Пари

Шарль не думал, что барон Рейнборо так долго сможет его не беспокоить. Он надеялся, что уязвленное самолюбие барона будет сдерживать его, но он ничего о нем не слышал, пока о бароне не упомянула Розалин. А если бы не она, то барон и вовсе исчез бы из его жизни. Будто ничего и не было. Никакой пропасти, из которой он с трудом выбрался, и пока не готов был обернуться. О том, что он сам создал эту связь с ним через девушку, Шарль пожалел не сразу. Сначала он просто был доволен, что добился своего. Как всегда было раньше. Словно он был прежним, был собой, желал кого-то и легко получал желаемое. Застывший вишневый конфитюр и сливки. Сладкий, свежий вкус, тает на языке, не вызывая иссушающую жажду. Но даже такая приятная сладость может приесться со временем. А времени у них было достаточно, пожалуй, еще ни с одной любовницей маркиз не жил так долго и много вместе. Впрочем, Розалин умела чудесно развлечь себя сама и была идеальной спутницей. В каждом новом месте она находила себе занятия, подруг среди местных дам, брала то уроки акварели, то истории, когда была в гостях, которые они посещали, оставляя Шарля в необходимом ему одиночестве. Но постепенно, день за днем, он возвращался в то знакомое и привычное состояние скуки и отчуждения, про которое давно забыл. Словно кончился запас необыкновенного деятельного настроения, что он получил после освобождения от барона. И теперь мысль встретить Найджела не пугала глубоким вихрем образов дней его подчинения. Шарлю было даже любопытно, насколько он сможет выдержать общество барона, прежде чем кончатся силы сопротивляться ему? Прежде, чем ощутит то невыносимое, давящее чувство, которому так и не нашел определения. Обжигающее, но не пламя, острое, но не лезвие, тяжелое, как скала… Осталось ли от этого хоть что-то? Или Рейнборо больше не найдет отклика в его ощущениях? Эта мысль радовала победой, он снова вернулся в спокойное умиротворение, из которого Найджел так грубо и унизительно его вытащил. И в то же время несла в себе скуку. И немного досады, что не удалось разгадать, на что похожи прикосновения барона. Что ж, некоторые тайны проще утопить в глубокой черной воде, чем лезть туда самому в поисках. Шарль как раз давно хотел вернуться на то озеро, где одновременно сошлись оба ужаса – тихий плеск во тьме и непредсказуемое безумие Найджела, которому он позволил взять над собой верх. Почему бы не убедиться, что и здесь он вполне справился с собой? Он помнил, как равнодушно рассказывал Найджелу о своих переживаниях, удивляясь самому себе. Но перед кем бы еще стоило показывать слабость, если не перед врагом? Который тут же заставил столкнуться со страхами лицом к лицу! И только поэтому Шарль вполне был уверен, что теперь слабостей не осталось. Ранняя весна была не лучшим временем для пикника и лодок, но погода стояла теплой, лес был свеж, а воздух особенно прозрачен и их небольшая компания была не единственной, кто решился на выезд. Возможно, стоило озаботиться уединением заранее, как делал барон Рейнборо, когда приглашал, точнее приказывал приехать на озеро. Но сейчас уединение было необязательным. В отличие от Найджела, Шарль не горел желанием устраивать любовное свидание и давать волю страсти в лодке. И все же это было непросто. Что-то неуловимо изменилось во взгляде Найджела. Он не нес больше копий и стрел, от которых хотелось инстинктивно оборониться. Словно хищник, который не нападал, не притаился перед охотой, а только осторожно следил за добычей издалека и против ветра, не желая быть замеченным. Что ж, Шарль был рад, что остудил охотничий пыл барона. На какое-то мгновение ему даже стало любопытно, что именно произошло в душе Рейнборо, если уж она могла существовать там, под водоворотом пугающего безумия. Возможно ли, что такой человек вообще мог измениться? Или он ждет подходящего момента, когда сможет снова получить свою власть? Но интерес был чисто исследовательским, не более. Шарль не хотел подходить к этой пропасти снова. И тем более позволять утащить себя обратно. Найджел никак не проявлял прежней настойчивости, что тоже радовало. Какое счастье, что ему можно было приказать! Не писать записок, не посылать презентов, не приезжать. И барон вынужден был подчиняться! Хоть что-то хорошее осталось от их пари. Действительно, удобно. Единственное, от чего Шарль иногда сжимал губы в мысленном негодовании было обращение. Об этом Найджел тоже помнил, и каждый раз, когда он произносил «мой Шарль» будто делая голос тише и мягче, маркиз вспоминал все другие их встречи. Страстные, больные, томные, жестокие, полные сумасшедшего наслаждения. Когда Найджел занимался с ним любовью в экипаже или в этом же лесу, и мог заметить на лице Шарля отражение болезненности от езды верхом после, отчего хотел тут же повторить – и делал это. Когда целовал его перед входом в какой-нибудь свой салон так, что губы вульгарно горели весь вечер, или ласкал его под столом на ужине, прикрывая краем скатерти и приказывая излиться в штаны, любуясь его горящими щеками и неровным тоном беседы. Найджел не желал его отпускать. Будто он навсегда останется в том отрезке времени его рабом, любовником, его Шарлем. Все изменится вокруг, кроме их прошлого. И они оба это знают. - И что вы предлагаете? – Спросил Шарль раздраженно, когда барон описал ситуацию с фабриками в Бретани, требующую его вмешательства. Все вернулось, вся его память нахлынула волной образов, даже без жадных взглядов и требовательных прикосновений. - Я прошу увеличить область действия наших условий на всю Францию. - А если я просто разрешу вам уехать? Разве вы сбежите и не вернетесь в Париж, барон? А знаете, мне ведь нет никакого дела, вернетесь вы или нет. Я и вовсе могу приказать вам уехать навсегда. На самом деле раньше я собирался именно так и поступить. - Но мадемуазель Боннет оказалась важнее, мой Шарль? Если ты прикажешь мне уехать, ей придется отправиться со мной. Ты ведь не хочешь обречь девушку на скандал? Или ты уже наигрался с ней и тебе безразлична ее судьба? Тогда, конечно, мы уедем. Шарль развел руками, признавая его правоту: - Хорошо, Найджел. Я согласен расширить область договора до ваших мануфактур. Мне нет до вас дела. - Тебе все равно, потому что ты знаешь, что я и так буду подчиняться твоей воле, Шарль, - сказал барон. Он все-таки не выдержал. Едва касаясь плеча маркиза, повел рукой выше, кончиками пальцев вдоль скулы и зарылся в волосы Шарля пальцами. Привычным жестом, после которого раньше тянул за волосы назад, заставляя открыть шею для поцелуя, или вниз, чтобы поставить его на колени. – Даже если ты и вовсе отменишь все условия, я сделаю для тебя всё. Все, как ты хочешь. Шарль смотрел прямо ему в глаза, не пытаясь уйти от ласки. Он хотел и вовсе не замечать прикосновений, словно они не имели к нему отношения. Как и все, что было между ними раньше. Он никогда не вернется туда. Никогда. Поэтому он сам чуть склонил голову, словно подчиняясь его хватке, открыл шею, признавая его право. Взгляд барона потемнел от мгновенно расширившихся зрачков. - Я бы встал на колени, если бы ты приказал мне, Найджел. Я мог бы удовлетворить тебя прямо здесь. Сейчас. Помнишь, как было однажды? Когда ты залил мне семенем бровь и ресницы? А потом облизал мое лицо. Что ты чувствуешь, когда осознаешь, что это никогда не произойдет? Что ты отпустил меня сам, потому что удовольствие оказалось слишком острым? Что вы чувствуете, барон, когда понимаете, что я никогда не попрошу вас сделать это со мной снова? Шарль мотнул головой, стряхивая его руку. - Это риторический вопрос, барон. Мне нет никакого дела до вашего бреда. Держите себя в руках. Ведь ставкой была жизнь до последнего вздоха. И я не откажусь от своего права приказывать не дотрагиваться до меня. Никогда. Барон медленно опустил руку, словно борясь с судорогой. - И не стоит делать мне пошлых предложений. Мне не нужно, чтобы вы делали всё, что я хочу, потому что я, - он облизнул пересохшие губы, – ничего не хочу. - Прости, - ответил Найджел глухо. Он справился с мелькнувшей по его лицу тенью и улыбнулся своей жуткой острой улыбкой. – Но ты назначил свидание в таком месте – здесь все напоминает мне о… - Не важно! – Слишком резко перебил Шарль. Он мог бы сказать, что в Париже не осталось мест, с которыми не были связаны их воспоминания. Барон осквернил своей безудержной страстью весь город. - Я собирался прогуляться с Розалин на лодке. Ваш вопрос закрыт, Найджел. Можете подождать баронессу, или уехать сразу… - Ты хочешь идти на лодке сейчас, Шарль? – Барон даже перебил его от удивления. – Уже стемнело. Шарль не удостоил его ответом и вернулся к заставленному фонарями столику. Да, темнело все еще рано, но именно этого он и хотел. Оставить в прошлом и барона Рейнборо и глупый детский страх. Маман была так права, когда журила его за сентиментальность! И вот к чему привела жалость к ее неуклюжей собачке – он боялся покататься с дамой на лодке. Но он смог сделать это с бароном, и, если не вспоминать о цели той прогулки, то переживания оказались вполне сносными. То тяжелое, обжигающее чувство, которое вызывал в нем барон, затмило все остальное. Сейчас он справился и с этой загадкой тоже. Просто отказавшись ее разгадывать. Как легко отказывался от людей, вызывая в них боль своей утраты. Все они, как и барон, чувствовали себя обманутыми, когда маркиз вычеркивал их из своей жизни. Он вдруг вспомнил мадам Валиньи, которая не стеснялась даже прилюдных унижений в попытке получить его ответ. Это произошло после возвращения из путешествия с милой Розалин. Еще до свадьбы барона Рейнборо Шарль приказал ему ограничить приглашения Жоржины всюду, где барон имел влияние, а оно было действительно велико. Бедняжка пропустила и саму свадьбу, барон убедил даже графиню Боннет прекратить общение. Она могла довольствоваться только слухами, но после каким-то образом сумела попасть на тот же прием, где был Шарль с Розалин. Не добившись внимания маркиза лестью и лаской в разговоре, она обратила свою досаду на его юную спутницу, обвинив ее в разврате. И, бросая едкие колкости, предрекла ей позор. Словно мадам не стояла рядом с ними, Шарль обратился к Розалин: - Посмотрите, милая, вот женщина, у которой в браке не было ни любви, ни уважения, ни счастья, и теперь она всюду распространяет свою боль. - Какое печально зрелище, - покачав милой головкой, согласилась Розалин. - А ведь когда-то я невероятно ценил нашу дружбу с мадам Валиньи. Пожалуй, - сказал Шарль задумчиво, посмотрев Жоржине в глаза, - она была самым близким моим другом за всю жизнь. Он легко рассмеялся: - Только представьте, насколько плохо я понимал людей! - Шарль, я прошу тебя, - воскликнула Жоржина чуть громче, чем следовало. – Позволь мне один разговор! Ты не принимаешь письма, твои двери закрыты для меня, умоляю, всего несколько слов! - Неужели вы не послушаете страдающую женщину? – Удивилась Розалин. - У меня нет вашего ангельского великодушия, моя госпожа. Также позади остался и Найджел. Хотя он и не ждал от Шарля великодушия, скорее наоборот. Барон хотел разбудить в нем самое низкое и вульгарное, что бывает в человеке, чтобы пользоваться его слабостью и болью. Розалин что-то тихо напевала, когда он отплывал от ажурного кованого мостика, луна серебрила гладью дорожку, а берег тонул в чернилах вместе с силуэтами нескольких слуг и барона. Найджел вышел на мостик, глядя на их лодку, когда один из фонарей в лодке погас, и холодный лунный свет затопил все вокруг. Розалин осталась последним теплым пятном, подсвеченная оранжевым огоньком, и она ничего не замечала. Даже свесилась с бортика, чтобы коснуться пальцами сияющей воды. - Милая, пожалуйста… - Шарль прокашлялся, но голос сел, словно наткнувшись на ком в горле. Она продолжала петь что-то себе под нос, опустив в холодную воду всю ладонь. Шарль вцепился в весла, боясь грести, он вдруг представил, как сделает что-то слишком резко, лодку качнет и девушка неловко упадет в темную воду. Он вдруг почувствовал, как покрывается холодным потом от ужаса, будто и сам нырнул и оказался в кромешной темноте, и задыхался там, потому что ком в горле уже мешал сделать вдох. - Ну вот, я замерзла, какая досада! – Воскликнула Розалин, безуспешно вытирая руки о тонкий кружевной платочек. – Почему мы остановились? Видимо, заметив что-то в его позе, она заволновалась. А когда Шарль не смог ответить, почти встала в лодке, чтобы крикнуть и помахать платком в сторону берега. При виде чего Шарля даже замутило, в любой момент Розалин могла выпасть в холодную воду, а он впал в ступор, при этом каждая мышца была напряжена до предела, будто силясь выбраться из невидимых пут. Если она упадет в воду, он ничего не сможет сделать! Просто станет молча смотреть, как она тонет! Прямо как маменькин мопс. Перед глазами даже потемнело от ужаса. Шарль не хотел видеть, как Розалин тонет, он не мог сделать вдох, его трясло от напряжения и дикого страха. Чуть легче стало, когда кто-то разжал его кулаки, чтобы забрать весла. Спиной он почувствовал застеленное пледом дно лодки, а холодный свет луны перед лицом загородила тень. От Найджела веяло жаром. Это только его глаза казались серо-льдистыми и холодными, а прикосновения обжигали. Сдирали кожу, вызывали трепет, были беспощадными и нежными одновременно. От них разбегались мурашки предвкушения, горели на коже искрами триумфальных свечей*, а потом следовала ласка или пытка, неважно, разницы между ними не было. Но и то и другое способно было рассеять тьму своим невыносимым жаром. Шарль обхватил его за шею, пытаясь разглядеть в темноте глаза. Пальцы не слушались, их все еще сводило судорогой, но держал он крепко. - Ты запретил мне касаться и целовать тебя, мой Шарль, - тихо сказал Найджел. – Но ты можешь сделать это сам. В его голосе отчетливо слышался приказ, уверенный, беспощадный, он не оставлял другого выбора. Шарль с неимоверными усилиями потянулся к губам барона, но тот приподнялся чуть выше, ускользая. После еще одной попытки поцеловать его Шарль остро вспомнил, за что так сильно ненавидел. Ненавистью, недостойной ни своего положения, ни своих принципов морали. Он дернул Найджела на себя, чувствуя, как лодка от этого качнулась, но теперь это не имело значения. Найджел накрыл его губы, отвечая на жадный поцелуй. Словно только сделав шаг в пропасть, Шарль мог расслабиться. Ледяные тиски ужаса отступали, медленно уходили будто по воле барона, которой подчинился он сам. А на их место приходила слабость, усталость от пережитого напряжения, сил на борьбу еще и с Найджелом уже не было. Между пропастью, куда манил барон и собственной ямой, полной страха, Шарль сделал выбор, позволил увести себя. Зная, что Найджел не отступит сам. Но это оказалось легче, чем он думал. Возможно, потому, что Шарль сделал этот шаг сам и говорил себе, что все временно. Можно ненадолго вернуться в тот отрезок времени, когда он не принадлежал себе, а потом уйти в любой момент. Барон казался куда меньшим злом, и у него не было больше власти, кроме той, что Шарль мог дать. Он не заметил, как Найджел отправил Розалин в свой особняк, барон всегда все мог организовать чудесным образом. Пересадить девушку на другую лодку, уговорить уехать, успокоить слуг. Найти нужный момент, чтобы все было так, как ему хотелось. В экипаже маркиза они ехали вместе, оба зная, куда и зачем. И даже от одного этого предвкушения последние замораживающие вихри ужаса угасали, Шарль давил их с презрением к своему прошлому. Он вспомнил, что на самом деле чуть не утонул сам, когда зачем-то пытался спасти несчастную собаку, как бил руками по воде, изредка делая вдох, а на крик воздуха уже не оставалось – и точно такое же чувство было в лодке с Розалин. Но оно ушло, перед глазами было подсвеченное тусклым фонарем лицо Найджела, уверенного в себе, требовательного, и от него больше не было угрозы. Только знакомое и даже в чем-то привычное чувство, именно то, что он хотел сейчас испытывать. - Какая выдержка, Найджел, вы меня поражаете, - с усмешкой заметил Шарль, когда они, наконец, оказались в его комнатах, а барон не делал того, что всегда было прежде. И даже не пытался и никак не показывал своего нетерпения, хотя после поцелуев в лодке мог не останавливаться. Аккуратными движениями он расстегивал пуговицы, зная, что своего не упустит. - Я тоже умею быть послушным, мой Шарль. - Значит, вы ждете приказа? - Конечно. Я ведь говорил. Я сделаю, все, что ты захочешь. Теперь только так, как хочешь ты. - Если бы я хотел чего-то нового, барон, вас бы здесь не было. - Значит, на твою спальню запреты не распространяются, - это было утверждение, а не вопрос. Шарль смотрел, как барон делает шаг, и эти мгновения были последними, когда он мог отказаться. Чтобы потом не упрекать себя в глупости, малодушии, слабости перед похотью и в других грехах, которыми он станет оправдывать это молчание. Потому что так было проще всего. Даже проще, чем признать, что именно этого он и хотел. И когда соглашался на пари тоже. Только этого. - Если ты не скажешь мне, что хочешь, я сделаю так, как хочу я сам. Найджел, будто издеваясь, снова давал шанс остановиться. Потому что знал, что воспользоваться им маркиз себе не позволит, ведь для торга нужно будет спуститься со своего вымышленного Олимпа. - Меньше слов, - приказал Шарль ему в губы. Найджел усмехнулся в ответ, опустил ладонь на полувозбужденный член Шарля и покачал головой: - Забыл все уроки? И даже не готов? Повернись. Шарль встал к нему спиной и снял сорочку. Затем спустил кюлоты. На коже ягодиц осталось заметными только две полоски, там где кожа была рассечена, он и думать забыл о них. Но барон провел по следу пальцем, и это заставило непроизвольно вздрогнуть. Возможно, привычнее был бы звонкий удар ладонью, но его не последовало. И все равно прикосновение обжигало. Найджелу нравилось им любоваться, бесстыдно, заставляя показывать себя, и Шарль привык не стесняться откровенных поз. Но все равно непроизвольно сжался, когда Найджел подтолкнул его к высокой кровати в алькове, а потом надавил на спину, вынуждая наклониться над постелью, расставив ноги. - Как трогательно, что ты хранил мне верность, Шарль, - сказал он, проводя рукой в расселину между ягодиц, и болезненно, без предупреждения, проникая пальцами внутрь. Но тут же поцеловал под лопаткой: - Не злись, я шучу. Я знаю, что ты никому не позволишь прикасаться к тебе так. Только мне. Это было правдой, но Шарля раздражало намеренное игнорирование его приказа молчать. Найджел всегда делал все по-своему. Он решил повернуться и лечь на спину, но барон удержал его: - Подожди, я еще не закончил, - сказал он низко, - еще немного. После чего он до боли развел ягодицы в стороны и губами щедро размазал между ними слюну. Шарль выругался, пожалуй, первый раз за все знакомства с бароном Рейнборо. - Что ты делаешь! – Он уткнулся лицом в одеяло, вздрогнув всем телом. – Прекрати. Я прошу, черт возьми, я приказываю… Найджел, как ни странно, послушался, и остановил стыдную ласку, хотя все еще стоял на коленях сзади. - Вот какие поцелуи заставляют тебя перейти на «ты»? – Удивился он. – Я запомню, Шарль. - Я отправлю слугу за маслом. - Оставь, - Найджел снова не дал ему подняться, навалившись сверху. – Если ты захочешь, будет не больно. - Этому тоже… учили в Итоне? Он задержал дыхание, когда Найджел вошел одним движением и, оставшись в нем, просунул ладонь под живот, потом ниже, обхватил член. - Нет, Шарль, этому меня научили наши встречи. – Он продолжил, больше не останавливаясь, вставляя резче и быстрее. – Те, к которым ты специально не был готов. Первое удовольствие пришло довольно скоро, опьянило так, что Шарль какое-то время остался лежать, как был. Даже, когда Найджел встал. Знал, что, потеряв себя, выглядит развратно грязным и потом не простит себе. Но перед кем ему было стыдиться? Он все же устроился на подушках, набросив на себя покрывало, когда барон принес две рюмки коньяка. На голой груди Найджела был небольшой круглый ожог, довольно яркий, в котором читалось изображение льва с открытой пастью. Шарль задержался на ней взглядом, но ничего не сказал. Он мог бы сделать ироничное замечание о своей старой трости или страсти барона Рейнборо причинять боль хоть кому-нибудь, но ничего не хотел. Точнее, ему было интересно прикоснуться к шраму подушечкой пальца, ощутить его, но… Найджел вдруг взял его руку и прижал ладонью к своей груди. - На что это похоже? – Спросил он. Не скала и не пламя. Возможно, это что-то, чего Шарль никогда не встречал, как те африканские звери, чьи уродливые чучела так любит разглядывать Розалин? На что был похож Жевонданский зверь? - Я собираюсь спать, Найджел. Шарль потянулся в постели, приятное расслабление теплом блуждало по телу. Найджел откинул с него покрывало и сел между раздвинутых коленей. Он хотел взять его так, лицом к лицу, И Шарль положил пятку на плечо, позволяя трогать себя. Растянуть большим пальцем край припухшей кожи, смазанной семенем, глядя в глаза. Да, прежний маркиз де Сен-Флер никогда бы такое не позволил. Просто странным образом совпали обстоятельства, и Рейнборо использовал их. Как можно было упустить один единственный шанс из миллиона, что Шарль спустится на самое дно, и сделает случайного человека своей грязной порочной тайной? Или, как говорила ему Мари Ле Норман, это было предопределено? Что барон будет пользовать его, как дешевую шлюху, в любой момент, когда ему вздумается? - Подите прочь, - сказал Шарль, упираясь пяткой в плечо Найджелу. И что ему это захочется повторить по своей воле? - Вон! – Повторил он, толкая. У Найджела льдом сверкнули глаза, но он поймал ступню маркиза и перед тем, как встать с кровати, поцеловал в выступающую косточку.