ESCADA

Сонхва понятия не имеет, почему он торопится домой. То ли чувство колоссальной уязвимости подстегивает скорее оказаться в родных стенах, то ли весь произошедший за сегодня сюр. Разум до сих пор отказывается воспринимать факт смерти и того, что сегодня было. Кажется, будто это всё слишком правдоподобный дурной сон, не более. Небо над столицей неторопливо роняет крупные хлопья снега в безветренную погоду, и даже дорога до дома кажется неестественной и ненастоящей. Слишком тихо. Будто никого нет в целом квартале. В большинстве домов уже не горит свет, и в особняке генерала в том числе. Поэтому, наверное, Пак не с самого начала замечает молчаливых постовых сразу после поворота к нужному кварталу и у дверей собственного дома. Повсюду оцепление. Сонхва выдыхает, видя на солдатах шевроны из собственной части. Свои. Возможно, в иных обстоятельствах Пак и подумал бы, что не иметь физического тела очень удобно, ведь можно без лишних нервов пройти мимо множества людей в любую точку и остаться незамеченным. Жаль только, что никто и никогда уже не заметит генерала. И с этой мыслью Сонхва стопорится сразу после входа в дом. Темнота встречает тишиной, и Пак судорожно выдыхает. Тяжело настолько, что дыхание спирает. Призрачное бессмысленнное дыхание — привычка утраченной жизни. Сонхва нерешительно ступает вперед, совсем медленно направляясь через все комнаты в сад. Там тоже, наверное, военные? Хорошо, что их нет в самом доме — здесь им не место. Но почему они вообще пришли? Для чего оцепление? Чтобы никто ничего не тронул? Вполне вероятно, хоть Пак и ни о чем не переживал — он уже сжёг все «опасные» вещи. Впрочем, это уже не сильно беспокоит Сонхва. Хочется лишь посмотреть на свой заснеженный сад, вот и все. Пак приобрел этот дом весной, и очень сильно постарался, чтобы к осени увидеть множество цветущих розовых кустов. Это было маленькой мечтой Сонхва, и он был уверен, что зимой красоту белых бутонов заменит снег, поэтому… Генерал замирает едва ли войдя на кухню. Сердце разрывается второй раз за день, а все мысли и эмоции, подобно хрусталю, бесшумно разбиваются. Ёсан сидит у двери, прислонившись к ней спиной. Весь в засохшей крови и с пустым неморгающим взглядом. Лишь дорожки от слез немного очистили щеки. Но очистили ли? Ничего, кроме боли и подступающему к горлу нервному кому. Ни единой мысли. Только открытые переломы кровоточащей души, которой никто не поможет. Что у одного, что у другого. Ёсану плохо? Он скучает? Он разбит смертью своего генерала? Разве? Пак не задумывался о том, как к нему относится Ёсан, пусть тот однажды и заявил свои права на генерала. Он просто был ужасно рад любому вниманию с его стороны, а каждая улыбка или поцелуй заставляли душу цвести. Сонхва не ожидал от Кана этого всего, потому что не заслуживал. Он даже не думал, что по нему в случае чего будут тосковать. Он знал, что на признание в чувствах Ёсан ни в коем случае не ответит взаимностью. Так оно и случилось. Сонхва всегда прекрасно осознавал свое преступление перед Ёсаном. В полной мере. Звезды в небе, при абсолютном нуле, сияют ледяным светом. Они вдохновляют, ловят восторженные взгляды, влюбляют в себя, заставляют мечтать. Но разве может звезда полюбить в ответ? Особенно та, которую насильно сорвали с небосвода. Как бы ни было странно, но Пак на это никогда не рассчитывал. И тем не менее, как только звезда выпала из охладевших рук — все услышали звон осколков. Нет. Боже, нет. Сонхва бы сейчас всё отдал чтобы быть услышанным, и непременно попросил бы забыть его, как страшный сон. Забыть и вернуться на небо, сиять и дальше ярче квазаров, продолжать быть холодной отрешенной мечтой. Разве Ёсан не делал все, что делал, ради себя и своего удовольствия? Разве… — У тебя довольно мило, — Джунхи осматривается, словно не замечая сцены, которой в древности бы обязательно посвятили картину. — Это плитка из Мадрида? Пак медленно оборачивается к генералу, что рассматривает фартук кухни, и задумывается о том, чтобы убить еще раз. В каждом вдохе обида, судорожная боль и отрицание. В каждом выдохе — ярость и желание ее выместить. — Как ты посмел прийти в мой дом? Как у тебя хватило наглости?! — Сонхва настолько хочется кричать, что он говорит едва ли не шепотом. — Нет, ну а что? Раз уж я мертв, то могу гулять, где вздумается. — Хорошо, что я тебя убил. Я очень рад, — Пак расплывается в слабой ядовитой улыбке и прикрывает глаза рукой. — Потому что сейчас, будь ты жив, я бы искал способ это исправить. — О, — Джунхи беззлобно смеется и пожимает плечами. — Думаешь, я бы дожил до вечера? Я осознавал, что подписывая приговор тебе, — Пак переводит взгляд на Ёсана. Всего в чужой крови. — Я подписываю его и себе. Пусть это и не моя воля. Пусть я лишь назначал исполнителей. — Этого достаточно. Всегда можно ослушаться приказа, даже не заикайся о том, что ты не мог ничего изменить. — Я и не отрицаю этого, — Джунхи сцепляет руки за спиной в замок и устремляет взгляд в окно на сад. — Я верен Тэхёну лишь потому, что он верен мне. Пусть он давно и не тот, кому я отдавал присягу. Пойдем, поговорим? Джунхи не дожидается ответа, проходя вперед, к спящим цветам. Пусть во внутреннем дворе и много военных, что своим присутствием разрушают все спокойствие и атмосферу зимнего сада, но он все же умудряется оставаться прекрасным и утонченным. Джунхи слабо усмехается, думая про себя, что Сонхва конченый романтик. — Ну и? — у Сонхва нет настроения говорить. Вообще что-либо делать. Исчезнуть бы. — Ты неприятен мне, но я до последнего оттягивал твою смерть. Ты же знаешь, что Тэхен давно искал причины убрать тебя? Он не доверял тебе. Поэтому когда мне отдали приказ убрать тебя и Рюсана, несмотря на все мои аргументы, поменять решение не удалось. И пусть. Ты в моих глазах не заслужил спасения. Ты мне противен. Но скажи спасибо, что я отправил за вами обычного снайпера и перестань злиться. Ты полез в политику и был неосторожен. Очень неосторожен. Я знал о многих твоих делах, и твой век закончился бы намного раньше, если бы мне этого захотелось. — То же самое могу сказать и о тебе. Единственная причина, по которой я тебя не убрал раньше — Джонхан, просивший этого не делать. — Вот как? — Джунхи словно оживляется, оборачиваясь. — Разве он не желал мне смерти? — Нет. Хотя ты мне, как кость в горле. Зря я не убрал тебя раньше. — Что лично тебе я сделал, что ты так зол не меня? — Пак не может сдержать злорадного смеха, продолжая гулять по заснеженному саду своего врага в его же компании. — Ты же понимаешь, что не будь меня, приказ бы все равно попал к исполнителю? — Понимаю. Лично мне ты ничего почти не сделал, но я потратил колоссальное количество сил на то, чтобы спасти Джонхана от состояния, в которое ты его вогнал. — Я? — Джунхи останавливается и дожидается, пока это же сделает Пак. — И ты поверил ему? — Он не лгал. — Он самый искусный лжец на свете, очень опрометчиво беспрекословно… — Заткнись. Не вздумай. Не смей. Вот просто не смей говорить о нем плохо. Я разорву тебе горло за него, и не… — Это факты, а не оскорбления, — равнодушно перебивает Джунхи. — Я понимаю тебя как никто, он и правда пленяет, но просто представь: ты живешь, работаешь себе, тонешь в делах. Твоя жизнь — дом, да военная часть. Потом твою жизнь переворачивает война, и ты работаешь в разы больше. Затем в твоей жизни появляется любимый человек, которому ты готов отдать вообще всё. И себя, и свои деньги, и свое время. Ты влюбляешься настолько, что сносит крышу. А у него просто сносит крышу, не от любви, а от войны. И он не хочет принимать ни помощь, ни поддержку, ни говорит, что для него сделать. А ещё он боится ответственности и когда ты ему говоришь, мол, давай пошлем эту войну к черту и вместе уедем куда подальше, он отказывается. Из раза в раз, продолжая делать то, что приносит ему страдания. Затем он исчезает на несколько недель, и когда ты уже сходишь с ума от мысли, что потерял его и не уберег, он объявляется в компании своего нового объекта обожания. Ты узнаешь, что он тебе изменяет и делает что угодно, лишь бы избегать тебя. А потом ты два года наблюдаешь комедию, как он отдает всего себя этому своему объекту обожания и проводит его по карьерной лестнице методами, которыми пользовался ты. И про которые ты когда-то рассказывал. Ты просто смотришь, как он пользуется твоими знаниями и опытом для своего любовника, при этом обвиняя тебя во всех грехах. Представил? Вкусно? А мне и представлять не надо. Нет, конечно, не касайся дело Джонхана, Сонхва бы даже посочувствовал, но не в этот раз. Само собой, он прекрасно понимает, что на состояние Джонхана в первую очередь повлияла война, и что Джунхи мог просто не вовремя с ним сойтись, став триггером. Когда Сонхва нашел Джонхана, он был невменяем, и его психика запросто могла отвалиться на любой сфере жизни. Это правда. Но нет той истины, которая заставит его уйти со стороны своей звезды. — Не знал многих подробностей, однако не уверен, что тебе стоит их рассказывать. Я предан ему, и это не изменить, что бы он ни сделал и кем бы он ни был. — Я знаю, ты слишком тупой и упертый, чтобы меняться. — Кто бы говорил. — Но я дал тебе пищу для размышлений, и ты подумаешь над моими словами. Я устал от агрессии в свою сторону, и если мне придётся развлекаться в этом чистилище еще долго, то будь добр, не еби мне мозг. — Агрессия порождает агрессию, — Сонхва лишь хмыкает и скрещивает руки на груди, продолжая идти за Джунхи. — Ты столкнулся с тем, что посеял. — Я не трогал тебя до сегодняшнего дня. — И все же, ты убил меня. — Как и ты меня, — пожимает плечами Джунхи, бросая это для равновесия. Он не злится. Он был готов к смерти. И ничего не потерял. — У тебя нет права упрекать меня в собственной смерти. Мы в расчете. В остальном — отъебись от меня. — Я от тебя?! — моментально вскипает Пак. — Это ты приперся в мой дом. А Ёсан?! Ты видел, в каком он состоянии?! Ты виновен, и я… — Это ТЫ виновен, — Джунхи резко оборачивается, заставляя Сонхва остановиться. Его глаза вспыхивают агрессией, и он срывается на младшего.— Тебе двадцать четыре, ему двадцать один. Вам, дуракам, жить, да жить. Любить, смеяться, ругаться, пить, да все делать в конце концов! И что ТЫ, еблан, сделал?! Полез в ебаную политику, и еще и его подставил. Ты, блять, чем думал, когда хамил Тэхену?! Чем ты думал, когда ступая на свой ебанутый путь, затащил его к себе в постель?! Чем?! Явно не головой. И приказ, по итогу, отдали на вас двоих. Неужели это неочевидно?! Блять, да я Джонхану не позволял к себе приближаться на людях, потому что если бы пришли за мной, он тоже мог бы стать мишенью. Сука, ну почему ты такой тупой, ты же вроде умеешь думать?! Твои погоны смогли бы вывезти из страны и тебя, и его, и твоего ебучего Джонхана, и все его бабки, и всех его ебырей. И что ты выбрал? Амбиции? Ты серьезно обвиняешь меня, когда в сломанной судьбе Рюсана виновен только ты? Сонхва давно отвел взгляд от Джунхи, что высказывая свои мысли, напоминал мечущегося в клетке зверя. Грозно рычит от злости и безысходности без возможности что-то изменить. Пак касается кончиками пальцев замерзший высохший бутон, и с того слетают снежинки. — Его судьба не сломана, — Сонхва говорит совсем тихо. Тяжело спорить со словами Джунхи. Та самая правда, от которой отпираться — врать себе же. — Ему не нужен я, чтобы быть сильным. Он справится без меня. Я позаботился о том, чтобы его поддержали, и заняв пост генерала, уверен, Ёсан сможет им воспользоваться. Он океан — и он не убежит от своего величия и сияния. — Ёбнутый мудак, — Джунхи злит то спокойствие, с которым всё это ему говорит Сонхва. Но в ярость генерала приводит то, что у младшего Пака было всё, чтобы жить счастливо. Всё, что не смог сохранить и утратил Джунхи. — Ты просрал всё настолько бездарно, что зла на тебя не хватает. — Зато я ни о чем не жалею. Джунхи недовольно фыркает и вскидывает руками. Подбоченившись, Пак начинает ходить взад-вперед за спиной невозмутимого Сонхва, пытаясь хоть немного успокоить агрессию. Снег продолжает выбеливать Сад, что хотя бы в таком виде рад показаться хозяину. Розы, подобно нимфам, тоскливо и тревожно выглядывают из-под своих холодных одеял. Старые деревья, пережившие всех своих хозяев, молчаливо дремлют и не разделяют трагедии молодых кустов. Один из сержантов спешно выныривает из-за дома, быстрым шагом направляясь к капитану. — Товарищ капитан, — тот отдает честь, и офицер тут же бросает «вольно». — Господин Юн передал, что держать оцепление и никого не впускать до его приказа. Также господин Юн сообщил, что завтра похороны генералов, и в это время нужно будет внимательнее следить за особняком. Он предполагает, что в часы процессии могут попытаться устроить обыск, потому что все будут там. — Вас понял, спасибо, — кивает капитан, возвращаясь к еле слышному диалогу с другим рядовым. — Если меня еще и похоронят рядом с тобой, это будет пиком комедии, — Джунхи угрюмо усмехается и уставши трет пальцами переносицу. — Иронично, правда? — Сонхва же вообще все равно, что случится с его телом.