Кодекс чести

      Яркое утреннее солнце падает на прижавшиеся друг к другу на широкой двуспальной кровати фигуры. Хисын, окружённый спящими альфами и их успокаивающими ароматами, ворочается между Сонхуном и Джеюном, задевая их сильные натренированные тела своим мягким тонким станом.       Мучимый течкой ещё вчера, сегодня он спал спокойно — наконец-то, спустя две недели, этот период закончился; и, кажется, он был одним из самых лучших в жизни Хисына, что не скажешь об его альфах: Сонхун и Джеюн всерьёз беспокоились за его состояние.       Им не составило труда ублажать его в первые три дня, тем более, что наслаждение самих с головой захлестнуло, однако после Хисын перестал хотеть секса. Оставшиеся полторы недели разгорячённый течкой омега постоянно спал и очень, очень много ел. Он мог сочетать несочетаемое, — к примеру, достать из холодильника курицу, что попалась под руку, а после зарыться в шкаф и вытащить оттуда печенье — и Сонхун с Джеюном действительно надеялись, что это не повлияет на его организм.       В то же время Джеюн стал для Хисына оператором колл-центра: стоило на телефон омеги поступить звонку от какого-либо из работников его компании, Джеюн поднимал трубку и роботизированным холодным голосом отвечал: «Господин Ли сейчас не может ответить по тяжёлым личным обстоятельствам, не звоните ближайшие несколько дней.» И Хисын сам на этом настоял. Через силу пришлось признать, что в этот период он не в состоянии рассуждать трезво.       Что действительно пугало Сонхуна и Джеюна, так это то, что они в пух и прах рассорились с Пончиком: теперь белоснежный пушистый персидский кот — их враг номер один. Он не поддавался на уговоры не нападать на их ноги и не царапать их, используя вместо когтеточки, даже если они его кормили. Вообще-то, он должен быть им благодарен! Но Пончик, кажется, так не считает. Он едва ли не высокомернее, чем Хисын; а возможно и больше.       Тем не менее, проблемы резко улетучились словно бы сами собой, когда Хисын предложил Сонхуну и Джеюну поспать с ним этой ночью. Предложил? Вроде бы и приказал, но звучало это так мягко и слабо, что сомнений не оставалось — Хисын, одурманенный жаром, полностью в их власти.       Королевских размеров двухместная кровать была заправлена мягкой простынёй и укрыта шёлковым златотканым пледом с обитой бахромой каёмкой, приятной на ощупь. Самая мягкая из подушек, конечно, досталась Хисыну — переливающаяся золотистым в тёмно-оранжевой свете ночников шелковистая белоснежная наволочка почти сливалась с его гладкими локонами блондинистых волос.       В тот вечер Хисын, с ног до головы измотанный тяжёлым состоянием, кинул им подушки, и сначала Сонхун и Джеюн всерьёз думали, что он заставит их спать на сером коврике с длинным пушистым ворсом, устланном под кроватью, а сам уместится на постели с удовлетворённо урчащим Пончиком и будет готов. Но когда Хисын, забравшись, уместился на середине и молча кивнул им на кровать, альфы сразу же последовали указанию, почти бегом уместившись по бокам от Хисына.       Джеюн вытянул руку, чтобы Хисын смог уместить на ней свою маленькую голову, как на второй мягкой подушке; его руки обхватили омегу под грудью, словно плюшевого мишку, которого ты обнимаешь во сне. Сонхуну, как истинному ценителю, было позволено улечься спереди. Альфа уткнулся своим острым тонким носом меж мягких грудей, втихую млея от соприкосновения незащищённых участков с кожей своих щёк, и обнял Хисына за тонкую талию, притиснув к себе.       Хисын не носил лифчики дома, но спал обычно в бюстгальтере. Удивительно, но ему и правда так было удобнее: это был самый обычный, серо-голубоватого светлого оттенка, мягкий бюстгальтер без чашечек, что чувствовался приятно к коже, просвечивая красноватые припухшие от жары бутоны мягких сосков омеги сквозь тонкую ткань.       И, да, из-за его порнографической внешности и яркого пленительного аромата сладкой ваты было сложно заснуть рядом с Хисыном без необходимости дрочить, но Сонхун и Джеюн терпели это. В конце концов, они были счастливы выполнить его просьбу. А ещё Сонхун был счастлив ночью спихнуть Пончика, что намеренно елозил по его красивому лицу своим хвостом, улёгшись к нему задом, с кровати: случайно, а может и специально… Кто его знает?       Пончик, кстати, уходить был не намерен. Зашипел на Сонхуна, оскалив свои маленькие, но острые белоснежные клычки, а затем спрыгнул и, вальяжно виляя пушистым задом, посеменил мягкими подушечками лапок к туалетному столику Хисына с широким чистым зеркалом, усеянному кучей уходовых кремов самых разных запахов и назначений; улёгшись на кресло, кот сверкнул своими тёмно-оранжевыми яркими глазами и презрительно мяукнул, прежде чем свернуться клубочком на мягком сидении.       Это, кажется, была глубокая ночь: лишь луна была свидетелем проказ альфы, поэтому Сонхун, в полусне подняв руку вверх, показал в сторону Пончика средний палец.       И, что ж, может быть, это было слишком самоуверенным поступком для того, кто живёт с Ли Хисыном, но ночь прошла в спокойном умиротворении. Хисын мирно спал, пригревшись между телам альф, чьи тёплые руки ласкали его разгорячённое тело, а запахи забивались в нос, оглаживая чувствительные рецепторы и приятно щекоча нюх.       Но наутро их ждал не самый приятный сюрприз. И если Сонхуну, как самому младшему, посчастливилось подремать ещё немного, чтобы не слышать плачей Хисына, то Джеюну выпала не самая… безопасная возможность наблюдать за тем, как омега беспокойно ворочается на кровати.       Сонно приоткрыв один глаз, Джеюн наблюдает за мотающимся по подушке выбеленным затылком Хисына, взъерошенные волосы которого напрочь спутались из-за его беспокойных метаний по постели, что сквозь сон альфа начал чувствовать ближе к утру. Рука, на которой Хисын уместил свою голову, затекла от длительного нахождения без движения, но Джеюн не жалуется — отнюдь нет.       Джеюн взволнованно сглатывает скопившуюся во рту слюну. С тревогой прикусив губу, Джеюн сгибает руку в локте, чтобы коснуться мягких спутанных после ночи волос Хисына. Те немного влажные от царящей в комнате духоты, что даже настежь открытая форточка не перебивает жар, но приятные на ощупь до невозможности; длинные узловатые пальцы скользят по гладким локонам, перебирая волосы и прочёсывая кончиками пальцев.       Хисын приятно мычит в ответ, удивляя Джеюна своей мягкостью. Омега принимает ласку и охотно ей навстречу поддаётся, подставляя затылок под поглаживания красивых, в венах, больших приятных рук. Джеюн на кровати приподнимается; его губы сжимаются, пытаясь скрыть растягивающую их улыбку, при виде милого кукольного личика омеги, что немного разворачивается к нему в поисках большего тепла. В поле зрения мелькает тёмная макушка Сонхуна, что мирно сопит, уткнувшись носом в мягкую круглую грудь Хисына; его спокойное дыхание мерно разносится в атмосферной тишине комнаты.       Хмыкнув, Хисын открывает глаза. Ахнув, он спешно отводит взгляд, стоит увидеть нависшее над ним лицо альфы. Джеюн находит это милым: щёки Хисына краснеют моментально, а пухлая нижняя губа оказывается прикушена. Джеюн усмехается, прежде чем провести пальцами по волосам Хисына вновь.       Удивлением для него становится то, как лицо Хисына искривляется в хмуром выражении. Брови омеги складываются домиком, и меж ними залегает глубокая складка. Без лишних слов или какого-либо предупреждения Хисын садится на постели, грубо отпихивая лбом руку Джеюна, как маленький непослушный котёнок.        — Господин Ли? — удивлённо бормочет Джеюн. — Что такое?       Хисын в ответ фырчит. Придвинувшись ближе, альфа хочет коснуться его оголённого плеча, но не успевает — Хисын поднимается с кровати и, нетвёрдо приземлившись на отчего-то дрожащие обнажённые длинные ноги, семенит к выходу из комнаты.       В то же мгновение Джеюн ощущает, как чьи-то рельефные руки обнимают его за ногу. — Айщ, Сонхун… — бурчит он себе под нос, отталкивая от себя ладони Сонхуна, притиснувшегося к нему — видимо, во сне принявшего его за Хисына. — Я не господин Ли, вставай давай.       Шершавые ладони Джеюна пихают Сонхуна в крепкое оголённое плечо; тот морщит нос и глаз один приоткрывает, щурясь от слепящего его яркого солнца, лучиками бегающего игриво по его красивому лицу.        — Хён? — Джеюн мычит в ответ. — Ой… прости, — Сонхун отстраняется. Он перекатывается на другой бок, чтобы позже лечь на живот и уставиться озадаченно на старшего снизу вверх. — А где господин Ли?        — Он ушёл только что, — Джеюн качает головой. — И ничего мне не сказал. Но у него был не самый лучший настрой. Пошлёпал куда-то… — старший альфа передёргивает плечом.       С уст Сонхуна срывается озадаченное мычание. Он незаметно принюхивается, втягивая лавандовый аромат Джеюна, и изумлённо выпячивает бледные пухлые губы. — Так иди проверь его, а то он нас по башке напинает. А я, кажется, — Сонхун приподнимается на постели, чтобы ощупать свой рельефный обнажённый торс, накаченный благодаря многочисленным тренировкам. — Опять стянул с себя майку во сне?        — Да, и кинул хрен знает куда, — фырчит Джеюн. — В любом случае… — он осекается, стоит лишь краем глаза движение на кресле перед туалетным столиком уловить. Пончик зевает во всю свою маленькую, но зубастую пасть, встряхнув белоснежной ухоженной шёрсткой, и выгибает дугой спину, потягиваясь на мягком сидении. — О, Господи, он просыпается! — в панике Джеюн спрыгивает с кровати, оставляя Сонхуна глупо хлопать широко распахнутыми глазами. — Давай с ним, я пойду Хисына проверю.        — Какого хрена… — Сонхун наблюдает за тем, как Джеюн выбегает из комнаты, и очень сильно хочет дать ему хорошего пинка. А после чертовски медленно переводит взгляд на Пончика, уставившегося на него своими тёмно-оранжевыми глазами. — Кошмар.

⊹──⊱✠⊰──⊹

       — Господин Ли?       Джеюн находит Хисына в одной из кухонь-гостиных, расположенных на первом этаже. Омега отбрасывает на стол полупустую пачку обезболивающих таблеток и склоняется над кухонной стойкой, сгибаясь от пронзившего его тело болезненного спазма.        — Господин Ли, вы в порядке? — Джеюн с беспокойством присаживается на низенький диван, обитый дорогой белой кожей, и издалека пытается заглянуть омеге в лицо; он боится, что если подойдёт ближе, Хисын его ударит. — Что-нибудь нужно?       Хисын кряхтит, в его горле клокочут болезненные стоны. — Живот… — едва выдавливает из себя он. — Болит.       «Сонхун коротко кивает, однако спустя мгновение его красивые острые глаза, глубокие и холодные, широко распахиваются, а лицо искривляется боязнью, что заставляет Джеюна нахмуриться.        — Подожди…        — Что такое? — озадаченно мычит Джеюн.        — Ты кончил в него?       Ахнув, Джеюн поджимает губы, переведя взгляд на с тревогой терзающего нижнюю губу Сонхуна, сложившего руки на груди. — …Чёрт возьми.»       Ой. Ой. И тут в голову Джеюна бьёт осознание. Глаза широко распахиваются, а сжавшиеся в кулаки ладони бьёт мелкой нервозной дрожью. Хисын поднимает на него прозрачные блестящие глаза, полные слёз.        — Итак, вращайте барабан, — бормочет Джеюн себе под нос. — Господин Ли будет блевать или убьёт меня?        — Джеюн, я сейчас умру!.. — жалобно скулит Хисын; прижав руки ко рту, омега, до этого согнувшийся над кухонной стойкой, вскакивает с высокого стула и несётся в ванную.        — Такой буквы нет! — восклицает Джеюн ему в ответ, прежде чем подорваться с дивана и помчаться следом.       Он находит Хисына с позеленевшим лицом, цепляющегося за керамический обод начисто вымытого горничной унитаза. Губы омеги дрожат, сжатые в упрямую линию, а маленькая трясущаяся рука прижата к груди, пытаясь успокоить сбивчивое загнанное дыхание.        — Господин Ли, — Джеюн осторожно присаживается на корточки перед ослабленным телом Хисына. По крайней мере, сейчас старший не в состоянии хорошенько вмазать ему, поэтому пугает он меньше. — Что с вами? — он мягко убирает спутанную платиново-блондинистую чёлку с чужих кукольных глаз.       Хисын выдыхает, его длинные тёмные ресницы дрожат. — Меня мутит. Обезболивающее вряд ли спасёт, — тонкие струйки слюны, просочившейся изо рта, чертят мокрые дорожки по его груди, змеясь и впитываясь в тонкую кружевную ткань бюстгальтера. — То- тошнит, — омега выдыхает, запинаясь. — Вирус подхватил, наверное… — Джеюн напряжённо сжимает губы. — Я съезжу к Сону.        — Но не лучше ли вам в таком случае остаться дома, господин? — более взволнованно, чем хотелось бы, интересуется Джеюн. Хисын хмыкает:        — Я рад, что ты обо мне беспокоишься, крошка, — Джеюн удивлён, когда Хисын падает вперёд, чтобы устроить голову на его широкой крепкой груди, обтянутой светлой футболкой. — Но у Сону… — большие руки обхватывают тонкое тело омеги, сжимая его мягкую липкую кожу на талии. — Есть таблетки для подобных случаев. Я не знаю, где он их берёт, потому что я никак не могу их найти.        — От меня что-то нужно, господин Ли?        — Да, эм… — омега мягко дышит ему в грудь. — Отнеси меня в комнату, пожалуйста, я посплю. А потом я вас позову. Прихвати Сонхуна, чтобы он меня переодел. Нехрен ему спать так долго, — Джеюн прыскает в некрепко сжатый кулак, но виду не подаёт, что согласен. — А сам иди скажи Хёнджуну, — он имеет в виду личного водителя. — Чтобы готовился и заводил машину часам к пяти вечера.        — А почему именно Сонхун? — Джеюн интересуется будто бы невзначай, отводя глаза в сторону, но сердце претерпевает небольшой укол обиды, что он даже признать и принять для себя не в состоянии: почему Сонхун?       Хисын хмыкает, прежде чем до ушей Джеюна донесётся сиплый нежный смех, приятным тоном заполнивший пустоту ванной комнаты. — А что, хочешь переодеть ты? Ну сбегай и возвращайся. Главное Хёнджуну скажи.       Джеюн поджимает большие пухлые губы; он чувствует, как опаливший щёки бледный румянец едва выступает на тонкой коже шеи, но в ответ омеге ничего не следует. Джеюн подхватывает Хисына под коленями, а вторая рука мягко опускается на его спину. Хисын трепещет; он обмирает внутри, когда альфа поднимает его на руки и несёт в комнату, уважительно касаясь минимальных участков его кожи. Хисын обнимает его за шею, втянув голову в плечи, после чего виском упирается в его подкаченную грудь.       Они встречают Сонхуна в той самой кухне-гостиной; младший альфа появляется в дверном проёме, и они сталкиваются почти лицом к лицу. В глаза бросаются обессиленно прикрытые глаза Хисына и его дрожащие веки. Джеюн кивает ему в направлении к лестнице, и Сонхун молча обеспокоенно следует за ним. …        — Течка мне все нервы измотала, — лепечет Хисын на кровати, расслабленно закинув руки на подушку. — Я так много ел, что мне кажется, будто я уже пышка. Я не против, но знаете, я следил за своей фигурой не для того, чтобы она была не такой, как мне хочется!..       Прошло несколько часов с того момента, как они укладывали Хисына спать: ему было всё равно, и он заснул в грязном нижнем белье. Теперь помутнённый разум Хисына плывёт, и он немного болтлив, что пугает, учитывая его сломленное и подавленное болью состояние. И, возможно, кто-то из них мог бы намекнуть на то, что в скором времени Хисын будет если не совсем пышкой, то колобком уж точно, это как минимум опасно для жизни, так что Сонхун и Джеюн молча переодевают его.       Хисын милый, милый независимо от того, как он себя ведёт и что говорит. На самом деле, у Хисына много очаровательных привычек, которые он обнажил в период течки: омега любил обниматься и мурлыкать в одеяла во сне. Это было восхитительно и тогда, и сейчас, когда они думали об этом.        — Эй, крошки, вы чего молчите? — тянет Хисын, не открывая глаз. Сонхун и Джеюн, руки которых сейчас находятся конкретно на единственной одежде, что была на нём, а именно бюстгальтере и тонких хлопковых трусиках, замирают. — Поговорите со мной. Мне скучно. И плохо.       Джеюн косит глаза на Сонхуна, который молча стягивает с длинных гладких ног омеги нижнее бельё, на мгновение отвернувшись, чтобы не сделать то, о чём он может пожалеть позже. Хисын чертовски хорошо пахнет, и это определённо мешает Джеюну, который подсовывает руки под его спину, чтобы расстегнуть лифчик; но по Сонхуну понятно, что говорить он не собирается.        — Вы хорошо выглядите, господин Ли, — прочистив горло, отвечает Джеюн, пока прикрепляет белый бюстгальтер без чашечек к верхней части тела омеги, остановившись, когда Хисын бессознательно скулит от прикосновения чужих больших рук к бутонам его чувствительных розовых сосков.       Блять. Джеюну требуется каждый дюйм силы воли, чтобы не сбросить штаны прямо сейчас и не взять омегу, но Сонхун, пихнувший его локтем под рёбра, отрезвляет. Выпустив судорожный вздох, младший альфа натягивает на ноги Хисына чистое нижнее бельё, прежде чем продолжить завершать образ.        — Ах, спасибо, — Хисын мило улыбается, будто бы и не понимая, какое воздействие оказывает на альф, когда Джеюн поднимает его корпус, осторожно касаясь большой груди. — Но теперь ещё одна напасть…        — Вы говорили, что болеете редко и мало, — Джеюн натягивает на омегу свитер с узором из рассыпавшихся по всему периметру ткани изумрудно-зелёных листочков с извивающимися меж ними тонкими стебельками. — Так что я не думаю, что это затянется надолго.       Хисын мягко улыбается, глядя на альф из-под бережно расчёсанной Сонхуном светлой гладкой чёлки. — Спасибо, детка. Я надеюсь.       Пока Джеюн натягивает на старшего светло-бежевые брюки и накидывает на плечи вязаный кардиган оливкового оттенка, Сонхун находит на безликой голове белого керамического манекена, покоящегося на туалетном столике Хисына, его тиару. Украшение немного тяжёлое в руках, когда альфа присаживается на кровать; Джеюн услужливо уступает ему место, а Хисын с лёгкой улыбкой и взглядом, слегка искрящимся превосходством, исподлобья глядит на Сонхуна, который мягко опускает тиару на макушку Хисына и заправляет её в волосы, скрупулёзно поправляя.        — Спасибо, крошка, — Хисын мягко щекочет ухоженными ногтями Сонхуна под подбородком, как какую-нибудь маленькую собачку. — Я совсем забыл про неё во время течки… О, Пончик!       «О, Господи», — бормочет Сонхун, отшатываясь с кровати, когда Пончик, мяукнув, хлещет его хвостом по тёмным джинсам, оставив след в виде белой шерсти, прежде чем мягко прошествовать по кровати и присесть на попу перед Хисыном.        — Боитесь, маленькие? — Хисын коротко хохочет, когда ловит обиженные взгляды альф. — Да вы чего? Он сам вас боится! Да, мой сладкий? — Хисын сюсюкается с Пончиком, который вытягивает к нему свою мордочку. — Эти глупые альфы тебя обижают? Обижают, да, моё солнышко? — кот мурлычет, трётся о его ровный тонкий нос своим влажным розовым носиком.        — Вы сейчас поедете, да? — цедит Джеюн сквозь плотно сжатые зубы.        — Ах, да, — ахнув, Хисын очухивается. Он задумчиво поглаживает Пончика по мягкой шерсти. — В любом случае, заправьте мою постель за то время, пока меня не будет. И попросите Хэрин, чтобы приготовила ужин — что угодно, я просто хочу есть. Мне не принципиально. Только не сильно жирное, — он протягивает руку, и Сонхун помогает ему подняться с кровати.        — Интересно, он думает сиськами или мозгами? — позже бормочет Сонхун, сложив руки на груди.       Хмыкнув, Джеюн прослеживает взглядом удаляющийся прочь от дома автомобиль. — Я думаю, второй вариант более вероятен, — Сонхун смеётся. — Думаешь, нам повезло?        — Нет, — младший альфа качает головой в отрицательном жесте. — Когда он вернётся, мы трупы. И ты первый в списке претендентов.

⊹──⊱✠⊰──⊹

       — Хисыни-хён? — Рики появляется на пороге двухэтажного пентхауса, с тревогой выглядывая из-за наполовину открытой двери. — Что случилось?       Он перехватывает ослабленное тело сына, засыпающего у него на руках, поудобнее, когда Хисын окидывает его беглым помутнённым взглядом, цепляясь за дверной косяк. Тело омеги трясётся, а лицо позеленело — ему явно требуется помощь, ведь дойти до столовой, где сейчас расположился другой омега, он не в состоянии самостоятельно.        — Рики, ни в коем случае не давай ему спать, потому что ночью он уже не уснёт! — обеспокоенный Сону выглядывает из-за дверного косяка. Он шлёпает босыми ногами по холодному полу коридора и цепляется за плечо своего высокого альфы — потому что только до плеча и может дотянуться. — Хён, ты в порядке?       Но Хисын определённо не в порядке. Его шатает, словно он пьян, и ноги почти не держат. Он наблюдает за тем, как Сону шепнул Рики что-то, из-под полуопущенных ресниц, прежде чем Рики опустит сына на пол.        — Юко, — нежно бормочет он, тормоша пошатывающегося ребёнка. — Юко, не спи, — Юко сонно приоткрывает глаза. — Ты ночью не уснёшь. Иди компьютер включи, в Симс поиграем.       Юко качает головой. Он приветствует Хисына коротким заторможенным «Привет, Хисыни-хён» и семенит в свою комнату, а Рики подхватывает Хисына за талию и молча ведёт его в направлении к столовой, пока Сону озабоченно кудахчет вокруг старшего омеги.        — Чонвон уже здесь, — он взволнованно выдыхает. — Сказал, у него тоже что-то не в порядке с желудком. Вам повезло, что у меня сегодня выходной. Сейчас будем вместе разбираться. Не волнуйся, всё будет хорошо.       Хисын только слабо мычит, придерживаясь за Рики и невольно принюхиваясь к его слабо слышащемуся аромату солёной карамели. Альфа сильный, действительно силён для того, чтобы почти дотащить его на себе до столовой и усадить на стул. Чонвон, как всегда одетый с иголочки, только заметив их приближение, тут же откладывает на тёмную дубовую столешницу свой айфон последней модели и с тревогой слабо машет Хисыну ладошкой.        — Постарайся не выпускать Юко из комнаты, — они слышат, как перешёптывается между собой отошедшая семейная пара. — И проверь, сделал ли он всё домашнее задание. Ему завтра в школу.       Рики фырчит. — А мне вообще-то на пары.        — Ой, всё, Рики, иди на хуй, — по скептичному нетерпеливому тону Сону почти слышно, как он закатывает глаза. — Просто не мешайте нам.        — Но-        — Вали уже!       Рики ворчит что-то себе под нос, удаляясь из столовой, а Сону вздыхает так, словно тяжесть целого мира на его плечах. На самом деле, это нельзя назвать неправдой: в свои двадцать четыре растить семилетнего сына, терпеть своего юного альфу, в брак с которым они вступили лишь полтора года назад, и держать на плечах целый бордель — сложное дело.       Как бы то ни было, пока позеленевший — и я не про одежду — Хисын и Чонвон, чьё состояние оставляет желать лучшего, здесь, Сону отставляет в строну свои проблемы и сосредотачивается на беспокойстве о лучших друзьях.        — Так что с вами? — взволнованно спрашивает он, опершись локтями об обеденный стол.        — Меня сегодня рвало всё утро, — Хисын качает головой. — И живот ужасно болит, как… — он морщится. — Режет внутри.        — У меня тоже! — Чонвон поддакивает. — Я думаю, я отравился. Вчера я ел какую-то сомнительную фунчозу, — младший омега озадаченно поправляет полы своего дорогого бархатного пиджака, пошитого на заказ, и кривит хорошенькие губки. — И она мне не понравилась… — он говорит это так невинно, что впору рисовать в его глазах сердечки, как у очаровательных аниме-девочек с большой грудью; даже подходит — у Чонвона третий размер.        — Где ты её нашёл? — фырчит Хисын ослабленным голосом. Чонвон сконфуженно пожимает плечами, поправляя свои тёмные волосы с причудливыми проблесками белых прядей. — Надо было попросить, чтобы тебе просто приготовили, Чонвон-а.       А Сону подпирает ладонью лоб и даже не знает, что и говорить. Ему жалко ребят, но не потому, что они, кажется, действительно сейчас думают своей самой выделяющейся частью тела, — которой, к сожалению или к счастью, Сону природа не наградила: у него единичка — а потому, что они действительно слишком наивны. Дело в том, что Чонвон опять посещал публичный дом на днях, приходил к Джею совсем недавно. А Хисын…        — Хён, — Сону устало обращается к Хисыну. — Когда у тебя закончилась течка?       Хисын мычит. — Сегодня.        — Ладно, — фырчит Сону. — Спрошу по-другому: кто-нибудь из этих двоих в тебя кончал?        — Думаешь, я не думал об этом? — огрызается Хисын. — Оба, — Чонвон сочувствующе цокает языком. — Но Сонхун кончал мне в зад.        — Он трахнул тебя в задницу?! — восклицает Сону. Чонвон аж подпрыгивает от его резко изумлённого тона и округлившихся от неожиданности острых лисьих глаз. Хисын сконфуженно вжимает голову в плечи — Сону от неожиданности аж забыл, что старший омега боится громких звуков. Немного стыдно, но ошеломления всё же больше. — Прости… Я просто в шоке.        — А что такого?       Сону с досадой сдувает осветлённую чёлку со лба. — Сонхун никогда не разговаривал в борделе, но был самым строптивым альфой. Когда он не хотел заниматься сексом с кем-то, он кусал омегу за грудь или клитор, — Сону выпячивает губы и пожимает плечами. — Его ненавидели те, кто за него платил, и хотели попробовать те, кто слышал о нём. Было интересно, как быстро он сдастся. Поэтому на моём сайте и не было написано ничего о нём в его визитной карточке, кроме его имени, возраста и параметров, разумеется. Поэтому я удивлён, что он вообще захотел тебя трахать.        — Перед Хисыном устоять не сможет никто, справедливости ради, — хмыкает Чонвон, играясь пальцами с рукавами своего пиджака. — Я не удивлён, что Сонхун захотел его трахнуть. Честно говоря, я был бы удивлён, если бы он всё ещё держался под его напором.        — На самом деле, Сонхун молчаливый, но он порой как скажет или сделает — хоть стой, хоть падай, — кивает Сону.        — Господи, вы о чём? — Хисын, уже почувствовавший себя немного лучше из-за своеобразных хвалебных речей, с превосходством откидывается на спинку стула и вальяжно закидывает руки за голову, с озорством прикусывая пухлую нижнюю губу. — Он лизал мне.        — Да ну?.. — лепечет Сону. Губы Чонвона тянутся в изумлённой улыбке. — И как?       Хисын задумчиво мычит. — Я в шоке. Они с Джеюном оба пиздец как хороши, — его язык мимолётно проходится между губ, а глаза игриво закатываются вверх. — Я думаю, купить их было моим лучшим решением за все эти годы. Даже лучше, чем вступить на пост директора компании.        — Сону-я, а если окажется, что я беременный от Чонсона, — Чонвон робко дёргает Сону за рукав коротенького пушистого кардигана небесно-голубого оттенка. — Ты разрешишь мне купить его у тебя?       Сону фырчит. — Ты уже смирился с участью, что можешь быть беременным от шлюхи из борделя? Вы так всех моих работников раскупите! — ворчит он себе под нос. — Надо ввести новое правило, что больше не продаются.        — Моя ситуация не сильно лучше, — задумчиво говорит Хисын, возводя свои большие глаза к усеянному лампами потолку. — Но я всё же не уверен, что могу быть беременным: иначе моя течка не продолжилась бы исправно.        — Не попробуешь — не узнаешь, — Чонвон мимолётно пожимает плечами. — У тебя есть тесты?       Сону отодвигает мягкий крепкий стул и встаёт из-за стола. Хисын молча наблюдает за тем, как их с Чонвоном лучший друг открывает один из настенных шкафчиков столовой и зарывается в него чуть ли не с лицом. Младший омега бросает на старшего неопределённый взгляд, полный страха, и Хисын успокаивающе оглаживает его руку, что даёт немного расслабиться и привести себя в чувства.       Сону без слов кидает им два неиспользованных теста на беременность в коробочке и плюхается за стол; он кивает куда-то мимо друзей, к выходу из столовой, в сторону, где располагается санузел, намекая, что ожидание больше не имеет смысла. …        — …если вы сейчас скажете, что это не было очевидно, я разочаруюсь в вас как в людях, — сконфуженно Сону начинает диалог первым, держа в руках два положительных теста на беременность, на которые он то и дело поочерёдно поглядывает.       Чонвон, сжавшийся весь, потирает свои широкие плечи, скрытые тканью рубашки, а Хисын сжимает руки в крепкие маленькие кулаки. Чёрт бы побрал этого грёбаного Шим Джеюна.        — Чонвони, Хисыни, вы отравились? — Сону вздрагивает, когда из-за дверного проёма в столовую высовывается голова любопытного Юко. — Мой папа тоже был отравлен! А потом появился я, — добавляет он, что сейчас подливает ещё больше масла в огонь.        — Зайка, иди пока с отцом поиграй, — скосив на него глаза, только и отзывается Сону. Юко, как послушный ребёнок, тут же качает головой, словно какая-нибудь маленькая неваляшка:        — Хорошо! Папуль, а мы когда ужинать будем?        — В восемь, — выдыхает Сону, обрадованный тем, что Юко ещё не спит, но уже не задаёт лишних вопросов. Промычав нечто утвердительное, его сын скрывается за стенкой. Когда его шаги, удаляющиеся с каждой секундой, больше не слышны на лестнице, Сону набирает грудью воздух. — Хисын-щи?.. — он пытается заглянуть замершему Хисыну в глаза.        — Кажется, Джеюна ждёт ядерная война, — добавляет негромко Чонвон.       Кадык Хисына нервно дёргается от того, с каким трудом он сглатывает слюну, скопившуюся в горле от внезапно пережитого шока. Он фырчит, прежде чем резко отодвинуть стул с громким неприятным скрипом и подняться с места.        — Я ему, блять, голову оторву.       Он бросает это ядовитым тоном, в котором усмешка с яростью переплетается; его грудь мягко покачивается при каждой движении, красиво очерченная благодаря замысловатым линиям выступающего через тонкую ткань водолазки бюстгальтера, когда Хисын вырывает из ладони Сону свою полоску, хватает со спинки стула брендовую сумку и твёрдыми шагами ступает в направлении к выходу.       Неизвестно, действительно ли ему стало лучше или внезапная новость, к которой как-никак себя ни готовь — всё равно окажется шоком, придала сил, однако его яростный напор приятно удивляет омег. Чонвон косит на него глаза с опаской, а после переводит взгляд на Сону и внезапно расплывается на столешнице, заглядывая в лицо удивлённого старшего омеги снизу вверх.        — Сону-я, так ты продашь мне Чонсона? За триста заберу.        — О, Боже, Чонвон…

⊹──⊱✠⊰──⊹

      Джеюн неловко глядит на высокую фигуру Хисына, который сложил руки на груди, съёжившись на диване перед худым омегой. Сонхун взволнованно маячит где-то позади — в основном потому, что он — не главный виновник торжества. Но шоколадную медальку за участие в виде хорошего пинка получит.       Губы Хисына сжимаются в упрямую линию. Он стискивает подушечками пальцем чистую сторону теста на беременность. А после замахивается и изо всех сил бросает острую полоску прямо в Джеюна.        — Почему?! — восклицает он тоном, в котором прослеживается то ли злость, то ли сожаление.        — Господин Ли… — Джеюн обнимает себя руками, когда тест падает на пол между его ног. — Я…        — Головка от хуя! — фырчит Хисын грозно, не дав ему договорить. — Джеюн, грёбаный ты идиот, какого чёрта?! В первый же день было сказано: презервативы в моей сумке, в прикроватной тумбочке, где угодно! — от его криков барабанные перепонки ощущают неприятное раздражение, и Джеюн морщится. — Не криви лицо, уёбок! — рычит Хисын. — Только попробуй выдать мне ещё раз что-то подобное, — он стремительно оказывается возле альфы, и Джеюн даже не успевает проследить за тем, как маленькая ладонь на удивление крепко бьёт его по затылку. — Я же просил! Какого хуя вы настолько безголовые, что всегда, блять, думаете только членом?!        — А ты чего встал, мудак? — переведя дыхание, Хисын утирает слюну с губ тыльной стороной ладони и впивается взглядом, метающим молнии, в Сонхуна, от страха замершего за спиной Джеюна, что сейчас потирает затылок, на который обрушился болезненный удар, и вскидывает голову; уголки его глаз краснеют от обиды. — Язык проглотил?        — Господин Ли, — Сонхун теряется в попытках оправдаться, обнимая себя за плечи. — Но я ничего не делал.       Хисын выглядит так, будто сдерживает желание сплюнуть. — Вот именно, что ты ничего не делал! А следить за своим дружком, чтобы он, блять, не кончал, когда не просят? — омега кивает на Джеюна. — Я брал вас двоих для того, чтобы вы были моими фаворитами и помощниками, а не для того, чтобы вы, блять, олицетворяли своим существованием всю ёбаную тупость этого мира! Теперь спасибо за незапланированную беременность надо сказать вам, а в особенности тебе, — Джеюн буравит глазами пол, завешиваясь прядями тёмной волнистой чёлки. — Бьюсь челом о пол! — Хисын демонстративно кланяется на девяносто градусов, как и подобает, и кривит губы в ядовитой усмешке.        — Вы можете просто сделать аборт, — выдаёт Джеюн без какого-либо обдумывания своих слов.       Хлоп!       Джеюн потрясённо замирает, когда в его лицо прилетает звонкая пощёчина; сила удара настолько неожиданно велика, что заставляет крепкое тело отлететь к спинке дивана. Щёку печёт — альфа хватается ладонью за повреждённое место и в изумлении поднимает глаза на тяжело дышащего Хисына, покрасневшего от злости.        — А вот это уже не тебе решать, мудак, — рычит омега, прежде чем схватить маленькими ладонями сумку и резким шагом направиться прочь.       Джеюн выдыхает. Губы дрожат, как и слабо трясущиеся руки, когда Сонхун опускается рядом с ним. Младший альфа осторожно прикасается к чужой алеющей щеке, где поблёскивает краснеющий след от тонких недлинных пальцев. Фигура Хисына исчезла из поля зрения так стремительно, что они не успели даже понять.        — Опиздюлились, — бормочет Сонхун скорее про себя. — Редко, но метко.

⊹──⊱✠⊰──⊹

       — У меня есть для вас подарки.       Хисын появляется в комнате Джеюна более неожиданно, чем они думали. Альфы, сидящие на кровати, поднимают головы на него. На этот раз Хисын одет довольно просто: чёрные шорты с высокой посадкой впиваются широкой резинкой в тонкую талию, не скрывая её изящных изгибов, а мягкий топ в цвет примыкает друг к другу большие округлые груди, что немного виднеются из-за декольте, но дразняще прикрыты накинутой поверх рубашкой в розово-голубую клетку. Наряд немного более ошеломляющий, чем можно себе представить, однако и Сонхун, и Джеюн со вчерашнего дня боялись даже дыхнуть в сторону Хисына, что уж думать об эротике!       На тонких аристократичных руках лежит Пончик, мягко облизывающий влажный розовый носик своим шершавым языком. Пышущими изяществом движениями Хисын мягко поглаживает его пушистую спину, заставляя урчать от удовольствия.       Джеюн очухивается первым. — Что?..        — Подарки, — повторяет Хисын. — Следуйте за мной.       И Сонхун с Джеюном, коротко переглянувшись, боязливо поднимаются с кровати. — Вы отрубите нам головы? — робко бормочет Сонхун. Хисын тихо посмеивается, что довольно неожиданно.        — Да, — просто отвечает он. — За мной. Это приказ.       И так они оказываются возле гаража на переднем дворе. Выложенный камнем участок приятно греет ступни своими тёплыми от лучей горячего летнего солнца округлыми камушками, а ровно подстриженные кустики и клумбы с приятного оттенка пионами покачиваются от дуновения лёгкого, почти неощутимого кожей ветерка.       Что действительно удивляет их, так это два новеньких блестящих автомобиля дорогущей марки Rolls-Royce: один из них поблёскивает на солнце белым, а другой, чёрный, захватывает дух. Купающиеся в лучах, безупречные машины заставляют их обомлеть на месте. А на капотах каждой из машин красуется по коробке с айфонами последней модели — чёрный и белый, под цвет.       И Хисын слабо улыбается. — Та-дам! — он раскрывает одну ладонь подобно звёздочке. — Сюприз.       О, боги. Хисын купил им машины.        — Г-господин Ли, — Джеюн, из груди которого весь воздух выбивает, нервно сглатывает скопившуюся во рту слюну. — Это…        — Подарки для вас, — Хисын пожимает плечом с небольшой улыбкой, откидывая со лба растрёпанные волосы. — Тебе белый Роллс-ройс и айфон, Джеюн. За то, что я забеременел, — он смущённо щурит глаза, отчего в уголках появляются милые мимические морщинки. Тонкая рука тянется в карман шорт, чтобы достать оттуда ключи от новенькой машины. — И тебе чёрные, Сонхун, — Сонхун тупо моргает, не в силах сказать хоть слово. — Автомобиль цвета чёрный бриллиант. Прямо как ты, крошка, — омега хихикает, коротко погладив младшего альфу под подбородком, прежде чем отдать ему ключи, которые Сонхун сжимает меж дрожащих пальцев. — За то, что не остановил его.        — Н-но вы же, — Джеюн всё ещё не может поверить. — Вчера были так злы на нас, господин Ли? — он чувствует себя прямо как в первый день, когда они с Хисыном только встретились, и он пришёл забирать их из борделя: так же опасливо и ужасно неловко.        — И мы не умеем водить, — добавляет Сонхун, лепеча почти обессиленно.       Хисын хмыкает. — Вот как раз об этом я и хотел поговорить, — альфы удивлённо косятся на него. — И обо всём остальном тоже. За мной.       Теперь они оказываются в той же самой светлой гостиной, где Джеюн впервые подарил Хисыну самый лучший в его жизни, по его нескромному мнению, оральный секс. Хисын опускается в низенькое мягкое кресло аккуратно — Пончик, кажется, уже и подавно заснул на его мягких руках. Боже, сколько беготни за это утро!        — Я хотел рассказать вам кое о чём, — начинает он, когда Сонхун с Джеюном неловко умещаются на светлом слегка вогнутом диванчике. — Я не хочу, чтобы вы сидели без дела и маялись, пока я на работе. Мне хочется, чтобы вы учились, получили высшее образование. И не смотрите на меня так, крошки, — он хмыкает, когда Сонхун с Джеюном обмениваются удивлёнными взглядами. — Я мониторил сайты ВУЗов буквально вчера вечером. Хочу, чтобы вы поступили на экономические направленности.        — Почему экономические? — любопытствует Джеюн робко. Конечно, они с Сонхуном в школе изучали математику на профильном уровне, и для них это вряд ли будет проблемой, однако интересно настолько же, насколько и волнительно.       Хисын хмыкает. — Чтобы после вы могли стать моей заменой. Если ребёнок будет занимать много сил, а я уверен, он будет, — с нажимом добавляет омега. — Настолько много, что мне временно придётся уйти с поста директора компании, я оставлю её хотя бы на первый год, чтобы поручить вам.        — Значит, вы собираетесь рожать? — уточняет Сонхун. Хисын коротко пожимает плечами.        — Да. Знаете, я думал об этом, — он поднимается с кресла и начинает медленно прохаживаться по комнате. — Вы знали, что если температура воздуха на улице больше сорока двух градусов, невозможно увидеть радугу? — бормочет омега.       Джеюн хмурит брови. — Что?       Хисын оборачивается к ним и улыбается, прежде чем мягко коснуться ладонью своего живота. — Это здесь. Это существует. Мы просто не можем этого видеть. И я рад тому, что это существует. Недавно я вспоминал ситуацию, как ребёночек на детской площадке со спины ошибочно принял меня за папу, а потом его отец оттаскивал его от меня, — Хисын хихикает. — Так смешно! Дети такие милые и забавные, — он качает головой. — И я хочу ребёнка. Уже очень давно хотел. Хочу много детей. И вы мне с этим поможете.       Альфы только краснеют. Это настолько раздражающе привлекательно, что во рту Хисына невольно скапливается слюна.        — Я хотел бы лучше понять вас, — Хисын качает головой, осторожно меря шагами холодный пол гостиной. — Чтобы вы не всегда были такой загадкой за пеленой странностей и секретов. Я, возможно, по глупости думал, что не захочу лучше узнавать вас. Но мне кажется, что мы с вами разделяем связь выше той, что есть у… других с отношениями, подобными нам, — он поднимает красиво уложенные тёмные брови. — Понимаете?       Сонхун нервно сглатывает скопившуюся во рту слюну, вцепившись в предплечье Джеюна. — Господин Ли, вы?..       Хисын улыбается, щуря свои большие кукольные глаза. — Да, если вы хотите чего-то, о чём бы это ни было, то знайте, что я тоже чувствую кое-что, хоть вы мне и мало знакомы. Это похоже на такую… — он запинается, замолкнув на мгновение. — Нежность? Но я думаю, мне нужно время. Ходить на свидания, может быть. Посмотреть, как мило мои крошки себя ведут, — он коротко хохочет, и даже для смущённых Сонхуна и Джеюна этот смех звучит как журчащий ручеёк колыбельной. Почему они принимают это так близко к сердцу? — Отдать вас в автошколу, баловать дорогими вещичками, помочь вам получить образование, создать хорошую семью. Вы меня зацепили чем-то большим, чем просто сладкие малыши, признаюсь честно, — Хисын улыбается; слова даются ему так легко. — Не знаю, почему.        — И, Сонхун? — зовёт он. Сонхун поднимает голову к нему. — Я узнал из твоего личного дела у Сону, что раньше ты увлекался фигурным катанием и очень любишь его. Я хочу отдать тебя туда снова. Я знаю, что это дорого стоит… костюмы, коньки, — растерянно перечисляет он. — Я всё оплачу. Хочу, чтобы ты был более раскрепощённым и радостным.       Хисын понимает, что попал в яблочко, когда видит, как светлеет красивое лицо Сонхуна и сверкают оживлённым блеском его узкие острые глаза, тёмные и холодные. — Я… — альфа сжимает губы. — Спасибо, господин Ли.        — Всё что угодно для моих сладких солнышек, — Хисын улыбается; старший держит путь к дивану, чтобы присесть перед альфами на корточки. — И давайте перейдём на имена. Для вас я просто Хисын.        — Просто Хисын? — в полуосознанном состоянии хрипит Джеюн, переспрашивая. Хисын кивает.        — Просто Хисын на «ты». Но могу быть и принцессой, — он подмигивает удивлённым юношам. — Вы не прогадали, это моё любимое прозвище. И это всё, — он приподнимается, чтобы мягко поцеловать Джеюна в щёку, а после, немного подумав, касается мягкими тёплыми губами и впалой щеки Сонхуна. — Моё осознанное решение. Если хотите его оспорить, — на его губах играет яркая озорная улыбка. — Можете попробовать.        — Нет, господин Ли, — сипит Сонхун. — То есть… Прости, Хисын, — уклончиво исправляется он, когда Хисын окидывает его быстрым укоризненным взглядом и кривит губы. — Мы… мы согласны.       Джеюн убеждённо кивает, смущённо улыбаясь. Их лица сияют на солнце, а смех Хисына, любующегося ими, наполняет яркий летний воздух.