Механика чувств

К врачу Сахарозу вести не стали по её просьбе, но взамен потребовали плотно пообедать и ещё рассказать о ситуации на дирижабле. С первым девочка согласилась, а вот второе вызвало прилив непонятной тревоги. Стоило закрыть ночью глаза, как сразу в воображении снова появлялась комната с креслом управления, чужие надменные голоса, угрожающие взгляды, вкус крови и крик человека, наполненный болью. Прошло уже достаточно времени и Сахароза несколько раз обмозговала ситуацию — не поступила ли она слишком жестоко? Почему её рука поднялась, если ни разу в жизни, как бы не раздражали дети вокруг, девочка не вредила им. Никому и никогда. Тем временем Панталоне привёл племянницу в свой рабочий кабинет, обустроенный прямо в главном банке. — Ух ты... — Сахароза сразу отметила изысканный вкус владельца. Общие оттенки тёмного интерьера разбавляли бордовые шторы, небольшая люстра, лампы которой находились в бутонах белых лилий, освещая комнату мягким жёлтым цветом. — Садись, не стой как отмороженная, — снимая верхнюю одежду с себя и девочки, банкир повесил всё в шкаф. — Обед сейчас принесут. Я скоро приду, надо потребовать отчётность за время моего отсутствия. — Угу, — кивнул ребёнок. — Из кабинета ни ногой, поняла? — мужчина предупредительно угрозил взглядом. — Поняла, — засопела девочка. Оставшись в одиночестве, Сахароза решилась сесть, но не в кресло для гостей, а за сидение во главе. Она умостилась на приятной, мягкой коже и обнаружила, что сидение ещё и крутиться. Следующие минут десять девочка испытывала свой вестибулярный аппарат, раскручиваясь в разные стороны. Уединение прервал непрошенный гость, вошедший в кабинет без стука. — Панталоне, где тебя беда носила! Ты-... Сахароза внезапно замерла, как и женщина, ворвавшаяся внутрь. Но первая затаила дыхание от необыкновенной красоты незнакомки: кожа светло-жемчужная с лёгкими румянами на щеках, бледно-голубой глаз в обрамлении накрашенных длинных ресниц недоуменно изучал ребёнка, светлые распущенные волосы спадали на одно плечо и главным отрибутом была странная маска, скрывающая небольшую часть лица, в частности и второй глаз. — Ребёнок? — женщина оглянулась, посмотрела не ошиблась ли кабинетом, а то и зданием. — Ты чья? Кто тебя сюда пустил? — Я... племянница Панталоне, — даже грубый тон не смог разрушить любопытства. — Вы его знакомая? Он скоро придёт, присаживайтесь. — Племянница? — та кажется не поверила, но закрыла за собой дверь и села напротив. — Имя как твоё? — Сахароза, — ушки смущённо прижались к голове, девочка плохо знала толк в комплиментах, но очень хотелось что-то сказать насчёт чужой красоты. — Он ездил в Ли Юэ... Ты оттуда? А родители кто? — М-м, — ребёнок замялся. — Да, я оттуда, из семьи лекарей... — Ясно, — незнакомка откинулась на спинку стула, продолжая изучать собеседницу. На ней красовалась чёрная шуба с объёмным мехом такого же цвета. Из-под верхней одежды выглядывало белое платье с разрезом впереди. От неё веяло холодом, не тем, что от Создателя. Он куда острее, словно живой. — Можно узнать как вас зовут? — снова отозвалась Сахароза. Легкий прищур глаз и гордое: — Синьора. — Вот как, госпожа Синьора. Простите, если лезу не туда, но вы... очень красивая. Прямо как известные здесь подснежники... простите, — к концу слов девочка совсем замялась и раскраснелась, не зная как закончить свою мысль. — Неужели? — зато барышня позволила себе лёгкую улыбку. — Спасибо, ты чудной ребёнок. Я думала племянница банкира будет куда больше дерзить, но так даже лучше. Увидев чужую благосклонность, девочка выдохнула. Общаться правда слишком сложно, но бонус бесед со взрослыми — они правильно понимали посыл сказанного почти всегда. — Надолго ты к нам? — Синьора стала куда заинтересованнее. Поставив локоть на стол, она подперла внешней стороной кисти подбородок. — Может на пару месяцев. Ещё непонятно. А вы дружите с дядей? — Я его коллега, — пальцы в клетчатых перчатках откинули спавший на лицо локон. — Вы тоже предвестник? — девочка округлила глаза. — Ты знаешь? Некудышний из него опекун. Водить с нами дела крайне опасно, Сахароза. — Я знаю, но- Дверь снова открылась и на этот раз в кабинет вернулся Панталоне. За его спиной обнаружились двое подчинённых, загруженных папками бумаг. Увидев напарницу в кресле, он тут же расплылся в привычной улыбке: — Синьора, какая встреча. Уже познакомились? — Зубы мне не заговоривай, — хмыкнула та, только головой обернувшись ко входу. — Что за фокусы? Почему на меня свалились финансовые вопросы Снежной без предупреждения? — Вынужденная мера. Я не сомневался в твоих талантах и не прогадал, — банкир прошёл внутрь, положив руки на с виду хрупкие плечи. — Почему не Пульчинелла?! — ответ спровоцировал очередное недовольное восклицание. — С меня причитается, — отступать Панталоне не стал. И такой подход, на удивление, сработал. — Я уже даже знаю что буду требовать, — усмехнулась та. — Выслушаю любой каприз в письменном виде. Сейчас я буду очень занят. Сахароза тихонько соскользнула с сидения за столом, освобождая место для предвестника. — Это не мора. Я требую время, — Синьора хитро стрельнула глазами в Панталоне, который принялся её обходить. — На что? — устало вздохнул мужчина. Избавиться быстро от настойчивой барышни не получилось. — На знакомство с ней, — предвестник указала изящным пальцем в сторону ребёнка, который между прочим очень послушно и тихо стоял в сторонке. — С ней? — банкир изогнул бровь и перевёл взгляд в сторону. — С ней. Удивленные ушки прижались к голове сильнее, а сама девочка принялась кончиком ботинка ковырять ковёр. — Тебе зачем? — Я тебя прошу. У банкира будет много времени, чтобы следить за маленькой крохой? Указов от Царицы не поступало, мне придётся быть здесь, это ужасно скучно, а так... — лёгкий прищур в сторону крохи: — Есть уже приятная компания. Кто у тебя в семье такой красивый водится, м? — Первый родитедь действительно прекрасный человек красотой сравнимый с Богиней Цветов. Но если я тебе скажу про вторую половину её родословной, то тебя замучает изжога, — поправляя очки пояснил Панталоне. — Давай я сберегу наши с тобой нервы. Сахарозу скоро заберут и я не советую тебе лезть. Слова о Создателе заметно оскорбили девочку, но опровергнуть что-то она не могла. — Да ты жадничаешь! — с восходящей интонацией возмутилась Синьора. — Вот как раз таки не я, а тот, к кому я её привез. — Ага, значит родственник твой знакомый! — посчитав, что поймала на горячем, предвестник наклонилась ближе к столу. — Ты из-за неё в Ли Юэ уезжал? — Синьора, прошу тебя. Ребёнка надо покормить, мне разгребать бумаги. Хочешь поделюсь папками? Заодно докажу насколько я щедрый. На изумительном лице проступила гримаса отвращения. Женщина отмахнулась от дельца, встала, поправила шубу и направилась к выходу: — Ну уж нет. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. До свидания, — на последок Синьора обернулась, одарив Сахарозу благосклонной улыбкой: — Кушай хорошо, у нас без физических сил никуда не доберёшься. Дверь за коллегой закрылась и в кабинет смогли зайти слуги с тележкой съестного, они поспешно водрузили всё на стол, молча удалившись. — Она такая красивая, — впечатленная Сахароза села напротив дяди, на этот раз в кресло для посетителей. — До первой истерики, — Панталоне подтолкнул тарелку с горячим супом к девочке. — Ешь давай. — Спасибо, — принюхавшись к приятном аромату зелени и специй, Сахароза с нетерпением решила взять столовые приборы. — Ой... Это не палочки? — Вашими палочками можно разве что самому подавиться. Не умеешь ложку держать в руках? — Умею, — надуто фыркнула та, демонстрируя на практике. — Ты есть не будешь? — К вечеру. После корабля предпочитаю не питаться. Сказав всё это мужчина ушёл с головой в документы. Сахароза ела и ела, достаточно быстро, сама того не замечая. За минут пять первое и второе уже оказалось съедено, а десерт девочка старалась растянуть, ибо очень пришлась ей по вкусу запеканка с вишневым джемом. — Что было на дирижабле? — вдруг задал вопрос банкир, откладывая в сторону очередную бумагу. — Разве ты сейчас не занят? — с надеждой спросил ребёнок. Но Панталоне, как и прежде, её надежды не оправдывал: — Я прекрасно могу слушать собеседника во время бумажной работы. — За едой о плохом не говорят... Мужчина замер, резко поднял голову и прищурился, сверкая глазами из-за очков: — Смотря что для тебя плохо. — Ну, то что портит настроение и аппетит. — Ладно, давай по-другому, — отложив бумаги, банкир снял очки, глядя через них на свет лампы. — Тебе навредили физически? Пришлось отрицательно покачать головой. — Это я навредила... — сжав руки в кулаки, Сахароза едва ли не расплакалась от съедаемого чувства вины. — Я не знаю что на меня нашло. — Всему всегда есть объяснение: страх, гнев, обида, отчаяние. Вряд ли ты могла кого-то смертельно ранить, но, вероятно, они хотели тебя поймать, а ты не далась, — протерев очки, предвестник вернул их на положеное место. — Но вредить людям не выход. Я знаю. — Да, ты права, но что могла сделать маленькая девочка против толпы охраны? Даже я не смог бы ничего сделать, если тот Оливер поднял бы руку на меня. Ты видела эту гориллу? — Видела, — грустно улыбнулась девочка. — Но он до меня не добрался. — Вот и правильно. Остановимся на том, что ты защищалась. Защищалась от тех, кто сильнее, поэтому маленькая хитрость никому не навредит. — Угу. Увидев, что настроение ребёнка немного поднялось, Панталоне понял что могло служить причиной странного поведения после дирижабля — чувство вины. Дотторе же не знал о произошедшем, а Сахароза бы не стала жаловаться, вот она пару дней саму себя и травила. «— Надо было оставлять её с собой», — подумалось ему, пока девочка принялась доедать десерт. — А мы куда потом поедем? — отодвинув посуду с подносом, Сахароза уже более живенько принялась заглядывать в бумаги дяди. — В моё имение. Там побудешь некоторое время. — А гулять? — Я не люблю гулять по лесу. Это к твоему Создателю. — Ну хотя бы к ближайшей библиотеке... — положив личико на руки, сложенные на столе, девочка подняла круглые глазки-блюдца. Вот оно — детское обаяние во всеоружии. — Хорошо. На прогулки по цивилизованным местам я согласен. — Хи-хи, ура! — выровнялась та, поднимая ручки вверх. Впервые за всё время знакомства Панталоне смог услышать столь громкий, звонкий голос. Ушки очаровательно подчеркивали румянец и счастливую улыбку. Такой ни у Бай Чжу, ни у Дотторе никогда не было. Странно сравнивать конечно, но банкир с интересом каждый раз помдечал схожесть ребёнка с родителями. И делал он это без задней мысли или насмешки. После инцидента, в котором Дотторе чуть ли не задушил его, их заставили предстать перед Царицей. Она ничего не спрашивала, только холодными устами молвила: «— Прощения можно не просить и обида сама уйдёт, а можно умолять на коленях, делая раны в душе оскорбленного глубже. Ненависить тоже не вечна. В наших изменчивых человеческих сердцах чувства сгорают, чтобы переродиться». Она оказалась права. Панталоне ненавидел Дотторе по факту, но продолжал с ним работать в одной организации, действовать на нервы своей улыбкой, а теперь они вдвоём отвечали за ребёнка, которого Бай Чжу буквально оторвал от сердца. Ненависть останется в мыслях, в воспоминаниях. Но жизнь могла закончиться в любой момент. Тратить её на жуткого учёного — край безрассудства. Другое дело — посмотреть как эта семейка будет пытаться воссоединиться. История длиной в четыре столетия о двух существах, которые пытались разобраться в сложной работе механизма под названием "любовь". Интересно будет посмотреть чем она закончится для них и окружающих. Но Панталоне больше всего беспокоился за мору и... мору.