who cares

если нираги сугуру спросят долбоёб ли он, то, как и многие другие, он справедливо возмутится. если «долбоёб ли он» спросит чишия - справедливо и вполне оправданно очканёт. потому что видеть на флегматично расслабленном лице непонимание, а в глазах - тень неподдельного охуевания, на вес золота. в свою защиту, у нираги форс-мажор. и этот форс-мажор кажется уж совсем дохляком в его руках, повиснув мешком без картошки. в защиту чишии - нираги не уверен, что ему нужна защита, но почему нет - тот реагирует на его сбивчивые объяснения с абсолютным покерфейсом, даже без привычной насмешки, и действует оперативно, напоследок бросив: — свяжись с его родителями, — и уходит вместе с персоналом, увозящим мальчишку-дохляка. легко тебе говорить, киса. нираги провожает взглядом каталку и белобрысую макушку и смачно выругивается, получая недвусмысленное замечание от проходящего медбрата. его бы послать, да вроде и незачем. бывший наёмник, в какой-то новой привычке зарываясь пальцами в жёсткие волосы, плюхается на диванчик в полупустом холле. рассуждать надо логически, а решать задачки - постепенно. поэтому он принимается с помощью логики доходить, где взять хоть какие-то контакты пацана, на которого наткнулся совершенно рандомно в не самом знакомом районе. в голове возникает безумная идея разыскать этих обидчиков и поспрашивать их с пристрастием; если повезёт - применить пытки. но отметается тут же голосом здравого смысла, что нечасто участвует во внутренней «головоломке», вкупе с собственным опытом: обычно обидчикам такого пошиба глубоко по барабану, кто их жертва и откуда, не сопротивляется - и замечательно. и тогда он вспоминает о сумке дохляка. такая же дохлая сумчонка, как и он сам. у нираги была такая же. рывком он поднимается на ноги и трусцой бежит на парковку, мимолётно думая о том, что пора бы всерьёз браться за физическую форму, а то снова станет дохляком. на заднем, на коврике, действительно валяется искомая вещица - не менее забитая, чем её хозяин. а в ней по минимуму канцелярских принадлежностей, разной степени мятости тетрадки и старенький смартфон. выглядел он так, будто был, как минимум, очевидцем той трагедии. как максимум иронично передразнивал поплывшими кнопками и подплавленным корпусом самого нираги. телефонная книга, как и ожидалось, звёзд с неба не хватала численностью и разнообразием. найдя контакт матери пацана, нираги набрал номер на своём айфоне, но кроме исчерпывающих гудков и уведомления, что абонент-не абонент, ничего не получил. повторил ту же манипуляцию с номером отца и принялся ждать. вот тут трубку подняли. — мне не упало ваше предложение, ещё раз, блять, позвоните мне, я вас найду, блять, и кишками выверну, — раздался грубый пропитый голос. нираги хохотнул, предвкушая веселье. давно он с упитыми в хлам родственниками не собачился, пускай и не своими. — день добрый, дядь, — хрипло тянет он. — я тут пиздюка твоего нашёл без сознания, его шпана местная чуть до смерти не запинала. я в больничку его отвёз, но док требует кого-то из родаков. подъедешь? — ээ? — тянет алконавт, находясь явно в пограничье между белочкой и реальным миром. — так вот че сосунок там не сдох? ну и похуй, может не возвращаться - и за че мне такое уебище… нираги невольно сжимает челюсти. во-первых, за уебище этот урод ответит - это уже что-то, для сугуру, глубоко личное. а во-вторых, от осинки не родятся апельсинки. — значит так, яшка ты забродившая, сейчас берёшь свои манатки, напяливаешь на себя и пиздуешь в больничку к своему сыну, — плюёт ему в трубку бывший наёмник. — и только попробуй, сука, не притащить свою пропитую жопу - я клянусь, сука, найду тебя и за шкварник приволоку, уловил?! — че? — многозначительно раздаётся в трубке. и пару минут алкаш самозабвенно тупит. — нахуй пошёл, утырок малолетний! — выдаёт, наконец, он. — ещё угрожать мне будет, щенок! да я таких как ты- трубку он бросает сам - вероятно, «пересёк границу» белочки - и не договаривает. впрочем, не нужно быть чишией, чтобы понять суть дальнейшего словесного поноса. нираги хмыкает, ведь ничуть не удивлён поведением отца пацана, и скидывает смской адрес больницы. а после делает контрольный звонок, непрозрачно обещая поменять мужику конечности местами, если он не явится. трубку бросают, а затем в задницу пьяный бухарик, судя по всему, вырубает телефон, чтобы всякие спасители его «сосунка» не донимали его абсолютно непосильными задачками. сугуру плюхается на скамейку в сквере, что в паре шагов от здания больницы, и устало закуривает, плюнув на правила, установленные больницей. он ведь не больной - так что насрать. в принципе, задание кисы он выполнил - с родителями дохляка связался, даже пригрозил для верности. может и отдохнуть. вспомнишь солнышко - вот и лучики. длинные пальцы чишии нагло отбирают у бывшего наёмника сигарету, и тот уже собирается разразиться возмущениями, что ему жизненно необходимо во всех смыслах выпустить пар, но зависает. зависает, потому что чишия зажимает её тонкими губами и мощно затягивается. а затем этот же чёртов чишия выпускает свой пар редкими сизыми облачками. у нираги помимо острого желания покурить возникло не менее острое - выпить. хотя бы воды, потому что язык как-то сам прилип к нёбу. белобрысый, всё так же держа длинными пальцами (очень, блять, эстетично - думает про себя нираги) сижку и лениво затягиваясь уже в своей привычной, чеширской, манере, бесшумно садится рядом и смотрит на сугуру выжидающе. тот лишь непонимающе таращится, силясь оторвать язык от нёба. киса вздыхает и спрашивает с требовательными нотками в низком, хрипловатом сейчас, голосе: — ты будешь рассказывать? звучит так, будто иного ответа, как положительный быть не может. сугуру бы и не против, но вот что рассказывать? — че? — точно как тот алкаш хрипит он. чишия улыбается уголком рта и делает последнюю затяжку. — тебе лучше знать. нираги бы заехать этому кошаку по шее, а вроде и не за что. тем более, что к этой шее хочется, скорее… так, блять! о чём он там говорил? — если ты про родаков, то до матери я не дозвонился, а с батей мы как-то не сошлись характерами, — посмеивается бывший наёмник, но натыкается на слегка приподнятую бровь - сам-то нираги формулировкой слишком удовлетворён, чтобы вдаваться в подробности. — да он алкаш! — эксперссивно взмахивает руками с уже зажатой между пальцев очередной сигаретой. — алкаш обыкновенный, самый среднестатистический, тупиковый - короче, послал меня нахуй. ну я че лох что ли, в долгу не остался - сказал, что найду его, хребет вырву и через глотку запихну назад. чишия, каким бы чишией и законченным похуистом он не был, всегда находил эту показную агрессивность сугуру слегка забавной. поэтому сейчас он легко смеётся. нираги же, каким бы конченым и самоуверенным на вид мудаком он не был, всегда подвисал, когда слышал смех чишии. и готов был жить всю оставшуюся жизнь в этих моментах, когда тот позволял себе расслабиться в его присутствии. но смех этот - лишь секунды, песчинки в пустыне течения времени, и, как и всё хорошее, заканчивается слишком быстро. — следующий вопрос: почему ты ему помог? вопрос настолько же обычный и в тему, насколько и неожиданный. нираги подвисает в который раз, пытаясь хотя бы для себя найти на него ответ… в голове лишь пустота, звук сверчков и приглушенное эхо голоса чишии. действительно, почему? он ведь зассал, стоя там, как малолетка в старые и отнюдь не добрые времена. он готов был дёру дать сразу, как ноги начнут снова его слушаться. но рванул не прочь оттуда, а в самую гущу. почему? нираги просто не хотел, чтобы… чтобы кто-то проходил через нечто, что пришлось пережить ему. хотел разорвать этот порочный круг. хотя бы один раз. он был в первом ряду, наблюдая за этой, по-прежнему уродливой, реконструкцией своего прошлого в настоящем очередного ни в чём не повинного дохляка. знал, каково это - терпеть унижения, которые достались тебе постольку поскольку. знал это чувство, когда на эти издевательства не обращают никакого внимания. знал, каково быть совершенно одному против толпы без возможности позвать на помощь (потому что элементарно никто н е п р и д ё т). и он, блять, действительно импульсивно, но чертовски захотел помочь. превратиться в урода с такой жизнью просто. сложно потом реабилитироваться. — а ты бы не помог? — хрипло интересуется, затягиваясь. чишия расслабленно откидывается на спинку лавки и с привычной полуулыбкой вздыхает: — это вряд ли. — вот тебе и детский врач, — в кои-то веки бывший наёмник посмеивается над другом, а не наоборот. — не имеет значения, кем я работаю. люди как животные, в местах их большого скопления выживает сильнейший. если бы этот парень не выжил, то мир бы не обеднел. нираги не может сдержать хохот. безумный, неконтролируемый. истерический. корни которого растут не из веселья, а из… обиды? когда задевают за живое. чишия бы солгал, если бы сказал, что этот смех в тишине и послеобеденном умиротворении не был чем-то инородным, пугающим. — а знаешь, — голос сугуру сиплый, он устало облокачивается на спинку лавочки, — я ведь был таким же… чишия кивает, и улыбка его теплеет на пару градусов: — тогда понятно. когда нираги поднимает на него взгляд, тот смотрит перед собой и, кажется, снова улыбается. но только глазами.