retrouvailles

      Наутро после ужина у соседей, который едва не перетёк в завтрак, Ярослава обнаруживает себя на диванчике в гостиной — удивительно, что ей вообще хватило сил на то, чтоб добраться до соседнего домика. После выматывающих танцев и долгих разговоров впору было уснуть прямо лицом в чужой пол, как это едва не сделал Сударь, но его растолкали и отправили в спальню. Все мышцы приятно и сладко тянет; прошедшие дни были наполнены слишком неспешными прогулками, поэтому теперь любая физическая активность мгновенно даёт о себе знать. Яся звучно зевает и встаёт с диванчика, чтоб пойти умыться. Дом снова погружен в звенящую тишину, хоть солнце и высоко — из гостей она ушла одной из первых, поэтому неудивительно, что остальные по-прежнему спят. Ярославе нравится, что даже в большой компании она может побыть одна хотя бы по утрам, иначе социальная батарейка давно бы села.       На ярко-голубом небе не виднеется ни одного облачка, Ярослава как ребёнок радуется солнечному дню, пусть смотреть в окно без преувеличений больно. Блестящий снег отражает лучи солнца, и глаза режет от яркости, но отрываться не хочется. Пусть исследования трубят, что погода и настроение не связаны, Яся готова драться на мечах, чтоб доказать обратное.       Книга, взятая с собой среди кучи вещей, идёт с трудом, строчки перед глазами пляшут и играют в чехарду, солнце отвлекает — чтение приходится отложить до лучших времён и заняться прекрасным ничем. Ярослава долго вздыхает у холодильника, где нет ничего сладкого к чаю. Девушка вынуждена подняться с нагретого места и пойти по коридору с выключенным светом на ощупь в поисках одежды для похода в магазин — это уже не похоже на «ничего», это дело, и лицо Яси само по себе воплощает грустный смайлик. Пока девушка выбирает между двумя практически одинаковыми свитерами, в дверь тихонько стучат.       — Кто там? — спрашивает девушка, не обнаружив глазка на светлом дереве двери.       — Дима, — отвечает весьма бодрый голос.       Ярослава открывает дверь и, практически сразу, руки для объятий — Масленников с радостью отвечает и греет замёрзший нос о кожу девушки, ледяные ладони прижимает к её спине. Яся морщится от неприятного холода, но терпит со снисходительной ухмылкой, пока Масленников не отойдёт сам. Когда он отстраняется, девушка деловито отряхивает чужую шапку от крупных снежинок.       — Чего-то хотел или просто так пришёл? Ребята ещё спят, — в качестве подтверждения своих слов девушка отходит вглубь домика, чтоб Дима смог зайти тоже и убедиться — пусто. Масленников мотает головой и немного нервно мнёт ручки пластикового пакета.       — Да я… Блин, глупо вышло, я пошёл в магазин утром, задумался и по привычке купил твои любимые сырки. На, — парень протягивает пакет с неловкой улыбкой, в которой виднеется «прости, я не хотел, оно само».       — С варёной сгущёнкой? — с детским восхищением спрашивает Яся и тут же вскрывает одну из упаковок. На кухне остывает чай, но возвращаться за ним неохота.       — С варёной сгущёнкой, — подтверждает Дима со вздохом. — А Поля кокосовые любит, — добавляет Масленников совсем тихо, но не даёт возможности переспросить и встряхивается. — Вечером праздник в честь дня рождения курорта, вы пойдёте?       — Конечно, — с энтузиазмом и набитым ртом отвечает Яся. Дима умилённо лыбится. — Можем вместе пойти. В смысле все вместе, — тут же исправляется Ярослава. — Встретимся у беседки и пойдём.       — Тогда до вечера? — с проблеском надежды в голосе спрашивает Дима. Яся мягко кивает и вновь приподнимается на носочки, чтоб обнять Масленникова. Сейчас, без взгляда Полины, можно ведь: никто не будет ревновать. Заставить себя не лезть обниматься при каждой возможности не получается, Ярослава почти не корит себя.       Каждое объятие будто подключает девушку к огромной электростанции, генерирующей радость. Приятное, нежащее тепло разливается по всему телу, до самых кончиков пальцев, вынуждая мечтательно улыбаться и вздыхать. Ярослава помнит, что несколько лет назад было так же, все болезни и невзгоды можно было лечить одними объятиями; ничего не изменилось настолько, что даже подумать страшно. Вряд ли это привычка или «мышечная память» — сердце вряд ли бы помнило всё так долго.       Ярослава думает, что могла бы запросто влюбиться в Диму заново. Несмотря на то, что сейчас их общение скорее неловкое, чем тёплое, как было прежде, он всё равно вызывает весьма определённые тёплые чувства. Становится волнительно, потому что теперь — нельзя; время их любви давно прошло и стало приятным воспоминанием. Просыпается Саша, и Яся отвлекается от волнующих размышлений на обычную болтовню про погоду и прошедший вечер у соседей. Снова становится спокойно, как и должно быть.

***

      Когда все жители горнолыжного курорта умело распределены по домикам и гостиничным номерам, невозможно даже на долю предположить, насколько их много. Теперь сотни людей муравьями стекаются к центральной площади, где установлена немного кривая сцена с вырвиглазным задником; компании Ярославы и Димы тоже подходят к этому месту и с любопытством озираются, стараясь не расцеплять цепочку из сплетённых пальцев — в таком месиве из разномастного народа ничего не стоит потеряться. По площади разбросаны палатки с напитками и едой, как на новогодней ярмарке, голос из громкоговорителя приглашает всех желающих присоединиться к празднику, яркие гирлянды мягко мерцают на фоне чёрного зимнего неба — солнце давно зашло.       Яся легко смеётся чьей-то шутке, прячет замёрзшие руки в карманы длинного утеплённого пальто и прислушивается к разговорам друзей. Происходящее почему-то напоминает ей посвящение в студенты, которое проходило с такой же кособокой сценой и нелепым гимном на фоне, и настроение было тогда аналогичное — предвкушающее, восторженное. Тогда, правда, у них в термосе вместо чая был коньячок, разделённый на всех, а теперь все эмоции совершенно искренние.       Неподалёку прогуливается пара с золотистым ретривером, и Ярослава бросает своих друзей, чтоб броситься на собаку. Жизнь в другой стране не позволяет заводить питомцев, потому что нет никакой уверенности в послезавтрашем дне. В завтрашнем есть, а дальше — пустота и неизвестность. Теперь по возвращении в Москву Яся обещает себе задуматься над собакой, но пока на её коленях стоит передними лапами восторженный пёс и подставляет уши, чтоб почесали. Хозяева улыбаются немного устало; наверняка такую красивую собаку просят погладить сто раз в день, и это их утомляет. Ясе совсем не стыдно, потому что пёсель лижет её щёку и виляет хвостом, пока его не тянут за поводок со скомканными извинениями.       Дима держится на расстоянии, выглядит потерянным и растроенным: Ярослава с добрых полчаса борется с собой, но в итоге всё же подходит, чтоб поинтересоваться, что случилось. Масленников с ходу жалуется на внезапную простуду Поли, из-за которой та целый день не вылезала из постели и отказалась приходить на праздник. Дима говорит, что чувствует себя не в своей тарелке, но не уточняет, почему. Яся не давит и просто предлагает держаться рядышком, чтоб было спокойнее. Тихое «спасибо» утопает в первом взрыве аплодисментов и одобрительных выкриков: на сцену выходит ведущий вечера.       Ярослава понимает, что начинается настоящая зимняя вакханалия, когда ведущий объявляет первый конкурс, и все её друзья наперегонки бегут к сцене, чтоб поучаствовать. Девушка думает, что это тупо, но весело, поэтому припускает следом и взбегает по ступенькам настолько быстро, насколько вообще может человек. Ей ужасно неловко оказаться на одной сцене с пятилетками, но азарт и возможность выиграть приз побеждают. Остаётся победить её команде, потому что на одном энтузиазме далеко не уедешь.       Они предлагают дурацкие рифмы, угадывают названия фильмов по смайликам и сражаются в снежной битве — для этого организаторы даже построили настоящие укрытия и подготовили несчетные запасы снежков. Ребятам весело до хрипоты, до детского повизгивания, и Яся чувствует себя десятилетним ребёнком — тогда она ходила с бабушкой на праздник в честь Пасхи и рисовала зайца на скорость, чтоб выиграть кулич с глазурью — настоящая роскошь. Конкурсы тогда были менее масштабные, но настолько же впечатляющие, и победить хотелось не меньше. Ведущий в костюме скомороха тогда объявил дополнительный раунд и сказал нарисовать красивое яйцо, а Ясе послышалось «лицо», и она замучила несчастного парнишку вопросом: «А можно Ваше?». Он почему-то отказывался.       Когда в лёгких начинает печь от смеха и мороза, команда ребят берёт перерыв и даёт возможность остальным поучаствовать в конкурсах. Ярослава рассматривает с друзьями немногочисленные призы — купоны на следующее посещение горнолыжного курорта, брендированные термо-кружки и вязаные шарфы. Они решают подзарядиться горячим шоколадом и отстаивают долгую очередь к фургончику, где бедный продавец уже не первый час буквально зашивается. Зато даже брутальные мужчины отходят от кассы довольные, со стаканчиками, над которыми возвышаются горы зефирок.       После уничтожения сладких запасов компания, не сговариваясь, потихоньку разбредается кто куда — одни идут к выставке ледяных скульптур, другие решают вернуться в дом, а третьи просто падают мешками костей на лавочки и отказываются вставать до завтра. Ярослава изучает афишу мероприятия и подмечает, что через полчаса начнётся фейерверк — она ещё не настолько стара, чтоб пропускать всё веселье (настолько, но она никому никогда в этом не признается).       — Пойдём места занимать, там салют будет, — Дима будто читает мысли или прослеживает направление взгляда, берёт Ясю за холодную ладонь и тянет в сторону моста.       Наверняка маленький мостик с коваными перилами будет до отказа забит туристами, жадными до впечатлений, но пока там никого нет, и Дима с Ясей радостно устраиваются прямо по центру. По обледенелой речушке в свете жёлтых гирлянд катаются на коньках дети, усталые родители сидят на качелях на бережке и приглядывают за отпрысками. Ярослава наблюдает за этим всем с высоты моста и улыбается. Ощущение беспросветного счастья не покидает ни на минуту; чувство, будто здесь сбывается самая заветная мечта: зимняя сказка с яркими огнями, чужая тёплая рука в собственном карманее пальто, привкус горячего шоколада на губах и не стихающая внутри радость.       Яся смотрит на Димин профиль, когда мост заполняется зеваками, Яся смотрит Диме в глаза, когда мелькает первый яркий всполох фейерверка. Ярко-красный вырисовывает острые черты лица Масленникова, будто умелый скульптор высекает их из камня. Ярослава любуется, не в силах оторваться: ни один салют планеты не может сравниться с ясными огоньками в родных глазах. Дима улыбается, сплетая свои пальцы с пальцами девушки, улыбается до ямочек и морщинок у глаз — у Яси разрывается от нежности сердце. Сейчас Масленников такой родной и незнакомый одновременно, хочется заново изучить все его привычки, стать частью его личной Вселенной, не отпускать.       Неизвестно, кто тянется за поцелуем первым; как будто они одновременно делают полшага вперёд и встречаются губами. Ярослава едва не скулит от мягкости каждого касания, тает забытым на столе кубиком льда — пусть вокруг и мороз. По ушам бьют залпы фейерверков, но вместо них Яся слышит чужое дыхание, сбивчивое, заполошное. Дима держит лицо девушки в своих ладонях, согревая теплом, гладит кожу и спускается к укрытой шарфом шее кончиками пальцев. Яся отчаянно цепляется за чужую куртку и надеется обнаружить в своих ладонях маховик времени, чтоб целую вечность отматывать к началу этого поцелуя и проживать его вновь и вновь.       Дима отстраняется, поцеловав Ясю в кончик носа напоследок, и отчаянно жмурится спустя несколько секунд горького осознания случившегося:       — Мы, кажется, сделали большую глупость, — Ярослава не отрицает и не соглашается. Ей этот поцелуй был нужен больше воздуха, и она физически не может хотя бы заставить себя сожалеть.       — Когда расстались, — тихонько заключает Яся и пытается отойти, но скопившаяся толпа всё ещё не рассосалась — приходится жаться друг к другу и прятать глаза.       — Малышка, — по дрогнувшему голосу Димы понятно, насколько ему больно. Ярослава хочет забрать себе всю боль и растворить её в темноте этой ночи, но не может.       — Извини, — Ярослава пожимает плечами и старается хоть немного отстраниться в давке. Когда залпы стихают вместе с щелчками затворов чужих камер, толпа разбредается; девушка с облегчением вздыхает и отходит на достаточное расстояние.       Мероприятие заканчивается вручением главного приза и музыкальным выступлением, но Ярославе присутствовать на празднике жизни не особо хочется — она бредёт к домику, по пути присоединяясь к Эмилю. Тот раскрасневшийся и счастливый, показывает фотографии фейерверка с почти севшего телефона. Яся кивает невпопад и отказывается от приглашения на чай.

***

      В доме шумно, друзья, пришедшие раньше и взведённые всеобщим восторгом, раскладывают еду и достают бокалы. Яся старается аккуратно отмазаться, выслушивает чужие негодования и наконец заходит в свою относительно тихую комнату. Окна зашторены, и приятный полумрак разгружает голову. Когда телефон гудит первым звонком, Ярослава трёт мокрые волосы полотенцем и безучастно смотрит какое-то реалити по небольшому телевизору. На второй звонок приходится ответить, и девушка искренне надеется, что никто из друзей не решил всё-таки заставить её спуститься.       На экране неизвестный номер.       — Ясь, это Дима. Зайди к нам, пожалуйста, это важно.       У Ярославы внутри всё тихонько опускается. Ей бесконечно не хочется выяснять отношения, больше не хочется извиняться за то, за что ничуть не стыдно. Яся никогда не хотела становиться разлучницей и причиной конфликтов, но Яся всем существом с первого дня тянулась к Диме — это попросту не лечится. Так вышло, больше сказать нечего. Наспех спрятав мокрые волосы под ворот свитера, Яся покидает дом.       В домике у соседей гораздо тише, ребята наверняка устали, поэтому некоторые сидят перед телевизором в гостиной, а остальных не видно — либо спят, либо готовятся ко сну. Ярослава здоровается с теми, кого ещё не видела, и ищет взглядом Диму.       — Диман на втором, — подсказывает Сударь, не отрываясь от «Поля чудес» — потрясающий выбор для человека, который буквально вчера доказывал, что он молод духом и телом.       — Спасибо.       Пусть их дома практически одинаковые, Ярославе интересно наблюдать за тем, как организовано пространство, из-за приоткрытых дверей кое-где виднеется жуткий бардак, а кто-то будто даже покрывало не расправлял. Из «комнатки искренности» (Ясе это название тоже понравилось) доносятся всхлипы, и девушка молится всем богам, чтоб ей было не туда. Дверь приоткрывается, и оттуда выглядывает Дима.       Бля. Значит, туда.       — Заходи, — тихо говорит Масленников и буквально заталкивает Ясю внутрь, чтоб никто, видимо, ничего не подслушал и не заметил.       Ярослава спотыкается о брошенный у порога тапок и едва не пропахивает носом ковёр, но Дима её ловит и сажает на кровать напротив плачущей Полины. Если Яся раньше думала, что в её жизни было что-то неловкое, то это не идёт ни в какое сравнение с происходящим сейчас. Она не представляет, что делать, поэтому лишь вытаскивает сырые волосы из-под ворота и старается распутать пальцами. Ждёт, что Дима скажет что-нибудь первым.       — Сколько времени впустую потрачено, — всхлипывает Поля. Масленников вздыхает и устало трёт лицо руками. — Дим, выйди, а?       — Что?       — Говорю, уйди, чаю хоть сделай. Минут пятнадцать без тебя проживём, — строго произносит Полина и указывает на дверь. Дима пожимает плечами и покидает комнату, озираясь на девушек. Ярославе становится ещё хуже, чем было до этого — теперь они остались наедине, и Полина с ней подерётся. Или нет, обольёт кислотой. Или обвинит во всех смертных грехах. Или, что самое ужасное, будет плакаться ей в плечо — Ярослава такое ненавидит, потому что совершенно не умеет успокаивать, тем более чужих малознакомых людей.       — Э-э, что случилось? — Яся решает начать сама, потому что Полина продолжает хныкать и явно не планирует разговаривать.       — Вы с Димой друг другу кто?       — Очень давние бывшие, — честно отвечает Ярослава, стараясь не смотреть на раскрасневшееся лицо девушки и слипшиеся от слёз ресницы. — Почему ты плачешь?       Можно сразу спросить о поцелуе с Димой, — вдруг Полина в курсе, — но если он пытался этот факт утаить, получится совсем неловко, после такого только вешаться прямо посреди этой комнаты на собственных трусах — лифчика на Ясе нет. Хотя можно и на джинсах, но их она у подружки взяла поносить, будет некрасиво.       — Да блядь, — Поля собирается, глубоко дышит и вытирает лицо, будто сама злится на себя за проявление чувств. — Ты знаешь, как он на тебя смотрит?       Это льстит, конечно — смотрит наверняка как-то по-особенному, но на глазах собственной девушки — это уже не льстит, это сериал на «Домашнем».       — Могу представить, — юлит Яся.       — Он на меня никогда, даже при знакомстве, так не смотрел. Это обидно.       — Понимаю, — это пиздёж чистой воды, если Ярослава не чувствовала себя самой лучшей и желанной в отношениях, сразу сбегала. Наверное, было бы уместно попытаться прикоснуться к Поле, но Яся эти жалкие попытки в утешение терпеть не может, аж противно.       — Ничё ты не понимаешь, — Полина шмыгает носом и остервенело скидывает с себя клетчатый плед. — Я вообще не про то. Короче, у вас сейчас что-то есть? Было? Может быть?       — Э-э-э, ну… Вы встречаетесь, поэтому нет, — дайте Оскар этой богине, лжёт и не краснеет. Полина насмешливо поднимает бровь и хмыкает.       — Ладно, тебя Боженька за пиздёж накажет, — девушка не выглядит оскорблённой и удивлённой.       — А тебя за матюки, — ответно огрызается Яся, но не обижается совсем — Бога всё равно нет.       — Короче, мне неинтересно быть «временной», я не собираюсь быть не самой лучшей и не самой любимой, — Ярослава заторможенно кивает в ответ — такое она одобряет, но пока не понимает, к чему клонит Полина. — Плакала, потому что за проёбанное время обидно. Встречаться с кем-то в двадцать шесть, чтоб просто повстречаться, это хуйня.       — Я думала тебе лет двадцать, — ляпает зачем-то Ярослава.       — Предположим, что это комплимент. Если у тебя будут возможности и желание, все дела, великодушно отдаю тебе Масленникова, счастья вам, здоровья, чтоб бесы не дёргали. В смысле я хочу с ним расстаться, но не хочу, чтоб ты думала, что ты виновата. Ты, конечно, виновата, но по-хорошему — у меня глаза открылись.       — Э-э… Ты внатуре веришь в бога? — пожелание про бесов впечатляет девушку до глубины души.       — Если бы верила, ты бы сейчас оскорбила мои чувства, — фыркает Полина. — Больше тебе нечего сказать?       — Ну, ты… Блядь, вообще нечего, — признаётся Яся. Поля смеётся — какая быстрая смена эмоций, вот кому нужен Оскар.       Дима стоит в дверях с подносом — откуда у него поднос? — с чашками и глупо хлопает глазами, видя, как Полина хохочет.       — Ты двадцать минут назад плакала, — без вопросительной интонации произносит Масленников и ставит поднос на маленький столик. Яся хмыкает и берёт чашку, почти залпом осушая — надеется, что чай какой-нибудь успокаивающий. Либо из чего-нибудь запрещённого, тогда всё произошедшее можно будет списать на изменённое состояние сознания. Иначе объяснить поведение Поли и вообще всё, что творится, не получится.       — Дим, хочешь, расстанемся? — Дима зависает окончательно и замирает на полпути к своей чашке. — Неправильно сформулировалась, вопроса быть не должно. Дим, давай расстанемся.       — Э.       — Вы оба такие многословные, просто пиздец. Одного поля ягоды, что называется. Ладно, оставляю вас наедине, там «Поле чудес» ещё не кончилось, — Полина упархивает бабочкой из комнаты в тишине, только у Димы нос посвистывает.       — И что ты ей сказала?.. — оживает Масленников, наконец выпрямляясь. Чай взять не решается — так и облиться недолго. Яся оскорблённо вскидывается:       — Я? Вообще ничего! Ты сам меня позвал!       — Она плакала! — беспомощно возмущается парень. — Я думал, ей кто-то сказал из ребят после салюта.       — И решил устроить очную ставку, молодец. Поля не дура, я думаю, она и так догадалась, либо не стала сдавать информатора. Она сама всё решила, я не имею к этому отношения.       — Боишься взять на себя ответственность за уже второе моё расставание? — Дима хмыкает и откидывается на спину, пялясь в потолок.       — А чё второе-то? — не может срастить девушка, старательно хмурит брови и смотрит на распластавшегося по покрывалу Масленникова.       — Первое — с тобой.       — Дим, иди к чёрту, — говорит Яся с улыбкой и плюхается тоже. — Я правда ничего не говорила, фразы две только родила за весь разговор.       — Не в твоём стиле, согласен. Оправдана, — Масленников уже откровенно смеётся, и Ярослава хочет надуться, но от пережитого стресса тоже заливается смехом. — И что теперь? — спрашивает Дима спустя несколько минут.       Ярослава противится мыслям, которые тут же заполняют голову, и отрицает то, что это какой-то метафоричный «зелёный свет» — всё происходящее слишком неправильно, неестественно, стремительно. И хочется, и колется, как говорится, и матушка не велит.       — В душе не ебу, — отвечает Яся. Дима тянется обнять девушку, но она отстраняется с недовольным пыхтением. — Отстань.       — Пару часов назад ты была сговорчивее, — бурчит Масленников, но понятливо отодвигается и кладёт между ними рулет из пледа. Ярослава оставляет реплику без комментариев, но запоминает для записнушки обид. — Ладно, иди тогда к себе. Завтра поговорим на эту тему.       Яся не спорит и через пять минут уже открывает дверь в свой домик, чтоб с пустой головой нырнуть в шумный ужин под вино — вот теперь оно необходимо.