловал бы его сам. Только под угрозой жуткой пытки он добился своего, а значит, жалеть было не о чем. Маркиза он застал за альбомом, в который тот имел обыкновение зарисовывать конструкции невероятных машин, приходящие ему на ум. Иногда он не слишком аккуратным почерком, будто нарочно неразборчиво, писал там заметки. Возможно, почерк в альбомах Шарля испортился с тех пор, как барон Рейнборо стал просматривать страницы. Он подошел к его креслу со спинки и склонился, читая: «Из моей груди хлещет соль, Без которой пресно любое блюдо, Клинок барон проник глубоко, Туда где …» Заканчивалась строка неразборчивыми каракулями. - Куда же проник мой клинок? – Спросил Найджел. – Значит, вместо сердца у тебя пустота? - Тишина, - поправил Шарль. – «Туда, где тишина». И я еще не решил, что именно считать клинком. - Не слишком ли вульгарный образ? Шарль повел плечами: - Зато искренне. Трактуй, как «избыток плотской страсти лишает душевного покоя». Найджел промолчал, улыбаясь про себя. Если перефразировать, «вытрахать душу» было как раз тем, чего он добивался. В дверях появился лакей с подносом писем. Маркиз дал знак оставить их на консоли, но одно из писем лакей не переложил. - Это приказано передать лично в руки моему господину, - поклонился он, не отходя от двери. Найджел с интересом наблюдал за Шарлем – посмеет ли он ослушаться? Маркиз словно нехотя отвлекся от альбома, посмотрел на своего лакея, затем улыбнулся Найджелу: - Найджел, прошу вас, передайте мне письмо. И ленивым жестом отправил лакея прочь. Когда дверь захлопнулась, барон распечатал письмо с едва уловимым южным ароматом цитруса и сандала. Его должны были доставить позже, впрочем и сейчас момент был подходящий. Ему было любопытно, ждет ли все еще маркиз свое доказательство? Или так же, как Найджел, понимает, что оно ничего не изменит? - Ты же знаешь, - сказал ему Найджел, - такое ценное послание я могу отдать только за особые старания. Он прошел вдоль стены к стенду с тростями. На этот раз актуальная коллекция тростей маркиза сменилась, но понравившаяся ему когда-то трость с львиной головой была на месте. Шарль уже не улыбался, когда барон подошел к нему, его медовый взгляд потемнел. Найджел прикоснулся золоченым набалдашником к его губам. Он чувствовал чужой страх, маркиз боялся, это было заметно по движению кадыка, когда он сглотнул, по тому как чуть сжались его полные губы от прикосновения. - Ты ведь меня не разочаруешь, мой Шарль? Я знаю, ты сможешь получить удовольствие и от этого. Когда маркиз не шелохнулся, он продолжил: - Иначе это письмо из Флоренции останется для тебя тайной. Навсегда. Шарль вздохнул, и маска оцепенения слетела с него, он встал, чтобы раздеться. Найджелу нравилось, как он научился понимать его без слов. И то, что его маркиз всегда чистоплотен, аккуратен и готов к встрече с ним, тоже нравилось. Но самой приятной мыслью было думать о том, как Шарль каждый раз заранее использовал масло или брал его с собой. Даже если Найджел приглашал его просто к прогулке или охоте, он знал, что маркиз готов его ублажить. Он думает о том, как Найджел займется с ним любовью, даже когда остается в одиночестве, и знает, что это может произойти в любой момент. И если произойдет, винить в своем неудобстве и последующем дискомфорте маркизу будет некого. Заботу и нежность Найджела нужно было заслужить. Сейчас все это пришлось как нельзя кстати. Хотя маркиз явно не ожидал, что принять придется нечто настолько большое. И все равно он смущался. После всего, что между ними было. Когда он прилег на софу и развел ноги, его щеки уже порозовели. Найджел одновременно наслаждался зрелищем и чувствовал легкую ускользающую грусть. Мог ли тот маркиз де Сент-Флер сделать подобное? Превозмочь стыд и, глядя ему в глаза, ласкать себя, трогать пальцами, проникать глубже, растягивать, запрокинув ногу на фигурную спинку софы? Иногда он трогал свой член второй рукой, чтобы возбудиться перед тем, как дело дойдет до большего. Он был невыносимо откровенен, когда выгнулся, запрокинув голову и прикусив губу. Это было на грани того, что Найджел мог стерпеть. Он придумал испытание для своего раба, которое не мог вынести сам. И, когда Шарль достаточно подготовился, он взял масляно блестящими пальцами трость и приставил ее к себе, Найджел не выдержал. Ему было жарко и душно в своем сюртуке, застегнутом на все пуговицы, но еще хуже был другой жар, сжигающий изнутри. Найджел успел остановить руку Шарля, накрыв его кулак ладонью, и, упав на колени, поцеловал его. Шарль ответил на поцелуй, и только из-за этого головокружительного чувства взаимности, Найджел упустил его, рука Шарля с силой дернулась, и он загнал в себя набалдашник трости. - Остановись, - прошептал Найджел ему в губы. Он с ужасом чувствовал, что маркиз не только не послушал, а вставил трость глубже, прежде чем начал движение назад. На висках маркиза выступил пот от напряжения, и Найджел не мог этого вынести. Каждым движением трости и проникновением круглого золотого набалдашника Шарль уничтожал его. - Я не… разочарую тебя. - Я знаю. – Найджел зажмурился, когда Шарль под ним замер и снова вставил набалдашник. Он ощущал каждое его движение и ненавидел себя за это. – Остановись. Ты победил, Шарль. В этом письме доказательство твоей победы. Рука Шарля выпустила трость, а сам он расслабился под ним, продолжая отвечать на поцелуи. Найджела оглушила эта покорность. Он мог бы снова взять его прямо сейчас, доказав то, что сотворил с ним – сделал полностью своим, до последней капли крови. Ничего не изменилось. И никогда не изменится. - Пожалуйста, - прошептал Шарль ему в губы. – Вытащи. - Что? - Подай мне трость, Найджел. Вытерев лицо рукавом жестом, достойным простолюдина, Найджел осторожно потянул за трость. Со вздохом маркиза золоченый лев вышел, оставив жирно блестеть покрасневшую кожу. Он вложил ее в раскрытую ладонь маркиза. - На колени. Найджел встал перед ним, сдерживаясь из всех сил, чтобы не поцеловать голень Шарля. Он все еще лежал перед ним с раскинутыми ногами, возбужденный, горячий, готовый. Найджел не сомневался, что теперь его господин захочет завершить начатое. Но ему было все равно. Что бы Шарль не приказал, он будет счастлив исполнить. Он смотрел на его вздымающуюся грудь с искрой в соске и терпеливо ждал. Медленно Шарль поднялся с софы, накинул на плечи сорочку. Он был так близко. Найджел обхватил его за бедра и прижался губами к животу. Затем облизнул член, мечтая о приказе продолжить. Точно зная, чем закончится подобный приказ. - Не продолжай, - сказал Шарль, глядя на него сверху. Он облокотился о спинку кресла, все еще обнаженный, потом перехватил трость и повторил жест Найджела – провел золоченым львом по его губам. Барон улыбнулся, готовый ко всему. К любому капризу, желанию, он хотел исполнить любую прихоть. Шарль усмехнулся, в медовом взгляде Найджел видел предвкушение. Он упер набалдашник ему в грудь, пачкая сюртук, и слегка толкнул от себя. - На сегодня достаточно, барон. Это было даже лучше того, что он представлял. Новая игра маркиза была настолько убедительной, что он почти поверил. - Ты уверен, Шарль? Неужели не будет ни одного приказа? Ты не представляешь, с каким удовольствием я исполню все, что ты пожелаешь. - Ах, да, - Шарль отвернулся за кюлотами, и Найджел полюбовался на его ягодицы, где до сих пор виднелись следы. На расселину между ними, бесстыдно блестящую маслом. Пожалуй, полосы на коже останутся навсегда – он явно переусердствовал в наказании. – Обращайтесь ко мне на «Вы», меня уже тошнит от вашей фамильярности, барон. Найджел беззвучно рассмеялся и покачал головой: - Ты всегда будешь для меня моим Шарлем. Я не могу перейти на «Вы». Только не с тобой. Любое другое желание, Шарль, кроме этого. Теперь ты мой господин, приказывай! Шарль обернулся, вскинув брови. - Прекрасно. Тогда будет проще и вовсе вас не видеть. Я приказываю вам отменить все приемы и сидеть в своем особняке. Как вы однажды выразились «нашим чувствам» не помешает тишина. - Да, мой Шарль. Найджел встал и, поклонившись, взял руку Шарля для поцелуя. Он не хотел его оскорбить этим жестом, но в последний момент передумал и вместо поцелуя облизнул его кисть. Шарль позволил и это, а после с кривой усмешкой махнул в сторону двери. Барон Рейнборо ушел удовлетворенным: он был уверен, что молчание Шарлю быстро наскучит. Он слишком хорошо знал своего раба. Конец первой части