Как Кёджуро принцессу похищал

      Вместо цветущих гортензий внутри Аказы в один миг поселилась холодная, чёрная пустота. Он безразлично оттолкнул Кёджуро, повернувшись к нему спиной и выходя на берег.       — Подожди в пещерах. — приказал ему вслед Ренгоку.       Он думал как можно быстрее сократить расстояние до чёрного змея и схватить его, но Аказа мешал стремительному броску. Если сейчас Ренгоку превратится и бросится на Мудзана, Аказа пострадает в мешанине драконьих лап и когтей. Всё это пронеслось в голове пламенного дракона за доли мгновения, но его стремительность споткнулась, когда Аказа резко развернулся к нему лицом.       Тот, кого он только что держал в объятиях и тот, кто научил его нежности и страсти, сейчас, пусть и был полностью обнажен, но стал холоден, словно они были чужими.       Даже его взгляд поменялся. Он смотрел на Кёджуро так, будто Небесный Зверь был какой-то жалкой букашкой, попавшей под ноги.       — Убирайся, пламенный дракон. Что смотришь? Я иду домой.       Кёджуро глубоко вдохнул. Аказа говорил вслух, но его мысли были действительно пусты и холодны и он прогонял дракона, словно дикую собаку.       — Я сказал, убирайся. Ты получил своё, и я тоже. Ты развеял мою скуку и больше не нужен.       Когда Аказа вышел на берег, колдун осмотрел его тело и поморщился, увидев следы чужих страстных прикосновений и обрезанные неровным ёршиком волосы. Он махнул рукой и тело принца окутал такой же тёмный плащ, какой был и на нём самом.       В мыслях дракона пронеслись цветущие гортензии, обрезанный хвост розовых волос, слова глубокой благодарности за простые вещи вроде еды и тепла. У пламенного дракона был всего миг, чтобы принять решение. Но даже этот миг ему не был нужен.       Вода взорвалась паром, когда Небесный Зверь принял свой облик. Хозяин стихии пламени был здесь, во плоти, и чёрный колдун немедленно обратился в змея, чтобы отразить атаку. Аказу отшвырнуло в сторону чьим-то чешуйчатым боком и он в шоке замер на белом песке.       Дракон и змей громогласно рычали друг на друга, хоть звериная натура в них обоих была отодвинута на задний план, потому что один из них был прежде всего высшим существом, а другой — колдуном.       Чёрный змей метнулся к Аказе, чтобы схватить его, но Ренгоку хлестнул хвостом так быстро, что невозможно было разглядеть. Змей коротко взвыл от боли и обратил всё внимание на противника, осознавая, что получит Аказу обратно, только если убьёт пламенного дракона.       «Для чего тебе бессмертная кровь, дракон пламени?» — раздался раздраженный голос Кибутсуджи в сознании Ренгоку, — «Оставь в покое мир смертных! Зачем тебе эта пустая душа!»       Кёджуро пригибался к земле, не собираясь разговаривать с противником. Была ли душа Аказы действительно пустой? Дракон ощутил эту пустоту в полной мере, когда принц отвернулся от него и прогнал прочь.       Змей набросился, думая, что дракон отвлёкся на его слова, но Ренгоку извернулся и придавил противника к земле. Раздался жуткий звериный вой напополам со звуком рвущейся плоти. Дракон пламени отбросил кусок оторванного чёрного крыла, но не успел вновь сомкнуть зубы: змей перевоплотился в человека, исчезая из его лап. Его рука была разодрана до кости и висела плетью, поэтому другой он вцепился в короткие волосы Аказы, быстрой тенью оказавшись с ним рядом.       «Ты дашь нам уйти!» — с болью прошипел колдун, прижимая к себе Голубую Лилию. Тот безучастно смотрел на белый песок. На миг он поднял глаза и, увидев взгляд Кёджуро, успел только закрыть лицо руками, чтобы не ослепнуть.       Его обдало жаром солнечного пламени одновременно с криком боли чёрного змея. Драконье пламя, что выжигало саму суть змея, касалось Аказы лишь прогревающим теплом. Но плащ, созданный колдуном, загорелся и Аказа задергался, пытаясь снять его.       Пока колдун перевоплощался обратно в змея, пламенный дракон постарался как можно аккуратнее столкнуть Аказу в воду. Ренгоку не соразмерил свои силы и получилось, наверное, болезненно, но хотя бы горящий плащ погас. Хуже было то, что змей перевоплотился слишком быстро и успел прыгнуть на дракона, вспарывая ему когтями живот.       Чешуя полетела со звоном и скрежетом, тугой звук раздираемой плоти и крик боли заполнили сознание Аказы. Всю пустоту переполнила боль — его, Кёджуро, — не разобрать. Дракон сумел вывернуться и обрушил на Мудзана своё самое сильное пламя с болезненным ревом. Чёрный змей закричал человеческим голосом, сменяя обличья одно на другое, но пламя не уходило. Оно не погаснет, пока не уничтожит то, на что его направил дракон.       Пламенный зажал лапой рану на животе: трудно понять, насколько она глубокая, но было очень больно. Он собрался с силами и рыкнул на Аказу, который шагнул в его сторону:       — Не подходи!       Было всё ещё опасно и Мудзан, словно в подтверждение этих слов, вдруг поднял уцелевшую руку. Пламя, пожирающее его, угасло и он снова кинулся змеем на пламенного дракона, собираясь добить его.       Рев окутал клубок сцепившихся тел. В предрассветной тишине острова он разносился далеко и вся местная живность давно убралась куда подальше. Туман, поднявшийся над озером, делал происходящее нереальным.       Как же так всё обернулось?       Аказа, принявший события последних дней, как данность, даже не мог предположить, что будет полон отчаяния, слушая болезненное рычание Кёджуро. Слыша его мысли, которые дракон всё время держал открытыми для него — каждое мгновение с тех пор, как его человеческое тело оказалось в руках Аказы, он слышал его боль от полученных ран. Мудзан прокусил его лапу ядовитыми зубами до самой кости и успел рвануть шею. Коварство и злость древнего змея побеждали силу пламенного дракона.       — Отступи, — снова обратился к нему Аказа, — ты же умрёшь, Кёджуро! Отступи и уходи.       — Замолчи! — огрызнулся дракон, — мешаешь!       — Ради чего ты сражаешься? Оставь меня в покое, ты получил желаемое!       — Заткнись! — едва ли не взревел дракон и Аказе на миг показалось, что он спалит его пламенем.       Но Мудзан прижал его к белому песку, придавив лапами. Он был меньше, чем Ренгоку и должен был быть слабее физически. Очевидно, он использовал какую-то магию для того, чтобы удерживать дракона пламени под собой.       Небесный Зверь рычал, скаля пасть на чёрного змея и тот отчего-то медлил, не решаясь вцепиться в него зубами, а лишь удерживая его прижатым к белому песку, на который лилась кровь Ренгоку. Крови было очень много, песок забирал её, становясь тяжёлым и Аказа едва ли не захлебнулся бессильным отчаянием, когда услышал удивление в мыслях дракона. Через мгновение он понял, что происходит.       Всё живое любило Небесных Зверей. Для них росла и цвела каждая травинка, для них вода была всегда чистой и свежей, им сама земля была готова отдать все свои силы и жизнь. И прямо сейчас крупицы жизни текли в тело дракона, восполняя потери. Земля умирала, чтобы жил Небесный Зверь, потому что только он смог бы вновь вдохнуть в неё жизнь, как когда-то давно, во времена великого сотворения.       Кёджуро изумился, когда белый песок, забравший его кровь, в один миг окрасился алым цветом до последней песчинки.       Не только на берегу, но и в воде: следы силы его небесного брата, дракона самоцветов, ринулись к нему, наполняя собой золотистое тело. Они покинули землю, оставляя её безжизненной и мертвой для того, чтобы спасти Ренгоку.       Чёрный змей успел только бросить взгляд на то, как песок меняет цвет, а пламенный дракон уже вырвался из-под его лап и схватил за шею, рванув когтями грудь. Змей забился в агонии, густая ядовитая кровь наполнила пасть дракона и брызнула из-под зубов, но он сжал их сильнее, яростно рыча.       Аказа не отрывал взгляда от пламенных глаз, пока под клыками дракона умирал тот, кто забрал его свободу.       Наконец пламенный дракон выпустил безжизненное тело и выдохнул на него обжигающее пламя. Лишенное магических сил и жизни, оно вспыхнуло за несколько мгновений, рассыпаясь серым пеплом.       Дракон пламени принялся брезгливо отплевываться, выводя Аказу из отчаянного оцепенения. Он смешно фыркал, как будто это не он только что сразился насмерть с древним змеем, словно это не он страдал из-за боли от ран.       И до сих пор страдает! Аказа услышал это и хотел было подойти к нему, но вместо этого замер.       Какое он теперь имел право подходить к дракону? Он сказал ему эти злые слова, не поверил в его силу и не понял его выбора. Что бы сделал Аказа на его месте?       Умер бы тысячу раз, но не бросил бы его. Так почему же он пытался прогнать его вместо того, чтобы поступить честно?       Какая теперь разница. Кёджуро не обращал на него внимания, отмываясь в воде и Аказа понял, что ему нужно уйти. Принц оделся, едва двигая непослушными от шока руками.       — Помоги промыть рану на животе, — вдруг позвал пламенный дракон.       В тот же миг оцепенение спало с Аказы и он позволил себе вбежать в озеро прямо в одежде, прикасаясь к дракону. Тот встал перед ним на задние лапы и Аказа не видел его глаз. Он и не мог смотреть в них сейчас. Раны были ужасными. Каким-то чудом яд из крови чёрного змея не отравил дракона, но его когти повредили ему мышцы живота, драгоценные чешуйки были содраны. Кровь уже не шла, но в ране был песок и Аказа принялся вымывать его с осторожностью.       Проклятое чудовище могло вот так и добраться до его сердца. Небесные Звери, конечно, долгожители, но они вовсе не бессмертны. Кёджуро мог умереть и тогда Аказа навсегда остался бы один, лишь лелея воспоминания о том, каково это: быть с тем, кого любишь. А его Кёджуро умер бы напрасно.       Аказа помотал головой, прогоняя кипучие слезы. Уделив всё внимание распаханной плоти, он с удивлением обнаружил, что по мере того, как рана становится чище, она потихоньку сужается. Аказа посмотрел на прокушенную лапу и сказал дракону лечь в воде на живот. Тот послушно переместился и Аказа вытащил застрявшие осколки золотой чешуи из раны, позволяя и ей начать сужаться.       — Надо остаться здесь и вновь одарить эту землю жизнью, — устало проговорил дракон пламени, — только сначала самому окрепнуть. Ты сильно обжегся? Аказа?       Принц отступил от него.       — Выздоравливай и улетай к себе на небеса. Как только мир узнает о том, что чёрный змей погиб, за мной начнётся охота.