Комплекс Ионы

Джен
Завершён
NC-17
Комплекс Ионы
бета
автор
Описание
Ноябрь 2038 вошёл в историю США как месяц, когда андроиды стали свободными. Декабрь же стал месяцем поисков. Пока люди и андроиды искали своё место в «дивном новом мире», детектив Гэвин Рид искал способ не потерять значок и табельное. Его план был прост ― работать и не отсвечивать. Но когда город накрыла череда странных убийств, Гэвину Риду пришлось объединиться с андроидом-детективом по имени Коннор. Теперь им предстоит невозможное: не только поймать убийцу, но и не убить друг друга в процессе.
Посвящение
Всем, кто разговаривает с домашними растениями и даёт имена неодушевлённым предметам. Мы не сумасшедшие! Просто у нас хорошо развита система социальной адаптации :)
Отзывы
Содержание Вперед

Глава 5. Закон Каннингема

Всё ещё 23 декабря 2038 года Спустя 42 дня после революции андроидов       До конца рабочего дня Гэвин успел многое: он дважды выпил кофе, выкурил полпачки сигарет, поругался с Уилсоном, заполнил отчёт по табельному, снова поругался с Уилсоном, просмотрел огромное количество идиотских видосов из архива близнецов и практически вырубился на рабочем месте.       Заснуть ему не дала Тина, а точнее — аромат острой лапши со свининой, которую та ела прямо на рабочем месте.       ― Вот чёрт, ― поморщился Гэвин, разминая затёкшую шею. ― Как ты ешь эту дрянь?       ― А фто? ― нахмурилась Тина, шумно втягивая в себя лапшу.       ― Мне кажется, у меня уже от одного запаха изжога началась.       ― Но это физически невозможно! ― вклинился Коннор. ― Запахи не провоцируют выделение соляной кислоты желудочного сока, в то время как чрезмерное употребление кофе и сигарет…       ― Захлопнись! ― перебил его Гэвин. ― Читал свои отчёты, вот и читай их дальше.       ― Я уже закончил. К тому же, фоновые задачи, такие, как обработка входящего потока данных и поддержание беседы, не мешают выполнению приоритетных.       ― Выпендрёжник, ― фыркнул Гэвин и незамедлительно получил по лбу каким-то шуршащим пакетиком. ― Это что ещё за хрень?       ― Печенье с предсказанием, ― сообщила Тина. ― Скушай вкусняшку и прекрати на всех кидаться.       ― Да я вообще никого не трогаю, ― буркнул Гэвин, потирая лоб.       Он разорвал прозрачную упаковку с ярко-красной надписью, разломил печенье, закинул в рот сладкое хрустящее тесто, которое буквально таяло на языке, и уже собирался швырнуть опустевшую пачку в мусорку, как Тина его остановила.       ― Эй-эй-эй! ― возмутилась она. ― А как же самое важное?       ― Что? ― нахмурился Гэвин. ― Если ты хотела, чтобы я с тобой поделился, надо было сказать об этом сразу.       ― Да нет же, балда! Что было в твоей записке?       ― Я не читал. Наверняка какая-нибудь хрень.       ― О господи, Гэвин! ― вздохнула Тина и вырвала пачку у него из рук. ― В этом же весь прикол печений с предсказаниями ― предсказания!       ― Нет, весь прикол в том, что они просят доллар за пол-унции теста с куском бумаги.       ― Вообще-то, их присылают бесплатно, ― фыркнула Тина. ― Один раз, между прочим, мне попался скидочный купон, ― гордо произнесла она, разворачивая записку.       ― О, ну раз скидочный купон, то конечно, ― закатил глаза Гэвин, отталкиваясь от стола и бестолково вращаясь на кресле.       В офисе уже практически никого не осталось, только пара андроидов на станции подзарядки и Фаулер, который, как обычно, орал на кого-то по телефону, беспорядочно размахивая руками.       ― Тут написано: «Прошлое ― это то, что сплело твоё настоящее», ― прочитала Тина. ― Ну блин, я-то хотела купон на бесплатную доставку, а не заумную фразу в духе «ты то, что ты ешь».       ― На самом деле, это цитата из книги «Цитадель» Антуана де Сент-Экзюпери, ― мигом отозвался Коннор. ― Только она сильно обрезана, и из-за этого искажается смысл. Должно быть...       ― Да похер, ― зевнул Гэвин, потирая глаза. Не хватало им ещё на ночь глядя обсуждать французскую литературу. ― Лучше скажи, что полезного ты нашёл по делу Колгрейвза.       ― О, ― обрадовался Коннор. ― Конечно. Я изучил результаты вскрытия. Моё заключение совпадает с мнением коронера ― мистер Колгрейвз погиб в результате болевого шока и массивной кровопотери. Смерть наступила девятнадцатого декабря в промежутке между девятью и десятью вечера. В крови были обнаружены следы антидепрессантов и алкоголя.       ― Получается, мы практически двое суток ждали экспертизы, чтобы узнать то, что нам и так было известно? Отличные новости!       ― Есть кое-что интересное. При анализе не было выявлено следов «Галоперидола».       ― И что?       ― Он имеет свойство накапливаться в тканях.       ― Ага… ― задумчиво протянул Гэвин, ― а склянка, которую мы нашли в ванной, была полупустая. Понятно. Так, может, таблетки были не его? Удалось что-то вытащить из показаний свидетелей? Соседи, друзья, родственники… С ним жил кто-то ещё?       ― Да, с мистером Колгрейвзом жила его девушка, Элизабет Уотсон.       ― С ней уже связались? Где она была на момент убийства?       ― Полагаю, что с мистером Колгрейвзом, ― не задумываясь ответил Коннор.       ― С чего это ты взял? ― нахмурился Гэвин.       ― О, это тоже интересно. Я уже отправил её анкету на ваш терминал.       На экране отобразилась фотография привлекательной девушки: длинные светлые волосы, смеющиеся серо-зелёные глаза и россыпь веснушек. Анкета гласила, что в марте ей исполнилось двадцать пять, она окончила университет Уэйна, где получила степень магистра истории искусств, исправно платила штрафы за неправильную парковку. В прошлом была пара приводов за вождение в нетрезвом виде, но в целом ничего серьёзного.       Гэвин внимательно всмотрелся в фотографию и тут до него дошло.       ― Охренеть… ― протянул он. ― Это что, та девушка-андроид? Но как такое возможно?       ― Я знал, что вам понравится, ― коротко улыбнулся Коннор. ― Всё выглядит так, словно она настоящий человек. Есть свидетельство о рождении, диплом об окончании школы и университета, фотографии из детства и даже приводы. Я проверил, у Паркера то же самое. Я склоняюсь к теории, что оба андроида были максимально реалистично интегрированы в общество ради какой-то цели, назначение которой мне пока неясно.       ― Хм, может быть… ― Гэвин задумчиво почесал щёку, ― может быть, есть какой-то момент в её биографии, когда она вдруг начала вести себя как-то иначе? Попробуй поискать.       ― Что именно мне искать?       ― Да всё, что угодно! Заявления знакомых или родственников, посты в соцсетях, некрологи.       ― Некрологи? ― нахмурился Коннор.       ― Я без понятия! Просто предположил. Сдаётся мне, что такая глубокая интеграция выглядит дохрена сложно и дорого. Либо тут секретные службы поработали и ФБР скоро даст нам от ворот поворот, либо это что-то другое.       ― Человеческое сознание, перенесённое в механическое тело? ― предположил Коннор.       ― Господи, надеюсь, что нет. Это совсем жутко. Скорее уж программа, которая пытается подражать человеческому сознанию.       ― Пытается подражать? ― скрипнул голосом Коннор.       ― Ну или чё она там делает? Хрен его знает, как это правильно называется, ― пожал плечами Гэвин.       Коннор мигнул диодом, явно собираясь что-то сказать, но его перебила Тина. Она сонно потянулась, встала из-за стола и выключила свой терминал.       ― Я домой, ― зевнула она. ― Гэвин, ты всё ещё без тачки?       ― Она застряла в сервисе до конца времён. Я уже смирился. Найти детали на эту развалюху ― всё равно, что выиграть в лотерею.       ― За мной Дэвид приехал. Можем тебя подвезти.       ― Да не, не напрягайтесь. Я ещё немного поработаю.       ― Ладно, ― хмыкнула Тина, перекинув за плечо небольшой кожаный рюкзак, и обернулась к Коннору. ― Коннор, оставляю тебя за старшего.       ― Эй! ― возмутился Гэвин. ― Он не может быть старшим, ему полгода всего!       Коннор как-то подозрительно мигнул и отвернулся к своему терминалу.       ― Вы, главное, только не подеритесь. Я поставила сто баксов на то, что вы продержитесь до конца недели.       ― Отлично, на нас уже ставки делают, ― пробурчал Гэвин.       ― А разве рассказывать о споре не против правил? ― неожиданно поинтересовался Коннор, мигнув алым.       ― Конечно, против, ― подтвердила Тина. ― И обычно я за честную игру, но не тогда, когда ставки два к тридцати и есть возможность сорвать неплохой куш. Так что ведите себя прилично.       Она помахала на прощанье рукой и упорхнула из офиса, оставив Гэвина с подозрительно мигающим Коннором.       ― Во сколько поедем? ― вполголоса спросил Гэвин, делая вид, что пролистывает вкладки. Он вообще старался выглядеть как можно более безразлично, но скрипящее от напряжения колёсико мышки выдавало его с головой.       В глубине души Гэвин нервничал. И дело было вовсе не в том, что ему пришлось взять сверхурочные часы. И даже не в том, что эти сверхурочные часы никак не оплачивались. Виной всех тревог и волнений был сраный «Новый Иерихон».       Уже одна мысль о том, что он добровольно собирается отправиться в сердце андроидского восстания, пугала Гэвина до усрачки. Конечно, технически, это был не тот-самый-Иерихон, в котором всё началось. Старый заброшенный грузовой корабль в районе Ферндейл, служивший андроидам временным пристанищем, ещё девятого ноября был уничтожен стараниями армии США.       Иногда Гэвин думал, что он не смог бы удержать свою задницу на месте и непременно напросился бы в какой-нибудь отряд. К капитану Аллену, например. Дэвид брюзгой не был и с воодушевлением относился ко всем лишним рукам, особенно если они умели держать «М16».       Гэвин умел. Только вот ту ночь он провалялся в одной из палат больницы Генри Форда ― спасибо Коннору и его сраному андроидскому кунг-фу. Впрочем, Гэвин понимал, что он ещё легко отделался. Миссия провалилась, «Иерихон» взорвался и пошёл ко дну, и кто знает, где был бы Гэвин сейчас. Возможно, кормил бы рыб на дне озера Мичиган. Или героически застрелил бы Маркуса и остановил бы восстание машин. А может быть, что-нибудь ещё ― хрен его знает.       Так или иначе, после революции андроидам понадобился новый штаб, и они обосновались в одном из старых заводских зданий на окраине Детройта. Повесили там своё знамя, растянули лозунги и торжественно нарекли себя «Новым Иерихоном». Интересно, над названием долго думали?       Стабильно раз в неделю Маркус и его дружки отбивались от антиандроидского движения, пытались пропихнуть в парламент новые пакты и петиции, мило улыбались на камеру ― все, кроме девчонки, она злобно скалилась ― и призывали нуждающихся андроидов искать поддержку и не бояться просить о помощи.       Коннор, видимо, не побоялся. Великий Маркус снизошёл до его просьбы и подыграл полиции. Интересно, чем это аукнется им в дальнейшем? А аукнется обязательно, Гэвин в этом даже не сомневался. Он не повёлся на смазливую мордашку Маркуса и его пацифистские речи, он был уверен ― лидером за красивые глазки не становятся, особенно лидером злых и отвергнутых кофеварок.       Знай Гэвин все анатомические особенности модели Маркуса ― чего он знать, разумеется, не хотел, ― сказал бы, что у этого чувака стальные яйца. Конечно, корректнее было бы назвать их углепластиковыми, но тогда это прозвучало бы совершенно неубедительно и испортило бы всю метафору.       ― Эй, Коннор! ― окликнул Гэвин, заметив, что андроид напрочь проигнорировал его вопрос. ― Оглох, что ли? Я спрашиваю, во сколько поедем?       ― Согласно анализу трафика и прогнозу погоды на ближайшие шесть часов, промежуток с девяти пятнадцати до одиннадцати тридцати пяти ― самое благоприятное время для поездки по городу, ― отчеканил Коннор, даже не обернувшись.       ― Вот ведь зануда! ― поддел его Гэвин, с тоской заглядывая в пустую чашку. ― Ты бы ещё поправку на ветер сделал.       ― Я сделал, ― доложил Коннор и как-то странно скрипнул голосом.       Гэвин нахмурился.       ― А что с голосом? ― спросил он.       ― Чьим? ― равнодушно уточнил Коннор, по-птичьи склонив голову набок.       ― Твоим, дубина! Это что, какая-то новомодная киберпростуда?       ― Не совсем понимаю, о чём вы, детектив. С моим голосом всё в порядке, ― ответил Коннор и снова скрипнул. Причём так противно, что у Гэвина свело зубы.       ― Ай, вот опять! ― поморщился Гэвин, встряхивая головой. ― Как скрип мела по доске. Бр-р-р… запустил бы ты программу диагностики, что ли.       ― В этом нет нужды, ― произнёс Коннор. Он наконец отвернулся от терминала и посмотрел прямо на Гэвина. ― С уверенностью могу сказать, что мои аудиопроцессоры исправно функционируют, однако некоторые звуковые колебания моего голоса могут достигать диапазона от двух до четырёх тысяч герц. Звуки этой частоты совпадают с частотами звуков тревоги у шимпанзе. Так что дискомфорт, который вы, вероятно, испытываете, это всего лишь эволюционная реакция приматов, при которой повышается активность миндалевидного тела ― области мозга, связанной с переживанием страха.       Гэвин почувствовал, как у него дёрнулась щека.       ― Так, слышь! ― искренне возмутился он. ― Я не понял, это ты меня сейчас с шимпанзе, что ли, сравнил? Перегрелся?       ― Нет, моя температура находится в пределах допустимой нормы. И я не понимаю, чем вас так задевает сравнение с шимпанзе. Оно уместное и вполне корректное с биологической точки зрения.       ― Ах, корректное, значит! ― скрипнул зубами Гэвин, сжимая в руке чашку.       ― Совершенно верно, ― невозмутимо ответил Коннор. ― Это нормальная человеческая реакция. В испанском языке даже существует слово, которым обозначаются все неприятные звуки этой частоты. Например, скрип мела по доске или звук царапанья вилкой по тарелке. Всё это называется…       Договорить Коннор не успел, так как к нему подошёл Гэвин, с грохотом поставил свою чашку на стол, схватил андроида за грудки и рывком поднял его с кресла.       ― Слушай сюда, охреневший кусок пластика, ― угрожающе прошипел Гэвин. ― Не знаю, что у тебя там закоротило, да и знать не хочу. Но если ты не прекратишь ― нашей сделке конец.       ― Вы мне угрожаете?       ― Я тебя предупреждаю. Ещё раз выкинешь подобное дерьмо, я разобью твою смазливую пластиковую рожу прямо об этот чудесный офисный стол.       ― Это нерационально, ― скрипнул Коннор. ― Я сильнее вас физически.       ― Я допускаю, что моё прекрасное лицо тоже немного пострадает. Но согласись, вырвать тириумный насос гораздо проще, чем вырвать сердце.       ― Вас уволят.       ― Ага. Как и тебя, ― оскалился Гэвин. ― Только вот я найду, чем заняться, а ты? Как ты будешь существовать в мире, зная, что единственная профессия, ради которой ты был создан, больше тебе недоступна?       ― Другие андроиды…       ― Многофункциональны. А ты ведь у нас прототип, не так ли? ― прищурился Гэвин. ― Единственный в своём роде. Так что…       Диод Коннора заполыхал алым, и Гэвин почувствовал, как напрягаются механические мышцы под обезличенным офисным пиджаком. Интересно, какой непутёвый дизайнер додумался упаковать машину для убийств в костюмчик безобидного клерка? Или это такой хитрый замысел, чтобы снизить порог враждебности? Действительно, кто боится скромного стесняшку в галстуке-селёдке?       Только вот Гэвину не понаслышке было известно, на что Коннор способен на самом деле. Он заглянул в карие почти человеческие глаза и практически почувствовал удар под дых. Только вот удара не было, потому что в этот момент их окликнул Фаулер.       ― Рид, Коннор! ― грозно проревел он. ― Хотите заняться спаррингом ― идите в тренажёрный зал! А если из-за ваших обнимашек пострадает собственность департамента ― стул, терминал, не важно, — мы заканчиваем этот цирк. Это понятно?       ― Да, сэр, ― ответили они хором, продолжая зло пялиться друг на друга.       В конце концов, Гэвин медленно разжал пальцы, отпуская нещадно измятый воротник, и Коннор тут же разгладил его ладонями, поправляя галстук.       ― Отлично, ― кивнул Фаулер. ― А теперь идите домой. Оба.       ― Но сэр…       ― Мне плевать, чем вы будете заниматься в нерабочее время, но чтобы через десять минут и ноги вашей не было в департаменте. Это понятно?       Конечно, это было понятно. Чего же тут непонятного?       Гэвин скривился, молча скопировал данные по делу на смартфон, закутался в пальто и отправился в круглосуточную забегаловку, до которой нужно было идти несколько кварталов. Впрочем, это того стоило ― там готовили отличные чимичанги.       Коннор за ним не пошёл. Это насторожило, хотя Гэвин особо-то и не жаждал его компании. До гипотетического посещения «Нового Иерихона» было ещё несколько часов, и Гэвин надеялся провести их с пользой. И, желательно, без лихорадочно мигающего андроида, который почему-то решил устроить конфликт.       Какого хрена вообще?! У них же перемирие было!       Интересно, как далеко они могли бы зайти, не выгляни Фаулер из своего кабинета? О, это точно была бы точка невозврата. Ведь несмотря на то, что Гэвин сказал Коннору, что найдёт, чем заняться, на самом деле он так не думал. Пожалуй, тут они с Коннором были похожи — они оба занимались тем, без чего их жизнь не имела смысла.       Гэвин занял столик в углу, сделал заказ и посмотрел в окно на идущий снег. Вздохнул, достал из кармана смартфон и отправил Коннору адрес.       Блог близнецов вызывал смешанные ощущения ― что-то между тошнотой и разжижением мозга. Гэвин вздохнул, достал блокнот для заметок, воткнул в уши наушники и вернулся к просмотру видео.       Профессия детектива, несмотря на славу самой опасной, увлекательной и полной приключений, на самом деле практически на пятьдесят процентов состояла из копания в мусоре и грязном белье ― просмотр видео с камер, анализ архивных записей, изучение отчётов криминалистов и коронеров, допросы свидетелей и так далее. Процентов тридцать занимало заполнение отчётов. Пятнадцать ― слежка. И только пять приходилось на всё самое интересное.       Поначалу Гэвину казалось, что его кто-то жестоко обманул. Ведь абсолютно все его действия строго регулировались Департаментом, инструкциями и правилами. Казалось, что у него связаны руки.       Но со временем он понял, что система неспроста была устроена именно так. Она основывалась на многолетнем опыте и многочисленных прецедентах. Взять хотя бы правило Миранды: до шестьдесят шестого о нём и слышать не слышали, а потом появился некий Эрнесто из Аризоны, грабитель и насильник, показания которого пришлось исключить из дела на основании пятой поправки. Да здравствует конституция США! К счастью, справедливость в итоге восторжествовала, а обязанности полицейских пополнились ещё одним пунктиком в чек-листе.       Однако понимание необходимости правил вовсе не означает, что нельзя найти способы их обойти или улучшить, особенно если бюрократия вставляет палки в колёса следствия или если поиск зацепок затягивается невыносимо надолго.       Ощущение, что он впустую тратит драгоценное время, усиливалось. Гэвин поставил видео на паузу и задумчиво уставился на остатки чимичанги ― он даже не помнил, как её съел.       Нужно было как-то ускорить анализ видео или найти способ получить поведенческий анализ близнецов. Но как? Психологи, если они у близнецов и были, ничего не расскажут, а для допроса фанатов потребуется ордер, получить который накануне рождественских праздников будет весьма проблематично.       Конечно, всегда можно подключить к анализу видео Коннора, но Гэвин упорно отгонял от себя эту идею. Ему казалось, что это ловушка, из которой нет выхода, ведь если андроид заберёт на себя всю скучную работу, то со временем и сам Гэвин уже не понадобится.       Действительно, зачем департаменту полиции нужен детектив-человек с биологическими слабостями и потребностями, когда есть идеальный и совершенный андроид-детектив, которому не нужен сон, кофе и еда? Тут тебе и передвижная лаборатория, и скоростной анализ информации, и моментальный доступ к базе данных. Ну уж нет! Люди раскрывали дела и до появления андроидов, так что и Гэвин как-нибудь с этим справится. Нужно просто придумать какой-нибудь способ, который позволит оптимизировать просмотр видео и поиск информации.       Соседний стул скрипнул, и Гэвин вздрогнул, вываливаясь из собственных мыслей. Коннор сидел напротив, мокрый, но совершенно невозмутимый. В волосах и на ресницах ещё виднелись остатки налипшего снега, который непременно растаял бы быстрее, будь у Коннора нормальная человеческая температура тела.       Гэвин посмотрел на часы и фыркнул:       ― Долго же ты искал. Навигатор сбился?       ― Нет, ― ответил Коннор. ― Мои топографические навыки в полном порядке. Просто в музее искусств на Вудвард-авеню прекращают пускать посетителей за двадцать минут до закрытия.       ― И что?       ― Мне пришлось взять такси.       ― Ясно, ― протянул Гэвин, обмакивая остатки чимичанги в гуакамоле. ― И как, успел?       ― Да.       ― Ну и молодец, ― буркнул Гэвин, облизывая пальцы от соуса.       ― И вы не хотите спросить, для чего я ездил в музей?       ― А, то есть ты осознаёшь, что дал мне дохрена мало информации для понимания? Ну так обломись, у меня есть теория — либо в тебе проснулся тонкий знаток живописи, в чём я сомневаюсь, либо это связано с нашей загадочной девушкой-андроидом со степенью магистра искусств. Она выставлялась в музее?       ― Да.       ― И ты нашёл событие, которое могло повлиять на изменение её поведения, верно? Хотел сравнить работы до и после?       ― Вы абсолютно правы, детектив, ― мигнул диодом Коннор.       ― Видишь, не такой уж я и тупой для примата, верно?       ― Ваше обвинение беспочвенно. Я никогда не называл вас тупым.       ― Хрен с тобой, колись, что ты там нашёл.       ― Упоминание об автомобильной аварии три года назад. В медицинской истории Элизабет Уотсон зафиксированы сильная черепно-мозговая травма и другие серьёзные травмы, включающие многочисленные повреждения внутренних органов, перелом шейки бедра и даже кратковременную кому. Прогнозы хирургов были неутешительными, однако Элизабет вышла из комы и вскоре вернулась к нормальной жизни.       ― И что, дамочка чуть не отошла на тот свет, потом внезапно воскресла и начала рисовать иначе?       ― В том-то и дело ― техника и даже цветовые предпочтения остались прежними. Это крайне странно. Конечно, стоит дождаться заключения психолога, но я предполагаю, что подобные физические и психологические потрясения должны оказывать сильное влияние на личность.       ― Думаешь, Элизабет Уотсон из комы так и не вышла?       ― Такова моя теория, детектив. Я уже отправил фото работ штатному психологу для анализа. Однако я убеждён, что здесь что-то не так. Согласно статистике, после таких сильных эмоциональных потрясений поведение необратимо меняется.       ― Согласен. Но даже если у нас будет заключение психолога, нам нужна настоящая улика, а пока у нас только теории, ― вздохнул Гэвин, потирая виски. ― Жаль, что нет способа превратить теории в улики. Это существенно облегчило бы… А ведь точно! ― воскликнул Гэвин, хватая со стола смартфон. ― Нахер эти видео, я заставлю фанатов принести мне улики.       ― Но у нас нет ордера… ― возразил Коннор.       ― Нахер ордер! Они сами всё расскажут, причём с подтверждениями. Нужно просто сморозить на форуме какую-нибудь агрессивную херню, и тут же набегут знатоки, которые захотят меня переубедить. Это же очевидно! ― хмыкнул Гэвин, увлечённо строча возмутительно-оскорбительное сообщение в самой популярной теме. ― И как я сразу об этом не подумал? Ты у нас спец по анализу, а я ― по конфликтам.       ― Это довольно спорное достижение.       ― В споре рождается истина, ― ухмыльнулся Гэвин, с удовлетворением читая первые возгласы возмущения, и тут же набрал новое сообщение, которое должно было подлить масла в огонь. ― А пока я жду, когда их там бомбанёт, у тебя есть время всё рассказать.       ― Что рассказать, детектив? ― скрипнул Коннор.       ― Что за херня с твоим голосом?       ― Мои аудиопроцессоры функционируют в прежнем режиме.       ― Неправда. Раньше твой голос звучал не так.       ― Ах, это.       ― Ах это ― что? Настройки слетели?       ― Нет, просто я отключил функцию социальной адаптации.       ― Нахера?       ― Чтобы у вас не складывалось превратное впечатление, что я пытаюсь подражать человеческому сознанию.       ― Издеваешься? ― вздёрнул бровь Гэвин.       ― Разве я умею? ― мигнул диодом Коннор. ― Вы ведь сами сказали, что я всего лишь программа, которая пытается подражать человеческому сознанию.       ― Погоди-погоди-погоди… хочешь сказать, что всё это дерьмо в департаменте произошло только потому, что ты обиделся? Да я даже не про тебя это сказал!       ― Я не обиделся. Это иррационально. Я просто отключил иллюзию подражания человеческому сознанию.       ― То есть ты ведёшь себя как робот, чтобы доказать, что ты не робот? Очень логично. Ты подхватил на станции подзарядки ПМС или что?       ― ПМС невозможно подхватить....       ― Коннор, блядь, достал! Не буду я извиняться! ― возмутился Гэвин и вздохнул, потирая шрам на переносице. ― Послушай, это был очень длинный день, так что хватит трахать мне мозг. Я сказал то, что сказал. Если ты извратил это и решил сделать меня в чём-то там виноватым ― это твои проблемы.       ― Значит, вы признаёте, что у андроидов есть сознание?       ― Я признаю, что понятия не имею, как это называется. Но что-то наверняка есть, потому что я уверен, что когда тебя создавали, задумывалось, что ты будешь вести себя, как детектив, а не как обиженный ребёнок. И включи это социально адаптированное говно! У меня уши от твоего скрежета вянут.       Коннор сложил руки на груди, закатил глаза и очень по-человечески хмыкнул.       ― Пойдёт, ― одобрил Гэвин и снова вернулся к переписке с фанатами.       Чатиться на форуме оказалось намного веселее, чем просматривать блог. Защищая честь своих кумиров ― а Гэвин настаивал на том, что утка о травме и дорогостоящей восстановительной операции была рекламным ходом для самопиара, ― фанаты, сами не зная того, приволокли Гэвину кучу зацепок ― и ссылки на статьи в СМИ, и интервью с другими руферами, и даже сталкерские видео из больницы.       По всему выходило, что падение с крыши действительно было, причём весьма серьёзное, потому что близнецы оказались сначала в реанимации, а потом в травматологии.       Среди фанатов ходила легенда, что всё было настолько плохо, что одному из близнецов потребовался киберпротез. Кто-то в сети даже провёл любительское расследование и запихнул его в двадцатидвухминутное видео. Гэвин пересматривал запись четырежды, каждый раз удивляясь тому, как много свободного времени у некоторых жителей Детройта.       Видео было смонтировано весьма неплохо, а повествование велось очень даже убедительно. Тут тебе и фото, и улики, и сопоставление фактов, и интервью с очевидцами. Пожалуй, единственное, что портило впечатление, так это идиотская тревожная фоновая музыка в духе псевдонаучных передач про рептилоидов.       ― Как думаешь, ― спросил Гэвин, когда они с Коннором уже сидели в такси, ― если одному брату замутили киберпротез, могли ли второму замутить кибертело?       Коннор нахмурился и замерцал диодом, явно шарясь по сети.       ― Согласно последним сводкам, ― отчитался он после минутного молчания, ― для успешной реставрации необходимо, чтобы индекс функционирования мозга, сердца, кровеносной и нервной систем составлял не менее восьмидесяти семи процентов.       ― Серьёзно, что ли? Я проспал восстание киборгов?       ― На данный момент во всём мире зафиксировано всего три подобные операции ― в Японии, России и Северной Корее. Один из пациентов не выжил из-за проблем с сердцем, после чего средний индекс функционирования был поднят на восемь целых семь десятых процента. Однако Паркер был андроидом на девяносто девять процентов.       ― То есть, твой ответ «нет»?       ― Мой ответ «нет». Нет никакой информации о технологиях, которые позволили бы записать человеческое сознание на искусственный носитель.       ― Отсутствие информации о технологиях не означает, что их на самом деле нет. Может, есть. Воткнул флешку в висок, щёлкнул пару кнопок и вуаля ― новое тело, получите-распишитесь.       ― Вас бы это расстроило? ― спросил Коннор, склонив голову набок.       ― С чего ты взял? ― нахмурился Гэвин, ёрзая на сиденье.       ― Частота вашего пульса увеличилась почти вдвое, а язык вашего тела говорит о том, что этот разговор вам неприятен.       ― Ну, мне не хотелось бы стать типа… я не знаю, а что это вообще будет? Киборг? Андроид? Аватар? Цифровая копия?       ― Вторая жизнь? ― предположил Коннор, и Гэвина передёрнуло. ― На самом деле, это довольно любопытная тема. Многие человеческие религии допускают подобные теории. И хотя большинство людей ошибочно полагает, что понятие «реинкарнация» свойственно только для буддизма, на самом деле…       ― Так, всё, завали! Мне правда не нравится эта тема, ― буркнул Гэвин, отворачиваясь к окну и приобнимая себя руками, чтобы унять дрожь.       ― Я могу включить музыку, чтобы…       ― Да, ― прервал его Гэвин. ― Валяй.       Коннор нажал несколько кнопок на приборной панели, включая радио. Походу, он ещё и печку врубил втихаря, потому что спустя несколько минут Гэвин почувствовал, как его прошибла испарина.       Из динамиков доносился тихий голос Эда Ширана с его чудны́м, хоть и мягко-приятным йоркширским акцентом. Казалось бы, расслабиться ― самое то, но Гэвина морозило так, что хоть вой, хоть плачь.       Сраные триггеры. Если Фаулер узнает, как его хреначит от безобидного разговора, то без лишних слов отправит патрулировать улицы. И это в лучшем случае, если врачи в психушку раньше не упекут.       Блядь, ну почему сейчас-то?!       Щёки пылали огнём. Гэвин закашлялся и дёрнул пальцами за ворот худи, чтобы хоть немного облегчить дыхание. Не помогло.       Его повело, и он провалился. Снова. Декабрь, 2012 год Более чем за 9 000 дней до революции андроидов       Младший опаздывает. Что, впрочем, совсем неудивительно, ведь по четвергам у него компьютерный клуб и он всегда задерживается в этот день. Особенно сейчас, когда на носу ежегодный городской конкурс изобретений.       Чтобы скоротать время, старший достаёт из рюкзака немного помятый комикс, находит загнутый уголок и погружается в чтение.       Вообще-то, старший не любит комиксы, как и читать в целом. Этот даже не его. Он отжал его во время большой перемены у одного зануды-очкарика, который отказывается работать с ним в паре на биологии.       Сначала старший просто хочет выкинуть комикс в ближайшую мусорку, но неожиданно заинтересовывается картинкой на обложке и зачем-то оставляет его себе. Рискованно, конечно, ведь настучи очкарик директору, тут же последует незамедлительная проверка личных вещей, а следом за ней ― жуткий скандал. Но очкарик благоразумно молчит, карманная приставка садится ещё на втором уроке, и старший неожиданно растворяется в сюжете очень странной версии «Бэтмена».       Действие здесь происходит не в вымышленном Готэме, а в Чикаго во времена сухого закона. Вместо миллионера-супергероя ― специальный агент Элиот Несс, который гоняется за мафией. Днём от имени закона, а ночью ― от имени справедливости.       Погони, слежка, интриги, охота на Аль Капоне — всё это кажется старшему таким увлекательным, что он сам не замечает, как глотает главу за главой до тех пор, пока не добирается до самой последней страницы. Он несколько раз внимательно перечитывает финал, смакуя каждую сцену, а затем хмурится, заметив на обороте обложки дарственную надпись, оставленную аккуратным кругловатым почерком.       Надпись гласит: «От мамы», и старшего прошибает пот. Он до крови прикусывает щёку и с трудом удерживает себя от желания зашвырнуть комикс куда-нибудь подальше. Вместо этого он бредёт к школьным шкафчикам в надежде как-то вычислить верный, но очкарик неожиданно обнаруживается возле питьевого фонтанчика. И младший вместе с ним.       Они о чём-то увлечённо болтают, и старшему почему-то становится очень обидно. Ведь это он, а не тот очкарик, ждёт младшего больше часа.       Младший замечает его первым.       ― Привет! ― весело говорит он, и очкарик испуганно замолкает, уставившись на старшего большими серыми глазами. ― Давно ждёшь? ― продолжает младший, не замечая смятения своего нового друга.       ― Нормально, ― хмурится старший, сверля очкарика тяжёлым взглядом.       ― Знаю-знаю, я виноват. Прости, что заставил ждать. Просто мы обсуждали наши проекты, и я совсем потерял счёт времени. Кстати, это Джейсон, ― представляет он очкарика. ― Джейсон, а это мой брат. Я тебе про него рассказывал…       ― Мы знакомы, ― перебивает старший. ― У нас биология общая.       ― О, ― улыбается младший. ― Это здорово! Значит, не нужно тратить время на знакомство.       ― Угу, ― безрадостно мычит старший. ― Ты скоро? Не хотелось бы опоздать на последний автобус.       ― С каких это пор ты переживаешь из-за автобуса? ― удивляется младший. ― Мы ведь всегда можем дойти до дома пешком.       ― В такой снегопад? ― старший кивает в сторону окна.       Младший поворачивает голову, хмурится и несколько секунд задумчиво наблюдает за тем, как снег медленно заметает школьный двор.       ― Ты прав, ― вздыхает он, наконец. ― Сейчас иду. Только заберу пару вещей. Я быстро!       С этими словами младший направляется к своему шкафчику, а старший остаётся с очкариком наедине. Лишившись поддержки, очкарик срывается с места, но старший хватает его за рукав уродливого рождественского свитера.       ― Вот, ― говорит он, хмуро протягивая комикс. ― Был не прав и всё такое.       Очкарик испуганно сглатывает и недоверчиво забирает журнал, в любой момент ожидая подвоха. Но подвоха нет, и комикс благополучно оказывается у него в руках.       ― А ещё есть? ― неожиданно спрашивает старший.       Очкарик робко улыбается и поправляет очки.       ― Есть. У нас библиотечный клуб…       ― Не-не, никаких клубов! ― отмахивается старший. ― Я не какой-то там нёрд. В нашей паре умный он, ― фыркает старший, указывая на брата.       Когда они садятся в автобус, в рюкзаке у старшего болтается комикс-версия «Детективного агентства Дирка Джентли».       Младший не умолкает всю дорогу. Он рассказывает о мистере Роджерсе, о конкурсе, о том, что победителей пригласят на экскурсию в Стэнфордский университет.       Младший просто одержим идеей там учиться. Он так вдохновлён этой мыслью, что старшему приходится прикусывать себе язык всякий раз, когда ему хочется воскликнуть: «Прекрати! Это нереально! У нас нет таких денег!» В последнее время ему приходится делать это так часто, что он всерьёз опасается, что скоро откусит себе язык.       Хотя, на самом деле, в глубине души старшему и самому нравится фантазировать о счастливом будущем.       Младший всё болтает и болтает, и старший внимательно его слушает. До тех пор, пока на выходе из автобуса он не замечает патрульную машину.       Угрожающий вид полицейского автомобиля вызывает в старшем такой ледяной ужас, что ноги становятся ватными и он спотыкается на ровном месте.       Проследив за его взглядом, младший замолкает и хмурится. Они медленно продолжают идти вперёд, стараясь не бежать и не ускоряться, но это оказывается невыносимо сложным.       Машина следует прямо за ними, и старшему кажется, что все уже давно обо всём догадались. Сердце стучит в груди так громко, что его наверняка слышно на другом конце улицы. А ещё у него пылают щёки и противно липнет к спине насквозь промокшая куртка.       Им приходится остановиться на светофоре, и патрульная машина тоже останавливается прямо перед пешеходным переходом. Она так близко, что можно разглядеть лицо сидящего за рулём офицера, и от этого по позвоночнику у старшего разбегаются колючие искры паники.       Неужели всё закончится прямо сейчас? А вдруг они с братом больше никогда друг друга не увидят?       От этой мысли старшему становится дурно. Он рвано хватает ртом воздух, пытаясь выровнять дыхание, но это не помогает. Лёгкие горят огнём, словно после долгой пробежки.       ― Просто совпадение, ― тихо говорит младший, беря старшего за руку. ― Под Рождество патрульных машин всегда больше, чем обычно. Никто не догадывается. Всё хорошо. Дыши.       Они сплетаются пальцами и ступают на дорогу ровно за секунду до того, как загорается зелёный.       Какое-то время старший продолжает тревожно оглядываться назад, но машина их больше не преследует. Видимо, это и правда совпадение.       Вскоре они благополучно добираются до дома. Гостиная оккупирована отцом, который сидит на диване с абсолютно стеклянным взглядом и смотрит «Дискавери» ― кабельное давно отключили, и почему-то это единственный канал, который ловит их старая тарелка. Впрочем, отцу всё равно, что смотреть. Иногда старшему кажется, что с тем же успехом он мог бы пялиться в стену.       Братья скидывают верхнюю одежду, развешивают вещи сушиться и отправляются к себе. Старший ― читать, а младший — заниматься своим проектом.       Какое-то время комната наполняется звуками сосредоточенной тишины: шелестом страниц, щелчками клавиш, тихим механическим поскрипыванием. Иногда старший откладывает комикс в сторону, лениво потягивается на верхней кровати и украдкой подглядывает за младшим.       Тот сидит на ковре, склонившись над какой-то металлической коробочкой, подключённой к школьному лэптопу. Он то что-то быстро печатает, то ловко подкручивает что-то отцовской отвёрткой. Время от времени младший забавно щурится и сдувает со лба отросшую чёлку.       Старший улыбается. Ему нравится просто так лежать и наблюдать за младшим. Особенно сейчас, когда он выглядит по-настоящему увлечённым. От этого почему-то становится очень-очень уютно, и в голову сразу приходят воспоминания о том времени, когда они были настоящей семьей. Когда отец был настоящим отцом, а мама была ещё жива и ждала рождения сестрёнки.       Несмотря на прогнозы врачей, она была так уверена, что малышка благополучно появится на свет, что заранее придумала ей имя. Но это не помогло.       Иногда старший думает, что отец должен был уговорить маму отказаться от малышки. Это было бы грустно, но не так грустно, как сейчас. В конце концов, мама была мамой, а сестру они даже не знали.       Старший утыкается лицом в одеяло, позволяя ему впитать предательски выступившие слёзы.       ― Что скажешь? ― неожиданно спрашивает младший. ― Мистер Роджерс утверждает, что у меня есть все шансы поехать в Стэнфорд. Поедем вместе?       Старший сглатывает, тихо шмыгает носом и выглядывает из своего укрытия.       ― Стэнфорд ― это, конечно, круто, ― говорит он, осматривая изобретение младшего, ― но твой проект выглядит, как коробка из-под обуви. Не думаю, что он тянет на первое место.       ― Много ты понимаешь! ― обиженно отмахивается младший. ― Дело ведь не в форме, а в содержании!       Он гневно фыркает и молча сопит над проектом до тех пор, пока старший наконец не сдаётся и не садится с ним рядом.       ― Ладно тебе, ― вздыхает старший, ― ты ведь знаешь, что я в этом ничего не понимаю. У меня «C» по информатике, и то потому, что мистер Роджерс никому не ставит «F». Ну что, мир? ― спрашивает он и с очень серьёзным видом протягивает младшему руку.       ― Ну не зна-аю… ― хмурится младший, надув губы. Затем он смотрит старшему в глаза и вдруг улыбается. ― Мир, конечно! У тебя такое глупое лицо, когда ты пытаешься выглядеть виноватым. Не могу на тебя долго обижаться.       Они пожимают друг другу руки, и старший ещё какое-то время просто сидит рядом, молча наблюдая за манипуляциями брата.       ― Что это вообще? ― наконец спрашивает он.       ― Что-то вроде искусственного интеллекта. Простенький пока, но она уже умеет рассказывать истории и петь песенки, ― младший замолкает, задумчиво почёсывая кончик носа. ― Ещё я пытался научить её шутить, но шутки пока плохо получаются… Показать?       ― А то, ― хмыкает старший.       Младший ловко нажимает на школьном лэптопе несколько кнопок, и коробка вдруг озаряется мягким голубоватым светом.       ― Спой нам колыбельную, ― просит младший.       ― Хорошо, ― отвечает коробка и начинает петь.       Сначала старшему кажется, что это будет что-то вроде одной из тех дурацких детских песенок, которые поют навороченные дорогие игрушки, но всё оказывается совсем не так. Голос звучит немного механически, но ему удаётся улавливать верную интонацию почти правильно.       Старший знает эту песню ― это колыбельная из «Питера Пэна». Любимая песня мамы.       ― Тебе нужно придумать для этой штуки какое-нибудь клёвое название, ― говорит старший, когда коробка замолкает. ― Что-то запоминающееся.       ― У неё уже есть имя, ― отвечает младший. ― Я подумал об этом в первую очередь.       ― Правда? ― удивляется старший.       ― Да. Самое лучшее на свете!       Когда младший называет имя, старший ощущает это, словно удар в живот. На мгновение он даже забывает, как нужно дышать ― настолько это имя неправильное.       ― Тебе не нравится? ― осторожно спрашивает младший, задумчиво склоняя голову набок.       ― Нет, не нравится, ― хрипло отвечает старший. ― Не нравится! ― почти кричит он. ― Это глупое имя. Назови её как-нибудь по-другому!       ― А маме это имя нравилось… ― растерянно говорит младший, хмурясь.       ― Вот поэтому оно и не подходит! ― возмущается старший, искренне не понимая, почему до младшего никак не доходит. Он ведь такой умный! ― Она ведь умерла! Они обе умерли! Так же нельзя!       ― Почему? ― удивлённо хлопает ресницами младший. ― Когда-нибудь я сделаю так, что она научится думать, говорить, сочинять истории. А ещё мама всегда хотела научить её рисовать. И я научу. Это будет как вторая жизнь…       ― Никогда, никогда, слышишь, это не будет как вторая жизнь! ― вскакивает старший, срываясь на крик. ― Ты не сможешь заменить кого-то говорящей коробкой. Это... это просто чудовищная глупость! А если ты в это веришь, то ты тоже чудовищно глупый! И ни в какой Стэнфорд я с тобой не поеду, потому что ты никогда не выиграешь этот чёртов конкурс!       Младший закрывает глаза и медленно выдыхает. Затем он молча встаёт, берёт со стула свой рюкзак и начинает методично складывать в него вещи.       ― Что ты делаешь? ― изумлённо спрашивает старший.       ― Джейсон пригласил меня посмотреть с ним новый сезон «Доктора Кто». Собираюсь принять его приглашение.       ― Ты не можешь! ― возмущается старший.       ― Могу. И сделаю.       ― Ладно-ладно, хорошо, ― вздыхает старший. ― Я не прав. Ты это хочешь услышать?       ― Да нет, ты прав, ― неожиданно соглашается младший.       Он поворачивается к старшему и на мгновение замирает. В его голубых глазах нет ни капли привычной мягкости, и даже черты лица кажутся какими-то острыми.       ― Я действительно чудовищно глупый, раз решил, что ты меня поймёшь.       ― Я не это имел в виду. Давай… давай просто поговорим?       ― Нет, ― отрезает младший. ― Я не хочу с тобой больше разговаривать. В идеале вообще никогда, но, к сожалению, мы живём в одном доме, так что это будет сложновато.       Молния застёгивается с противным скрипом, и младший снова бросает на старшего убийственно-холодный взгляд.       ― Но я обещаю попробовать, ― говорит он.       Затем закидывает рюкзак за спину и уверенным шагом спускается в гостиную. Старший не находит ничего лучше, чем просто следовать за ним.       ― Да погоди ты! ― кричит он, хватая младшего за лямку рюкзака.       ― Пусти, ― шипит младший, дёргая рюкзак на себя.       ― Нет, ― упрямо возражает старший. ― Сначала мы поговорим!       ― Да не хочу я с тобой разговаривать! ― вырывается младший.       В этот момент раздаётся треск, лямка лопается, и рюкзак с грохотом падает на пол. Из него вываливается второпях собранные вещи ― блокнот с заметками, школьный лэптоп, сточенный наполовину карандаш, пачка печенья с арахисовой пастой и, конечно же, отцовская отвёртка с ярко-голубой рукояткой.       В действительности всё это происходит очень-очень быстро, но старшему кажется, что кто-то шутки ради замедлил время и отключил все звуки, кроме одного. Звука, с которым отвёртка медленно и непостижимо громко катится по протёртому паркету прямо к креслу отца.       Отвёртка ударяется о тапок, и в сонных рыбьих глазах неожиданно мелькает узнавание.       Ощущение опасности повисает в воздухе, словно туман в дождливую погоду ― клубится под ногами, цепляется за одежду, оседает на волосах.       Плохое предчувствие не просто кричит — оно вопит, истерично стуча во все воображаемые барабаны.       Им нужно бежать, причём немедленно. Куда угодно, главное бежать, иначе случится что-то непоправимое…       Но старший не может даже пошевелиться. Он чувствует, как его ноги буквально приросли к полу. И всё, на что он сейчас способен ― это лишь отстранённо наблюдать за тем, как медленно встаёт с дивана его отец. Как он поднимает с пола свою отвёртку, как смотрит на неё, и как узнавание во взгляде сменяется чем-то ещё. Чем-то безумным и очень-очень злым.       ― КТО ПОСМЕЛ?! ― яростно ревёт отец.       Его голос, надтреснутый и какой-то звериный, действует на братьев отрезвляюще. Они срываются с места в попытке добраться до входной двери, но отец неожиданно оказывается быстрее и преграждает им путь.       Он хватает за шиворот первого, кто попадается ему под руку ― а попадается, разумеется, старший ― и встряхивает его так, что начинает кружиться голова. И откуда у отца вообще столько силы? Словно это не отец вовсе, а какой-то оборотень, чудовище, по нелепой случайности оказавшееся как две капли воды похожим на их отца.       ― Ты который из двух? ― снова ревёт оборотень. ― И какого чёрта вы так похожи?       Эти слова, которые по нелепой случайности были когда-то доброй отцовской шуткой, причиняют братьям почти физическую боль. Хуже лишь то, что это вообще самое связное, что отец произносит за последний месяц.       Старший так удивляется, что пропускает удар в лицо. Во рту сразу становится солоно и кисло, а оборотень лишь глухо говорит:       ― Так хоть путать не буду.       И презрительно кривит тёмный рот в злобной усмешке.       Старший сплёвывает на пол. По подбородку струится что-то липкое и горячее, но происходящее уже перестаёт быть для него неожиданным. Он успевает закрыться руками ― так, чтобы следующий удар пришёлся хотя бы вскользь. Но удара не происходит.       Отец, словно потеряв к нему интерес, швыряет его на пол и поворачивается к младшему, который продолжает испуганно стоять в дверях, нелепо хлопая глазами и сжимая в руках тот идиотский рюкзак с порванной лямкой.       ― ТЫ! Твой рюкзак! ― кричит не то отец, не то оборотень, и старший понимает, что дело плохо.       ― Беги! ― кричит он младшему, и со всей силы толкает отца куда-то в шкаф.       Раздаётся грохот. На пол сыплются ключи, вешалки и какие-то коробки — кажется, из-под обуви. Пронзительно скрипит слетевшая с петель дверь. Но победе радоваться рано, ведь это далеко не она.       Старшему всего десять лет. Разве он может тягаться с разъярённым оборотнем? Тот крепко хватает его за шиворот и снова встряхивает.       ― Да беги же, ну! ― кричит старший, швыряя в младшего подвернувшийся под руку ботинок, который так кстати вывалился из шкафа.       Воротник душит не хуже настоящей удавки, и старший пропускает тот момент, когда хлопает входная дверь. Он изо всех сил пытается сопротивляться, но лишь беспомощно дрыгает ногами в воздухе.       Старший ощущает себя слепым котёнком, барахтающимся в мешке на дне ледяного озера. Беспомощным, обречённым и никому не нужным. Это чувство накрывает его с головой, он буквально захлёбывается в собственном отчаянии и в какой-то момент перестаёт сопротивляться.       Холодный ветер задувает в дом хлопья белого снега, а он медленно и неумолимо проваливается в глухую темноту…       В себя он приходит от того, что кто-то большой и тёплый осторожно качает его на руках. Старший приоткрывает глаза и щурится от яркого света, пытаясь разглядеть незнакомое лицо, но всё вокруг кружится и расплывается, так что лицо похоже вовсе не на лицо, а на какой-то огромный белый блин.       Свет причиняет боль. А ещё он дребезжит и мигает, и поэтому старший снова закрывает глаза.       Интересно, почему мигает свет? И почему он цветной? Красный, белый, синий ― словно на дискотеке. Может быть, уже наступило Рождество? Может быть, это Санта держит его на руках?       Старший осторожно приоткрывает один глаз, пытаясь разглядеть своего спасителя. Но одежда на нём синяя, а не красная. Значит, это не Санта, а кто-то другой.       Конечно, это не Санта! Санты ведь не существует!       От этой мысли старшему почему-то становится очень смешно. Он пытается засмеяться, но из груди вырывается только жалобный стон.       А вслед за стоном на него обрушиваются и остальные звуки ― вой сирены, чьи-то обеспокоенные голоса, топот, глухие стоны, копошение…       Старший резко осознаёт всё, что происходит. Он пытается встать, но сильные руки крепко удерживают его на месте.       ― Всё хорошо, ― тихо успокаивает блин, одетый в синюю офицерскую форму. ― Теперь всё будет хорошо.       Старший хмурится и вдруг узнаёт в нём того самого патрульного офицера, с которым они сталкивались на перекрёстке. Он хочет спросить, где его брат, но вместо этого снова стонет, хватаясь за ноющие рёбра.       Чьи-то горячие пальцы вцепляются ему в ладонь, и старший видит перед собой обеспокоенные голубые глаза.       ― Ты как? ― спрашивает младший, и старший вдруг вспоминает, что тот обещал никогда с ним больше не разговаривать.       ― Лучше всех, ― хрипло отвечает он и снова проваливается в темноту. Всё ещё 23 декабря 2038 года Спустя 42 дня после революции андроидов       ― Детектив Рид, ― позвал его Коннор, мягко коснувшись плеча. ― Вы как?       ― Лучше всех, ― на автомате ответил Гэвин, тряхнул головой и окончательно пришёл в себя.       В этот момент такси остановилось, и раздавшийся из динамиков механический голос радостно сообщил, что они достигли пункта назначения.       ― Где это мы? ― нахмурился Гэвин, выглядывая в окно.       ― В двух кварталах от «Нового Иерихона», ― ответил Коннор, выходя из машины.       ― Хочешь сказать, что мы взяли такси для того, чтобы потом два квартала тащиться пешком? ― возмутился Гэвин. ― В снегопад?! И почему мы вообще не взяли тачку в Департаменте?       ― Но ведь капитан Фаулер запретил посещать «Новый Иерихон» в рамках расследования, ― растерянно ответил Коннор, удивлённо моргая. ― Так что это личный визит, а значит, патрульную машину использовать нельзя.       ― И поэтому мы торчим возле этого убогого торгового центра? ― нахмурился Гэвин, без удовольствия созерцая яркую мигающую вывеску.       ― Это хороший торговый центр, ― возразил Коннор. ― У него более трёхсот положительных отзывов на «Йелп», и все на пять звёзд. К тому же, если кто-то решит проверить историю операций по вашей банковской карте, то увидит, что вы взяли такси не до «Нового Иерихона», а до торгового центра. И, если вопросы ещё останутся, то вы всегда сможете сказать, что просто решили купить новую куртку.       ― Новую куртку, значит, ― хмыкнул Гэвин. ― Звучит логично. Только вот нихрена не правдоподобно, потому что я ненавижу торговые центры.       ― И как много людей об этом знает?       Гэвин закатил глаза, немного поворчал себе под нос, поплотнее закутался в пальто и наконец вышел из машины.       ― Ладно, идём уже, умник, ― вздохнул он.       ― Детектив Рид, а можно личный вопрос? ― неожиданно спросил Коннор.       ― Ну? ― нетерпеливо бросил Гэвин.       ― Вы в порядке?       ― Я ведь тебе уже ответил ― в полном.       ― Но вы... врёте, ― нахмурился Коннор.       Гэвин громко вздохнул.       ― Детектив Рид, врать о своём самочувствии не только нелогично, но ещё и крайне глупо.       ― Я запомню. И если ты закончил со своими нравоучениями, то, может быть, пойдём уже, а? Холодрыга ― капец!       ― Если вам нужна помощь…       ― Коннор, ― прервал его Гэвин.       ― Да, детектив Рид?       ― Захлопнись. Твой лимит личных вопросов на сегодня исчерпан, понял?       ― Хорошо, ― кивнул Коннор.       ― Хорошо? ― насторожился Гэвин. ― Что-то ты подозрительно быстро сдался.       ― Я не сдался. Просто если вы не хотите обсуждать это сейчас, мы всегда сможем поговорить, когда вы будете готовы.       ― Да с чего ты вообще взял, что я буду с тобой что-то обсуждать?!       ― Потому что вы сказали, что мой лимит личных вопросов исчерпан только на сегодня. Получается, подсознательно вы готовы обсудить это в следующий раз.       ― Ох ты ж блядь, умный-то какой! ― возмутился Гэвин, ускоряя шаг.       ― Детектив Рид! ― окликнул его Коннор.       ― Ну что ещё?!       ― «Новый Иерихон» в другой стороне.       Гэвин громко застонал и отправился вслед за Коннором.
Вперед
Отзывы
Отзывы

Пока нет отзывов.

Оставить отзыв
Что еще можно почитать