Leave me alone

      Зима прошла удивительно быстро. Казалось, после всего того круговорота событий, который захватил Иккинга перед Сноглтогом, он вошёл в приятную рутину. Регин и Рагнар смогли задержаться подольше, чему парень был очень рад. Драконы правда стали ему семьёй, но иногда приятна компания, которая может тебе ответить словами. Особенно, если эта компания так же входит в список близких, которых Иккинг хочет и может назвать семьёй.       Они хорошо провели вместе время, Хэддок показал опекунам свой остров, сводил в горы, познакомил с видами. Однако, если у Регина был абсолютно свободный график работы, он может сегодня прийти на рынки и торговать, а завтра может уже уплыть на соседние и дальние острова собирать товар, то у Рагнара есть постоянное место. И в своей кузнице ему нужно появляться если не каждый день, то регулярно через день. То, что он приплыл означает, что он отменил много заказов, чтобы провести время со своим подмастерьем. Это много значит для Иккинга.       Мужчинам пришлось собираться и отправляться даже не дождавшись реэмиграции драконов. Рагнар попросил следить за собой, а Регин пригрозил привязать его к кровати на три дня, если не будет спать нормально. Смешно, что это говорил Регин, который сам спит одним глазом.       Через неделю после отправления Регина и Рагнара назад, на Северные рынки, драконы вернулись на Драконий Край. Со стороны, наверное, страшно выглядело, когда два огромных Ужасных Чудовища повалили тощего подростка в снег, но Иккинг был исключительно рад возвращению друзей. Они, разумеется, прилетели не одни, а с пополнением в виде милых дракончиков – малокрылов, которых молодые родители быстро пораспихивали по гнёздам.       Рубая дрова, чтобы протопить свой дом, Иккинг думал, что скоро либо накачается, либо откинется.       Вопрос еды зимой также вынуждал парня регулярно делать перелёты на Северные рынки, чтобы купить продукты, и вернуться назад. Как правило, во время таких посещений торгового острова они с Беззубиком оставались на ночь (или две, если Иккинг сильно соскучится и изобретёт любую причину задержаться). Так же он пользовался этим временем на Северных рынках, чтобы в кузнице Рагнара восстановить или доработать хвостовой протез для Ночной Фурии.       Но подаренные Фридой золотые монеты были не бесконечными, пусть на них он мог жить ещё продолжительное время. Исходя из этого, Хэддок решил, что ему нужно будет хорошо обдумать возможность самостоятельного заработка, или же принять меры для того, чтобы жить абсолютно автономно. Он ещё не мог полностью прикинуть, что из этого будет сложнее.       Из приятного: Янтарь удалось приучить к рукам. Какое-то время Иккинг активно, пусть и крайне мягко, доказывал зашуганному Змеевику, что он друг и ни в жизнь не обидит дракона. Были неловкие ситуации, когда Иккинг непреднамеренно делал что-то, что пугало Янтарь, и дракон не появлялся в течении пары дней. Но, очевидно, даже не особо высокий интеллект Злобных Змеевиков не мог не истолковать большую часть действий Хэддока позитивно, потому что Янтарь постоянно возвращалась и тыкалась мордой в открытую ладонь.       Помимо всех этих аспектов своеобразной и не очень одинокой жизни Иккинга, он также усердно штудировал дневник трав от Регина, и смело писал правки в Книгу драконов. В письменах Джерарда было уже столько его самопроизвола, что её можно было смело называть Книгой драконов Иккинга. Хотя в подобных вещах он предпочитал использовать своё «второе» имя Эгиль.       Относительно имени Иккинг решил, что ему действительно будет удобнее воспринимать «Эгиль» как своё второе имя. В таком случае, когда он будет представляться, это будет лишь значить, что он не сказал своё «первое» имя. Как если бы его звали Иккинг-Эгиль, а он для простоты произнесения постоянно сокращал до обычного Эгиль. Это было бы намного проще.       Иногда Иккинг любил проводить дни в компании драконьих стай, просто спонтанно натыкаясь на них в лесу или в горах. Таким образом у него получилось, наконец, завести дружбу с Пристеголовами, живущими во скалах. Так же оставался открытым вопрос о той стае маленьких, ночных дракончиков, собирающихся в одного большого. Они либо обитали там, куда Иккинг и Беззубик ещё не сунули свои носы, либо очень хорошо от них прятались. Так получилось, что первое их знакомство получилось слегка… напряжённым.       Где-то в конце второго месяца зимы Иккинг отметил своё шестнадцатилетие. Ну, «отметил» — слишком громкое слово. Он не хотел устраивать праздник, с учётом того, что это было бесполезно и даже глупо в его ситуации. Поэтому он утром пожелал себе удачи на следующий год жизни, похвалил себя за старания, и с лёгкой душой в виде подарка пошёл блаженно ничего не делать весь день.       Это была очень насыщенная событиями зима, Иккинг не мог вспомнить, когда последний раз он так хорошо проводил время, даже не смотря на то, что его состояние жизни очень опасно близко находились возле черты «выживание в нечеловеческих условиях». Поэтому весна пришла для него неожиданно, просто одним утром превратив снег в хлюпающие лужи и грязь.       Температура с каждым днём становилась выше и выше, начала зеленеть трава и оттаивать лёд вокруг острова. Запели птицы.       Тогда Иккинг отправил письмо Регину. Ему нужно было проконсультироваться по поводу того, что же делать дальше и как ему самому выращивать для себя еду, потому что бюджет не бесконечный. Так сложилось, что Иккинг ни разу на Олухе не интересовался такими вопросами. В ответ ему Жуткая Жуть Регина принесла поразительно длинное — по меркам разговорчивости отправителя, — письмо, которое больше напоминало большое и жирное «ты — идиот», иначе его воспринимать не получалось. Регин очень живописно, используя всевозможные и доступные обороты речи, рассказал ему, что он неуч и не прожил бы без него ни дня, что когда в следующий раз его увидит, заставит выслушать огромную поучительную и обязательно оскорбительную лекцию, и вообще он разочарован в его единственной извилине мозга.       Среди всего того, что Иккинг легко проигнорировал, он так же прочитал, что земля ещё холодная. Завуалированно под тоннами грубости и сарказма скрывалось так же обещание помочь и напомнить о подходящем времени. Иккинг оценил и решил не комментировать.       По прошествии ещё пары дней Хэддок решил, что сидеть сложа руки и наслаждаться бытом — не его. Поэтому вскоре по-новому развернулась бурная деятельность в строительстве. Логично рассудив, что ещё слишком холодно для того, чтобы перестраивать дом на свой лад, и рано даже думать о такой нужной кузнице, Иккинг взялся за порт.       Привлекая к работе Хладноклыка и Углекрыла, он совсем не ожидал, что к ним присоединится Янтарь.       — Ты хочешь помочь? — поднял брови юноша. Впрочем, почти сразу же удивлённое выражение лица сменилось ласковой улыбкой. — Хорошо, спасибо! Я думаю, ты можешь помочь нам зафиксировать шипами некоторые детали…       Проще говоря, Иккинг нашёл, чем ему заняться. И когда постепенно к их группе «строителей» прибились и несколько других диких драконов, то он был только рад. Беззубик прекрасно справлялся с ролью направляющего.       У высоких и скалистых берегов Драконьего Края в подножии хребта, на котором ранее строились мосты и платформы, они соорудили довольно широкий деревянный настил. На крутых и резко уходящих вниз местах были построены невысокие лестницы в четыре или шесть ступеней. Иккинг был исключительно доволен собой и своей компанией помощников. Каждого из драконов он поблагодарил и угостил мясом.       В своих письмах Иккинг воодушевлённо рассказал о том, как проходило строительство, и два текста были почти одинаковыми. Огневичок ответственно взял два пергамента и улетел.       Хэддок планировал метафорически врасти корнями на Драконьем Крае поглубже, то есть, подстроить остров под свои удобства, а потом он хотел бы путешествовать. Да, он очень сильно хотел изучить каждый остров в новом и всё ещё незнакомом мире, горизонт манил его.       Возможно, у него получилось бы найти ещё одну Ночную Фурию.       Но пока что у него был не до конца достроенный дом, не было кузницы, и он всё ещё был в определённой степени зависимым от посильной помощи опекунов. Для начала ему нужно сделать себя самостоятельным.       Поэтому когда Рагнар написал ему, что в течении недели прибудет, чтобы помочь ему с перестройкой дома, Иккинг был вне себя от радости.

***

      — Нет, нет, нет! Я точно не смогу!       Астрид со свистом втянула воздух в лёгкие, призывая себя к спокойствию. Она не знала, за какие грехи на неё повесили этих идиотов, или, может, старшие просто тихо надеялись, что они все тут коллективно умрут? Как дураки, к которым Астрид себя не приписывала.       Снег давно растаял, оставив после себя только большие лужи, медленно прорастала зелёная трава, ветки деревьев переставали быть похожими на костлявые пальцы ведьм, потихоньку укрываясь салатовыми пучками будущих листочков, лёд истончился, сломался и вскоре совсем исчез. Олух скидывал с себя лютые морозы прошедшей зимы и приветствовал вступающую в свои права весну.       Плевака решил, что группа подростков — очень удобная бесплатная рабочая сила, поэтому, с разрешения вождя и под присмотром кого-либо, кого приставят, они каждые два дня приходили кормить драконов. Всех, кроме Ужасного Чудовища. Такой дракон был им не по зубам.       «Всем, кроме меня», — пронеслась самоуверенная мысль в голове блондинки. Ей хотелось, чтобы это было так, и был только один способ проверить.       Однако, сколько бы раз за всю зиму они бы не приходили на арену, казалось, что эти остолопы, которых Астрид великодушно зовёт «друзьями», появлялись здесь только для того, чтобы устроить театр. Прямо сейчас Рыбьеног снова трясся, будто в ледяной воде стоит, ведро камней в его руках дрожало, камни грозились выпасть, а голова Хофферсон — взорваться.       — Пожалуйста, давайте в этот раз вы сами? — хныкал парень, надеясь разжалобить друзей, но вообще никого не проняло.       — Ну что ты! Как мы можем забрать у тебя эту важную роль?       — В самом деле! Кормилица Громмеля — это очень важно!       Близнецы Торстон насмехались и не думали прекращать. Сморкала стоял с самодовольным лицом, в прочем, как всегда. Ему-то досталась самая лёгкая работа — Жуткая Жуть. Эта зверюшка даже при всём своём желании не смогла бы убить даже Рыбьенога, который был создан исключительно для использования мозгов, а не рук. В прочем, Сморкала бы не улыбался так уверенно, если бы сегодня была его очередь кормить Громмеля.       Ингерман насупился, и попытался продырявить металлические ворота загнанным взглядом, будто он не делал это множество раз до этого. Астрид раздражённо закатила глаза, и без предупреждения нажала на рычаг.       — Не, подожди! — тут же пискнул Рыбьеног, и схватился за ведро так, словно это его единственная надежда на спасение.       В отличии от Рыбьенога, близнецы даже со своими повёрнутыми не в нужную сторону мозгами смогли запомнить последовательность своих действий, синхронизировавшись. Проблема заключалась в том, что они этим не пользовались, и каждый раз старались разнообразить процесс, то перекидывая вёдра между собой, то размахивая рыбой словно лассо, то пытаясь закинуть друг друга в клетку. Последнее стоило Задираке ожогов на ноге, но это их, разумеется, не приструнило.       — Что ты творишь, дура?! — заорал Задирака. Пока он кидал рыбу из-за двери сестра бросила пустое ведро ему в колени, заставив немного согнуться от боли. Газ тут же вспыхнул, а парень избежал травм только благодаря реакции.       — Ха! Неудачник! — Забияка захлёбывалась смехом, нисколько не задетая газом и не пострадавшая.       — Ты кого неудачником назвала, уродина?!       — У нас одно лицо, идиот!       — Заткнулись оба! — встряла Астрид, раздражённо пнув подругу по голени. Та, разумеется, равновесия не удержала, и свалилась на колени. Теперь уже под взрыв газа чуть не попала Забияка, но Хофферсон вовремя дёрнула её за шкирку обратно за дверь.       — И кто теперь неудачник? — тут же вскинулся Задирака, надменно глядя на сестру. Та оскорблённо фыркнула, и выкрутилась из хватки другой блондинки.       К моменту, когда подходил её бой, у Астрид уже сдавали нервы, из-за чего её танцы с бубнами вокруг Змеевика постоянно были наполнены агрессией, злобой и яростным обоюдным желанием убить соперника.       Астрид была в восторге от их своеобразных дуэлей, но чёрта с два она когда-либо признает это.       Змеевик был намного более настроенным на драки до последней крови, чем тот же Громмель, не смотря на всё его рычание и исключительно убивающий взгляд. Нет, Змеевик, доставшийся Астрид в качестве оппонента, каждый раз пытался разорвать её на части, перемолоть зубами и презрительно выплюнуть, даже не съесть. Подходила к клетке она всегда с решительным намереньем покормить Змеевика, а в средине боя в её голове билась только одна мысль «я хочу победить».       Из-за невероятно горячего магниевого огня, который за считанные мгновение превратит её тело в пепел, Хофферсон не могла позволить дракону им воспользоваться. Злобный Змеевик — дракон дальнего боя, манёвренный в воздухе, быстрый и смертоносный. В ближнем бою у Астрид были явные преимущества. Однако, стоит признать, что постоянно находиться в непосредственной близости с зубастой пастью с половину неё, несколько стрессовое занятие. Именно этого Астрид и хотелось, этого адреналина ей не хватало, чтобы выбросить ненужные эмоции.       Опять же таки, ближний бой был напрягающим как для неё, так и для её друзей и непосредственно Змеевика.       Как-то она попробовала сменить тактику, ведя бой на небольшой дистанции, где у неё было больше пространства для манёвра, а не только между лап дракона извиваться. Тогда она еле спаслась от столба огня, спалив себе половину юбки, и не смогла увернуться от летящих в её сторону шипов. Хофферсон откатилась быстро, но один шип успел пронзить её бедро. Когда Астрид закрыла клетку с побеждённым и обыгранным драконом, и вырвала из своей ноги шип, Сморкала быстро доставил её к Готти, несясь через весь Олух бледный, красный и зелёный одновременно. Старейшина оперативно вымыла из её раны яд, заставив Астрид принять какое-то лекарство и растерев по краям раны какую-то воняющую мазь, но девушку всё равно лихорадило следующие два дня. Больше она так не рисковала.       — И нравится тебе возле его морды бегать? — немного растерянно спрашивал Сморкала, поправляя шлем на голове. — Разве нельзя просто бросить рыбу в клетку и забыть обо всём, а не цапаться постоянно?       — Ты не поймёшь, — нахально скалилась Астрид.       — Если бы ты объяснила, я бы понял, малыш, — он подмигнул. Очень не в тему. Астрид закатила глаза и отпихнула его наглую рожу от себя.       Так что, да, Астрид определённо нравилось сражаться с Змеевиком. И её маниакальное увлечение одним единственным драконом не осталось незамеченным другими, конечно же.       — Ты хочешь сама его убить? — мило поинтересовалась мама за ужином, когда Астрид увлеклась и слишком детально стала рассказывать, как прошёл сегодняшний тренировочный бой.       Настроение моментально ухудшилось, и объяснений этому у Астрид не было.       Казалось бы, очень простой вопрос, ответь «да» и забудь. Ведь младшая Хофферсон действительно собиралась убить этого Змеевика самостоятельно, считая, что лишь она достойна такого захватывающего поединка. Это был принцип, что убить его может только она. Но когда перед глазами визуализировалась сцена, как её секира поднимается над уязвимой шеей побеждённого дракона, а потом резко опускается, Астрид почувствовала только отвращение к чему-то абстрактному и смутную тревогу в груди. Появился странный порыв вернуться на арену, чтобы посмотреть, как там Змеевик, который девушка тут же жестоко задушила и убила в себе.       «О каких глупостях ты думаешь?! — спрашивала она сама себя во внезапной бессильной агрессии. — Перестань вести себя так, будто та тварь — твой ручной пёсик! Нелепо!»       — Да, — сказала Астрид напряжённым и низким голосом. Её глаза были тёмными и почти горели чёрным огнём. Она была серьёзна в своих словах. — Я убью его.       Астрид была уверенна в своих намерениях.       Но всё же первой её убитой жертвой станет не привычный оппонент в виде Злобного Змеевика, совсем нет.       Ужасное Чудовище.       Как только зима начала медленно покидать остров викингов, её родители больше не могли тянуть резину, и снова поднялся вопрос о её финальном экзамене. Совет Олуха единолично приняли решение, что она уже давно готова, и может сражаться с одним из сильнейших драконов хоть завтра. Астрид была всеми руками за, но сердобольная мать выпросила ей пару дней. Аргументировала тренировками для дочери, но все и так понимали, что эти два дня нужны именно ей для моральной подготовки. Только потому, что отец спокойно положил свою большую мозолистую ладонь на её плечо, Астрид не кинулась на маму с претензиями вечером.       Но на самом деле эти два дня нужны были и Астрид.       В её душе происходило что-то странное, что мешало ей сосредоточиться на тренировках в лесу, не давало уснуть после захода солнца, отвлекало от помощи родителям и отбивало аппетит. Даже очередная схватка с Змеевиком, невероятно приятная в любое другое время, сейчас только напрягала пуще прежнего.       И Астрид не нравилось то, к чему её пытались привести её мысли.       Спустя весь водоворот того, что крутилось в её голове, Астрид неизменно возвращалась к тому, что она даже не могла осмелиться подумать. Сформировать в слова. Признать поражение. Она просто не хотела…       — Нет! — яростно прошипела Астрид через плотно сжатые зубы. — Перестань думать! Я выйду на ринг и заполучу победу над Ужасным Чудовищем!       — Никто не сомневается, детка, — послышалось сзади.       Глухое раздражение снова вспыхнуло в её груди, и из вредности Астрид пафосно взмахнула секирой, сделала выпад, в потом резко оказалась лицом к лицу с Йоргенсоном, приставив холодное оружие к его беззащитной шее. Кадык парня напротив нервно дёрнулся, в противовес этому на щеках проступил лёгкий румянец. Астрид с лёгким осуждением в глазах вопросительно выгнула бровь. Сморкала поднял руки в знак капитуляции и девушке пришлось убрать лезвие от шеи друга.       — Чего ты припёрся? — резко спросила она, делая шаг назад.       Мышцы приятно тянули усталостью после длительное тренировки, а секира в правой руке ощущалась как продолжение тела. Астрид держала оружие практически за самый конец рукоятки, отчего лезвие почти касалось холодной земли под её ногами. Вспотевшая и раскрасневшаяся, она в последнюю очередь хотела сейчас разговаривать с кем-либо.       Сморкала, отвратительно улавливающий её настроение, не бросился тут же бежать прочь, а наоборот растянул губы в ублюдской ухмылке. Он завёл правую руку куда-то за спину, и голубые глаза Астрид тут же прикипели к этому движению. По напрягшимся мышцам предплечья она поняла, что за поясом у него что-то было. Острый взгляд тут же вернулся к нахальному лицу парня напротив.       — Я принёс тебе… — начал Сморкала озорным голосом, немного наклоняясь вперёд к подруге. Он выдержал небольшую паузу, очевидно, для того, чтобы привлечь ещё больше внимания и разжечь интерес. Его задумка с крахом провалилась — Астрид было плевать. — Первые цветы!       И правда, он достал из-за пояса за спиной небольшой букетик из подснежников и крокусов, протягивая эти милые миниатюрные цветы Астрид. Мягкие фиолетовые лепестки крокусов визуально казались ещё более нежными рядом с маленькими белыми подснежниками, и в неловко больших руках Сморкалы букет смотрелся неправильно, словно тонкие стебельки через мгновение сломаются.       Астрид смотрела на протянутые цветы, будто они были в чём-то виноваты, а их склоняющиеся вниз головы создавали впечатление, что они и сами понимали свою несуществующую вину. Девушка перевела взгляд на друга, который всё ещё лыбился и уверенно протягивал ей букет.       — Зачем он мне? — устало спросила Астрид.       — Ну как «зачем»? — удивился в ответ Сморкала, пару раз непонимающе моргнув. Озадачено выпрямился, рука немного вогнулась в локте, больше не так уверенно протягивая ей цветы. — Девчонкам же нравятся цветы, вот я и… Ну…       Сморкала совсем стушевался.       Закатив глаза, Астрид положила левую руку на талию, перенеся вес в левую ногу.       — Молодец, — сухо сказала она. — Теперь уходи.       — Эй, так возьмёшь цветы?       — Нет, — отрезала Хофферсон, игнорируя растерянный взгляд чёрных глаз. — Бери их и уходи.       Вместо того, чтобы исполнить приказ Сморкала принципиально остался на месте, побуждая в Астрид желание отрепетировать своё сражение с Ужасным Чудовищем на нём. Её сведённые к переносице брови очень прямо говорили о том, что ей совсем не хочется прямо сейчас в очередной раз выяснять отношения. Но чересчур самоуверенного и до пены изо рта упрямого Сморкалу это никак не касалось.       — Ты должна расслабиться, Астрид, — уверительно начал говорить брюнет с почти блаженным лицом. Он сделал два расслабленных шага к девушке, остановившись непозволительно близко к ней, но Астрид с нескрываемым превосходством пользовалась их разницей в росте, чтобы гордо поднять голову и взирать на него сверху вниз, словно это увеличит пространство между ними. Сморкала хмыкнул, но проигнорировал. — Завтра уже ты поставишь на место Ужасное Чудовище, и покажешь всему Олуху, какая ты умница-красавица…       Договорить льстивую и бесстыдную мысль он не смог, потому что Астрид предупреждающе перехватила секиру поудобнее с немым вызовом в блестящих голубых глазах. Йоргенсон любезно заткнулся, отвёл на мгновение взгляд, но потом тут же собрался, опять выглядя победителем мира.       — Послушай, детка, я понимаю, что это очень важный для тебя бой, и ты нервничаешь…       — Я не нервничаю! — тут же окрысилась Астрид, яростью в глазах сама себе напоминая ту дракониху, с которой она сражалась в преддверье Сноглтога. Сморкала про бой с драконом нового вида до сих пор был ни сном ни духом, поэтому угрожающая гримаса Астрид ему напоминала только угрожающую гримасу Астрид.       — Как скажешь, — моментально капитулировал Сморкала, не стирая, тем не менее, уверенного выражения с лица. Потом он продолжил свою мысль: — Но тебе нужно, не знаю, отпустить себя?       Астрид многозначительно промолчала.       — Понимаешь, Астрид, от того, что ты вырубишь весь лес тебе не полегчает, — голосом человека, знающего своё дело, говорил Сморкала. — Только устанешь и всё. Но вот если ты проведёшь время в приятной компании, расслабишься, посмеёшься — будет совсем другое дело!       — Я не вижу здесь приятную компанию, — она огрызнулась.       — Может, тебе просто нужно посмотреть получше? — заигрывая, предложил Сморкала.       Он закинул руку девушке на плечо, выглядя абсолютно самодовольно. Хофферсон юмор не оценила и пнула его коленом в живот, заставляя согнуться в кашле.       — Понял…       — То-то же, — хмыкнула Астрид, и сделала шаг от друга. Тот хрипел ещё какое-то время, а потом вдруг сверкнул озорной улыбкой.       — Тогда ладно! — внезапно выдал Сморкала, и поспешил удалиться из леса. — Увидимся позже, детка!       Астрид пару раз непонятливо моргнула, глядя вслед убегающему парню. Неосознанно, она сжала свободную руку в кулак, однако неожиданно обнаружила, что сжимает в ней тот маленький букетик первых цветов. И в какой момент он оказался у Астрид?       «Этот ублюдок…» — без злобы подумала блондинка, и прежде, чем успела это осознать, тепло улыбнулась. Посмотрела на цветы ещё раз, и со вздохом решила, что небольшой перерыв действительно звучит неплохо.       И даже если она поставила букет в воду, чтобы они пожили ещё какое-то время, всё равно об этом никто не узнает. В любом случае, это ничего не значит.

***

      Частично отсутствующая крыша над головой не волновала вовсе по нескольким причинам: во-первых, Иккинг никогда не был очень болезненным, жизнь на Олухе приучила его спокойно переносить злые зимы, и на Драконьем Крае климат не очень сильно отличался, поэтому лёгкая прохлада ранней весны его почти не касалась; во-вторых, приподнятое настроение от почти полностью перестроенного дома не позволяло ему расстраиваться по левым причинам дольше, чем десять минут.       Рагнар, как и обещал, прибыл довольно быстро, сразу как только закончил все свои дела на острове. Прибыл без Регина, сославшись на какую-то мелочь, хотя мог без расшаркиваний признать, что с ним снова не захотели строить конструктивный диалог. Иккинг любезно не стал приставать с расспросами.       В первый день визита Рагнара они в основном ничего не делали, больше времени уделяя обмену новостями, праздным разговорам и просто приятному времяпрепровождению. Иккинг очень скучал по своим опекунам, так что старался каждый раз наверстать упущенное. Вот со второго они медленно начали с чертежей. После того, как Рагнар заверил его, что у них достаточно времени для разной отсебятины, юноша позволил растечься мыслям по древу, и наклепал огромный чертёж. В нём его «дом мечты» был на порядок меньше похож на квадратик, каким он был изначально.       Начнём с того, что дом переехал. В контексте, что Иккинг решил построить его немного ниже на хребте, а в том месте, где стояло его временное жилище, он построит штаб. Не то, чтобы он сильно ему нужен был, на самом деле Хэддок лелеял надежду, что Регину и Рагнару найдётся в этой постройке более удобное место. Перспектива снова наткнуться на упрямство обоих мужчин в желании спать на полу его вообще не прельщала. Так как они в ближайшую вечность не собираются превращать свою «торговую» жизнь в жизнь отшельника, то и строить для них отдельные дома не имеет смысла. Ни Регин, ни Рагнар особо не одобрят подобный подарок. Поэтому Иккинг решил, что о настоящем предназначении штаба никто не узнает.       Следующая роль, которую будет играть штаб, примерно такая же, какая была у Большого Зала на Олухе. Вернее, так было бы, если б Иккинг делил Драконий Край с кем-нибудь, с кем ему нужно было организовывать сборы. Юноше будет на порядок легче готовить и трапезничать в месте, которое будет специально для этого создано. Так же будет подъём вверх, такая себе смотровая площадка, чтобы хорошо было видно остров, море и идеальный обзор на порт. Многофункциональное сооружение, придуманное Иккингом едва-ли за пятнадцать минут.       Но назад к дому. Иккинг настоял на том, чтобы совместить его жилище и кузницу, Рагнар сказал, что это вообще не безопасно, Иккинг ответил, что он не совсем неразумное дитя и справится. Через полчаса победителем спора вышел младший, поэтому чертёж снова увеличился. Ему нужны были прочные стены и широкая крыша, на которую могли сесть драконы. Обязательно большая входная дверь, и, желательно, металлическая и подъёмная вверх. Его драконы воспитанные, но казусы разные случаются. Особенно с пугливыми Змеевиками.       Внутри у него будет два этажа, где на втором расположится всего-лишь его кровать и место для Беззубика. Всё остальное Иккинг организует для своей работы, он хотел получить как можно больше места для полёта собственной фантазии. Кузница будет построена в виде пристройки слева от входа, в неё можно будет зайти как изнутри дома, так и с улицы.       Кузницу он с Рагнаром обсуждал, наверное, даже дольше и детальнее, чем сам дом. Потому что нужно было учесть много вещей, таких как случайного воспламенения, дымопровода, материалов и важных нюансов, связанных с тем, что кузница находится в опасной близости с домом.       Закончили возиться с бумажками они только спустя сутки, учитывая перерывы на еду и сон. Хэддок был крайне рад перейти к осуществлению плана.       Заручившись помощью драконов, они семимильными шагами продвигались в строительстве, с каждым выполненным пунктиков заставляя зелёные глаза Иккинга светиться энтузиазмом. Он исправно докладывал Регину едва-ли не о каждом своём шаге, в восторженных попытках поделиться своей радостью.       Возвращаясь к нынешнему времени, частично недостроенная крыша над головой в новом доме совсем не беспокоила Иккинга. Он сидел на деревянном полу второго этажа, опираясь на чешуйчатое крыло мирно сопящего Беззубика. Недалеко от него горела одинокая, наполовину сгоревшая свеча, освящая небольшой диапазон вокруг себя в мягкий оранжевый цвет. Маленький огонёк при каждом вздохе Ночной Фурии трепетал и заставлял тени в комнате дрожать.       Иккинг мечтательно смотрел на звёзды, наслаждаясь редкой тишиной в голове, с глупой привычкой пытаться услышать перезвон звёзд.       Снизу раздались глухие звуки тяжёлых, шаркающих шагов Рагнара. Мужчина поднялся по широкой двухмаршевой лестнице и грузно уселся рядом со своим подмастерьем, естественно, не опираясь на дракона. Иккинг повернул к старшему голову.       Рагнар выглядел глубоко жалеющим о каждом своём принятом решении в жизни, и с явным раздражением на хмуром лице. Загрубевшие от многолетней работы пальцы зарылись в короткие чёрные волосы, слабо оттягивая их, чтобы снять напряжение с головы.       — Ну как? — спросил юноша, гадко улыбаясь. Когда со стороны кузнеца послышался полу-рычащий вздох, Иккингу пришлось силой воли давить в себе смешки. По выражению лица Рагнара становилось понятно, что получалось у него плохо.       Графитовые глаза недовольно пилили подростка, пытаясь, очевидно, телепатически высказать младшему всё, что он о нём думает. От мужчины несло рыбой.       — Я больше не поведусь на твои уговоры, — твёрдо произнёс Рагнар, для лучшего усвоения информации пронзая Иккинга подавляющим взглядом.       — Как скажешь, — капитулировал парень, тем не менее, хихикая. Он выглядел бы абсолютно невинно, если б его плечи не тряслись от плохо сдерживаемого смеха.       Рагнар, разумеется, всё это видел.       Дело в том, что буквально недавно Иккинг поставил перед собой задачу приблизить Рагнара к миру драконов, просто потому, что он может. Спустя множество уговоров, Рагнар сдался под напором подопечного, и согласился помочь Иккингу покормить драконов.       Не то, чтобы они сами не могли себя прокормить, и мужчина это прекрасно понимал, но данный аргумент разбивался в дребезги перед контраргументом Хэддока: «дело не в немощности, а в проявляемой заботе».       Поэтому парень первым делом побежал тренироваться на Беззубике, как на самом умном и более тренированном драконе. Иккинг не прекращал болтать и объяснять чуть ли не каждое своё движение, пока брал рыбу, протягивал руку к чёрной морде, или наоборот подкидывал Беззубику еду, потом попросил Рагнара повторить.       С Ночной Фурией Рагнар справился на ура, поэтому Иккинг радостно потёр воняющие рыбой ладошки и повёл старшего знакомиться поближе с Хладноклыком и Углекрылом.       Исключительно ради примера Хэддок отдал на растерзание две рыбёшки Ужасным Чудовищам, а потом радостно смылся домой смотреть на звёзды. Он прекрасно знал, что ни один из его Чудовищ не навредит Рагнару, а мужчина в свою очередь не попытается их убить. Ему не было о чём волноваться, поэтому скорое возвращение мастера домой нисколько не удивило Иккинга.       Сам мастер, очевидно, был крайне недоволен тем, что его заставили работать нянькой для двух смертельно опасных драконов, с которыми могут справиться только лучшие викинги. Рагнар уже вымыл руки, они были чистыми, но резкий запах всё ещё держался на мужчине, что его раздражало, наверное, даже сильнее, чем нежеланная работа. Однако Иккинг был исключительно доволен исходом его маленькой шалости, и не собирался раскаиваться.       Иккинг лелеял надежду когда-нибудь провернуть ту же аферу с Регином.       — Ты не собираешься спать? — перевёл тему старший. Хэддок покачал головой.       — Я ещё немного посижу. Сегодня безоблачно и спокойно.       Рагнар мугыкнул что-то нейтральное, позволив парню трактовать это как ему заблагорассудиться, и так же посмотрел вверх.       Этой ночью небо действительно было абсолютно чистым от облаков. Половинка луны висела высоко над людьми, слабо освещая землю, а тысячи и миллионы разбросанных вокруг неё молочных звёзд светились так ярко, что, казалось, скоро начнут либо низко гудеть от усердия, либо хрустально звенеть. Подобные фантомные звуки не покидали воображения подростка. Прохладный весенний ветерок временами колыхал верхушки высоких сосен, или шуршал короткой, мокрой от росы травой. Со стороны моря тянуло холодом, но до двух людей в доме добраться ему не хватало сил.       Одним словом, настроение было исключительно расслабленным и ленивым. Двигаться не хотелось совершенно, только продолжать глядеть вверх и гадать, насколько высоко эти звёзды вцепились в тёмное полотно неба. В противовес этому, вся эта неизведанность тянула Иккинга вверх и как можно дальше. Словно сейчас из лунного света спустится сам Один, поднимет Иккинга за ладошки и прикажет лететь дальше. Изучать, интересоваться, путешествовать; лететь не потому, что сзади подгоняет опасность или страх, но потому, что в мире осталось слишком много мест, где Иккинг ещё не был.       Так и сидел Хэддок на полу рядом с догорающей свечкой: с вялым и расслабленным телом, и рвущейся в захватывающий путь душой.       — Хотел ли ты когда-нибудь улететь? — внезапно спросил Иккинг.       Рагнар слегка наклонил в его сторону голову, скосив графитовые глаза.       — Почему ты спрашиваешь? — Иккинг посмотрел в ответ. Мужчине не свойственны уклончивые ответы, чаще всего он предпочитал говорить кратко и по делу, так что волей-неволей разговор заинтересовывает сильнее, чем две секунды назад. Рагнар со своей вечной щетиной и уставшими тёмными глазами в дрожащем свете свечи становился словно на ещё один десяток лет старше. Снова перевёл взгляд на звёзды.       — Просто, — сказал парень, взлохматив немного отросшие и лезущие в глаза коричневые волосы. — Я так часто чувствую, словно земля для меня слишком твёрдая, словно моё место где-то далеко, что это стало почти привычным. И я не могу не задаться вопросом, было ли так у кого-то ещё, — Иккинг вздохнул, и все его мечты читались в отражении сияющих звёзд в зелёных глазах.       — Звучит, как проблемы с головой, — фыркнул Рагнар. Боковым зрением парень заметил, как старший без энтузиазма закатил глаза.       Иккинг надулся.       Они сидели в тишине какое-то время, и слышны были только тихие звуки природы на улице и глубокое дыхание Беззубика. Так было пока мужчина не вздохнул.       — Никогда не хотел, — ответил Рагнар негромко. — Чувствовать себя приземлённым хорошо.       Хэддок разрывался между желанием повернуть голову и посмотреть на мастера, и потребностью продолжить сидеть неподвижно, потому что он помнил, что Рагнар предпочитает вести длительные разговоры без зрительного контакта. Кто его разберёт, почему, но Иккинг не собирается допытываться. Здравый смысл победил, и парень продолжил смотреть на небо, внимая каждому слову, улетевшему от кузнеца.       С полминуты стояла тишина. Когда ответа со стороны подростка не последовал какой-либо звук стало кристально понятно, что Рагнара собрались слушать дальше. Непроизнесённое «почему?» повисло между ними. Вскоре он продолжил:       — Я не люблю путешествовать и предпочитаю оставаться на одном месте, — что, в общем-то, заметно, учитывая то, что он никуда не выбирался с Северных рынков с более десятка лет, по словам Регина. Мужчина тяжело и устало вздохнул. — Знаешь, парень, я не должен тебе всего этого говорить, и Регин убьёт меня, если узнает, что я рассказал, а следом и тебя за лишний интерес.       Очень резкая смена темы, как показалось Иккингу, но он не особо раздумывал над причинами такого скачка, почти судорожно кивая головой.       — Я могила, — сказал Хэддок, чем вызвал хриплый полу-смешок, полу-вздох от Рагнара.       — Если ты так говоришь, — многозначительно произнёс кузнец, после чего выдержал небольшую паузу. Он продолжил: — Как ты помнишь, Регина и его… проблемы не приняли на нашем родном острове, из-за чего нам пришлось уплыть. Путь был запутанный, карты под рукой не было, как и какого-либо конкретного маршрута, так что я даже не возьмусь предположить с какой стороны мира мы приплыли. И по понятным причинам нам пришлось останавливаться на всех островах подряд, которые были по пути.       О, да. Иккинг прекрасно понимал, какого это. Примерно так же он чувствовал себя первые дни после своего побега. Воспоминания ещё совсем свежие, словно это произошло только вчера, не смотря на прошедшие месяцы и множество событий, перекрывающих тоску по Олуху. А в момент, когда Иккинг проснулся с сотрясением на Острове огненных драконов, страх от неизвестности и эффектного первого впечатления от Двинутого затмевало абсолютно всё.       Иккинг знает, о чём говорит Рагнар, но не понимает, к чему он начал это сейчас.       — И, к сожалению, к тому времени у нас с братом уже испортились отношения. Не спрашивай, почему и как, — резко добавил Рагнар, хотя парень даже и рта не открыл. Младший послушно кивнул головой, не оборачиваясь. — Регин мог терпеть моё присутствие рядом с собой не дольше пяти секунд, а потом в его голове опять обрывалось. Но мы всё ещё кочевали, и разойтись мы могли только на пару часов. Поэтому, как только стало ясно, что на Северных рынках мы и осядем, Регин тут же поспешил дистанцироваться. Но, знаешь, — сказал уже тише Рагнар, и у Иккинга почти зачесалось под кожей от желания повернуться. — Я хотя бы знал, что он в относительной безопасности, и мог это проконтролировать. Хорошее чувство приземлённости. И желания уйти от этого, уплыть или улететь, — он хмыкнул. — Никогда не было.       Фитиль утонул в воске, и слабый оранжевый свет погас.       Поддавшись низменным желаниям, Хэддок повернул таки голову к мастеру, почувствовав конец монолога. Рагнар почти не изменился в лице, хотя, возможно, дело было в том, что в темноте Иккинг не мог достаточно хорошо видеть малейшие изменения. Единственное, что Иккинг при свете луны видел достаточно хорошо — стеклянные графитовые глаза, устремлённые прямо в его собственные, но глядящие словно сквозь его голову. Мурашки поползли по спине, когда ненавязчиво возникла ассоциация с пустыми металлическими глазами Регина.       Однако всё-таки между ними были различия. Заглядывая в Региновы глаза, можно почти увидеть, как шатен метается внутри себя и не может найти выход из своей собственной головы. А в Рагнаровых глазах скорее отражаются осколки грустного и печального прошлого, которое он не хочет и не собирается отпускать. Они действительно похожи в своих различиях.       Иккинг открыл рот, но из его горла не вырвалось ни звука, и беспомощно закрыл его. Он просто не знал, что можно на это ответить. Сам Иккинг попал в совершенно противоположную ситуацию, начиная с того, что его спутником был дракон, и заканчивая тем, что этот дракон был очень даже рад его компании. Так же соответственно Иккинг не мог в полной мере понять, как можно хотеть остаться на одном месте в подобных условиях, как можно не желать двигаться вперёд, дальше и быстрее.       Он всегда был мечтателем, который стремился к большему и к лучшему, и для него размеренный образ жизни, повторяющаяся изо дня в день рутина звучали как пытки. Это была одна из основных причин, по которой Иккинг никогда не видел себя вождём.       И всё же, что бы сделал Иккинг, окажись в подобном положении?       Он бы…       — Отбой, — внезапно сказал Рагнар, и ушедший глубоко в свои мысли Иккинг невольно вздрогнул. Мужчина с усталым кряхтением и недовольным выражением лица поднялся с пола. — Детское время давно прошло, уже полночь и даже свеча догорела. Мы с тобой заговорились, отправляйся спать.       — Подожди! — растерянно спохватился Иккинг, принимаясь быстро и не скоординированно подниматься следом за старшим, чем разбудил Беззубика. — Я же ещё хотел спросить…       — Завтра спросишь, — раздражённо прервал Рагнар, закатывая глаза. Он одним движением взлохматил волосы на голове, словно пытаясь снять напряжение, и принял своё обычно-хмурое выражение лица. — Сейчас в кровать.       Иккингу оставалось только надуться и послушно поплестись вниз во избежание ненужных конфликтов. Ночная Фурия лениво провела уходящего на свою лежанку кузнеца, а после зевнула и отвернулась, дёрнув чёрным ухом.       Уже накрытый до ушей тонким одеялом, Хэддок усиленно анализировал диалог, который у него случился с его мастером несколько минут назад. Во-первых, с этого момента и на будущее ему стоит молчать в тряпочку и больше не думать о проникновенных разговорах. Он даже ничего такого не планировал, а получилось как обычно. Во-вторых, Рагнар — беспросветный мазохист, скорее всего об этом знает, и ничего не планирует с этим делать.       Взаимоотношения его опекунов и их общее прошлое всегда заставляло Иккинга чувствовать себя не в своей тарелке каждый раз, когда он об этом думал, или когда случайно получал крупицы информации. Это очень токсично, очень натянуто и неоднозначно. Даже постаравшись со всей силы и выжав фантазию на полную, Иккинг не сможет представить себе Регина и Рагнара, которые не собачатся между собой, и, тем более, не может представить причину, по которой у них так резко испортятся братские отношения.       Так же Иккинг понял, что, вероятно, никогда не сможет отследить, где жили раньше Рагнар и Регин. По словам мастера плыли они продолжительное время, делали перевалы на первых попавшихся островах, путешествовали без карты и не ограничивались никаким пространством. Учитывая вечно накалённый воздух между этими двумя, флюиды отвращения и вины с одной стороны, и флюиды опустошения и раздражения с другой стороны, эти часы были худшими в их жизни, на взгляд Иккинга.       Вопросов у подростка было больше, чем весь Драконий Край смог бы выдержать, а ответов — едва ли холмик песка наберётся. Впрочем, Иккинг совсем не горел желанием задавать все эти тонны неудобных и наглых вопросов. В голове не было не то, что полной картины, но даже самого уголка нет. Рагнар, конечно, в общих чертах объяснил, как они вообще оказались в этой части мира, и провёл прямую родственную линию от себя к брату, но это мало чем действительно…       — У тебя сейчас голова вскипит, — Иккинг вздрогнул от неожиданности, когда послышался вечно уставший низкий голос Рагнара с другого конца комнаты. — Я почти слышу все твои мысли.       — Извини, — буркнул Хэддок, натянув тонкое одеяло выше на голову. — Я уже засыпаю.       — Ускорься, — приказал мужчина, а потом тихо зевнул и затих.

***

      Сморкала чувствовал, что отдаляется. Чувствовал, что остальные тоже отдаляются друг от друга. Его друзья, или кем бы они не были, прятали что-то общее, чем не хотели делиться. Но складывалось впечатление, что у каждого отдельно было ещё и что-то своё, что они скрывали настолько сильно, что становились параноиками. Не то, чтобы Сморкала не был таким же.       Они никогда не были чем-то особенным друг к другу. Все они. У каждого было что-то общее, но этого не хватало, чтобы с языка легко слетало такое элементарное «друг». Точно так же, как Сморкала был другом близнецам, имея одинаковое извращённое и противное чувство юмора, ровно до того момента, пока сам Сморкала не попадался на их удочку. Точно так же, как Рыбьеног был важной частью компании, пока глас разума не начинал давить на мозги. Точно так же, как Астрид была самой яркой звездой в небе, которой поклоняться хочется всем, не только Сморкале, только пока сильный лидер не начинал казаться несправедливым тираном.       Разумеется, в их реалиях жизни не самые надёжные доверительные отношения не имеют никакого значения, когда вы оба в смертельно опасном положении. То есть регулярно. Как бы они не думали друг о друге за спинами, каждый без исключений рискнёт жизнью для тебя. До утра все они имеют одну жизнь, а после уже ничего не волнует.       Сморкала Йоргенсон не был безмозглым болваном. Он всё видел, и видел хорошо. Но что здесь обсуждать? «Эй, Задирака, что ты делаешь за моей спиной? О чём твоя сестра не знает?». У Сморкалы и без всего этого головной боли хватало. Они всё ещё не друзья.       Разумеется, ничего более странного, чем внезапное сближение близнецов Торстон и Рыбьенога, он придумать не мог. И что, чёрт возьми, случилось между Астрид и Забиякой?!       Но Сморкала Йоргенсон был влюблён. Он был безнадёжно влюблён, знал об этом и не волновался. Ведь ему не было о чём волноваться, это всего-лишь девушка, в конце концов им было суждено быть вместе. Всё было гладко и под контролем.       Ну, почти.       Всё шло не так, начиная тем, что Сморкала влюблён в Астрид Хофферсон, и заканчивая тем, что этих отношений ждёт не только Сморкала.       Астрид Хоффферсон — девушка максимально независимая. Настолько самостоятельная, что это почти глупо, и чужую помощь воспринимает в штыки, потому что сама себе с самого детства прививала ненависть к слабости. Сморкала был там, чтобы видеть её взросление, он знает, о чём говорит. И все его попытки эта девушка сводит на нет. Любой нормальный человек давно бы смирился с неприступностью Астрид, но Сморкала не нормальный человек, он чёртов викинг.       Но если бы это были все его проблемы.       Сильнее, чем буйный характер Астрид, ему насолил Иккинг своим исчезновением. Потому что Олуху, хоть убейся, но нужен наследник престола. Следующим вождём должен был стать Иккинг, пусть из него и не получилось бы даже толкового викинга. Однако теперь шатен не ясно где, а Стоик взял и объявил сына мёртвым. И самые ближайшие к Хэддокам родственники — Йоргенсоны. Сморкала с кузеном был не близок от слова совсем, и, честно, этого слабого парня с мелочным чувством превосходства недолюбливал, так что его смерть принял ровно. То, что под конец жизни он стал исправляться и становиться популярнее… Ну, это только добавляло мелочным и презренным червячкам зависти в Сморкале причин недолюбливать Иккинга.       И так, Сморкала, по праву крови, самой близкой к Хэддокам, станет приемником Стоика и следующим вождём Олуха. Казалось бы, жизнь налаживается и ничего кроме этого Сморкале и не надо. Но всегда есть это противное но.       — Ещё двадцать, — приказал Слюнявый, глядя на сына сверху вниз. Сморкала хрюкнул что-то согласное и продолжил отжиматься.       И самым большим «но», естественно, оставался его отец. Потому что Йоргенсоны всегда должны быть лучшими, и Сморкала под страхом презрения со стороны отца обязан не посрамить честь семьи. Ведь когда ещё кому-то из их семьи повезёт стать вождём? Поэтому Слюнявый исключительно формально выдержал траур по мёртвому законному наследнику, а после провёл несколько серьёзных разговоров с убитым горем Стоиком, скользя в разговорах словно уж, и выбивая словами своему сыну внезапно освободившееся место будущего вождя. Сморкала на этих приватных визитах не присутствовал, как и не было его на собрании совета Олуха, который был быстро созван как раз по этой причине.       Одним словом, Слюнявый быстро подсуетился где надо и правильно порешал вопросы. Вышел правым в каждом споре, убивая мораль сухими фактами.       За закрытыми стенами решение было принято, Сморкала официально стал следующим наследником престола. Однако объявлять окончательное решение сейчас не стали. Слюнявый хотел развернуть по этому поводу праздник, Стоик был не в состоянии его проводить, и на носу у всех так же важным событием был финальный экзамен Астрид. Провели голосование и большинство голосов сошлись во мнении, что сначала следует провести бой и дать разрешение новому поколению стоять вместе со всеми на поле боя, а уже потом устраивать пиршество в честь Сморкалы.       Вождь подтвердил решение, Сморкалу поставили перед фактом.       Соответственно, Слюнявый решил, что с этого момента его сыну нужно быть лучшей версией себя. И не важно, что до этого Сморкала делал всё, для признания отца.       То ему не нравится, это его не устраивает, вон то нужно исправить. За буквально несколько дней Сморкала превратился в позорище, а не сына. Это не могло его не расстраивать, но Сморкала же умный, он понимает зачем всё это нужно его отцу. Сам он считает, что уже давным-давно готов стать вождём, и на трон его можно садить хоть сейчас. Сморкала будет хорошим правителем!       Слюнявый так не считает.       Но, на самом деле, это не все и даже не самые большие проблемы Сморкалы.       — Знаешь, сынок, что у хорошего вождя всегда должно быть? — отводит старший Йоргенсон сына на небольшой разговор.       Сморкала странно смотрит на отца и шаркает ногой по деревянному полу.       — Эм, признание? — пожимает плечами он.       Слюнявый хмурится.       — Само собой, — говорит мужчина. — А ещё?       — Слава? — Сморкала пробует ещё раз.       Закатив глаза на, казалось бы, такую очевидную вещь, старший делает два шага вперёд, останавливаясь в шаге от парня.       — У хорошего вождя всегда есть хорошая жена, — Слюнявый улыбается и ненавязчиво кладёт свою огромную руку на широкое плечо сына. — И у тебя будет.       Естественно, Сморкала в замешательстве косится на отца. Тот, однако, кривит губы в покровительственной улыбке, еле достигающей глаз, и продолжает:       — И так как ты будешь хорошим вождём, — Слюнявый с намёком сжимает плечо Сморкалы. — То и жену ты должен подобрать такого же уровня.       — Конечно, пап, — соглашается Сморкала, неприятно напрягаясь, пока отец нависает над ним.       — И так как ты уже взрослый, то думать об этом нужно уже сейчас, понимаешь?       — Да, пап.       — Вот и славно, — хмыкает Слюнявый и вдруг внезапно делает уверенный шаг назад. Даже не задумываясь об этом действии, Сморкала выдыхает немного легче. — И так, поделись с отцом, кого же ты мог бы выбрать?       Здесь Сморкала замялся.       Дело не в том, что он ещё даже не рассматривал такую возможность, или он ещё не засматривался на девочек. Сморкала влюблён, что, по идее, должно было б упростить ему задачу. Потому что намного легче двигаться куда-то, если ты знаешь куда. Первая проблема: Сморкала влюблён в Астрид Хофферсон, и она его не любит. Вторая проблема: она идеальный кандидат для его жены. По мнению самого брюнета, больше всего его волнует, наверняка, именно вторая проблема.       Так исторически сложилось, что в его поколении самой успешной была, и остаётся Астрид Хофферсон. Среди девушек Олуха — да и среди парней тоже, — она показывает самые лучшие результаты на арене, имеет все отличительные черты характера настоящего викинга, которые высоко ценятся в их культуре, готова сломя голову нестись в сражение, при этом не обделена мозгами, ставит на первое место безопасность их деревни, а потом уже свою гордость и хотелки, отличный лидер, и при всём этом она ещё и красивая юная девушка. Кто, если не она?       Сморкала перечислил всё, что берётся во внимание, когда дело идёт о практичном выборе консорта вождя. Но они викинги, и, как правило, ко всему этому прислушиваются только тогда, когда это удобно, и выбирают независимо. Сморкала историю не учил, но почти полностью уверен, что все предыдущие вожди Олуха на протяжении трёх сотен лет выбирали себе жён, прислушиваясь, в первую очередь, к своему сердцу.       У Сморкалы, тем не менее, ситуация другая.       Глядя в расчётливые глаза родителя, он с уверенностью может сказать, что от него ждут не любовных порывов. Слюнявый ожидает, что его сын поступит разумно и будет искать невесту именно по лучшим качествам, — он это прямо сказал. И говоря о невесте с лучшими качествами, на языке само появляется имя Астрид.       Повезло, что Сморкала уже бескорыстно влюблён в неё, и уже ухаживает за ней, пускай и безрезультатно. Не повезло, что Слюнявый — крайне упрямый мужчина, и если у сына не сложится роман с невестой, то всегда можно вспомнить о существовании брачных договоров.       На Олухе не сильно распространены брачные договоры на основе какой-то взаимной выгоды между семьями. Торговцы, в основном Йохан, привозят с собой много историй о заключённых по расчёту браках, и то, чем они заканчивались, зависело от динамичности пары. В большинстве случаев, один из супругов в тихую или открыто сводил второго со свету. Так или иначе, Сморкале подобные исходы вообще не нравились.       Главная причина, естественно, заключалась в том, что ни один нормальный влюблённый юноша не захочет принуждать свою возлюбленную к браку, которого она не желает, а Сморкала - самый нормальный юноша и лучший викинг времён. В том, что Астрид этого брака не желает, не сомневаются даже самые позорные псы. Но это только до тех пор, пока Йоргенсон младший не покажет ей, насколько он хорош.       И какой-то задней частью мозга Сморкала понимал, что в вынужденном браке Астрид будет настоящим кошмаром. Она и сейчас не ласковый цветочек, но после нежеланной свадьбы она точно задушит его ночью подушкой. Ну или просто воткнёт ему в печень кухонный нож без расшаркиваний. Или сразу на свадьбе свернёт ему шею… В общем, семейная жизнь с Астрид, которая яростно желает его смерти, до дрожи пугает Сморкалу.       Огромное «нет» брачным договорам. Сморкала будет стараться изо всех сил, и Астрид полюбит его, он сделает всё для этого.       — Э-э, на самом деле, пап, — начинает он, неловко закинув руку на затылок. Шлем съехал на глаза и Сморкала поспешил его поправить под испытывающим взглядом Слюнявого. — Да, я… уже влюблён в одну девушку.       Мужчина важно кивнул, словно так и должно быть.       — Мгм, и кто она?       — Это Астрид, — говорит Сморкала. Он смотрел прямо в глаза отцу, поэтому смог мгновенно уловить изменение в его лице. Йоргенсон старший определённо был доволен выбором сына. Не то, чтобы Сморкала ожидал чего-то другого.       — Рад, что ты уже определился, сынок, — Слюнявый похлопал его по плечу, потом резко отвернулся от парня. По инерции, Сморкала так же повернулся в сторону отца, и теперь смотрел прямо в его спину. Мужчина глянул на сына через левое плечо и сказал: — И, Сморкала, я рекомендую тебе поторопиться.       Бросив эту фразу в воздух, словно она ничего не значит, Слюнявый ушёл и оставил юношу в комнате одного. Только дверь за старшим закрылась, как Сморкала со свистом выпустил воздух из лёгких.       Разговоры с отцом в последнее время стали такими давящими и некомфортными. Он стал замечать за собой, что он настолько нервничает рядом со Слюнявым, что непроизвольно контролирует своё дыхание. Чтобы он не дышал слишком громко, чтобы не дышал слишком часто, или слишком медленно. Сморкала был крайне сконфужен, когда осознал, и немедленно прекратил.       Когда Слюнявый рекомендовал ему поторопиться, это на самом деле было не добрым отеческим советом, а скорее приказом. Сморкала не уверен на все сто, но воспринималось именно так.       «Я буду торопиться и мне переломают рёбра, пап», — вздохнул мысленно Сморкала, в раздражении снимая с себя шлем и готовясь ко сну.       Следующий его день начался с крайне громкой возни на улице. Недовольно разлепив глаза после какого-то смазанного и странного сна, который Сморкала начал забывать уже через две секунды после пробуждения, он подтащил своё тело ближе к изголовью, чтобы опереться спиной на него, и досыпать уже сидя. Когда даже спустя несколько минут шумиха не утихла, брюнет открыл глаза во второй раз, и заставил себя высунуть голову из открытого люка над изголовьем кровати.       День стоял противно хмурый, плотные серые облака закрывали собой всё небо, не давая ни единому лучу солнца пробиться к земле. Маленькие капли дождя лениво падали в случайные места, и в ближайшее время не было никаких намёков на усиление дождя. Олуховчане на улице шли в одном направлении, громко разговаривали и смеялись. Куда все собрались с самого утра?       — Сынок, спускайся! — послышался женский голос с первого этажа. Сморкала машинально повернул голос в сторону двери. — Мы должны поспешить, или мы пропустим битву!       — Иду, мам! — крикнул в ответ Сморкала, и сел в кровати нормально.       «Какую битву? — почесал он затылок в недоумении. На поверхности мозга плавал ответ, и когда парень вспомнил, он сорвался с места, чтобы привести себя в порядок: — Тор всемогущий, сегодня же экзамен у Астрид!»

***

      Весь Олух собрался вокруг арены, нетерпеливо глядя вниз. Викинги галдели, переговаривались, и даже холодные капли слабого дождя не портили никому из присутствующих настроение. Из-за подобного мизерного ухудшения погоды откладывать экзамен никто и не думал. Такой дождь для настоящего воина даже близко не препятствие, а так как Астрид добралась аж до финала, понятное дело она и есть настоящий воин.       К слову, саму Астрид ещё не видно было. Зрители ещё собирались и Плевака ещё выносил оружие на оружейную стойку.       Сморкала повернул голову в сторону главного помоста, который находился прямо над клеткой Ужасного Чудовища под каменным куполом. Там собирался Совет Олуха, и в центре возвышался каменный трон для вождя в форме Кошмарного Пристеголова с закрученными головами. Стоик Обширный уже сидел там, упёршись локтем в подлокотник, рукой подпирая голову. Его отец, Слюнявый Йоргенсон, из-за его спины наклонился ближе к вождю, и что-то ему тихо говорил, но по лицу Стоика было сложно сказать, действительно ли он слушал своего советника. Его взгляд блуждал по толпе его народа, пока внезапно не остановился на нём.       Сморкала выпрямил плечи, чувствуя как волосы на затылке встают дыбом, когда отец так же посмотрел в его сторону. Стоик, не отрывая взгляд, что-то кратко ответил Слюнявому, после чего второй молча выпрямился. Взгляд вождя продолжил блуждать по викингам.       — Эй, Сморкалик! — его резко ткнул в бок острый локоть Задираки. — Сделай лицо попроще.       Брюнет раздражённо скривился и уставился на друга.       — Ты своё лицо видел, животное? — язвительно фыркнул Сморкала, на что не получил ответной негативной реакции, как, по непонятной причине, очень хотелось. Торстон продолжил издевательски кривить свои тонкие губы в ухмылке.       Тут из-за его плеча показалась голова его сестры, которая имела то же выражение лица.       — Завидуешь? — надменно хрипнула она. Сморкала открыл рот, чтобы огрызнуться в ответ, но девушка перебила его раньше, чем он успел что-то сказать: — Поверь, даже такое прекрасно лицо, как у нас, не поможет тебе покорить Астрид.       — Что ты несёшь вообще?! — моментально окрысился Сморкала, сводя густые чёрные брови к переносице. Он ткнул пальцем в её сторону. — Как будто твоё лицо вообще кому-то может понравится!       — Чё ты вякнул? — Забияка вышла из-за спины брата, стоя теперь непозволительно близко к нему. От неё несло рыбой и чем-то ещё, о чём Сморкале даже не хотелось думать, и он сразу же скривился в отвращении.       — Ребята… — внезапно устало вздохнул Рыбьеног, стоящий рядом с ними. Его, естественно, все проигнорировали.       — Это лицо — безупречно! — гордо расправил плечи Задирака, нося на себе то же лицо, что и сестра. Сморкала только глаза закатил.       — Что с вами разговаривать вообще! — брюнет махнул рукой и решительно пошёл сквозь толпу викингов в сторону спуска с «трибун».       Рыбьеног положил руку ему на плечо, пытаясь что-то сказать, но Сморкала проигнорировал абсолютно всё, уходя.       «Эти идиоты! — сокрушался в раздражении мысленно парень. — Как они смеют спорить со мной? Со мной!»       По выдолбленным в камне ступеньках Сморкала спустился вниз, и оставил за спиной шумную толпу Олуховчан. Снизу на уровне арены было тише, а ещё холодный ветер продувал сильнее, так как не было ещё кучи тел, прикрывающих подростка от потоков. Здесь Сморкала шумно втянул кислород через нос, и…       — Какого ты здесь делаешь?       И закашливается от неожиданности. В прочем, быстро приводит себя в порядок, резко поворачиваясь на голос.       — Астрид! — взволнованно приветствуется Сморкала, раскидывая руки в стороны. — Рад видеть тебя! Вот отдыхаю, а ты что здесь делаешь?       Девушка стоит, прислонившись плечом к углу каменного короткого коридора перед входом в арену, и максимально скептически на него смотрит. Вопросительно поднимает одну бровь. Ей не нужно быть такой молчаливо-саркастической, Сморкала уже понял, что не то сказанул.       — Как настроение, детка? — быстро соскакивает на другую тему парень, приближаясь к Хофферсон. Его, как обычно, встречают острым и колющим взглядом, но у Сморкалы давно иммунитет. — Волнуешься перед экзаменом?       — Я не волнуюсь, — тут же отвечает блондинка.       Йоргенсон важно кивает, однако сразу подмечает, что это ложь.       Астрид — человек, выбивающийся из клейма «среднестатистический», соответственно, её поведение нельзя подогнать под какой-то общепринятый шаблон. Она не паникует так, как большинство других людей: она не метается, не потеет, не дёргается, не отвлекается. Вместо этого Астрид более агрессивна, не настроена на коммуникацию, насторожена и закрыта в себе. Её волнение и беспокойство выражается в враждебности ко всему, что движется. А так как Сморкала привык получать ежедневно относительно одну и ту же порцию злости к себе, он почти всегда может со стопроцентной уверенностью почувствовать эти колебания гнева в своей возлюбленной.       Поэтому, да, сейчас Астрид нагло врёт.       — Как скажешь, малыш, — отвратительно любовно подыгрывает Сморкала, лыбясь. Впрочем, игривое настроение немного приглушается, когда Астрид продолжает молчать и не собирается способствовать продолжению диалога. Вместо этого Сморкала подходит ещё ближе и останавливается возле плеча Хофферсон. Он смотрит на арену, по которой медленно передвигается Плевака. — Что ты думаешь об Ужасном Чудовище?       Астрид отвернулась, глядя туда же, куда и Сморкала, но в то же время её глаза выглядели тусклыми, словно мыслями она была далеко отсюда.       — Сильный дракон, — начинает говорить Астрид не громко, серьёзно. — Беспощадный. Один из самых свирепых, быстрых и опасных тварей, которых этот мир видел. Массивное тело, длинные и смертоносно острые когти, маленькие зубы, большая морда. Широкий размах крыльев, сильные челюсти, скорость, самовоспламенение… — она озабоченно хмурится. — Тонкая, длинная, незащищённая шея — слабое место, если быстро добраться. Шум должен дезориентировать его так же, как и остальных. Опасен на всех дистанциях. Это будет очень сложно, и я… — «волнуюсь» висит в воздухе и легко улавливается Сморкалой, но остаётся невысказанным. — Я смогу его победить.       Парень слушает это всё с нахмуренным лицом, прожигая тяжёлым беспокойным взглядом большие ворота клетки Ужасного Чудовища. Он ни на секунду не сомневается в способностях Астрид, и он знает, что какое-то жалкое Ужасное Чудовище не ровня его дорогой Астрид. Но так же он не может не волноваться о сохранности девушки, которой предстоит сложный экзамен.       — Хорошо, — отвечает Сморкала. Потом пристально смотрит на блондинку. — Но что думаешь ты, а не учебник?       Астрид поворачивает голову к парню, глядя на него с пустым выражением. Сморкала знает, что Астрид тревожится, от этого боя зависит её репутация. Её родители не собираются отказываться от неё, если она проиграет, конечно нет, но дело в том, что если она проиграет — из этой арены её вынесут ногами вперёд. И это пугает, Сморкала уверен, не только его.       Но Астрид никогда в жизни не признается, что её это хоть каплю волнует.       — Ты не поймёшь, — рыкает в ответ Астрид, но в её словах нет той злости, вся она направленна в другую сторону, о которой Йоргенсон даже не подозревает.       Сморкала очень хочет уметь говорить. Говорить не так, как он это всегда делает, а так как пишут в книгах, которые он никогда не читает. Он хотел бы сказать сейчас несколько волшебных слов, чтобы Астрид перестала волноваться. Но этого навыка ему не привили, и Сморкала сам себе не будет.       — Послушай, Астрид… — серьёзно начинает Сморкала, но тут толпа наверху взревела и оба подростка синхронно повернули головы в сторону арены, на помост.       Вождь встал с трона.       Здесь, в тёмном каменном коридорчике, ведущем к арене, была видна именно та часть мест для наблюдения, которую занимает совет Олуха. Стоик возвышался перед ними во всей своей могучей красе, и если бы сила могла клубиться вокруг людей, Сморкала уверен, что их вождь был бы окутан ею весь. Когда мужчина поднял большую ладонь в воздух, толпа присмирела. Оба подростка сохраняли молчание с самого начала.       — Как же быстро растут дети, — начал свою речь Стоик, разговаривая с викингами вокруг арены. — Они появляются на свет такими беззащитными, и всё время нуждаются в нас. Мы наблюдаем за их взрослением, за тем, как формируются их личности.       Линия плеч Астрид была идеально ровной от напряжения, и Сморкала не мог никак помочь ей. Он тоже был напряжён.       — И многие меня поймут, когда я скажу, что детей… тяжело отпускать, — Стоик сделал паузу и ни одна душа не посмела вставить что-то в эти несколько секунд тишины, пока их вождь вспоминал своего сына. — Мы так много в них вкладываем из чистой любви, что момент, когда они начинают отвечать нам тем же, всегда наступает неожиданно. И сегодня этот момент настал для Астрид.       Названная исподлобья, как обозлённое и напуганное животное смотрела на людей сверху, но злость её была направленна точно не на викингов. Однако сколько бы Сморкала не смотрел в эти печальные, дикие голубые глаза, он не мог найти причину её настоящих страхов.       — Казалось бы, только вчера она бегала с нашими детьми по всему Олуху, изучая новый мир, — отсюда им было хорошо видно, как отец Астрид любовно прижал к себе очень переживающую мать Астрид. Что-то кольнуло внутри Сморкалы. — И вот — она уже стоит рядом с нами в нашей войне, собираясь присоединиться к лучшим воинам!       Стоик энергично раскинул две большие руки в стороны, с целью пробудить в олуховчанах азарт и предвкушение.       — Этот бой станет символом восхождения нового поколения! Сегодня Астрид станет викингом! Она станет одной из нас!       Толпа взревела овациями, Стоик улыбался весело и в то же время как-то грустно. Когда вождь сдвинулся с места и пошёл назад к трону, к ним сзади подошёл Плевака. Мужчина по-отцовски положил единственную ладонь на каменное плечо неподвижной девушки.       — Иди, Астрид, — сказал он мягко. — Покажи им на что способна.       И Астрид пошла. Она как безвольная кукла, выдолбленная из куска скалы, пошла в сторону арены.       Но Сморкала быстро подлетел к ней, схватив за руку. Воспользовавшись моментом, он поднёс небольшую грубую ладонь к лицу и невесомо поцеловал костяшки пальцев прежде, чем Астрид, ожидаемо, вырвала свою руку из нежного захвата Сморкалы. Она в шоке смотрела на него, словно только что очнулась; её глаза бегали от него до забавляющегося ситуацией Плеваки, и назад.       — Астрид, — позвал её в привычном мурчащем тоне Сморкала, но уже через несколько мгновений нахмурился и серьёзно сказал: — Будь осторожна.       Ошарашенная Хофферсон всё ещё прижимала к груди поцелованную ладонь. Ей потребовалось несколько секунд, прежде чем Плеваке надоела эта подростковая драма и он прокашлялся. Астрид сморгнула шок и решительно кивнула головой.       — Я буду.       Развернувшись Астрид твердыми шагами вышла на арену под восторженные крики соплеменников в её поддержку. За спиной Астрид с лязгом опустилась решётка, отрезая ей выход. Сморкала не переставал смотреть за ней.