Пари

Шарль проснулся в объятиях Найджела, когда солнце было уже высоко. Он лежал к нему спиной, и рука барона обнимала его, прижимая к себе, хотя места на кровати было достаточно. Возможно, из-за этого он так хорошо выспался. Будто все встало на свои места, как было когда-то, в те дни чужой власти, где от него ничего не зависело. Если бы только скала, к которой он прильнул, не могла в любой момент перевернуться и утянуть его на темное ледяное дно. Именно этого не хватало ощущениям, которые он не мог разгадать. Риска потерять равновесие, непредсказуемости, которая рушит весь прочный образ барона Рейнборо. Обжигающая холодом скала с острыми сколами, плывущая в темных неуправляемых водах и подчиняющаяся только их хаотичным волнам. Вот из-за чего он согласился испытать все вместе с Найджелом. Рискнул, желая поддаться чужой стихии, и без шанса выбраться обратно. Да и стоило ли? Не так уж много Шарль оставил, точнее вынужден был бросить. Только пустые привычки и бесконечный поиск новых ощущений, чтобы себя занять. Новые женщины, встречи, впечатления, которые теряют вкус на следующий день. Карты, азарт, искусство… Без смысла не было и удовольствия. Даже письмо Гаспаре с благодарностями, уверениями в признательности и том, что он считал себя вечно обязанным маркизу, имело недолгую ценность. Оно выполнило свою роль, и только этим было важно для Шарля, потому что влияло на него и барона Рейнборо. А чувств уже не будило, хотя ему было приятно знать, что с Гаспаре все хорошо, и он счастлив. Шарль слушал размеренное дыхание за спиной и думал, сможет ли он незаметно встать или не стоит портить момент одиночества. Барон далеко в своих снах, и теперь это его единственная возможность побыть наедине со своими мыслями. Он предполагал, что Найджел не оставит его больше. Это, как ни странно, не вызывало сопротивления, а казалось само собой разумеющимся. Он и до поездки не верил обещанию барона «не нарушать покой» своего гостя. Хотя первые несколько дней пути действительно были мучительными для него самого. Шарль не выходил из каюты даже когда понял, что путешествие затянулось, а курс был не к Англии. Он не мог бы сказать, кого испытывал – себя или барона. Месяцы, которые он провел один после той последней встречи, были наполнены тревогами и перепиской, тогда была злость, словно именно барон Рейнборо лично виноват в разрушении его привычного мира. Но теперь, когда он оказался на корабле в океане, заперевшись в своей каюте, раздражение сменилось усталостью, но добавилась мучительная борьба со своими желаниями. Шарль в какой-то момент хотел вызвать барона на дуэль, или черт его побери, просто подраться! Но был уверен, что Найджел просто дал бы себя застрелить. А идиотская драка кончилась бы сексом. Или они могли бы немного размяться в поединке, он знал, что Найджел боксировал, но итог все равно был неизбежен. Его даже заводила эта мысль, но осуществлять ее Шарль бы не стал. Иногда, напротив, от шума волн и качки и одиночества захватывало меланхолией. Причиной было странное чувство, что он теряет время, сопротивляясь судьбе. Найджел был прав в своей настойчивости, какой смысл был отказываться? Барон все за него решил, он развлекал его, исполнял любые желания, готов был на все. Главное, чтобы его желания были барону Рейнборо по душе, а Шарль подчинялся его воле. В этом и был вопрос. Шарль уже не понимал, где его воля, а где чужая. Утром после бессонной ночи, когда он вышел на палубу вместе с бароном, ему казалось, что все это ерунда. Есть только Найджел, и Шарль никогда не испытывал ничего подобного. Настолько настоящим, искренним казалось чувство. Смесь восхищения и нежности, вот что вызывал барон в тот момент. Сильный и слабый одновременно, как та гигантская глыба льда, которая может потопить корабль, но сама тает и теряет себя по частям. Его даже не страшила темная бездонная вода прямо внизу, потому что он все еще доверял Найджелу и точно знал, что он не причинит зла. Либо сделает так, что Шарлю оно понравится, как всегда. Странное, незнакомое, ни на что не похожее ощущение. Он был не против уснуть вместе, но сказал, что слишком устал, хотя близость Найджела будоражила. И это тоже было непривычным, просто чувствовать его рядом, а не сгорать в страсти. Поддавшись полудреме, Шарль пропустил момент, когда дыхание Найджела стало бесшумным, только ощутил, как он поцеловал его шею в вороте сорочки и уткнулся туда носом, вдыхая запах. - Я бы остался с тобой здесь навсегда, - сказал он, щекоча кожу поцелуями. Шарль повернулся к нему, приподнявшись на локтях. Возможно, если бы в мире ничего больше не существовало, кроме этой каюты, он был бы не против провести там вечность-другую. - Мы плывем меньше недели, и ты уже хотел скинуть меня за борт, - напомнил Шарль, склоняясь ниже. - Мне легче будет убить тебя, чем потерять, - сказал Найджел ему в губы. В отличие от самого Шарля он был гладко выбрит, будто специально готовился к встрече. Шарль вдруг подумал, что он не врал, когда хотел его убить. Утром он не обратил внимание на отчаяние барона, даже увидев его слезы. Но сейчас было уже все равно. - Ты боишься потерять, потому что все еще считаешь меня вещью, барон. И не можешь поверить, что я сам мог бы хотеть того же. Быть с тобой, быть твоим, но не собственностью. - Если бы я хотел оставить тебя рабом, я бы это сделал, - сказал Найджел. – Иногда я даже жалею, что отпустил тебя! Но, мой Шарль, ты вернулся к себе, ты жил без меня достаточно долго, разве этого мало? Я сходил с ума каждый день всех этих месяцев… - Ты не отпустил меня, - перебил его маркиз. – Я ни одного дня не был свободен! Шарль хотел напомнить о том, как Найджел следил за ним, его взгляд он мог почувствовать даже не оборачиваясь, как пытался подкупить слуг, писал письма, даже Розалин заставил их писать, своими памфлетами натравил на него толпу, желающую смерти маркиза, и в конце концов придумал арест, чтобы вывезти из Франции. Но не стал. Вряд ли это убедит барона. Барон бы поступил точно так же, начни они все заново. Найджел и сам знает, что совершил, чтобы быть рядом. Шарль ни одного дня не был свободен ни от него, ни от мыслей о нем, он чувствовал взгляд барона сквозь стены своих комнат. Каждый день! Он просыпался от ощущения, что барон сидит рядом среди ночи. Или сам видел его во сне. Он надеялся избавиться от этого чувства, но потом уставал бороться с собой. Ему хотелось испытать это снова, несмотря на все, что было. Хотелось близости, которую давал Найджел. Его желания, безумия, опустошения выжженной пустыни после встреч. И одновременно Шарль хотел одиночества, ни единого напоминания, чтобы быть уверенным, что хочет этого сам. Чтобы вообще понять, чего он желает, и желает ли вообще. Найджел будто уловил в его взгляде сомнение вместе с возбуждением, обняв за плечи, хотел подмять под себя, но Шарль легко удержался сверху. - Привык к подчинению, барон? Забыл, что теперь у тебя нет права на приказы? Найджел улыбнулся, глядя на него снизу, потом провел ладонями по груди и потянул за кольцо в соске сквозь тонкую ткань. Шарль замер, а Найджел, безошибочно дотрагиваясь до самых чувствительных мест, опустился рукой ниже. Затем повторил маневр, на этот раз выбравшись из под Шарля. Он лег сверху, заломив одну руку, и взяв шею в захват. Самое глупое поражение, какое только могло быть. - Это ты забыл, мой Шарль. Мне больше не нужны приказы, чтобы ты делал то, что я хочу. Сладостное, вязкое предвкушение накрыло горячей волной с головы до ног. Но Шарль не поддался ему. Он больше не чувствовал себя рабом, хоть и не стал прежним маркизом Сент-Флер – высокомерным, но готовым на все, лишь бы не умереть со скуки. Принуждение теперь не казалось достойной ценой за удовольствие. - Нет, Найджел. – Заметил он спокойно. – Одного моего желания мало, если я не дам согласия. Хватка на шее тут же ослабла, но взгляд барона почти пугал. - Ты нарочно сводишь меня с ума, мой Шарль? Шарль выдохнул с облегчением и был почти благодарен барону, что он услышал его. - Нет, просто захотел разнообразия. Он ждал, что Найджел рассмеется над его словами или возмутится, что попытается сделать как делал раньше, просто взять его, потому что наверняка чувствовал, насколько шаткой была его выдержка. Барон легко мог бы сломить это сопротивление привыкшего к ласке тела, и Шарль даже ожидал этого. Но он поступил иначе, улыбнувшись с каким-то особым предвкушением. Ему явно доставляло удовольствие то, как Шарль будто заново открывал его прикосновениями, потому что все действительно казалось новым. Шарль, наконец, разгадал то, в чем заблуждался, и ему это нравилось. Что скала, которой казался барон Рейнборо, может опрокинуться от одной лишь волны, от движения его ладони. Стихией безумия, в которой он едва не захлебнулся, оказывается можно управлять. - Для тебя ведь это не впервые? – Спросил Шарль, все же сомневаясь. Корабль начало качать на волнах, и они поспешили раздеться. - Ты говорил, что наслышан о нравах Итона, - напомнил Найджел. - Я надеялся, все не так плохо. Бедный Найджел, так тебя развратили еще в детстве? Шарль даже остановился от ужасной догадки. Но Найджел, воспользовавшись качкой, опрокинул его на себя. - Черт возьми, не испытывай мое терпение! Те, у кого выросли лобковые волосы, считаются взрослыми. До этого – в Итоне только дрочат. Шарль забыл, что хотел сказать, потемневшие глаза барона пугали, он явно еле сдерживался. И это тоже было новым. Хотя Найджел не один раз говорил, что готов был на все, и сделал бы что угодно, Шарль раньше не хотел даже слышать. Только теперь понимая, что это всегда было правдой. Барон мог быть его любовником с самого начала, равноправным, желанным, но он сам ждал от него насилия. Шарлю нравилось это чувство – быть не с привычными покладистыми юношами, а с сильным соперником, и он только сейчас понял, что сам боялся подобных отношений. Гораздо легче было отдать себя на чужую волю, чем признать в себе желание обладать, понять, что он хочет этого человека. Хочет Найджела Рейнборо. Опасного, безумного, непредсказуемого варвара, которого следовало держать на расстоянии, но он прошел все преграды, пробил все стены и получил все, что хотел. Шарль пожалел, что они делали это лицом к лицу. Будто даже будучи под ним, барон заставил его, снова вынудил любить себя, перейти новые границы, хотя казалось бы, ближе быть друг другу уже некуда. Но нет, он стал ближе, потому что Шарль, наконец, признал свое желание. Будто по-настоящему любовниками с бароном они стали только теперь. Он читал это в жадном взгляде Найджела – тот хотел, чтобы Шарль пошел и на этот шаг. Не только позволял брать себя, но захотел сделать это сам. Шарль и сам не мог обьяснить, почему не думал об этом раньше, никогда не рассматривал барона в такой роли. Ему хотелось от него только одного - риска потерять власть над собой, а оказалось, что собственное желание несет еще больше опасности. Вот почему барон был готов на все, на любую роль с самого начала. Потому что только так Шарль признал, что тоже способен терять голову… Ему нравилась кожа Найджела, светлая по сравнению с его, сильные плечи, нравился даже ужасный ожог на груди. Шарль не мог представить, что нужно было чувствовать, чтобы самому поставить себе клеймо, добровольно испытать боль. Бессмысленный и дикий поступок, о котором Шарль ничего не хотел знать, что делало его еще более жестоким и глупым. И теперь шрам вызывал странный трепет перед силой испытанного Найджелом безумия. И Шарль хотел доставить удовольствие. Для маркиза всегда было важным добиться от своих любовниц искреннего восхищения. С мужчинами было проще – они помогали себе сами и не умели притворяться, и Шарль никогда не заботился об особом отношении. Женщины же начинали желать его сильнее именно после ночей любви. Сейчас Шарль снова испытывал нечто новое и даже понимал Найджела, который когда-то добивался его взаимности болью и унижением. Впрочем, удовольствие Найджел получал уже от его желания. Зря он отказывался от этого раньше. - Ты не сможешь держать меня взаперти вечно, - сказал Шарль после. Разгоряченную кожу не мог охладить даже влажный сквозняк из окна его каюты. - Это именно то, что я собирался делать, - ответил Найджел. - Если у тебя нет другого варианта, который устроит обоих. Шарль слышал по голосу, что он улыбался. Что ж, придется найти другой вариант. - Хорошо, я могу какое-то время жить вне Франции… - Начал он. - М-м, ты согласен на торг, мой Шарль, я поражен! Америка не так плоха, как о ней пишут. - Я могу какое-то время жить вне Франции, но не плыть через океан! Я согласен на Англию. Барон тут же встал и начал одеваться. Потом остановился, глядя на Шарля: - Ты даешь слово, что не сбежишь в Париж? Если так, то стоит сейчас же повернуть корабль обратно и не терять времени. - Да, Найджел, я даю обещание. Но у меня будут условия. Шарль выдержал тяжелый взгляд барона, который явно не хотел и слышать ни о каких условиях. - Не ищи со мной встречи, пока я не напишу сам! - Не уверен, что смогу выполнить, Шарль. Я даже согласен обращаться к тебе исключительно на «вы», но не видеть… Сколько еще времени ты будешь избегать меня? Спокойный голос Найджела делал из его условия глупую прихоть, но Шарль не хотел уступать. - А когда я смогу вернуться в свой дом, барон? – Спросил он. - Не скоро. Год, пять, десять лет. Шарль улыбнулся, зная, что поступает жестоко: - Вот видишь, Найджел, от меня здесь ничего не зависит. Но я даю слово, что не покину Англию, как ты того желаешь. На какой-то миг, ему показалось, что барон не выдержит. Его отчаяние ощущалось так остро, будто это у Шарля потемнело перед глазами. Даже не прикасаясь, Шарль чувствовал обжигающий лед, боль, вечную судорогу, которая преследует барона всю его жизнь и будет сопровождать всегда. Но потом все исчезло – скала повернулась новой острой гранью. Найджел застегнул последнюю запонку на манжете и вышел, хлопнув дверью. Шарль выдохнул и закрыл лицо руками. Год, пять, десять лет? Он мог ненавидеть собственные принципы, но поступиться ими – никогда.