Механика чувств

В метаниях прошла бесконечная ночь. Сон не шёл, а заместо спокойствия в разуме малышки билась тревога. Неясная угроза ходила вокруг постели, возвращая в темные коридоры дирижабля. Смех гостей обратился злорадным эхом над потерянным ребёнком, к ней, одиноко стоящей посреди темноты, тянулись руки — огромные, грубые, несущие в себе только боль. И лейтмотивом всего кошмара звучал механизм. Девочка не видела его, только слышала как наполняется энергией турбина, что-то гудело, рычало. Казалось вот-вот должно прогреметь, но сон обрывался, Сахароза открывала глаза и не понимала где находится. Пришлось предпринимать бесчисленное количество попыток, чтобы уснуть. Не получилось. Без Бай Чжу не получалось. Почему-то с ним ни один кошмар к ней не приходил. Часы шли так долго и выматывающе, что Сахароза почти бегом подорвалась с постели, когда в комнату заглянул дядя, чтобы разбудить по утру. Спрашивать о случившемся на дирижабле её не стали, заметив помятое состояние, за это девочка была благодарна. Молча ела, молча собиралась и только они пришли в номер к Коломбине, чтобы отдать цветок с наставлениями, она сразу немного оживилась. — Вы его на пол ставили? — Под кровать, — мечтательно произнесла девушка, любовно осматривая немного ожившие лепестки. — Ставьте так, чтобы солнце падало на него. Поливать надо раз в два-три дня. Похоже это какой-то вид сумерской розы, они очень стойкие и непривередливы в уходе. — Благодарю, милая сладость. — Сахароза. Моё имя Сахароза, — пришлось представиться, чтобы избавиться от будущих прозвищ. — Я почти угадала, — протянула девушка, поднимаясь на ноги. Под незамысловатое мычание предвестница удалилась в комнату. Вещи уже собраны, путь в Снежную продолжался. Панталоне за руку привёл витавшую в облаках племянницу на причал. Там стояло три корабля с гербом Снежной. Каждый из цепных псов Царицы прибыл отдельно. — Я хочу, чтобы она плыла со мной, — Сахароза включилась в разговор на середине, осознав, что стоит на месте уже очень долго. — Не смеши мою давно умершую веру, — банкир опустил взгляд. — Только если она сама согласиться. — А почему мы не можем поплыть втроём? — без особого энтузиазма спросила девочка. — Вещи, наши люди. В поездке мы тоже кое чем занимаемся. До Снежной плыть три дня. Пересесть не получится в случае чего. Решай. Что поделать, она всё равно хотела знакомиться со вторым предвестником. Уши снова опустились, Сахароза подняла голову к Панталоне: — Ты и так со мной достаточно провозился, дядя. Отдохни от ответственности. — Да не сказать, что я устал, но спасибо... — банкир с ухмылкой провёл девочку, которая забрала свою руку и приблизилась к доктору. — Дотторе, мои требования те же. — Не надо повторяться. На память не жалуюсь, — опустив голову, ученый кое-что понял. Ему будет не удобно отдавать руку, чтобы держать ею девочку, он все же повыше девятого будет. Зато Сахароза быстро поняла, что ухватиться не за что и поплелась к двум оставшимся кораблям. — И какой из них ваш? — Тот что красный, справа. Слабов кивнув, ребёнок направился в нужную сторону. Дотторе хранил молчание и Сахароза не начинала разговор, хотя первый считал, что у той ещё много вопросов. Однако она больше ничего не говорила, только с интересом рассматривала палубу, заглянула в свою каюту и во время отплытия встала около бортика. Из-за невеликого роста ей пришлось подставить стул и залезть на него, чтобы посмотреть на море. — Выглядишь так, словно тебя тащат насильно, — Дотторе мало чем мог заняться во время плавания. Бумаги не его часть работы, только если это не итоги экспериментов, поэтому он решил прощупать почву. — Сонная просто, — даже не повернув головы, ответила Сахароза. — Пойдём в каюту поспишь. — Нет. Уснуть не смогу. В голове попыталась сложиться логическая цепочка. Доктор спросил самое вменяемое: — У тебя есть какие-то проблемы со сном? — ... — девочке казалось, что её изучают как подопытного. Говорить такому человеку, что она банально привыкла спать с Бай Чжу, хотя ей уже семь лет, почему-то стыдно. Молчание затянулось. Учёный всё сильнее и сильнее окунался в события прошлого — когда-то на носу корабля также стоял другой человек. Он оглядывался на вершины гор, утопающих в утреннем тумане. В янтарных глазах нельзя было не заметить тоску. «— Жалеешь? — руки аккуратно легли на плечи, нос уткнулся в шею, вдыхая любимый запах сладкой сумерской розы и нежных успокоительных трав. — Я жалею только об упущенном времени, — прошептали в ответ, сплетая их пальцы в замок. — Пока ты рядом я не буду жалеть ни о чём. В доказательство своих слов Бай Чжу оставил на виске тёплый поцелуй. Пожалуй во всем мире не найдётся человека, который столь же трепетно сможет относиться к Дотторе. И как так случилось, что он остался там, а рядом стоит лишь его далёкое воспоминание?» — У тебя в Ли Юэ было много друзей? — доктор сам обернулся на пройденный путь. Порт Фонтейна не разглядеть. — Не особо. Те с кем я знакома вряд ли будут сильно скучать. Не люблю общаться с одногодками. — Бай Чжу тогда бросил всё и всех. Услышав знакомое имя, Сахароза сразу подняла взгляд на рассказчика. — Также стоял и вглядывался вдаль, пока мы не доехали в Снежную. — Он скучал по дому? — Естественно. Однако между призванием в своей жизни и мной, он выбрал меня без сомнений. — Вы были рады? — Да. Любой другой не поверил бы такому ответу, но Дотторе не умел, не видел смысла описывать свои чувства. Словесная оболочка для него значила мало. Он понимал, что рядом с ним ребёнок, но по своей натуре особенный, созданный им самим. Сахароза точно должна понимать. Лучшее Творение, в котором текла кровь единственной Музы и его собственная. «— У меня была только одна попытка. Бай Чжу сказал сразу, что если в ходе будут погибать "неудачные" дубли, то он отказывается от сделки. В моих руках оказалась самая малая часть его крови. Я вложил все знания, все отточенные умения и вот, передо мной стоит совершенство. Однако она сама вряд ли хотя бы наполовину понимает свою уникальность в силу возраста и строгого воспитания Бай Чжу». Получив скупой ответ, девочка снова обернулась к морю. В голове новых вопросов не нашлось. Пока она думала, сзади её обхватили, как оказалось, крепкие руки, подняли и прижали к Создателю. Согнув локоть, мужчина усадил на него малышку, стараясь не задеть её острым концом маски: — Так виднее? — Ага... — Сахароза не смогла отвернуться обратно к морским просторам, рассматривая серьгу-колбочку в ухе. Её на руки никто раньше не брал. Гуй и Чжун Ли относились к ней больше с уважением, если бы она попросила, то получила бы желаемое. Однако не раз ей удавалось видеть как Бай Чжу досадно отводил взгляд, когда видел на улице отцов, лихо подкидывающих детей в воздух под звонкий смешок. Сахароза делала вид, что ей не нравится такое, но правда и смысла в подобных махинациях не видела. У неё свои ноги, так зачем пользоваться подобными вариантами? Тут же её даже не спросили — спросили бы, то отказалась бы сразу. Сразу всё внимание взяла на себя маска — сияла металлом, значит, тяжелее чем кажется. Бледная кожа, на щеке виднелся старый рубец, ярко-выраженная часть скул — уже даже по малым приметам Сахароза подметила наверняка очень выразительное лицо. Дальше шёл ворот синей рубашки, поверх которой был уже белый плащ с разными мелкими деталями. На другой стороне — маска побольше, более жуткая и неприветливая. Именно к ней потянулась Сахароза, обхватив учёного так, будто обнимала. — Что ты делаешь? — подопытный долго терпел, но в конце концов подал голос. — Изучаю пока есть возможность, — по деловому уведомила девочка. — Кто знает когда я вас снова увижу, когда мы приедем в Снежную. — Куда я могу деться? — Чан Шэн говорила, что вы живёте в своём мире, где мне и папе нет места, — потеряв интерес к маске, Сахароза осторожно взяла в руки колбу в виде серьги. Создатель как-то демонстративно засопел: — Ну да, ей же лучше знать. Однако на этот раз я исправил недочёты прошлого и проблем с нашими встречами не возникнет. Змею лучше заморозить. Если приедет Бай Чжу она будет говорить больше чем все вместе взятые. На крайний случай отдать на попечение Панталоне – они сойдутся в общей неприязни к нему и будут промывать косточки где-то в отдельном месте.

***

К вечеру на поверхности уже похолодало, поэтому Дотторе убедил Сахарозу спуститься в каюту. Девочка без особого энтузиазма начала мелкими шажочками идти к себе, пока вдруг не остановилась, поднимая глаза полные надежды: — Можно к вам в каюту? Дотторе не изъявил никакого недовольства или радости. Он сам спускаться ещё не планировал. Заведя руки за спину, изучил внимательным взглядом и коротко кивнул: — Можно. Ушки немного приподнялись и уже совсем в другом темпе Сахароза направилась к лестнице, даже не спросив где находится цель. Значит заранее уже знала и с самого начала метила туда. Пришлось неспеша пойти следом, потому что каюта закрыта. Кое-чей хитрый нос всё равно столкнётся с преградой. Стоило ему спуститься, как ему уже навстречу прибежал ребёнок, хватая за подол плаща; — Там закрыто. — Я знаю. — Вы откроете? — К чему этот вопрос, если я тебе разрешил? — Вдруг вы пошутили. Видимо портрет его личности у девочки весьма скуден. Оно не удивительно. Бай Чжу многого говорить бы не стал, а Чан Шэн с Панталоне хорошего подавно не скажут. Получив доступ в помещение, кроха осторожно вошла, оглядываясь по сторонам. Доктор тем временем снял перчатки и сел на диван, наблюдая за поведением девочки. Она, кажется, вообще не обращала внимания на пристальный взгляд. У них в кои-то веке происходило взаимоизучение. Чуйка подвела Сахарозу к шкафчикам. Учёный окликнул: — Там не очень лицеприятные вещи. Я предупредил. Но попытки встать и преградить намерения девочки лично мужчина не предпринял. Оглянувшись на сидящего, та лишь прижала уши в настороженности и потянулась к ручке. На полках стояли банки с малоприятными на вид жидкостями, внутри плавали смутные очертания каких-то ошметков непонятно чего, хотя пару глазных яблок Сахароза узнала, чем гордилась про себя. По соседству в таком же растворе находился длинный страшный коготь и ещё много чего. Отвращения к подобным вещам девочка никогда не ощущала, а вот что правда вызвало её интерес — продолговатая колба с длинной костью внутри. Ручки бережно взяли её, чтобы всмотреться получше. — Чья это кость? — Сахароза повернулась назад. — Необычного тигра. Осторожно, если разобьёшь, то миазмы энергии сгубят всю команду. — Нам с вами это не навредит? — Нет. Меня убить не просто, а ты моё творение, так что делай выводы. — Вы коллекционируете такое? — Да, потом могу пустить в ход во время какого-то эксперимента. Янтарные глаза засияли, а кончики ушек легонько затрепетали. Про эксперименты ей удавалось только читать, а те небольшие что она делала и назвать таковыми нельзя. Бай Чжу запрещал пока у девочки не будет достаточно самоосознания. Но так хотелось хотя бы раз увидеть. — Могу показать кое-что, хочешь? — мимо Дотторе не прошла заметная реакция. Ребёнок одобрительно покачал головой, прижав ёмкость к себе. — Есть одно очень могущественное вещество, — поднявшись, доктор проследовал к тому же шкафчику, доставая шприц с темно-фиолетовой субстанцией. Рука опустились, чтобы Сахароза смогла рассмотреть мелкие пузырьки, которые медленно передвигались внутри, словно застывали. — Это останки умерших Богов. Вернее то что от них осталось. — Умерших Богов? — мысленно Сахароза подметила, что её безошибочная чуйка твердит об опасности вещества перед глазами. — Да, много лет назад по всему Тейвату сражались Боги. Их трупы валялись повсюду. Спустя много времени эрозия сделала своё дело и то что вырвалось из тел стали называть останками умерших Богов. — Откуда это у вас? — Под землёй подобного добра полно. Связи позволяют добывать их в немереном количестве. Позволишь? Дотторе потянулся к колбе с костью. Сахароза медленно вручила её владельцу и заметила на безымянном пальце кольцо из чёрного металла, по которому ползла золотая змея. Она видела подобное украшение у Бай Чжу. Правда очень редко. Сахароза не интересовалась откуда у папы оно взялось, но тут внезапно ухватилась за холодные пальцы: — А что это за кольцо? — Просто кольцо, — ученый забрал свою руку не так чтобы резко, но с заметным недовольством принялся осматривать украшение. — Человеческая формальность, в которой смысла не больше чем у слаймов. — У папы такое же есть, — девочка не уловила чужого настроя, продолжая допрос: — Это он вам подарил? — Идея его, — ученый повернулся к столу, поставил колбу, но вдруг замер и спросил: — Где ты видела у него это кольцо? — Он носит его дома зачастую, когда не надо с пациентами работать. Раньше это было очень редко, вот я его и не видела, а сейчас оно висит у него на шее. Папа всё чаще и чаще остаётся не в хижине... Дотторе кивнул и усмехнулся, подзывая ближе к себе: — Он до сих пор цепляется за эту глупость. Упрямый. Но справедливости ради я тоже снимаю его только в лаборатории. Второго такого уже не сделают. Раздражает. — Раздражает, потому что в алхимии на основе неудачных попыток строится успех, а в отношениях между людьми такое не работает? На Сахарозу опустилась маска, а потом учёный одобрительно кивнул: — Да. Кольца делали по эскизу, который нарисовал Бай Чжу ещё и с помощью его силы. Вторых таких нигде нет. Он очень расстроится, если я потеряю сей дар. — А разве по эскизу повторить не получится? — Нет. Эскиза больше нет. — С ним что-то случилось? — Я его сжёг. — ... Молчание затянулось. Дотторе вздохнул, видимо отгоняя непрошеные воспоминания и тут же заговорил: — Смотри. Шприц с останками Богов вошёл в крышку колбы, где, видимо, находилось отверстие. Доктор медленно выдавил одну треть субстанции. На удивление Сахарозы, жидкость обратилась в дымку, быстро обхватывая кость. Белая материя, из которой уже и так валила элементальная энергия, начала входить с ней в синергию. Тёмные трещины образовались по всей длинее, быстро разрушая её в щепки. Причем разлетелась кость очень резко, вызвав удивленное восклицание у девочки. Через пару секунд в колбе образовалась электро стихия, окутанная тёмными миазмами. — Яркий пример пагубного влияния эрозии. Останки ускоряют процесс и от жертвы остаётся только вот такая энергия. Она оседает в артериях, вызывая заражение. — А электро откуда? — Тигр же был необычный. Он обладал этой стихией. — И даже лечения от эрозии нет? Снова настроение Дотторе переменилось. На этот раз девочка всё заметила, прижав ушки как можно ближе к себе. — Пока что нет, — доктор поднял шприц на уровень глаз. — Но бороться можно. — Зачем? — Потому что Бай Чжу от неё и слабеет. Эрозия – закон Селестии, приговор, чтобы мир не наводняли существа, знающие очень много. Человеческое тело помогло ему остановить её влияние, но последствия ухудшают его состояние. Сахароза испуганно сжала ручки возле груди. Она не хотела, чтобы с самым дорогим ей человеком случилось тоже самое, что и с костью. Паника отразилась на детском лице, девочка взялась за белый рукав, поднимая голову: — Папа умирает? Какие точные вопросы задавал этот ребёнок. Дотторе не стал увиливать: — Да. Очень хотелось плакать, вспоминая бледное, уставшее лицо с любящей улыбкой. — Ему можно помочь?.. — Пока он был со мной в Снежной мне удалось свести на нет дурной эффект. Но для этого надо было соблюдать строгие условия. Трудно назвать подобное лечением. Зелёная макушка опустилась. Сахароза прижалась к захваченной в плен руке, стараясь сморгнуть маленькие хрустали с ресниц. — Папа сказал, что поедет за мной, когда поправится, — шёпотом вдруг проронила девочка. — Будем ждать, — кивнул Дотторе, отложив шприц. — Уже поздно, нет? Детям в твоём возрасте когда положено спать ложиться? — Не знаю... — Ладно, а когда Бай Чжу тебя укладывал? Девочка напрягла память, осмотрела комнату и не обнаружила чего-то по чем можно отслеживать время. — В одиннадцать я всегда прибегала к нему... — принялась бормотать себе под нос. — Может к десяти? Подняв свободную руку, Дотторе убрал рукав и посмотрел на наручные часы. Поскольку полностью видеть лица не давала возможности маска, Сахароза не поняла реакции мужчины. Он только клацнул языком и как-то по-деловому аргументировал: — Будем считать, что у нас был праздничный вечер в честь знакомства и ты легла чуть позже положенного. Но Бай Чжу мы этого не скажем. Иди спать. Нехотя отпустив Создателя, пришлось снова с прискорбным видом направляться к себе. Всё же не давало ей что-то признаться в том, что спать самой очень сложно. Если бы она знала, как хронический недосып ей аукнется, то, возможно, запихнула бы гордость и стыд куда-нибудь подальше.