Искушение камелии

      Ситуацию умягчить у никого так и не получилось. В конечном итоге, Итэр решает утихомирить весь этот спектакль самолично: он хватает Хейдзо за руку, отцепив её от себя и поставив на стол. — Дорогой великий самурай, должно быть, Вы немного путаете нас с куртизанками, – Итэр отвечает прямо, твёрдо, но достаточно вежливо, с лёгкой улыбкой на лице. — Для меня это честь, но мы, гейши, продаём искусство, а не тело.       Итэр берёт бутыль с вином, наливая, а затем заботливо преподнося чашу к губам красноволосового мужчины. — К тому же, я мужчина, – он делает небольшую паузу. — Лучше попейте сакэ, расслабьтесь после тяжёлого боя.       На самом деле, зачастую, это было обязанностью гейш, а именно — умение очаровывать. Итэр же человек, который чтит традиции, поэтому попытки донести до людей настоящее предназначение гейш он не бросает, ведь для Итэра именно достоинство стоит превышего всего остального. А вот Сяо, совсем не ожидая таких действий со стороны Итэра, удивлённо приподнимает брови: чем больше молодой генерал наблюдает за этим златовласым парнем, тем интереснее он ему становится. Неужели Итэр не тот, кто готов лезть в карман за деньгами, торгуя своим телом, как, собственно, некоторые?       Он поражается тому, как Итэр прямо обозначает свои личные границы, но при этом так тактично и профессионально, в итоге даже ослепительно очаровывая самураев. Хейдзо, что никогда не слушает слова даже своего лидера, послушался первого встречного гейшу... "Немыслимо" – крутится в голове Сяо.       Самурай вполне понимает, что настоящие гейши не продают своё тело, но кто же в наше время придерживается этих обычаев?       Единицы.       Мир погряз, и Сяо досконально это понимал, ибо многие гейши с приходом современности потеряли уважение к себе. Они забыли, кем должны являться на самом деле, полностью поддавшись искушению беспечному и порочному образу жизни.       Но, разумеется, важнее то, что наконец, вся надоедливая суматоха утихла. Сяо отправляет Венти за закусками, не желая больше терпеть чужие прикосновения в свою сторону, а Итэр, хоть и виду, конечно, не подаёт, но очень даже недоумевает от того, что же такой человек, как Сяо, забыл здесь? Такой твёрдый, холодный, спокойный человек, и к удивлению, тяжело поддающийся чарам гейш, сидит в окия, попивая рисовое вино, которое ему тоже не шибко-то и нравится. Невооружённым взглядом ведь видно, насколько самурая сковывает дискомфорт в этом месте, так почему он всё ещё не откланялся? Это является для Итэра самой настоящей загадкой. Наверное, если кто-то и попытается очаровать Сяо, то это будет всё равно, что биться будто рыба об лёд. — Итэр, Вы и сами не голодны? Может быть, перекусите?       Мысли Итэра прерывает голос Казухи. Он слабо потягивает гейшу за рукав кимоно, зазывая его присесть рядом с ним, а Итэр слушается: ровной осанкой садится коленками на татами, но от еды всё же наотрез отказывается: — Нам не дозволено есть рядом с гостями. Поэтому мы едим до начала встречи, не беспокойтесь.       Разумеется гейши едят до начала встречи. Только вот такие дорогие закуски, как здесь, для Итэра являются чем-то недоступным и запретным, потому что его повседневный рацион питания состоит из скупых чашечек риса и овощей. Сдержанность — это образ жизни всех гейш. Впрочем, Итэр и не жалуется. — Хм... Неужто даже сакэ нельзя? – ронин преподносит чашу с вином светловолосому юноше.       Итэр вздыхает. — Разве что, только если немного.       Гейша руки свои протягивает осторожно, однако тут же приходит в недоумение: Казуха руками по сторонам водит, не отдавая, а затем преподносит чашу к губам Итэра. Неужто хочет, чтобы он отпил сакэ с его рук? — Господин Казуха? — Всё хорошо, пейте.       Это не было против правил, так что Итэр всё же отпивает несколько глотков вина, Казуха же осторожно придерживает чашу, и даже заботливо протирает белоснежным платком остатки сакэ с уголков губ парня. Рядом сидящий Сяо, замечая данную ситуацию, неосознанно, но нервно дёргает бровью, пальцами крепко чашу сжимая. Благо, что керамика достаточно прочная, а то чаша и вовсе бы предательски треснула. Уж не раздражение ли это?       Казуха — поэт. Возможно, видит в Итэре музу. А Сяо таких вещей не понимает. Войны, кровопролития и вечные тренировки — единственное, чем забита жизнь благородного генерала. Свободолюбивый Казуха напрочь самолично отдался искусству: по итогу получилось так, что интересы этих двух самураев разошлись, однако как старые приятели они видится не перестали.       И пожалуй, единственный человек, что был таким же тихим и немногословным, как и Сяо, и скорее отталкивал от себя гейш, если те позволяли себе лишних действий — Сайно. Он не разговаривал ни с кем без дела никогда, и даже шутки свои рассказывал с серьёзным выражением лица (с них забавляется только он сам и Сяо, никто не должен быть удивлён). Сяо становится даже немного жаль, что в его отряде таких больше и не сыскать. В ином случае не приходилось бы сидеть сейчас в таких "увеселительных" местах. — Благодарю, и всё-таки, гость тут Вы, а не я, – Итэр места себе не находит, тут же взяв бутыль с сакэ и доливая рисового вина молодому ронину. — Поэтому услуги предоставлять буду я, если Вы не против, господин Казуха.       Сяо смотрит на Итэра без оглядки, а Итэр, замечая этот пристальный, внимательный взгляд в свою сторону, весь вертится, как белка в колесе, решая заняться делом и отвлечься. Гейша приближается, чтобы долить вино, когда до его золотых глаз доходит пустая чашка Сяо. Он так же понимает, что Сяо и Хейдзо разные, и такие действия, как испоить вином со своих рук, гейша позволять себе не должен. Блондин сразу просчитывает характер гостей, уже зная, как поступать стоит, а как — категорически нет, поэтому, взяв чашу, он протягивает её Сяо молча, дабы в лишний раз не тревожить. — Благодарю Вас, – слышится голос генерала.       Гейша кивает головой, уже собираясь отходить, однако Сяо внезапно хвалит его и даже заинтересованно начинает задавать вопросы. Итэра в этот момент будто током пробивает, он замирает на месте, широко раскрывая глаза и удивлённо перемещая свой взор на Сяо. — Давно не слышал столь чувственной игры на кото, – рука Сяо круговыми движениями двигает чашу, перемещая жидкость то в одну сторону, то в другую. — Вас зовут Итэр? Откуда вы родом? – взгляд Сяо падает на Итэра.       Парниша теряется. Кажется, он совсем не ожидал, что такой хмурый генерал внезапно заведёт с ним диалог. Как нужно ответить? Впервые за долгое время он ловит себя на такой глупой тревоге, боясь сказать хоть одно неправильное слово. — А?       И всё же, опомнившись, Итэр заводит прядь своих волос за ухо, медленно приходя в себя и пытаясь унять беспокойство, которое он и сам не до конца осознаёт. — Ах... да, я Итэр. Киото – мой родной город, поэтому, наверное, отсюда и родом. — У Вас крайне необычная внешность для местных жителей, – подмечает Сяо, но расспрашивать более не пытается.       Итэр недоумевает, однако противиться вопросам не желает: только вот подробности о своём происхождении от себя не добавляет, соблюдая гейшовский этикет. Из всех блюд, что стояли на столе, Сяо ел только сладкий тофу с миндалём, взяв палочками небольшой кусочек, сию же секунду он отправляет его прямиком в рот. Мужчина на самом деле без ума от него, но никому никогда об этом не говорил. — Кто-то учил Вас играть на кото или же Вы научились этому сами? – Сяо задаёт вопросы неожиданно для себя. Может быть, все они звучат формально, но обычно он редко кого-то о чём-либо спрашивает. Хотя чего-то уж тут скрывать — практически никогда. Поэтому тон его голоса показывается гейше немного неуверенным, чем обычно, и он и сам не понимает разговорчивость самурая, но всё-таки, улыбаясь легко и непринуждённо, садится напротив него, переводя взгляд на кото, что стоит недалеко. — Играть на кото научила меня моя бабушка. Она тоже была гейшей: очень мудрой, сдержанной и талантливой, – парень говорит о своей бабушке с заметной теплотой в голосе, глядя на кото, как на предмет ностальгии. — Она была настоящим примером для подражания, поэтому я многое перенял от неё.       Голос Итэра немного утихает. — Разве что, жаль, что не все чтят традиции. Многие не знают, каковы настоящие гейши, так ошибочно путая нас с ночными бабочками...       Это он продолжает более расстроенно, огорчённо, намекая на то, что порой люди ждут от гейш, в первую очередь, удовлетворения похоти. Однако вспоминая, что он не в том положении, чтобы рассказывать о своих переживаниях, светловолосый юноша взволнованно распахивает свои обеспокоенные глазки, начиная извинятся и многочисленно коротко кланятся. — Простите, я заболтался. – Итэр стыдливо опускает голову. — Извините.       Заводить серьёзные темы с гостями было запрещено, ведь никому не нравятся лица гейш полные печали, огорчения и грусти. — Не стоит извинятся. Вы прямы и не питаете мой слух лишней лестью, которая уже так надоела, – Сяо и бровью не дёргает, устало прикрывая веки ресницами и тяжко вздыхая, спустя время взор свой переводя на некоторых людей из своего отряда, что так бессовестно пристают к гейшам и местным работникам данного заведения. — Традиции нынче мало кто чтит и среди самураев.       Янтарные глаза вновь перемещаются на Итэра, волосы которого отливают золотом при свете вечерних фонарей. — Ваша бабушка вырастила из Вас достойное продолжение рода, – Сяо не хвалит, а всего лишь высказывает то, что думает. Он человек прямолинейный. — Моя мать играла на кото так же, как и Вы. Ваша сегодняшняя игра напомнила мне о прошлом, – Сяо отводит взгляд, возможно несколько неловко, но так старательно пытаясь это скрыть. — Хм, я тоже немного заговорился. Не думаю, что это Вам интересно.       Самурай, как и в примере с Итэром, понимает, что говорит слишком много, не подобая своему статусу, так что тут же замолкает, не выдавая из уст больше ни слова. Являясь генералом, поддаваться меланхолии Сяо позволять себе не должен — дурной пример для подчинённых. Итэр же, замечая эту броскую переменчивость в его характере, лишь улыбается помягче, желая показать свою открытость и готовность послушать его рассказы, чтобы развеять столь напряжённую паузу. — Наверное, Ваша мать тоже была искусным музыкантом, генерал Сяо.       Итэр, ощущая скованность самурая, решает сменить тему, переводя свой взор на Венти, который прямо сейчас играет на сямисэне*. Играет он чутко, мелодично, чувствуя мелодичную музыку будто всей душою. — Может быть, Венти мог показаться немного шумным, но не судите его строго, – взгляд Итэра вновь падает на Сяо. — Он очень талантливый, ведь умеет играть практически на всех японских музыкальных инструментах.       Рука гейши неловко чешет свой затылок. — А я умею играть лишь на кото. Мне до него ещё далеко. — Венти играет хорошо. Но я предпочёл бы Вашу игру на кото.       «Жаль, что его таланты не сходятся с его развязным поведением» – будто бы хочет продолжить самурай, но останавливается, всё-таки не желая разрушать вежливую атмосферу между ним и Итэром. Да и он не знает, каков Венти на самом деле, так что судить его, явно, не ему. — Мою? – Итэр взгляд свой изменяет на более застенчивый, приходя в небольшое смущение из-за последних слов генерала. — Думаю, да. Что-то не так? – спрашивает Сяо искренне, поднося ко рту очередной кусочек миндального тофу.       Светловолосый парень качает головой в знак того, что всё хорошо, возможно, он был даже тронут тем, что об его игре так хорошо отзываются. Гейша, перемещая взгляд чуть пониже, замечает, что Сяо всё это время ест лишь миндальный тофу, не смотря на то, что на столе присутствует много изысканной еды из ресторанов высокой кухни — кайсэки. — Вы даже не притронулись к еде кроме сладкого тофу с миндалём, – указательный палец Итэр направляет в сторону сладкого десерта, подмечая то, что не ускользнуло сквозь его внимательность. — Наверное, это блюдо является для Вас любимым. — Я... – Сяо не ожидал, что его раскусят так быстро, поэтому в этот же момент немного запинается, тяжко подавившись кусочком тофу. — Кха-кха! — Генерал Сяо?       Итэр обеспокоенно оглядывает молодого генерала, а Сяо, еле-еле проглатывая этот плотный кусочек, всё же неуверенно отвечает: — Его вкус напоминает мне о былом. Моя мать часто готовила его для меня.       Миндальный тофу родом из Китая — родины Сяо по линии матери. Японцы не любят китайцев: когда люди узнают о его происхождении, отношение заметно становится пренебрежительным, не смотря на статус и влияние. Ему плевать на то, что о нём говорят, но он до мозга костей ненавидит слышать, как порочат его родную мать.       Сяо неосознанно предаётся воспоминаниям, и, честно, более думать о ней не желает: настолько это тяготит его скучающее сердце. Но всё безуспешно, стоит только вспомнить… Он пытался забыть о ней все эти годы, думая об обязанностях генерала, но рядом с Итэром будто бы предательски возвращается в то время, когда его мать ещё не была жалким кусочком разбитых воспоминаний из прошлого. Сяо не знает, хорошо ли это, плохо ли, но одно он знает точно — Итэр во многом похож на неё. Поэтому, наверное, ему так спокойно рядом с ним, ведь она была единственным человеком, которая относилась к Сяо тепло, без всякой фальши, однако этого тепла он лишился очень рано.       Видя эту мягкую улыбку, золотистые локоны и дружелюбную, но сдержанную атмосферу, быть черствым с Итэром он просто не может.       Погружаясь в свои мысли, Сяо случайно роняет ложку. Потягиваясь за ней, он не замечает, что Итэр так же нагинается, чтобы поднять, поэтому в этот же момент их руки лёгонько соприкасаются: ладонь гейши дёргается, а сам он неловко, пожалуй, даже взволнованно, убирает руку назад, как и Сяо. — Прошу прощения, – говорит Итэр, всполошившись от простого прикосновения.       Сяо на миг замирает, а в мыслях неосознанным текстом проходится: «тёплая и мягкая», но в ответ ничего не отвечает, молча поднимая ложку. Сяо ловит себя на размышлениях о том, что прикосновения Итэра ему не совсем, так скажем... противны, грубо говоря. Что это? Генералу самому кажется, что его в действительности кто-то подменил. Это так странно. — Ох, точно... – Итэр вспоминает, что совсем скоро будет его выступление. — Я хотел бы показать Вам один танец.       Юноша славился ещё и своими танцами. Необычными танцами. В них всегда присутствовали тяжёлые, острые орудия: боевые веера, сабли, катаны. И этим он поражал публику. — Существуют японские танцы с боевым оружием, и я буду... – Итэр договорить не успевает. В него резко, с тяжёлым грохотом врезаются, как только он собирается вставать с мягкого татами.       С ног до головы Итэра обливают вином, сакэ течёт по всему его телу, а взгляды присутствующих мгновенно устремляются на гейшу, словно молния. Тем, кто облил, был талантливый музыкант — Венти, который тут же делает поклон, начиная извинятся за содеянное. Все поражены, даже сидящий рядом Сайно, что не выражал никаких эмоций весь вечер, удосуживается удивлённо приподнять брови, а фарфоровая вазочка с сакэ и вовсе разбивается вдребезги. — Итэр, господи! Прости, я не заметил и споткнулся, – проговаривает Венти довольно-таки жалобным голосом. — Я всё испортил... — Вам стоило быть внимательнее, – делает замечание генерал, немного нахмурившись.       Итэр замирает, пытаясь осознать происходящее, чувствуя лишь острый холод внутри кимоно, что заставляет всё тело покрываться гусиной кожей, то есть, мурашками. Мокрые волосы небрежно раскидываются по плечам, а красная подводка растекается по всему лицу — видок явно не из самых лучших. Было неважно, сделал ли это Венти нарочно или напротив — случайно, однако Итэр хотел одно: поскорее уйти от этого позора прочь и с глаз долой. — Дорогие гейши, вы не поранились? – Казуха обеспокоенно оглядывает Венти и Итэра. — Всё в порядке, простите за мою оплошность, – Итэр сдержанно и виновато делает несколько поклонов. — Мне придётся уйти.       Увы, гейшам приходится извинятся даже тогда, когда они абсолютно непричастны к чему-либо. Итэр, разумеется, очень расстроен, однако лучший для него вариант на данное время — уйти. Ведь в таком виде развлекать гостей будет неприлично и невежественно. — Надеюсь, вы здесь не в последний раз и у меня ещё появится шанс выступить перед вами, искупив свою вину, – говорит Итэр, глядя на самураев с толикой надежды, а затем — лично на Сяо. Их взгляды пересекаются.       На этих словах светловолосый гейша удаляется. Сяо же устало водит бровью, а возможно, немного досадно и огорчённо, ведь Итэр попал в эту ситуацию очень даже невовремя. А вот Венти, пользуясь ею, подоспевает подойти к Сяо, взяв палочками сушу и преподнося к его губам: — Я тоже хотел бы искупить вину, – Венти грустно глядит на генерала. — Вы совсем не притронулись к еде, давайте я Вам помогу.       Сяо чувствует тревогу от этой непрошенной услужливости в его сторону. Он тут же дёргается назад, кусочек еды, по воле случая, случайно падает прямо во внутрь кимоно, отчего самурай резко вздрагивает от неприятной щекотки. — Господин самурай, Вы такой неосторожный, будьте аккуратнее, – юноша приоткрывает верхнюю часть кимоно, притрагиваясь к коже в зоне декольте беспардонно, в попытках достать кусочек упавшей еды. — Достаточно! Я сам с этим разберусь. — Но генерал Сяо...       Сяо грубо хватает Венти за запястье, а тон голоса становится суровым, на этот раз, вполне себе резким. Прикосновения от посторонних побуждают не самые приятные воспоминания и терпеть этот вечер он уже не в силах, поэтому мгновенно поднимает свою тушу, отцепив от себя руку недоумевающего и притихшего гейши. — Я удаляюсь в покои. Хорошо провести этот вечер.       Хватит с него этих "развлечений". Само нахождение здесь — неправильная вещь.

***

      Самурай находится в комнате для гостей на втором этаже, медленно погружаясь в тёплую ванну. Перед этим он изо всех сил натирал мылом то место, куда прикоснулась чужая рука — это чувство было таким неприятным и ужасным, что вызывало у него тошнотворный рефлекс. — Терпеть не могу подобные заведения, но... – Сяо погружается в воду поглубже, вспоминая о гейше с золотыми, словно яркое солнце, волосами. Мягкая улыбка Итэра и его грация всё никак не могут выйти из его головы. — Парень с танцующими лезвиями... Хотелось бы на это поглядеть. * Сямисэн — трёхструнный щипковый музыкальный инструмент в Японии.