Однажды появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль

— Почему я не хочу тебя придушить? Почему, скажи… Почему я не могу выкинуть тебя из головы? — Феликс отпрянул, чтобы не просто услышать ответы на свои вопросы, но ещё и увидеть. — Ты застрял там, и… Я думаю о тебе так много, что мне даже страшно… У меня на себя столько времени не уходит, и… И откуда у меня время на всё остальное? Ему хотелось задать ещё как минимум тысячу разных «почему», но тихий ответ Хёнджина выбил землю из-под ног, и Феликс изо всех сил постарался сохранить равновесие. — Это потому, что всё остальное — это тоже каким-то образом я, — улыбнулся Хван, притягивая Феликса назад. — Это всё я… И, возможно, ты всё ещё любишь меня. Рассудок свой парень потерял где-то по дороге сюда, и он не сразу понял, показалось ему или нет. Хёнджин реально сказал то, что сказал, или это плод его воспалённого временем сознания? — Что? — Что? — Что ты сказал? — всё, ноги предательски дрогнули, а длинные руки подхватили под руки и спасли от неудачного падения. — Я сказал, что ты всё ещё любишь меня, как и я тебя, Ёнбок-а. Нет, нет, нет. Феликс не любил. Больше нет. Хван ошибается, принимая желаемое за действительное. Стоп. Он только что сказал, что тоже его любит? До сих пор? — Перестань, — пришлось приложить все усилия, чтобы оттолкнуть Хёнджина. В первую очередь Феликс боролся с собой и своим желанием здесь и сейчас простить, поцеловать и признать, что да, наверное, всё ещё любит. Но так нельзя. Это неправильно. Это неправда. Неправда же? — Что не так? Всё было не так. Губы моментально высохли и стали намекать на желанный поцелуй, руки свело немой тоской по другим, более нежным и красивым рукам. Так нельзя. Теперь Феликсу было мерзко от самого себя. — Хёнджина-а-а, ты ещё здесь? — послышался приглушённый крик. Феликса передёрнуло, а сам Хван лишь улыбнулся, ответив этому голосу, что уже уходит. — Это Сонхва, — шепнул Хёнджин. — Он меня заменяет, — несмотря на потерянность и грубость Феликса, Хван всё же протянул руку другу. — Пойдём? Ты ведь хотел поговорить. Вот тут стоило бы открыть глаза и бежать. Бежать домой к Крису и Берри, запрыгнуть в свой излюбленный мягкий угол и спрятать стыд в подушках. Но Феликс продолжает жмуриться, словно это страшный сон и он тут ничего не решает. Но, увы, это не сон, а очередная ошибка, которую он собирается совершить. — Ёнбок? Снова мягкие ладони укрывают плечи, а затем и спину. Глаза всё ещё плотно закрыты, и парень чувствует, как чувствовал, наверное, и Хёнджин, что это он, его любимый друг из прошлого. Это всё он же — забытая и забитая в подкорку первая любовь. Они выходят из клиники. Один сразу бросает взгляд на небесный потолок, украшенный гирляндами из редких звёзд, а второй глаза поднять не может. Феликс рассматривает мелкие камни, встречающиеся под ногами, видит урну и валяющиеся рядом смятые жестяные банки, находит грязную пачку от лейкопластыря и опять, против своей воли, думает о Хёнджине, вспоминает их первую встречу и бранит себя за всё это. Он действительно думает о Хёнджине каждый день, он даже в мусоре увидел этого человека. Возможно, он сам придаёт этому большое значение, но поделать с собой ничего не может. «Это потому, что всё остальное — это тоже каким-то образом я…» Снова красный сигнал светофора, снова в его голове Хван, который по-прежнему молчит и мечтательно глядит вверх. Когда-то давно, лет в 11 или 12, Хёнджин рассказал, что с ума сходит от красного, и с тех пор каждый подарок ко Дню рождения или Рождеству тем или иным образом имел отношение к красному цвету: вязаные носки; блокнот с изображением раскрытых цветков мака; серый шарф, перевязанный алой лентой; тонкий браслет-ниточка тёмно-красного, почти кровавого цвета, который до сих пор болтается на руке. «Это всё я… И, возможно, ты всё ещё любишь меня». — Помнишь, когда мы укатили к реке и лежали смотрели на звёзды, — Хёнджин нагло прервал поток мыслей Феликса, вклинив своё личное воспоминание. — Я тогда загадал желание, а ты спросил, что я там загадал? — Помню, — буркнул парень, гипнотизируя пыльные носки своих любимых кед. — А помнишь, что я тебе ответил? — Да. Они двинулись прямо. Феликс не спрашивал, куда его ведёт Хёнджин, не до этого сейчас было. Перед глазами сейчас берег реки и мягкая трава, на которой они устроились, бросив велосипед у старого клёна. В ушах плеск воды, пение сверчков и нежный шелест той самой травы, которая ласкала не только кожу. В мыслях сейчас та ночь, когда он был готов отдаться Хёнджину целиком и полностью, но старший его остановил, мол, сам не готов. Феликс сохранил всё это дерьмо. — Я загадал, чтобы ты всегда был счастлив, — улыбался Хёнджин не только губами, но и голосом, и эти прекрасные мягкие звуки заставили скромно улыбнуться и Феликса. — Скажи, ты счастлив? Сбылось моё желание? — А ты как думаешь? На улице было слишком тихо. Ни машин, ни людей, выползающих из ночных заведений — вообще никого. Создавалось впечатление, что в этом мире они остались одни. Именно такие поздние вечера превращаются в ночи, полные откровений. Но это неправильно. Эти вечер и ночь Феликс должен провести с Крисом, который, наверняка, уже дома и знать не знает, где его парень. Не скорее всего, а абсолютно точно он переживает, потому что телефон так и остался лежать на балконе. — Думаю, что счастья вообще не существует. Но ты всё равно его заслуживаешь. — Куда мы идём? — отвлекается Феликс. Слишком уж он размяк от этих философских бредней Хвана. Пора уже собраться и дать себе ментальную пощёчину. Он не должен улыбаться и вести подобные беседы. Он не должен чувствовать тяги к бывшему. Он должен держать себя и свои ёбанутые желания в руках. — Никуда, — Хёнджин отвечает слишком быстро и слишком легко, словно нет ничего такого в том, что он рассекает по ночному городу с бывшим другом… Бывшим парнем, который, к слову, должен его ненавидеть, но этот сукин сын чувствует, как собака, что его не ненавидят, а всё ещё любят. Вот и пользуется, наверное, своим положением. — Но мы можем пойти ко мне… Хёнджин косится на Феликса, которого снова ноги подводят, и он позорно спотыкается на пустом месте. Он споткнулся об это предложение и ужасно разозлился. — Какого хуя? Почему ты… Почему ты ведёшь себя так? Они встали друг напротив друга, заполняя тихую улицу своими голосами. Эхо недовольств младшего било и резало слух. — А что не так? — Всё, Хённи! Всё не так! Я вообще не должен был тебя видеть и уж тем более идти с тобой… — «идти с тобой почти за руку». — Я скучал, да, но я был уверен, что ты мёртв, поэтому… Считай, что я скучал по тому, старому Хёнджину, а не по тебе. Тебя я вообще не узнаю… Я не знаю тебя! Это была ложь. Хёнджин был такой же, даже внешне почти не изменился. Одно только выбивалось из привычного образа — этот новый Хёнджин прятался за улыбкой, как за щитом. В то время как старый знакомый Хван просто прятался от всего и ото всех. Двоились не только фонари в отражениях луж, но и чувства Феликса: он злится, ненавидит человека перед собой, но в то же время безумно хочет повиснуть на шее и провисеть так до конца своей жизни. — Ты тоже изменился, — Хёнджин снова улыбнулся. — Но ты всё тот же внутри. — Почему? Почему ты так поступил? — Феликс снова не даёт этой нежности в голосе склонить себя ко второму варианту и опять оказаться прижатым к сердцу. Он не позволит Хёнджину выиграть. Он силится разозлиться ещё больше, но это всё — нахмуренные брови и сжатые кулаки в растянутых карманах кофты — это предел. — Зачем тебе это? — Хёнджин снисходительно смотрит на парня, как на непоседливого капризного ребёнка. — Неужели у тебя нет других вопросов? — Хван, я, блять… Я столько лет жил, думая, что ты мёртв, — Феликс цедил каждое слово. Злился, реально злился, но всё ещё мечтал о шее и тёплых руках, которые раньше целовал чаще, чем губы. — Ты можешь представить себе, через что я прошёл? Я себя винил, понимаешь? И я, блять, заслужил узнать… Просто понять, за что, что я сделал не так? «Я хочу услышать, что тебе жаль. Я хочу видеть твоё раскаяние. Мне нужны твои слёзы, придурок». — Ничего и ни за что. Тут нет твоей вины. — Тогда ответь мне. Почему? — Феликс перешёл на крик. Это уже кричал Ёнбок, которого много лет назад предали, кинули и оставили одного. Он срывался на крик и смахивал подступающие слёзы. Пришлось тоже запрокинуть голову и успокоить себя видом тусклых звёзд. Эти точки на небе тоже, сука, напоминали о Хёнджине. Всё крутилось вокруг одного человека, и это сбивало с толку. — Я расскажу, но не здесь же, — Хёнджин раскинул руки. Феликсу снова захотелось кинуться в объятия, но он сдержался и на этот раз. — Поедем ко мне? И пришлось поддаться опять.

╳

— Ты украл у меня мечту, — прошептал Хёнджин, медленно пропуская сквозь пальцы влажные волосы друга. Оба пахли мятным шампунем, но от второго почему-то тянуло ещё и чем-то приторно-сладким. — Чего? — хохотнул Ёнбок и оторвался от тёплой груди. В темноте всё равно не разглядеть лиц друг друга, но он всё же смог уловить контуры, подсвеченные лунным сиянием. — Это какую такую мечту? — Ты рисуешь… — снова раздался шёпот. — А я так и не научился. — Можешь украсть мою мечту и стать врачом, — Ёнбок зачем-то тоже перешёл на шёпот. Они были одни не только в комнате, но и в квартире. Мать второй день пропадала где-то, и подросток молился про себя, чтобы она пропала навсегда и больше никогда не возвращалась в его жизнь. А ещё он молился, чтобы Хёнджин прямо сейчас сказал, что непременно станет врачом или кем-то другим. Ему нужно было услышать, что он видит своё будущее. Поговорить о том прощальном письме он так и не смог. Каждый раз боялся, что однажды вернётся из школы или с вечерней смены домой, а Хёнджина не будет. Боялся до жути, но ещё больше боялся задеть за больное, напугать друга или как ещё это можно назвать? Может, это трусость чистой воды? Может, стоит взять яйца в кулак и поговорить о наболевшем? — Возможно, я так и сделаю, — губы, обведённые лунным светом, изогнулись. Этого ответа хватило, чтобы Ёнбок выдохнул и ненадолго успокоился. — У меня ещё несколько месяцев, чтобы решить, куда поступать. Да, именно такого ответа и ждал младший. Можно ещё раз выдохнуть и снова припасть к груди. — А мне потом ещё год страдать в этой школе без тебя, — стук сердца под левым ухом стал колыбельной, от которой Ёнбока клонило в сон, но он держался и цеплялся за шёпот друга. Такие ночи у них — редкость, и хочется как можно дольше быть в сознании, быть рядом с Хённи. Потому что… Потому что вдруг он завтра вернётся домой, а его нет? — Хённи, скажи мне, что ты всегда будешь рядом, — это было похоже на мольбу. Если бы было не лень встать, то парень бы на колени упал, лишь бы Хёнджин пообещал ему это. — Буду, Ёнбок-а. — Нет, пообещай, — он снова оторвался от груди и уставился на друга. Нет, они уже не друзья. Они год, как пара, но Ёнбок так и не привык называть хёна парнем. — Скажи, что всегда будешь рядом. — Я всегда буду рядом, — тёплые ладони подхватили миниатюрное лицо, а большие пальцы прошлись по потрескавшимся губам. — Обещаю. Ёнбока снова отпустило, а вот ласки, которые дарили горячие подушечки пальцев, возбудили. В 17 лет гормоны льются рекой, любое неосторожное касание приподнимает член за секунду. Все одноклассники, наверное, давно уже попрощались с девственностью, а Ёнбок терпеливо ждёт, когда Хёнджин созреет. — Хённи… — с губ срывается не шёпот, а тихий стон. Хван сейчас должен чувствовать, как в бедро упирается нечто твёрдое, так же как и запрокинутая нога Ёнбока чувствует возбуждённый орган парня. — Хён… — Ты хочешь? — лицо старшего уже совсем близко. Их носы встречаются, сминая кончики друг друга. Дыхание невесомо целует кожу, и лбы соприкасаются. Ёнбок вытягивает губы, а Хёнджин снова спрашивает. — Хочешь? Уверен? — Очень… Давно… — сглатывает Ёнбок и полностью забирается на Хёнджина, и тот чувствует, как худенькое тело колотит. Хван отрывается от колючих губ и ещё раз спрашивает, готов ли он, потому что не хочет превратить их первый раз в нечто такое, что оба будут вспоминать с болью и стыдом на лице. Ёнбок всегда будет для него малышом, которого нужно защищать, но он, увы, не в силах это делать. Чанбин больше подходит на эту роль. Это кусает, царапает по самооценке и больно бьёт под дых. Но, пока Ёнбок повторят «люблю», пока он целует не только его губы и шею, но ещё и отросшие волосы, от которых крышу сносит, как он сам говорит, Хёнджин будет рядом и будет оберегать друга как минимум от своего дерьма. Будет делать всё возможное, чтобы его младший светился ярче самой большой звезды. Они оба научились целоваться методом проб и ошибок, и Ёнбок выбрал для себя жадные и быстрые поцелуи, в то время как Хёнджин почти лениво отвечает, не переставая думать, что вот-вот всё утихнет и младший передумает. Но тот лишь вжимает Хёнджина бёдрами в матрас и заставляет стонать от трения членов сквозь ткань пижамных штанов и трусов. А затем и влажные губы заявляют о своей решимости, проходясь по шее и цепляясь за острый кадык. Ёнбок старается не оставлять следов, но и удержаться от покусываний не может. Хёнджин снова прерывисто стонет, утыкаясь носом в тёмную макушку и вбирая носом всю естественную сладость своего парня. Никакой дешёвый шампунь с отдушками не способен перебить эти ноты карамели и шоколада. Закончив исследовать шею, Ёнбок сползает ещё ниже, горячим языком облизывает торчащие ключицы, пока руки Хёнджина обхватывают с двух сторон, заключая тело в некую клетку, а пальцы бродят по плечам и шее, вызывая весьма приятные ощущения. Старшему не верится, что он этого заслуживает, что он достоин всех тёплых взглядов и нетерпеливых поцелуев Ёнбока. Он бы обязательно заплакал, да язык, который нашёл чувствительное место в районе сосков, «слизывает» эти глупые мысли и мнимые слёзы. Ласки выходят мучительными, а тихие стоны тягучими. Один пытается распробовать желанное тело, а второй смакует свои собственные ощущения: новые, яркие и сладкие. Руки блуждают по спине Ёнбока, прижимая ещё ближе, хотя куда? Младший теперь грудью чувствует, что Хёнджин уже возбуждён до предела, и, закончив расцеловывать выпирающие рёбра, пальчиками оттягивает тугую резинку нижнего белья. Хёнджин неосторожно дёргается, приподнимаясь на локтях, сам пугаясь своей реакции. Луна красиво подсвечивает очертания полуголого тела сверху, и это новой пульсирующей волной отдаёт в низ живота. Больше сомнения не шевелятся в голове, а наоборот, дикое, почти животное желание просыпается и заставляет открыть рот от предвкушения дальнейших действий. Ёнбок всё это читает по горящим глазам и расслабленно оттягивает, наконец, бордовую резинку, но уже зубами. Он сам одурманен запахом Хёнджина и продолжает водить носом по тазовым косточкам и по нежной коже чуть выше свободного от заточения органа, а затем мокрые губы оказываются запредельно близко к основанию члена. Хёнджин был готов кончить, когда щека младшего неосторожно коснулась головки. Это всё похоже на влажные фантазии, от которых он просыпается почти каждую ночь, но до одури приятные громкие вздохи Ёнбока спускают с небес на землю. Это не сон, не фантазия, а самая настоящая реальность. Приходится плотно закрыть глаза и сжать губы, когда Ёнбок жадно слюнявит ствол и проходится по красной головке члена, слизывая выступившие капли. Луна продолжает подсвечивать довольное лицо младшего, но Хёнджин этого не видит, потому что стоит открыть глаза и всё — оргазм накроет его. Хван снова ложится, на этот раз закрывая глаза рукой, а второй, свободной, тянется к мягким волосам и чуть сжимает пряди на затылке каждый раз, когда голова Ёнбока склоняется ниже. Смятая подушка где-то в районе лопаток впитывает выступившие капли пота. Хван весь мокрый, если честно, и всему виной Ёнбок, и его быстрые заглатывающие движения, и эти пошлые звуки. — Тебе не нравится? — где-то снизу хрипит младший, с характерным звуком отлипая от члена. — Нравится, — полушепчет-полустонет Хёнджин, убирая окаменевшую и потяжелевшую в миг руку. — Тогда, — Ёнбок чередует каждое слово с едва уловимым поцелуем по внутренней стороне бедра. — Почему ты молчишь? Хёнджину кричать охота, но нельзя, держится из последних сил, но если младший просит, то отказать сложно. И теперь комнату наполняют не только мокрые причмокивания, но и глухие стоны в кулак. Между ног не просто горит, там всё пылает, и последние силы уходят на то, чтобы сдержать себя и не вцепиться в тёмные волосы, чтобы рывком не насадить Ёнбока на член, чтобы не кончить так позорно быстро. — С-стой, — шепчет Хёнджин, но его, намеренно или нет, игнорируют. — Ён-ёнбок… Остановись. Приходится вцепиться в плечи и потянуть парня на себя. — Что не так? — Да всё так. — старший принимает сидячее положение, а Ёнбок так и остаётся на его бёдрах. — Я просто… Ты такой… — ему, теперь уже точно намеренно, не дают договорить, забирая слова поцелуем. Рот наполняется чужой слюной, пока язык Ёнбока забирается всё глубже и глубже. С виду он такой нежный, маленький, правда, как ребёнок, а внутри него необузданные черти и одно лишь желание — он хочет Хёнджина и только его. Старший возвращает себе какой-никакой контроль и снова хватает милое личико двумя руками. Ему хочется разбавить эти поцелуи своей нежностью и аккуратными поглаживаниями. Ёнбок льнёт к тёплым рукам, как ласковый кот, а затем снова в нём просыпается похоть, и он не просто облизывает большие пальцы, а засасывает сразу два, да поглубже. Глаза в глаза. Один не может оторваться от покрасневших губ, которые нежно проходятся по пальцам, другой упивается затуманенными глазами напротив и сам тихо стонет. Хёнджин снова, еле касаясь, оставляет отметины губами на влажном лбу, снова шумно вдыхает сладость, которая дурманит теперь ещё сильнее, а Ёнбок в этот момент наматывает волосы старшего на руку и чуть оттягивает его от себя, любуясь блеском маленьких гвоздиков в ушах и таким же ярким блеском в глазах. — Мне так нравятся твои волосы, Хённи… — шея опять встречается с губами, и Хёнджин опять издаёт сдавленный стон. — Никогда их не отрезай… Никогда… В эту секунду он готов пообещать всё, что угодно. Он буквально тает от действий младшего, ещё чуть-чуть, и он в лужу превратится. Ёнбок чувствует нечто похожее. Он сам запускает руку в штаны и начинает медленно водить вверх-вниз, стараясь снять этими движениями давящую боль. Немного, но помогает. — Всё, что хочешь, Ёнбок-а. — Всё? — совсем тихо вздыхает парень, ускоряя движения, превращая их в подобие рывков. Ему недостаточно самоудовлетворения, он слишком устал сам от себя, и поэтому просит старшего взять его. Он шепчет «пожалуйста» и вталкивает эту мольбу ему в рот, гладким языком слизывая ответное «хорошо». Теперь младший укладывается на прохладную простынь, а Хёнджин нависает сверху. Ещё один стон срывается с губ, когда кончики волос парня ласкают, почти целуют лицо, а ко рту тянутся любимые пальцы. Ёнбок посасывает, не отрываясь от звёзд в глазах старшего. Любуется им, как самым настоящим произведением искусства, и не верит своим глазам. Хён, его хён всё же готов, реально готов, и все их чувства и желания взаимны. Дыхание сбивается, а сердце замирает, когда нежные прежде ласки старшего грубеют. Он одним движением стягивает скользкую ткань штанов и, не медля ни секунды, сам припадает к члену, который уже минут 20, как колом стоит. Пока Хван кончиком языка повторяет каждую набухшую венку, Ёнбок извивается, задыхаясь от ощущений. Он и представить себе не мог, что это так приятно. Играя с уздечкой, Хёнджин чуть разводит ноги, цепляясь за острые колени. Он чувствует каждой клеточкой тела, что пора. В этой комнате нет смазки, нет презервативов, но это никого не волнует. Ни один из них не знает, что делать и как делать, но оба слепо следуют интуиции. Хёнджин смачивает палец слюной и осторожно касается заветного места. Становится страшно. Тихий всхлип заставляет замереть. В глазах больше не пылает огонь, а медленно тлеют оставшиеся угольки. — Всё хорошо… П-продолжай. — Точно? — Хёнджину не хочется делать больно, но он видит, как неприятно морщится его парень, он слышит сдавленный стон, и это вовсе не от блаженства. Хёнджин чувствует невидимый барьер, который возник из ниоткуда. — Да, всё нормально, — Ёнбок дарит слабую улыбку и облизывает пересохшие губы. — Надо растянуть. Хёнджин тоже смотрел порно, и он знает, что это необходимо, но, блять, страшно. Младший хватается двумя руками за застывшую руку и снова почти умоляет продолжить. Приходится поддаться, опять. Ёнбок чувствует всё и сразу, утопая в тёмной бездне глаз своего любимого и желанного. Он чувствует неприятное пощипывание, когда длинный палец во всю орудует внутри, и снова морщится, и ждёт, когда Хёнджин добавит второй. Но все эти неприятные ощущения перекрывают чёрные глаза, полные обожания. Этому взгляду можно верить. Хёнджину нравится наблюдать, как Ёнбок томно покусывает то верхнюю, то нижнюю губу и заламывает пальцы. Он упивается картиной, когда парень сам ласкает себя, проходясь осторожно по талии хрупкими пальчиками и возвращаясь к шее. Он зачем-то придушивает сам себя, и Хёнджин это запоминает. — Хённи? — Ёнбок давно не смотрит на старшего, пряча глаза под веером ресниц, которые подрагивают от каждого плавного движения внутри. — М-м? — почти мурчит старший, добавляя уже третий палец. — Ещё чуть-чуть. Потерпи немного, ладно? — Хённи? Это имя так сладко звучит в тихом шёпоте, и Хёнджина это трогает до глубины души. Ему снова хочется плакать, теперь уже точно от счастья. — М? — Давай? — хнычет младший, широко открывая глаза. И тепло разливается в груди, становится невыносимо жарко. Одной рукой Хван приподнимает такое же разгорячённое тело и прижимает к себе, надеясь, что случится чудо — они слипнутся каким-то образом, и больше не придётся расставаться с Ёнбоком ни на секунду. Им скоро вставать, собираться в школу, но об этому они подумают потом, а сейчас… Сейчас Хёнджин может думать только об укусах, которые дарят ему острые зубки, и о пухлых губах, которые тут же «залечивают» эти следы. Они и раньше могли часами целоваться, но до таких поцелуев они ещё не доходили. — Хённи… Младший снова просит, чуть подавая бёдра вперёд, и Хёнджин аккуратно приподнимает его, насаживая на раскалённый болью и желанием член. Снова слышится неприятное шипение, и парень снова жмурится. — Прости. — отвлекает его Хёнджин, поглаживая по рельефной спине. Кажется, все мышцы сейчас напряжены до предела, и под чуть влажными ладонями они ощущаются горячими камнями. Приходится ждать, пока Ёнбок привыкнет к новому ощущению, и эту паузу Хёнджин заполоняет лёгкими поцелуями чуть выше сонной артерии. Пульс бьёт по губам, руки продолжают успокаивать. Оба старались, и у них получилось. Ёнбок теперь сам медленно опускался, пряча лицо в волосах парня. Его всегда возбуждали эти длинные локоны, и он представил себе их ещё длиннее и ещё мягче. Снова раздался стон, но он получился неприлично громким и немного неестественным. Хёнджин тоже почувствовал, что вошёл до предела. Дальше всё было туманно и смазанно. Ёнбок сам поднимался и опускался, не обращая внимания на тупую боль, а Хёнджин лишь поддерживал его за талию и позволял хозяйничать с волосами. Младший тянул, иногда слишком сильно, снова наматывал некоторые пряди на кулак и вертел головой парня, как только хотел. Он стонал в шею, уже не стесняясь быть громким. Оба были увлечены новыми ощущениями и совсем забыли о члене младшего. Он тёрся между двух тел и приятно ныл. Но когда Хёнджин с неким подобием рыка уложил младшего на спину и закинул его ноги на плечи, первым делом он схватился за основание, сдавливая и оттягивая приближающийся конец. Ёнбок снова выгибался, подстраиваясь под быстрые движения, и сам опять насаживался на член. Им было хорошо. Но всё хорошее рано или поздно кончается. — Хённи-и-и-и, — снова раздался шёпот, и Хван выпустил из рук член младшего, позволяя кончить первому. Руки потянулись к тонкой шее, и большой палец уверенно надавил на выступающий кадык, лишая младшего порции кислорода. Первая капля попала на грудь, а всё остальное излилось на живот. Хёнджин продолжал держать парня за шею и, сжав губы, буквально выдалбливал свой желанный конец. Ёнбок уже обмяк, закрыв глаза, и лишь подрагивающие колени выдавали в нём признаки жизни. Хёнджин прислушивался к звонким шлепкам и тянул носом аромат этой ночи и сладость самого Ёнбока. Зуд крепко схватил его за орган, и он вовремя вытащил член, чтобы выплеснуть всё на живот младшего. Тот был не против, а, кажется, только за. Он принялся пальцами водить по торсу, смешивая свои и чужие капли спермы, и, пока Хёнджин, запрокинув голову назад, медленно и осторожно сжимал вибрирующую головку, Ёнбок слизывал то, что получилось из этой ночи. Их первый раз на вкус был слаще мёда. — Мне всё понравилось, — устало улыбнулся Ёнбок, задорно щурясь. Веснушки кучей собрались на носу. Он старался понять ощущения парня, но тот пока молчал и лишь жадно дышал, боясь пошевелиться. — А тебе? — И мне, — тихо ответил старший, всё ещё глядя в потолок и поглаживая дрожащие ноги. Пока Ёнбок разглядывал выпирающие косточки и глазами скользил по чёткому контуру острого подбородка, по щеке Хвана медленно ползла одна единственная слеза. Он нагло скрыл её, не показал, насколько ему было хорошо. — Я люблю тебя, Ёнбок. — И я тебя, Хённи.

╳