Ангельские силки

— Кажется, я запретил тебе появляться в моих покоях после полуночи, — Оби-Ван укоризненно смотрел на своего нерадивого охранника поверх очков-половинок. Он листал что-то на голографическом планшете. Энакин растерял все слова, пронзенный насквозь увиденным. Уютно взъерошенные волосы и борода Оби-Вана теплым золотом полыхали в отблесках пламени камина. Струящийся, полупрозрачный халат вуалью окутал его стройные ноги, прикрывая только самое сокровенное. Серебристая цепочка протянулась от очков к открытой шее, едва касаясь блестящих от испарины ключиц — несмотря на лето, в покоях было щедро натоплено. Скайуокер сглотнул, тщетно стараясь сохранить остатки невозмутимости. — Сдается мне, господин, что вас нужно защищать не только от внешних врагов, но и от внутренних. — Да? И как ты собираешься это устроить? — прохладно поинтересовался Оби-Ван, откладывая планшет в сторону и снимая очки. Энакин вытащил руки из-за спины, демонстрируя Кеноби скомканные подушку и одеяло: — Если позволите, я буду охранять ваш покой прямо здесь. Ни один плохой сон не подберется к вам без моего разрешения. Оби-Ван прикрыл глаза ладонью, чуть театрально вздыхая: — Откровенно говоря, я устал сопротивляться твоим животным побуждениям, Энакин. Восприняв последние слова как знак согласия, Скайуокер расстелил одеяло прямо на полу, у пылающего камина. Отсюда ему хорошо было видно слегка завивающиеся волоски на голени сенатора и желанную, бархатную темноту промежности. Падаван с трудом перевел взгляд на ослепительные языки огня, своим мельтешением вытирающие с сетчатки образ изящной фигуры, сидящей в полузакрытой позе. Но не из памяти. — Что мучает вас во снах, сенатор Кеноби? — задал вопрос Скайуокер, дабы отвлечься от медленно поднимающей голову похоти. Оби-Ван растянулся на кровати, точно пернатая ящерица на горячем песке: — Нечто вроде слабого предвидения. Каждую пикосекунду во Вселенной кто-то страдает, а я это чувствую. Смутно, отдаленно, но это доставляет мне определенные… неудобства. Особенно ночью, когда чутье обостряется. — Все-таки я был близок! — воскликнул Энакин, воодушевленный своей правотой. Оби-Ван цыкнул, и он продолжил гораздо тише, — У вас есть способности! — В некотором роде. Мой дедушка по отцу был рыцарем, еще при Сайфо-Диасе. Поэтому через несколько недель после моего рождения джедаи ощутили всплеск жизненной Силы и связались с моими родителями. Но те разошлись во мнении о моей судьбе. Отец твердо собирался отдать меня в Храм, говорил, что у меня будет большое будущее. Мать была против. Под покровом ночи она собрала вещи, прихватила меня и отвезла в свое хорошо охраняемое имение. То есть, сюда. И держала лет до четырех, чтобы джедаи наверняка потеряли заинтересованность в моем обучении. — Это отвратительно… — произнес шокированный Скайуокер. — Почему же? Мне здесь было хорошо и спокойно. И у меня было детство, в отличие от юнлингов, — он смерил Энакина нечитаемым взглядом, — Большинства юнлингов. Энакин глубоко задумался. Оби-Ван уже привык, что он может вот так внезапно выпасть из разговора, погрузившись в размышления. Взяв с каминной полки бокал молодого летнего вина, сенатор ждал, когда мальчишка соберется с мыслями. — Жалеете ли вы, что не стали джедаем? — задал Энакин вопрос и тут же осекся. «Тогда они убили бы в тебе всю человечность, обуздали бы твою энергию, сделав ровной и сухой, как морщинистый лоб Йоды. Ты стал бы машиной на побегушках без мнения, без желаний, без души. Как хорошо, что я сформировался раньше, чем они успели сломить меня». — Отчасти. Я мог бы лучше понимать природу Силы и свои видения. С другой стороны, — отставив вино на прикроватный столик, мужчина вновь царственно растянулся на своем ложе, позванивая бронзовыми браслетами, усеивающими его предплечья, — Я не мог бы позволить себе надевать все эти цацки. Энакин усмехнулся, ощущая, как тает его напряжение. Он был уверен — ему по силам заставить кошмары исчезнуть хотя бы на время. Чтобы Кеноби понял, когда Скайуокер рядом — все налаживается. — Энни… Что-то в душе юноши стремительно оборвалось. Оби-Ван не называл его так с тех пор, как Энакин был еще ребенком. — Прошу, оставь меня ненадолго. Я вызову служанку… А вот теперь в груди Скайуокера хищной птицей заклекотала ярость. — …для вечернего туалета. Буря улеглась, оставив после себя неприятное покалывание. — Не стоит, сенатор. Ведь я уже здесь. Я сделаю все, что прикажете. Палец Оби-Вана замер в сантиметре от дроида-коммуникатора. — Ты НАСТОЛЬКО ревнивый? — Я просто хочу помочь, — пробормотал Энакин, не отрывая взгляда от пола. Голос Оби-Вана лишал его гордости, лишал самообладания, делал покорным и слабым. И не сказать, что Энакину это не нравилось. Напротив, у него ехала крыша и металось сердце так, что искры бы из ребер высекало, будь оно на йоту быстрее. — Совету не понравится, что я злоупотребляю своими полномочиями. Где это видано, чтобы падаван… — Да плюньте вы на этот сраный Совет хоть раз! Им все равно, они слепы! — в сердцах выпалил юноша. Оби-Ван глядел на него ошеломленно около минуты, затем все-таки дотронулся до дроида. «Я напугал его. Проклятье на мою голову, я напугал его…» Послышался робкий стук в дверь. Энакин вскинулся, сливаясь с тенью. — Войди, Падме. Девушка пересекла порог, с недоумением поглядывая на лишний спальный комплект, валяющийся на полу. — Принеси, пожалуйста, таз с водой. Ровно тридцать семь градусов. И те самые полотенца из шерсти банты, что я поручил тебе заказать. Служанка кивнула и, быстро семеня ножками, убежала выполнять поручение. Энакин также порывался уйти, но Кеноби остановил его взмахом руки: — Стой где стоишь. На сей раз сердце занялось где-то в горле. Оби-Ван желает, чтобы Энакин наблюдал за его процедурами? Это походило на изощренное наказание, достойное разума ситха. Скайуокер выругал себя за противную липкую дрожь, поднимающуюся вверх по спине. Падме вернулась, с тяжелым стуком ставя перед кроватью самоподогревающуюся емкость, на две трети заполненную водой. — Спасибо. А теперь ступай. Служанка замялась: — Господин сам желает совершить омовение? — Желаю. Оставь меня. Девушка слегка поклонилась и направилась к выходу. Заметив краем глаза бледное лицо, она повернула голову, но не увидела ничего, кроме непроглядной темноты. Пожав плечами, Падме бесшумно прикрыла за собой дверь. — Понадобилось же тебе ее пугать, — вздохнул Оби-Ван, — Точно не брезгуешь? Энакин утвердительно кивнул, сдерживая глупую улыбку. Кеноби поманил падавана к себе и мягко надавил на плечи, усаживая на пушистый ковер перед кроватью. Колени Скайуокера обняли таз из темного металла с необычным отливом. Сенатор извлек ступни из-под одежд, погружая их в теплую ароматную воду. В ней плавали те самые белые цветы с острова, мясистые, будто восковые. От их пряного, тяжелого запаха закружилась голова. — Массажи помогают мне заснуть, — пояснил Оби-Ван, — На ногах, как ты знаешь, есть множество чувствительных точек, отвечающих за расслабление. Энакин поднял на него глаза, взглядом перебирая длинные русые волосы, целуя огненно мерцающие ресницы, обернутые дымчатой тканью бедра. Он понял, что возбуждается, и возблагодарил удачу за то, что его промежность удобно прячется за ушатом. Протянул руки, нежно беря левую ступню Кеноби в свои ладони и чувствуя, как пресекается дыхание, несмотря на длительное обучение самоконтролю. Все уроки Квай-Гона рассыпались, как карточный домик перед изящными изгибами ног Оби-Вана. Молочная бледность кожи, красиво выступающие косточки и дорожки синеватых вен. — Энакин, — поторопил его Оби-Ван, видя, что тот сидит будто в трансе, лелея в руках его ногу. — Простите. Спасибо за оказанное доверие, сенатор, — Скайуокер быстро-быстро провел языком по губам, сладким от испарений цветов. Энакин с трепетом омыл усталые стопы, массируя их. Растер большими пальцами свод, проследил подушечками струны костей, погладил аккуратно остриженные ногти. Оби-Ван смотрел в огонь, ровно и глубоко дыша. Хотелось бы Скайуокеру, чтобы этот восхитительный мужчина стонал от его действий, распахивая ноги шире, предлагая себя. «Нет,» — одернул себя Энакин, — «Он не шлюха, чтобы предлагать себя кому-то». И, протирая ноги сенатора пушистым полотенцем, осторожно коснулся губами его голени. Оби-Ван не подал вида, что заметил это. — Спасибо, Энакин. Можешь оставить воду здесь, — он указал на нишу подле кровати, — Падме утром заберет. Скайуокер поднялся, оттягивая вниз рубаху в надежде скрыть стояк. Только сумрак мог хоть как-то защитить его от внимательных глаз сенатора. Все-таки отняв руки от причинного места, юноша порывисто переставил тазик с пахучей водой куда следует и шлепнулся на ковер, накрываясь одеялом по пояс. — Замерз? — в приглушенном голосе Оби-Вана искрилась веселость, — Оставить камин на ночь? — Нет, — быстро ответил Энакин, весь омерзительно мокрый от зноя и возбуждения. — Тогда — спокойной ночи, — Кеноби хлопнул в ладоши, и огонь потух. Только синтетические угли все еще давали ровный красноватый свет. Энакин невольно поежился, вспомнив глаза Дарта Мола, ситха, убитого его учителем в королевском дворце. Затем ощутил, как что-то прохладное и нежное касается его пальцев. Это Оби-Ван свесил руку с кровати, стискивая его потную ладонь. — Нам нужен физический контакт, так ведь? Чтобы ты смог мне помочь, — теперь в тоне Оби-Вана читалась взволнованность. — Думаю, да. Принцип громоотвода. — Мне не по себе от того, что я использую тебя, Энакин, — Кеноби прошептал это очень тихо, на грани слышимости. — Все будет хорошо. Вот увидите, сенатор Кеноби. Я сильный. — Оби-Ван. Зови меня Оби-Ван. Ни к чему нам здесь эти набившие оскомину формальности, — ладонь сжалась сильнее, — И еще раз — спасибо. — К вашим услугам, се… Оби-Ван.