В канун Рождества

      — Ниже! Да нет же, левее! Да в право, в право двигай!       — Пирожки! Горячий чай и какао! Разбирайте пока не остыло…       — Раз-два, раз-два, раз… ах ты ж, смотри куда бочку ставишь, болван криворукий…       — Так, дети, не бегаем. Дружно собираемся и топаем по домам, праздник скоро начнётся, а вы не готовы.       — Но комиссар…       — Никаких но, все уже почти собрались, а вам ещё нужно согреться. Мы же не хотим заставлять ваших мам волноваться? — в требовательном голосе проскользнула улыбка.       Загомонив на разные голоса, детвора дружной разношёрстной толпой бросилась убеждать мужчину в обратном. Больно уж им не хотелось уходить с улицы, наполненной десятками зажжённых фонариков и огоньков. Атмосферу приближающегося праздника дополняли развешанные то тут, то там гирлянды и украшения, еле уловимый запах хвои и чего-то ужасно вкусного бередил обоняние, а позвякивание столовых приборов и весёлый суетливый шум, наполняли сердца жителей радостью и предвкушением грядущего. Дыхание взрослых и детей вырывалось белыми облачками пара, а в морозном воздухе летали умопомрачительные ароматы специй и пряностей, заставляя малышню сглатывать слюну и с жадностью наблюдать за взрослыми, распивающими столь удивительные разноцветные напитки.       Комиссар по-мальчишески ухмыльнулся. Ох уж эти сорванцы…       — А ну-ка, — кое-что припомнив, торжественно провозгласил он. — Сейчас я хочу, чтобы все вы послушали меня очень внимательно, — дети заинтересованно переглянулись и мужчина мысленно поаплодировал себе. — Раз, два, три, четыре, пять — начинаю я играть, шесть, четыре, восемь, раз — вот уже ищу я вас, семь и девять, десять, ноль — разбегайся, а не стой! — громко выкрикнув последнюю фразу, он вскочил, подхватывая на руки завизжавшую от неожиданности светловолосую девчушку, а остальные дети, позабыв обо всём, бросились врассыпную.       Засмеявшись, тот несколько раз покружился под восторженные восклицания малышки, и добродушные, местами насмешливые комментария селян, с интересом глазеющих за представлением. Всё таки нечасто, в последнее время, они видели их обычно собранного и серьёзного комиссара таким по-настоящему живым и расслабленным.       Вот уж действительно, магия наступающего Рождества!       Сделав ещё пару шагов, мужчина в очередной раз крутанулся, вдруг почувствовав, как опорная нога заскользила по предательски запорошённому снегом льду. Он покачнулся и взмахнул рукой в попытке поймать равновесие, но не удержавшись с громким возгласом шлёпнулся в сугроб. Тяжёлое зимнее пальто сиюминутно пропиталось влагой, заметно тяжелея, а кожу противно защипало от холода. Приземлившаяся следом на крякнувшего от натуги комиссара девочка, хихикнула, а затем подскочила, стремительно уносясь вслед за убежавшими друзьями.       Драматично вздохнув, мужчина лишь проводил её побег укоризненным взглядом, ненадолго задержавшись глазами на высокой разлапистой ели, возвышающейся посреди домов. Жители деревни ещё засветло отправились в лес в поисках подходящей красавицы, и теперь та искрилась и сверкала, прогибаясь под тяжестью рождественских украшений.       Лололошка довольно опустил ресницы, украдкой улыбаясь. Всё игрушки и гирлянды, мишура и снежинки — все они имели яркий голубой цвет. Цвет Сияния. Словно подтверждая, что всё, что они сделали — было не зря. На душе приятно потеплело, и он, весело фыркнув, откинулся на спину, зарываясь поглубже в пушистый снег.       Почти сразу над его головой раздался тихий смешок.       — И вот это великий герой-освободитель? Гроза империи и АПМ-чудовищ, созданных безумным учёным в попытке уничтожить мир? Не будь я лично свидетелем, не поверил бы.       Приоткрыв один глаз, Лололошка замер, недоумённо разглядывая склонившийся над ним силуэт, а затем закусил губу, с трудом давя в себе желание расхохотаться. Видеть Калеба в сверкающих на свету сотнями искорок, ярко оранжевых оленьих рогах было… умопомрачительно. На удивление те действительно шли мужчине, придавая тому более праздничный и расслабленный вид. И особенно хорошо гармонировали с его имплантами, такого же насыщенного персикового оттенка. Не сдержавшись, Ло всё-таки прыснул.       Карие глаза напротив недобро сузились.       — Ты. Не. Будешь. Это. Комментировать.       — Ну как тебе сказать… — продолжая покусывать многострадальную губу, пробормотал мироходец. — Я же… То есть… Тебе они и правда очень… к лицу, — комиссар уткнулся лицом в ладони и беззвучно затрясся.       Раздражённо выдохнув и возведя глаза к небу, главный секретарь присел рядом с сугробом, осторожно выуживая из него своё личное наказание, а затем перехватив поудобнее, подхватил того на руки. И всё это под одобрительное улюлюканье и аплодисменты забавляющейся толпы.       Щёки Ло предательски вспыхнули, заливая точёные скулы пунцовым румянцем. Дыхание перехватило, когда его тело бережно притянули к горячей, даже сквозь плотный материал куртки, твёрдой груди. С силой зажмурившись, Лололошка вздохнул, упираясь лбом в плечо Калеба. Копна его рыжих волос была небрежно усмирена резинкой, но отдельные пряди, освободившиеся за долгий день, подчёркивали гордый изгиб чужой шеи, и не выдержав, мироходец мягко прикоснулся к нему губами, опаляя прохладную кожу жарким дыханием.       — Неужели вы вдруг резко растеряли ваше хвалёное самообладание, м-м-м, комиссар?.. — хрипловато промурлыкали над его ухом. — Какая жалость.       Ло легонько стукнул этого идиота кулаком по плечу. Но, довольная улыбка, блуждающая по его алым потрескавшимся на морозе губам, была красноречивее слов. Оказавшись в родных и любимых объятиях, он и сам не заметил, как по телу разлилась блаженная истома. До сего мгновения Ло даже не представлял, насколько усталым он себя чувствовал. И как сильно скучал по возлюбленному.       — Мгм.       Калеб по доброму закатил глаза, но ничего не ответил. Лишь сильнее притиснул к себе непутёвого комиссара и ускорил шаг.       Добравшись до окраины деревни, он с наигранным облегчением сгрузил свою ношу около огромного костра, поудобней устроив Ло на одной из расставленных полукругом скамеек и накинул ему на ноги тёплый шерстяной плед. Затем, подхватив со стола дымящуюся кружку, осторожно опустился рядом, всунув в руки мироходцу обжигающе горячий шоколад.       Жар от огня уже растопил лежащий вблизи высоко вздымающегося пламени снег, и сейчас территория подготовленная для праздника представляла собой нечто действительно уютное. С изумрудной, чуть более тёмной, чем летом, травой, и кучками пожухлой листвы, виднеющимися то тут, то там, посреди окружающей их полянку ледяной стужи. Подобно кусочку весны, на короткий миг отобравшему у разгневанной зимы её владения.       — Словно ненадолго очутились в сказке, правда? — с улыбкой прижавшись к боку мужчины, прошептал Лололошка. Вдалеке, почти у самого леса, где начинались высокие раскидистые сосны и ели, играли и переплетались между собой причудливые тени, отбрасываемые всполохами света. Подобно древнейшим божествам, что танцевали свой необъяснимый танец в честь уходящего года, а после, падая на колени, взывали к возрождённому из пепла миру, моля о благополучии и силе.       Калеб недоумённо моргнул, приподнимая брови.       — Сказке? — обворожительная растерянность на лице старшего умилила.       Лололошка чуть усмехнулся, наслаждаясь окутавшей их атмосферой спокойствия и тепла, дарующей обоим минутки долгожданного покоя. Щёки комиссара по-прежнему горели огнём, но это было почти незаметно на пылающей от мороза коже. Ло несильно поёрзал, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза.       Лишь негромкое дыхание, да далёкие разговоры людей нарушали ночную тишину.       Пушистые снежные хлопья важно и неспешно кружились в воздухе, покрывая белым полотном крыши домов, дороги и кусты, оседали серебристыми шапками на спешащих по делам прохожих и опадали на землю капельками воды.       Деревья вокруг полянки, где совсем скоро прозвучат первые радостные возгласы праздника, вздымались так высоко, что Лололошке приходится запрокинуть голову, чтобы взглянуть на небо. На фоне непроглядной бездонной тьмы, белые, словно мириады сияющих искорок, снежинки выглядят волшебно. И ведь не скажешь, что ещё каких-то три года назад, под влиянием и тиранией Империи обо всём этом не могло идти даже речи. А сейчас…       — Двенадцать месяцев, не слышал? — Лололошка вновь посмотрел на Калеба, встречаясь с таким же усталым, но ласковым взглядом. На душе у него вдруг стало так безмятежно, так хорошо, что он со смехом подумал о том, а не подсунул ли ему ушлый возлюбленный кувшинчик глинтвейна?       — Нет, — Калеб качнул головой, задумчиво всматриваясь в медленно тлеющие угольки костра, и дыхание Лололошки невольно замедлилось, когда в чужих, таких глубоких и красивых глазах отразились алые языки пламени. Завораживая и подталкивая сердце трепетать от восторга. — Но я хотел бы послушать. Расскажешь?       Ло тихонько усмехнулся, чуть крепче сжимая его руку, и переплёл их пальцы.       — Конечно. Всё началось…       Рождество — это душевный праздник, дающий без размышлений о получении. Это счастье, потому что мы видим радость людей. В этот праздник каждый забывает о себе и находит время для других. Оно отбрасывает бессмысленные и подчеркивает истинные ценности. (Томас С. Монсон)