Склеивая осколки

      Открыв глаза, Гермиона обнаружила себя в больничном крыле. Уставившись на каменный потолок, девушка несколько раз моргнула, после плотно зажмурилась и, вновь разлепив веки, облегчённо вздохнула.       Ни густой дымки, мешающей нормально видеть. Ни зловещих теней, постоянно нависающих над лицом, обжигая кожу чем-то липким и зловонным. Ни голосов, стонущих, ревущих, умоляющих и смеющихся. Ничего. Она снова одна в своей голове. Разве что странное шипение, будто треск пустой пластинки, танцующей под иглой старенького патефона, всё ещё плескалось в ушах. Но это была мелочь. Сущий пустяк, в сравнении с адом, творившемся в её сознании последнюю неделю. Может, больше. Гермиона не могла понять. Она уже давно потерялась в днях и была не в силах точно сказать, какое сейчас число.       Обернувшись к окну, за которым серело вечернее небо, а рваный ветер бился о стекло, девушка пыталась определить, как долго она здесь находится, и, главное, как вообще тут оказалась. Но плотные тучи и задушенные завывания ответа не давали.       «Так», — подумала Гермиона. — «Навряд ли я потеряла больше недели, так что, скорее всего, всё ещё ноябрь».       Тишина, окутывающая лазарет, ни подтверждением, ни опровержением не являлась. Сейчас определённо был вечер, и никого помимо неё в больничном крыле не находилось. По крайней мере, каких-либо голосов или сонного сопения девушка не замечала. Значит, спросить о том, что случилось и какой сегодня день было не у кого.       Повернувшись в другую сторону, Гермиона увидела ширму, отделяющую её от соседних кроватей, и простую деревянную тумбочку, на потёртой крышке которой стояло несколько склянок с мутной бирюзовой жидкостью. Вглядываясь в зелье, от одного вида которого приятное тепло и всепоглощающее спокойствие распространялись по телу, гриффиндорка пыталась разобраться, чем же таким её поили.       «Снотворное или успокоительное?» — задумалась она, силясь вспомнить как должно выглядеть каждое из снадобий.       Но в голове было пусто, а все мысли, с огромным трудом формирующиеся в сознании, тут же рассыпались. Такое состояние, к сожалению, Гермионе было не в новинку. Уже около месяца, если она всё правильно понимала, её голова отказывалась нормально работать. Хотя, наверно, всё началось гораздо раньше. С дурацких кошмаров, поселившихся в её мозгу ещё с лета. В любом случае, Грейнджер знала одно: она уже давно была не в порядке и с каждым днём ей становилось всё хуже и хуже.       Постоянные страхи, вина и жалость к себе, соединившиеся в ядовитый коктейль, медленно сводили Гермиону с ума. Пугающие видения, что сначала преследовали гриффиндорку лишь во снах, плавно перекочевали в действительность. У неё появились галлюцинации. Она стала слышать голоса. Самые настоящие голоса, обвиняющие её во всех грехах, коих девушка, как считала, набрала предостаточно.       Однако, будто и этого было мало, в последние пару недель всё окончательно вышло из-под контроля. В какой-то момент, потеряв те немногие крупицы самообладания, что ещё держали Гермиону наплаву, девушка перестала спать. Сначала она просто с трудом засыпала, боясь вновь увидеть пустые глаза родителей, безумно хохочущую Беллатрису или Рона, кривящегося от вида её истерзанной шрамами кожи. А затем, помучавшись целую ночь, она так и не смогла заснуть. Ситуация повторилась на следующий день. И опять. Грейнджер не знала, сколько уже бодрствует, но жуткие видения, что ещё недавно подбрасывал ей воспалённый мозг, спутанное сознание и частичная потеря памяти подсказывали, что бессонница длится уже дней шесть, не меньше.       Длилась. Теперь-то она здесь, в больничном крыле, а это значит, что поспать её всё же заставили.       «А так ведь и умереть можно было», — как-то чересчур равнодушно отметила Гермиона, вспоминая когда-то прочитанные статьи в магловском медицинском журнале. Вероятно, сил на эмоции у её организма не осталось, поэтому даже такая страшная мысль, как возможность собственной смерти, совершенно не взволновала девушку.       — Проснулась, дорогая? — внезапно раздался вопрос, заставивший Грейнджер вздрогнуть от неожиданности.       Это была мадам Помфри. Распахнув ширму, женщина бегло осмотрела девушку, остановившись внимательным взглядом на её лице. Гермиона в первое мгновение даже задумалась, а настоящий ли это человек или очередной плод её воображения, но неизменно лёгкая и какая-то понимающая улыбка целительницы позволила гриффиндорке откинуть это предположение и немного расслабиться.       — Как себя чувствуешь?       — Нормально, — пожав плечами, ответила Грейнджер. Её голос противно заскрипел, и она несколько раз прокашлялась. — Что случилось? Почему я здесь?       Мадам Помфри сжала губы, и Гермиона тут же напряглась. Серьёзность, плескавшаяся в голубых глазах женщины, не давала гриффиндорке и крупицы надежды на то, что сложных разбирательств, нравоучений и неприятных разборок удастся избежать. Пусть школьный целитель обычно и не задавала вопросов, но сейчас, судя по всему, она это правило собиралась нарушить.       — Что последнее ты помнишь?       Гермиона задумалась. В последнее время она совсем разучилась понимать, что реально, а что нет, поэтому вычленить из бессвязного вихря воспоминаний нужные и правдивые ей было сложно. Наконец, выудив фрагмент, где она стоит под обжигающими струями воды, девушка вздохнула.       Кажется, она была в душе. Да. Она определённо была в душе и кричала.       Почему она кричала?       — Я была в душе.       Мадам Помфри кивнула и, достав палочку, навела её на Гермиону. Едва заметное прикосновение магии прокатилось по телу, исчезнув столь же быстро, как и появилось. Облегчённо улыбнувшись, женщина потянулась за одной из склянок с зельем и, откупорив её, отдала снадобье гриффиндорке.       — Ты давно не спала, дорогая. Воспоминания последних нескольких дней могут быть спутаны или вовсе отсутствовать. Это зелье поможет успокоить сознание и разложить всё по полочкам. Выпей. А завтра проснёшься и мы с тобой поговорим.       Кивнув, всё ещё слабо понимая, что происходит, Гермиона покорно выпила жидкость, напомнившую по вкусу мятную жвачку, и её веки тут же налились свинцом. Опустившись на подушку, девушка проследила за тем, как мадам Помфри уходит, задвигая ширму на место, и, прежде чем сознание окончательно поглотила тьма, увидела вспыхнувшее перед глазами лицо Джинни. Бледная от страха и почему-то с мокрыми волосами подруга отчаянно звала гриффиндорку, блуждая дрожащими пальцами по её лицу.       — Гермиона! Господи, что с тобой? Гермиона? Гермиона!       

***

      Всё началось после вечеринки на Гриммо.       Джинни, что провела ночь в комнате Гарри и даже не пыталась скрыть это утром, с довольной улыбкой спустилась в столовую, где по обыкновению хмурый Кикимер накрывал на стол. На белой кружевной скатерти стояли четыре тарелки овсянкой каши, тосты, несколько вазочек с джемом, фарфоровый чайничек, пускающий по комнате аромат бергамота, и кубки с апельсиновым соком. За столом уже сидели Рон, Гермиона и Гарри. Не хватало лишь младшей Уизли.       Перекинув через плечо влажные после душа волосы, девушка довольно потянулась и с блаженной улыбкой опустилась на стул рядом с Поттером. Парень подарил ей ласковый взгляд и мягко сжал девичью ладошку, которая естественным образом оказалась на его колене.       — Какие планы на сегодня? — практически пропела Джинни, не сводя глаз со своего парня.       Гарри, как и она сама, буквально светился от счастья и ощущения душевной близости, что укреплялась меж ними день ото дня. Парень и девушка тонули в любви друг к другу, а прошлая ночь только усугубила это состояние. Вчерашний секс был у них вторым и, к огромному облегчению Джинни, оказался гораздо приятнее первого опыта. Гарри уже не боялся сделать ей больно, а потому, чувствуя себя свободнее, смог, наконец, расслабиться и доставить возлюбленной удовольствие. И теперь, волей-неволей вспоминая как эти самые руки, что сейчас сжимали её ладонь, ещё несколько часов назад блуждали по её обнажённому телу, исследовали спрятанные под одеждой участки, учились дарить ни с чем несравнимую ласку, девушка довольно улыбалась, всё глубже увязая в сладостной эйфории.       — К обеду мы должны вернуться в Хогвартс, — раздался голос Гермионы, заставивший Уизли оторваться от созерцания зелёных глаз Поттера.       Только сейчас, посмотрев на подругу вблизи, девушка заметила, что та выглядела паршиво. Грейнджер, в общем-то, в последние месяцы итак не была примером молодой и пышущей здоровьем волшебницы, однако сегодня Гермиона была похожа, не больше не меньше, на инфернала. Серая кожа, чёрные круги под покрасневшими глазами и бескровные губы, потресканные то ли от недостатка витаминов, то ли от того, что их хозяйка всю прошлую ночь безжалостно их кусала.       — Гермиона, тебе нездоровится? — спросила Джинни, на что девушка только слабо качнула головой.       Казалось, это нехитрое движение стоило ей титанических усилий, и взволнованная состоянием подруги Уизли перевела взгляд на брата. Рон выглядел как обычно. Гораздо больше увлечённый содержимым своей тарелки, нежели тем, что происходило вокруг, парень активно уплетал завтрак. Правда, пожалуй, сегодня он всё же был слишком тихим и задумчивым, что наводило на определённые подозрения.       — Ты знаешь в чём дело? — шепнула Джинни, обращаясь к Гарри, но парень отрицательно мотнул головой.       — Они такие с того момента, как я их увидел. Даже друг с другом не разговаривают.       — Странно, — задумчиво протянула девушка, чувствуя острую необходимость решить эту загадку.       Младшей Уизли, чья жизнь сейчас ощущалась сказочно прекрасной, до дрожи в коленях хотелось подарить похожее чувство всем окружающим, а потому хмурые брат и подруга, пусть и не осознавали этого, всем своим видом буквально умоляли её о вмешательстве в их дела.       — Мы должны узнать в чём тут дело.       — Джинни, может, не стоит? — вздохнул Гарри, косясь на друзей.       Поттер, конечно, тоже беспокоился, но лезть в личные отношения пары не хотел. Рон говорил ему, что они с Гермионой должны были вчера провести вместе ночь, а потому, в чём бы не была причина их плохого настроения, она наверняка связана с этим. Но не будет же он лезть к ним с расспросами на тему секса!       — Ты им друг или как? — возмущённо прошипела Уизли. — Что-то точно случилось, и мы обязаны узнать, что именно.       Тяжело вздохнув, Гарри кивнул. Спорить с Джинни было слишком сложно. Даже невозможно. Поэтому, вместо того чтобы оттягивать неизбежное, парень решил просто согласиться.       — Я спрошу у Рона.       — Отлично. А Гермиону я возьму на себя.       Откладывать допрос в долгий ящик Джинни не собиралась. Распрощавшись с парнями сразу после завтрака, девушки трансгрессировали к воротам Хогвартса, но, вопреки всем намерениям Уизли, они с Гермионой не погрузились в задушевную беседу, а сразу же отправились в библиотеку.       Джинни на самом деле не собиралась проводить воскресенье в компании пыльных книг. Девушка-то наивно полагала, что сможет поговорить с подругой сразу же, стоит им оказаться в спальне, но та, то ли ощущая намерения младшей Уизли, то ли просто будучи не в силах больше терпеть наличие у себя невыполненных домашних заданий, войдя в комнату и скинув верхнюю одежду, тут же схватила все свои свитки, перья и чернильницу и направилась к выходу. Джинни, увидев, что цель пытается сбежать, долго не думала и, последовав примеру Гермионы, взяла необходимые вещи и двинулась следом за ней.       Устроившись в одном из излюбленных мест Грейнджер — слабо освещённом уголке в секции Древних рун — девушки разложили на столе все свои книги, пергаменты, письменные принадлежности и принялись за работу. В библиотеке помимо их двоих, мадам Пинс, шуршащей где-то в стеллажах с магловской литературой, и нескольких когтевранцев, точно, как Гермиона, решивших посветить выходной выполнению домашнего задания, никого больше не было. Это делало задачу Уизли проще, ведь не беспокоясь о том, что их могут подслушать, подруга могла с полным спокойствием дать ответы на все интересующие Джинни вопросы.       Первые минут двадцать Уизли, как и полагается примерной ученице, выполняла домашнее задание. Вполглаза следя за Грейнджер, которая переписывала из справочника по ядовитым растениями Шотландии гораздо больше, чем требовалось для эссе, девушка читала учебник по Истории магии, мысленно продумывая наиболее удачное начало разговора. Наконец, не выдержав снедающего любопытства, Джинни захлопнула книгу и, прокашлявшись, заставляя Гермиону поднять на неё глаза, подалась вперёд. В конце концов, младшая Уизли никогда не любила ходить вокруг да около, а, значит, и строить из себя непонятного кого было бессмысленно.       — Что вчера случилось? — спросила Джинни и, увидев, что подруга её не понимает, пояснила: — Между вами с Роном явно что-то произошло. Вы даже нормально не говорили сегодня. В чём дело?       — Разве что-то не так? — произнесла девушка, пожав плечами. Её голос был ровным, но то, как Гермиона потупила взгляд, неловко пряча лицо за распущенными волосами, выдавало её с головой.       «Дурочку решила включить?» — мысленно усмехнулась Джинни, отметив неумелую попытку подруги сделать вид, что ничего не происходит.       — Да, кое-что явно не так. Ты выглядишь отвратительно. Рон тоже не в настроении. Хотя ещё вчера вы отлично проводили время и даже собирались перевести ваши отношения на новый уровень. Из всего этого следует вывод: за ночь что-то случилось, — говоря всё это, девушка следила за Гермионой, которая, не отрывая глаз от пергамента, выводила всё новые и новые строчки. — Итак, у вас был секс?       От прямого вопроса, вылетевшего изо рта Уизли, Грейнджер вздрогнула. Жирная клякса расползлась по бумаге, заставив девушку безмолвно выругаться. Следя за тем, как трясущейся рукой Гермиона берётся за палочку и только со второй попытки убирает пятно, Джинни поняла, что попала в цель. Но что именно случилось? Рон настолько плох?       — Гермиона, что произошло?       — Ничего, — девушка замотала головой, но дрогнувший голос заставил её осознать, что отпираться бессмысленно. — То есть правда ничего. У нас ничего не было.       — Почему? Мне казалось, вы собирались…       — Собирались. Но ничего не сделали, — взглянув подруге в глаза, Грейнджер умоляюще простонала: — Джинни, пожалуйста, давай не будем об этом.       Видя, что гриффиндорке эта тема настолько неприятна, что её, того и гляди, хватит удар, Уизли решила на время оставить девушку в покое. В конце концов, если Гермиона не хочет говорить, то всё ещё есть Рон. Он, как ещё один участник этой тёмной истории, тоже способен пролить свет на ситуацию.       Однако этим же вечером, полученное от Гарри письмо, разрушило все надежды Уизли.       «Милая Джинни,       Рон рассказывать что-либо отказался. Я, конечно, спросил, почему он такой хмурый и связано ли это как-то с Гермионой, но он ответил, что ничего такого нет и у них всё нормально. На самом деле, мне показалось, что эта тема ему слишком уж неприятна, потому что он так на меня посмотрел! Почти как в тот раз, когда думал, что я в тайне от него бросил имя в Кубок.       Джин, может, мы всё-таки не будем к ним лезть с расспросами? Это всё-таки их личное дело. Слишком личное, чтобы обсуждать с друзьями.       

Твой Гарри.»

      — Соплохвосту в зад такие личные дела! — фыркнула Уизли, убирая письмо.       Если бы дело было только в том, что она из праздного любопытства лезла в чужие трусы, то ладно. Можно было и прекратить. Но ей-то не просто так требовались ответы. Как и что делает её брат в постели девушке знать совсем не хотелось. А вот почему после предполагаемой ночи любви, которая должна была стать для её подруги чем-то важным и, несомненно, неповторимым, Гермиона выглядит как ходячий труп, выяснить было необходимо. Она ведь волнуется. И если для помощи подруге Джинни нужно добиться пикантных подробностей её постельных дел, то она просто обязана это сделать.       «Рон же не принудил её?» — вспышкой пронеслось в голове Уизли, и она тут же сама от себя отмахнулась. — «Нет, всё явно было по обоюдному согласию. Просто передумали?»       Этого Джинни тоже не могла понять. Если вы любите друг друга и решились, наконец, сделать столь важный шаг к сближению, то как же можно передумать? Отдавайся страсти, позволяя телу самому всё сделать, и всё, дело в шляпе.       Но опыт Джинни ограничивался одним лишь Гарри, который был аккуратен, нежен и, совсем чуть-чуть, раздражающе обеспокоен. Он всё говорил, что не настаивает, что готов ждать и вообще его в их отношениях и без секса всё устраивает. Это всё, конечно, было мило, но не устраивало саму Джинни, которая, сгорая от любви и страсти, вынуждена была всё взять в свои руки и лишить своего парня, ну и себя, разумеется, столь драгоценной девственности.       В ту ночь в начале августа, когда девушка, можно сказать, набросилась на парня, затащив его в свою спальню, она поняла одно: либо секс переоценивают, либо всё станет гораздо приятнее, когда они оба наберутся опыта. Но шаг этот был важным и, как считала Уизли, необходимым. А вчерашняя ночь, к великой радости гриффиндорки, доказала, что этот процесс всё-таки может доставлять удовольствие.       Теперь же, наблюдая за задумчивой, бледной и какой-то отрешённой Гермионой, Джинни мучилась от необходимости разобраться в том, что случилось, и мог ли быть первый раз, который, по словам подруги, так и не случился, быть настолько отвратительным. Потому что простое «передумали» никак не могло довести этих двоих до такого состояния.       Решив на выходных самостоятельно расспросить обо всём брата, Джинни больше не донимала этой темой Гермиону. Девушка явно была озадачена тем, что Уизли так быстро сдалась, но сама начинать разговор не собиралась. Грейнджер вообще делала вид, что у неё всё нормально. Она ходила на занятия, блестяще отвечала на вопросы профессоров, пропадала в библиотеке и, казалось, больше не страдала от кошмаров.       На самом деле Джинни давненько не просыпалась посреди ночи от криков подруги. Это радовало. Однако внешний вид Грейнджер, напротив, почему-то не говорил о каком-либо улучшении её состояния. Скорее уж наоборот. Бледная и измученная, она всё чаще выпадала из реальности или, подобно призраку, молчаливо сидела в Большом зале, так и не прикоснувшись к еде. На все вопросы подруг она отмалчивалась. Гермиона так делала с самого начала учебного года и то, что новый повод для волнения Грейнджер был связан с Роном, не давало Джинни никакого преимущества.       В субботу, выпавшую на первое ноября, у ворот школы, как и всегда, девушек ждали Гарри и Рон. Плотнее кутаясь в пальто, куртки, шарфы и шапки, ребята обменялись приветствиями и, разбившись на пары, направились в Хогсмид. Идя рука об руку с Гарри в нескольких шагах от брата с подругой, Джинни внимательно за ними наблюдала.       Вот они о чём-то говорят, улыбаясь друг другу. Затем переводят взгляд на дорогу и Рон, пока Гермиона не видит, берёт её за руку. Девушка вздрагивает, а после смущённо опускает глаза. Парень хмурится, отпускает ладонь гриффиндорки, а свои руки прячет в карманы.       Всё это ещё раз убеждает Джинни в том, что что-то случилось. И в этом чём-то, определённо, виноват её брат. Иначе почему Гермиона так реагирует на его прикосновения?       «Что же ты сделал, идиот?» — размышляла девушка, продолжая следить за парой.       Вот подруга нагоняет ускорившего шаг Рона, пытаясь взять его под руку, но он не позволяет ей это сделать. Парень что-то говорит. Гермиона мотает головой. Он вздыхает и всё-таки даёт девушке ухватиться за его плечо, хотя всё ещё не вынимает руки из карманов.       «Ну что за придурок…»       Гуляя по переполненным улицам Хогсмида, согреваемым неожиданно выглянувшим из-за туч солнцем, Джинни всё ждала случая поговорить с братом, но раз за разом терпела неудачу. То младшекурсники, внезапно встретившиеся на пути, решились поговорить с Героями Войны, от чего Рон, гордо распрямив плечи, со всей пылкостью принялся рассказывать о приключениях Золотого трио. Ему, в отличии от Гарри с Гермионой, доставляло огромное удовольствие получать внимание восторженных поклонников и с широкой улыбкой делиться красочными подробностями каждого подвига их маленькой группы. То Эмили Льюис — энергичная третьекурсница, попавшая в этом году в команду Гриффиндора на позицию ловца — заметила в толпе Джинни и увлекла её в долгий разговор о том, какую метлу лучше всего выпросить у родителей на Рождество. Им же нужно выиграть кубок, а, значит, ей необходима самая лучшая метла! То сам Гарри, милый, любимый Гарри, поддавшийся непривычной для него пылкости, утащил девушку в проулок и страстно целовал, пока Гермиона и Рон удалялись дальше по улице. И только спустя несколько часов, когда, обойдя всю деревню, посетив при этом каждый магазин, ребята проголодались и решили зайти в «Три метлы», Джинни удалось схватить брата за руку и, утянув его подальше от друзей, задать свои вопросы.       — Рассказывай, — прижав парня к стене, насела Уизли. Пусть девушка значительно и уступала брату в росте, но твёрдость характера и испытывающий, как у их матери, взгляд с лихвой компенсировали это маленькое неудобство.       — Ты о чём? — поведя плечом, желая сбросить с себя девичью руку, отозвался Рон.       — О вас с Гермионой, конечно. Что случилось? Вы ведёте себя странно.       — Не понимаю, о чём ты. У нас всё нормально.       «Ещё один под дурака косит», — мысленно проворчала Джинни, чувствуя, как волна раздражения поднимается в груди.       — Ага, как же. Я же слепая, — закатив глаза, ответила девушка. — Хватит ломать комедию, Рон! Я тебя ещё раз спрашиваю: что было на дне рождения Анджелины?       — Ничего не было, — проворчал парень, всё же высвобождаясь из хватки сестры.       Красные пятна, стремительно расползающиеся по его лицу, явно свидетельствовали о том, что он злился. Но девушку это ничуть не беспокоило. Она бы даже хотела, чтобы Рон, наконец, взорвался и высказал ей всё, что думал. Так она хотя бы могла узнать, что же у них с Гермионой случилось.        — И вообще, Джин, отвали. Я не собираюсь с тобой обсуждать свою личную жизнь.       — А стоило бы. Что бы ты там не натворил, я могла бы…       — Я натворил?! — внезапно вскрикнул Рон, но девушка даже бровью не повела.       — А кто ещё? Я же вижу, как вы себя ведёте. Вам некомфортно друг с другом. Гермиона вздрагивает рядом с тобой, значит, это ты…       — Я ничего не делал! — взревел парень, становясь полностью красным. — Это твоя подружка ведёт себя странно. Я без понятия, что у неё в голове.       — Рон, ты её парень, как ты можешь не знать?       — А вот так! Я не знаю. А теперь, будь добра, донимай своими вопросами Гермиону, а меня оставь в покое!       Толкнув сестру, Рон стремительно вышел из переулка, оставив девушку в замешательстве. Этот разговор не то чтобы не дал нужные ей ответы, он совершенно запутал Джинни, породив в её рыжей голове ещё больше вопросов, чем было раньше. Обессиленно простонав, девушка выругалась и, решив, что давить и дальше на этих двоих не имеет смысла, отправилась вслед за братом.       «Может, Гарри прав и мне стоит оставить их в покое?»       Всю следующую неделю Джинни старалась не думать об отношениях Рона и Гермионы. С Грейнджер ничего нового, что могло бы взволновать подругу, не происходило, а предстоящий матч со Слизереном заставил девушку всё свободное время отдавать тренировкам. Но, как только она позволила себе с головой погрузиться в собственные дела и забыть о Гермионе, душераздирающий крик пронёсся по комнате, заставив Уизли проснуться посреди ночи.       Этот звук она не слышала уже очень давно, поэтому очнувшись, Джинни не сразу поняла, что происходит. Разлепив глаза, девушка вглядывалась в темноту, пытаясь в неровных тенях выцепить силуэт подруги. Заметив, что Гермиона упала с кровати и, всхлипывая, мечется по полу, гриффиндорка испуганно сорвалась с места. Опустившись на колени рядом с Грейнджер, Джинни хотела было дотронуться до неё, чтобы разбудить, но та резко открыла глаза и, увидев руку, что замерла в паре сантиметров от её плеча, пронзительно закричала.       — Не надо! Не трогай! Не смотри! Нельзя!       Одёрнув ладонь, Уизли отползла от девушки и, растерянно наблюдая за тем, как подруга распахнутыми в ужасе глазами смотрит куда-то мимо неё, произнесла:       — Гермиона, это я. Тебе приснился кошмар. Всё хорошо.       Но гриффиндорка всё сидела не моргая, продолжая бессвязно что-то нашёптывать дрожащими губами.       — Гермиона, — вновь позвала Джинни, стараясь, чтобы её голос звучал спокойно и ласково. — Это был просто кошмар. Всё закончилось.       — Джинни? — сосредоточившись на словах подруги, Грейнджер несколько раз моргнула и, уже явно узнавая Уизли, посмотрела прямо на неё. — Джинни. Да. Это ты.       — Я, — кивнула девушка и, мгновение подумав, всё же приблизилась к Гермионе. — Что тебе снилось?       — Ничего.       — Гермиона…       — Всё хорошо. Просто кошмар. Волноваться не о чем.       Этот ответ, что Уизли слышала уже бессчётное количество раз, так взбесил девушку, что она громко выругалась и, вскинув руками, воскликнула:       — Ну, хватит! Я же не дура, даже если ты, судя по всему, считаешь иначе. Я беспокоюсь о тебе, Гермиона. С тобой что-то происходит. Что-то нехорошее. И уже очень давно, — пододвинувшись ещё ближе, Джинни взяла подругу за руки.       «Холодные, как у покойника», — пронеслось в её голове, заставив колючие мурашки прокатиться по позвоночнику.       — Расскажи мне, может, я смогу помочь.       — Не сможешь, — чуть слышно прошептала Грейнджер.       — Почему?       — Потому что ничего не происходит. Всё нормально.       — Да как же ты меня достала своим «нормально»! — взревела Джинни, отбрасывая руки Гермионы и вскакивая на ноги. — А то, что ты ничего не ешь, выглядишь как труп, постоянно теряешься в пространстве и, видимо, опять плохо спишь — это всё глупости? Ещё и с Роном какая-то фигня у вас происходит. Я же всё вижу! Тебе давно не снились кошмары, и я подумала… — неожиданно Уизли замолчала. Переведя глаза сначала на полог кровати, с которой упала подруга, потом на Гермиону, а после вновь на кровать, Джинни шокировано уставилась на Грейнджер, боясь озвучить внезапно родившуюся догадку. — Подожди, ты наложила заглушающее? Мерлин, Гермиона, кошмары не прекращались, да? Я просто не слышала?       Девушка молчала, пристыженно опустив голову, и Джинни поняла, что права.       — Что происходит? — уже не прося, а требуя, произнесла Уизли. — Расскажи мне.       — Ничего…       — Ещё раз скажешь это чёртово «ничего» и я ударю тебя!       — Джин, поверь мне, всё…       — Нормально? Ха! Ты сама-то себе веришь? Послушай меня, или ты сейчас же всё рассказываешь, или я завтра же иду к мадам Помфри или самой МакГонагалл, а может и к ним обеим сразу, и рассказываю о твоём состоянии. Посмотрим, что они скажут на твои мешки под глазами, крики…       — Только попробуй! — прервав подругу, Гермиона вскочила на ноги, вонзая тонкие пальцы в руку Джинни.       От её взгляда Уизли будто окатило ледяной водой. Два чёрных провала на бледном лице выглядели пугающе, даже безумно. Девушка напоминала загнанного охотниками зверя, что был напуган неизбежной гибелью, но в то же время полон решимости утянуть с собой в могилу любого, кто только посмеет к нему прикоснуться.       — Никому ничего не говори. Ничего нет. Всё хорошо.       — Гермиона, ты не в порядке…       — Я не больная! — крикнула Грейнджер, до боли сжимая запястье подруги. Из глаз Джинни едва не прыснули слёзы, но она усиленно этого не замечала, обратив всё внимание на стоящую перед ней Гермиону. — Я не сумасшедшая. Всё нормально. Всё хорошо.       Джинни кивнула, не зная, как реагировать на поведение девушки. Не сводя глаз с гриффиндорки, она отмечала все изменения, слишком резко происходившие на её лице. Ярость, внезапной вспышкой промелькнувшая в тёмных глазах, уступила место облегчению, и Грейнджер, вяло улыбнувшись, разомкнула пальцы, отпуская ладонь Уизли.       — Давай ложиться, — произнесла девушка, медленно отходя к кровати. — Завтра первой парой Трансфигурация. Не хочу проспать.       Наблюдая за тем, как ещё мгновение назад бешено глядящая на неё Гермиона, спокойно ложится в постель с пожеланиями доброй ночи, Джинни прошиб озноб. В отличии от подруги, что как-то подозрительно легко заснула, или же просто сделала вид, Уизли забыться никак не могла. Она всё размышляла, как стоит поступить. Не зная причины такого состояния Грейнджер, девушка никак не могла ей помочь самостоятельно. И единственным, что оставалось сделать, было доложить о её странном поведении МакГонагалл. Но Уизли не в силах была решиться на это.       «Вдруг Гермиона меня возненавидит», — хмурилась Джинни, уговаривая себя поступить правильно.       А правильно было обратиться за помощью. Тем ни менее, стоило ей убедить себя завтра же пойти к профессору и всё рассказать, перед глазами вставало лицо подруги, что умоляла её этого не делать, уверяя, что всё хорошо, что она не сумасшедшая.       Следующим утром, когда гриффиндорки сидели в Большом зале, к ним подошла Полумна. Опустившись на скамейку рядом с Джинни, когтевранка прошлась взглядом по Грейнджер, медленно жующей намазанный тыквенным джемом тост, и спросила:       — Что с Гермионой? У неё в голове столько мозгошмыгов, что в пору покупать новый мозг, потому что ещё немного и от этого ничего не останется.       — Не знаю, — нахмурилась Уизли, встречаясь с серебристо-серыми глазами Лавгуд. — Она не говорит.       — Это и не удивительно, — произнесла девушка, обращая всё своё внимание на еду. Взяв самый поджаренный из имеющихся тостов, она принялась намазывать на него джем. — В таком состоянии даже странно, что она всё ещё связно разговаривает и выглядит более-менее нормально. Мой троюродный дядя Филирий, что уже седьмой год проходит лечение в Мунго, попал туда именно из-за мозгошмыгов. Всего за полгода они настолько размягчили его мозг, что он забыл кто он, не понимал, где находится, постоянно слышал голоса и подозревал садовых гномов в организации восстания.       Слушая бредни Лавгуд, Джинни всё сильнее хмурилась. В дурацких мозгошмыгов девушка не верила, но вот то, что помутнение Гермионы прогрессировало, с каждым днём становясь всё более пугающим, она не отрицала. Взглянув на Луну, что поверх толстого слоя тыквенного джема странным узором складывала персики, Уизли произнесла:       — Луна, Гермионе нужна наша помощь.       Лавгуд, не отрываясь от своего занятия, уверенно кивнула, выражая готовность сделать всё, что только может понадобиться подруге.       Решено было следить за Гермионой и, если случится что-то подобное её ночной истерике, тут же отправиться к мадам Помфри или МакГонагалл.       Джинни и Луна с полной отдачей взялись за дело. Они всегда были рядом с подругой. В Большом зале, в библиотеке, на занятиях, в гостиной, в коридоре, даже в душе. Ни на секунду не оставляли её одну. И к концу следующей недели их самоотверженность принесла свои плоды. Волнительные и пугающие.       Во-первых, как и предполагала Джинни, кошмары у Гермионы никуда не исчезли. Однажды ночью, сделав вид, что заснула, Уизли наблюдала за тем, как Грейнджер накладывает на полог заглушающее, а где-то через час вертится в постели, скидывая одеяло на пол и, скорее всего, истошно крича. Но девушка слышать этого не могла. Заклятье не позволяло.       Во-вторых, чрезмерная задумчивость Гермионы, к которой с начала учебного года все, включая преподавателей, казалось, привыкли, добавились разговоры самой с собой. Теперь Грейнджер не просто молчала, уставившись невидящим взглядом куда-то в пустоту, она едва заметно что-то шептала, странно поглядывая по сторонам. Будто рядом кто-то был. А порой, когда Гермиона думала, что осталась одна, она позволяла себе открыто ругаться с этим кем-то, отчитывая его и споря во весь голос.       — Это Беллатриса, — произнесла Луна, отрывая Джинни от подглядывания за Гермионой.       Гриффиндорка и когтевранка спрятались за углом и наблюдали за тем, как Грейнджер остановилась на полпути к библиотеке и, активно жестикулируя, ругалась со стеной.       — Что?       — Беллатриса Лестрейндж, — повторила Лавгуд, кивая в сторону подруги. — Что говорит ей Белла я не знаю, но кому ещё Гермиона может доказывать, что та мертва, а вся эта чистота крови полный бред.       — Откуда ты?..       — О, — Луна расплылась в улыбке, доставая из уха какое-то странное устройство, напоминающее беруши в виде гусеницы. — Это усилитель слуха. Отличное изобретение, кстати говоря. Из нового набора «Всё для настоящего мракоборца» из магазина твоих братьев.       — Не знала, что у них такое есть, — хмыкнула Джинни, но быстро опомнилась и спросила: — Ладно, что там она говорит?       — «Я настоящая волшебница». «Замолчи». «Всё ты врёшь». «Исчезни». «Это не моя вина», — бесцветно, будто зачитывала скучную новостную колонку, произнесла Луна.       — Дело дрянь, — буркнула Уизли, и Лавгуд согласно кивнула.       — Всё ещё не хочешь обратиться за помощью к профессорам? Ещё чуть-чуть и может быть поздно.       — Не знаю, Луна. Не уверена…       В-третьих, что, пожалуй, пугало девушек больше всего, здоровье Гермионы значительно ухудшилось. Если раньше она просто была слишком бледной, худой и вялой, то сейчас происходило что-то ужасное. После того, как Грейнджер покидала душевую, Уизли находила в мусорном ведре густые клочья волос. Гермиону часто рвало, она вздрагивала от каждого шороха и постоянно чесала руки, будто старалась разодрать их до крови, стянуть с себя кожу. Алые следы подруга, конечно, прятала за постоянно одёргиваемыми рукавами, но время от времени девушки успевали заметить, как отметины становились всё крупнее, а их количество увеличивалось.       Перед самыми выходными Джинни решила написать обо всём этом Гарри. Парень не на шутку перепугался и уверил девушку, что в субботу сам обо всём поговорит с Гермионой. Но эта затея не увенчалась успехом.       Мало того, что Грейнджер практически не разговаривала пока гуляла с друзьями, так ещё и после разговора с Поттером убежала в Хогвартс, буркнув что-то о том, что забыла сдать сочинение.       — Джин, больше тянуть нельзя. Расскажи обо всём МакГонагалл, — сказал Гарри, провожая взволнованным взглядом хрупкую фигуру подруги.       — Я не хотела бы делать это за её спиной. Если бы она доверилась мне… — девушка тяжело вздохнула. — Ладно. Что она сказала?       — Да ничего. Она вообще практически не говорила, — нахмурился парень, вспоминая то, что особенно обеспокоило его во время беседы с Грейнджер. — Слушай, Джин, мне кажется или у Гермионы что-то с речью? Будто…       — Будто ей сложно говорить? — вместо него произнесла Уизли. — Да, в последние дни она всё время молчит и мне кажется, что это потому, что ей тяжело даётся произносить слова. Она уже на уроках-то не отвечает. Преподаватели тоже заметили. Флитвик вчера оставил её после урока и спрашивал о состоянии, но она сказала что-то про то, что засиделась в библиотеке допоздна, поэтому такая вялая. Он поверил ей и отпустил.       — Вот как, — вздохнул Гарри, снимая очки и растирая след от них на переносице. — А она вообще спит? Всё это похоже на… как же это называлось… продолжительное отсутствие сна короче. Я помню, что что-то подобное было с дядей Верноном, когда он несколько ночей подряд сидел за отчётом. Он так плохо выглядел! А когда дело дошло до звуковых галлюцинаций, тётя Петунья насильно напоила его снотворным.       — Не знаю, Гарри. Не уверена, — заламывая руки, размышляла Джинни. — А ты рассказывал Рону? Он ничего не знает?       — Нет. Он, конечно, тоже беспокоится, но в чём может быть дело даже не представляет. Говорит, что с ним это точно не связано. Они тогда правда просто передумали, потому что Гермиона внезапно испугалась. Так что тут что-то другое.       Джинни нахмурилась на столь безучастную реакцию брата. Не он ли первый должен был забить тревогу и ринуться помогать своей девушке?       — Милая, ты всё-таки сходи сегодня к МакГонагалл, — взяв ладони Уизли в свои, произнёс Гарри. — Расскажи ей всё. Тянуть больше нельзя.       — Я знаю, — понурив голову, прошептала Джинни.       «Лишь бы я не опоздала», — тут же пронеслось в её голове, потому что предчувствие чего-то плохого внезапно заныло в груди.       Но Джинни опоздала.       Проведя с парнем и братом ещё около часа, девушка не выдержала беспокойства и отправилась в школу. Ей хотелось ещё раз поговорить с Гермионой и, в идеале, отправиться к МакГонагалл вместе с ней.       Зайдя в спальню, она услышала крик. Отчаянный вопль боли доносился из душа, заставив температуру в комнате в миг опуститься. Он был таким жутким, что внутренности скрутило, а к горлу подобралась желчь. Это был голос Гермионы. Её будто пытали круциатусом, не иначе. Подлетев к двери, Джинни не стала стучаться и просить открыть её. Наведя палочку на замок, Уизли произнесла «Алохомора» и ввалилась в душевую. Её испуганный взгляд тут же зацепился за распластавшуюся под душем фигуру Гермионы. Валяясь на белой плитке, объятая облаком горячего пара, подруга ногтями пыталась содрать с себя кожу, а дорожки алой крови растворялись в потоке воды, окрашивая её в нежно-розовый.       — Гермиона! — вскрикнула Джинни, подлетая к девушке. Вода была слишком горячей, заставив Уизли прошипеть сквозь зубы, когда та почувствовала болезненный жар обрушившегося на плечи кипятка. — Господи, что с тобой? Гермиона? Гермиона!       Одной рукой удерживая ладони Грейнджер, чтобы та перестала причинять себе боль, Уизли взмахнула палочкой, выключая душ, и взволнованно сканировала обстановку. В уходящей в слив воде плавали тёмные разводы волос. Торчащие кости из-под раскрасневшейся кожи выглядели ужасно, особенно жутко выступая в тандеме с многочисленными следами от ногтей, рваными ранами и кровоточащими царапинами. Но самое большое беспокойство вызывала надпись на левом предплечье, истерзанная сильнее всего. Вероятно, именно от неё Гермиона пыталась избавиться таким отчаянным образом.       — Милая… — прошептала Джинни, убирая с лица подруги прилипшие пряди.       Грейнджер смотрела куда-то вниз, едва заметно раскачиваясь. Вид подруги порождал внутри Уизли визжащую панику, девушку душили подступающие слёзы, всё тело неуёмно содрогалось. Но Джинни изо всех сил боролась с собой, понимая, что сейчас нужна Гермионе сильной.       Раздумывая над тем, как позвать на помощь, гриффиндорка вспомнила, что рассказывали на недавней лекции по Защите от Тёмных искусств.       — Патронус служит не только защитой от Дементоров и Смеркутов, — вещала ровным голосом профессор Бриндлмор, расхаживая по аудитории. — Но и эффективным способом передачи послания. При условии, если вы умеете вызывать телесный Патронус, конечно. Чтобы передать с его помощью сообщение, необходимо вызвать телесный Патронус и продиктовать ему послание, думая о том, кому хотите его отправить.       Перед глазами Джинни сразу всплыло воспоминание о том, как на свадьбе Билла и Флёр появился Патронус Кингсли с предупреждением о падении Министерства и надвигающихся к Норе Пожирателях. Девушка владела магией Патронуса, а потому, взмахнув палочкой и произнеся «Экспекто патронум», без каких-либо проблем создала объятую голубым свечением прекрасную лошадь. Не медля ни секунды, девушка подумала о директрисе и принялась тараторить:       — Профессор, срочно приходите в спальню Гриффиндора. Гермиона … — заметив, что подруга внезапно обмякла на её руках, Джинни испуганно всхлипнула. — Гермиона без сознания. Мне нужна помощь. И надо позвать мадам Помфри. Пожалуйста, поспешите.       Надеясь, что лошадь ушла куда надо, Джинни вызвала ещё один Патронус и, подумав о Луне, сказала:       — Луна, приходи к нам в спальню. Срочно.       Профессор появилась практически сразу. Джинни аккуратно вытирала подругу полотенцем, ласково нашёптывая ей слова поддержки, когда в дверях душевой показалась обеспокоенная Минерва МакГонагалл.       — Мисс Уизли, что?.. — женщина застыла на полуслове, увидев открывшуюся ей картину. — Что происходит?       — Гермиона была в душе. Я услышала крик и вошла, а она, — девушка закусила губу, не давая всё настойчивее пробивающимся слезам вырваться наружу. — Она пыталась содрать с себя кожу. Профессор, с Гермионой уже давно что-то происходит. Ещё с начала года. Возможно, даже с лета. У неё кошмары, она плохо ест, похудела… Я спрашивала, но она…       — Хорошо, мисс Уизли. Я поняла, — опускаясь на колени рядом с ученицами, МакГонагалл навела палочку на Гермиону, проверяя её состояние. Закончив, женщина напряжённо свела брови и, трансфигурировав из полотенца халат, помогла Джинни запахнуть в него гриффиндорку. — Пройдёмте в больничное крыло. По дороге вы всё мне расскажете.       К облегчению девушки, которой не хотелось бы перемещать обнажённую подругу на глазах всей школы, коридоры были пусты. Почти все учащиеся Хогвартса сейчас гуляли в Хогсмиде, поэтому никто не видел, как директриса и капитан команды Гриффиндора левитировали Гермиону Грейнджер в больничное крыло. У самого входа в лазарет их нагнала Луна. Взъерошенная, с полными соломы волосами, девушка мазнула взглядом по Гермионе, Джинни и МакГонагалл и, качнув головой, произнесла.       — Всё стало совсем плохо?       Отвечать у гриффиндорки не было сил. Девушка корила себя за то, что не обратилась за помощью раньше. Она ругала себя за наивность, за надежду, что Гермиона откроется ей, расскажет, что всё на самом деле окажется не настолько плохо, как им всем казалось. Но чуда не случилось, и она чуть было не потеряла подругу.       Не потеряла же?       Лазарет встретил их едким запахом лекарств и многообразия трав. Опустив Гермиону на ближайшую койку, профессор позвала мадам Помфри. Женщина объявилась сразу же. Выглянув из соседней комнаты, целительница подлетела к обмякшей на кровати Гермионе и принялась её осматривать.       — У мисс Грейнджер сильное истощение, многочисленные царапины на руках и, — МакГонагалл снова нахмурилась. — Кажется, помутнение рассудка.       — Что случилось, Минерва? Заклятье? Хотя, не похоже…       — Сейчас мисс Лавгуд и мисс Уизли нам расскажут.       Девушки переглянулись и принялись пересказывать всё то, что успели отметить за время наблюдений за подругой. Пока ученицы перечисляли тревожные симптомы, мадам Помфри молчаливо залечивала раны на теле Гермионы, а профессор МакГонагал становилась всё мрачнее.       — Почему вы не обратились за помощью раньше?       — Я не думала… То есть Гермиона ведь не хотела, и я всё надеялась, что она сама мне всё расскажет. Мы не думали, что может дойти до такого… — с трудом находя слова, объясняла Джинни.       — Девушки, — вздохнула директриса. — Всё это очень серьёзно.       — Сколько она не спит? — вклинилась в разговор мадам Помфри, закончив с ранами. Взмахнув палочкой, она трансфигурировала полотенце-халат в больничную пижаму, что сама собой застегнулась на Гермионе, и внимательно уставилась на учениц.       — Не знаю. Она ставит заглушающее, поэтому я долгое время не замечала, что её кошмары так и не прошли.       — Нет, я имею ввиду совсем не спит. Девочка уже несколько дней бодрствует. Судя по всему, её уже какое-то время мучали галлюцинации, помутнения сознания, рвота, проблемы с речью…       — Да, — подтвердила Луна, не сводя глаз с Гермионы. — Она частенько разговаривала сама с собой.       — И на уроках заторможенная, — дополнила Джинни.       — Действительно. Я замечала неладное, — произнесла МакГонагал, выглядя в этот момент задумчивой и какой-то виноватой. — Я спрашивала в чём дело, но мисс Грейнджер говорила, что просто не выспалась.       — Ну, то, что девочка не высыпается уже очень давно — это точно. Думаю, дней пять-шесть.       Все четверо печально опустили головы, смотря на неподвижную Гермиону. Без чар гламура, которыми, как теперь понимала Джинни, Гермиона хоть сколько-то улучшала свой внешний вид, она выглядела практически мёртвой. Даже дыхание, едва заметное под исхудавшей грудью, не сильно успокаивало собравшихся. Грейнджер выглядела слишком слабой, безжизненной, хрупкой. И каждый, так или иначе, почувствовал жалость к этой несчастной девушке.       Уйдя в соседнюю комнату, мадам Помфри вернулась через минуту с несколькими склянками мутного зелья бирюзового цвета. Откупорив одно, она осторожно приподняла Гермиону, и капля за каплей принялась вливать ей его в рот.       — Идите, девочки, — закончив, сказала целительница. — Мисс Грейнджер будет спать несколько дней. Я позову вас, когда она очнётся.       Джинни и Луна, кивнули, но уходить не спешили.       — Ступайте же, — ласково, пытаясь приободрить, произнесла профессор МакГонагалл. — Мисс Грейнджер в надёжных руках. Волноваться больше не о чем.       Поблагодарив, девушки попрощались и, всё же выйдя в коридор, посмотрели друг на друга. Оба взгляда — карий и серебристо-серый — были наполнены тоской, тревогой и виной. Виной за то, что не обратились за помощью раньше, позволив подруге довести себя до такого состояния.       Вернувшись в комнату, Джинни отправила письма Гарри и Рону. Они ответили этим же вечером, требуя от девушки держать их в курсе происходящего. Гарри заверил, что, если нужно, готов приехать в любое время. Рон ничего такого не писал. Но гриффиндорка слишком устала, чтобы задумываться над этим.       На следующий день Джинни и Луна несколько раз заходили в больничное крыло, но Гермиона, как и говорила мадам Помфри, не просыпалась. Девушку переместили в самый отдалённый уголок лазарета и спрятали за ширмой, чтобы никто её не видел и не мешал. На второй день подруги снова заходили, но Грейнджер всё ещё спала.       — Девочки, — произнесла мадам Помфри, встретив знакомых посетительниц. — Ваша подруга очнётся, когда организм полностью восстановится. И я вас сразу же приглашу.       Но Джинни не могла ждать. Ей нужно было видеть Гермиону, даже если она находится без сознания. Поэтому Уизли пришла и на третий день, ещё до утренней тренировки, но, будучи в шаге от того, чтобы войти в лазарет, остановилась. Она услышала голос Гермионы, от звука которого радость и облегчение растеклись в груди. Джинни хотела было открыть дверь, но происходившая внутри беседа вынудила её остаться стоять в коридоре.       — Мисс Грейнджер, как же так? — кто-то тяжело вздохнул. Кажется, это был голос МакГонагалл. — Вы же умная девушка. Вы должны были понимать, что ваше состояние очень серьёзно. Постоянные кошмары сами по себе негативно сказываются на психике, но такая продолжительная бессонница…       — Я считала, что ничего страшного не происходит. Так или иначе — это ведь всё в моей голове. А уж со своими мозгами я смогу разобраться, — ответила Гермиона. Её голос звучал так слабо и печально, что сердце Джинни болезненно сжалось.       — Если бы всё было так просто, то в мире не было бы столько сумасшедших, — раздался голос мадам Помфри. — Но вам, дорогая, повезло. Сойти с ума вам не грозит. По крайне мере пока.       — Пока? — в вопросе Грейнджер отчётливо проступал испуг. — То есть, есть вероятность…       — Такая вероятность есть всегда. Как-никак колмедики не просто так занимаются душевными расстройствами, пусть, конечно, в этом деле и уступают маглам. К сожалению, очень часто, чтобы разобраться со своей собственной головой, необходима посторонняя помощь. Но в этом, моя дорогая, нет ничего зазорного.       — Мисс Грейнджер, — вновь произнесла Мак Гонагалл, после чего вздохнула и продолжила уже мягче: — Гермиона, после того, что вы пережили, естественно чувствовать себя… не так, как раньше. В этой стране после недавних событий не найти ни одного волшебника, кто был бы полностью здоров.       — Это так, дорогая, но вы всё равно себя слишком запустили, — вмешалась мадам Помфри. — Совершили преступную халатность в отношении собственного здоровья.       — Поппи, я уверена, мисс Грейнджер сама понимает, что совершила ошибку, не обратившись за помощью гораздо раньше. Но ведь ничего непоправимого не случилось, — на эту реплику директрисы целительница, кажется, фыркнула, но Джинни не была в этом полностью уверена. — Скажите, Гермиона, что вас столь сильно беспокоит? Как давно вас мучают кошмары?       — С войны, — прошептала Грейнджер, предпочитая ответить лишь на последний вопрос. — Точнее, после её конца. С лета.       — А что это за сны? Воспоминания?       — И да, и нет, — произнесла Гермиона. — Это сложно…       Какое-то время все трое молчали. Переминаясь в нерешительности у входа в лазарет, Джинни уже потянулась к двери, как голос мадам Помфри заставив её замереть на месте.       — Что ж, мисс Грейнджер, пока вы не захотите поделиться своей проблемой, она, к сожалению, не решится. Я рекомендую обратиться в Мунго. Сегодня я свяжусь с одним знакомым целителем и узнаю у него возможно ли вам подойти к нему на днях. Думаю, уважаемая директриса выпишет вам разрешение на посещение больницы.       — Разумеется, — ответила МакГонагалл и через мгновение добавила: — И, Гермиона, не закрывайтесь от друзей. Порой простой разговор с близкими может сделать гораздо больше сложного самостоятельного анализа.       Больше никто ничего не говорил, зато послышались приближающиеся к двери шаги. И, как только Джинни поняла, что сейчас столкнётся с тем, кто выходит из лазарета, на пороге показалась директриса. Тепло улыбнувшись, женщина вышла в коридор и сказала:       — Проходите, мисс Уизли. Ваша подруга проснулась.       Поблагодарив, девушка кивнула и залетела в палату, где сразу же встретилась с шоколадными глазами Гермионы. Та смущённо улыбнулась, неловко заправляя кудрявую прядь за ухо.       — Привет, Джин.       — Ты чертовски напугала меня! — вместо приветствия воскликнула Уизли, налетая с объятьями на подругу.       — Прости, — выдохнула Гермиона, ощущая, как крепкие руки гриффиндорки выталкивают из её груди весь воздух.       — Одними извинениями, моя дорогая, тут не отделаться! Ты мне всё расскажешь. В мельчайших подробностях. И никогда больше… Слышишь?! Никогда не скажешь это своё «всё нормально».

***

             Второй раз Гермиона очнулась на рассвете, если судить по лиловым лучам, проникающим в помещение. Голова была пуста, никаких посторонних шумов не ощущалось, а приятная лёгкость наполняла каждую клеточку тела.       — Как себя чувствуешь, дорогая? — произнесла мадам Помфри, быстрым шагом идя к гриффиндорке через всё помещение.       «На мне что какой-то маячок?» — задумалась Гермиона, удивляясь тому, как эта женщина появлялась каждый раз, стоило ей открыть глаза.       Ширмы больше не было, а на прикроватной тумбочке не стояло ни одного зелья. Обведя взглядом больничное крыло, девушка убедилась, что помимо неё здесь и вправду никого не было.       — Хорошо, — ответила Грейнджер, когда женщина оказалась достаточно близко, чтобы её услышать. Голос всё ещё скрипел и звучал очень слабо, едва слышно. — Спасибо.       Мадам Помфри кивнула и, достав палочку, навела её на гриффиндорку. Магия уже знакомым ощущением прокатилась по телу, и женщина, очевидно, удовлетворённая результатом проверки, тепло улыбнулась.       — Что ж, организм полностью восстановился. Возможно, с памятью всё ещё будут проблемы, но выпьешь сегодня последний раз зелье и всё окончательно встанет на свои места, — произнесла целительница и, щёлкнув пальцами, материализовала на тумбочке тарелку ароматного куриного супа. — Ешь. Тебе нужны силы.       Пока во рту девушки не оказалась первая ложка, Гермиона даже не представляла, как сильно проголодалась. Она уже давно нормально не питалась, перестав чувствовать здоровый для всех людей голод. Но сейчас, ощущая, как желудок болезненно скручивается в предвкушении пищи, а давно забытый аппетит активно вызывает слюну, девушка едва не расплакалась.       Вкусно. Как же вкусно.       Как только Гермиона доела, отставив тарелку обратно на тумбу, в дверях появилась директриса.       — Рада видеть, что вам лучше, — произнесла МакГонагалл, подходя к девушке. — Вы очень напугали нас, мисс Грейнджер.       — Прошу прощения.       Она и впрямь чувствовала себя ужасно виноватой, прекрасно понимая, как сильно заставила всех волноваться. Картины прошедшего месяца осторожно складывались в голове, показывая Гермионе все ужасы её состояния.       «Когда я потеряла контроль?» — подумала девушка, ощущая, как вздрагивают руки.       Ей было страшно представить, что было бы, не найди её Джинни тогда, не помоги. А ведь она так обидела её той ночью, накинувшись подобно сумасшедшей. Возможно, так и было. Гермиона ведь знала, что медленно сходит с ума, теряясь в собственном разуме, разрываемом бесконечной болью, тревогой, ненавистью, жалостью…       «Господи, почему всё это происходит со мной?»       — Мисс Грейнджер, — привлекла её внимание МакГонагалл, прерывая раздумья. — Расскажите, что всё-таки случилось. Мисс Лавгуд и мисс Уизли поведали о вашем состоянии, но они ведь сами ничего толком не знают.       — Я сама плохо понимаю, что со мной, — тяжело вздохнув, произнесла Гермиона. — У меня кошмары. Казалось бы, такая глупость, но почему… Почему такая ерунда…       Наверно, впервые в жизни, Грейнджер не смогла правильно сформулировать свои мысли. Копившиеся столько времени чувства внезапно забурлили, вытаскивая наружу обидные слёзы, обнажая слабость, крича о помощи.       — Кошмары были постоянными? — спросила мадам Помфри.       — Да. Каждый день, — пытаясь унять слёзы, всхлипнула девушка. — Я думала, что это временно, что они пройдут. Но они не проходили…       — А перебои со сном? Такое раньше случалось?       — Нет. Это первый раз.       Пока МакГонагалл и мадам Помфри пытались выяснить причины состояния Гермионы, она изо всех сил старалась взять себя в руки, рассказать, правильно выразить всё то, что её тревожило. Но она не могла. Столько всего ломало девушку изнутри, что сложно было вот так вот взять и ответить на все вопросы. Ещё и неприятное чувство слабости, беспомощности, немощности противно скреблось в груди. Она ведь умная, сильная, пережившая войну талантливая волшебница. Но какие-то глупые сны смогли довести её до помешательства, разрушить жизнь, расколоть на части. Гермионе так страшно было в этом признаться, что рвущиеся наружу слова так и остались невысказанными.       Стоило директрисе уйти, как в лазарет залетела Джинни. В квиддичной форме, трясущаяся, с влажными глазами Уизли сразу же сжала Гермиону в объятьях, окатив волной облегчения и злости. Девушка ругалась, требуя всё рассказать, и прожигала Грейнджер сердитым взглядом. А гриффиндорка откровенно наслаждалась этим, чувствуя, что от близости подруги хочет снова расплакаться и одновременно с этим счастливо рассмеяться.       — Я расскажу. Только давай позже?       — Когда? — выпалила Джинни и, не дожидаясь ответа, продолжила. — Значит, так. В субботу ты, я и Луна идём в бар! Это не обсуждается. Никакого Гарри. Никакого Рона. Только мы втроём. Пьём, едим и разговариваем. Это понятно?       — Не советую слишком сильно налегать на алкоголь, — произнесла мадам Помфри, протягивая Гермионе зелье. Это снадобье кроваво-красного цвета она без труда узнала. Укрепляющее. Дают ослабленным от тяжёлых ранений, вышедшим из комы и просто истощённым волшебникам. — Однако чуть-чуть можно. Исключительно в целях разогнать кровь. Но обязательно с обильной, но не тяжёлой пищей.       — Как скажите! — хлопнув в ладоши, просияла подруга. — Когда тебя выписывают?       — Не знаю, — произнесла Гермиона, смотря на целительницу.       Дождавшись, когда девушка проглотит зелье, она забрала у неё пустую склянку и ответила им обеим:       — Завтра. Сегодняшнюю ночь мисс Грейнджер ещё проведёт здесь.       — Хорошо. Тогда мы с Луной зайдём к тебе вечером.       Ещё немного поговорив, Джинни обняла Гермиону и спешно покинула лазарет, отправляясь на поле. А вечером, как и обещала, пришла вместе с Лавгуд. Девушки обнимались, смеялись, рассказывая обо всём, что подруга пропустила, пока мадам Помфри не выгнала учениц прочь.       — Наговоритесь завтра, — проворчала женщина, выдворяя девушек в коридор. — Здесь всё-таки больничное крыло, а не кафе.       Следующим утром Грейнджер в сопровождении прибежавшей чуть ли не на рассвете Джинни вернулась в свою комнату. От занятий Гермионе велели ещё один день отдохнуть, но девушка намеривалась нарушить этот запрет, посветив всё свободное время выполнению накопившегося домашнего задания.       — Всё здесь, — произнесла Уизли, указывая на небольшую стопку пергамента. — Я внимательно фиксировала все лекции и указания профессоров.       — Спасибо, Джин, — улыбнулась Гермиона, присаживаясь за стол. Помимо лекций, что оставила подруга, на столешнице лежала небольшая коробка и несколько писем. — Что это?       — А, это тебе. Письма от Гарри, Рона, мамы и, кажется, посылка от близнецов.       — Что? — удивилась Грейнджер такому странному набору корреспонденции.       Открыв первое же письмо, девушка не удержалась от улыбки. Это было послание от Гарри. Он волновался. Расписав несколько страниц вопросами о её самочувствии и требованиями всё рассказать, друг не удержался от угроз, вызвавших у Гермионы короткий смешок. Парень писал, что, если она не поделится с ним своими проблемами, он забросит всю подготовку в аврорате и вернётся в Хогвартс, чтобы неустанно следовать за ней попятам, отслеживая сколько еды та кладёт в рот, во сколько ложится спать, не слишком ли много читает и достаточно ли бывает на свежем воздухе. Письмо Гарри так и сочилось нежностью, теплом и волнением, что Гермионе нестерпимо захотелось обнять друга и, уткнувшись ему в плечо, расплакаться, рассказывая всё.       Письмо Рона же было гораздо короче. Он спрашивал её, что случилось, почему она ничего ему не рассказывала и связано ли её состояние с той самой ночью. От этого послания улыбаться не хотелось. Слова Уизли породили в девушке новую волну вины и ощущение неправильности происходящего.       «Рон прав. Я ведь должна была с ним поделиться».       В следующем конверте было письмо от Молли. Женщина искренне переживала о состоянии Гермионы. Рон обмолвился за ужином, что девушка попала в лазарет, и миссис Уизли принялась расспрашивать о том, что же случилось. Она всё причитала, что Грейнджер себя не бережёт и настойчиво приглашала на Рождество в Нору.       «Дорогая, ты член нашей семьи. Пожалуйста, помни об этом. Мы с Артуром будем ждать тебя сразу после экзаменов. Приезжай вместе с Джинни и даже не думай о том, чтобы остаться в Хогвартсе.»       Эти строчки теплом разлились в груди, вырвав из Гермионы болезненный вздох.       Последним же посланием была коробка из магазина «Всевозможные волшебные вредилки». Освободив посылку от бумаги, девушка увидела знакомое лицо улыбающегося волшебника, служившее логотипом магазина, и ни с чем несравнимое цветастое оформление, которое могли придумать только близнецы Уизли.       — «Зубрёжка без вреда для здоровья»? — прочитала Гермиона название набора.       — О, я знаю, — ухмыльнулась Джинни, выглядывая из-за плеча девушки. Она уже накрасилась и, надев форму, была готова отправиться на завтрак. — Новый продукт. Моя идея. Они хотели создать что-то для таких же учебных маньяков, как ты. Не обижайся, пожалуйста, — поспешила добавить девушка, но Грейнджер только улыбнулась. Было глупо отрицать её страсть к учёбе, даже в свете последних событий. — Вот я и предложила им добавить в набор всякие штучки вроде их волшебных перьев, каких-нибудь конфет для повышения концентрации, что-нибудь для уверенности, чтобы было не так страшно отвечать на вопросы или сдавать экзамены…       — Ого, — поражённая идеей, отозвалась Гермиона. — Я считала, что твои братья всегда были против учёбы. Чего только стоят их «Забастовочные завтраки».       — Это да. Но, согласись, глупо исключать из своих потенциальных покупателей целую группу таких ответственных, как ты, учеников.       — Идея потрясающая, — согласилась Грейнджер, открывая коробку и всё же не без опаски рассматривая её содержимое. — Но ты уверена, что это безопасно?       — Думаю, что-то непроверенное мои братья тебе бы присылать не стали. Они ж не самоубийцы.       Гермиона рассмеялась и принялась восторженно перебирать волшебные перья «Идеальный почерк» и «Пиши без клякс», шоколад «Любовь преподавателя», конфеты «Острый ум» и прочие товары, рассыпанные по всей коробке. Добравшись до дна, девушка заметила записку.       «Уважаемая и горячо любимая Грейнджер!       Мы, мистер Уизли и мистер Уизли, просим тебя оказать нам честь и стать счастливым обладателем чудесного набора «Зубрёжка без вреда для здоровья». Мы верим, что именно ты, как никто другой, в состоянии оценить всё великолепие этих продуктов, выжав из них максимальную пользу.       P.s.: всё безопасно, Грейнджер! Ты же знаешь, что мы всегда всё проверяем на себе.       P.p.s: когда ты всё попробуешь и тебе понравится (а мы не сомневаемся, что так и будет!), мы будем рады, если ты расскажешь об этом наборе в Хогвартсе. Если уж знаменитой Гермионе Грейнджер придутся по вкусу товары от близнецов Уизли, то в нашем магазине отбоя не будет от таких же умников и умниц, как ты.       

Всегда твои Ф. и Д.»

      — Придурки, — фыркнула Джинни, читая записку вместе с подругой. — Ладно, идём на завтрак?       В Большом зале к гриффиндоркам присоединилась Луна, и все трое принялись обсуждать предстоящий поход в бар, уроки и посылку от близнецов, которую принято было разделить между всеми желающими.       Все последующие дни Гермиона пыталась вернуться к нормальной жизни. Ела под внимательным взглядом Джинни и Луны, ходила на занятия, делала уроки, пила укрепляющее зелье и каждый день гуляла на улице. На этом настаивала Уизли, выводя подругу или к Чёрному озеру, или к Запретному лесу, или, если у неё была тренировка, на поле для квиддича, где Грейнджер дышала свежим воздухом пока команда Гриффиндора тренировалась. Благодаря всем этим волнениям и заботам девушка чувствовала себя значительно лучше. Даже ночи проходили спокойно, поскольку ежедневно выдаваемое мадам Помфри зелье «Сна без сновидений» не позволяло кошмарам просачиваться Гермионе в голову.       В субботу, позволив себе поспать подольше, девушки сходили на завтрак и, по настоянию Джинни красиво одевшись и накрасившись, отправились в Хогсмид. Ноябрь приближался к своему завершению, уступая место ощутимо морозному декабрьскому ветру, оголившимся деревьям и бледному, совсем не согревающему солнцу.       Не став ходить по магазинам, подруги сразу зашли в «Три метлы» и, заняв самый отдалённый столик, плохо просматриваемый из зала, принялись поглощать сливочное пиво, самозабвенно отдавшись разговору.       Сначала беседа шла тяжело. Блуждая вокруг да около, девушки скакали от одной темы к другой, о чём-то шутили, но вопрос, висевший над ними подобно грозовой туче, отдавался в каждой ощутимым напряжением. Наконец, когда внутри каждой из подруг было порядка четырёх бутылок, Гермиону прорвало. Сбивчиво, глотая горькие слёзы, гриффиндорка рассказывала про кошмары, искажённые воспоминаниями войны, потаёнными страхами и обидами, что терзали её еженощно. Про Беллатрису, чьи выплёвываемые во время пыток слова въелись под кожу, заставляя ненавидеть себя, сомневаться и верить каждому оскорблению, каждой издёвке, ядом отравляющей раненное сознание. И, наконец, про родителей. Тех, кто больше не помнил её, не был ей семьёй.       — Я осталась одна, понимаете? — задыхаясь от слёз, уронила Гермиона. — Своими руками… Я всё разрушила. У меня нет семьи. Они меня никогда больше вспомнят. Себя не вспомнят. Господи, что я натворила…       — Ты защитила их, Гермиона, — обняв подругу, прошептала Джинни.       — Ты сделала самое правильное, что было возможно в той ситуации, — поддержала Луна. — Они ведь живы и счастливы. Ты жива. Это ведь хорошо?       — Но я отобрала ту жизнь, что у них была. Разрушила нашу семью.       — Вы всё ещё семья пока ты помнишь об этом. Они твои родители. Это ничто не изменит. Главное, что благодаря тебе они всё ещё дышат, смеются, проживают каждый новый день. Они всё ещё вместе. Пусть и без тебя…       — А семья у тебя есть! — стукнув бутылкой о стол, воскликнула Джинни. — Мы твоя семья. Моя семья — твоя семья. Ты не одна.       — Вот именно, — кивнула Лавгуд, а после как-то мечтательно улыбнулась. — А когда ты выйдешь замуж, то создашь ещё одну семью. Твою личную.       — Ну, учитывая, что она войдёт в нашу, в которую итак уже давным-давно принята, то аргумент так себе.       — Не факт, — протянула Луна. — Пока на пальчике нет кольца, а священные клятвы не произнесены, Гермиона всё ещё имеет полное право увлечься любым другим волшебником помимо Рона.       — Или не волшебником, — вставила Джинни, задумавшись. — Среди маглов достаточно красавчиков. Например, Руфус Сьюэлл. Ох, очаровательный кудряшка. Этим летом я смотрела «Гамлет» с ним. Гермиона, ты видела? Этот принц Фортинбрас меня просто очаровал!       — Не знаю кто это, но мне больше по вкусу Гэри Олдман. Дракула из него вышел просто потрясающий! — воскликнула Луна, закатив глаза.       — Мерлин, я надеюсь, ты имеешь ввиду тот образ, когда он молодой. В очках и шляпе он и впрямь ничего.       — Нет же! Я про то, когда он граф Дракула. Эта бледность, объёмная укладка и красный сюртук… Очень интересный мужчина.       — Фу, Лавгуд, ну у тебя и вкусы.       — Девочки, — рассмеялась Гермиона. — Вы знаете, что я люблю вас?       — Знаем, — хмыкнула Джинни, утыкаясь губами Грейнджер в макушку. — И это взаимно.       Две гриффиндорки и одна когтевранка много часов провели в баре, обсуждая за алкоголем всё, что волновало их молодые сердца. Они пили. Ели. Смеялись и плакали. Боль и тепло, радость и отчаяние, что бурлили внутри подруг, тонули в объятьях, выплёскивались в словах, растворялись в слезах, даря ощущение лёгкости и спокойствия.       Придя в Хогвартс незадолго до комендантского часа, девушки ещё раз крепко обнялись, поцеловались и, разойдясь по постелям, быстро уснули. Гермиона, разморенная алкоголем и душевным, подействовавшим на её израненное сердце подобно лучшему лекарству, разговором провалилась в глубокий сон. Она даже не выпила зелье, но кошмары, получившие к её голове беспрепятственный доступ, впервые за долгие месяцы так и не нарушили её мирный сон.