Милый забавный фанат

      Быть может всё правда настолько серьезно, насколько думают Пеппер и Эдди. Сам Питер ещё не до конца воспитал в себе мысль о том, что ему необходимо прятаться от Мстителей, и прятать Человека-паука от народа.       Но картриджи, начиненные паутиной, Питер никогда не снимал. Частичка его жизни, его настоящей жизни, оставалась с ним по сей день, хотя, казалось бы, прошло уже около двух или трех лет с событий после победы над Отто Октавиусом. И ведь он особо даже и не знал, что тогда произошло. Поучаствовав в своей последней битве — он больше не ведал о делах Мстителей.       Переворачиваясь с бока на бок почти всю ночь до самого раннего утра, его мысли посещали разные вещи. И всё-таки дело было в Нью-Йорке, в этом преступном, набитым деньгами, Нью-Йорке. Но всё ли так серо и темно? К примеру, сегодня они с Пеппер, точнее вчера, да, они гуляли в парке: было много детей и сахарной ваты, было много смеха и веселья среди людей. Эдди ходил где-то рядом, покрывал их счета, как настоящий мужчина… И всё-таки Питера не отпускал один вопрос: что он сделает, когда увидит, что кто-то тонет в несправедливости?       С большой силой приходит большая ответственность.       Дядя Бен был прав, как никогда. Питер знал, что следуя своим моральным нормам, он не сможет сдержать себя, когда может! Правда может спасти кого-то. Даже будучи подростком, его воспитывали не просто в условиях героизма и скупого внимания (сами понимаете с чьей стороны), его воспитывали люди. Эта народность, которую пронес с собой Питер, всегда будет откликаться в воспоминаниях о важных деталях: смерть дяди Бена, смерть тетушки Мэй, развод Старков, и всё тому подобное. О таких вещах не забывают. Такие вещи делают нас людьми, и никакая ненависть или обида не сравниться с силой, способной вершить судьбу.       — Да. — кивнул про себя Питер. — Все вокруг были правы. Я не смогу уберечь себя от риска, поскольку Куинс — мой дом. Эта планета — мой дом. Я ведь не Одинсон из Асгарда! И не Локи. И даже не Вижн. Я простой добрый сосед Человек-паук. Таким и останусь во что бы то ни стало.       И что-то внутри всё-таки говорило: «и воспитанник Тони Старка».       — Пусть меня запомнили таким, но я не дам им забыть.       И смотрясь в зеркало, где расцветали первые теплые лучи горячего солнца, его наполняла храбрость и смелость за свои слова. Питер может взять ответственность за жизнь ближнего, должен взять и ответственность за свою жизнь. Это делало его взрослым. А вовсе не то, что он прожил где-то далеко от дома, не думая о том, о чем должен думать.       Питер коснулся своих отросших волос. Шатен по происхождению, но в зеркале он видел черный. А ему идет этот корейский стиль, но… Вернувшись в Америку, он открыл лоб и стал похож на себя. Да, это правда важная деталь, которая показывает его истинный характер, поскольку в Корее и душном Сеуле ему мало было позволено самовыражаться. Все эти пастельные люди вокруг… А здесь, облачившись в ярко-красное, было свободно!       — Питер? — голос мисс Поттс раздался в дверях, когда тот в трусах зачаровано разглядывал собственные волосы. — Ты уже проснулся.       Питер притянул паутиной штаны и прикрылся. Да уж, неловко. Он посмеялся.       — Доброе утро, мисс Поттс! И тебе, Веном. — хихикнул Пит.       — Здравствуй, малыш. — правда голосом симбиота это звучало как-то угрожающе, но эта кровожадность в сущности Венома и делала такие выражения более ласкательными и умилительными. Пеппер дернулась, взявшись за сердце, и ударила пришельца ладошкой. — Женщина!       — Брысь.       Уже где-то в полудне Питер забрался на диван вместе с Пеппер и они следили за тем, как стремительно Эдди Брок старался найти свои наручные часы.       — Я собираюсь в Лас-Вегас за репортажем. Пит, айда со мной? — спросил журналист, наконец натягивая на руки и цепляя часы. — Там будет много карт, выпивки, девушек. — подмигнул.       — Можно кого-нибудь сожрать втихоря!       Поттс возмутилась, выкинув бровь вверх. Питер отрицательно помотал головой, точно не хотев никуда ехать с Броком.       — Нет, нет, нет, я лучше дома останусь. Тут как-то, — зевнул Паркер. — По-оспокойнее будет.       — А я выхожу на работу сегодня вечером, так что вряд ли я смогу проводить с тобой вечера, милый. — Пеппер посмотрела на Паркера и ожидала увидеть в нем какое-то разочарование, но увидела, что Питер активно пытался скрыть это разочарование улыбкой.       — Конечно! Я, я не буду-уу… — он огляделся. — Не буду крушить, громить, палить что-то, не беспокойся, дом будет в порядке, я присмотрю!       — Славно.       — Так! — Эдди подошел к Пеппер и поцеловал её руку, а Питера поцеловал в лоб, но не как родитель, а как, скорее, брат или дядя. — Мы уехали ку-у-у-утить! Башка, нас ждет такси и красивые дамочки.       После того, как Питер остался один, ему следовало обо всем ещё раз хорошенько подумать.       — Я ушла! Не скучай, там есть омлет на плите и маковые булочки. И никому не открывай!       — Ну, мисс Поттс, я ж не маленький!       — Ухожу!       И сидя на кухне, глядя на эти маковые булочки, его голову посещали разные идеи. К примеру, самая безумная из них — полетать между высокими зданиями Куинса и поглядеть на город, как в старые добрые. Но вокруг службы и полиция, которая в связи с законом «О благоустройстве» стала ездить всё чаще и чаще.       — А что мне делать без костюма-то. — вздохнул Пит, глядя на мягкую булку.       Раздался звонок в дверь. Он машинально поднялся, и хотев было закричать «Сейчас!» вспомнил слова Пеппер. И паучье чутьё вдруг несильно затрепетало где-то на подкорке. Питер затаил дыхание.       Ещё один звонок.       — Кого могло принести…       Он тихо и медленно подошел к двери, ступая по ковру, и приблизился к дверному глазку. Там стояла женщина, на которой были черные очки, на голове платок, и вся она выражала некую элегантность и мягкость. Питер вдруг засомневался, поскольку это просто женщина. Он открыл дверь.       — Хей! Пепс!       И Питер слишком поздно узнал кому принадлежит этот голос.       Резко сняв очки, женщина явила себя как Наташу Романофф, глаза которой изобразили непомерное удивление, нет, шок. Наташа уставилась на парня, который тоже теперь не знал куда себя деть и что вообще нужно изобразить в поведении давно умершего супергероя.       — Питер?!

***

      Наташа ходила несколько раз то в зад, то вперед по гостиной квартиры, и вовсе не знала как себя вести. Её тревожность оказалась отчего-то намного сильнее, чем тревожность самого Паркера.       — Почему ты не сказал, что жив?! — она остановилась и спросила, но вопрос её был наполнен всё тем же неверием.       Паркер поднял взгляд, полный несвойственной ему злобы и обиды. И произнес он тихо и «мило»: — А зачем?       Вкрадчиво произнес паучок. Он сидел, словно барин, спокойный и достаточно серьезный. Нет, ему было не всё равно, что так рано его обман прознали, ему просто уже ничего не оставалось. Что ему, вырубить Черную вдову? Замотать в паутину и пустить с крыши? Отобрать у нее средства сотовой связи и угрожать? Что, что ему остается? Не уж то душу ещё и открыть?       Наташа глядела на Питера и что-то внутри неё ломалось с таким треском и с таким крахом. Может, не вся её жизнь и перевернулась, но то, что сейчас она смотрела на живого Питера Паркера, того самого милого и забавного фаната-паучка, всё это не вмещалось в её кругозор. Ей не хватало деталей, не хватало объяснений, не хватало простой человеческой смелости спросить Питера о том, что произошло три года назад.       Она села рядом с ним и попыталась положить свою руку на его, но Питер одернулся и отвернулся. На душе у парня был ураган, настоящее цунами, которое не могли скрыть ни его собственноручно возведенные скалы, ни утешения. Рядом сидела эта женщина, из-за которой когда-то ему пришлось разделить себя и Нью-Йорк.       Наташа держалась честным воином, когда пыталась выразить своё недовольство по поводу всей ситуации. Но однако что-то внутри казалось ей неправильным, особенно после того видео, которое он записал на свой костюм. Она прокручивала в голове всё. От и до. Прокручивала сценарии, по которым мог жить Питер всё это время. Понимала ли она его? Понимала ли она то, с какой ему пришлось жить болью? Могла ли Черная вдова поставить себя на место подростка? Нет, не могла. И Питер это понимал, поэтому закусив палец, чувствовал себя еще более униженным.       — Слушай. — всё-таки решилась Романофф. — Я не представляю что могло случиться, чтобы ты оказался здесь. Если бы была моя воля, я бы правда помогла…       — Нет! — Питер озверел. Он вскочил с дивана и посмотрел на неё почти красными глазами. — Не я провозгласил себя мертвым. — его жвалки тряслись от злости, всё его нутро кричало о том, что он в глубочайшем смятении. Пусть он и говорил тихо. — Не я, Наташа.       Все знали как Питера, который очень часто пренебрегал уважительностью и воспитанностью. Он был слишком вежлив, слишком боялся кого-то когда-то задеть, боялся поставить себя на место, которое ему не дано, даже когда все знали, что Человек-паук достоин этого места больше, чем кто-либо другой. И сейчас парнишка настолько зол, что слеп в собственных привычках. Упаси господь, какая грядет перемена для Нью-Йорка, думается Наташе. Ведь именно такие, как Питер, в будущем становятся теми, кто будет вести настоящую войну, поскольку им причинили непомерную боль.       Наташа не знала, что теперь делать. Не знала, стоит ли оставить это всё так, как есть, или стоит сейчас же звонить Тони и рассказать ему обо всем. Она не знала какие проблемы может принеси восстание Паркера из мертвых сейчас, когда Мстители находятся и так на грани народного призрения из-за сложившихся обстоятельств в городе.       — Уходи. — горько произнес паучок.       Романофф поднялась и всё-таки решила для себя, что ей придется делать дальше. Она вышла из квартиры, не предприняв ни одной попытки получить объяснения. Питер был благодарен. Но вместе с этими эмоциями к нему пришел ответ на вопрос, который мучал его доселе:       — Не прощу.       И сожранная злость осталась без вреда имуществу мисс Поттс.

***

      Наташа Романофф была хитрой и всё, что было у нее на уме, всегда было на уме и у Фьюри. Питер помнил одноглазое лицо этого мужчины, помнил и Квентина Бека, помнил всех с кем когда-то сражался. Ему было безумно думать о том, что это всё может свалиться на него вновь, как снег на голову. Какую истину ему следует нести в этот мир? По какому пути идти снова? И ведь этот вновь начавшийся душевный кризис не входил в планы Человека-паука.       Как впрочем и то, что гуляя по вечернему Куинсу, он впервые заметил первый разгром и грабеж в магазине мистера Дельмара. Боги, коли вы смеетесь, то чтобы вас там прихватило!       — Вот черт. — выругался Питер.       Вбежав в уже горящее здание, он оценивал обстановку: сколько людей, есть ли хозяин, сколько преступников, не пострадала ли выручка, которой так дорожит мистер Дельмар. Но не успев даже подумать, со стороны окна в Питера врезается кто-то, на ком находится ужасная маска. При таких обстоятельствах она и правда ужасная. Нос Питера чует только едкий дым, который окутывает его легкие, и теперь — давление на грудь, а в пламени ему еле видится что может над головой заносить преступник. Да что там, трудно разве догадаться!       Паркер уворачивается из-под ножа и поднимается, выпускает паутину точно в грудь преступника, но тот оказывается простым человеком, а потому лишь выбрасывает его на улицу с ушибами.       — Мистер Дельмар! Кха-кха-кха. — Питер пробирается сквозь толщу дыма и видит лежащего в осколках от витрины мужчину, что уже наглотался угарного газа. — Хей! Мистер Дельмар! Не время падать!       Питер берет его на руки и, перепрыгивая через горящую витрину, вырывается в разбитое окно, где кладет мужчину прямо на асфальт. Питер в растерянности. В растерянности и народ, который собирался вокруг.       — Помогите ему! — кричал парень, отворачиваясь от камеры. — Скорее! Ему нужна скорая!       Паркер прятался от вспышек камер и натянул капюшон на голову, прикрыв лицо, но глазами всё ещё судорожно искал признаки жизни доброго дяденьки, сэндвичи которого дарили радость не одному только Человеку-пауку.       — Мистер Дельмар! Проснитесь! — ком из слез в горле застыл, и Питер наконец услышал звук сирен. Полиция и скорая. Пракер отошел к толпе, чтобы ненароком не навлечь на себя беду. Преступник, на котором уже сгорела вся паутина, слава богам, лежал на асфальте без сил.       Человек-паук испугался, что теперь его жизнь, как другого, спокойного человека, может быть кончена и впредь, пусть даже под другим именем, пусть даже Питер теперь и неизвестен Нью-Йорку, стоило ему засветиться в новостях, так он точно знал — быть беде. Поэтому с тяжелым сердцем, провожая скорую и мистера Дельмара, он шел от места происшествия всё дальше и дальше, куда могли унести его ноги. И на глазах его было бельмо из страха и предостережений Пеппер и Эдди, а также Наташа, что обличила его обман за последние годы.       Они узнали. Они узнали, думал Питер, они узнали все, что он жив, и что он опасен для них всех. Что он может причинить им непоправимый ущерб репутации, они знали, что Человеку-пауку дозволено больше, чем просто быть «милым забавным фанатом». Да, этого всего боится Наташа Романофф, именно этот страх в её душе засел глубоко, и именно этот страх гложет мистера Старка. Даже после стольких мучений Питера они не примут. Питер везде чужой, Питеру рады только там, где он спокоен, где он не отравлен этой высокой моралью, где он не слаб, а эгоистичен.       Что он сделает, когда увидит, что кто-то тонет в несправедливости?..       Питеру место было только в самом низу ада, где на его голову не покушались такие мысли. Питер был слабым, правда слабым, и сейчас Питер, сидя на холодном бетоне около мусорного бака, искренне плакал. Словно маленький, словно сейчас его должна была забрать тетя Мэй и сказать как всё-таки нужно было правильно поступить. Спасать себя или ближнего? Спасать тех, кого Питер любил, или себя? Кого впредь Питеру необходимо спасти?       — Да о каком спасении речь, если я даже тетю Мэй не сберег.       Всхлипы были не просто горькими. Всё то мнимое утешение, которым был напитан Питер, оно шло к черту. Он сидел на этой грязной земле и чувствовал, что прямо здесь свернется калачиком, и будет ждать, когда его вновь найдет Веном.       Что он сделает, когда увидит, что кто-то тонет в несправедливости?..       Не получилось у Питера кому-то причинить боль. Не получилось у него переступить через принципы. Не получилось у него вновь выбрать что-то в свою пользу, когда эта самая несправедливость настигла и его. Он вновь, поднявшись, словно Феникс из пепла, побрел в сторону дома.       Что он сделает, когда увидит, что он сам тонет в несправедливости?..