Близнецы на вкус и ощупь

Никогда ещё Джордж не чувствовал себя настолько голым, как застёгивая фланелевую рубашку перед выходом на первую встречу с Сири вне стен клуба. Невыигрышная позиция — его карты открыты, а чужие всё ещё рассортированы веером в руках с аккуратными миндалевидными ногтями: эта девушка может его переиграть, и по-крупному. Почему он всё же решает доверять? Сам не знает. Возможно, потому, что ощущение впервые испытанного доверия в его пробуждённом теле не сравнимо по мощи ни с какими осязаемыми радостями? И оно разливается, словно тёплое молоко по воспалённому в ненастную погоду горлу, залечивая трещины в душе. Опасливое волнение покалывало, словно через всю кожу на поверхность стремились прорасти микроскопические ментоловые кристаллы. Почти-что-боль вздымала волоски на руках. Парень удивлённо и не без улыбки посмотрел на пушистость от кисти до локтя. Бронзовые предплечья скрывал ворс выгоревших от долгих часов на улице волос. Джордж пригладил ворсинки и направился в душевую, захватив пенку для умывания и махровое полотенце. Бесшумно проскользила четвертью круга дверь на петлях и захлопнулась. Он убрал волосы обручем и выдавил белую мякоть из тюбика. Пенка нежно целовала его чуть пересушенное лицо, массируемое кончиками длинных пальцев. Зашелестела струйка воды, падая в подставленные ладони. Лужица, отражавшая потолочный светильник, разбилась о скулы, нос, губы на маленькие прозрачные сферы… Слиплись рыжие ресницы, а мелкие брызги обосновались на крошечных волосках, не попавших под обруч, у самого лба. Уизли провёл рукой вверх, выпуская волосы и давая им упасть кончиками на посвежевшее лицо. Душистое полотенце пахло сиренью. Джордж глубоко втянул воздух и задержал дыхание. Собственная немного гипертрофированная раздутой грудной клеткой фигура смотрела в ответ из зеркала в почерневшей от времени серебряной литой раме. Он что, боится не оправдать ожидания безликой гриффиндорки, хотя именно его персона давно перестала быть инкогнито? И вовсе не обратный риск занимал мысли парня: ведь она ему точно понравится, однозначно. Неважно, что у незнакомки за внешность под маской идеальной магической красоты. Ему с Сири правильно. Но словно сегодня под тестом был именно он. И как бы не испортить всё своей новообретённой чувствительностью, которая даже сейчас заставляла его мужское начало трепетать в предвкушении. Солнце уже потухло за пиками елей на горизонте. Это будет ночь, конечно, ночь! Ведь это мы, мы — тьма, мы испорченные, оба, там нам и место. Казалось, совсем недавно Джордж был просто клоуном, но вдруг оказалось, что он — клоун Пальячи. Но в отличие от последнего… Надежда. Второе слово, которое перестало быть лишь набором звуков в голове. Надежда растёт как красный мак под сердцем близнеца, она осязаемая. Сири — его надежда на то, что он — нормальный. И пусть через неделю всё сгорит, пойдёт прахом, сотрётся в пепел, но у него были, были эти несколько дней расцвета надежды! Ложась спать с которой, он словно обнимал маленького котёнка, которым был и сам. Эхо, единственный свидетель вылазки, преследовало взволнованного близнеца на пути к месту встречи по тёмным туннелям и лестницам, отскакивая от жёстких поверхностей во всех направлениях. Фред сказал, что нужно сделать, когда окажешься у заветной двери внутри Башни старост, и вот её резное великолепие готово было впустить хулиганов, но лишь тех, которые выпытали у старост пароль под страхом потери ста очков факультету. Из-за ближайшего поворота тотчас выплыл, не опоздав, чужой Люмос, и через мгновение бледное лицо Сири вынырнуло из тьмы, как из бассейна чернил. — Ты снова в образе… — протянул разочарованно Джордж, узнавая волны волос, обрамляющие сердцевидное личико. — Сказал надеть купальник, а куда меня привёл, в кабинет Дамблдора? — восхищённо уставилась на дверь Сири, проигнорировав реплику. — Нет, это отложено на второе свидание, — хмыкнул Уизли, воспламеняясь вновь, как сухая солома, энтузиазмом, и легко щёлкнул девушку по носику пальцем. — Сосновая Свежесть! Неслышно, словно соучастница проказы, отворилась дверь, и мягкий шум падающих капель донёсся из темной глубины. — Люкс локус! — громадный канделябр над бассейном разгорелся эффектом домино, передав огонь от фитиля к фитилю сотне свечей, тут же обнажая просторную ванную комнату из белого мрамора и перламутра, которые ослепили глаза вошедшей вглубь пары. Наполненное душистой водой углубление в полу было похоже по цвету на мальдивскую лагуну, а окружавшие его золотые краны, украшенные камнями на рукоятках, казались диковинными драгоценными лианами, склоняющимися, чтобы испить живительной воды. Громадный стрельчатый витраж во всю стену напротив пропускал едва заметный свет тонкого серпа полумесяца. Дверь за спинами вернулась на своё место, превращая изоляцию из ожидаемой в фактическую. Как в огромной жемчужине, стояли посреди ванной старост Джордж и Сири, вдыхая лёгкий запах сырости. — А ты неплох в чарах, Уизли! — кокетливо девушка прижалась половинкой лица к его бицепсу, рассматривая, как упругие длинные пальцы перебрасывают палочку в позицию, в которой её легко убрать в карман. Только тогда, в ярком свете полыхающей люстры, он заметил, что Сири непривычно одета не в белое. Более того, вместо платья на ней были джинсовые шорты, практически скрытые длинной футболкой. — Ты необычно выглядишь сегодня. Сири отошла на несколько шагов к ряду изящных шезлонгов из веток кокосовых пальм, на которых громоздилось несколько свежих пушистых полотенец. — Мне нужно привыкать, что придётся открыться, поэтому я сделала цвет волос чуть ближе к натуральному. Теперь они не такие белые. А одежда, — она покрутилась, — это моя любимая «домашняя» футболка. Но ты её, конечно же, не узнаешь, потому что никогда не смотришь на меня. Джордж покраснел, хотя в её голосе не было укора. Синяя футболка с крупной надписью Guns’n’Roses действительно ему ни о чем не говорила. — Знаешь, за что я люблю Эксла Роуза? — вытянула руками девушка край майки, делая надпись ровной и читаемой. — За то, что он себе всё разрешил. — Ну что, тогда welcome to the jungle*! — близнец сделал шаг и подхватил не ожидавшую такой проворности Сири. Очертания её фигуры, скрытые безразмерной футболкой, быстро были обнаружены блуждающими по ткани пальцами Уизли. Воспалённое долгим перерывом тело Джорджа разгоралось ярче, словно было готово вот-вот и вправду засветиться доступным глазу излучением. Девушка изящно выгнулась в спине, ложась на руку гриффиндорца меж собственных лопаток, ощущая, как загустевает окружающий воздух. Джордж пробрался под футболку второй рукой, скользнув по неприятному на ощупь полиамиду купальника на груди. — Какая досадная тряпка, — шепнул он ей в висок. — Нам нужно её устранить. — А как же бассейн? — Ты будешь купаться там голая, — парень потянул за невидимую завязку на спине, и узел распался. Губы подруги стремятся наверх и ловят его, напряжённые, словно под током, чуть солёные. Она впервые целует именно Джорджа, а не его выдуманный образ классического мачо, по правде, гораздо более канонический и пресный, чем сам младший Уизли. По загривку пробегает холодок, и хотелось бы винить мрамор и конденсат, хотелось бы, да не хочется… — Кто ты, Сири? — Не сегодня, Джи. Я хочу последний раз… вдруг он последний. — Из-под футболки выпадает развязанный лиф, потерявший последний узел. Блондинка отстраняется и направляется к ступеням, уходящим в прозрачную воду с голубым дном. Падают на кафель шорты с потёртостями, сняты одна за одной кеды. Ножки оживляют зеркало воды, погружаясь ниже с каждой очередной ступенью. Меткий взгляд назад одним глазом через худенькое плечо цепляет Джорджа, словно рыболовный крючок, и, разуваясь на ходу, парень снимает брюки и рубашку, на последнем метре скидывает носки и погружается в негу тёплой, пробежавшей рябью от вхождения в неё Сири, воды. Его руки обхватывают её ягодицы, которые он торопливо оголяет, отодвигая трусики купальника с двух сторон к центру тела. Легко забрасывает ноги девушки за собственные бёдра, и их тела соприкасаются, рождая небольшую расходящуюся вовне волну. — Кто тебя выдумал, Джордж? — произносит Сири тихо, лаская разморённым взглядом его широкие блестящие от воды ключицы и трапециевидную мышцу мощной шеи, на которой обосновалась одинокая тёмная родинка. Прилипшая к груди футболка фигурно очерчивает форму её затвердевших сосков, ведь в самом низу у купальника напряжение подсказывает, что он уже готов. Футболка чуть вздымается от водных вибраций, и твёрдый пресс гриффиндорского льва касается её животика. Кончики светлых волос плавают на поверхности воды, а вот Сири уже утопает в таких же зелёных, как драгоценные камни этой комнаты, глазах впервые раскрытого перед ней близнеца. Это действительно он, и упругое тело чемпиона по квиддичу так близко, что видно, как пульсирует артерия за его ухом, пока фигурно вылепленные спортивные руки уверенно сжимаются на её ягодицах, вдавливая под пальцы нежную кожу. Его она хочет внутри себя, без остатка, без стыда и совести. Горячий ловкий язык врывается в её рот, и всё нутро обжигает необузданным огнём, хочется простонать во все лёгкие, но она выпускает лишь короткое «М-мм!». Даже под водой это тело тёплое. Он — дракон, не иначе. Импульсивность, идеально заточенная в кузницах страсти, так бездарно запертая судьбой. Где же ты был… Он задыхается, переключаясь на пальцы, сползшие с его шеи, вкушает их один за другим, ощущая языком уникальный рисунок подушечек. Целует в сгиб локтя, в кость плеча, обхватывает мочку. «Ты не уйдёшь отсюда одна», — трепещет внутри желание никогда больше не покидать её в неизвестности. — Ты не уйдёшь отсюда, пока я не отпущу, — шепчет Уизли в ухо уже вслух, и дрожь возбуждения заставляет низ живота девушки спазматически сжаться. До сих пор никто никого не касался ниже пояса, но электричество пары вот-вот превратит бассейн, полный воды, в смертельно опасный резервуар. Сири, как вторая кожа, прилегает к его груди, слизывая с неё круглые капли воды по сантиметру, а гениталии, плотно прижатые друг к другу под водой, разделяют лишь два отрезка ткани. Они ведь уже делали это, почему именно сегодня она вибрирует внутри от мысли о проникновении? Джордж не хочет спешить, его новые чувства так сладки, что сами практически — секс. Радужные сполохи мелькают за закрытыми глазами, она пьёт его радиацию сквозь поры, как нектар, невероятная, космическая девочка. Искусанные губы Сири не могут заставить себя оторваться от полотна бликующей груди, ищут повод переместиться, лишь бы не отделяться насовсем. Но Джордж сдаётся первым, желая вложить бьющую через край энергию в наслаждение волшебницы. Дойдя до открытого участка, он ссаживает Сири на край бассейна, быстрым движением спуская с неё трусики купальника и однократно касается губами внутренней чувствительной стороны правого бедра. Ноги девушки частично в воде, он разводит руками колени, и рыжая голова, минуя расстояние, припадает к набухшим губам, зарываясь глубоко языком в сладкое и скользкое. Сегодня он немного Фред — чужие стоны ласкают уши сильнее, чем отвлекает собственный нетерпеливый стояк. Вокруг коленей по полукругу, к животу, к которому прилипла мокрая футболка, под неё ползком двигаются руки парня, он не позволяет Сири расслабить позвоночник ни на секунду, напористо, но нежно исследуя её лоно то кончиком, то всей поверхностью гибкого языка, иногда подключая губы, практически впиваясь в набухшие ткани. Она мокрая, как русалка, и терпкая, как утренний эспрессо, который они теперь обязательно должны испить вместе по утру. Вид его рыжей макушки меж собственных ног дополняет горячую волну, что и без того идёт от клитора, ласкаемого так опытно. Джордж то прикрывает в наслаждении глаза, то смотрит прямо в зрачки из-под опущенных бровей, наращивая ненадолго темп в самый правильный момент. Никогда ещё не была способна Сири кончить так быстро, и ей приходится полностью лечь, уставившись в фигурный потолок, чтобы оттянуть момент волшебного взрыва. Ты — мальчик-фейерверк. Никогда не соглашайся на меньшее. В отказ, в отрицание, в зажмуренные глаза, ничего не помогает, потому что ничего не способно отсрочить беспамятство захлёстывающего, как цунами, оргазма в его руках, губах меж коленей. Так мощно, что до слёз, и кислород прекращает поступать в кровь, потому что дыхание остановилось. Её пальцы тянут рыжие пряди, царапают гладкий кафель по краям. Швырни меня в вечность, Джордж. Твёрдый ствол проникает внутрь ещё до того, как ослабли последние пульсации, и сладкая пытка заходит на второй круг. — Я не выдержу! — пищит Сири на издыхании. Джордж наваливается на неё, погружаясь уверенно на всю длину, отдавая себя со всей искренностью, которой он и не подозревал, что обладает. —Ты выдержишь всё, пока я здесь, — низкий тембр, нехарактерный для Фреда, лишь для Джорджа, резонирует в ушах, пуская ударную волну мурашек от уха во всех направлениях, Сири сцепляет ноги за его бёдрами, вторя движениям, и словно тлеет нежная девичья кожа там, где он её касается. Руки сжимают холмики груди сначала плавно, потом сильнее — на чувствительных кончиках — и тянут. Джордж вышиб из неё всё, что только могло встать на их пути. И больше невозможно называть её Сири, какая ты Сири? У тебя есть имя, настоящее, и я буду шептать его в твои уши ещё сотни раз, назови мне его, назови… Девушка вскидывается в повторном оргазме, сжимаясь так сильно, что кафель оставляет синяки на её лопатках и бёдрах. Словно подбитая птица, стонет она под тяжёлым мускулистым телом Уизли в его приоткрытые губы, сгорая в огне его души, том самом, который виден только ей. Джордж видит её лицо, и готов забыть его навсегда. В следующий раз это будет её настоящее лицо, он клянётся, что не будет скучать по «Сири». Придавливая её все ниже к плитке, он отпускает все страхи, все тормоза и открывает себя с чистого листа. Он имеет право на доверие, он чист и солнечен, и прощён. Рыча, словно зверь, он финиширует, заставляя кристаллы на канделябре дрожать. Я жив. Я здесь. Я вернулся. *** — Ш-ш-ш, — приложила палец к тонким губам тайная гриффиндорка, — завтра, я обещаю. — Но! — Прошу, — кристаллики глаз дрожали в немом извинении, когда Сири отняла палец от губ Джорджа и нагнулась, чтобы зашнуровать кеды. — Пожалуйста, не следи за мной. Сегодня я переночую у подруги из другого факультета, я её предупредила. Джордж был раздосадован. Вот так вот снова отпустить её, когда всё, чего он хочет, — это говорить до утра, положив её настоящую голову с не-знаю-какими волосами на плечо в профессорском кресле забытого быть запертым на ночь кабинета чар. — Ты не обманешь меня? — прозвучал искренний вопрос, когда они стояли на пороге снова потухшей купальни, запирающейся на волшебные замки, пока они разговаривали. — Ни за что, я клянусь, — Сири нужно было встать на цыпочки, чтобы дотянуться последний раз на сегодня до его губ, и она поднялась на доступное ей расстояние, предоставив возможность Уизли покрыть остаток наклоном. Печальный, он шёл без особой опаски назад, не зажигая Люмос. Благодаря неоднократным ночным вылазкам и Карте мародёров ему был известен каждый поворот за пределами башни старост. Шероховатый камень стен под пальцами левой руки иногда предсказуемо пропадал, обозначая дверной проём, иногда превращаясь в дерево какой-нибудь картинной рамы. Казалось, замок сегодня решил Джорджа поберечь, увлекая аккуратно мимо глаз миссис Норрис в ходы и арки, приближая уютную гостиную факультета, где всегда горел огонь, и где она, Сири, сегодня не появится. Волосы всё ещё были влажны и щекотали шею, когда Джордж нырнул в туннель за портретом Полной Дамы. Пустая гостиная безмолвствовала. Близнец практически без сил упал в кресло, откинувшись на подголовник, и досада от того, что и сегодня ему придётся засыпать в неведении, не позволяла отключиться прямо здесь. Неподалёку в камине, с которого сколдовали тепло по случаю жаркой погоды, потрескивая, прогорали щепки. «Разве это справедливо? Малышка… Пока ты боишься, я и сам не могу прийти в себя». Её вкус всё ещё оставался на губах, он слизывал по сантиметру, падая в собственноручно расставленный капкан из сегодняшних воспоминаний. Через несколько минут Джордж, осознав, что витание в омуте прошедшего лишь разжигает чувство несправедливости, встал и вяло направился в спальню в надежде, что темнота и тишина сыграют свою роль, а завтра, с обещанной ему ослепительной информацией, настанет быстрее. Мимо трёх мирно спящих друзей прошёл он к своей кровати, на которую, как и на все прочее, была накинула ночная синева, расстегнул несколько пуговиц у горла, достал из кармана палочку и выдвинул ящик, чтобы убрать её. Поверх бардака, сложенная в несколько слоёв, внутри лежала давно ненужная Карта мародёров. Несколько секунд Джордж, замерев, смотрел на пергамент, проникаясь. Впуская синапс за синапсом на поверхность сознания то, что поняло его бессовестное подсознание мгновенно при виде артефакта. Он схватил карту и, порывисто развернув, раскинул её на покрывале. Маленькие шаги от ванной старост вовсе не удалялись в сторону любого из оставшихся факультетов. Они упорно шли в Гриффиндор, и до портрета оставалось каких-то двадцать метров. Увидев имя, левитировавшее над отпечатками ступней в рамке, Джордж практически воскликнул от неожиданности. Наспех собрав карту и сунув её обратно в стол, он кинулся вниз по винтовой лестнице, пересёк гостиную и втиснулся в коридор на выход. — Лабардан! —послышалось тихо с той стороны полотна почти мгновенно. Оно отворилось, и в проём скользнула затенённая девичья фигура. Джордж мгновенно перехватил её, прижав к противоположной стене чёрного туннеля, тут же распознав подушечками знакомую ткань уже высушенной футболки. Укрупнённое, по сравнению с Сири, тело с зажатыми у груди руками казалось незнакомым, но волнистые волосы до талии как будто стали ещё шелковистее, пышнее и роднее. От неожиданности девушка вскрикнула, толкнувшись локтями, но Джордж успел перехватить начавшийся звук, надавив на её непривычно пухлые губы своими. — Это я! — произнёс Джордж в них. Окаменевшая гриффиндорка обмякла. — Я знаю, что это ты, Лаванда. Тебе не нужно бояться. Я всё так же хочу быть с тобой. Браун порывисто выдохнула, и Джордж чуть отстранился, но лишь затем, чтобы проскользить рукой по её макушке, нежно оглаживая золотистую, но невидимую ныне в темноте голову. Он направил её к себе. Принимая в объятия более высокую, чем Сири, Лаванду, ему пришлось лишь слегка нагнуться, чтобы под гущей волос найти и поцеловать шею, всё ещё благоухающую жасминовой пенкой. Где-то в конце туннеля горел оранжевый свет гостиной, напоминая, что за его пределами существовала реальность. — Джордж, ты серьёзно? — на этот раз знакомый, но давно не слышимый им и слегка надломленный от эмоций голос задал вопрос. — Я никому тебя не отдам, ты поняла? Неизвестно, сколько они ещё провели времени в туннеле и куда направились потом. Утром за завтраком Джордж отодвинул свою порцию апельсинового сока подальше от потрескавшихся губ.