Кодекс чести

Tom Jones. Sex Bomb       Перспектива явления «свидания с Ли Хисыном» звучала во много раз лучше, чем просто «Ли Хисын». Другое дело в том, что Сонхун и Джеюн на свиданиях, сколько себя помнят, ни разу не были.       Да, их, эм… приглашали клиенты, приглашали в кафе или рестораны; тогда Сону распоряжался, чтобы персонал визажистов публичного дома — обычно компания леди — собирал их, подкрашивал и отправлял восвояси. До встречи в лучшем дне, будем когда вернёмся, как говорится. Но, если честно, чаще место за пределами борделя, в которое они выбирались — номер того или иного отеля.       Не сказать, что это было ужасно, но теперь всё по-другому. Тогда они были проститутками, даже не по своей воле предлагающими каждому экскурсию в дебри собственного организма, а теперь они парни Ли Хисына.       Боже мой. Они бойфренды Ли Хисына!       Они, Пак Сонхун и Шим Джеюн, которые даже его мизинца недостойны! Ну, по крайней мере, так они считали. У Хисына ведь никогда не было молодого человека, не было того, с кем он хотел бы посещать богатые вечера или красные дорожки; на публику он высказывался коротко и чётко: вряд ли достойный альфа когда-нибудь появится.       Тем не менее, сейчас Хисын пригласил их на свидание первым. Он пригласил Сонхуна и Джеюна на свидание в элитном ресторане, и он носит только начинающего развиваться, но всё же ребёнка Джеюна. О, Боже мой.       Поверить в это было сложно, действительно сложно, однако времени размышлять уже не было — но поняли альфы это только тогда, когда роковой пятничный вечер наконец наступил. Хисын не выходил из своей комнаты, откуда доносилось шуршание многочисленной одежды, ворохом падающей на огромную королевскую кровать, — не хватало только пронзительных возгласов: «Мне нечего надеть!», драматичных и жалобных — стук кисточек о кейсы для косметики и порой льющейся сладким голосом непрекращающейся нецензурной брани. Если честно, они ожидали, что Хисын устроит показ мод, однако тот не раскрыл своего сегодняшнего образа. Отчего, тем не менее, было ещё интереснее.       И Джеюн не знал, как Сонхун, но лично он как мог старался сохранить серьёзное выражение лица, источающее лишь спокойствие и абсолютно подавляющее совершенную паническую нервозность внутри, ёрзая перед зеркалом на стуле в своей комнате.        — Хёнджин, по-моему, я выгляжу убого.        — Вы выглядите хорошо, господин Шим, — просто отвечает Хёнджин, садовник Хисына, отвечающий в том числе и за порядок внешнего убранства особняка. — Ваша укладка придётся по вкусу господину Ли. Могу выразить вам уважение за то, что вы не зря проворачивали здесь танцы с бубном с утюжком два часа кряду.       Джеюн усмехается, с нервной улыбкой откидываясь на широкую спинку крепкого деревянного стула. С тех пор, как слуги Хисына поняли, что эти двое с Сонхуном у него в почёте, они начали относиться к ним заметно уважительнее, нежели раньше; может, действительно были приятно удивлены тем, как быстро из «шлюх» альфы превратились в бойфрендов одного из самых известных и состоятельных людей во всей Южной Корее, а может просто боялись получить взашей от господина Ли — кто их знает.       По крайней мере, прямота — это их единственный плюс.       Джеюн оглядывает себя исподлобья вновь в гладкой поверхности блестящего зеркала. Он нервно проходится кончиками длинных узловатых пальцев по приятной на ощупь рубашке из чёрного бархата, обтягивающей широкую грудную клетку, мерно вздымающуюся и тем самым слегка колышущую повязанный под шее возле воротника бархатный пышный бант из шёлка, увенчанный обрамлёнными серебром драгоценными камнями.       Чёрный пиджак подчёркивает изгиб широких плеч, делая их более крепкими и угловатыми, а классические брюки в цвет облегают сильные стройные ноги. Пальцы, обрамлённые несколькими массивными перстнями, вытащенными из перерытой сверху донизу впервые за всё время пребывания в этом доме шкатулки с драгоценностями, едва касаются двух бриллиантовых брошей, не массивных, но контраст создающих на одной из пол пиджака. Тёмные серёжки в ушах поблёскивают аккуратно огранёнными чёрными бриллиантами, а имитация пирсинга на губе в виде немного неаккуратно выплавленного серебряного украшения подчёркивает чувственные лепестки алых губ, подкрашенных увлажняющей помадой.       Хэрин помогла ему завершить макияж, подчеркнув глаза нежными бледно-персиковыми тенями и вытянув вбок небольшими стрелками — Джеюн знает, никто в этом доме не справился бы лучше неё, включая и его, который никогда не красился сам, поэтому доверил ей такое кропотливое дело. И он оказался прав! Сегодняшний макияж был одной из деталей, что создавали загадочный, но блядски горячий образ. Да, он не жалел.        — Хён? — он слышит голос Сонхуна будто сквозь воду. — Ты готов? Я могу зайти?       Рассеянно обернувшись к выходу из комнаты, через приоткрытую дверь старший альфа замечает Сонхуна, прислонившегося к дверному косяку. Хёнджина на горизонте уже не видно; кажется, садовник спешно удалился, ведь, зная их, понимал, что в дальнейшем он может застать информацию, которую не хочет знать или слышать вообще.       Джеюн просто пожимает плечами. — Как хочешь.       Получивший разрешение, Сонхун проскальзывает в комнату. Он дёргает за ручку двери, не удосужившись даже прикрыть её за собой до конца. Младший альфа выглядит проще, но оттого не менее притягательно: оборки белоснежной рубашки, тянущиеся от её плотного воротника вниз, обрамляют собой причудливый галстук с белой вставкой. Чёрный пиджак, обнимающий широкие плечи и мускулистые натренированные руки, поблёскивает позолоченными пуговицами, являющими собой скорее шарм, нежели полноценную застёжку. Сонхун растерянно поправляет за шлёвки брюки в цвет пиджака, с завышенной талией, не затянутые ремнём; в глазах Джеюна аж искрятся блики, отражающиеся от его чёрных лакированных туфель.       Сонхун решил не отягощать свои красивые длинные пальцы множеством перстней, поэтому сейчас на каждой из них красовалось всего лишь по паре невычурных колец из белого золота, выложенных драгоценными камнями. Его пухлые бледные губы были едва подчёркнуты матовой помадой светло-коричневого оттенка, острые тёмные глаза подчёркнуты подводкой, а нанесённый ровным слоем на гладкую кожу лица тональный крем не скрывал выделяющуюся на боковине носа родинку.       Кажется, он надел более светлые линзы, что было понятно благодаря изменившемуся цвету его раньше более тёмных глаз. Джеюн глядит в зеркало на себя, осматривая свою тёмную бирюзово-голубую благодаря тем же дорогим линзам радужку, а после тяжело выдыхает.        — Ты даже серёжки не стал вдевать! — жалуется он. — Мне бы твою красоту, — в ответ Сонхун удивлённо усмехается:        — Ты и так красивый, хён, — Джеюн фырчит, когда альфа складывает руки на груди, опершись о дверной косяк. — Мне просто… некогда было, — Сонхун сконфуженно ведёт плечом. — Я изучал столовые приборы, которые обычно дают в элитных ресторанах.       Джеюн удивлённо косит глаза на него. — Серьёзно? Ты не мог заняться этим раньше?        — Я готовился к вступительным экзаменам, если хочешь, — Сонхун закатывает свои красивые глаза к выбеленному потолку комнаты лучшего друга.        — Ладно-ладно! Я тоже, вообще-то, — с досадой замечает он. — И ты смог что-нибудь для себя почерпнуть из гайда по пользованию столовыми приборами? — любопытствует Джеюн с искренним неприкрытым интересом. Он подпирает ладонью подбородок, опершись локтем о столешницу туалетного столика, и голову вбок склоняет, закинув ногу на ногу.        — Нихрена, — в ответ фырчит Сонхун. — Я только запутался ещё больше. Но я всё равно постараюсь воспользоваться новоприобретёнными знаниями по факту.        — Почему бы просто не следовать инструкциям Хисына?        — Потому что он приказал не вести себя как новорождённые оленята! — Сонхун всплескивает руками. — И я советую тебе дышать только когда прикажут, иначе придёт большая мама и пояснит, в чём была ошибка, — он хмыкает, рассеянно и будто бы слегка агрессивно поправляя полы своего дорогого пиджака. — Я понимаю, ты надеешься оказаться в слепой зоне из-за его огромной груди, но поверь, если что, Хисын будет довольно точен в своих ударах.       Кажется, в этот момент перед его глазами в деталях вырисовываются картины того, как Хисын вскидывает свою тонкую изящную руку, чтобы хорошенько шлёпнуть его по затылку; но и Джеюн не отстаёт — та пощёчина всё ещё остаётся невесомым, фантомным, но до ужаса противным ощущением, рассыпающим мурашки по коже и звенящим в ушах.       И как он мог заикнуться об аборте?.. Теперь Джеюн понимает, насколько Хисыну, вероятно, было обидно; и сам укол в сердце чувствует, понимая, что с его подачи его будущий ребёнок мог бы так и не появиться на свет.        — М-да… ты прочувствовал это сполна, — насмешливо бормочет Джеюн, сдувая небрежно уложенные пряди тёмной чёлки со лба. — Но я и сам понял, насколько у него рука тяжёлая.        — Заслужил, — с фырканьем просто отвечает Сонхун. — Ты. А я чем? Когда он уже поймёт, что я не пиньятка и конфетки с меня не валятся?..       Джеюн тихонько хохочет, прикрывая рот большой ладонью с краснеющими на тыльной стороне выступающими из-под грубой тонкой кожи костяшками пальцев. Он поправляет телефон, покоящийся во внутреннем кармане пиджака. Ему действительно нравится свой новенький белый айфон, как и Сонхуну — его. Учитывая то, что раньше им приходилось только облизываться перед экранами телевизоров, глядя на рекламу дорогих телефонов, поверить в своё счастье было сложно.       Они думали о том, какие сумки можно было бы взять в ресторан, но Хисын сказал, что лучше не брать ничего. Он ведёт машину, берёт кошелёк в сумочку — он за всё платит; им нет нужды собирать багаж.        — Который час? — спрашивает Сонхун; вытянув шею, со склонённой головой он наблюдает за тем, как Джеюн зарывается в пиджак. Выудив телефон, старший альфа стучит по экрану блокировки.        — Полдевятого, — отвечает он, приглядываясь к горящим на экране телефона цифрам.       Сонхун в ответ лишь мычит с благодарностью — кажется, пора идти. Джеюн засовывает гаджет в карман, а после поднимается со стула и спешно следует за Сонхуном, чтобы как можно скорее спуститься на первый этаж. …       Они боялись, что могут заставить Хисына ждать, но ситуация сложилась ровно наоборот. По словам самого омеги, он не опаздывает — он задерживается, поэтому у них не было выбора, кроме как на часы нервно поглядывать, ожидая, пока его высокая фигура покажется на лестнице или из любого уголка особняка: откуда бы то ни было.        — …о, вы уже здесь? Я думал, вы придёте позже меня.       О, наконец-то! Обернувшись словно по команде, альфы ожидают чего угодно: Хисын ведь не давал им знать, что именно он хочет надеть, лишь рассказывал, что платья не носил уже очень давно, — наверное, ещё с того момента, как ходил со своим природным цветом волос, а было это около полугода назад — в то время как юбки и вовсе не особо любил. Поэтому они ожидали увидеть деловой костюм или вроде того, однако…       Полные бёдра, плавно переходящие в мягкий изгиб поясницы, перевязаны тянущейся по бокам тонкой шнуровкой. Обнимающие плавную линию тонкой талии, они удерживают собой подол, струящийся между тонких гладких длинных ног, чья медовая кожа сверкает благодаря нанесённому на неё блестящему консилеру, прямо в пол. Невысокая горловина наполовину прикрывает остро выступающий тонкий кадык, задняя часть подола едва прикрывает середину ягодиц, давая представление о явном отсутствии под платьем нижнего белья.       Тонкая на вид, но при этом дорогая плотная ткань чёрного цвета очерчивает мягкие линии большой груди, круглой и упругой, мягко лежащей в ткани платья без рукавов. Шнуровка обтягивает пухлые бёдра, отбрасывая размытые тени на выступающие тазовые кости. Омега оттягивает пальцем платье, обнимающее изгибы тонкой талии, задевая резинку, хлопнувшую о гладкую кожу со звонким шлепком, длинными ногтями, наманикюренными однотонным нюдовым тоном пастельного оттенка.       Лаковые коленки не скрыты длинными сапогами на массивной тракторной подошве, отдающимися гулким стуком в высоких стенах особняка при каждом шаге. Тонкие верёвочки шнуровки аккуратно завязаны возле основания, теряясь на фоне начищенных до блеска ботинок из натуральной кожи, высоких и наверняка безумно дорогих. Недлинные серёжки Хисына, вдетые в уши, свисали, поблёскивая небольшими драгоценными камнями; блондинистые волосы, мягко пушащиеся благодаря многочисленным уходовым процедурам, были уложены на две стороны, шторкой спадая к бровям.       Большие кукольные глаза, блестящие в свете ламп просторной прихожей первого этажа множеством бликов, были аккуратно подведены стрелками с загибающимися вверх кончиками и подчёркнуты слабо выделяющимися бледно-розовыми тенями, а чувственные мягкие губы оказались выделены пастельным оттенком персиковой помады, а на пальцах рук, придерживающих аксессуар в виде сумки, поблёскивали едва заметные золотые кольца, сливающиеся со сверкающей карамельной кожей. Неизменная тиара сияла в волосах светло-розовым, как вишенка на торте.       Хисын хлопает длинными накрашенными дорогой чёрной тушью ресницами, на мгновение прикрывая изменённые бледными серо-зелёными линзами глаза, и с мягкой улыбкой громко защёлкивает застёжку небольшой чёрной кожаной сумочки бренда Michael Kors. Серебряная цепочка, выступающая в виде аксессуара на ней, бренчит приятным звоном, трясь о ткань платья, натянутую на его бедре.       И, чёрт возьми, грёбаный ты Бог. Сонхун и Джеюн теряют дар речи. Им кажется, что тело стынет, оцепеневшее, а в горле пересыхает. Внезапно они, тщательно подготавливающие свои образы на протяжении нескольких часов кряду, становятся ничем по сравнению с блистательным великолепием Хисына, что выставляет вперёд одну из ослепительных тонких ног, обрамлённых ботинком на шнуровке, и мило, немного дразняще склоняет голову вбок.        — Я уже так давно не надевал платья, — выдыхает он с сожалением. — Но подумал, что для такого случая не грех.        — …мне казалось, что эти платья сделаны для омег с маленькой грудью, — цедит Джеюн сквозь плотно сжатые зубы. Если бы Хисын взглянул чуть ниже, ему бы не составило труда увидеть руку, нервно теребящую ткань кармана брюк.        — Ты прав, детка. Само по себе это платье дешёвое, — Хисын пожимает худыми плечами. — Но мне шили его на заказ для моего размера груди из более качественной ткани, поэтому мне оно обошлось в несколько раз дороже, — он оглаживает альф коротким заинтересованным взглядом. — А вы не отстаёте от меня, я вижу. Какие красавчики! У вас, оказывается, очень даже есть вкус, — его красивые мягкие губы растягиваются в усмешке. — Я приятно удивлён.        — Ты без нижнего белья? — бормочет Сонхун сквозь зубы, после тут же прихватив ими пухлую нижнюю губу. Хисын хихикает, озорно и игриво:        — А как я должен впихнуть его под эту шнуровку? — фырчит омега. — Конечно, это платье носится без нижнего белья. Это не первый мой выход на публику в откровенном образе. Пойдёмте?       Переглянувшись, альфы коротко кивают, и уста Хисына плавятся в мягкой улыбке. Обогнув их изящными движениями, омега направляется к выходу из особняка, мягко виляя покачивающимися при каждом движении бёдрами. Натянутая на ягодицы ткань трётся о них с каждым шагом, наполовину обнажая округлый изгиб гладкой кожи пухлой задницы.       Джеюн очухивается только тогда, когда чувствует рывок; Сонхун тянет его за собой за рукав пиджака, призывая не медлить. Размеренный стук тяжёлой подошвы Хисына, словно массивными каблуками, гулко отдаётся в помутнённом изумлённым возбуждением сознании, когда старший альфа тяжело притискивает младшего к своему боку и яростно шепчет:        — Блять, чувак, я думал, я кончу прям там.        — Я в ауте с него, — негромко доносится от Сонхуна спустя недолгое время. — Он выглядит гораздо старше и горячее в этом платье. Прям как… милфа.       Джеюн хихикает, чем заставляет Сонхуна непроизвольно усмехнуться и коротко глаза закатить. — Мамочка? — Сонхун мычит, в его тоне скользит озорство. — Хотя ему всего двадцать пять. Но блять, в этих ботинках он ещё выше. Ёбаный свет, теперь он выше меня почти на голову.        — Если бы он действительно был такого роста, смотря на вас со стороны, я бы подумал, что чихуахуа пытается трахнуть добермана, — шепчет в ответ Сонхун. Задохнувшись от возмущения, Джеюн грубо бьёт его в плечо, уловив чутким слухом то, как Сонхун прыскает в кулак и прикрывает рот рукой, пытаясь ладонью спрятать улыбку.        — Я всё слышу, — неожиданно бросает Хисын, даже не обернувшись.       Что ж, ладно, возможно, они были слишком наивны, перешёптываясь за его спиной; однако, несмотря на то, что в голосе Хисына улыбка скользила, Сонхун и Джеюн всё равно глаза в пол оба спешно потупили и послушно поспешили за возвышающейся над их макушками худой фигурой омеги. …       Недавно Хисын захотел себе новую машину. Видите ли, те, что он подарил своим альфам, ему нравились, но такой марки у него уже были, а хотелось чего-то нового всё равно. А прихоти такого омеги, как он, должны исполняться рано или поздно! Поэтому ему не составило труда съездить в автомобильный салон неподалёку от центра города и взять себе ещё одну; на этот раз Сонхуну и Джеюну была предоставлена возможность вживую рассмотреть внешний вид и внутреннее убранство блестящего чёрного Майбаха.       И, чёрт возьми, такую машину невозможно было назвать ничем иным, кроме как Рай на Земле. Её просторный салон был обит белой кожей, включая и подставки для ног, которыми были обустроены мягкие задние кресла. Подлокотник между ними был обустроен всеми удобствами, включая экран встроенного планшета, где можно было с лёгкостью включить фильмы или музыку, а лишь подняв его, можно было включить себе подогрев, кондиционер или освободить место для стаканов с напитками.       К креслам передних сидений также были прикреплены планшеты, встроенные в их каркас, что позволяло включить на них что угодно во время, например, долгой поездки, что позволяло скоротать время. Салон был обнаружен множеством удобств и поблёскивал благодаря подсветке, что создавала приятную атмосферу внутри; ненавязчивый аромат сладкой ваты лёгким шлейфом тянулся через весь автомобиль, и это было ничем иным, как наслаждением.        — Ну что, как ваша подготовка к экзаменам? — мимолётно интересуется Хисын, выруливая с парковки перед особняком. Двери гаража медленно закрываются за ним.       Обмякшие в удобных креслах, альфы даже не сразу улавливают суть вопроса, но стоит Хисыну с нажимом повторить, Джеюну приходится взять себя в руки, чтобы ответить первым.        — Ну… — робко начинает он, подбираясь на сидении. — Я прорешал уже большую часть вариантов из того сборника, который вы- — он осекается под взглядом Хисына, в котором смешки плещутся, и быстро исправляется. — Который ты мне купил. Пока дела идут нормально, в тех заданиях я не допустил ни одной ошибки. Профильную математику мне подтягивать и не нужно.        — А ты, крошка? — Хисын косит глаза на молчаливого Сонхуна, который слегка поджимает губы.        — Тоже решал варианты. Я успел просмотреть все вебинары в том онлайн-курсе и решить все задания после них. Я надеюсь, во вступительных экзаменах задания будут примерно такие же.        — Похвально, — Хисын удовлетворённо кивает. Что-то тёплое разливается внутри у обоих при виде его мягкой улыбки. — Я рад, что не ошибся в вас. Сонхун, по поводу твоего фигурного катания… — Сонхун настороженно наклоняется чуть ближе. — Если ты говорил, что не хочешь заниматься с остальными. На неделе я съезжу в арену в обед, переговорю, чтобы найти для тебя отдельное место. Если захочешь заниматься с тренером, участвовать в соревнованиях — говори мне, я всё устрою.        — Хорошо, — выдыхает Сонхун. — Спасибо, принцесса.       Не отрывая внимательного взгляда от дороги, Хисын к прозвищу вроде бы и безразличен, но, стоит немного приглядеться, и можно увидеть, как уголки его губ щекочет радостная улыбка. И Сонхун совершенно точно не даёт себе мысленно пять при виде этого, нет.       Молчание, сгустившееся в воздухе, не робкое и не неловкое впервые за долгое время, проведённое альфами у Хисына. Теперь то, как они едут, слегка покачиваясь, в тишине, наслаждаясь переплетением неярких запахов, создаёт уют, обдающий их тела подобно лёгкому ветерку и заставляющий головы сладко кружиться. Руки альф то и дело с любопытством неумело ощупывают салон, изучая подушечками пальцев его дорогое наполнение, и Хисын не может не смеяться про себя. Они действительно выглядят как новорождённые оленята, но, может быть, роскошная жизнь — не самая плохая плата за всё, через что им пришлось пройти.       То, что действительно разжигает огненное пламя страсти внутри — перерыв, связанный с тем, что они встают в небольшую пробку, находясь уже ближе к центру города. Это и неудивительно: в час-пик в этот роковой пятничный вечер в корейском мегаполисе полно машин на дорогах.       Солнце, склонившееся к закату, медленно уступает право тёмно-голубым облакам, начинающих заволакивать подёрнутое синей дымкой небо. Очевидно, в этот раз они вернутся домой более чем поздно. Притиснувшиеся ближе друг к другу, с опаской Сонхун и Джеюн наблюдают за Хисыном. Ткань платья, прижатая его ягодицами, скручивается на бёдрах, обнажая гладкую кожу по сантиметру и давая и так явное представление о миниатюрных пропорциях его фигуристого тела. Хуже становится, когда Хисын закидывает ногу на ногу; кажется, шнуровка уже готова затрещать по швам под давлением сексапильного изгиба его ослепительных бёдер.       Со вздохом Хисын откидывается корпусом на широкую спинку кожаного сиденья. Его ровный профиль очерчен мягкими линиями, и кончик курносого носа оказывается вздёрнут высоко, когда в ожидании он лезет в сумочку, оставленную на соседнем сидении, чтобы взглянуть на время в телефоне. И, чёрт возьми, этот бесполезный кусок ткани в виде заднего подола платья между его ног ничем не помогает: аппетитная задница омеги практически обнажена, а круглые ягодицы подпрыгивают в воздухе, когда рывком он возвращается на своё водительское сиденье. Машины в ряду трогается с места, и в этот момент Хисын, как в самых забавных комедиях, поправляет свою сочную грудь, подтягивая её руками, прежде чем вновь опустить небольшие ладони на руль.       Джеюн кидает взгляд на Сонхуна исподлобья, который с силой сжимает губы и прижимает друг к дружке колени, намереваясь немного успокоить свой начавший наливаться кровью дёрнувшийся в ткани брюк член. Джеюн бы засмеялся над ним, если бы его собственное состояние прямо сейчас не оставляло желать лучшего. Украдкой он пробирается ладонью к своему члену, сжимая, надеясь, что Хисын слишком сосредоточен на дороге, чтобы заметить.       Наивные, чёрт возьми.        — Боже мой, такие чувствительные, — соблазнительный тон голоса, капающего в уши, словно мёд, заставляет их вздрогнуть практически в унисон. Хисын покачивает ногой, давящей на педаль газа. — Такие слабые перед красивым омегой. Хотите посидеть рядом, не так ли? Или, может быть, — его прищуренные кукольные глаза сверкают игривой хитрецой. — Предпочли бы сесть ко мне на коленки?       Блять. Блять, блять, блять.        — Мне так жаль вас, — с напускным сочувствием Хисын дует свои маленькие пухлые губы. — У вас такие большие члены, что даже не получится скрыть то, как быстро они встают. Я знаю, издёвкой будет, если я не трахну вас в машине прямо сейчас, — Сонхун и Джеюн напряжённо замирают, стоит им услышать врезавшийся в уши нежный смех. — Но мне нравится издеваться над вами. Так что успокаивайтесь быстрее, пока мы не доехали до ресторана.       Подмигнув в зеркало заднего вида, он мимолётно облизывает губы кончиком языка, а после, хмыкнув, с усмешкой возвращает свой взор к дороге. До ресторана ещё несколько грёбаных километров.

⊹──⊱✠⊰──⊹

       — Господин Ли, рад снова приветствовать вас, — улыбчивый официант, альфа, судя по ненавязчивому запаху алоэ, с большими пухлыми губами и круглым лицом, очерченным острыми линиями, наклоняется ближе к их забронированному на троих столику. Его тёмные волосы, уложенные в очаровательном беспорядке, спадают на лицо, и Ёнджун, если верить бейджику на рубашке, ворча, заправляет их назад, подняв очки. — Так давно вас не видел! Вам и вашим спутникам, — он косит глаза на Джеюна и Сонхуна, что ошарашенно оглядываются по сторонам. — Принести каждому по отдельному меню?        — Джун, не будь таким драматичным, — Хисын с усмешкой закатывает глаза. — Меня не было здесь всего месяц, но ты знаешь, дела с компанией. Да, нам каждому по меню, пожалуйста.        — Будет сделано, — Ёнджун спешно кивает. Однако Хисын, немного насторожившись, с небольшой усмешкой наблюдает краем глаза за тем, как официант наклоняется к его уху. Он уставляется на платье, в той области, где тёмная ткань натягивает живот. — Господин Ли, у вас… есть животик?        — Ёнджун, я не собираюсь говорить тебе прямо сейчас, беременный я или нет, — лицо Хисына озаряет дерзкая, немного снисходительная улыбка.        — Хорошо-хорошо! — официант фырчит, тут же спешно отстранившись, и размахивает руками. — Но это здоровый интерес, я ничего не могу с собой поделать. Вы пришли с альфами, в достаточно откровенном образе, — хмыкнув, он рассеянно оглядывает внутреннее убранство ресторана. — И вас сто процентов уже кто-то сфотографировал.        — Мне ли не всё равно, — Хисын пожимает худыми плечами, неспешно закинув ногу на ногу. — Пускай фотографируют, трещотки. Я пришёл сюда на свидание, а не на интервью.       Поклонившись, Ёнджун понимающе кивает и удаляется спешно в направлении к барной стойке, чтобы взять оттуда три тонкие книги, содержащие в себе меню. Коротко проследив за знакомым альфой неопределённым взглядом, Хисын выпрямляется на стуле. Он не может придавить губами растягивающую их снисходительную улыбку, глядя на то, как удивлённо альфы озираются по сторонам, разглядывая просторное помещение элитного ресторана, куда он частенько любит заезжать и уже числится как постоянный клиент. Ему даже скидку делают, что забавно со стороны; однако мелочь, а приятно.       Здание ресторана снаружи больше похоже на один из торговых центров мегаполиса, выложенных сверкающими тёмными плитами, а внутри, к удивлению, выполнено и вовсе в античном стиле. Однако гипсовые колонны не умаляли, напротив подчёркивая резные выступы высокого потолка, под которым в строгом порядке были прикреплены отдающие слабым светом бледно-оранжевые софиты. В большом зале круглые столы с плотными белоснежными скатертями в пол были украшены непышными букетами пастельных роз, стоящих в прозрачных вазах, а мягкие удобные кресла с высокими спинками ласкали приятной обивкой.       Зону для отдыха, отгороженную от столиков, по периметру украшали бледные лампы. Приглушённый свет создавал в помещении лёгкий полумрак, навевая интимную и немного таинственную атмосферу. Может, они могли бы сравнить это с красным бархатом; и они точно не знали, почему, но под подушечками пальцев будто бы струился мимолётным ощущением бархат, и всё вокруг пылало роскошью.        — Здесь даже воздух с запахом успеха, — одними губами выдыхает Джеюн едва слышно.       Хисын посмеивается, глядя на альф, поедающих глазами внутреннее убранство ресторана. Он к таким зрелищам уже привык, но эти двое сейчас выглядели как выпущенные своим хозяином на улицу маленькие любопытные котята, и это, надо признаться, больше забавляло, чем раздражало. Конечно, далеко не каждый среднестатистический обыватель может позволить себе поход в такое заведение. Они в очередной раз убедились, что им чертовски повезло.       Официант — какой-то другой, уже не Ёнджун, и гораздо более молчаливый — приносит им меню. С улыбкой кивнув ему в знак благодарности, Хисын одаривает работника ослепительной улыбкой. Он отдаёт книжки Сонхуну и Джеюну, которые берутся за них с такой аккуратностью, словно бы сейчас держат в руках килограммы золота-бриллиантов, не меньше.       Хихикнув, Хисын решает дальше их не смущать и погружается в выбор. Может, заказать себе карбонару и кусочек торта?.. «Красный бархат» — его любовь, но «Сырно-клубничный кейк» — ещё один фаворит с недавнего времени. Хисын строго соблюдал наказы врачей о том, что нельзя есть и делать во время беременности, и относился к этому со всей серьёзностью, поэтому в сторону алкоголя даже не смотрел.       В конце концов, Хисын решает остановиться на этом варианте, в качестве напитка выбрав грушевый лимонад. Он уже хочет спросить о том, как обстоят дела у альф, но, подняв глаза, оказывается более чем удивлён: Сонхун и Джеюн, застывшие напротив открытых книг меню с ошеломлёнными лицами, не могут произнести ни слова. Губы старшего альфы искривлены в непонимании, а младший хмурит густые брови, всматриваясь в блюда перед собой широко распахнутыми глазами.        — …Хисын, — наконец, подаёт голос он. — А что такое «Тарт татен»?        — Эм, — изумлённо отвечает Хисын. — Ну, это французский перевёрнутый пирог…        — А что за суп «Буайбес»? — осторожно интересуется Джеюн, уже удивляясь причудливому названию.        — Это суп с креветками, состав читай, дуся! — раздражённо фырчит Хисын. С досадой он подпирает голову рукой, опершись оголённым локтем о столешницу. — Он в разделе французской кухни, а там почти всё готовят с морепродуктами! Я же просил вас хотя бы немного изучить меню ресторана на сайте, вы что, даже этого не додумались сделать?       Почти в унисон, словно по команде, Джеюн и Сонхун переглядываются, а затем оба глаза в пол опускают. Впалые щёки Джеюна розовеют, а Сонхун, сжав губы, потирает нервозно рукав своего дорогого пиджака.       Хисын обречённо выдыхает, прежде чем с досадой сжать переносицу. О, Господи, Боже ты мой. Очевидно, эти двое не в курсе, что в принципе относится к французской кухне — да и к любой другой, если хотите.       Что ж, ладно. Они ведут себя настолько неумело и даже не пытаются держать новоприобретённый статус, что Хисын понимает: Сонхун и Джеюн — полные невежды. И это, безусловно, не их вина; может быть, родителей или раннего ближнего окружения. Конечно, альфы более ориентированы в среде обитания среднестатистического человека, а возможно и больше приближены к бедному классу населения, учитывая небольшое количество информации, которую Хисын знает об их прошлом.       Им повезло, что они попали в такую ситуацию. Не повезло, что они попали к Хисыну, который их спас и в благородство играть не будет. Ну, ладно, может быть, трахнут его — и они в расчёте.        — Хорошо, — наконец, решает Хисын, привлекая внимание альф. — Я не сержусь на вас, вы тоже меня простите. Я просто немного эмоционален… ну, вы понимаете, — он мимолётно прикладывает руку к своему животу, и альфы прослеживают за ним щенячьими глазами. — Вообще, тут не только азиатская кухня. Есть и, эм, европейская… Франция, Италия, я могу много примеров привести. Но может, тогда просто закажете роллы? — он просто пожимает плечами. — Проверено и не выплюнете, если не понравится. Чтобы, это… не позориться, — уже тише добавляет омега.        — Дак тут на роллы цены вообще конские! — свирепо бормочет Джеюн громким шёпотом. Схватившись за меню, он разворачивает книжку к Хисыну и тычет в строчку с прайсом своим тонким длинным пальцем. — Вы чё, блять, ебанулись? Пятнадцать тысяч за восемь штук? Они из золотой собаки нахуй?! У нас в тц возле дома можно было десять за три с половиной взять!..       И вкупе с тем, как Сонхун, сидящий рядом с упорно пытающимся доказать что-то Джеюном, с абсолютно непонятливым взглядом впивается глазами в меню, Хисын начинает смеяться. Прыснув в некрепко сжатый кулачок, омега тихо хохочет, одной ладонью прикрыв маленькие розовый губки, а другой — держась за свой живот.        — Это бренд, сладость, — поясняет он возмущённому Джеюну сквозь смех. — Элитное заведение. Тут всё дорого.        — Да… говна, — фырчит Джеюн в ответ в конечном итоге, с хлопком отложив меню на стол.       Хисын любовно улыбается. Придвинувшись чуть ближе, так, чтобы налечь грудью на стол, омега мягко подпирает челюсть ладонями и о столешницу локтями опирается. С удивлением переведя глаза вниз, Сонхун и Джеюн обнаруживают, что его круглая грудь, прижатая руками, по столу елозит, и выглядит это зрелище настолько ошеломляюще эротично, что заставляет сглотнуть и тут же взгляд вверх перевести, на его лицо. Сонно прищурив глаза, Хисын любуется острыми чертами лиц альф, искажённых непониманием, и улыбается.       Очевидно, что он пришёл сюда не только поесть и провести время вместе, но и пофлиртовать со своими новоприобретёнными (во всех смыслах этого слова) бойфрендами. А что делать Сонхуну и Джеюну? Ну, они могут пихнуть омегу под столом. С одной стороны, ему это даже нравится, но с другой, он может встать, и если он пихнёт, тут уж им придётся собирать себя по костям.        — Если вы не ответите, я просто закажу вам Филадельфию и возражений не приму, — сладко бормочет Хисын, окутывая альф своим голосом, капающим вязко, как мёд.        — Х-хорошо, — лепечет Джеюн; они оба не в силах вырваться из плена его взгляда.       Хисын не соврал. Он заказал каждому по набору роллов и освежающему апельсиновому лимонаду, а себе взял то, что и планировал. На ожидание должно было уйти около двадцати минут, и за это время у них были шансы поболтать.        — Так… — Хисын бездумно оглаживает кончиками пальцев цепь своей сумочки, легонько царапая её ноготками, как кошечка. — Я хотел бы поговорить с вами по поводу нашей дальнейшей жизни, — альфы напрягаются. — Главный вопрос, который у меня был… Вы не против, ну, отношений втроём? — омега с тревогой прихватывает зубами нижнюю губу. Вроде бы, он здесь босс, но на самом деле трепещет от ожидания ответа. — Я думал об этом, и я человек публичный. Не то чтобы я сам этого хотел, но мне приходится взаимодействовать со СМИ. Но вы, — он кивает в их сторону. — Должны быть готовы к тому, что о вас будут знать в таком свете.        — Я думаю, я… не против, — Джеюн обменивается с молчаливым Сонхуном, что глаза прячет за тёмной волнистой чёлкой, коротким взглядом. — Я никогда не считал это чем-то обычным, но раньше думал, что это просто не моё дело. Теперь же я думаю, что если мне придётся делить омегу с лучшим другом, — альфа коротко передёргивает плечами. — Я постараюсь это принять. В любом случае, у меня будет ребёнок, — Хисын мычит в подтверждение его слов. — До этого у нас есть время наладить этот… — он мнётся, но быстро берёт себя в руки. — Механизм. К тому же, терять тебя после такого подарка судьбы совсем не хочется, — он озадаченно усмехается. — Мне вообще казалось, что такие двухметровые богини — это не мой уровень, и я упорно в это верил. До тех пор, пока судьба не сложилась иначе.       Омега хихикает, но его лицо светлеет, а глаза сияют от комплимента, что заставляет Джеюна нешуточно гордиться собой. Сонхун вздрагивает, когда Хисын переводит заинтересованный взгляд, в котором любопытство плещется, на него. Младший альфа зябко потирает свои широкие плечи; ему приходится набрать в грудь побольше воздуха, чтобы собраться с силами. — Я очень ревнивый. Если говорить честно, я жуткий собственник, — губы Хисына удивлённо приоткрываются. — Я ненавижу, когда трогают моё. Но ты мне нравишься тоже, поэтому я думаю, чтобы нам было комфортно, я попробую переступить через собственный эгоизм.        — Ты считаешь себя эгоистом?        — В некотором роде да. В школе я был очень популярен. У меня было много… подружек, но все они мимолётные. Мои самые долгие отношения длились четыре месяца. Я помню, как один омега признался мне, но я высмеял его публично и выбросил маленькую открытку, которую он мне подарил в знак симпатии, — кукольные глаза Хисына забавно расширяются. Сонхун качает головой. — Теперь я очень жалею о своём поступке. Сейчас я не такой мудак, но я не верю, что после борделя во мне не осталось тех отрицательных черт характера.        — А как вы вообще попали в бордель Сону? — тихим голосом интересуется Хисын. Конечно, он уже спрашивал, но тогда он и его альфы были знакомы лишь два дня, и они не хотели открывать ему душу нараспашку. Сейчас всё по-другому, и он просто хочет их понять. — Вам всего двадцать лет. Я никогда не видел таких… молодых проституток, — омега сконфуженно втягивает голову в плечи. У него не было других слов, но Сонхун и Джеюн кивают немного невпопад, давая понять, что всё в порядке. — Тот же Джей даже на год старше меня. Вы ведь в одной школе учились, так? — Джеюн коротко кивает. — Как вы там оказались?        — Мы сами туда пришли, — не сразу говорит Джеюн, подперев кулаком подбородок. Он задумчиво устремляет глаза к потолку, будто силясь что-то вспомнить. — Мы лучшие друзья ещё с первого класса, но с каждым годом мы понимали, что наше положение становится всё хуже и хуже. После моего окончания школы моя мать выгнала меня и сказала идти на все четыре стороны. А когда отец Сонхуна, — он сконфуженно косит глаза на Сонхуна, на лице которого лишь холодное выражение. — Повесился, ему ничего не оставалось, кроме как идти работать.        — В борделе не так плохо, — неожиданно вмешивается Сонхун. Он играется с собственными длинными пальцами; взор холодных глаз устремлён куда-то за плечо Хисына. — Там просто заставляют делать вещи, которые ты делать не хочешь. Я никогда не давал своим девушкам оральных ласк, — альфа пожимает плечами, выпятив пухлую нижнюю губу. — Но у господина Кима мне пришлось это делать.        — Со мной ты подтянулся как миленький, — поддразнивает Хисын, стараясь скрыть улыбку изо всех сил.       Сонхун в ответ лишь хмыкает, однако его бледные, почти как молоко, щёки бросает в жар, отчего они тут же покрываются бледно-розовым румянцем. — С тобой проще. Ты мне нравишься.        — Я рад это слышать, — светлые наманикюренные ногти постукивают по столу. — Честно говоря, мне очень жаль вас. В моей семье никогда не было недопониманий и все конфликты решались на месте. Единственное, за что я, может быть, обижен на родителей… — рваный выдох Хисына заставляет альф обеспокоено придвинуться поближе и слушать внимательнее. Хисын никогда не делился с ними своими проблемами, да и вообще не показывал слабости, если не был в течке. Увидеть эту его сторону было… необычно. — Мой старший брат — альфа, но он наотрез отказывался от поста директора компании. Семью хотел очень, — омега невесело усмехается. — Я самый младший в семье, но, на удивление, в этом случае у меня не спрашивали, чего я хочу, хоть отец и всё ещё беспокоился обо мне. Но я рад, что у меня появились вы, — его губы плавятся в слабой, но нежной улыбке. — Правда рад. Я так хочу многодетную семью!..       Хисын мечтательно вздыхает, закатывая свои кукольные глаза, блестящие в свете софитов, к выбеленному рельефному потолку; однако хриплый голос Джеюна заставляет его мгновенно вернуться с небес на землю.        — Ты и правда так сильно хочешь семью? — тихо, словно боясь спугнуть, спрашивает альфа с неким сочувствием. Хисын выдыхает — ему всё ещё сложно, когда дело касается подобных вещей.        — Да, я… Порой я так сильно хотел, чтобы у меня был ребёнок, что даже начал задумываться об искусственном оплодотворении, но, — он выпячивает нижнюю губу и качает головой. — Мне казалось, что я бы не хотел, чтобы мой ребёнок рос в неполной семье. Поэтому я отказался от этой мысли. А потом появились вы. Только нужно решить, как вас с родителями познакомить.        — Ты уверен, что стоит уже сейчас?        — Сладость, у меня будет от тебя ребёнок, — фырчит Хисын с налеганием на последнее слово, отчего Джеюн тут же пристыженно замолкает; прикрыв рот рукой, Сонхун посмеивается над ним. — А ты чего смеёшься? И от тебя будет, — вздёрнув носик, он с превосходством глядит на застывшего Сонхуна, с лица которого мигом сползла улыбка. — И не один. У нас будет много детей, и мы будем жить счастливой семьёй!..       То, с какой невинностью и целомудрием омега углубляется в мечтания, заставляет усомниться в его реальности. Утонувший в грёзах Хисын подобен ангелу: он прижимает ладошки к мягким надувшимся щекам, больше похожим на рисовые пирожки, и мечтательно закатывает глаза вверх. Его маленькие губы растягиваются в мягкой улыбке очаровательного обожания.       Он выглядит таким, таким красивым.       Сонхун с Джеюном переглядываются вновь, но одного взора достаточно, чтобы понять, насколько сильно они очарованы, взбиты и отданы на милость старшему. У них получилось быстрее, чем можно было этого ожидать, но как они могут жаловаться, когда их прелестный, совершенно хорошенький омега похож на фею?       Им комфортно с ним, ведь никогда ещё никто не слушал их так внимательно, оттого и все любовные интересы терялись. Но теперь у них есть тот, кто слушает их с самым взбудораженным интересом, и это подкупает. Кроме того, Хисын, окутавший их своим приятным ароматом, хорошо пахнет — о, грёбаный свет, благослови его Бог, он так чертовски хорошо пахнет.        — Да, я… — Сонхун потупляет глаза в столешницу, чувствуя, как его пухлые бледные губы растягивает мягкая улыбка радости. — Я не против.       Он даже подумать не мог о том, что когда-нибудь ему суждено жить счастливо, не беспокоясь о том, что дома тебя вновь будет приветствовать запах сырости и алкоголя. Мысли о том, как Хисын будет встречать его с ребёнком на руках, улыбающимся, как ангел, или провожать на работу, будоражили и так плавящееся под давлением теплоты, разливающейся в груди, сознание. Он ждал столько лет, когда же ему уже будет суждено стать счастливым, когда его желания исполнятся. Он подождёт ещё несколько годков.        — Принцесса, — негромко зовёт Джеюн. Обратив на него внимание, очнувшийся Хисын встряхивает головой, мило ойкнув. — А как твоя семья отреагирует на то, что твои альфы из… м-м… публичного дома?       Хисын в ответ мычит, не совсем удивлённый таким вопросом. — О. О, — рассеянно повторяет он. — Ну, они всегда были понимающими, несмотря на разногласия. То есть, сейчас, когда я живу один, мы общаемся не так часто, но очень тепло. В конце концов, иногда отец помогает мне с компанией. Я думаю, они хорошо примут вас и тоже будут рады новости о первом с моей стороны наследнике.        — Ты уверен? — осторожно любопытствует Сонхун.       Лицо Хисына озаряется мягкой улыбкой. — Можете не сомневаться, — он оборачивается на мгновение, когда боковым зрением замечает приближающуюся к их столику фигуру с подносами. — О, кстати, наши блюда несут!..

⊹──⊱✠⊰──⊹

       — Ну как? — Хисын наклоняется вперёд, пережёвывая свою любимую карбонару. — Вкусно?       Сонхун и Джеюн, которые съели по одному роллу, пережёвывают дорогую еду со странными взглядами. Их глаза устремлены вниз, а лица искривлены в озадаченном выражении, словно бы они и вправду опытные дегустаторы. Это забавляет.        — Немного солёно, но неплохо, — спустя короткие мгновения пожимает плечами Джеюн. — Хочешь попробовать? — он дружелюбно протягивает палочки, но Хисын лишь качает головой.        — Мне нельзя есть сырую рыбу во время беременности, Юн, — ахнув, Джеюн спешно извиняется и быстро-быстро кивает. — А тебе как? — косится омега на младшего альфу. Сонхун лишь хмурится:        — Мне не нравится.        — М-м, — Хисын тянет, склонив голову вбок. — Для тебя слишком солёно, крошка? — младший альфа слегка кивает, будто бы даже немного удивлённый вопросом. — Хочешь, подслащу?        — Боже, — выдыхает Сонхун тоном, в котором явно читается: «Что на этот раз?» — Как вульгарно, принцесса.       Хисын расплывается в кошачьей улыбке, щуря глаза. Его округлое бедро, упругое и мягкое, бесполезно прикрытое подолом платья, опускается, когда он убирает закинутую на другую ногу. С глухим стуком тяжёлая подошва кожаного сапога на шнуровке приземляется на гладкий пол под столом — благо, скатерть скрывает оголённые ляжки; но недостаточно, чтобы спрятать мягкий изгиб бедра, плавно ведущий к линии промежности.        — Ничего подобного, — Хисын склоняет голову набок. — Кушай, солнце моё. Просто продолжай.       Его длинная нога почти бесшумно, лишь сопровождаясь тихой отбивкой железных наконечников шнурков о сапоги, вытягивается вперёд. У альф — мурашки по коже, когда Хисын откидывается на спинку стула, опуская голову назад. Обнажённое адамово яблоко беззащитно дёргается; омега сглатывает слюну, мнётся на стуле, касаясь мимолётно области между шеей и ключицей, наполовину закрытых горловиной платья. Неотрывно Сонхун и Джеюн наблюдают за тем, как Хисын, лаская ткань одежды пальцами, ведёт ладонью вниз, оглаживая свою соблазнительно выпуклую грудь.        — Я сказал вам есть, — языком он облизывает свои улыбающиеся губы, слегка сминая сжатой в локте рукой груди, зефирно-упругие на вид. — А не пялиться во все глаза, как извращенцы.       Чёрт возьми, да у него игра в двойные стандарты, учитывая то, каким взглядом он сейчас на Сонхуна и Джеюна смотрит, глазами раздевая и уже взором проворно пробираясь к поясам чужих штанов. Они в общественном месте — столик хоть и подальше от остальных, всё равно у всех на виду, если чуть заглянуть за стенку, а он бесстыдно трогает себя перед своими альфами, почти раздеваясь напротив, как будто собираясь устроить собственное стриптиз-шоу. Честно говоря, они бы не отказались на это посмотреть.       Сонхун очухивается первым. Схватив палочки, младший альфа послушно подцепляет ртом один из роллов, которые ему безумно не понравились, и запихивает себе в рот.       Хисын закидывает тонкие руки за голову. Его фигура пышет изяществом, а движения — элегантной роскошью, как тонкое крыло бабочки, дрожащее на ветру. — Хороший мальчик.       Он отпускает это, улыбаясь, заставляя альф чуть ли не подавиться роллами — Джеюн подоспел за Сонхуном. А вытянутая нога играется кончиком носка с брюками Сонхуна на лодыжке. С небольшим усилием Хисын с нажимом ведёт вверх; на его лице — ничего, кроме озорства.       Поперхнувшись, Сонхун сжимает губы, когда Хисын касается кончиком сапога его члена сквозь плотную ткань брюк. Ахнув, он вздрагивает; длинные пальцы, тонкие и сильные, сжимаются вокруг запачканных соевым соусом палочек. Сонхун неосознанно приоткрывает в ожидании рот, разводя ноги ещё шире. Его ствол, дёрнувшийся под стопой Хисына, на пробу давящей на его промежность, моментально наливается кровью, натягивая брюки до упора.       Скосив глаза в сторону, Джеюн потрясённо замирает. Веки широко распахиваются, а полные раскрасневшиеся губы, на которых поблёскивают остатки косметического средства, приоткрываются. Грёбаный Бог… хотя, кажется, обращаться к высшим силам в такой момент будет грехом. Если бы Хисын прямо сейчас проделал то же самое с Джеюном, альфа бы согнул его над этим столом, смахнув ненужные приборы, задрал бы бесполезный кусок ткани в виде тонкого подола и отымел бы до потери пульса, воспользовавшись покорностью омеги, когда дело доходит до полового акта, и отсутствием нижнего белья на нём.       Но это Сонхун, и всё, что он может делать — сжимать губы, пытаясь не застонать во весь голос от коротких, но быстрых движений ногой, стопой лежащей ровно по его длине, застонать грубо и низко.       Красивые кисти больших рук, обрамлённых слабо выпуклыми венами, хватаются и сжимаются вокруг подлокотников кресла. Хисын прикусывает губки, не в силах сдержать собственное ликование: дразняще склонив голову вбок, омега двигает ногой по кругу, массируя член Сонхуна, упирающийся набухшей головкой в ткань дорогих брюк, пошитых на заказ. Изо всех сил стараясь унять гудящее в ушах возбуждение, что заставляет нижний подол платья, постеленный на кресло, сминаться от его сбивчивых движений, а верхний, брошенный между ног, почти промокнуть до нитки, Хисын прикладывает больше силы к пятке. Он самодовольно улыбается, надавливая на яйца, чем заслуживает короткое: «Мхф» от Сонхуна. Чувственное, полуплаксивое, но оттого ещё более приятное тем, что он наконец сдался под его напором и дал Хисыну услышать себя.       Не в силах выдержать, Сонхун растерянно скользит ладонями по своим раздвинутым ногам, чтобы вцепиться в чужую тонкую лодыжку, обтянутую кожей сапог. Однако левая рука тут же на подлокотник возвращается в поисках поддержки, а правая, ослабшая, с меньшей силой оглаживает ногу и коротко скользит пальцами по лодыжке вверх. Крепкая хватка на теле заставляет сердце Хисына затрепетать, а естество — намокнуть ещё больше. Сонхун массирует его лодыжку, тяжело дыша, кажется, уже почти готовый кончить в штаны, жалко и позорно.       Хисын хмыкает. Под его горящим взором Джеюн, сжавший полные раскрасневшиеся губы, рассеянно поправляет металлическую пряжку ремня своими красивыми, обрамлёнными выпуклыми венами руками. Он почти готов расстегнуть ширинку, пытаясь избавить себя от плена возбуждения, жаром обхватившего его из-за развернувшейся перед глазами горячей картины, но всё, что делать может — это сжать себя ладонью. Хисын хихикает слабо, но развязно. Толстый контур члена альфы очерчен тканью брюк, когда Джеюн с коротким утробным рыком обхватывает длинный толстый ствол через штаны и поглаживает свой член, раздвинув ноги подобно Сонхуну.       Они упираются друг в друга коленями, и Сонхун вздрагивает. Хисын чувствует себя победителем, мысленно поправляя зацепленную в светлых волосах, отливающих платиновым оттенком, тиару, от того, что альфы вновь сломались под его напором. И он уже хочет вкусить триумф, наблюдая за тихими содроганиями своих бойфрендов в оргазме, когда Сонхун неожиданно отнимает руку от его ноги и поднимает на омегу холодный взгляд.        — Прекрати. Сейчас же.       Ошарашенный, Хисын застывает на месте. Спустя мгновение его руки медленно опускаются, безвольно свисая по бокам, а нога, замедлившаяся, всё же не прекращает своих движений.        — Омега, — предупреждающе рычит Сонхун, используя свой командный голос. — Убери свою ногу от моего члена. Иначе я прямо здесь разорву твоё платье и выебу тебя так, что у тебя позвоночник сломается, — его строгие глаза горят бешеным огнём.       Все будут смотреть на тебя — вот, что говорят его глаза. Остолбеневший в изумлении, Хисын поджимает губы. Его нога медленно сползает с налитого кровью члена альфы, с тихим глухим стуком массивной подошвы опускаясь на пол. Что-то меняется в нём, когда он слышит, как Сонхун говорит с ним, используя ранг — что-то, что раньше он никому не позволял затронуть. В груди разливается тепло, а внизу живота заинтересованным возбуждением завязывается слабый узел.        — Доешьте мой кусок торта, — он подталкивает к удивлённым альфам тарелочку с вкусностью. — Не хочу, чтобы у вас изо рта пахло рыбой.       Он щёлкает по кнопке вызова официанта, сложив руки на набухшей под платьем от возбуждения груди. Коротко переглянувшись с Сонхуном, Джеюн кивает, и они послушно принимаются за поедание сырно-клубничного кейка.       Ёнджун прибегает через полминуты. — Вам принести счёт? — Хисын кивает. — Будете платить совместно с вашими спутниками или каждый по отдельности?       Пока Хисын разговаривает с официантом, Джеюн с набитым ртом наклоняется к Сонхуну. — Чувак, ты умер несколько лет назад, но смерть боится тебе это сказать, — шепнув, он пихает кусочек торта за щеку. Хмыкнув, Сонхун сглатывает и коротко качает головой.        — Вместе будем, — сухо, чем удивляет знакомого, отвечает омега. — Пожалуйста, быстрее, Ёнджун.       Слишком наученный манерам для того, чтобы задавать лишние вопросы в такой ситуации, Ёнджун спешно кланяется и удаляется восвояси. Альфы вздрагивают, в унисон замерев, когда омега складывает руки на груди.        — Дашь мне свой пиджак, — бросает Хисын, искоса поглядывая на с опаской жующего Сонхуна. — Я весь промок из-за твоего приказного тона. И мне плевать, если он замарается — сам будешь отстирывать.

⊹──⊱✠⊰──⊹

      Подземная стоянка под рестораном безлюдна.       Хисын не знает, действительно ли ему это на руку. Он даже не помнит, что случилось после того, как он щёлкнул парой кнопок на ключе зажигания, чтобы открыть двери машины. Скорее всего, в беспамятстве он отдал Сонхуну пиджак, и это было лучшим решением; выглядел он в нём чертовски горячо.       Следующее, что помнит Хисын — то, как сильные руки грубо запихивают его на задний ряд автомобиля. Худые обнажённые колени трутся о мягкие коврики под ногами. Коротко пискнув, Хисын хватается цепкими пальцами за штанину брюк Сонхуна, который садится перед ним, заставив упасть между своих ног.        — С-сонхун… — лепечет омега заплетающимся языком. Он обнимает ногу Сонхуна, прижавшись щекой к его икре. Волосы Хисына растрёпаны в очаровательном беспорядке, а широко распахнутые кукольные глаза тупо блестят от слёз, собравшихся на длинных ресницах. — Подождите, давайте хотя бы шторки з-закроем на стёклах…        — Как будто мне не плевать, — выплёвывает Сонхун. Расфокусированным взглядом, застланным пеленой слёз, Хисын наблюдает за тем, как Джеюн грузно опускается на сиденье рядом, прежде чем захлопнуть за собой дверь. — Тебе не показалось проблемой, когда ты раздвинул ноги на виду у всех и трогал мой член в ресторане. Тебе не показалось проблемой, когда ты проворачивал эту грязную штуку, — бормочет он.       С уст Хисына срывается ошеломлённый всхлип. Преувеличенно нежно, с дружелюбной улыбкой, Сонхун зачёсывает волосы ему за ухо. Дрожь, охватившая его тело, колотит ещё сильнее, когда альфа злобно поднимает ладонь.       Замах — громкий шлепок отдаётся эхом от стен просторного автомобильного салона. Ахнув, Хисын прижимает свою маленькую, мягкую и тёплую ладонь к покрасневшей щеке, на которой начали вырисовываться отпечатки чужих пальцев. Сонхун ударил его по лицу, отчего он потрясённо заскулил.        — Давай, — рычит он. — На колени. Я обещал трахнуть твои сиськи. Ты понятия не имеешь, как ответственно я отношусь к обещаниям. И ты, блять, понятия не имеешь, что ты начал.       Страх боится Сонхуна, и Хисын, чёрт возьми, тоже его боится. Не по-человечески; это приятная боязнь, и прямо сейчас живот скручивает тягучей сладостной негой. Мимолётным жестом скосив глаза на Джеюна в поисках поддержки, Хисын не находит ничего, кроме захлестнувшего его новой ударной волной возбуждения, что заставляет голову сладко кружиться: Джеюн поджимает губы, завесив глаза прядями тёмной спутанной чёлки. Его взгляд искрится неподдельными всполохами пламени, а правая рука уже крепко обхватывает толстый член, вытащенный из штанов, жёсткий и почти болезненно полный.       И Хисын, чёрт возьми, понимает: его парни — настоящие монстры в постели.        — Шевелись, — Сонхун дёргает его за горловину платья, резким рывком приближая к себе. Взвизгнув, Хисын цепляется за его ногу, дрожа от предвкушения. — Если не хочешь, чтобы я поставил тебя раком и снова выдрал в зад, как в прошлый раз.       О, ему бы это понравилось, ему так чертовски сильно бы это понравилось, не так ли? Хисыну понравилось бы это, как эгоистичной, самовлюблённой, преувеличенно властной на людях суке, которая задыхается в постели и хочет ощутить на себе все плотские удовольствия.       Сонхун отпускает слова прямо в его губы, щекоча чувствительные уста своей мягкой кожей, но не позволяя коснуться. Грубым рывком назад он отстраняется, отталкивая Хисына, который в полуосознанном состоянии едва удерживает себя от столкновения со спинкой переднего сиденья.       Губы Хисына выпячиваются в тихом скулеже. Он разводит трясущиеся ноги, медленно, покачивая ступнями, после чего выгибается и ластится ближе к промежности Сонхуна, скользя по сиденью грудью, а ниже — животом и бёдрами. Его оттопыренные ягодицы очерчены плавными линиями благодаря подолам платья, свисающим меж округлых полных бёдер. Шнуровка натягивается на изгибе круглой задницы, почти рискуя с треском порваться.       С уст Джеюна срывается грубое хмыканье. Поглаживая ладонью основание своего члена, второй альфа резко дёргает криво завязанный бант под шеей, чтобы ослабить его и кинуть на переднее сиденье через спинку, дыхание тяжелеет, учащаяся с каждой секундой. За его мимолётными движениями Хисын не успевает проследить за тем, как его грудная клетка уже обнажена благодаря расстёгнутым на рубашке пуговицам. Накаченная и широкая грудь почти заставляет омегу пускать слюни.       Сонхун обращает его внимание на себя, когда слышится грубый треск ткани, сопровождаемый давлением сильных тонких пальцев, контрастом играющих бледностью с чёрной тканью. Вскрикнув, Хисын хватается за его бёдра; его раскрасневшееся от слёз лицо оказывается прямо напротив чужого толстого члена, заставляя обдать орган горячим дыханием.        — Блять, какие же огромные сиськи, — картинно Сонхун закатывает глаза; уголки его красивых губ щекочет улыбка. — Не могу ими налюбоваться.       Коротко облизнувшись, голодным взглядом он слетает на бюст Хисына. Порванная ткань платья медленно трещит по швам, обнажая круглые пухлые груди, вывалившиеся из испорченной одежды. Теперь, ничем не сдерживаемые, они подпрыгивают в воздухе, вынуждая Сонхуна впиться в них голодным взглядом.       Сглотнув, Сонхун встряхивает головой, пытаясь заставить себя привести разум в порядок. Всхлипнув, Хисын обхватывает вспотевшей ладонью его член, влажной и тёплой, чтобы направить к одному из набухших бутонов своих розовых сосков. Горящая кожа ощущается на его возбуждении словно Рай. Закусив губу до крови, Сонхун откидывается спиной на спинку кресла, из-под промокшей от пота тёмной чёлки наблюдая за тем, как Хисын касается взбухшей головкой его члена кончика своего соска.        — Мхф… — звук, изданный им, больше похож на милый стон-скулёж. Красивое тело Хисына крупно вздрагивает, а бёдра поджимаются, но он не смеет сдвинуть ноги, держа ляжки раскрытыми.       Кожа вокруг его небольших сосков очаровательно краснеет, стоит коснуться её подтекающей головкой члена. Хисын ошеломляюще скулит, позволяя эмоциям взять верх; его грудь до ужаса чувствительна, и то, с какой небрежностью Сонхун относится к этому, заставляет его продолжать унизительно трястись на коленях.       Гладкая головка быстро трётся о правый сосок, скользя благодаря естественно смазке. Своими наманикюренными ноготками Хисын прикрывает грудь. Опустив голову, омега плюёт на член, выпускает немного слюны на головку, как делают это грудастые подобно ему омеги в порно.       Это зрелище настолько ошеломляюще эротично, что Сонхуна бросает в жар. Его тело крупно дёргается, кажется, даже задевая руку сидящего рядом Джеюна, который рычит на него. Ладонь старшего альфы поглаживает сочащийся член крепко, но всё ещё медленно, намереваясь оттянуть удовольствие.       Коротко выдохнув, Хисын отстраняется от чужих бёдер, но только для того, чтобы освободить собственные руки. Его ладони хватаются за соблазнительно мягкие и упругие груди, прижимая их друг к другу, а Сонхун направляет свой член, налитой и твёрдый, между ними, проскальзывая.       Стоит ему оказаться в приятной тесноте сочной груди, зажавшей его член, яйца поджимаются, приятно немея; озноб бродит по телу, отдаваясь лёгким головокружением. — М-м-м… — Сонхун мычит, бесстыдно откинув голову назад, так, что его тёмные волосы лучами рассыпаются по подголовнику сиденья. — Блять, Хисын, двигайся, — Хисын плаксиво скулит. — Давай, трахни свою грудь моим членом.       С губ омеги слетает скулящий стон, сладостным звоном отдаваясь в ушах альф. Тонкими руками он сжимает свои большие груди, притискивая их друг к другу и обдавая член Сонхуна, скользящий между ними, теснотой и теплом.       Хисын начинает двигаться вверх и вниз. Его ноги раздвинуты, заставляя выделяющуюся естественную смазку, что усиливает яркий аромат сладкой ваты, крошечными каплями стекать, щекоча натёртую кожу заалевших бёдер.        — Блять… — выругавшись себе под нос, Сонхун приподнимает бёдра. Гладкая набухшая головка его члена проскальзывает меж сочных грудей Хисына, то обнажаясь, то вновь исчезая в мягкой коже.       С усмешкой, которую едва осилить удаётся, Сонхун поправляет съехавшую вбок и почти намеренную свалиться тиару Хисына. Омега скулит, когда чувствует тёплые прикосновения, переплетённые с преувеличенной нежностью. Целомудренно поправив тиару, Сонхун коротко целует Хисына во влажные губы, а после хватает его, вскрикнувшего, за волосы, сжимая блондинистые локоны у корней в кулак, и начинает толкаться бёдрами вверх с бешеной скоростью.       Влажная грудь Хисына скользит по его члену — он трахает его сиськи, о, боги, это предел всех его мечтаний. Страстное желание заполняет голову, отдаётся звенящим дребезжанием в ушах. Он хочет трахать его грудь, пока Хисын не будет умолять его остановиться и просить дать ему передышку, а сперма не польётся на него густым матово-белёсым водопадом.       Последняя картина, в деталях образовавшаяся перед глазами, заставляет Сонхуна зарычать от возбуждения. Терзая зубами нижнюю губу, Хисын покорно склоняет голову и теснее стискивает грудь вокруг его члена. Корпус извивается, позволяя и вынуждая толкаться бёдрами вверх, прямо в горячую тесноту, сильнее, чтобы возбуждающее зрелище приводило его к разрядке быстрее.       Очередной рывок в волосах, болезненно-изумляющий, заставляет Хисына плаксиво и разбито заскулить. Он поднимает на Сонхуна свои блестящие глаза, полные хрустальных слёз, а его грудь скользит по толстому члену, обнажая головку, и это становится последним шагом для того, чтобы альфа, низко простонав, содрогнулся в оргазме. Вязкая сперма сочится на обнажённую грудь Хисына, распухшую и оттого ещё больше увеличившуюся в размерах, что кажется невозможным.       Джеюн, чья рука на члене ускорилась, бормочет себе под нос какие-то ругательства. Он отталкивает Сонхуна, что падает на спинку с усмешкой, и опирается рукой о его колено, чтобы приблизиться к Хисыну. Он был рядом, не имея возможности коснуться, но мозг подкидывал множество горячих фантазий: полные бёдра Хисына подпрыгивали над полом, а петтинг между грудями наталкивал на мысли о том, как омега мог бы провернуть то же самое, ублажая многочисленные фетиши Сонхуна, вместе с тем оседлав Джеюна, которому будет достаточно его красивой киски, чтобы кончить.       Струйки семени выплёскиваются на грудь Хисына, приземляясь на мягкую кожу бледными нитями. Джеюн тяжело дышит, переживая свой оргазм. Его тело крупно содрогается, а член пульсирует, постепенно обмякающий, стоит разглядеть залитую их спермой, что стекает на чувствительные бутоны сосков, грудь Хисына. Чёрт возьми, он выглядит таким покорным и ранимым, что хочется иметь его на сиденьях его же машины до тех пор, пока он не потеряет сознание.       Вбирая грудью воздух, Хисын со свистом втягивает его ртом и падает на колени Сонхуна.        — У меня никогда не было секса лучше вас, — бормочет он внезапное признание. — Я кончил два или три раза сейчас, я к-клянусь.        — …ахуеть, — просто выдаёт Джеюн. У него нет слов, а Сонхуну и подавно стыдно немного за свои резкие слова, но время вспять не повернуть. Да и нет нужды. — А как ты сейчас поведёшь машину-то?..       Хисын обессиленно мычит. — Я смогу, мне просто нужно немножко отдохнуть. Я, может… подремать? Немного.       Сонхун и Джеюн удивлены, когда Хисын с ногами забирается на сиденье. Платье разорвано в хлам, о нём можно даже и не вспоминать; придётся шить на заказ новое — спасибо Сонхуну, его молчаливому бойфренду! В тихом омуте черти водятся, грёбаный Бог.       Хисын без сил падает на их колени. Его бёдра, немного поёрзав, устраиваются на бёдрах Сонхуна, а голову омега кладёт на колени Джеюна; немного выпуклые края тиары колют кожу сквозь брюки, но кто Джеюн такой, чтобы жаловаться?        — Только попробуй мне в рот дать во сне, — сонно бормочет Хисын, затылком ощущая его мягкий член. — Держи свою пилюлю подальше, а то откушу.       Джеюн в ответ лишь изумлённо фырчит. Молча Сонхун пододвигается под телом Хисына ближе. Альфы вжимаются друг в друга бёдрами, чтобы его поясница не провисала между ними. Не дай Бог, спина болеть будет. А он ведь беременный.       Однако, успокоенный их ароматами, на мягких коленях, Хисын засыпает практически моментально.

⊹──⊱✠⊰──⊹

       — О, господин Ли вернулся!       Передний двор особняка усеян многочисленными софитами. Хэрин, выбежавшая на шум колёс автомобиля, вытирает руки мягким полотенцем. Хёнджин, чья высокая фигура маячит на пороге, выглядывает из-за её плеча. Господин Ли вернулся гораздо позже, чем обещал.       Они не на шутку удивлены и немного испуганы даже, когда в приближающихся фигурах опознают лишь двоих человек. Хисын на руках у Сонхуна практически обнажён: на его плечи лишь надет чёрный пиджак младшего альфы, застёгнутый на пуговицу на груди, чтоб не вываливалась. Омега сонно тычется в шею альфы, перебирая на его плече сцепленными руками, словно лапками, и щурит глаза при виде ударившего в них яркого света.       Когда они ступают на порог особняка, Джеюн пихает в руки Хёнджина безнадёжно разорванное платье. — Это в мусорку, — тихо говорит он, чтоб не потревожить и не испугать омегу громким голосом.       Хёнджин мычит. — Теперь кусок ткани, я так понимаю?        — Даже на тряпки не пустишь, — с улыбкой Джеюн пожимает плечами, оставляя бету в недоумении и озадаченную Хэрин, потерявшую дар речи, за спиной.       В гостиной особняка горит свет, что приглушён благодаря потемневшему небу, полотном высоко расстелившемуся за окном. Альфы напрягаются, когда Хисын хнычет в руках Сонхуна, барахтаясь слабо и цепляясь за него ещё крепче.        — Хуни, Юн, — заторможенно бормочет он. — А мы можем поспать вместе? На моей кровати. Пожалуйста… — капризно скулит он в шею Сонхуна. — Хочу вместе.       Джеюн кивает альфе, и тот вытягивает шею, наклоняя голову. — Конечно, солнце моё, — шепчет Сонхун на ухо омеге. — Мы поспим вместе.       А Хисын помнит, что они свои обещания держат. И в полусне улыбается.