и ты скрываешь то, что я скрываю, что ты скрываешь

Сталкиваясь на пороге квартиры, Ваня делает вид, что все в порядке вещей. Как обычно, пришел потусить с другом. Он бросает на Костю беглый взгляд, неосознанно облизывает губы и коротко кивает. — Кис! — Боря толкает его в спину. — Поздоровайся нормально! И Кислов, пользуясь тем, что тот не видит его лица, злобно ухмыляется. — Здрасьте, Константин Анатольевич, сколько лет, сколько зим. *** Все случилось несколькими днями ранее, у черного входа школы, когда Костя буквально поймал его на лестнице с пакетиком в руках. — Константин Анатольевич! — Кислов понимает, что дело серьезное. Меняется тон, меняется взгляд. — Дошло, наконец? — устало спрашивает Костя. — Я сейчас увезу тебя в отделение. Заведу дело. И все, колония для несовершеннолетних. — Ну, — вздыхает Киса и вдруг злобно зыркает, — Передайте Боре, что он мой лучший друг. Желание ударить почти непреодолимое. Но он сдерживается. — Ты сыном моим не прикрывайся! Я на многое закрывал глаза, но мы тебя за руку поймали на распространении сейчас! Разницу улавливаешь? В глазах Кислова явно читается все, что он думает о системе правосудия. Но он сдерживается тоже. — Больше не поймаете! Клянусь, Константин Анатольевич! Ну, хотите, матерью поклянусь? У него глаза матери, и вообще они неуловимо похожи. Костя отводит взгляд. Кислов понимает это по-своему. — Давайте договоримся. *** — Ты чего цирк устраиваешь? — Костя не выдерживает и припирает его к стенке, когда Ваня идет мыть руки. — Это что за показательное выступление? — Ну, дядь Кость, — довольно улыбается Кислов, — Это еще не показательное. — Да? — он ухмыляется в ответ. — Мы оба понимаем, что мой сын о тебе подумает. Ваня смотрит в пол — действительно, понимает. — А о тебе, — злобно скалится он, — Хэнк и так прекрасно знает, что ты хуесос. Костя не выдерживает: сначала толкает его об стену, а потом берет за плечо и швыряет через весь коридор. Киса ударяется о шкаф и заливисто хохочет: — Погиб при задержании! — Пап! — из комнаты выглядывает Боря с глазами по пять копеек. — Ну что ты, в конце концов, ну выделывается он, как обычно, ну что он такого мог сказать! Кислов не прекращает смеяться. *** — Еще я с малолетними преступниками не договаривался. Разговор окончен. Он ведет Ваню к машине, но тот вдруг обгоняет его и удерживает за плечи. — Всегда можно договориться, — в глазах Кислова непонятная решимость. Он серьезно оглядывает Костю с головы до ног, как будто просчитывает что-то. Сдержанно улыбается. А потом улыбка спадает с лица, и Ваня упирает язык в щеку. Опускается на колени и берется за пряжку ремня. — С ума сошел? — Костя перехватывает тонкие запястья. — Ты совсем мозги себе отшиб? Поднимайся, я сделаю вид, что этого не было. Кислов трется щекой о брюки — руки все еще ему не принадлежат — и вскидывает глаза. Наверное, это должен был быть соблазняющий взгляд, но по факту — просто заебанный. — Да почему? Я хорошо умею. Сделаю и разойдемся. Я доволен, вы довольны. Он прислоняется губами к члену, скрытому несколькими слоями ткани. Костя еле сдерживается, чтобы не ударить его коленом в грудь. *** — Спит, — тихо говорит Кислов, настороженно глядя на него. Костя, честно говоря, надеялся, что спят они оба, и можно будет спокойно собраться на работу, попить кофе на кухне под сериал про ментов. — Ну и что? — очень хочется закурить. — Скатертью дорога. Передам ему, что ты ушел. — Кость, я, — Ваня мнется, но садится рядом, — Не хотел наезжать вчера, психанул просто… Глаза поневоле лезут на лоб. — Ты как со мной разговариваешь сейчас вообще? — Константин Анатольевич, — Ваня роняет голову на руки, как будто устал от его тупости. — Че, так, да? Может, папочкой тебя называть? Костя дает ему затрещину, и Ваня ойкает. Тихо — чтобы не разбудить Борю. Он что, реально хочет это обсуждать? — Я взрослый человек, Борин отец, — он не знает, какие аргументы приводить. Если Кислов решит его так называть, ничто его не остановит. — Учись вежливо разговаривать с людьми. И если ты думаешь, что что-то изменится, из-за того, что ты… — Хуй тебе сосал, — голос все такой же тихий и усталый. — Или это всегда профилактические беседы так выглядят? А то я, твоими стараниями, ни до одной так и не доехал. *** От абсурдности происходящего он ослабляет хватку, и Кислов вырывает руки, но, вместо того, чтобы встать, кладет их Косте на бедра. Ремень он все-таки успел расстегнуть, поэтому приспускает штаны, обнажая боксеры. — Закричу — думаете, не услышат? — он улыбается и стягивает с него трусы. — Большой, — без того карие глаза темнеют еще сильнее, — Вот Хэнку повезло с генетикой. Костя даже не злится. Ему очень грустно. Ваня явно не в первый раз так «договаривается». — Это у барыг так принято? — он поднимает брови. — Мне просто раньше ни один не предлагал. Ваня краснеет до кончиков волос. Тяжело вздыхает и берет в рот головку члена. Костя собой не гордится. Минета у него не было давно. К проституткам он не ходил — опасался как-то, жену не просил — слишком давно знакомы. Любовницу так и не завел. Но это все отговорки, а сейчас он просто чувствует, как неприлично быстро встает член от торопливых движений языком, тонких пальцах на бедрах и взглядов, которые иногда кидает на него Ваня. Слишком робких для всей этой ситуации. — Что же ты делаешь, сука, — он старается не толкаться и вообще не двигаться, но эта миссия невыполнима. А он пару минут назад провалил и гораздо более выполнимую миссию — не ввязаться в эту историю. — Сядь, — говорит Ваня, вынув хуй изо рта. С губ тянется нить слюны. — На лестницу сядь. Костя закатывает глаза — ну ты еще покомандуй! — и послушно садится. Представляет, как они выглядят со стороны: он сидит на лестнице со спущенными штанами, а между ног — дурная кудрявая голова. Может, не в последнюю очередь из-за этих картин, разрядка приходит быстро. Кислов быстро поднимается на ноги. Отряхивается, хотя отряхиваться тут надо не ему. Смотрит, теперь сверху вниз, очень равнодушно. Костя пытается понять, есть ли в Ванином взгляде разочарование, но тот держит лицо очень хорошо. — Заебись, Константин Анатольевич, — медленно проговаривает Кислов, — Приятно иметь дело. *** — Не нарывайся, — Костя сжимает его плечо. Кислов хмурится — наверняка синяки остались еще с вечера. И совершенно иррационально протягивает руку и берется за плечо в ответ. — Только мне не затирай, что не хотел, — он наклоняется, и Костя чувствует на губах теплое дыхание. Это ненормально, но он не может заставить себя отстраниться. Отворачивается. — Да мне все равно не поверят, — шепчет Ваня ему в ухо, — Так ты перед собой оправдываешься, да? Кто малолетнего нарика будет слушать? — Я тебя ни к чему не принуждал, — твердо говорит Костя, — И тему бы не поднимал, это ты тут что-то себе напридумывал. Ваня отодвигается на место, как будто эти слова его оскорбляют. — Ниче не придумывал, Константин Анатолич, — он невинно улыбается, — Просто решил, может, вас все-таки эта сделка устроит? В дальней перспективе? Ваня придвигается очень близко к его лицу. Смотрит вниз, облизывает губы, и, когда поднимает взгляд, на Костю смотрят те черные глаза с поволокой, которые он видел на лестнице. Он пару секунд ждет, давая время ударить его или оттолкнуть. А потом прижимается к его губам и сминает их. Сознание почти отключается. Какими-то последними клетками мозга Костя понимает, что надо быть как можно тише. Встает, прикрывает дверь на кухню и прижимает Ваню к стене, фиксируя на месте. — Да что ты все у стены-то, — шипит он, но тоже явно старается не издавать лишних звуков. Запускает руку Косте в треники, фыркает, когда понимает, что тот уже возбужден, и дрочит, другой рукой притягивая к себе за шею. Они снова целуются, и Ванин член упирается Косте в ногу. Кислов мычит и трется о бедро. Вообще-то, до этого Костя представлял себе его подвиги с другого ракурса. Он сжимает Ванин член через треники и сам лезет под резинку. — Блять! Тихо, тихо, — Кислов упирается ему в плечо и стонет себе в руку. — Хуй не оторви мне. Его хватает ненадолго. Пара движений — и Ваня кончает ему в ладонь. Обмякает и, наверное, сполз бы по стенке, если б Костя его не придерживал. Тяжело дышит. — Закончили? — вполголоса спрашивает Костя. Он может справиться и сам. Кислов упрямо качает головой, сползает на пол и берет его член в рот. Костя кончает после нескольких толчков, и он проглатывает, смирно, прикрыв глаза. Поднимается. Смотрит уже знакомым сдержанным взглядом. — Да, Константин Анатольевич. Умеете вы удивлять.