Дочка

***

      — Пустынной улицей вдвоем… с тобой куда-то… — Рома, тяжело дыша, шепотом напевал одну из ее любимых песен. Пятифан решил с головой погрузиться в работу — точнее, в бокс, — чтобы не погружаться с головой в страдания, и шел с пятичасовой тренировки. Ежедневные тренировки вместо школы — отличная идея, как он думал. — Мы идём… Бля…       Спортивная сумка легко покачивалась при медленных шагах, сигарета в зубах быстро тлела. Весна стремительно наступала, размораживая заледеневшую Тайгу, поэтому Пятифан мог спокойно идти в одном спортивном костюме, не надевая любимую кожанку. Изношенные белые «адики» были все в грязи — снег оттаял, превратив дорогу в огромную грязную лужу. Рому не покидали навязчивые мысли о том, что он хочет сейчас идти, держа за маленькую наманикюренную ручку его девочку, его Дашку. Он был зол на себя за такие мысли, был зол на нее за то, что с определенной периодичностью появляется в них. Раньше, путь от Дома культуры до его дома всегда проходил мимо ее дома, но последнее время ходил другими путями, но сейчас он обходил через другие улицы, чтобы не делать себе еще больнее. Да, добираться до дома таким способом, безусловно, дольше, но так было нужно. Руки в карманах, шапка-гандонка даже на уши не натянута, сигарета плевком отброшена куда-то на дорогу — Пятифан всегда был быдловат, но сейчас это ощущалось особенно остро, ведь с появлением Лебедевой — такой нежной и изящной, как мартовский тюльпан, чистой и открытой, — он старался подавлять это, скрывать, пытался меняться, и это даже, на его удивление, великолепно получалось. Он строил планы, усердно над собой работал, а когда она предала — все старания пошли на смарку.       Отец на вахте, мама, отыскавшая работу, пусть и сложную, вот уже три недели в командировке — что может быть лучше? Хотелось прийти домой и сразу завалиться спать. Дверь была не заперта, в коридоре стояли мамины сумки. Да-а-а, сразу лечь в кровать и отправиться в новый день, видимо, не получится. Оно и к лучшему, хотелось поговорить с мамой, крепко обнять ее и расспросить о командировке.       — О, мам, ты уже вернулась? — Пятифан мигом скинул кроссовки и прошел на кухню, увидев взахлеб ревущую маму, — Ма, ты чего?       — Я-я… только приехала, и мне сказали, что Айнурка наш пропал уже три недели назад, в тот же день, когда я уехала! — сын смотрел на то, как Оксана Андреевна залпом выпила стопку его паленой водки… откуда нашла и почему вообще пьет?       — Мам, ты чего? — Рома с легкостью взял из маминых рук стопку, а со стола забрал бутылку. Видимо, надо перепрятать. Стоп, что? — В смысле, Бяша пропал?       — А ты не знал? — женщина удивленно взглянула на сына, — В школе ничего не говорили?       — Я не ходил. — честно ответил Рома.       — Почему? Ром, что-то случилось?       — Долгая история… Не важно, мам. — Рома не хотел расстраивать маму, опускать Дашу в ее глазах. Хотя, она бы, наверное, сама не поверила, начала бы оправдывать Лебедеву.       — Ром, у нас есть время. Что такого случилось, что ты даже о пропаже лучшего друга не знаешь? — руки Оксаны Андреевны с бешенной силой затряслись от страха за мальчика — Айнур был ей, как сын.       — Да поссорились с ним, вот. — кратко ответил Рома, заканчивая разговор.       Рома отвел маму спать, нечего ей в таком состоянии бодрствовать, тем более, приехала только, а сам отправился в гараж.       «Блять, что с ним. Это же произошло в тот день, когда они с Дашей… Сук… Не могли они его… Не могли… Бяха вот какой сильный… Не могли…»       Слезы скатывались по щекам. Несмотря на предательство, ему было больно и боязно за друга. Рома пытался тешить себя надеждами, что Айнур, просто не выдержав позора, сбежал далеко-далеко отсюда. Он пытался забыть, что осенью пропал грузный Сема, которого утащить в разы сложнее, чем Бяшку.       «Сука, могло же все по-другому сложиться… Зачем, ну зачем он сделал это именно тогда, ровно в тот день.»       Рома допил открытую мамой бутылку и уснул на холодном заляпанном диване.

***

      Облезший маникюр окончательно испортился после исцарапывания собственных ног в истерике. Смотреть на себя в зеркало было противно: щеки впали, колени стали угловатыми, под глазами залегли тени — от этого она походила на живого мертвеца. Думать, говорить, да и в принципе, существовать не хотелось. Она корила себя, не понимала, как это могло произойти.       Миша остановился в дверном проеме, наблюдая за угасающей подругой.       — Принцесс, расскажешь — будет легче. Хватит все держать в себе. — Миша аккурат подошел к ней, положив руку на костлявое плечо. Обычно она пугалась неожиданных появлений из-за спины, а сейчас…— Я тебя уверяю. Помогу чем смогу.       — Миш… Тут уже ничего не поможет, понимаешь? — Даша отвела глаза, начав пялиться в стену, — Это я во всем виновата. Я Игоря одного оставила, я Рому предала. Зачем мы вообще сюда переехали, все проблемы начались из-за меня!       — Ну-ну, Принцесс, ты чего? — Миша подал ей стакан горячего чая, до этого стоявший на тумбочке, — Ты маленькая девочка, просто подросток, ты не можешь быть во всем виновата.       Даша дала волю эмоциям, разревелась. Руки подрагивали, пока она рассказывала ему все, что произошло — про Рому, Игоря, фотографии, ее состоянии, про все накопившиеся переживания. Миша поглаживал ее по плечу, успокаивая. Начать все сначала в их дружбе определенно было лучшим решением. Миша действительно был неплохим парнем, очень добрым и искренним, надежным — в общем самый настоящий пример хорошего друга.       — Даш, вот что я тебе скажу: в пропаже Айнурки ты точно не виновата, это я тебе сразу пытался объяснить; — Котов, пытаясь подвести так называемые «итоги», все время поправлял челку, съезжающую на бок, — с Ромой я поговорю, объясню че да как; то что Бяха тебя поцеловал, а кто-то это запечатлел — тоже, безусловно, не твоя вина. Если ему в голову что-то взбрело такое — это не значит, что за это должна отдуваться ты.       — Ты… ты правда с ним поговоришь? — Даша в удивлении раскрыла глаза. В ее глазах впервые за почти месяц появились какие-то эмоции, кроме безразличия и грусти. — Думаешь, он не пошлет и тебя, и меня?       — Не пошлет. Он сам в школе не появлялся хер пойми сколько. — Миша прикинул в голове, какое количество дней Ромы не было на учебе, — А вот с того момента, как Бяха пропал. Ну, плюс-минус день. Поэтому, я уверен, он сам ебуче переживает. Ванек рассказывал, что Пятифан вместо учебы на тренировках ебашит. Видать, старается переработать, так скажем, боль в силу.       — Миш, я боюсь. — Лебедева обессиленно опустила руки, — Вдруг, он даже слушать не захочет? Вдруг, он уже с Лесей ходит?… Она же за ним так бегала?       — А вот с Лесей он точно не ходит. — Миха ухмыльнулся, готовясь рассказать какую-то новость или, как это называла Даша, сплетню, — Леся теперь с Сережей вместе. Все-таки сдалась под его напором.       — Д-да? — Лебедева искренне удивилась, облегченно выдохнув. — Я за них очень рада, Серёжка видимо слушал мои советы. Но ведь у Ромки куча поклонниц. Ему столько валентинок на четырнадцатое февраля подарили. — обреченно вспомнила Даша. В голосе витало отчаяние.       — Дах, я не глупый мальчик и вижу, что сейчас переживает Рома. — Миша, стараясь передать все накопленное тепло, нежно — будто старший брат, — обнял Дашу. — Вот увидишь, все будет великолепно.

***

      Голова гудела. Следующий день принес ему не только это, но еще и приятную боль в теле от интенсивных тренировок. Хотелось прогуляться, проветриться. Толкнув гаражную дверь, он вошел в дом, нацепил кроссовки и вышел. Мартовское солнце сегодня освещало поселок, делая его жителей счастливее, отгоняя черноту, давно зависшую здесь.       Он и не заметил, как дошел до их места, их дуба. Провел пальцами по коре, на которой были высечены их имена. Теплые воспоминания, связанные с этим местом, связанные с его Дашей всплыли в памяти. Стало больно. Уселся на корни, где они пару месяцев назад сидели вместе, когда их чувства только зарождались, когда он окончательно понял, что по уши втрескался в эту ранимую неженку, в эту до жути добрую принцессу. Он понимал, почему Миша выбрал именно это прозвище для нее, и это дико бесило. Сзади кто-то свистнул, и Пятифан резко обернулся. Миша медленно, переступая концы корней, подходил к парню.       — Перетереть кое о чем надо. — Миша встал напротив, — Могу сесть?       — Ну садись. — Миша приветственно протянул руку, — Че надо?       — По поводу сложившейся ситуации поговорить. — Кот повернулся к Роме, заглядывая тому в глаза. Серо-голубые глаза были похожи на Байкальские льды и выражали всю серьезность дальнейшего разговора. — В общем. Фото, что ты видел…       — Склейка? Что? Пизди больше, я сам фотки видел и не собираюсь тебе верить. — прервал его Рома. — Как ты меня нашел вообще?       — Успокойся бля. Где же тебя еще искать? Вижу же, весь извелся от ситуации, в место ваше пришел, школу проебываешь, на тренировках подозрительно много ебашишь. — Миша хлопнул его по плечу, оставив руку на нем, — Вот что я тебе скажу…       Котов старался донести Роме то, о чем они говорили с Лебедевой, не слушая его пререкания, жестко пресекая их.       — И что ты мне предлагаешь? — Пятифан хлопнул руками по коленям, когда Миша сказал «вроде все». — Бежать к ней с распростертыми объятиями, позабыв обо всем, что я ей наговорил?       — Да, Ром, бежать. Ты своим этим блять… — Кот глубоко вдохнул, — Эмоциональным всплеском… Дашу окончательно добил, и если сейчас же не пойдешь к ней — она вскроется к хуям собачьим. Бля буду, я когда пришел к ним сегодня и Дашку увидел — ахуел. Она похожа на ожившего жмурика.       — Блять… Какой я идиот, Кот… — Рома схватился за голову, стягивая шапку, — Я не могу к ней пойти, она меня не примет.       — Пятифан, ты реально идиот. Я тебе миллион раз сейчас сказал, что она тебя ждет каждый ебаный день. Живо иди к ней!