la hora azul

            У Чонгука ни капли желания вмешиваться в то, что собирается заварить Тэхён. Чонгуку бы выжить в жестокой реальности, остаться на плаву и добиться малой стабильности, а не влезать в то дерьмо, что назревает на горизонте. Сегодня на работе в круглосуточном он краем уха услышал в новостях на маленьком телевизоре, что недовольства в столице растут, всё больше детей ночи начинают бунтовать, потому что правительство вновь поднимает налоги. Чонгуку откровенно не по душе всё происходящее, а сведения, что хочет достать Тэхён, могут либо разрушить, либо создать что-то ещё, возможно, более ужасающее, чем есть сейчас. Если Чонгук правильно понимает, то верхушка властей может скрывать что-то такое, что изменит их жизнь, перевернёт с ног на голову привычный мир, развернув едва ли не гражданскую войну. Поэтому Чонгуку страшно.       Наверное, так себя всякий раз ощущают люди, которых собираются впутать в нечто поистине опасное и жестокое. Недовольства, митинги, откровенное провоцирование правительства некими организациями, это может привести к тому, что среди мирного населения появится много жертв. Никакие противостояния без них не обходятся.       Двигает указательным пальцем по поверхности стола карточку с номером телефона. Чонгуку не хочется влезать туда, он никаким боком не желает относится ни к тем, кто в скором времени, возможно, устроит революцию, ни к правящей верхушке страны. Даже косвенно. Чонгук хочет стабильности. Плохой, но стабильной жизни, в которую входит работа, сон и покой. А не то, что устраивают сейчас в стране.       Вздыхает, тяжело выпуская воздух обратно через ноздри, отталкивает от себя визитку, чтобы подняться на ноги. Он уже давно должен быть в постели, отдыхая перед новой ночной сменой; солнечные, тусклые из-за штор, лучи освещают неровным светом контуры вещей. Чонгук устало падает на кровать, а сон не идёт. У него интуиция на всю катушку работает, гоняет мысли по черепу, и охота их всех схватить и выбросить из головы, отдохнуть наконец.       Веки свинцовые, но стоит их сомкнуть, как перед глазами стоит картина из новостного ролика: бесчинства, учиненные «совами», разбитые витрины одного из кварталов в столице, баллончиками изрисованые стены зданий, много провокационных слов красным цветом — их показали крупным планом.       Трель телефонного звонка вырывает из дрёмы, в которую уже успел погрузиться Чонгук. Пришлось раскрыть уставшие глаза, чтобы найти допотопный мобильный телефон, валяющийся возле ножки кровати.       — Да? — сонно бормочет Чонгук, стараясь не уснуть прямо посреди разговора.       — Привет, извини, разбудил? — слышится Сокджинов голос в трубке, заставляя Чонгука резко вынырнуть из полусонного состояния. Сокджин обычно не звонит, чтобы просто поболтать.       — Ничего, случилось что-то? — моментально приходит в себя он, садится, сжимая пальцами одеяло.       — Нужно поговорить, есть время встретиться? — а вот это уже звоночек. Если бы снова было некому выйти на смену, звонил бы не Джин, а начальница. Значит, что-то не связанное с работой.       — Сегодня смена в магазине, на завтра дали отгул, — Сокджин какое-то время молчит, заставляя Чона нервничать.       — Заходи в бар, как отоспишься после смены, я буду ждать тебя.       Чонгук невнятно мычит. В груди ощущение тревоги всё разрастается, давит на лёгкие. Чонгуку это совершенно не нравится. Сначала Тэхён с его секретами, опасными для жизни, теперь Сокджин с каким-то разговором. Ему тяжело даётся простое человеческое общение, не говоря о том, чтобы дружить или заводить отношения. Чонгуку просто некогда таким заниматься, учитывая в каком бешеном графике он живёт.       Сон ветром сдуло, теперь он лежит и пялится в потолок, разглядывая мелкие трещинки в побелке. Что, мать вашу, начинает происходить? Шестое чувство ядовито подсказывает: «События, которые ты не в силах изменить, но невольно окажешься их участником».

***

      — Ты должен что-то с этим делать, Хэбом! Меня вообще не волнует, как ты исполнишь поручение, главное, чтобы все осталось так, как и должно было быть! — от громкого крика отца проходящий мимо кабинета Тэхён едва не подпрыгивает. В руках чашка с чаем, кипяток выплеснулся на руку, но он сжал зубы, неосознанно прислушиваясь к чужому разговору и не издавая ни звука.       Не то чтобы у него в привычку вошло подслушивать разговоры отца, просто спокойный Ким Хваниль редко повышает голос на подчинённых даже за серьезные проступки, а тут буквально орёт на кого-то, находясь, судя по всему, на пике гнева.       Тэхён прижимается плечом к стене недалеко от дверного косяка, удерживает горячую чашку обеими руками.       — Я надеюсь, ты осознаешь все риски. И понимаешь, что нам не сносить головы, если эта информация выплывет в свет, — отец ненадолго замолкает, видимо, слушает собеседника, после снова взрываясь. — Если хоть лишнее слово попадет в СМИ, всем дружным коллективом окажемся в заднице. Скажи Ёнгхо, чтобы готовил все свои запасы удачи, потому что президент уже в бешенстве от того, что мы кучку малолетних придурков не можем усмирить, во всех новостях трубят про вандализм в городе.       Тэхён ещё сильнее напрягается, услышав имя отца Чимина, он начинает понимать, что дело-то ужасно серьёзное и важное: останься Тэ ещё немного и может узнать что-то страшное. Отчасти ему этого не хочется, но что-то в теле не даёт сдвинуться с места; он весь задеревенел, изо всех сил прислушиваясь к затихающему разговору.       — Никто не должен знать, Хэбом. Ни одна живая душа, не входящая в круг тех, кто сейчас занимает ведущие позиции. Даже семья, даже друзья. Ты обязан это понять. Слышишь? — Хваниль снова повышает голос, что-то грохает в кабинете заставляя Тэхёна вздрогнуть вслед за звуком. — Если эти люди узнают, что мы с ними сделали, чтобы отлучить от жизни при свете, вся система рухнет. Будет война.       Тэхён весь мурашками покрывается, ноги начинают дрожать, когда он мчит в сторону своей спальни. Спина вдруг покрывается испариной: он действительно узнал что-то такое, что хотели сокрыть. Как и сказал отец: ни одна живая душа знать не должна. И вот, происходит то, чего Ким Хваниль боится, будто огня. Машина запущена так же быстро, как начинает работать мозг Тэхёна.       Если он всё правильно понял, то отец вёл речь о том, что властвующая верхушка пытается не дать ускользнуть между пальцев тайне, способной развязать войну. И, возможно, что-то сделали с населением, раз они так сильно различаются. Дети ночи могут сгореть заживо, попав под прямые солнечные лучи. «Жаворонки» насмерть замерзают от ночного холода.       Тэхён кусает губы, едва ли не до крови их раздирает. Чай в чашке уже остыл, Тэ как-то и забыл про него, углубившись в размышления. Скорее всего, их тела как-то изменили, чтобы не позволить большей части людей жить при свете дня. Этот факт заставляет Тэхёна дрожать, от злости, несправедливости и страха. Он узнал то, что хранили в секрете множество лет, так что теперь не сможет этого забыть, сведения получить попытается, разгадать тайну и открыть её всем.       Он поставит всю свою семью под удар, возможно, разрушит много жизней, может развязать гражданскую войну, но просто оставить всё как есть, у Тэхёна совести не хватит потом себя оправдать.       Тэ и не надеялся на то, что тот официант захочет ему помогать. Но к кому бы ещё он пошёл? Среди знакомых детей ночи у него пара семей, мать одиночка и несколько стариков, помогающих ему с организацией фонда. Тэхён кусает пальцы, сидя за рулём машины перед многоэтажкой, где поселился, рассорившись с родителями, Чимин. После разговора в баре уже неделя прошла, а Тэхён никаких действий ещё не предпринял. Он знает, что один не справится. Чувствует: нужна поддержка, опора, помощник. Конечно, не хочется втягивать в это гнилое дело Чимина, а что ещё остаётся? Так или иначе они все могут оказаться в дерьме, потому что гнев народа растёт, «совы» устали жить в нищете и несчастье.       Тэхёну приходится порыться в рюкзаке, чтобы найти запасной комплект ключей от квартиры Чимина — тот вряд ли сейчас ему откроет дверь. Своим образом жизни Чимин больше походит на «сову», чем на того, кем является на самом деле. Ночи проводит в барах и клубах, отсыпается по десять часов, чтобы ненадолго заглянуть в открытое им кафе, и снова исчезает в ночных заведениях.       На самом деле штука несправедливая: дети солнца вполне себе могут безопасно передвигаться по ночам, скрываясь в тёплых салонах автомобилей и комнатах с необходимым освещением, когда «совы» моментально погибают, стоит оказаться на улице днём.       Тэхён проворачивает ключ в замочной скважине, тихо проходит в чужую квартиру, прислушиваясь к тишине в комнатах. Чимин спит, никаких посторонних звуков, значит, он один. Не хотелось бы застать друга в постели с другим человеком. Тэхён ни капельки Чимина за образ жизни не осуждает, всё же они достаточно взрослые люди, чтобы отойти от чьего-либо мнения по поводу собственных поступков, да и Тэхён никогда об этом не задумывался: вот у него просто есть Чимин. Он любит его, несмотря ни на какие поступки, не глядя на то, кого тот предпочитает выбирать в партнёры. Чимин просто есть, и он часть его жизни.       Спящий Чим — произведение искусства по мнению Тэ. Капля слюны медленно стекает на подушку, пока тот сопит в светлой комнате, отвернувшись от солнечных лучей. Тэхён осторожно подходит ближе, касается плеча сначала пальцами, потом уже легко начинает растирать кожу, скрытую тканью домашней футболки.       — Чим-чим, проснись, пожалуйста, — тот лишь глаз слегка приоткрывает, глядя на того, кто посмел нарушить его сон.       — Что-то случилось? — расслабленно мямлит, утирая рот, пытается сесть, но глаза отказываются разлепляться.       — Да.       Чимин мгновенно взбодряется, его глаза, все ещё немного сонные, становятся более осознанными, разум начинает рабочую активность.       — Куда ты снова влез, Тэхён? — Чимину отлично известны пристрастия друга к тому, чтобы попадать во всякие истории с не очень хорошим концом. И, естественно, тем, кто зачастую вытаскивал Тэхёна из передряг, был никто иной, как единственный лучший друг.       — Это нечто серьёзное, и мне нужна твоя помощь и связи, — вздыхает Тэхён, присаживаясь на край кровати, где уже ёрзает с обеспокоенным лицом Чимин.       — Боже, Тэ, ты пугаешь меня. Что на этот раз?       У них за плечами не одни разборки с родителями по поводу болезненной озабоченности Тэхёна людьми, которым необходима помощь, недавний случай в баре и кучка мелких столкновений Тэхёна и других «жаворонков» лбами из-за того, что Тэ не согласен с их мнениями по поводу детей ночи. Зачастую ровесники из кругов Тэхёна брезгливо относятся к его занятиям благотворительностью, считая, что для сына политика — это занятие крайне недостойное. Тэхён, даже будучи человеком мягким и наивным, себя и своё дело в обиду не даёт, мстит в социальных сетях обидчикам и язвительно отзывается об их образе жизни.       — Я подслушал разговор отца. Случайно, — Чимин напрягается, спускает босые ступни на пол. — И из этого разговора понял, что они что-то скрывают. Что-то страшное, Чимин.       — Я не понимаю, — качает головой тот, кладет на плечо Тэхёну ладонь, будто успокаивает. Это помогает собрать мысли в кучу.       — У меня есть подозрения, что наши родители причастны к сокрытию того, что делают с населением, чтобы «совы» не могли жить при свете дня, а мы ночью, — тараторит Тэхён, заглядывает в округляющиеся чиминовы глаза, пока тот все пытается осмыслить.       — Но никакой конкретики ты не слышал, верно? — с надеждой, будто Тэхён мог ошибиться и не так все понять.       — Я узнал достаточно, — мнёт пальцами края куртки. — Я уверен, что с нами что-то делают, чтобы разделить по классам. И это скрывают, а с растущими забастовками «сов» появилась вероятность того, что эта информация выплывет.       — Не говори мне, что ты хочешь стать инициатором! — Чимин панически трёт лицо ладонями, давит на глазные яблоки, чувствуя нарастающее раздражение и ощущение приближающегося пиздеца.       — Я должен молчать? — обиженно поджимает губы Тэхён. — Должен просто смотреть, как над людьми, кем-то сделанными низшим классом, будут продолжать издеваться? Ты ведь и сам прекрасно знаешь, как живут многие ночные, сколько трудов им стоит хоть немного выбиться в люди. У тебя друг там есть! — вспыхивает Тэ, намекая на Намджуна, с которым Чимин его познакомил пару лет назад.       — Мы не можем идти против системы, это опасно, чревато ужасными последствиями, — поднимает голову Чимин, стараясь мыслить достаточно трезво, чтобы просто не начать орать на Тэхёна за страсть к опасным действиям. — Ты ведь понимаешь, как сильно подставишь отца, мать, мирное население? Если «совы» узнают, что превосходящий класс изменяет их тела, как ты предполагаешь, то ты и сам попадешь под горячую руку, потому что, блять, сын чиновника, «жаворонок», всю свою жизнь, проживший в довольстве, пока они на дне выживали.       — Я знаю, — Тэхён кладет голову на плечо Чимину, нервно чешущему подбородок. — Я готов. Готов отказаться от собственного комфорта ради тех, у кого не было выбора. У меня он есть, Чим, я могу выбрать правду. Даже если она дорого стоит.       — Ты не понимаешь, что творишь, — качает тот головой, прикрывает глаза, словно смертельно устал. — И меня тянешь за собой, зная, что одного я тебя не брошу. Скотина ты эдакая.       Чимин снова трёт лицо, пока наблюдающий за ним Тэхён молчит, знает, что друг тоже прав. Бороться с системой — всё равно что добровольно положить голову на плаху гильотины. Но Тэхён правда готов. Ему страшно, а оставить всё, как есть, сил не хватит. Просто забыть, что он видел в квартире человека, спасшего его от изнасилования Тэсоном, какие условия приходится переносить людям, постоянно работающим, чтобы выжить. Дети без родителей, без возможности учиться и быть такими же, какими в детстве были Тэ и Чимин. Женщины, не имеющие права голосовать, мужчины, которым рот затыкают, заставляя работать за копейки. И кто-то решил, что ему даровано право распределять: кому придётся прозябать до конца своих дней на рабочем месте, а кому иметь комфортное существование.       — Я пожалею об этом, — с укором глядит на Тэхёна Чимин, пока тот мирно ждёт порцию нотаций и раздражения перед тем, как друг выдаст своё решение. — Я пожалею, блин, о том, что родился, скорее всего. Мы встаём на опасную дорожку, Тэхён. Обратного пути не будет, мы можем погибнуть и потянуть за собой большое количество людей.       Тэхён опускает глаза, он давно всё обдумал и принял для себя решение. Если бы мог справиться собственными силами, то, несомненно, ему бы не пришлось тащить за собой камнем на дно кого-то ещё. Впервые в голову закрадывается мысль, как на самом деле слаб и беспомощен Тэхён, как мало в его руках возможностей.

***

      Чимин уверен со стопроцентной вероятностью, что это всё аукнется им обоим. Да и сейчас рассчитывать на тёплый прием не приходится, когда рука толкает дверь подвального помещения, в котором обитают люди, не столь приятные в общении. Чимин надеялся, что после истории двухлетней давности, ему больше не придётся видеться с этим человеком.       Спускаясь по ступенькам, он сжимает в кармане кулаки, костяшек прохладным прикосновением касается складной нож — единственное, что он взял в качестве оружия, отправляясь в место, куда лучше всего приходить с пулемётом. Чимин Хосока откровенно ненавидит, это связано с чувством вины и неприятным осадком, оставшимся после того, как тот вытащил Чимина из ямы, в которую он умудрился угодить, попавшись на глаза паре отморозков. Именно он спас чиминову шкурку от крупных проблем.       Ему бы не хотелось вдаваться в подробности криминальной стороны их города, но всё же Чимин имеет некое понятие, что за место в подпольной иерархии занимает Чон Хосок. Надежды не оправдались, ему действительно приходится обращаться за помощью снова, потому что даже каналы связи Чимина в разных заведениях не дали плодов в поисках, удовлетворяющих желание Тэхёна найти людей, входящих в организации, что устраивают забастовки и вакханалии в городе.       Последняя ступень для Чимина сравнима с эшафотом — ещё шаг и что-то обломится, рухнет в устоявшейся жизни. И шаг этот он делает. Ради Тэхёна, потому что ближе никого нет. Ради его целей Чимин жертвует собственным покоем, потому что, не вмешайся в его дела, и того найдут по частям за излишнее любопытство и язык без костей.       В подвале темно, горит лишь тусклая лампа под потолком. Здесь собралось трое: Хосока Чимин взглядом выцепляет моментально, учитывая, как сильно выделяются рыжие волосы. Изгибает вопросительно бровь, расслабляясь на диване, он оглядывает Чимина с лёгкой весёлой улыбкой, хотя последний прекрасно знает, что за мягким и весёлым выражением лица скрывается личность властная и достаточно жестокая, чтобы даже пытать неугодных.       — Надо же, какие люди, — смеётся Хосок. За эти несколько лет он почти не изменился, может, морщин в уголках глаз прибавилось от постоянной улыбки на лице.       — И тебе от гонореи не сдохнуть, — приподнимает очки с переносицы, чтобы в темноте хоть что-то видеть. — У меня есть дело. Оно важное. Заплачу за информацию, если необходимо.       — У нас тут, вроде, не бюро расследований, Пак, — Чимин видит, как мышцы Хосока напрягаются, как в зрачках мелькает лёгкая злость и надменность. — Найми детектива что ли. У тебя денег на это хватит.       — Мне нужна именно твоя помощь. Только твоя. Это важно, — с нажимом произносит Чимин, намекая, что им бы наедине остаться.       Хосок что-то говорит своим парням, так что те, окинув подозрительным взглядом затянутые в чëрные джинсы ноги и жесткое выражение лица, поднимаются и уходят в другую комнату.       — Присаживайся, рассказывай. Раз уж сам Пак Чимин, человек горделивый, соизволил явиться к такому, как я, значит, дело и правда важное, — язвит Хосок, пока Чимин усаживается в кресло напротив. В бедра противно врезаются пружины, Чимин сомневается в чистоте этого помещения, но делать нечего.       — Сколько твоих людей состоят в бандах, устраивающих беспорядки? — улыбка исчезает с лица Хосока после слов Чимина.       — Если ты пришёл сюда, чтобы предостеречь меня, продажная сука, то…       — Я не хочу тебя предостеречь. Мне всё равно на тебя и твоих пацанов, бьющих витрины и разукрашивающих стены, Хосок. Мне важно знать, сможешь ли ты дать мне то, чего я хочу.       Чон недобро щурится на Чимина, вены на руках, не скрытых рукавами майки, вздуваются от того, как сильно тот их сжал.       — Сколько твоих парней? — повторят вопрос Чимин.       — Все, — у него что-то рушится в груди. До Чимина доходит, что Хосок может быть одним из организаторов этих движений.       — У меня есть друг, который хочет вам помочь.       — С каких это херов я должен тебе и твоему другу доверять? — усмехается Хосок, снова вальяжно разваливаясь на диване. — Ты и без того на волоске, Чимин, раз я тут тебе раскрыл каплю секретов, не значит, что не заставлю тебя молчать.       — Я к политике не имею отношения, мне плевать, — сжимает зубы Чимин. — Просто хочу, чтобы ты кое с кем встретился. Либо кто-то из твоих приближенных. Тебе не понравится то, что услышишь от моего друга, но вам это будет очень полезно.       Хосок напрягается вновь, прожигает Чимина злым взглядом.       — Что за игры ты устраиваешь? — голос становится ниже, заставляя волоски на затылке Чимина встать дыбом.       — Те же, что и ты.       Хосок трёт щеку, глядит в стену, размышляя.       — Мы встретимся с твоим другом. Но если это какая-то подстава — я тебя из-под земли достану и кишки выпущу.       Чимина немного отпускает. Он даже немного рад, что пошел к Хосоку, потому что этот человек обещания свои выполняет, а, значит, Тэхёну поможет, и, вполне вероятно, обезопасит.       — Чимин, — голос Хосока заставляет его остановиться, посмотреть через плечо. Пак уже почти на выходе, всё что нужно, сделал. — Я надеюсь, вы с твоим другом знаете, на что идёте.       Чимин кивает. Знают. По крайней мере сам Чимин прекрасно ощущает нависшую угрозу; Тэхен, в глубине своей души все ещё ребёнок, не совсем осознает. С его острым чувством справедливости сложно оставлять разум трезвым, но Чимин, уже столкнувшийся с проблемами и огромной властью в руках главенствующих, когда ушёл из отцовского дома, может с уверенностью сказать, что Тэхён, наивный, но мыслит правильно, даже пусть его планы сильно идеализированы и могут пойти коту под хвост, если не хватит сил или решимости.       Чимин уходит из подвала, оставляя Хосока и его компанию мусолить предложенную тему. У него и без того проблем по горло с заведением, которое находится слишком близко к местам бунтов. Если и его кафе пострадает, единственный доход Чимина исчезнет, помощи от родителей ждать не стоит. Уже ведь три года прошло с тех пор, как он отказался от своей семьи.       Вдыхает резко похолодевший воздух, решая минутку постоять у двери, ведущей в подвал, оглядывает из-за стекол очков окружающее его пространство. Их мир разделен на две части: утопическую, имеющую все блага и блистательную, будто кристалл. Когда солнце опускается за горизонт, на улицах преобладает атмосфера гетто, нищеты и ужаса. Чимина всегда воспитывали с мыслью, что он лучше, чем те, кто рождён для жизни в темноте, что заставило его сомневаться в разумности собственных родственников. Ещё в детстве Чимин случайно узнал, что они, по идее, одинаковы: хотят есть, безопасности и мира. Так в чём же состояла проблема, раз власти решили, будто этот метод, при котором идёт жестокое классовое разделение, решит глобальные проблемы? Ведь, Чимин уверен, идея эта несла перед собой красочный флаг решения неприятностей, даже если путь радикальный.       Хмыкнув иронично, Чимин движется в сторону своей машины.

***

      Чонгук замирает, глядя на знакомую фигуру. В синий час опасно разгуливать не только «совам», а в принципе всем жителям. Промежуток времени в который жители двух разных слоев могут пересечься, строго охраняется законом. После заката детям дня запрещается находиться где-то вне собственных домов, когда как перед рассветом с улиц должны пропасть дети ночи. И, естественно, на посещения клубов и баров как-то закрывают глаза. Он стоит, кутается в своё пальто, пока Чонгук разглядывает Тэхёна с неким скепсисом: либо он сумасшедший, либо дурак.       — Привет, — неловко перешагивает с одной ноги на другую. Температура воздуха стремительно падает. Даже Чонгук, не восприимчивый к ночным скачкам температуры, ощущает, как приближается поток холодного воздуха.       — Тебе опасно находиться на улице в такое время, — не здоровается, вызывая недоумение в кудрявой голове. — Зачем пришёл? Я тебе свой ответ уже озвучил.       — Хотел немного отдохнуть в баре. Только подошёл, — врёт, Чонгук чувствует. Судя по синеющему кончику носа, Тэхён здесь уже довольно давно. — Да и машина недалеко, я не замерзну.       Чонгук горько усмехается своим мыслям, уже собирается отвернуться и пройти в здание, как чувствует — его схватили за край куртки.       — Скажи мне.       Одаривает Тэхёна пронзительным взглядом из-за тёмной чёлки, чуть склоняет голову.       — Что я должен тебе сказать?       — Имя. Ты не назвал его.       — Значит, на то были причины. Мы не должны с тобой видеться вообще. Нас ничего не связывает. Зачем оно тебе?       Тэхён поджимает губы, отпуская чужую куртку и переставая Чонгука удерживать. Последний же ещё не двигается с места, разглядывая чужое лицо. Чего пристал со своими расспросами? Что так зациклился на желании узнать о его личности?       — Чонгук, — бросает, прежде чем отвернуться в сторону входных дверей. Тэхён, обрадованным щенком сразу же прилипает следом, заходит в бар, а у Чонгука раздражение просыпается внутри, бурлит кипятком в желудке. — Меньше ходил бы по таким местам.       — Ты уже говорил подобное, — улыбается Тэхён, поравнявшись с Чонгуком. — А если я пришел тебя увидеть?       Чонгук молчит, кинув мимолётный взгляд на его лицо, отвечать не хочет, да и смысла не видит. Этот Тэхён, будто банный лист, прилип к нему, раздражая уставшую голову, и Чон понять не может, что движет Тэхёном в желании встретиться с ним. Ему вообще трудно понимать мотивы людей, как говорится, проницательности в Чонгуке со спичечную головку.       — Ты так и не позвонил, — кусает губы, заставляя плечи Чонгука напрячься от темы, которую он обсуждать бы не хотел.       — А ты ожидал другого? — изгибает бровь, останавливаясь перед дверьми для персонала, чтобы договорить. Потом он исчезнет на кухне, где его должен ждать Сокджин. — Ты пытался впутать меня в мутную историю, из которой живым мало кто выберется. Я не влезу в подобное. Я ничем тебе не обязан.       — Я знаю, что не обязан. Я надеялся, что эта тема тебя как-то заденет, — пытается оправдаться Тэхён, Чонгук поднимает ладонь, останавливая его поток слов.       — Ты похож на глупую собачонку. Лезешь в гадюшник и надеешься, что тебя там не укусят. Что движет тобой? Желание жить по справедливости? Тогда я точно удостоверюсь, что ты непроходимо туп. Никто не позволит жить утопично, устроить идеальный мир. Мы люди, в нас столько же плохого, сколько и хорошего, как ни старайся, ты исправить людскую суть не в силах, — Тэхён внимательно слушает, смотря Чонгуку в район горла. — Одно только то, что ты согласился пойти в бар, не обещающий тебе ничего хорошего с людьми, явно неподходящими под описание твоих друзей, говорит мне о том, что ты слишком наивен для той затеи, что вынашиваешь. Если сунешься — тебя обязательно цапнут за нос, Тэхён. Но не обязательно тянуть за собой других.       Чонгук, покачав головой, толкает кухонную дверь, скрываясь в помещениях для персонала, пока Тэхён слепо глядит ему вслед. Вот так просто другой человек макнул его в собственную наивность лицом, заставляя Тэхёна мгновенно поникнуть. Но даже передумай он сиюминутно — уже поздно.       — Где Джин? — спрашивает Чонгук у проходящего мимо су-шефа. Тот жмёт плечами, отвечая, что у него выходной. Чонгук хмурится, достает мобильный из кармана, чтобы набрать Сокджина. На кухне ему делать нечего, так что присаживается у бара, приветственно кивнув Рэму — сменщику Ками.       Гудки в динамике телефона длинные, трубку так никто и не берет. Чонгук злится, что единственный выходной за последние месяцы он проводит снова, блять, на работе. Просит у Рэма выпить, потому что ещё секунда — и от усталости злость Чонгука выльется в окружающий мир, оплескивая ближайших к нему людей волной обжигающей неприязни. Проглатывает половину стакана разом, чувствуя обжигающе пряный вкус на языке. Краем глаза замечает знакомую тэхëнову макушку, сидящего за столиком. И тот не один. Чонгук хмурится, замечая в углу, почти у ниши, лицо Сокджина. Выходит, Тэ не просто увидеть Чонгука пришел в бар, тут дело в другом. Если он попытается вовлечь в это дело ещё и Сокджина, то Чон ему голову свернёт.       В толпе мелькает рыжая голова, заставляя Чонгука напрячься сильнее; Хосок приближается к тем двоим, садится рядом с Тэхеном. Его тяжёлая рука опускается на плечо, Тэ внимательно, но как-то испуганно смотрит в улыбчивое лицо.       Все в их кругах знают, чем занимается Хосок — грабежом, вандализмом и мелкими преступлениями. Чонгук бы и врагу не пожелал связаться с этой личностью. На Тэхёна ему должно быть все равно, пусть и зудит опасливо в груди, а Сокджин что забыл в том краю, куда никогда не совал носа?       Чонгук встаёт с барного стула, громко топает от злости ногами, добираясь сквозь толпу танцующих ближе к столику. Замечает взволнованный взгляд Сокджина, его побледневшее лицо. Это так же замечает и Хосок, с улыбкой тут же оборачиваясь к Чонгуку.       — Оставь «жаворонка», — одним ловким движением Чонгук скидывает руку Хосока, до этого лежавшую на плече Тэхена.       — Он ко мне не приставал, — смотрит снизу на него Тэхён, пока Сокджин бледнеет всё сильнее и силится удержать перед всеми лицо. — Я сам хотел с ним встретиться.       Хосок довольно улыбается Чонгуку, вызывая новый приступ злости.       — Что за хуйню вы устраиваете? — зло бросает он всем троим.       — Присядь, Чон, — приглашает Хосок, словив яростный чонгуков взгляд. — Это я просил Сокджина, чтобы он позвал тебя.       Гук уставляется на повара с недоверием, на что Сокджин виновато опускает взгляд.       Хосок хватает Чонгука за куртку, вынуждая опуститься рядом с ним на диван. Тэхён отводит взгляд, напряжение между собравшимися растёт.       — Мы тут собрались обсудить кое-что важное. Ко мне недавно явился один старый знакомый, он просил помощи для своего друга, который обладает важной информацией, — Хосок едва заметно кивает в сторону Тэхёна, не глядящего на Чонгука. — Ты как раз вовремя, я прямо заинтригован был тем, что услышал.       Теперь Чонгук с лёгкостью мог объяснить ярость на дне зрачков Хосока и неестественную бледность на лице Джина. Тэхён своего добился, он рассказал тайну, запускающую механизм развала привычного общества.       — Хорошо. Я тебе зачем? — Чонгук откидывается на спинку дивана, смотря искоса.       — Работëнку предложить хочу.       — Не предложить. Заставить делать твои грязные дела, — фыркает Чонгук.       — Я так понимаю, что ты не удивился и не спросил, о чём мне этот птенчик поведал. Значит, в курсе того, что нам только рассказали.       Чонгук жжёт глазами Тэхёна, отводящего взгляд. Боже, да за что ему всё это? Надоело. Чонгук хочет спать, а не вот это всё.       — В курсе. И что? Думаешь, знание определённых вещей заставит меня перейти к тебе в подчинение? — Хосок смеётся, снова укладывая руку на плечо Тэхена. — Тем более доказательств у вас нет. Только его слова, — кивает на того, с виду спокойно себя чувствующего в компании человека, являющегося главным в почти всех районах «сов». Наивный, глупый дурак.       — Пока нет. Тэхён обещал их достать, — врывается в разговор своим мягким голосом Сокджин, он успел немного прийти в себя.       — Тебе не обидно? Это не злит? — интересуется Хосок, сжимая плечо Тэхёна руками. — Что кто-то за нас решает, как нам жить, какие иметь тела, как сдохнуть и чего быть достойными, — Тэ начинает морщиться от силы, с которой сжимаются хосоковы пальцы.       — Отпусти, — Чонгук выпрямляется, многозначительно кинув взгляд на руку Хосока. — Имей совесть, парень тут не причём.       — Он жил довольной жизнью, пока ты и я корчились, выживая, — губы Тэхёна бледнеют, но он молчит, не просит прекратить. А вот Чонгуку все это не нравится. — А теперь решил сделать доброе дело, не страшась последствий за себя. В моих руках сын большой шишки, я могу повернуть историю в другую сторону, обеспечить себе разные пути.       — Отпусти его, Хосок, — Чонгук словно становится больше, тенью нависает над ними, приковывая к себе взгляд Тэхёна. — Я не буду на тебя работать, но и невинного мучать не позволю.       Пальцы Чонгука впиваются в запястье Хосока. Они ведут мысленную борьбу, глядя друг другу в глаза. Но Хосоку приходится отступить, потому что они начинают привлекать слишком много внимания. Сокджин весь сжимается вокруг своего бокала, словно желая слиться со стулом.       Чонгук зло хватает Тэхёна за шкирку, выволакивает прочь. Он останавливается только тогда, когда его пихают и вырываются.       — Ты видишь, что ты устраиваешь? — шипит на Тэхёна Чон, толкая в грудь. — Ты устроил пиздец! Понимаешь? Ты уже по горло в болоте, даже не осознаешь, как тащишь людей следом. Сокджин вообще ко всему этому не имеет отношения.       — Сокджин — связной, — выдыхает Тэхён, потирая плечо в том месте, где его сжимал Хосок. — Ты вообще, видимо, мало имеешь понятие о людях, с которыми общаешься.       Чонгук поражëнно замирает, не понимая, что происходит.       — Они людей набирают, — поднимает тот на Чонгука глаза. — И без меня там планировали что-то масштабное. Я всего лишь ещё одно звено, дополнение.       — Твою ж мать, — хватается за голову Чонгук; Луна высоко, бросает свет на землю, чтобы тот лился серебром вниз, освещая все вокруг вместе с фонарями. Луна. Блять.       Чонгук оборачивается, глядя на мелко трясущегося Тэхёна; кончики его пальцев синие, кожа на лице странно блестит, будто покрытая коркой льда.       — Чего ты не уходишь? — Чонгук толкает его в плечо. — Где твоя машина?       — Там, за углом, — заикается от холода Тэхён, кивая в сторону, где оставил автомобиль.       — Придурок, нужно было сразу идти в сторону машины.       — Ты со мной говорил, я не мог уйти, — жмёт плечами, будто это не он в данную секунду замерзает насмерть.       Чонгук качает головой, ведя его к припаркованной машине. Тэхён не может снять сигнализацию из-за дрожи в окоченевшие пальцах, Чонгук выхватывает брелок, клацает на кнопку, чтобы затолкать после Тэхёна внутрь и сесть рядом на сидение.       Чонгуку приходится помучиться с тем, чтобы включить, обогрев салона, Тэ вяло трясётся рядом на пассажирском, глаза его остекленели.       — Блять, да что такое, — печка начинает греть воздух, но лицо Тэхёна блестит ещё сильнее. Чонгук дотронулся до его щеки, сразу отдергивая руку — обжигающе холодная. — Эй, слышишь меня? Тэхён!       Чонгук встречается взглядом с глазами Тэ, того откровенно трясёт, несмотря на то, что воздух в машине уже немного нагрелся. Чонгук начинает растирать ему плечи, берёт ладони в свои, опаляя тёплым дыханием.       Проходит какое-то время и исчезают бесценные чонгуковы нервы, прежде чем Тэхён перестает дрожать.       — Где ты живёшь? — спрашивает, пока глаза Тэ расфокусировано блуждают по светящимся окнам жилого дома.       — Не хочу домой, — качает головой тот, не оборачивается к Чонгуку. — Посплю в машине, потом уже поеду искать лазейки.       — Тэхён, — устало зовёт Чонгук, обращая на себя внимание. — Неужели тебе не страшно?       — Страшно. Очень, — отворачивается Тэ, глядит за стекло, где его с холодом поджидает верная гибель. — Не представляешь, как. Но я не могу смириться с тем, что они скрывают. Я боюсь лезть на рожон. Я боюсь, что меня пристрелит та или другая сторона. Я боюсь узнать, что именно от всех скрывают. Но остановиться уже не смогу.       Чонгук кладёт руки на руль, упирается в них лбом. Какая-то злая шутка судьбы заставила их встретиться впервые. Она же сейчас плетëт узлы, из-за которых они сталкиваются всё чаще, связываются друг с другом теснее. Чонгук уверен, что это не последний раз, когда им приходится общаться из-за этой темы.       — Почему ты не поддерживаешь Хосока? Знаешь ведь, чем он занимается, — тихо спрашивает Тэхён.       — Я не хочу. Слишком много крови будет на руках тех, кто замешан в этой афере. Будут страдать мирные жители. Хосок набирает всё больше власти, гребёт её, будто сумасшедший, но не задумывается о благополучии людей, лишь им прикрывается, выставляя напоказ благородные цели.       Тэхён молчит, у него сонные глаза; в тепле разморило. Чонгук наблюдает за тем, как смыкаются веки и не понимает, почему не уходит. Пытается оправдать себя тем, что боится оставить Тэхёна в таком районе в открытой заведённой машине, мало ли кто залезет. Он наблюдает, как дрожат чужие ресницы, за приоткрытыми во сне губами, сам не замечает нападающей дремоты.       Чонгук просыпается от лёгкого прикосновения к волосам. Он подскакивает, едва не бьётся головой о потолок в машине.       — Чонгук, — Тэхён такой же сонный, волосы на голове превратились в воронье гнездо, — рассвет уже скоро.       Чонгук видит краснеющее небо и тихо матерится от досады. Надо ж было так влипнуть.       — Эй, я отвезу тебя домой. Так будет быстрее, — хлопает его по плечу Тэхён, намекая на то, что нужно поменяться местами. Они выходят из машины, Тэ уверенно усаживается за руль; трёт лицо, пытаясь прогнать остатки сна. Чонгук нахохлившийся птицей сидит на пассажирском.       — Вбей адрес, — протягивает ему телефон, ловя на себе странные взгляды. — Что?       — Ничего, — качает головой Чонгук, набирая адрес своего дома. То, что он приехал на машине, вызовет массу лишних вопросов, но другого выхода нет — солнце уже встаёт.       — Ты же спас меня. Теперь я окажу тебе услугу, — улыбается Тэ, выезжая с парковки.       Они доезжают до дома Чона за двадцать минут. Утро разгорается алыми красками, Чонгук ещё никогда не был так близко к тому, чтобы сгореть и пепла от себя не оставить. Ему становится всё жарче, горло пересыхает от волнения.       От машины до входа в дом несколько метров, солнце уже встало; у Чонгука никаких надежд на то, чтобы добраться до безопасного подъезда.       — Сиди пока, — бросает Тэхён, покидая машину. Чонгук, вжавшийся в последний участок тени в салоне, начинает трястись, словно от жара. Он видит через стекло, как Тэхён стаскивает с себя пальто, несмотря на холодный ветер.       Дверь со стороны Чонгука открывается, Тэ закрывает его от солнечного света.       — Натяни капюшон, я закрою тебя своей одеждой, как смогу, — теперь Чонгук себя глупым считает, надо ж было уснуть в чужой машине и пропустить момент, когда приблизился рассвет. Он недоверчиво смотрит на Тэ, прикрывающего его своей фигурой. Натягивает капюшон, укутываясь как можно глубже, выскакивает из машины; чувствует жар по всей коже. Тэхён тут же накидывает длинное пальто Чонгуку на голову, обхватывает руками, перебегая короткое расстояние до подъезда и его спасительной темноты.       Когда они вваливаются в квартирку, Чонгука выворачивает дважды. Первый раз от ужаса, второй от жара, которым горят все внутренности. Словно под ней расплавленный металл вместо крови, он сжигает изнутри. Чонгук всегда отличался осторожностью, это впервые, когда он оказался в близкой опасности к гибели.       Тэхён рядом с ним, стоит на коленях прямо на грязной плитке душевой, убирает с лица Чонгука волосы, пока его выворачивает в третий раз. Чонгук не понимает, что заставляет Тэхёна быть сейчас рядом. Он успешно довёл его до дома, рискуя быть замеченным в районе ночных, теперь убирает влажные от пота волосы за ухо, хватает под мышку, чтобы помочь встать.       Чонгук умывается и долго полощет рот, стараясь избавиться от горького привкуса желчи на языке. Его всё ещё бьёт дрожью, поэтому Тэхён ловит Чонгука, когда тот пытается завалиться вбок.       — Больно? — взволнованно шепчет, будто кто-то в пустой квартире может их услышать. — Я могу как-то помочь? Мне вот больно от холода бывает.       Сажает Чона на кровать; тот всё-таки заваливается на бок и пытается отдышаться. Тэхëн у раковины, набирает в кружку со сколом прохладной воды. Чонгуку, вроде, пить не хочется, но влага во рту кажется спасительным кругом; он глотает и чуть не давится водой, пока Тэхен держит его под лопатками.       Кажется, на секунду Чонгук теряет сознание, потому что в следующий раз, когда глаза открываются, Тэхëн влажным полотенцем утирает ему лицо. Приятно. Прохладно. Чонгук давно забыл, что это такое — чужие прикосновения. Неосознанно хватает Тэхёна за руку; последний замирает, внимательно смотря и думая, что сейчас Чонгук сделает: оттолкнет, нагрубит?       — Спасибо, — раздаётся в тишине. Чонгук снова закрывает глаза; на лице Тэ медленно расцветает смущённая улыбка.       Этот грубиян впервые Тэхёна благодарит, совершенно искренне, за то, что ему спасли шкурку. Ему лестно, он понимает, что Чонгук начинает ему нравиться всё сильнее. Оступается на этой мысли; рука, протирающая шею Чонгуку, вздрагивает. Взгляд останавливается на расслабленном лице: с откинутой назад челкой, Чон кажется Тэхёну ещё более симпатичным, чем на первый взгляд. Аккуратные черты лица, красивый изгиб губ с родинкой под ними. Брови не нахмурены. Чонгук красив.       Тэхен никогда не был уверен, что ему нравятся женщины. Они тоже привлекательные, пленяющие, но Тэхён не был бы Тэхёном, если бы не оценивал в первую очередь личность. Все молодые женщины его круга были слишком надменными, жадными до успеха, так что упëртый на своей идее помощи нуждающимся он был для них последним, на кого бы те посмотрели. Женщин своего возраста из «сов» Тэ почти не встречал, да и они обходили его стороной, опасаясь за собственную безопасность, в чем Тэ винить их не мог.       Чонгук же привлекательный до мозга костей: начиная с внешности, а заканчивая дурным, вспыльчивым характером и грубым языком. И Тэхену нравится всё сильнее, иначе бы он не бегал, виляя хвостиком, стоило Чонгуку появиться перед ним у бара.       Он откладывает полотенце, глядя на расслабляющееся лицо. Тэхен не впервые видит спящего Чонгука. И уходить совсем не хочется. В этой комнатушке отчего-то чувствует себя спокойнее, чем в собственном доме, где вырос. Но Тэхёну нужно уйти, чтобы сделать то, о чём они с Хосоком говорили.       Перед этим, с шаловливым лицом, Тэхен подцепляет торчащий из заднего кармана Чонгука мобильный, кнопки стёрты, никаких паролей — это просто звонилка, и вбивает свой номер. Нажимает на кнопку вызова, собственный смартфон вибрирует в кармане. Теперь у него есть номер Чонгука.       Это было немного подло, но желание у Тэхёна внутри и дальше соприкасаться с Чоном, пересекаться при различных обстоятельствах, так велико, что скоро выйдет наружу, разодрав грудную клетку.       Он закрывает за собой дверь подъезда и прыгает в машину, убедившись, что блюстителей нет поблизости.

***

      Старания человека в первую очередь характеризуются полученными успехами, а не видом этих самых стараний. Если человек слишком сильно пыхтит над делом, постоянно доказывая окружающим, что он старается, желает вознаграждения, то, скорее всего, по мнению большинства, дело делается только для вида. Настоящие лидеры, совершающие значимые дела в своих сферах, не выставляют усилия напоказ, оставаясь скромниками. Они радуются результату, позволяют наслаждаться другим, не оповещая всю вселенную.       Именно по такому принципу Хосок действовал по жизни. Ну, не только из-за того, чтобы его действия не сочли излишне показными, но и, конечно, в целях безопасности собственной жизни и жизней тех, кем дорожит.       Для задуманного ему было необходимо оставаться слегка в тени, чтобы о том, что творится вокруг, а, особенно, о том, что это отчасти дело Хосока, знали лишь люди, которым это знать следовало. Для Хосока было тяжким заданием раскрыться для человека незнакомого, не состоящего, тем более, в кругу приближённых. Это было ещё и рискованным, так что отправлять на задание кого-то, ответственность за которое он взял полностью на себя, как и все риски, было бы подлым делом. Так что он ринулся в бар, где была назначена встреча. Сам. В одиночку.       Это было вовремя, так как в том же баре Чонгук должен увидеться с Сокджином; ему Хосок дал задание устроить разговор с Чонгуком. Сокджин сопротивлялся, заверяя его, мол, Чонгук на всю эту затею не согласится. Для Чонгука главное — комфорт и безопасность. Его точку зрения Хосок не принимает, потому что среди «сов» такого понятия, как «мирная жизнь» никогда и не существовало, а теперь действия Хосока и других людей не обеспечивали безопасность и в районах, отведенных для жизни «жаворонков».       Однако Хосок сильно нуждается в людях, особенно в тех, кому может доверять. Чонгук как раз в этот список входил, так как является прямолинейным, грубым и честным человеком. И он привлекает Хосока, как мотыльков привлекает огонь — внутреннее обаяние, так сказать. Хосок почему-то уверовал в то, что Чонгук бы стал отличным помощником и другом.       Человек, о котором ему рассказал Чимин, оказался парнем с внешностью типичного жителя дня: загорелый, ухоженный, хорошо одетый. Таких Хоби не любит, не принимает, считая людьми надменными, отменными лжецами и манипуляторами. Однако, как только схлынул первый поток неприязни из-за ассоциаций, Хосок разглядел в Тэхёне лишь неразумного, домашнего птенца, желающего по собственной воле влезть в мясорубку клювом вперёд.       То, что Тэхён им рассказал, впервые заставило Хосока едва ли не в ступор впасть. Получается, что какой-то ублюдок решил взять на себя роль Бога, разделяя людей на достойных и не очень. И как-то стало непомерно обидно, что едва самому Тэхëну не перепало по кудрявой голове, даже если он и не был виноват. У Хосока всё внутри пылало от гнева, распаляя мозг и лишая львиной доли здравого смысла.       Теперь, сидя в своем подвале и поглядывая на полусонного Юнги, ковырявшего пирсинг в брови, Хосок думает, как бы наиболее грамотно использовать полученную информацию. Сразу посеять семена сомнения в СМИ? Сначала распространить среди своих? Или всё же дождаться веских доказательств от Тэхена?       Если Хосок прямо сейчас заявит всему городу и стране о том, что рассказал Тэхён, то правительство найдёт выход: обвинит во лжи, отыщет липовые доказательства того, что это неправда. Если же расскажет только своим, то нападки на кварталы детей солнца ужесточатся, делая из тех мучеников и несчастных, что ещё больше подкрепит веру в то, что «совы» — люди второго сорта. А ни то, ни другое Хосоку совершенно не на руку.       Значит, остаётся лишь ждать доказательств от птенчика, пытаться переманить на свою сторону всё больше людей, увеличивая число «повстанцев», завербовать, в конце концов, Чонгука. Это уже стало для Хоби головоломкой, он просто обязан заставить этого гордеца быть рядом с ним в качестве кого угодно: должника, подчинённого или друга — неважно.       — Я даже слышу, как у тебя шестерёнки в голове скрипят, — низко усмехается Юнги, разваливаясь в кресле. Вот ему, как своей правой руке, стоило бы рассказать. — О чём так задумался? Вроде, рейдов в ближайшее время нет, расслабься.       — Ко мне тут один «жаворонок» залетал, — начинает издалека Хосок, не глядя на Юнги, вертит в руках бутылку с лимонадом.       — Это какой такой? — сразу же напрягается тот, ноги ставит на пол.       — Я тебе не рассказывал, как спас его от нападок некоторых отморозков, когда он только открыл своё заведение для дневных. Очень миловидная птичка, на самом деле. Правда, пока рот не раскроет, — усмехается Хосок. — Он тут забежал и сказал, что ищет людей, ответственных за бесчинства в городе.       — А ты что? — с виду можно сказать, что лицо Юнги не меняется, что он остаётся таким же расслабленным, хотя Хосок, зная его столько лет, видит напряжённую линию челюсти и сузившиеся зрачки.       — А я что? Согласился принять информатора с их стороны. Он всё доказывал, что у него имеется друг, знающий кое-что важное.       — Хосок, не тяни.       — Птенчик мне нашептал о том, что мы такие, — Хосок обводит себя рукой, — потому что нас изменили. Наши тела как-то модернизировали, чтобы мы не переносили солнечный свет.       — Чего? — глаза Юнги распахнулись, округляясь от шока.       — Да-да. Я тоже так хотел отреагировать. Доказательств, кроме слов, у него нет, но обещал достать. Вот, жду. И советую тебе пока не распространяться.       Юнги задумчиво закусывает проколотую губу, взгляд его привычно стекленеет от того, что погружается в мысли. Хосок терпеливо ждёт вердикта лучшего друга.       — Если у нас будут доказательства его слов, это перевернёт события в нашу сторону, — наконец выдаёт Юнги. — Это приведёт к полноценной революции, а не просто к беспорядкам и порче имущества, быть может, даже к бойне.       Хосок кивает утвердительно, не сводя с Юнги взгляда.       — Это уже гораздо серьёзнее. Наши нынешние действия можно назвать баловством, по сравнению с тем, что последует дальше.       — К чему ты всë клонишь? — вздергивает бровь, глядя на Хоби.       — Если ты не захочешь дальше участвовать, я пойму. Мы все люди и все боимся.       Юнги фырчит, отводя взгляд в сторону, выравнивает дыхание. Конечно, ему страшно. Потому что он объективно понимает, сколько людей, в том числе и они, может погибнуть, что все планы, всегда есть такая вероятность, развалятся и их просто уберут с дороги, как мелкий куст бульдозером.       — Я с тобой до конца, — чётко, чтобы без споров, произносит Юнги. — Мы вместе выросли, вместе строили планы и надежды. И я не оставлю их из-за того, что мне страшно. Начали вместе — вместе и закончим.       Хосок благодарно растягивает губы в улыбке, понятной только Юнги. Он действительно ощущает облегчение от того, что до самого конца они останутся рядом.

***

      В зале душно, несмотря на снег за окном и лёгкий мороз первых зимних дней. Рубашка Чонгука липнет к вспотевшей коже, он носится между столиками, будто фурия, когда замечает на себе чей-то пристальный взгляд. Он уже видел этого человека, но времени с момента встречи прошло немало. Чонгук роется в закромах своей памяти, пытается выудить оттуда момент их встречи, и почему тот смотрит так пристально. Когда рядом с ним присаживается Тэхён, всё становится ясно. Всплывает имя на визитке, светло-серые глаза и лисий прищур.       Чимин салютует бокалом Чонгуку, его жест остаётся проигнорированным, потому что тот отворачивается, удерживая в руках тяжёлый поднос с тарелками и пустыми стаканами. Тэхён зачастил вечерами сидеть в баре, обложившись бумагами и блокнотами. Чонгук рано радовался, что Хосок от него отстанет, потому что рыжая бестия стала присутствовать в его быте так же часто, как и Тэхён на сменах в баре.       Чонгуку глаза хочется закатить от недовольства, он сгружает грязную посуду, проверяет, все ли заказы записал и передал Рэму для приготовления новых коктейлей и порционной выпивки. Ночь в самом разгаре, Чонгук отрывает прилипшую рубашку от тела, силится охладиться хоть немного, но ему на кухне, наполненной гамом и жаром готовящейся еды, это так же не удается.       — Жарко там, да? — подскакивает сбоку Сохи, касается чонгуковой спины, пугая.       — Да. Сегодня людей больше обычного.       — Давно не было вандалов. Наши уже боятся куда-то выходить из-за их выходок, — пожимает плечами молодая официантка, жадно глотает воду из предложенного поварами стакана. — Мне самой уже страшно от вида блюстителей — вдруг подумают, что я тоже причастна к их бесчинствам. У представителей закона всë же странные критерии, определяющие хороший ты человек или не очень.       Чонгук оставляет высказывание без ответа, пьёт воду молча, глядя, как Сохи утирает пот над верхней губой. Тёмные волосы, затянутые в тугой пучок, всё же выбрались из захвата, прилипая к влажной коже на шее.       — Ты сама как к этому относишься?       — К чему? — оборачивается к Чонгуку та, отставляет стакан в сторонку. — К тому, что творят сейчас в городе и начинают по всей стране?       Чонгук кивает.       — Знаешь, у нас мир такой несправедливый. Не могу отнестись к ним ни хорошо, ни плохо. С одной стороны, это люди, старающиеся отстоять свои интересы и улучшить жизни всех своих близкий. Они преследуют важную цель, считают себя правыми, — взгляд Сохи стекленеет, словно она глубоко ушла в размышления, забыв, что говорила с Чонгуком. — С другой стороны есть закон, которые эти люди нарушают. Не было бы у нас законов, наш мир стал бы ещё хуже, чем есть сейчас. Законы для чего-то созданы, на чём-то построены, их составляли люди прежде всего для безопасности. Только чьей? Элиты, сливок общества? Я не могу определить правоту какой-либо из сторон, мне не хватает знаний в этой сфере, чтобы настоять на одном из мнений. Потому держусь в стороне и просто живу, как жила.       Чонгук смотрит, как, улыбнувшись ему, Сохи хватает свои блюда и покидает зону раздачи. Она права. Чонгук это знает. Ещё он так же знает, что его мнение во многом с точкой зрения Сохи сходится. Тогда что за тревожное чувство сомнения приходит с каждым новым пробуждением?       Стараясь отстраниться от размышлений, Чонгук хватает свои заказы и возвращается в зал, приступая к работе.       Тэхёну впору за голову хвататься. Как бы ни хотел он помочь людям, которым обещал, у него никак не выходит набраться смелости и проникнуть в кабинет отца, чтобы начать искать доказательства. Пока что все его действия ограничены поиском доказательств в архивных хрониках и истории, но это мало, чем помогает. И давление со стороны Хосока усиливается с каждым днём. Пусть Чимин и говорит, что при необходимости сам надавит на Хосока, но Тэхён чувствует за собой вину. За то, что дал надежду людям и теперь тянет время, не решаясь на предательство.       Подняв глаза, он снова замечает снующего между столами Чонгука. Тэ так и не решился ему позвонить или написать, неуверенный, не пошлют ли его при первой же возможности на три весёлые. Тэхён никогда не помыслил бы о себе, как о трусишке, а сейчас отчётливо таковым ощущает. И не знает, как с этим справиться.       Чимин опрокидывает в себя очередной бокал, когда Чонгук подходит ближе, чтобы забрать пустую тару.       — Привет, — старается выдавить из себя Тэхён улыбку, сердце у него в груди гулко стучит от близости Чона.       Тэхен получает лёгкий кивок, а это уже о-го-го! Щёки даже начинают полыхать, благо в тёмном зале бара этого не видно.       — Как успехи? — безразлично спрашивает Чонгук, пока Чимин листает меню, чтобы выбрать себе новый напиток.       — Пока глухо, — поникает снова Тэ, плечи сутулит. Ему стыдно за то, что он ничего не нашел.       — Никто не обещал, что будет легко, — Чонгук смотрит на позицию, куда уткнулся палец Чимина, последний уже явно нетрезв, но останавливаться пока не собирается. — Тебе что-нибудь принести?       Тэхён голову на Чонгука поднимает, сталкивается с тёмными, почти чёрными в освещении зала глазами, хочет в них потонуть. И там, в тишине бездонных зрачков, отдохнуть от всего. Чонгук смотрит в ответ не моргая, ждёт ответа, склонив голову к плечу.       — Давай на твой вкус, — предлагает Тэхён, не отводя глаз, чем вызывает смешок сбоку, где сидит подпитый друг.       — Да ты хочешь его, — начинает Чимин, стоит только Чонгуку исчезнуть из поля зрения.       — Не говори так, — откашливается Тэхён, оборачиваясь, словно хочет удостовериться, что их никто не слышал.       — Я говорю обычно только правду. Ты хочешь его, это трудно не заметить, — Тэхён смотрит на друга, глаза которого блестят от сменяющееся подсветки, думает: ударить или пнуть?       — Даже если так, я ничего предпринимать не буду. Я ему неинтересен.       — А вот этого ты не знаешь, — смеётся Чимин, следя за смущением Тэхёна. — По такому лицу хрен поймёшь. Он похож на булыжник, что тебя так зацепило? Вообще ноль эмоций, мне кажется, он даже в сексе такой — трахается с тем же выражением, что и заказы приносит.       Тэхён, не удержавшись, пинает Чимина под столом, вызывая новый приступ смеха.       — Он хороший. Добрый.       — И как ты это понял? Когда он Тэсона подносом бил? Или когда рычал на тебя в очередной раз? — Тэ начинает раздражаться от этой темы, нервно смотрит на Чимина.       — Он добрый, я знаю это. Я чувствую.       — Боже, Блять, Тэхён! Ты — диснеевская принцесса что ли? — скептично изгибает бровь Пак. — Ты его не знаешь. Ни увлечений, ни характера, ни желаний. Нельзя влюбляться в человека только потому, что он тебя пару раз вытащил из передряги. Ты не звено треугольника Карпмана, а у этого парня явно синдром белого рыцаря.       Тэхён замолкает, ему не хочется отвечать. Быть может, Чимин и прав, у него гораздо больше опыта в межличностных отношениях, чем у Тэхёна, который больше был увлечён помощью другим и противостоянию родителям и обществу, в котором рос. Да и сам Чимин по характеру гораздо жёстче.       — Разве у тебя никогда не было такого? Когда человек просто нравится? — спрашивает Тэ, закрывая ежедневник и решая, что на сегодня хватит работы.       — Нет, — качает головой Чимин. — Либо мне нравилась внешность, либо начинка. Нет такого, что тебя бы привлекало в человеке лишь его существование.       — Просто привлекательности недостаточно? Я обязательно должен хотеть его физически или ментально?       Чимин смеётся, следя за танцующими в середине зала людьми.       — Тэхён, я люблю конкретику. Меня не устраивает понятие середины, неясности. Мне либо хочется человека физически, либо он интересен, как личность. Я могу точно это определить, чтобы не метаться, как ты сейчас, из угла в угол.       Тэхëн бросает на Чимина очередной обиженный взгляд. Почему все ведут себя с ним, словно он маленький? Он не такой опытный и рассудительный, чтобы сразу понять, что испытывает — просто физическое влечение или у него появляются чувства к Чонгуку. Тот одним своим появлением вызывает трепет по всему телу, заставляет нейроны в мозгу полыхать. И всё. Не может Тэхён это описать, так что будет пускать на чонгукову фигуру слюни, мечтая, чтобы тот хоть поговорил с ним нормально.       Перед Тэхёном ставят бокал с ярко-оранжевым коктейлем; в бликах света плавает алая жидкость на дне, вязкая, видимо, сироп, смешивается с оранжевым, переливается кубиками льда на дне.       — «Дайкири», — озвучивает Чонгук, оставляя перед Чимином «Терапию», украшенную фиолетовым цветком фиалки. Тэхён прослеживает за его ловкими движениями, оглядывает взмокший лоб с прилипшей к нему чёлкой.       — Хочешь посидеть с нами? — выдает Чимин, заставляя Тэхёна подавиться своим коктейлем. Он хочет ещё раз пнуть друга под столом, на этот раз сильнее.       — Я работаю, — отрезает Чонгук, глядя на Чимина с нечитаемым выражением лица.       — Всего пару минут. Мы закажем ещё, — подмигивает Пак, всё так же не получая никакой реакции в ответ.       — Я с вами посижу, — раздается над ухом знакомый смешливый голос, заставляет Тэхёна едва ли не подпрыгнуть от неожиданности.       — О, Боги, тебя только не хватало, — Чимин закатывает глаза при виде улыбающегося Хосока. За спиной того маячит светлая голова ещё одного человека.       — Пришёл специально тебя побесить, Пак, чтобы жизнь мёдом не казалась.       — Иди лесом, — лениво машет уже опьяневший Чимин, подпирает рукой щеку, потягивая необычный коктейль из бокала.       — Только для того, чтобы тебя там закопать, — продолжает зубоскалить Хосок, падая рядом с Чимином. Он нагло отбирает у него трубочку, пьёт из чужого стакана, на что Чимин брезгливо кривит губы.       — Мне понравился этот коктейль, а ты все своими слюнями испортил, — возмущается Пак, не обращая внимания на присевшего рядом с Тэхëном блондина.       — Как успехи? — что за манера у этих ребят неожиданно говорить и пугать. Тэхён оборачивается к говорящему, взгляд цепляется за пирсинг на лице и спокойные глаза. — Юнги.       Тэхён пожимает руку Юнги, прочищает горло.       — Мне нужно ещё время.       — Слишком долго, — влезает Хосок, глядя, как под шумок исчезает Чонгук. — Блюстители не дремлют, наши ребята теряют надежду. Ты обещал достать документы, но уже прошло достаточно времени.       Тэхён видит, как напрягаются плечи Чимина — одно слово или несчастный взгляд Тэ, и друг ринется на защиту, устроит с Хосоком потасовку.       — Я ускорюсь, — уклончиво отвечает он, не смотря ни на кого из них.       — Надеюсь, — с нажимом отвечает Хосок, снова обращая внимание только на Чимина. — Золотце, а ты чего один и тот же бар вздумал дважды посещать?       — А то ты знаешь, какие бары я посещаю, а какие нет? У тебя фетиш на слежку? — фырчит Чимин, грустно глядя на испорченный коктейль и мусоля в голове такое же настроение.       — Ты мне нравишься, так что да. Всё планирую завалить тебя в каком-нибудь мотеле, — хохочет Хоби, дёргая Чимина за пепельную прядь.       — Ты натурал до мозга костей, — язвит Чимин. — И скорее себе член отрежешь, чем на мой зад взглянешь. И кто тебе вообще сказал, что это ты меня завалишь, а?       Тэхён перестаёт прислушиваться к перепалке, погружается в себя настолько глубоко, что даже музыки уже не слышит. Ему нужно собраться с силами и, дождавшись отсутствия дома отца, обыскать его кабинет и рабочий компьютер. Это может стать последним его днём в родном доме, потому что взлом не останется незамеченным, отец начнет подозревать. Тогда через Тэхёна власти смогут выйти и на остальных. А это значит, что нужно будет спрятаться от «жаворонков», объявив о своей причастности к противостоянию и принадлежности к одной из сторон.       Тэхён вздыхает, глядя на продолжающуюся полубеседу-полуссору Чимина и Хосока, лениво обводит взглядом танцпол и мелькающие форменные фартуки официантов. Юнги рядом с ним сидит молча, лишь наблюдает косым взглядом за спорящими, одаривает закатившего глаза Чимина недобрым.       Тут в мыслях Тэхёна что-то проскальзывает, за что он успевает уцепиться кончиками пальцев. В одной из книг, прочитанных во время поисков, Тэхен узнал, что раньше дети рождались одинаковыми, но потом произошёл катаклизм, сделавший первое поколение младенцев предрасположенными только к одному времени суток, и детей было больше, относящихся к «ночным».       Тэхëн хватает свой ежедневник так резко, что заставляет дëрнуться сидящего рядом Юнги, тот словно в лёгкую дрёму впал, а дëрганные движения Тэ его испугали.       Листает ежедневник, ища пустую страницу среди исписанных косым почерком, сразу начинает писать простую схему: младенец — изменения — исход.       Если раньше все новорожденные были абсолютно одинаковые, то кто сказал, что сейчас они не такие? Тэхëну нужно узнать, есть ли анализ, определяющий на сроках беременности, к какой категории будет относиться ребенок. И были ли зафиксированы случаи, когда у родителей из одного класса рождались дети другого. Если это не так, то Тэхён будет абсолютно уверен в своей теории — только родившихся детей изменяют, их тела делают такими, какие подходят определенному классу: дневному или ночному. Это подкрепит заверения Тэхёна в выдвинутых словах.       — Что там? — Юнги склоняется ближе, старается разобрать каракули.       — Это так, теория, — увиливает от ответа он, не желая давать лишнюю надежду. — Проверю её тоже. Чимин, — обращает на себя внимание Тэ, отвлекая друга от увлекательного препирательства с Хосоком. — Намджун работает в больнице?       — Ну, вроде в хирургии, — кивает часто Чимин, будто чувствует — Тэхён нашел маленькую, но зацепку.       — Мне нужно будет с ним связаться и попросить об услуге.       Внутри Тэхёна всё начинает разгораться с новой силой, придавая больше сил и избавляя от упаднического настроения. Наконец появилась новая ниточка, ведущая к правде! Тэхён обязательно обшарит кабинет отца, но и эту теорию, внезапным озарением сошедшую в разум Тэ, нельзя упускать из виду.