Птичка и Король

Когда у тебя нет постоянного места жительства - все кажется легче. Например, количество вещей, которые приходится собирать, чтобы уйти. Складываю в рюкзак рубашку, сменную футболку и форму, которую мне любезно выделили при моем приезде, сменное белье. Все, больше ничего нет. Пара резинок для волос покоятся на тумбочке рядом с заколкой. Жетоны Кёнига продолжают висеть тяжёлым грузом на моей шее несмотря на то, что у нас не клеятся даже рабочие отношения. Мне тяжело видеть его каждый день. Факт того, что нам так и не удалось спокойно объясниться, заставляет меня постоянно продумывать в голове несуществующие диалоги, чтобы хоть как-то выговориться. Масла в огонь подливает Саймон, который в отличие от полковника не ведёт себя со мной, как с мусором. Из-за пояса достаю пистолет, ранее отобранный у Гоуста, разряжаю его и оставляю у кровати. Это непрофессионально с моей стороны. По идее, я должна его сдать лично, но у меня нет никакого желания ловить косые взгляды на себе. Уже вся база в курсе, что рядом с ними гуляет предательница. И пусть это не так, мои оправдания только добавят поводов для обсуждения. Хотя я и есть предательница. Если бы больше внимания уделяла своему отряду и людям, которые мне доверяли, а не абсолютно посторонним, остался бы Рейч со мной? Или он все равно бы ушёл к картелям? Что, если моё безразличие подтолкнуло его к этому? Вряд ли уже смогу задать этот вопрос ему. Прайс советовал связаться с Фарой, но я не стала этого делать. Не думаю, что ей приятно вспоминать о брате. И хоть Карим этого и не признает, уверена, что в какой-то момент времени после смерти Хадира она задавала себе тот же вопрос. «Что я сделала не так?» В ящике лежит жетон Рейча. Как человек, который столько лет боролся против терроризма, оказался на их стороне? Как он смог так подстроить свою смерть, и как у него при этом поднялась рука убить своих же? Он хотел убить меня, потому что знал, что я пойду против него. Но сейчас я не могу этого сделать. Кейт прямым текстом сказала - меня приравняли к Аль-Катале. Хочется поскорее убраться отсюда. Во всём этом есть и плюсы: я спасла жизнь человеку, пусть и не до конца в этом уверена. Больше меня здесь ничего не держит. Запираю дверь на все замки, которые есть, и иду в душ. Мне остро необходимо смыть с себя кровь, пот и грязь. Под горячими струями воды стою до покраснения кожи. Комнату заволакивает паром. Может теперь это наконец-то закончится? Сейчас на душе только облегчение. Когда температура становится невыносимой телу, выключаю воду, наспех вытираюсь и натягиваю чистые вещи. То, что я считаю чистыми вещами, а любой другой тряпкой для мытья полов. Как-то уже все равно. Возвращаюсь в комнату. Кое-как запихиваю оставшиеся вещи в рюкзак, не заботясь об аккуратности. Куда идти? Что делать? Что сказать остальным? На эти вопросы нет ответов. Что сказать Саймону? Оставить записку или поговорить лично? А если я уйду молча, какова вероятность, что он не начнёт искать меня с собаками? А Кёниг… Ему, наверное, вообще все равно. Подхожу к окну, одёргивая шторы, впуская рассвет в комнату. Солнца сегодня не дождаться - тучи уже скрыли его. Скорее всего, опять пойдёт снег. Подкуриваю сигарету, наблюдая, как за окном туда-сюда снуют солдаты, разгребая последствия ночной атаки. Есть плюсы в моем уходе. Например, Рейч может перестать атаковать базу, на которой я нахожусь, и люди, которые мне дороги, будут жить. Жить. С нашей работой это слово должно исчезнуть из лексикона. Дверь за моей спиной с глухим стуком закрывается. Не оборачиваюсь, ожидая, пока присутствующий себя объявит. Моя беспечность меня погубит. Это может быть боевик, подосланный Рейчем, а я продолжаю пялиться в окно как ни в чём не бывало. Да, впрочем, как-то все равно. – И куда ты собралась? Оборачиваюсь на такой знакомый голос с заметным немецким акцентом. Кёниг запирает дверь на нижний замок, прежде чем подпереть дверь собой. – Надоело, - тушу сигарету, наблюдая за взглядом полковника. Он с интересом рассматривает результат моих трудов: собранный рюкзак, разряженный пистолет на тумбочке. – Слишком тут стало трудно дышать. Продолжаю бродить по комнате, осматривая её на предмет забытых вещей. Со стороны это выглядит, будто я пытаюсь тянуть время, но мне действительно хочется уйти. Изначально я не планировала здесь задерживаться надолго. События последующих дней показали, что я здесь все-таки лишняя, а теперь, после заявления Ласвэлл, не имеет смысла оставаться. Частично я могу полагаться на ОТГ, но не на Кейт. Не сегодня, так завтра она сдаст меня ФБР, тогда мне даже Господь Бог не поможет. – Захвати Гоуста с собой, я уверен, он с радостью тебя успокоит, - Кёниг скрещивает руки на груди, не двигаясь с места. Я практически смеюсь с его заявления. Нет, это действительно абсурд, а он продолжает в это верить. Как вообще можно было сделать вывод по паре рапортов. Только если МакТавиш не настучал, что вряд ли - он бы точно не стал так поступать. – Ты на самом деле идиот или тренируешься? Зачем ты вообще сюда пришёл? - он игнорирует мой вопрос, усмехается, подходя ближе ко мне. Меня это напрягает, отхожу назад, пока не упираюсь в стену позади себя. – Полковник, у вас странный фетиш на прижимание людей к вертикальным предметам. – Тебе больше понравилось бы, если это будут горизонтальные поверхности? Вот это ничего себе смена настроения. – Я так понимаю, ты первый в очереди? - возвращаю его же фразу обратно. Он ставит руки по обе стороны от моей головы, но я ныряю под одну, уходя от него. Полковник разворачивается ко мне со скоростью света. Взгляд его меняется с нежного на непонимающий, и сначала я даже теряюсь. – Что ты задумала? – Вернуть должок. Я делаю выпад, замахиваясь, но он хватает мои руки раньше, чем они достигают цели. Крепко удерживая за запястья, не даёт шевельнуться: – Может, угомонишься? Секунда замешательства со стороны Кёнига не даёт ему преимущества - вырываю свои руки из его захвата, пытаясь нанести ещё несколько ударов, но они все блокируются. Последний его удар прямо мне в солнечное сплетение выбивает весь воздух из лёгких, и я падаю на колено. Рукой опираюсь на пол, стараясь сделать глубокий вдох, но получается только хрип. – Я вообще-то поговорить хотел. Усмехаюсь, кое-как распрямляясь: – Ты бы проверился. Вряд ли с биполярным расстройством можно в армии служить, ещё и командовать. – Прекрати язвить. Ты всегда такой сукой была или только начала? Всегда… Нет, конечно, я никогда такой не была. Работа с Ласвэлл привела к этому. Все, что было до Кёнига, до ОТГ - все это привело к тому, что я ожесточилась, перестала подпускать к себе людей и тем более перестала им верить. Кёниг был одним из первых, кому я смогла открыться по-настоящему спустя… спустя почти четыре года. Сажусь на полу у дивана, откидываясь спиной на него. Закуриваю очередную сигарету, опираясь руками на колени, ожидая разговора. Кёниг не заставляет себя ждать - садится рядом, снимая тряпку с головы. Повторяет все мои движения - подкуривает, опираясь руками на колени. – Ты прости меня… - Кёниг не спешит говорить дальше, поэтому я поворачиваюсь к нему. Он почти не изменился, только пару свежих шрамов на лице добавилось. – Я не хотел тебе делать больно, правда. – Но сделал. Ещё и меня в этом обвинил, - потираю плечо, где покоится шрам от пулевого ранения, как бы невзначай, в напоминание о произошедшем. – Тебе нужно было только поговорить со мной, думаешь, я не поняла бы? В конце концов я знаю, как это тяжело. – Да-а-а, может, ты и права. Молчим, не зная, что ещё сказать друг другу. На самом деле, это скорее странно - вот так сидеть, будто чужие. Кёниг кладёт свою руку на мою. В моих глазах скапливаются слёзы, но я стараюсь не терять самообладания. – Останься со мной. – Кёниг, я… я не могу обещать тебе любовь, - незаметно для него быстро моргаю, чтобы убрать эти чёртовы слёзы. – Я даже не совсем уверена, что теперь способна любить. – А я не прошу этого, - он сжимает мою руку сильнее, как бы давая осознание, что не отступит. – Я прошу остаться со мной. Смотрю на него. Слабо киваю. Вот он, выбор, который мне давно нужен был и который я все-таки сделала. Но тогда почему на душе так хреново? Нет, не из-за Саймона. Мы с ним оба знали, что ничего хорошего у нас не выйдет. И с Кёнигом не выйдет, почему-то я в этом уверена. Но я осталась с ним. Немного, хотя бы чуть-чуть, чтобы почувствовать - что значит жить спокойной жизнью. Теперь, по крайней мере, у меня есть на это шанс. Вскакиваю с пола, быстро вытираю лицо от слез. Несколько раз оборачиваюсь посмотреть, все ли я собрала: – Ты прости, мне нужно собираться. Не хватало ещё, чтобы меня упекли во что-то наподобие Алькатраса. – Сядь, - Кёниг хватает меня за руки, не сильно, чтобы просто удержать. Присаживаюсь на край дивана, заламываю пальцы в нервном напряжении. Я не знаю, что ему сказать. Волосы спадают на лицо, закрывая меня от полковника. Кёниг садится напротив у моих ног. Не решаюсь посмотреть на него. Он берет мои руки в свои, сердце проваливается в пятки. – Держи, - он вкладывает ключи мне в ладонь. – Это ключи. Мои ключи. Я тебе напишу координаты. Об этом месте никто не знает. Побудь там, пока я не решу, что делать с твоим статусом, ладно? Смотрю то на ключи, то на него, не зная, что сказать. Почему я не знаю, что сказать? Поблагодарить? Отказаться? Но за последние сутки я так вымоталась, что могу только кивать и плакать. Слабохарактерная стала. – Почему ты мне помогаешь? - единственное, что приходит на ум. – Потому что мне не всё равно. Не выдерживая моего взгляда, он наклоняется ближе и прижимается своими губами к моим. Это так неожиданно, что я так и продолжаю пялиться на него. Полковник кладёт свои руки мне на талию, притягивая ближе, но при этом остаётся сидеть у моих ног. Это вырывает меня из оцепенения, и я обнимаю его за шею, практически копируя его движение. Поцелуй выходит слишком нежным, аккуратным, но при этом успокаивающим. Будто Кёниг одним этим порывом пытается извиниться за всё. Он отрывается от моих губ слишком быстро, чтобы поцелуй успел перерасти во что-то большее. Целует в лоб, гладит по волосам. Вытирает мокрые от слез щеки. Кёниг помогает мне подняться, укладывает меня в постель, накрывая одеялом, а сам ложится рядом. – Тебе нужно отдохнуть. Кладу голову ему на грудь, пытаюсь отдышаться. Из комнаты будто выкачали весь воздух, но при этом охладили до нуля - ужасно холодно, несмотря на тяжёлое одеяло и то, что Кёниг обнимает меня. Похоже на паническую атаку. Он гладит мои волосы, пальцы путаются в локонах, причиняя лёгкий дискомфорт. Разве это важно? Нет, важен тот факт, что мы так и не поговорили, как стоило бы, но при этом лежим здесь вдвоём. Стоило ли оно того? Определённо, сказала бы я сейчас. Но пару дней назад я вообще была не уверена, что хочу видеть этого мужчину. Недосказанность между нами растёт. Это озадачивает, но сейчас мне спокойно. Сердце полковника бьётся быстро. Раньше я этого не замечала. Этот ритм убаюкивает. Веки тяжелеют, намекая на долгий сон, но я не сдаюсь и настойчиво прогоняю сонливость. Кёниг замечает это, и его руки ещё крепче сжимают меня, прижимая к себе. – Ты замёрзла? - он смотрит на меня, и когда я поднимаю голову, наши губы опять слишком близко друг к другу. Но потом я отворачиваюсь, возвращая голову на место: – Немного. Полковник ничего не говорит. Только сильнее натягивает одеяло на меня, почти накрывая с головой. Так гораздо теплее, но труднее дышать. Пытаюсь подобрать слова, чтобы был связный диалог. В голове пусто. Извиниться? Сказать, что скучала и ждала его? Попросить объяснений? Но к чему все это? В своём дневнике он прекрасно расписал все прелести своих поступков. Единственное, что приходит на ум… – У нас ничего не было. Он знает, о чём я говорю. Всего на секунду его рука на моих волосах останавливается, но после продолжает перебирать локоны. – Я знаю. Приподнимаюсь, чтобы посмотреть ему в глаза: – Откуда? Кёниг снова смотрит на меня. Конечно же. Как я могла не догадаться. Саймон сам все ему рассказал. В этом даже не стоит сомневаться. На душе становится гадко. – Ласвэлл сказала, что завтра, возможно, нужно будет отправиться на задание. Если ты хочешь вмешаться, тебе нужно поспать. Он прав. Мне нужны силы, чтобы идти дальше. Сегодня был трудный день. Слишком трудный даже для меня. Кажется, что он никогда не закончится. Морально тяжело осознавать факт предательства человека, который был рядом долго время. В кабинете Ласвэлл мы появляемся спустя несколько часов. Этого мало, чтобы выспаться, но вполне хватает, чтобы немного восстановить силы. Не могу сказать, что у меня прибавилось энтузиазма. По крайней мере, я готова задушить Рейча собственными руками, а это что-то да значит. – Явились наконец-то, - Соуп смотрит на нас с Кёнигом, и возникает ощущение, будто на лбу у меня бегущая строка «Задай больше тупых вопросов! Больше тупых вопросов!». К счастью, МакТавиш сдерживается: – Мы уже заждались вас. Гоуст третью чашку чая выпивает. Перевожу взгляд на Саймона. Он так же внимательно нас рассматривает, но абсолютно равнодушно, как мне показалось. Кейт отвлекает нас от переглядок, обращая внимание на себя: – Это всё, что у нас есть на Рейча, - она показывает на большой экран. В этот момент я понимаю, что мало знала о нём. Слишком мало, и поэтому не могла понять смены настроения. Думала, что он просто обижен на меня, что я осталась с ОТГ. В то же время Ласвэлл продолжает: – Его зовут Роб Джейк Расселл, родился в Янктоне, Южная Дакота. – Роб? - Соуп присвистывает. – Я думал, его Рейч зовут. Складываю руки на груди, а лицо приобретает максимально саркастическое выражение: – Ты идиот? Рейч - это позывной. От немецкого Rächer. – Ты придумала? - МакТавиш смотрит на меня, как на дуру. – Нет, отец. Ты и мое имя то не знал, если бы я не сказала. Гоуст поднимает руку: – Я знал. В очередной раз закатываю глаза: – К тебе это не относится. Но Ласвэлл, которой надоедает наблюдать за нашим обсуждением, влезает, останавливая нас: – Вы закончили? Может, вернёмся к нашим проблемам? Родители живут во Флориде, с сыном не общаются уже около двадцати лет, с тех пор как он из дома сбежал. Мы не знаем, как и когда он начал работать с Аль-Каталой. По крайней мере, это объясняет его подпись в документах картеля, - вспоминаю тот лист, на котором было подписано «R.D.R». Вот оно! Вот прямое доказательство связи Рейча с Аль-Каталой, которую я так успешно не заметила. В то же время Ласвэлл продолжает: – Главное, что нас волнует - причины, дальнейшие планы и, самое важное, - Кейт так крепко сжимает ручку в руках, что та скоро сломается, – его захват или смерть. Последнее, конечно, предпочтительнее - лично у меня нет никакого желания общаться с ним. – Одно из расположений Аль-Каталы находится здесь, на северо-западе Аль Мазры, - Прайс показывает на карту, висящую на стене. – По последним данным, Рейч был замечен здесь не так давно. У нас нет никаких данных об этом месте, Фара передала только координаты. Подходить вплотную опасно. Нужна разведка, а дальше будет видно. Выступаю вперёд, скрещивая руки на груди: – Пойду я. И пока Ласвэлл не успевает мне возразить, вслед за мной выступает Кёниг, кладя руку мне на плечо: – Пойдем вместе. Как только что-то узнаем, отправляйте группу поддержки. Оглядываюсь на Саймона. Он смотрит на нас с Кёнигом, но его глаза всё так же не выражают ничего. О чём они говорили в комнате? Я хорошо запомнила его взгляд, когда Кёниг только вернулся. Поэтому сейчас с уверенностью могу сказать, что Гоуст абсолютно спокоен. Но почему? – Ладно, - Кейт смотрит на нас с Кёнигом, откладывая ручку и опираясь на стол. – Хорошо. Вылет через два часа. Удачи, - собираюсь выходить, но вдруг Ласвэлл меня окликает: – Фогель, задержись. Вместе со мной останавливаются Кёниг и Саймон. Смотрю на них, давая понять, что сама справлюсь. Кажется, они оба сомневаются, их взгляды бегают от меня к Кейт и обратно, но все равно уходят, оставляя нас наедине. Когда дверь за моей спиной захлопывается, подхожу ближе: – Чего тебе? – Присаживайся, не стесняйся, - Кейт указывает рукой на ближайший к ней стул, после чего куда-то отходит, и когда возвращается, в её руке бутылка с коричневой жидкостью и двумя стаканами. – Пьёшь на работе? - ухмыляюсь, глядя, как Ласвэлл наливает виски в оба стакана. – Как нехорошо. – Ну, ты и язва стала, однако. С чего бы это? Кейт подвигает стакан ближе ко мне. Решаю не отказываться - когда ещё такое предвидится? Из кармана достаю сигареты, предлагаю Ласвэлл. Та тоже в свою очередь не отказывается, берет одну. Звук щелчка зажигалки эхом отражается от стен. – А то ты не знаешь. У меня склероза нет. Работа с тобой мне мало удовольствия доставила. Агентура не моё. Да и… единственная подруга была, но и та подставная, - отпиваю всего глоток из стакана. Обжигающая жидкость согревает горло и в то же время вызывает мурашки. – Ты знала суть задания. Если бы тогда… ты сделала по-другому, сейчас мы бы здесь не разговаривали. Кейт подвигает пепельницу ближе ко мне. Мы никогда не разговаривали вот так. Откровенно. Честно. Это не похоже ни на неё, ни на меня. За столько лет она ни разу со мной не заговорила о том задании. – К тому же, - Ласвэлл наливает ещё чуть-чуть, – дружить с ней никто тебе не запрещал. Хорошая девушка. – Да-а-а-а, хорошая. Только язык длинный. Какое-то время мы молчим. Медленно пью, стараясь мысленно уловить, к чему Кейт ведёт разговор. Она будто специально давит на больное, заставляя вспоминать то, о чём я не хочу даже думать. Будто нарочно прощупывает почву. Ищет причинно-следственные связи. Если бы они ещё были. – Кейт, давай начистоту, - крепко сжимаю стакан в руке, поднимая его до уровня лица. – Прошло сколько? Три, четыре года? Все давно в прошлом. К чему весь этот разговор? Ласвэлл копирует мою позу: – Да вот задумалась, насколько ты тогда могла отчаяться, что решилась на это ещё раз? Вот оно! То, зачем она меня задержала. Воистину безумное мышление. Даже лестно немного. Только она вообще не права. – Слушай, ты серьёзно думаешь, что я стала бы работать с Аль-Каталой только потому что с ЦРУ когда-то дела не сложились? - сжимаю стакан так крепко, что белеют пальцы. – Тогда кто дал ему хорошо нагретое место в картеле? – Вопрос не по адресу. За раз допиваю содержимое стакана, с грохотом возвращая его на стол. В целом, у Кейт даже виски вполне приличный. Чёртова идеальная сука. Собираюсь уходить, но последняя фраза Кейт ставит меня в тупик: – Если захватите или убьёте Азхара или Рейча, я подумаю, что могу для тебя сделать. Ну, спасибо. Стою у двери, не решаясь её открыть, рука остаётся лежать на ручке: – Встречный вопрос: как такая как ты, столько лет работавшая сначала с моим отцом, потом с Рейчем напрямую, проглядела такой алмаз для Аль-Каталы? Ювелир оказался не очень? Выхожу из кабинета Ласвэлл в странном ощущении… неопределённости? Да, точно. Она дала мне подумать над тем, о чём я даже не догадывалась. А имело ли место быть? Как Рейч за такой короткий срок оказался среди боевиков картеля, и причём не на самом последнем месте? К сожалению, мне не у кого спросить кроме него самого, но вряд ли бы он начал хвастаться. Начал бы… Я слишком погрузилась в свои мысли, чтобы осознать, что Кёниг придерживает меня за руку, заглядывает мне в глаза, пытаясь встретиться взглядами: – Ты чего? Нервно потираю нос. Опять. Дурная привычка. – Почти девять лет мы с Рейчем работали рука об руку. Всегда вместе, понимаешь? А теперь я выслеживаю его и цель - захватить или убить. Как так? Кёниг избегает моего взгляда, но кладёт руку мне на плечо. Кто вообще решил, что этот жест должен успокаивать? После всего произошедшего меня не успокоит даже фургон валерьянки. Неожиданно вспоминаю про другого человека. – Как там… как его… Хоранги? - мы идём с Кёнигом в сторону одного из уцелевших ангаров, особо не торопясь - у нас есть ещё пару часов до вылета. – В целом, нормально. Потерял много крови, но жить будет. Передаёт тебе спасибо. – А ты передай ему, чтоб не попадался мне на глаза, иначе я за себя не ручаюсь. Смеюсь даже искренне. Конечно же, я ему ничего не сделаю хотя бы потому, что сейчас вообще не до него. Надеюсь, он поправится. Вряд ли он стрелял по собственной воле, но даже если и так, это не повод желать человеку смерти. И когда я стала такой сентиментальной? Николай смог нас доставить раньше, чем начнётся сильная метель. Если снег будет валить достаточно долго и плотно, он не сможет нас забрать или вообще эвакуировать в случае чего. Это должно пугать, но это последнее, о чём я могу думать. – Хранитель-1, это Фогель. Мы на месте. Выдвигаемся к назначенной точке. Как только что-то станет известно, сообщим. До связи. – Удачи, Фогель. Берегите себя. Спасибо, добрая женщина. Мы выдвигаемся в сторону особняка, на который указала Фара. Очень неприятное место. Будто все тут буквально кричит о том, что нас ждут неприятности. Всю дорогу думаю о Рейче. Смогу ли я его убить? А что, если он убьёт меня? Но сейчас наша задача только провести разведку. Насчёт плана захвата подумаем потом. Идя вдоль единственной тропинки, ведущей в сторону особняка, натыкаемся на патруль. Тормозим, скрываясь в кустах. Придётся пропустить - три боевика и две собаки создадут много шума. Вроде бы как с вертолёта я рассмотрела холм, с которого открывается прекрасный вид на комплекс. Туда и решаем идти. На развилке тропинок переглядываемся с Кёнигом. Решаем идти по одному маршруту, не разделяясь. Таким маршрутом мы подходим не слишком близко к особняку, но достаточно, чтобы видеть сквозь метель очертания ворот и крышу, скрытую за верхушками деревьев. Они даже не подозревают, насколько мы близко. Сдвигаемся чуть в сторону, двигаясь параллельно забору. Спотыкаюсь о что-то под снегом. Сначала приняв за упавшее дерево, не могу перестать думать об этом. Я знаю, что торможу нас с Кёнигом, но мне нужно проверить. Возвращаюсь на несколько шагов назад. Ногой немного раскидываю снег. Отшатываюсь назад как от огня. – Что за… Кажется, Рейч не поделил кресло командира с Азхаром. Последний конечно выглядит хуже чем если бы его просто избивали или застрелили. Весь покусанный, лицо обезображено настолько, что его едва можно узнать. Его как будто в ванну с пираньями окунули на пару часов. В некоторых местах отчётливо видны кости и сухожилия. – Хранитель-1, это Фогель. У нас проблема. Голос Кейт появляется незамедлительно. Кажется, «проблемы» - её любимое слово. – Что у вас? Смотрю на обезображенный труп, будто не могу осознать очевидное. – Азхар мёртв. Застрелен. – И над ним здорово поиздевались, - добавляет Кёниг. – Его будто собаки грызли. Мы смотрим то друг на друга, то на труп. Азхар, конечно, был далеко не лучшим человеком на земле, но такой участи никому не пожелаешь. С минуту Ласвэлл молчит, но вскоре её голос снова слышно в наушнике: – Убирайтесь оттуда. Если они убили одного из своих, значит, будут настороже. В любой момент туда могут подтянуться ещё боевики. – Поняла, - прерываю связь, оборачиваясь к Кёнигу. – Уходим. Мы выбираемся тем же путём, которым и пришли. Тропинку сюда уже начало заметать снегом, но мы все равно безошибочно находим дорогу. Метель - это хорошо. Она заметает наши следы, а значит, мы выиграем немного времени в случае преследования. У развилки мы разделяемся. Кёниг отправился вправо: он обойдёт комплекс и выйдет на холм с обратной стороны, а я пойду дальше, возвращаясь на то место, откуда мы начали. Метель усиливается, идти становится сложнее - ноги утопают в рыхлом снегу. Возвращаюсь на то же место, здесь снег ещё не успел замести углубление, в котором я лежала, поэтому с размещением проблем не возникает. Возвращаю винтовку на место. Жаль, что мы не взяли тепловизор - в такой снегопад трудно будет. Но нет, я хорошо вижу Кёнига, как он пробирается за комплекс. И в этот же момент из самого особняка в его сторону выдвигается группа боевиков. Видимо, мы наделали много шума. – Кёниг, приём? На пять часов патруль, идёт в твою сторону, - в наушнике полнейшая тишина. – Кёниг, приём? Мать твою, где его черти носят? Он перестал выходить на связь, и в наушнике даже слабых помех не слышно. И вообще даже вокруг меня слишком тихо, даже птицы не поют, никаких движений. Стараюсь даже не дышать. Рация противно молчит. Главное - не поддаваться панике. – Фогель! - голос Фары в наушнике, как спасательный жилет, - даёт надежду и заставляет жить дальше. – Фогель, ты слышишь? К вам выдвигается крупная группа боевиков! Мы не успеем прибыть! Уходите оттуда, немедленно! Не успеваю принять решение, подрываюсь с места, когда ощущение холодного металла у затылка заставляет тело застыть. Сердце бьётся слишком часто, кажется, вот-вот выскочит из груди. Такое странное ощущение дежавю, от которого горчит во рту, а к горлу подкатывает ком. – Встала, - мужской голос на ломаном английском с явным арабским акцентом. Делаю, как он просит: становлюсь на колени, при этом шумно сглатывая. – Руки. Твою ж мать… Поднимаю руки, показывая, что у меня ничего нет. В наушнике продолжаю слышать голос Фары, Соупа, который орёт на шотландском, а также какую-то суету. В какой-то момент даже вмешивается Саймон, он просит меня вернутся обратно даже без Кёнига, чтобы мы могли решить, как действовать дальше. Они не успеют прибыть сюда, а я в довольно затруднительном положении. Но есть ещё Кёниг, который должен мне помочь. Он в безопасности, и мне главное продержаться, сколько потребуется. Во всяком случае, я надеюсь, что он в безопасности. – Американская сука! Это последнее, что я слышу, прежде чем получаю холодным прикладом по затылку. Вообще-то я немка. А это первое, о чём я думаю, приходя в себя. Чувство дежавю второй раз наступает более остро. В целом положение незавидное. Голова болит, и, кажется, ещё долго будет помнить удар. Наклонить голову назад практически невозможно от тупой боли. Физически у меня тоже очень невыгодная поза - опираясь на колени, руки привязаны к чему-то сверху. Не могу сфокусировать взгляд. Конечности ужасно затекли, кровь отливает от рук, отдаваясь болью в спине. У меня опять отобрали всю тёплую одежду. Фетишисты хреновы, на улице не лето. Моё шевеление привлекает внимание одного из боевиков. Голова так болит, что я не могу заставить себя открыть глаза. Кто-то хлопает меня по щекам. Отдёргиваю голову, уворачиваясь от руки. Моя строптивость, кажется, не особо радует боевика, и за рукой следует ведро ледяной воды в лицо. Только тогда решаюсь через силу открыть глаза. Более омерзительного места сложно представить. Подвал какого-то здания, с переплетением множества труб. Кое-где образовались лужи из капающей воды. Даже крысы размером с собаку то и дело пищат то тут, то там. Кто-то берет меня за подбородок, заставляя откинуть голову назад. С трудом, но получается. Ноющая боль отдаётся в висках. Яркий свет бьёт в глаза. – Вроде жива. – Пока что. Я узнаю этот голос. Рейч. Стараюсь не смотреть на него, рассматривая ужасно грязный пол подо мной. Колени стёрты в кровь, в раны забиваются мелкие камешки, создавая боль. Будто меня тащили откуда-то. Но где мы вообще? В этой комнатке даже окна маленького нет, чтобы рассмотреть, что происходит снаружи. Противный запах сигарет не даёт нормально дышать. Из-за воды, которой меня облили, становится невыносимо холодно. Тело пробивает мелкая дрожь. Поднимаю глаза на Рейча. Сукин сын даже одежду не сменил, выглядит так же, как и при нашей последней встрече до того, как я узнала о его предательстве. От этого только тяжелее на душе. Но почему-то меня это смешит. И, несмотря на риск получить ещё пару ударов по лицу, я смеюсь, глядя прямо ему в глаза. – Что смешного? – Да просто представила, как будут смотреться твои мозги на снегу, когда мои друзья тебя найдут, - скалиться больно, но я не могу остановиться это делать, временами шипя от боли во всем теле. Рейч наклоняется ближе. Его лицо напротив моего, и будь у меня хотя бы какая-то возможность для манёвра, я бы непременно сломала ему нос. Моя дерзость его злит, он со всем удовольствием бьёт несколько раз меня в живот, отчего я только могу кашлять, пытаясь сделать вдох, и, когда это получается, ощущаю нестерпимую боль в месте удара. – А почему ты уверена, что мы все там же? Конечно, не совсем уверена. За время, пока я была в отключке, меня могли отвезти куда угодно. В абсолютно любую точку Земли. Но что-то мне подсказывало, что я все на том же месте. Может быть, в радиусе нескольких миль. Потому что в подвале ужасно холодно. Потому что в углу коркой льда покрывается лужа, образованная от воды из протекающих труб. Потому что все боевики, включая Рейча, одеты тепло. Нахрена им тёплая куртка, если мы не там же? Вроде как в последнее моё ясное сознание шёл хороший снег, который обещал за собой метель. – Что ты хочешь от меня? - стараюсь смотреть на него максимально презрительным взглядом, но голова так сильно болит, что едва ли могу сконцентрировать взгляд. – Хм-м-м-м, - Рейч присаживается перед моим лицом. Снова. Так что мне даже не нужно поднимать голову. – Смотри, я предлагал тебе остаться со мной или умереть. Ты сделала неправильный выбор, помнишь? – Зачем тебе я? – Ну, как же? Ты хороший агент, насколько мне известно, - противная улыбка озаряет его мерзкую физиономию, когда он видит осознание в моих глазах, отчего становится тошно. – Да-да, я знаю. Все знают. А ещё ты отличный снайпер. Боже, ты видела глаза своего отца, когда ты, шестнадцатилетняя пигалица, стреляла? Попадание с полутора километров белке в глаз - это тебе не шутка. Пытаюсь уловить суть, к чему он ведёт, но не могу сконцентрироваться. Агент… стрельба… полтора километра. Не могу понять, что он хочет. Пытаюсь прислушаться к своим ощущениям, но все болит, будто я одна огромная открытая рана. Рейч, кажется, так воодушевлён, что даже не стесняется этого показывать. Он то присаживается рядом, стараясь заглянуть мне в глаза, то расхаживает туда-сюда. – Ты представляешь, какую ценность ты имеешь для Аль-Каталы, - на самом деле слабо представляю, – ты, мать твою, практически агент ЦРУ. Это ценное приобретение. Боже, какую же хрень он несёт… – Ты в картеле сколько? Без году неделю? А уже людей набираешь… Совсем у вас туго с персоналом, да? Некому чай носить? Снова смеюсь, уже сквозь кашель. Рейч не очень доволен - он кивает кому-то позади меня, и следующие за этим удары чего-то, похожего на хлыст снова выбивают весь кислород из лёгких. Я не хочу поддаваться боли, поэтому стискиваю зубы до скрипа. Даже сквозь одежду это чертовски больно, будто каждый раз протыкают раскалённым прутом. Один, три, пять, десять… я сбиваюсь со счета после примерно двадцатого. Эта сука не особо жалеет меня, со всем размахом действует. Когда начинаю отключаться от боли, несмотря на мою полную молчаливость, гнида, что со всем энтузиазмом лупила меня по спине, выливает ещё одно ведро ледяной воды. Но в этот раз ощущения другие - не только холодно, но и раны на спине теперь так сильно щиплят. Клянусь, я заставлю сожрать его пачку соли, которую он всыпал в это ведро, вместе с упаковкой. – Ладно, думаю, ты будешь более сговорчива, если на кону будет не твоя жизнь, а, к примеру, его? Два боевика заводят кого-то в подвал. Мужчина. На голове мешок, чтобы тот не смог увидеть дорогу. Не сразу можно узнать светло-коричневые брюки, которые я видела так часто, что могу в деталях каждую складку описать из-за того, что они порядком испачканы в мокрой листве и грязи. Не сразу узнается татуировка на руке, которую частично видно под порванной рубашкой. «Он в безопасности, и мне главное продержаться сколько потребуется» В целом, это был весь наш план. Если захватят одного, второй успеет вызвать подмогу. Но Кёниг не успел - он перестал выходить на связь раньше меня. И как, блять, это вообще могло произойти?! Мешок с его головы пропадает. Выглядит полковник куда хуже меня - лицо в синяках и ссадинах, разбитые губы, рассечена бровь. Светлые волосы такие же мокрые, как и мои. Голубые глаза спешно осматривают помещение, и, когда натыкаются на меня, озаряются испугом. Страх. То, что нельзя подделать или скрыть. Его сразу видно по меняющейся мимике лица. Человек, испытывая страх, готов пойти на любые жертвы, лишь бы избежать причины, приводящей к страху. Или последствий, следующих за ним. Я и причина, и следствие. Кёниг порывается в мою сторону, но в отличие от меня он закован в пару подобий наручников, плотно удерживающих руки и ноги, и пара боевиков ударом под дых заставляют его успокоиться. Дёргаюсь, но у меня даже нет возможности сдвинуться с места. Они серьёзно сковали Кёнига собачьей цепью? Я повешу Рейча на ней раньше, чем он успеет это осознать. Он наблюдает за нашими переглядками, после чего громко хлопает один раз. – Ага, так, на чём мы остановились? М-м-м, так вот, - он ходит туда-сюда как учитель в классе; хотя ему скорее подходит надзиратель в гестапо. – Милая Фогель, я работаю с Аль-Каталой гораздо дольше, чем ты можешь себе представить. Это было ещё за до-о-о-олго до того, как ты стала солдатом. То, как он растягивает слова, наигранно драматично стараясь все рассказать, только злит меня. Но мне не очень хочется снова быть боксёрской грушей, поэтому я стараюсь не выпендриваться. Кёниг тоже замер, слушает, только то и дело мы смотрим друг на друга в единственной возможной поддержке. Впервые по моей щеке скатывается слеза. Мы в полном дерьме. – Но то, что было до тебя, вообще мало играет роль. На самом деле, все гораздо проще. Отряд по наводке урзикстанского ополчения должен пробраться к ближайшей единице картеля с целью уничтожить её. В точке А их должны ждать обещанные Карим солдаты, которые помогут отряду Крауц, - Рейч пожимает плечами со страдальческим видом. – Не помогли. Бедная Мия, правда? Нет, нет, нет… – Всех берут в плен, пытают несколько дней, пытаясь узнать, кто такие КорТак, - он смотрит на Кёнига, но к счастью не трогает, хотя это заставляет меня напрячься. – Всех, кроме меня. Да-да-да, мне пришлось заниматься допросом, правда не так активно, как это делал Азхар. При его упоминании тошнота снова подкатывает к горлу. Вид его обезображенного трупа будет меня в ночных кошмарах преследовать. Я не выдерживаю этого монолога: – Ты же, блять, вместе с нами поехал? Хотя мог уйти… Почему, сукин ты сын, а?! - срываюсь на крик, но пощёчина резко заставляет меня умолкнуть. – А как бы я узнал обо всех планах, если бы не поехал, а? Нет, конечно, у меня был шанс вас всех убить. Был, да. В день, когда ты каким-то чудом убила охранника, которого я отправил с такой же задачей за тобой. Но потом я подумал: а нахрена? Больше от тебя толку, когда ты не мешаешь. – Поэтому ты устроил взрыв в моей комнате? - дёргаю руками, стараясь ослабить давление верёвки на руки, но от этого становится больнее во всем теле, включая колени, которые продолжают шоркать по грязному полу. – Ну-у-у-у, да, - он опять противно лыбится. – Просто в какой-то момент я решил, что убить тебя проще, чем пытаться склонить на свою сторону. Хотя-я-я обещал тебя не убивать. Но не калечить приказа не было. Ну, все, хватит. Этого уберите, а тут я сам разберусь. Рейч кивает в сторону Кёнига. Когда боевики уводят сопротивляющегося полковника, пытаюсь что-то сказать, дёргаясь, будто рыба на льду. А что сказать? Что люблю? Что все будет хорошо? Чтобы он за меня не переживал? Что у нас есть план? Какой вообще у нас может быть план? Единственный наш план - это сообразительность ОТГ и их коллективный интеллект больше, чем у улитки. Тогда у нас будет шанс выжить. Когда Кёнига уводят, Рейч перестаёт сдерживаться. Бьёт щедро. По лицу, по животу, по спине, с особым наслаждением. Ногами, руками. Да, в принципе, всем, что попадётся. Стараюсь зациклиться только на своих мыслях, не обращать внимания на боль, но выходит хреново. Тридцать секунд, тридцать одна, тридцать две, тридцать три… Спину перестаю чувствовать, по моим подсчётам, на десятой минуте. Лицо ещё через несколько. А ещё оно болит так, что я не то, что улыбнуться, рот с трудом открыть могу. – Ты просто заноза в заднице, Крауц. Бьёт наотмашь по лицу. Он сказал, что приказа убивать не было. Чьего приказа? – Тебе просто нужно было уехать со мной, и все было бы иначе! Удар в живот. Кашляю, сплёвывая кровь. У меня нет сил сопротивляться. Верёвки больно натирают запястья, но даже на это мне уже плевать. В присутствии Кёнига я хотя бы пыталась быть сильной, а теперь одному Богу известно где он и что с ним. Где твоя хвалёная поддержка, Ласвэлл, когда она так нужна? – Ты просто подстилка для всего ОТГ! – Меня и похуже называли, - подтягиваюсь, руками хватаясь за верёвки. Рейч смотрит с такой злостью, что становится страшно. Он внезапно целится в меня из пистолета, но держит его неуверенно, будто сомневается. «Я обещал тебя не убивать» Кем бы ты не был, и на том спасибо. И Рейч действительно передумывает. Поэтому вместо выстрела, я снова получаю прикладом. Да что ж такое-то, а?! Когда я прихожу в себя, ощущение холода становится сильнее. Даже невыносимо от того, как мороз стягивает мокрую кожу, а волосы буквально деревенеют, покрываясь инеем. Снег в лицо, кажется, превращается сразу в лёд. Больно. Щеки колет, будто миллионом иголок, а веки так тяжелеют от мороза, что хочется закрыть и не открывать их никогда. От белого снега становится больно глазам, будто смотришь на солнце без специальных линз. Едва удаётся привыкнуть к освещению, понимаю, что нас зачем-то выволокли в лес. Не знаю, насколько мы далеко от особняка, в любом случае эта информация сейчас вряд ли пригодится - связи у нас нет, оружия нет, и, скорее всего, нас убьют раньше, чем ОТГ осознает весь масштаб трагедии. Надеюсь, Соуп пошутит в своём репертуаре на моей могиле? Что-то в духе «Она была той ещё занозой в заднице, поэтому сам Дьявол попросит забрать её обратно». Я на коленях. Снег пропитывает тонкие штаны, отчего ноги моментально замерзают. Без верхней одежды вообще холодно, ветер пробирает до костей. Рейч держит меня за волосы. Даже вырваться не получится. – Ты просто упрямая сука. Я думаю, если я пущу тебе пулю в лоб, твои американские друзья не сильно расстроятся, да? Вообще, большая часть из них англичане, а один так-то шотландец. Этот придурок так больно тянет волосы, что я начинаю плакать, не в силах больше терпеть это всё. Кёниг пытается рваться ко мне, но его то и дело избивают. Похоже, это конец. Но если и так, то я не собираюсь сдаваться. По крайней мере, у нас есть Соуп, Гоуст, Прайс со своей верой в человечество, и, как бы странно это не звучало, Кейт Ласвэлл. Тем не менее, слёзы катятся по щекам, попадая в открытые раны, и я ничего не могу с ними поделать. Я слишком измотана, все тело будто через мясорубку пропустили и закатали в асфальт. Сама я из этого положения не выберусь. Ощущение, будто у меня уже действительно начались галлюцинации. Или нет? Разве я слышу гул вертолёта? Да бред какой-то. Точнее нет, вертолёт на самом деле есть, только не наш. Картелей. – Если я оставлю тебя в живых, ты же явно будешь искать способ меня убить, да? Рейч крепче сжимает волосы, натягивая так сильно, что мне кажется, будто он их вырвет. Кёниг в очередной раз пытается быть ближе ко мне, но ствол у его виска меняет планы. Я не готова видеть его смерть своими глазами - это слишком. Моя психика не выдержит. Мое сердце не выдержит. Мистер самый-конченный-человек-на-земле за волосы рывком поднимает меня на ноги. Хочу ухватиться за его руки, чтобы ослабить натяжение, но они связаны за спиной. Единственное, что могу, это кое как наклонить голову, но даже это не помогает. Рейч приставляет мне нож к горлу. Краем глаза в рукояти узнаю тот самый клинок. Я его уже видела, но не знала, кому он принадлежит. – Ещё раз дёрнешься, - он смотрит на Кёнига, сильнее нажимая на острие, – и она отправится к своим родителям раньше, чем ты успеешь сказать «ой». – Сука… - в глазах Кёнига страх, но он остаётся сидеть на месте. Я чувствую каждый рывок руки Рейча. Каждую царапину. Каждый порез. То, как под лезвием расходится кожа с противным ощущением, будто бритвой по пенопласту водят. Кто-то со стороны подходит к Рейчу, что-то говорит. Так тихо, что не разобрать. Тогда он убирает нож, но продолжает держать меня за волосы, чтобы не сбежала. Кажется, что бы ему не сказали, это что-то плохое. Плевать, пусть его хоть волки в лесу съедят, не жалко даже. – Так как я не могу тебя убить, - напущенная жалость только бесит, – я вам обоим дам фору в десять минут. Но с небольшим условием. Теперь я вижу его противную ухмылку. Рейч отпускает мои волосы, становится прямо передо мной, кладя руку на плечо. Хмурюсь, ожидая какого-то подвоха. Сама даже стоять могу с трудом, шатаюсь вперёд-назад, и, как бы банально это не звучало, без помощи Рейча я бы просто упала. Другой боевик в это время за моей спиной перерезает верёвки. – Извиняться не буду, ты же не любишь, когда врут. Рука на плече сильнее сжимается. Внезапная тупая боль, будто кто-то кувалдой ударил в живот. За чем следует острая, лишающая способности дышать и говорить. Ощущение, будто я каждым внутренним органом чувствую лезвие ножа в себе. До ужаса больно. Как никогда, будто перед ударом нож нагрели до сотни градусов. Смотрю на нож в его руке. Моя кровь стекает по лезвию, пачкая руки Рейча, снег под нами, рубашку, в которой я стою на морозе. Нож он отбрасывает в сторону. Падаю на колени не в силах больше стоять от такой обжигающей боли. Хватаюсь за правый бок. Начинает бить озноб. Не замечаю, как Рейч начинает куда-то уходить. Голова кружится, глаза закрываются. – Десять минут. И я спущу собак. Когда он скрывается в начинающейся метели, Кёниг находит нож в снегу, кое как освобождается от верёвок, которыми Рейч благоразумно заменил цепи. Подползает ко мне. Опираюсь на здоровый бок и руку, чувствуя под пальцами просачивающуюся кровь. – Ты как? - Кёниг медленно поднимает мою руку, оценивая серьёзность раны. По его лицу вообще нельзя понять, насколько все плохо, поэтому остаётся только полагаться на него. – Да так… временные неудобства, - стараюсь улыбнуться, но разбитое лицо не позволяет этого сделать. Единственную более-менее тёплую кофту Кёнига приходится пустить на тряпки - полковник рвёт ткань на куски, заставляя прижимать сильнее к ране. – Идти сможешь? Слабо киваю. Кёниг помогает подняться. Ноги не держат, начинается слабость, будто я не спала больше недели. Все тело сковывает болью, но, стиснув зубы, я стараюсь сильнее прижимать руку к животу. И пусть с каждым разом мне все больнее, больно даже двигать конечностями, больно шевелить головой и вообще двигаться, с помощью Кёнига, который с такой силой держит меня за руку, прижимая к себе, будто я могу исчезнуть, я могу двигаться. В достаточно быстром темпе мы двигаемся скорее наугад, чем с точным ориентиром. Я хочу задать миллион вопросов, здóрово выругаться на Рейча, на себя за самонадеянность, на Кёнига за то, что не отговорил. На чёртову Кейт Ласвэлл. Без причины. Просто потому, что она существует. – Я не могу больше идти… Постой… - опускаюсь на снег несмотря на то, что Кёниг держит меня за руку слишком крепко. – Немного отдохнуть… Несмотря на сильный мороз, с меня градом катится холодный пот. Уверена, что цвет кожи сливается со снегом, выделяясь только посиневшими губами. Кёниг возится с повязкой, пытаясь хоть немного задержать кровотечение. Едва ли можно вылечить проникающее ножевое на морозе в метель в Богом забытом месте. А где мы, собственно? Все тело адски болит. Кожу саднит от ударов, пальцы рук и ног отнимаются от холода, но это ничто по сравнению с безысходностью ситуации. – Все будет хорошо. Слышишь? - Кёниг укрывает меня единственной более-менее тёплой курткой, пересаживая к себе на колени, чтобы немного согреть. – Если ты сразу не умерла, значит жить будешь, - это должно меня успокоить? – Главное не засыпай! Не закрывай глаза. Боже, как банально! Кёниг сильнее прижимает меня к себе, поддерживая одной рукой под головой, стараясь согреть. Другой рукой помогает давить на рану, чтобы не допустить сильного кровотечения. Но я-то знаю, что все гораздо хуже, чем кажется. Если даже не повреждены внутренние органы, кровопотеря в долгий период времени неизбежное приведёт к смерти. Я это знаю, он это знает, но никто из нас не сможет в этом признаться. – Эффект дежавю, - улыбаюсь через силу как могу. – Когда-то мы так же оба чуть не умерли от пули, а теперь замерзаем. Замерзаем… Я чувствую, как с каждой минутой начинаю отключаться все чаще. Слышу голос Кёнига, который просит говорить с ним, не закрывать глаза, делать что угодно, но не засыпать. Как в клишированном фильме, но это действует какое-то время. Видимо, теряя слишком много сил, я уже слабо могу сопротивляться велению организма. Бытует мнение, что мозг человека устроен так, что может пожертвовать любой другой частью тела во имя спасения себя. Если человек может потерять руку без вреда для головного мозга - он потеряет. Потому что мозг так захотел, опять же, для спасения себя. Что он пытается спасти сейчас? Кажется, это все абсолютно бесполезно. Метель только усиливается. Николай, каким бы спецом он не был, не сможет сесть в такую погоду. В какой-то момент я поворачиваю голову влево. Чёртова снежная буря повсюду. Даже не холодно уже как-то, скорее жарко. Стараюсь дышать, слежу за каждым вдохом и выдохом, но даже блядские лёгкие отказываются нормально функционировать в такой ситуации. Предатели эдакие. – У меня г-г-галюцинации, - еле шевелю губами от холода, – или я… ви… вижу Саймона? Даже сквозь боль я ожидала услышать новые язвительные комментарии Кёнига в отношении меня и Гоуста, но на удивление ничего такого он не сказал. Скорее наоборот. Но я же точно вижу тень, которая движется к нам. Или я слишком уж хочу верить, что это Саймон. Черт, лишь бы это он и был. Я все что угодно готова отдать, чтобы это был Гоуст. Или Соуп. Да, Боже, пусть это будет хоть сам Шепард. – Кажется, нас обоих глючит. Но Кёниг при этом активно машет рукой кому-то, кого я назвала Саймоном, а тот в свою очередь движется в нашу сторону. Смотрю на полковника, как на полоумного - он машет галлюцинации? Кажется, у меня уже мозги плывут. Но когда человек в маске черепа подходит вплотную к нам, единственное, что могу рассмотреть - это силуэт. – Блять, где вас черти носят? Последнее что я слышу от Кёнига. Уколы. Перевязки. Ещё уколы. Капельница. Чей-то монотонный бубнеж. Кто-то упорно держит меня за руку, я даже не уверена, что это мужская рука. Я не могу открыть глаза, не могу себя заставить. Ужасно больно лежать на спине. Будто на гвоздях лежишь. Иногда меня переворачивают на бок. Тоже больно. Осматривают голову - больно. Щупают все кости в организме - больно. Все, что они делают - больно. А ещё холодно. Почему мне холодно? Будто я все ещё там, на снегу лежу. Но там мне было тепло, жарко. И Кёниг был рядом. Кажется, я его зову. Зову же? Но почему никто не отвечает. Почему мне кажется, что меня режут? Операционный стол? Хирург? Человек в маске точно хирург. Но разве я не должна спать? Или я сплю, и это сон? Но почему мне снится операция на мне же? Ах да, ножевое ранение. Меня обматывают бинтами то спереди, то сзади. Почему так больно? Когда я заставляю себя с трудом разлепить глаза, мне ужасно хочется пить. Я в палате. Тут тепло, меня укрыли тяжёлым шерстяным одеялом. Оно колется. Яркий свет бьёт в глаза, поэтому спешно закрываю их обратно. Кто-то за пределами палаты о чём-то спорит. Не могу разобрать слов и кому принадлежат голоса. Человек в маске, обычной, больничной, появляется надо мной, закрывая собой свет из окна. Он проверяет капельницу, показания на мониторах. Смотрит, будто с опаской, по сторонам. Наклоняется ко мне, прикладывая палец к губам сквозь маску. Гляжу на него непонимающе. И опять укол, только в этот раз я проваливаюсь в сон.