Склеивая осколки

      Гермиона сидела на занятии по Трансфигурации и никак не могла сосредоточиться на том, что Минерва МакГонагалл рассказывала аудитории. Ровный голос профессора разносился по кабинету, проплывая над ритмичным шорохом царапающих пергамент перьев. Учащиеся шумно сопели, пытаясь вникнуть в сложный процесс преобразования хлебных крошек в муравьёв. Ничего принципиального нового в этом заклинании не было, но именно сейчас в объяснениях профессора Гермиона не могла понять ровным счётом ничего. Собственно, как и большая часть аудитории. И, если практически каждому в этом кабинете было попросту всё это слабо интересно, а потому и сложно, то Гермиона, пусть и любила Трансфигурацию, однако никак не могла заставить себя вникнуть в рассказываемое. Все мысли уходили к воспоминаниям недельной давности и утреннему письму, оттягивающему карман мантии.       С празднования дня рождения Гермионы прошло шесть дней. И все эти дни она получала за завтраком по одному письму от Рона. Это были ничем не примечательные сообщения, но событие, побудившее парня отправлять их, всё ещё беспокоило Грейнджер. Пусть она и убеждала себя, что не обижается, однако слова Уизли никак не желали уходить из головы.        В очередной раз поймав себя на том, что пропустила часть объяснений и сейчас абсолютно не понимает каким образом говорящий кролик, созданный из платка, относится к армии гигантских муравьёв, трансформируемых из хлебных крошек, Грейнджер засунула руку в карман и вытащила оттуда письмо.       «Гермиона, сегодня на завтрак мама приготовила блины. Ты же любишь блины? Я помню, как пару лет назад мы с тобой чуть не подрались за последний фаршированный блинчик. Такой интерес к еде я видел у тебя впервые.       Я пишу глупости, да?       Прости. Я стараюсь. Ты же знаешь.       Может, мы сходим на выходных в кафе к мадам Паддифут? Я слышал, там готовят вкусные блинчики со взбитыми сливками и шоколадом.»       Рон и впрямь старался. Гермиона знала это и была ему очень благодарна за стремление всё наладить. А налаживать было что, хотя почти каждый, в том числе она сама, убеждали девушку, что парень ничего такого не имел ввиду и уж точно не хотел её обидеть.       «Всё-таки зря я на него набросилась…» — подумала Гермиона, вспоминая разговор у бара.       После того, как девушка задула свечи, она помогла разрезать торт и, оставив его на баре, чтобы каждый желающий мог подойти и взять себе кусочек, вышла на улицу. Она не смогла даже дойти до своего столика, чтобы забрать пальто. Ей нужно было подышать. Срочно.       Ненависть. Злость. И ещё что-то колюче-обжигающее плескалось внутри, мешая нормально дышать. На кого именно направлены эти чувства Гермиона никак не могла разобраться. То ли Рон, ляпнувший не подумав, заслужил своими словами этот бурлящий коктейль негативных эмоций. То ли она сама, оказавшаяся столь гадкой и никчёмной, что даже любимый парень был вынужден сказать ей об этом, давно должна принять тот факт, что улыбаться, смеяться и радоваться жизни она не имеет никакого права.        Слова Рона в один миг разрушили стену, что Гермиона с огромным трудом и усердием возводила столько времени. Она думала, что смогла защитить свою душу от чьих бы то ни было нападок. Она считала, что справится с любыми словами и взглядами, что могут быть брошены, обрати кто-то внимание на шрам. Она считала себя сильной. Смирившейся. Способной жить дальше. Но одно только слово Рона разрушило всё, вернув её в начало пути. Туда, где она боится взглянуть на себя в зеркало. Туда, где ей каждую ночь снятся кошмары, которые она, немощная, неспособная, мерзкая, заслужила. Да, заслужила. Заслужила всю эту боль. Ведь та, кто разрушила жизнь родителей, не имеет права спокойно дышать и радоваться каждому дню.       «Маленькая мерзкая грязнокровка» — послышался где-то справа от Гермионы мелодично-безумный голос Беллатрисы, в котором смех и ненависть так причудливо сочетались, что от первой же ноты кровь стыла в жилах. Девушка вздрогнула и опасливо осмотрелась. Никого. Показалось. Тем временем голос продолжал: — «Ты ненастоящая волшебница, дорогая. Ты ничтожество. Грязь под нашими ногами».       — Нет, — одними губами прошелестела Гермиона. Она знала, что Беллатриса мертва, но присутствие женщины, столь отчётливо ощущаемое сейчас, требовало от девушки отрицания вслух. — Это неправда.       — Гермиона? — гриффиндорка снова вздрогнула и повернулась на звук. В этот раз рядом с ней стоял кто-то живой и настоящий.       — Рон?       Парень, держа в руках её пальто, с виноватым видом подошёл к девушке. Он смотрел ей в глаза так открыто и искренне, что все эмоции, плескавшиеся в голубых радужках, читались как на ладони.       Он взволнован. Ему некомфортно. И стыдно.       Тяжело вздохнув, Рон подошёл к гриффиндорке и, накинув ей на плечи пальто, притянул к себе.       — Прости меня, Гермиона, — выдохнул парень и его горячее дыхание запуталось в её волосах. — Я ляпнул не подумав.       — Сам догадался или кто подсказал? — усмехнулась девушка, сосредотачиваясь на ровном дыхании парня, ощущающемся под едва вздымающейся грудью.       Она сомневалась, что Рон сам понял, что что-то случилось. Парнем он был замечательным. Добрым, искренним, бесхитростным, смелым, но немного твердолобым. С пониманием чужих чувств и эмоций у Рона были проблемы.       «Скорее всего», — подумала Гермиона. — «Гарри или Джинни заметили неладное и отправили его сюда».       Как оказалось, так и было.       — Гарри с Джинни, — отозвался Рон, подтверждая мысли девушки. — Они спросили о чём мы разговаривали. Я ответил. А после получил по голове, — невесело усмехнулся он. — Но, Гермиона! Ты же знаешь, что я ничего такого не имел ввиду? Просто ты всегда неприязненно относилась к слухам. А сейчас… Я помню, как ты кричала. И уверен, что помнишь ты. Не думаю, что тебе приятно об этом вспоминать. Но, если кто-то спросит, заметив шрам, то вспоминать придётся. Эта… Это… Надпись ужасно заметна.       Слушая оправдания Рона, Гермиона уже не обращала внимания на волны холода, прокатывающиеся по позвоночнику от нахлынувших воспоминаний. Она не замечала, как пустота, зловещая и болезненная, разрасталась в груди. Девушка понимала лишь то, что хочет спрятаться. Скрыть не только руку, но и всю себя. Пропасть. Закрыться там, где никто и никогда её не увидит и не скажет, что она мерзкая грязнокровка, что она слабая, что она не может спокойно ходить среди людей, потому что они обязательно посмотрят, подумают, спросят. Спросят то, на что отвечать не хочется.       — Значит, я должна кутаться в одежду, чтобы никто не сказал лишнего? А ты, Рон? Тебе тоже хочется что-то сказать, когда видишь мой шрам? Или, может, тебе самому не хочется смотреть? Смотреть на меня…       — Конечно, не хочется! — воскликнул парень, но, заметив дрожащий взгляд девушки, поспешил исправиться. — Мне не хочется смотреть на шрам, потому что я сразу вспоминаю о том, что было. Я не смог помочь тебе. Я был бессилен. Но это не значит, что я не хочу смотреть на тебя. Хочу! Очень хочу. Мне нравится на тебя смотреть…       — Но этот шрам часть меня, Рональд. И, если будешь смотреть на меня, то будешь видеть и его.       — Знаю, — опустив взгляд, ответил парень.       Несколько секунд они стояли в тишине, после чего Рон взял ладони девушки и, аккуратно сжав их, произнёс:       — Гермиона, прости! Я не думал, что тебя это заденет. Я не хотел этого. Я ведь люблю тебя. Я не могу намеренно тебя обидеть.       Слабо улыбнувшись, Гермиона сжала ладони парня в ответ.       — Позволь мне всё исправить, — взмолился Рон. Он выглядел таким потерянным и несчастным, что девушка, сама не зная почему, почувствовала себя виноватой. — Что мне сделать? Скажи и я всё исполню. Я хочу, чтобы ты была счастлива.       Гермиона вглядывалась в синеву его глаз, пытаясь найти там ответ. Найти решение. Способ, что помог бы ей чувствовать себя лучше.       — Пиши мне, Рон, — спустя минуту вздохнула Гермиона. — Мы с тобой почти не видимся, не общаемся. Для людей, состоящих в отношениях, это странно.       — Хорошо, — кивнул парень, ослепительно улыбнувшись. На эту тёплую, согревающую улыбку невозможно было не ответить, поэтому уголки губ Гермионы сами собой поползли вверх.       На этом, казалось, конфликт был исчерпан. После разговора ребята вернулись в бар и, сказав друзьям, что хотели бы прогуляться вдвоём, взяли вещи и отправились на улицу. Бродя по Хогсмиду, они обсуждали тренировки в аврорате, готовившие из них, по словам Уизли, «не мракоборцев, а каких-то берсерков»; вспоминали лето, но от этой темы девушка сразу перевела разговор в другое русло; затронули отношения Гарри и Джинни, что всё ещё казались Рону странными, хотя он и признавал, что кого-то другого рядом с сестрой не вынес бы. Через несколько часов бесцельной прогулки пара добралась до ворот замка. Решив, что Гермионе возвращаться в бар бессмысленно, Рон поцеловал её на прощание, а сам ушёл обратно в «Три метлы». Они с Гарри должны были вместе аппарировать в Нору, где остановились на выходные, чтобы в воскресенье сходить на местный матч по квиддичу. Мистер Уизли достал билеты на первую игру сезона и в пятницу вечером сообщил парням об этом. Джинни тоже хотела пойти, но ещё одного билета не было.       — Хочешь, я отдам тебе свой? — спросил её Гарри, когда девушка расстроенно фыркнула на новость о том, что парни собираются на матч. — Сходите семьёй. Так будет честно. Я всё равно подумывал, что лучше отказаться…       — Ну уж нет! — воскликнула Джинни. Её каждый раз огорчало, когда Гарри отзывался о себе как о ком-то отстранённом, не принадлежащем к их семейству. Все Уизли давным-давно считали парня родным, поэтому желание посмотреть игру быстро сменилось необходимостью напомнить Гарри, что он тоже часть рыжей семьи. — Папа дал билет тебе, значит, он твой. Пусть это будет мальчишник. А я прекрасно проведу воскресенье с Гермионой.       — Но…       — Никаких «но». Иди на матч. Потом расскажешь мне о самых интересных моментах.       — Ты уверена?       — Да, Гарри. Всё равно разрешение на то, чтобы покинуть школу, надо было предоставлять заранее. Уже никак не успею. Так что расслабься и повеселись там за меня.       Гермиона уже готовилась ко сну, когда Джинни вернулась с вечеринки, появившись в спальне за полчаса до комендантского часа. Счастливая и немного пьяная. Она возбуждённо рассказывала про прошедший праздник, спрашивала всё ли подруге понравилось, вздыхала о Гарри и время от времени ворчала на Рона, посмевшего сморозить такую глупость. Гермиона улыбалась, убеждая Уизли, что всё в порядке.       Но всё оказалось не в порядке.       В эту же ночь гриффиндорке приснились Беллатриса с родителями. Этот кошмар, оказавшийся слишком реальным и, казалось, даже более пугающим, чем все предыдущие, заставил Гермиону несколько раз проснуться от собственного крика. Джинни, взволнованно рассматривая девушку, всё допытывалась у неё, что же ей привиделось, но Грейнджер лишь отрицательно мотала головой и отворачивалась.       Может, из-за слов Рона, а, может, её состояние просто ухудшилось со временем, но все последующие дни, закрывая глаза, Гермиона видела Беллатрису. Женщина удерживала своей костлявой кистью пальцы гриффиндорки, в которых неуверенно дрожала волшебная палочка. Сумасшедшая пожирательница наводила кончик древка на родителей Грейнджер и крепко держала, пока девушка забирала их память. А после смеялась. Громко. Истерично. Захлёбываясь.       — Кажется, наша маленькая грязнокровка всё испортила, — хохотала Белла, склоняясь над родителями Гермионы, которые ползали у её ног, смотря на дочку пустыми, ничего не понимающими глазами. — Они тебя не помнят. Не помнят.       Женщина сотрясалась в истеричном хохоте, а после, резко замолчав, подлетала к Гермионе, хватая ту за левое предплечье. Заваливая её на пол, Беллатриса вонзала ей в руку кинжал, и, не останавливаясь даже чтобы вдохнуть, всё повторяла и повторяла «Не помнят», вырезая эти слова поверх белого шрама «Грязнокровка».       НепомнятНепомнятНепомнят.       Гермиона кричала. До потери голоса. До слепоты. Истошный вопль разрывал горло пока тёплая кровь вытекала из раны, густой лужицей собираясь под рукой. Кожу жгло. Боль пронизывала до костей. А сумасшедшая женщина ласковым голосом шептала:       — Они тебя не помнят, дорогая. Они не помнят себя. И это сделала ты. Всему виной ты.       И каждый раз, стоило Беллатрисе поднять девушку на ноги, чтобы подвести к зеркалу, дабы показать плоды своих трудов, Гермиона просыпалась. Просыпалась от раздирающего горло крика. И, если в первую ночь Джинни ещё подлетала к девушке, успокаивая, спрашивая, то в следующие дни Уизли продолжала мирно спать пока гриффиндорка рыдала, умоляя о смерти. Коря себя, что не догадалась сделать это раньше, Грейнджер теперь дожидалась, когда Уизли заснёт, и накладывала на полог кровати заглушающее заклинание, не позволяя своим крикам разлететься по комнате и разбудить подругу. Слёзы и завывания оставались за стеной заклятья, не выпускающего их за границу прячущей постель ткани.       Джинни же считала, что Гермиона снова пьёт зелье. Что, в общем-то, устраивало девушку. Мысль о том, что она прячется от кошмаров за снадобьем была предпочтительней, нежели правда о скрывании своих криков за заклятьем. Хотя, строго говоря, брать зелье и дальше всё равно было невозможно. Мадам Помфри и без того на нее косо смотрела, когда Грейнджер ежедневно всю вторую неделю учёбы приходила к ней за снадобьем. Обратись она с этой просьбой ещё хотя бы раз, женщина точно начнёт задавать вопросы. А Гермионе этого не хотелось. Она ведь не больная. Это просто стресс. Посттравматический синдром. Всё пройдёт. Размеренная жизнь и общение с друзьями обязательно помогут.       Возвращаясь к мыслям о друзьях, Грейнджер вновь прошлась глазам по письму. Каждый день Рон присылал ей короткое послание, стараясь восполнить отсутствие реального общения. Письма эти, конечно, были малосодержательными, порой бессвязными, местами глупыми, но искренними. Это было всё, что требовалось от Рона.       — Что пишет мой брат? — хитро улыбнувшись, шепнула Джинни.       Она сидела рядом с Гермионой и, в отличие от подруги, исправно фиксировала слова МакГонагалл.       — Приглашает на свидание, — ответила гриффиндорка, пряча послание обратно в карман.       — Замечательно, — просияла девушка. — Значит, субботу проведём по-отдельности?       — Думаю, да, — кивнула Грейнджер. — По крайней мере какое-то время.       — Ну и отлично. Я как раз хотела увлечь Гарри куда-нибудь в тёмный уголок и полапать без свидетелей.       — Джинни!       — Что? Мы совершеннолетние. Мы в отношениях далеко не первый месяц. У нас есть потребности, чёрт побери! И я хочу их удовлетворить хотя бы поверхностно.       — Мерлин, Джиневра, временами я забываю чья ты сестра, — качая головой, усмехнулась Гермиона.       Время от времени поступки и слова подруги напоминали Грейнджер о других Уизли. Близнецы тоже не чурались острых словечек и тем, обсуждать которые, чаще всего, было совершенно неприлично в культурном обществе.       — Да-да, ты говоришь это постоянно, — усмехнулась рыжая, отмахиваясь от гриффиндорки. — Однако, дорогуша, ты зря смеёшься. Вам тоже стоит подумать об этом, а то я как-то видела ваш поцелуй, — Джинни картинно скривилась. — Я на четвёртом курсе и то лучше владела своим языком.       — Господи, остановись! — вновь воскликнула Гермиона, но в этот раз гораздо громче, чем хотела. Профессор МакГонагал бросила на студенток недовольный взгляд, заставив их смущённо опустить голову.       — Я просто говорю, что тебе в твои девятнадцать уже пора бы подумать над продвижением своих отношений в горизонтальную плоскость. Не прям так сразу, конечно. Но постепенно к этому можно идти, — всё не унималась Уизли, бросая на подругу игривые взгляд. — И перестань краснеть, ради Бога, тебе ещё детей рожать, а перед этим их нужно как-то заделать.       Не став комментировать слова девушки, Гермиона тяжело вздохнула. Прямота Джинни одновременно и подкупала, и раздражала. И теперь, зная себя, гриффиндорка предвидела, как всё предстоящее свидание будет мысленно возвращаться к этому разговору, думая совершенно не о том, о чём стоило бы думать приличной леди.       

***

      В субботу Гермиона и Джинни встретились с Роном и Гарри у ворот школы. Поздоровавшись, все четверо дошли до Хогсмида и, договорившись встретиться у «Сладкого королевства» в шесть, разошлись по разным местам. Рон с Гермионой отправились в кафе мадам Паддифут, а Джинни утащила Гарри куда-то в сторону магазина одежды «Глэдраг».       Розовое, душное и забитое до отказа заведение было излюбленным местом для свиданий. Гермиона за все годы учёбы ни разу не была здесь, но, проходя мимо, каждый раз заглядывалась на эти рюшечки, оборочки и чашечки в цветочек, виднеющиеся за окном. Ей совершенно не нравился такой приторный дизайн, однако, любопытство и желание почувствовать себя нормальной девушкой, день изо дня подталкивали Грейнджер проходить мимо кафе, заглядывать в витрины и желать хотя бы раз очутиться здесь на свидании.       И вот её желание сбылось. Оказавшись внутри, пара с большим трудом отыскала свободный столик и, опустившись на мягкие стульчики, естественно, розовые и в цветочек, они заказали чёрный чай и две порции блинчиков со взбитыми сливками и шоколадом.       — Здесь мило, да? — сказал Рон, оглядывая кафе.       Гермиона согласно кивнула, хотя в душе хотела возразить. Ей было неуютно. Слишком сладкий аромат, настолько плотный, что удушал. Слишком кукольный интерьер, заставляющий почувствовать себя жертвой какого-то маньяка-барбифила. Слишком много людей, беззастенчиво щебечущих и воркующих со всех сторон. Всё как-то слишком.       Пока Рон с Гермионой смотрели по сторонам, время от времени встречаясь глазами друг с другом, принесли заказ. Из маленького фарфорового чайничка клубился ароматный дым, а на белых тарелочках, каёмка которых была украшена порхающими бабочками, возвышалась гора сливок, прячущих под собой несколько блинчиков. Отрезав кусочек, Гермиона зачерпнула воздушные сливки и, положив десерт в рот, недовольно поджала губы.       Сладко. Слишком сладко.       Будучи дочерью дантистов, гриффиндорка всю жизнь слушала о том, что чрезмерное употребление сладкого портит зубы. В их доме никогда не было обычных конфет, шоколада или пирожных. Только десерты без сахара, продаваемые в магазине «Здоровые сладости Грейнджеров», работающем при стоматологический клинике родителей. Видимо, поэтому Гермиона никогда не злоупотребляла десертами, не испытывая к ним хоть какой-либо тяги. Сейчас же, почувствовав во рту чрезмерную приторность, девушка захотела выплюнуть еду. Она не ощущала вкуса. Только сахар. Сплошной сахар.       Отложив приборы, Гермиона посмотрела на Рона. Ему десерт явно пришёлся по душе. Наблюдая за тем, с каким аппетитом он уплетает свою порцию, девушка невольно улыбнулась. Рон был искренним во всём. В том, что нравится и что нет. Поэтому парень и умел так полно получать удовольствие от любого действия, даже если это простой приём пищи.       — Нравится? — спросила Гермиона, на что Рон что-то невнятно промычал. — Мои будешь?       Парень посмотрел на её практически нетронутую тарелку и нахмурился.       — Тебе не понравилось?       — Слишком сладко, — пожав плечами, ответила девушка. — Так ты будешь?       — Давай, — улыбнулся Рон, забирая её порцию себе.       Так они и провели первый час своего свидания: Гермиона пила простой чёрный чай, наблюдая за тем, как парень поглощает десерт. Рон пытался завязать разговор, но то и дело выпадающие из его рта кусочки еды раздражали девушку, поэтому решено было просто помолчать. Благо Грейнджер умела наслаждаться тишиной, чего не скажешь про Рона. Ему такое времяпрепровождение давалось с трудом, но вкусный десерт и вполне себе довольная Гермиона, сидевшая напротив, успешно заглушали какие-либо неприятные ощущения.       Закончив с едой, они вышли из кафе и принялись бродить по Хогсмиду. Погода радовала. Сквозь редкие облака пробивалось всё ещё пригревающее солнце, утешая своими тёплыми объятьями, вот только холодный ветер, неожиданно врывающийся под одежду, портил всё удовольствие от прогулки.       Оказавшись у витрины «Дэрвиш и Бэнгз» Рон остановился. За стеклом, поблёскивая в лучах жёлтого солнца, красовался новый «Нимбус». Его чёрно-серебряный дизайн выглядел впечатляюще, особенно учитывая ценник, пугающий количеством нолей. Парень с упоением рассматривал каждый дюйм метлы, скользя восторженным взглядом по тёмному древку с серебряным логотипом, хромированными стременам и блестящими прутьями в хвосте.       — Зайдём? — спросил Рон и, не став дожидаться ответа, затащил Гермиону в магазин.       Внутри было многолюдно. Ребята со всех курсов топтались меж прилавков, рассматривая вредноскопы, напоминалки, спектрально-астральные очки и прочие магические вещички. Рон сразу же направился к отделу товаров для квиддича, где у новенькой метлы собралась плотная толпа учащихся. Они пытали продавца вопросами, и Уизли, забыв о Гермионе, тут же присоединился к увлекательной беседе. Грейнджер же не знала, куда ей пойти. Квиддич и всё, что с ним связано, были девушке непонятны и совершенно не интересны, а книг, среди которых можно было затеряться, в магазине не было. Решив просто поблуждать средь товаров, она отправилась куда-то в глубь помещения, позволяя Рону в одиночестве наслаждаться разглядыванием «Нимбуса».       Не известно сколько прошло времени, когда Уизли, сияющий словно новенький галлеон, нашёл Гермиону у скудной коллекции журналов. Листая статью, посвящённую Эллиоту Сметвику, придумавшему в 1820 году амортизирующее заклинание, девушка подняла глаза на парня, держащего в руках несколько цветастых брошюр.       — Гермиона, ты не представляешь, как повезло, что мы зашли сюда! — воскликнул он. — Оказывается, вечером будет презентация нового «Нимбуса». Прямо здесь. Надо будет сказать Гарри.       — Во сколько?       — В семь. Как раз встретимся с ними и можно будет идти сюда.       — Отлично, — кивнула Гермиона, улыбаясь.       Девушке совершенно не хотелось идти на эту презентацию, но раз уж Рон так хочет, да и Гарри с Джинни наверняка загорятся этой идеей, ей ничего не оставалось кроме как отправиться с ними.       Покинув магазин, ребята продолжили свидание. Рон, постоянно улыбаясь, возбуждённо рассказывал о квиддиче и этой метле, а Гермиона с теплом на него смотрела. Ей хотелось так же чему-то радоваться, чувствовать расходящийся волнами восторг и трепет. Такие ощущения уже очень давно не появлялись у неё в груди и это беспокоило.       Проходя неподалёку от «Трёх мётел», Рон неожиданно утянул Гермиону в проулок. Тесный закуток между баром и каким-то стареньким домом плохо просматривался с основной улицы, пряча парочку в полумраке.       — Что?..       Девушка не успела задать вопрос, как Рон прижал её к стене, погружая в глубокий поцелуй. Медленно сминая её губы своими, он всё плотнее прижимался к ней, вдавливая хрупкую фигуру в каменную кладку. Запустив ладонь в волосы Грейнджер, парень перебирал их пальцами, затем проскользил рукой по шее, плавно перетекая по плечу, а после опустился к девичьей ладони, переплетая её пальцы со своими. Тяжело дыша, парень оторвался от гриффиндорки и улыбнулся.       — Хотел это сделать весь день.       — Мог бы и предупредить, — пытаясь совладать с дыханием, выдохнула смущённая девушка.       — Ты задумалась. Опять. И я подумал, что это будет отличным способом привлечь твоё внимание.       — Это уж точно, — Грейнджер неловко усмехнулась, согласно кивая.       — Гермиона, — произнёс Рон, став неожиданно серьёзным. Во время поцелуя волнение и страсть окрасили его щёки лёгким румянцем, но то, что сейчас появилось в его голове, заставило волшебника залиться краской до самых корней волос, становясь полностью пунцовым. — Мы ведь встречаемся.       — Да, — кивнула девушка, пытаясь понять, о чём он думает.       — Как считаешь, можем ли мы… — Рон замолчал и закрыл глаза, решаясь на что-то. — Перейти дальше?        — Я не… — Гермиона не сразу поняла, на что он намекает. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы уловить смысл вопроса. — Ох.       Девушка увела глаза в сторону, стремительно краснея от смущения. Они встречались. Они были совершеннолетними. И, естественно, чувствовали возбуждение. Каждый раз, когда Рон брал её за руку, приятные импульсы разбегались по коже, заставляя внутри что-то сладостно дрожать. Когда горячее дыхание Рона касалось её щёк или кожи на шее, кровь вспыхивала, а тело покрывалось мурашками. А стоило им поцеловаться…       Гермиона знала о всех процессах, происходящих в организме под действием тех или иных эмоций. Она понимала, что с ней происходило, когда возбуждение сладкой тяжестью поселялось внизу живота, а жар разливался между ног. Она всё осознавала. Знала, что это естественно и обязательно когда-нибудь случится, но не думала, что так скоро.       «Чёрт бы побрал эту Джинни», — подумала Гермиона, вспоминая недавний разговор с подругой. — «Могла ли она намекнуть брату на что-то? Нет. Конечно, нет. А Гарри?»       — Рон, — собравшись с мыслями, девушка заглянула в голубые глаза, взволнованно блуждающие по её лицу. — Я не думала об этом.       — Ты не хочешь? — нахмурился парень. — Ты не чувствуешь?..       Гермиона понимала, что ему потребовалось много мужества, чтобы решиться озвучить свои желания. Рон поступил правильно, сделав это. Но девушка не знала, что ответить.       Была ли она готова?       — Конечно, чувствую, — улыбнулась гриффиндорка, желая подбодрить парня. — Но я не уверена, что готова.       Сжав губы, Рон попытался улыбнуться и кивнул. Обиделся ли, расстроился, разочаровался или просто понял и принял желание Гермионы подождать? Девушка не понимала, от чего чувство вины, что уже так знакомо сверлило ей душу, принялось медленно разъедать внутренности.       Она чувствовала себя виноватой за то, что отвергла Рона. Теперь в её списке преступлений прибавилось ещё одно.       Выйдя из переулка, пара, как ни в чём не бывало, продолжила свидание. До встречи с Гарри и Джинни ещё было время, поэтому они решили зайти в «Три метлы», чтобы пообедать, а после возобновить прогулку.       Когда время подошло к шести, все четверо встретились у «Сладкого королевства». Рон рассказал сестре и её парню о предстоящей презентации, получив в ответ ожидаемый восторг. И всё то время, что шли разговоры о квиддиче, знаменитых командах и мётлах, а после проходила презентация «Нимбуса», Гермиона размышляла о Роне и своих желаниях. Необходимо было разобраться в том, чего она хотела и как много могла дать парню.       Следующие несколько недель Гермиона только и делала, что вспоминала удручённое выражение лица Рона. Парни, как и обещали, приезжали на выходных, и ребята, порой все вместе, а порой только парами, гуляли по Хогсмиду. Рон больше не заикался о том разговоре, но желание, всё сильнее захлёстывающее его во время их поцелуев, говорило о том, что обсудить было что.       И в конце октября, когда Гермиона и Рон были на очередном свидании в «Трёх мётлах», девушка взяла парня за руку и, нежно очерчивая большим пальцем неровные круги по веснушчатой коже, сказала:       — Рон, я думаю, что готова.       Парень, сделавший в это время большой глоток сливочного пива, шумно подавился. Напиток пошёл носом, вызвав у девушки смешок.       — Ты имеешь ввиду?..       — Да, — кивнула Гермиона, от смущения пряча глаза в бутылке пива. — Если ты этого хочешь.       — Хочу! — воскликнул парень слишком громко, чем привлёк внимание других посетителей. Кто-то усмехнулся, кто-то понимающе покачал головой, но вслушиваться в то, что там рыжий парень хочет, никто не стал. — Тогда, может быть, на следующих выходных? У Анджелины день рождения, и Джордж устраивает вечеринку на Гриммо. Мы могли бы остаться…       Гермиона не ожидала, что подходящий случай может представиться столь скоро, а потому шумно сглотнула, ощущая, как затряслись коленки.       — Не знаю позволят ли нам покинуть Хогвартс на все выходные.       — Позволят. Тебя девятнадцать, Джинни семнадцать. Вы обе совершеннолетние. К тому же, родители обещали написать МакГоннагал письмо, чтобы вам дали разрешение уйти. Да и ты, вроде как, сейчас полностью самостоятельна…       Грейнджер покраснела и кивнула. В связи со сложной ситуацией с родителями, все решения, касательно своей жизни, целиком и полностью принимала Гермиона. Поэтому отказаться, ссылаясь на какие-то разрешения, девушка не могла.       Всю следующую неделю её потряхивало. Джинни посмеивалась над подругой, прекрасно осознавая причины её нервозности. Но Уизли была посвящена лишь в часть волнений Гермионы. Основная же проблема была гораздо сложнее…       Каждый раз выходя из душа, девушка скользила взглядом по своему отражению, представляя тот момент, когда Рон увидит её. Её такую неприглядную, худую, выжатую. Отмечая каждый шрам, неприязненно режущий взгляд, она с трудом заставляла себя продолжать смотреть. Ей было противно. Она ощущала себя разбитой, неправильной, испорченной. Хотелось разбить зеркало, содрать кожу, выколоть себе глаза, чтобы никогда больше не видеть этих костей, россыпь рубцов и глубокие, скрываемые чарами гламура, тени под глазами.       Как она может позволить Рону всё это увидеть?       

***

      Оказавшись перед дверью, окрашенной чёрной краской, давно потрескавшейся и местами осыпавшейся, Грейнджер взялась за маленький серебряный молоточек в форме извивающейся змеи и несколько раз ударила им по дереву. На улице моросил мелкий дождик, и Гермиона, вместе с топчущейся рядом Джинни, с нетерпением ждала, когда их пустят внутрь.       — Может, не слышат? — предположила Уизли, подходя ближе к двери и прислоняясь к ней ухом.       Сколько не прислушивайся, но узнать, что происходит внутри, было невозможно. Слишком уж много защитных чар когда-то давно наложил на квартиру отец Сириуса. Поэтому, расстроенно сжав губы, Джинни оторвалась от двери и, замахнувшись, принялась яростно колотить по дереву.       — Мерлин, Джинни, не разнеси тут всё. Эта квартира всё ещё не твоя, — произнёс показавшийся на пороге Фред. Парень появился спустя три громких стука кулаком, едва увернувшись от четвёртого, норовившего больно проехаться по его груди.       — Если бы ты был расторопнее, то мне не пришлось бы применять силу, — ответила девушка, с важным видом проходя внутрь.       Брат одарил её широкой улыбкой и, театрально расшаркавшись, поклонился. После чего аккуратным движением принял её куртку и, перекинув одежду через плечо, рукой указал на второй этаж, где в шумной гостиной уже во всю играла музыка, звучал смех и слышались звоны бокалов.       — Прошу вас, миледи, подняться наверх.       — Благодарю, — подыграв ему, Джинни взмахнула волосами, и лёгкой походной поднялась по лестнице.       — Ну а вы, уважаемая, изволите снять своё пальто? — продолжая представление, спросил Фред.       — Да. Спасибо, — замешкавшись, ответила Гермиона и, позволив парню забрать одежду, неловко улыбнулась.       Квартира Сириуса, теперь принадлежавшая Гарри, всё ещё вызывала у девушки дрожь. Особенно развешанные над лестницей головы эльфов, взирающие на Гермиону пустыми и, несомненно, печальными глазами. Однако сегодня, атмосфера в доме была другой. Помимо звуков веселья, разносившихся по тёмным коридорам, всюду висели украшения, похожие на те, что были в «Трёх метлах» в день рождения Гермионы. Даже на головах несчастных эльфов красовались праздничные колпачки, что было на вкус гриффиндорки как-то уж жутковато.       Следя за взглядом девушки, Фред усмехнулся.       — Как тебя украшения?       — Оригинально, — хмыкнула Гермиона, но всё же улыбнулась. — Чувствуется великолепный вкус близнецов Уизли.       — О, мисс Грейнджер, спасибо. Это вы ещё не видели портрет достопочтенной миссис Блэк. Старушка Вальбурга сегодня отлично выглядит.       — Господи, Фред, что вы с ней сделали?       Но парень не успел ответить на вопрос, как хриплый крик старухи прокатился по дому:       — Мерзавцы! Отребье! Как вы посмели, поганые предатели крови, осквернить стены благородного дома Блэк своим присутствием! Пошли прочь, порождения грязи и порока. Ненавижу, поганые грязно… — но миссис Блэк не смогла закончить свою речь, потому что Фред, услышав, что заклинание заглушения спало, тут же рванул по коридору к портрету, заставляя поток брани прекратиться.       Гермиона, слышавшая вопли старухи не первый раз, спокойно проследовала за старшим близнецом, но, увидев портрет, потрясённо замерла в шаге от него. Тяжёлая рама, обычно скрывающаяся за толстыми портьерами, была выкрашена в ярко-розовый и обсыпана блёстками. Над головой женщины висел праздничный колпак, следующий за движениями головы миссис Блэк, которая, метая яростные взгляды на стоящих перед ней людей, всё же пыталась избавиться от несуразного украшения. Но это было ещё не всё. Не представляя, как такое возможно, Гермиона поражённо изучала когда-то чёрное платье и дурацкий чепец женщины, которые сейчас имели насыщенный розовый цвет. И всё это невозможное оскорбление памяти леди Блэк заставляло старуху выглядеть ещё более озлобленной и сумасшедшей.       — Как? Как вы это сделали? — прошептала Гермиона, поражаясь талантом близнецов.       Это, определённо, была сложная магия, ибо картина была защищена всевозможными заклятьями, не позволяющими её ни повредить, ни хотя бы снять со стены.       — Секрет фирмы, — довольный реакцией девушки, отозвался Уизли. — Ладно, пойдём уже. Миссис Блэк, конечно, очаровашка, но вечеринка всё же наверху.       Галантно подставив девушке локоть, парень кивком головы призвал девушку схватиться за него. Неловко замявшись, Гермиона всё же встала рядом с Фредом, позволяя ему проводить её наверх.       Вечеринка, как и ожидала Гермиона, была яркой и шумной. Над комнатой висела сияющая растяжка «С днём рождения, Анджелина», всюду взрывались мини-фейерверки, шумели дуделки и хлопушки, роняющие на головы гостей цветные конфетти. Один лишь Кикимер, с недовольным лицом снующий то тут, то там, пыхтел и ворчал на всё это безобразие. Однако, праздничный колпак, что он с особой осторожностью поправлял на голове, делал этого старого эльфа не таким пугающим, как обычно. Возможно, ему даже нравилось, что в доме, на долгие годы погрязшем в безмолвии и сумасшествии, вновь звучали голоса и смех, которых навряд ли было очень уж много в этих стенах.       Обращённую в полумрак гостиную, освещённую лишь магическими цветными огнями и короткими вспышками фейерверков, наполняли смутно знакомые или вовсе неизвестные Гермионе лица. Все чуть старше самой девушки, нарядно одетые, но, неизменно, с праздничными колпаками на голове. Невольно гриффиндорка осмотрела себя и сжалась: старые джинсы, утянутые ремнём, чтобы не спадали, белая блузка и маленькая бисерная сумочка, в которой скрывался подарок для Анджелины. Скромно и просто. Не так, как одеты остальные. В этот момент Гермиона почувствовала себя здесь совершенно не к месту.       — Тебе кое-чего не хватает, — сказал Фред, вырывая девушку из размышлений. Достав из кармана клетчатого пиджака крошечный клочок бумаги, одним движением палочки превратившийся в ярко-розовый колпак, точно такой же, как у него самого, он надел его Гермионе на голову и довольно улыбнулся. — Ну, вот. Теперь заметно, что ты на вечеринке.       — Спасибо, — ответила Гермиона. Этот глупый аксессуар заметно поднял ей настроение, заставив улыбнуться.       Оглядывая собравшихся, Грейнджер быстро нашла Джинни и Гарри. Девушка в простом чёрном платье по фигуре обнимала своего парня, одетого столь же просто и неприметно, как и Гермиона — в джинсы и тёмно-синий свитер. Одинаковые ярко-красные колпаки на их головах, сияющие в свете мигающих огней, постоянно соприкасались, потому что ребята, обсуждая что-то, несомненно, личное, стояли так близко друг к другу, что даже пикси не проскочила бы. Неподалёку от них громко смеялся Джордж в компании Ли и других парней, которых Гермиона, кажется, когда-то давно видела в Хогвартсе. А вот Рона нигде не было видно.       — Теперь понятно, почему он не прибежал тебя встретить, — хмыкнул Фред, и Гермиона, подняв на него глаза, проследила за его взглядом.       В самом углу гостиной Рон стоял рядом с Анджелиной и что-то яростно той втолковывал. Девушка же, мотая головой, недовольно сверлила его глазами. Гермиона никак не могла понять, что могло случиться между этими двумя, но оказавшиеся рядом Джордж, Гарри и Джинни внесли ясность.       — Они опять? — вздохнул Фред, обращаясь к своему близнецу.       — Я даже подходить туда не хочу. Убьёт, — кивнул Джордж, после чего посмотрел на Гермиону. — Отличный колпак, Грейнджер.       — Спасибо. А что там всё-таки происходит?       — Рон весь вечер достаёт Анжелину из-за той сентябрьской игры. Всё пытается доказать ей, что «Кроверские осы» выиграли нечестно.       Анджелина сразу после Хогвартса попала в местную квиддичную команду «Кроверские осы», которые играли против «Алых ведьм» в первой игре сезона, на которую Рон и Гарри вместе с мистером Уизли ходили после дня рождения Гермионы. Парень тогда рассказывал, что загонщик команды Анджелины специально захватил хвост метлы ловца, чтобы помешать ему рвануть за снитчем раньше соперника.       — А как всё было? — спросила Гермиона.       — Загонщика задело бладжером, когда он прикрывал своего ловца. А так как оба игрока уже заметили снитч и были рядом друг с другом, то загончик «Ос» случайно задел чужой хвост, когда падал, — пояснил Гарри.       — Значит, это просто случайность?       — Именно. Вот только малыш Ронни отказывается это признавать. Ему очень уж приглянулась ловец «Ведьм», вот он и шипит на Анджелину, обвиняя её и всю команду в нечестной игре, — вставил Джордж.       Тем временем Анджелина, устав слушать Рона, взмахнула волосами и, поправив свою мигающую корону с надписью «Именинница», отправилась к толпящимся у столика с едой девушкам. Судя по тому, какими стройными и подтянутыми они были, все они являлись «Кроверскими осами», которых Рон прожигал возмущённым взглядом.       — Ладно, я пойду к своей девушке, — сказал Джордж и, заметив, что Рон увидел Гермиону и направляется сюда, подмигнул Грейнджер. — А ты, будь добра, держи своего парня на привязи и не давай ему тявкать в сторону Анджелины.       — Ты мог бы и сам за неё заступиться, — насупилась девушка.       — Первый раз я так и сделал, но моя гордая амазонка заявила, что в защите самцов не нуждается. Больше я и не лезу, — разведя руками, ответил парень.       Рон подошёл как раз тогда, когда младший близнец уже оказался рядом со своей девушкой. Встретившись глазами с Гермионой, он тепло улыбнулся ей и, поцеловав в щёку, прижал к себе.       — Ты пришла.       — Давненько уже, — ответила гриффиндорка.       — Ты бы это заметил, не увлекись руганью с Анджелиной, — хмыкнул Фред.       — Но они играли нечестно и отказываются это признавать! — вновь вспыхнул Рон, на что старший близнец лишь закатил глаза. — Гермиона, помнишь, я рассказывал тебе про тот случай на матче?       — Помню. Но, Рон, по-моему, отчитывать Анджелину за случайность на игре месячной давности прямо в её день рождения — это неправильно, — произнесла девушка и парень недовольно сжал губы.       Гарри с Джинни едва заметно хихикнули, а Фред расплылся в довольной улыбке, пихая локтем гриффиндорку.       — Рад, что ты пришла, Грейнджер. С твоим присутствием глупости в этом доме стало значительно меньше.       Сдержав ухмылку, Гермиона всё же бросила на Фреда насмешливый взгляд. Девушку огорчало, что братья слишком часто издеваются над Роном, однако порой их замечания и саркастические уколы были настолько в точку, что даже Грейнджер не могла удержаться от улыбки.       Вечеринка проходила лучше, чем Гермиона могла себе представить. Все гости оказались весёлыми и простыми ребятами, поэтому первоначальная неловкость быстро уступила место искреннему интересу. Особенно ей понравился разговор с Мэттом — тем самым загонщиком из команды Анджелины, оказавшемся единственным мужчиной в женской команде. Парень был маглорождённым волшебником и, как и Гермиона, в школьные времена метил в Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними. Пусть жизнь Мэтта и увела его с этого пути, но обсудить идеи реформ, которые Грейнджер когда-то давно собиралась продвигать на этом поприще, было увлекательно. Друзья до сих пор считали, что девушка собиралась работать в Министерстве. Гермиона же не разрушала эти домыслы, однако сама уже не была в этом уверена. Она не знала, что делать со своей жизнью, а потому и не разрушала мнение, давно о ней сформировавшееся.        После торта, выполненного в виде лица Анджелины, что вплыл в комнату под аккомпанемент нестройного хора десятка голосов, гости принялись дарить подарки. Члены команды вручили Анджелине ту самую метлу, на презентации которой Гермиона с друзьями были в Хогсмиде. Ли Джордан подарил перевязанный алым бантом ящик огневиски, половина которого была выпита практически сразу. Джинни подарила серебряную подвеску в виде снитча, которую они с Гермионой купили в Хогсмиде. А сама Грейнджер, не изменяя себе, вручила девушке книги: магловский роман «Джен Эйр» Шарлотты Бронте и свежее переиздание «Квиддич навсегда» с самыми новыми правками и статьями. Анджелина с неподдельной радостью рассматривала книги, искренне благодаря Гермиону.       Ближе к полуночи, когда все прилично напились, гости начали расходиться. В квартире на Гриммо 12 остались только Гарри, что после войны итак жил здесь, Джинни, Гермиона и Рон. У каждого была собственная комната, но ни для кого не было секретом, что младшая Уизли намеревалась прокрасться в спальню к Гарри, а Рон и Гермиона планировали провести эту ночь вместе.       Стоило девушке остаться в своей комнате одной, нервная дрожь тут же охватила всё тело. Ладони вспотели, сердце бешено забилось, глухо барабаня в ушах, а голову заполонили десяток несвязных мыслей. На вечеринке Гермиона почти не пила, так как ужасно нервничала перед ночью. Теперь же, ощущая какой-то липкий, иррациональный страх, она жалела об этом. Напиться всё-таки стоило, хотя бы для того, чтобы притупить эту жуткую панику.       Взяв чистую одежду, девушка взглянула в коридор и, добежав до ванной комнаты, заперлась там. Она не знала, сколько времени простояла под душем, но, когда кожа на руках окончательно сморщилась, Гермиона выключила воду. Нарочито медленно вытираясь, надевая бельё, а после пижаму, девушка пыталась оттянуть момент возвращения в комнату. Она ужасно боялась. Но никак не могла понять, чего именно.       Это же Рон. Он не сделает ей больно.       Выйдя из ванной, девушка дошла до спальни и, глубоко вдохнув, пытаясь собрать всю свою гриффиндорскую храбрость, открыла дверь. Рон уже был в комнате. Сидя на кровати, он с лёгкой улыбкой смотрел на неё, пока с его влажных волос капала вода, исчезая тёмными пятнами на оранжевых пижамных штанах.       — Давно ждёшь? — прошептала Гермиона. Её голос заметно дрожал, а язык, став неожиданно тяжёлым и неповоротливым, еле двигался во рту.       — Не знаю. Минут пятнадцать.       Кивнув, девушка не понимала, куда себя деть. Медленно пройдя к шкафу, она сложила в него джинсы с рубашкой, что держала в руках, и вздрогнула, услышав, как скрипнула кровать и, сократив расстояние в несколько шагов, за её спиной оказался Рон. Положив руки Гермионе на талию, парень глубоко вдохнул аромат её волос и спросил:       — Всё хорошо?       — Да, — шумно сглотнув, кивнула девушка. — Хорошо.       Руки парня, к её удивлению, ничуть не успокаивали. Ей казалось, что кожа под ними горит даже сквозь пижаму. Но не сладостным, приятным огнём, как обычно. А болезненно и опасно. Будто кричит, предчувствуя агонию.       Отгоняя от себя все дурные мысли, Гермиона постаралась расслабиться. Откидывая голову на грудь парня, она позволила ему себя поцеловать, а после увлечь на кровать.       Положив её под себя, Рон принялся жадно сминать её губы, обводя по ним языком, прикусывая и проникая в рот. Девушка старалась отдаться ощущениям, позволить себе почувствовать приятную истому, но вместо этого испытывала лишь нервный холод, сковавший руки, боль в рёбрах и дрожь в коленях. Рон же будто не замечал состояния девушки. Теряясь в поцелуе, он блуждал руками по её телу, проникая под одежду, оглаживая напряжённый живот, острые соски на небольшой груди и тонкую талию.       Чувствуя горячие руки, скользящие по коже, Гермиона мысленно прослеживала их путь, представляя все шрамы, которые задевает ладонь парня. Она задыхалась, пытаясь выудить в этом эмоциональном урагане хоть что-то приятное. Но ничего не получалось. Ужас. Какой-то животный страх овладел ею, заставляя чувствовать себя при смерти.       — Гермиона, — прохрипел Рон, ведя дорожку поцелуев от шеи к ключицам. — Всё ведь хорошо?       Девушка не смогла ответить. Язык прилип к нёбу, а всё тело будто окаменело. Парень же, приняв её молчание за согласие, стал расстёгивать пижаму, стремительно освобождая девичью кожу от ткани.       Если бы Рон хотя бы раз взглянув Гермионе в глаза, то увидел вы весь ужас, бескрайним океаном плескавшийся в её тёмных радужках. Но он полностью отдался процессу, наслаждаясь видом обнажённой девушки и вкусом её чуть солоноватой кожи. Обводя горячим языком пульсирующую на шее венку, ключицы, целуя мягкую грудь, прикусывая сначала один сосок, а после второй, он гладил ноги Гермионы, поднимая ладони всё выше. Сбившееся дыхание и лихорадочную дрожь, бившую её тело, он принимал как одобрение. Представляя, что жгучее желание охватило девушку, точно так же, как и его самого, Рон не отрывал свои губы от бледной кожи и, довольно улыбаясь, принялся снимать с гриффиндорки пижамные шорты.       Гермиона же билась в своём сознании, как в клетке. Не понимая, кто она и где, девушка чувствовала, что всё происходящее неправильно. Мокрые следы от поцелуев, неустанно покрывающих её тело. Обжигающие ладони парня, слишком большие и слишком тяжёлые. Болезненное дыхание, не желающее её слушаться. Всё это резало вены, ломало кости и ослепляло глаза.       Почувствовав, что её ноги приподняли, а после стянули по ним мягкую ткань шорт, девушка немигающим взглядом уставилась на рыжую макушку, что медленно спускалась от её груди к животу. Она видела, как левая рука парня сжимает её сосок, а правая скользит по бедру, проникая под полоску трусов. Хватая ртом воздух, Гермиона принялась судорожно метаться под Роном, но он ласково оглаживал её кожу и нежно шептал:       — Сейчас, Гермиона. Сейчас. Сейчас я всё сделаю.       От этих слов в голове девушки забил колокол. Вспышки заклятий. Шрамы. Разочарованные взгляды родителей. Смех Беллатрисы. Огорчённо поджатые губы Рона. Калейдоскоп картинок яркими взрывами ослепил девушку, заставляя схватиться за простыни и замотать головой.       — Гермиона? — встревоженно воскликнул парень, заметив, что девушка ведёт себя странно.       Грейнджер испуганно на него смотрела, а по щекам текли слёзы. Привстав, Рон позволил ей выползти из-под него и, накинув на Гермиону одеяло, принялся настороженно следить за тем, как она прячется в пуховом коконе. Закрыв глаза, девушка что-то невнятно повторяла, не в силах даже взглянув на него.       Подождав немного, Рон вздохнул и, подсев к ней поближе, осторожно обнял Гермиону. От его прикосновения девушка вздрогнула, но не отстранилась. Рассеянно гладя её по спине, парень судорожно размышлял над тем, что случилось.       — Гермиона, я как-то сделал тебе больно? — спросил Рон, вглядываясь в бледное лицо гриффиндорки.       — Нет, — едва слышно прошептала она.       — Тогда что случилось? Мне казалось, что всё хорошо. Или ты всё-таки не хотела? Нужно было просто сказать. Я же не насильник, — произнёс парень, и в его голосе отчётливо проскальзывало раздражение.       — Нет-нет, — замотала головой девушка, не желая слышать, что он недоволен, расстроен или сердится. — Это не так. Я хотела.       — Тогда в чём дело?       Гермиона не могла ответить. Она себе-то не могла объяснить, чего так испугалась. Первый сексуальный опыт её, конечно, тревожил, но не настолько. Сейчас же, вспоминая, как холодно и страшно ей было, она не могла понять, почему перед глазами встали все её кошмары, неустанно терзающие её долгие месяцы. Почему ей было противно и страшно от мысли о том, что Рон увидит каждый дюйм её тела, прикоснётся к ней, почувствует на вкус. Почему ей было физически больно от ощущения его кожи на её, бледной, шрамированной, измождённой.       — Не знаю, как объяснить, — вздохнула девушка.       — Думаешь, я не пойму?       — Я сама-то не понимаю…       Рон кивнул. Сжав губы в полоску, он молча гладил девушку по спине, что-то для себя решая.