la hora azul

      Любопытство — не порок, а мелкое хамство. Так однажды сказал Тэхëну отец, когда его ребёнок начал впервые проявлять эту свою неискоренимую черту. Сколько Тэхëн себя помнит, им всегда двигало любопытство. Что будет, если высунуть руку поздно вечером за пределы безопасного окна, какие на вкус специи в ящичке, принадлежащем гувернантке, почему мама часто пахнет чем-то резким, раздражающим нос, когда пьёт из бокала. Рос Тэхён — росло и любопытство. Почему он такой, а другие на него не похожи, почему никто не понимает его жалости к бездомным животным и детям, у которых нет никого в этом мире, кроме них самих? У Тэхёна в голове всегда был рой вопросов, ответы на которые он с усилием искал повсюду.       Любопытство двигало Тэхёном, когда он впервые встретил Чимина. Мальчик с лисьим взглядом, оглядывающий его с такой иронией, будто ему не пять, а пятьдесят, и он уже умудренный жизнью, в отличие от того же Тэхёна, больше походившего на шаловливого щенка. Чимин и Тэ — явные противоположности, с каждым годом это становилось всё более очевидным.       Из интереса Тэхён начал изучать жизнь детей ночи. Сначала по статьям в газетах, потом по новостям, пока однажды Чимин не вытащил его в ночное заведение впервые. Им было по семнадцать, Тэхён появился в таком месте в самый первый раз, когда Чимин уже давно обитал в подобных кругах. Шум чужих голосов, громкие биты музыки и мелькающий свет не доставляли ему никакого удовольствия, гораздо больше привлекал человек, с которым его знакомил Чимин. Намджун будто был с другой планеты: бледная кожа, тёмные лохматые волосы, взгляд, как у дикого животного. Намджуну было девятнадцать, он изо всех сил старался удержаться на своих позициях, получая знания при госпитале, чтобы работать медбратом. Именно тогда Тэ узнал, что дети ночи в очень редких случаях, и только являясь крайне одаренными, имеют возможность получить какое-никакое образование. И даже в таких случаях стать специалистами на одном уровне с «жаворонками» не могли.       Намджун разговаривать с любопытным Тэхеном не горел желанием, сторонился даже Чимина, с которым уже какое-то время состоял в отношениях, похожих на дружбу.       — Я впервые говорю с «совой», — не скрывал восторга Тэхëн, Намджун его точно не разделял, стараясь отсесть подальше. — Расскажи о себе, пожалуйста.       — Нечего рассказывать, — коротко ответил тот. Тэхён с годами всё больше убеждался, что среди детей луны мало разговорчивых людей, взять бы хоть Юнги или того же Чонгука.       Чимин Намджуна, будто птенчика, оберегал, помогал, хотя тот отчаянно сопротивлялся. Используя связи своего отца, надавил на администрацию больницы, чтобы Намджуна допустили к обучению на хирурга. Тогда случился первый скандал Пак Ёнгхо и его сына. Тэхёну иногда кажется, что единственным, кого когда-либо по-настоящему любил Чимин — это Намджун. Больше не было похожих действий к другим людям, большей не существовало заботы ни к кому, как это было с Кимом.       Но Намджуну чувства Чимина, видимо, были не нужны. Он отрицал их, отталкивал, помощь старался не принимать. Тэхëн единожды стал свидетелем скандала, после которого общение едва не оборвалось. Это было перед тем, как Чимин разорвал все связи с родителем и ушёл из дома.       Чимин давил на главного врача госпиталя, потому что даже после стольких лет стараний он отказался принимать талантливого Намджуна в ряд с остальными врачами-хирургами, хотя руки того творили чудеса. Чимин устраивал склоки, насылал проверки на больницу, открыто угрожая, что будет хуже, если Намджуна и дальше будут принижать в коллективе, больше обращаясь с ним, как с медбратом, чем с доктором.       Чимин своего добился, но об этой истории узнали родители и сам Намджун, впавший в бешенство от усилий Чимина. Они страшно кричали друг на друга в вип-комнате одного из клубов, даже не замечая присутствия Тэхёна. Он впервые видел в глазах лучшего друга скопившиеся слёзы.       — Ты не должен был так со мной поступать! — лицо Намджуна было красным от злости и обиды. — Я из сил выбивался, думал, меня за успехи начинают ценить, а не за то, что ты их шантажировал!       Чимин зло смотрит в ответ, тычет пальцем в грудь Намджуна, затянутую в хирургический костюм: даже не переоделся, так мчался выяснять отношения.       — Я ради тебя жопу свою рвал, чтобы ты жил по-человечески! Своим авторитетом жертвовал, всё ради тебя и твоего блага.       — Не нужно мне это от тебя! Ты мне не нужен! — брошенные Намджуном слова повергли в шок даже Тэхëна, не говоря уже о самом Чимине. Друг тогда все свои надменные и ироничные выражения лица потерял в одночасье.       Тэхён никогда не забудет бледного, дрожащего Чимина, стоящего перед Намджуном, едва удерживаясь от рыданий. Он словно слышал тогда звук чего-то разлетающегося на осколки внутри Чимина.       — Не нужен? Никакие мои усилия не стоят того, да? — Чимин сильно подрался с Намджуном, так что вход в этот клуб с тех пор всем троим закрыт.       И после этого отношения с Намджуном не прекратились, но изменились основательно. Тэхён знает, сколько слов было не произнесено вслух в тот вечер, но четко понимает: чувства Чимина, одни из самых искренних, жёстко отвергли, оттолкнули и выкинули в мусорное ведро из-за гордости.       Больше так Чимин ни к кому за всё прошедшее время не относился.       Хосок настоял, что Юнги сопроводит их в госпиталь в качестве защиты: беспорядки и правда значительно усилились за последнее время, заметь в ночи машину «жаворонков», люди могли взбеситься и напасть. А тут Юнги, в своих кругах достаточно известный в качестве правой руки Хосока. Быть может, будь они с Чимином одни, Тэхён бы уловил подрагивающее волнение в кончиках пальцев Чимина — в присутствии постороннего тот держит себя в ежовых рукавицах, хотя Тэхен знает, как болезненны встречи этих двоих. После ссоры три года назад они словно коркой льда в присутствии друг друга покрываются, а отстать не могут: приросли, корнями вплелись друг в друга, перенеся столько всего. Тэхëну больно думать, что Чимин все ещё страдает по Намджуну, не в состоянии отпустить человека, который его никогда не любил так же сильно.       Юнги оглядывается по сторонам, быстро распахивает дверь чёрного входа госпиталя, чтобы Чимин и Тэхён, укутанные, как полярники, проскочили в помещение. У входа их встречает Намджун: за три года, что они почти не виделись, Тэхён замечает, как он возмужал и окреп. На нём голубой медицинский костюм под белоснежным халатом. Тэхëн горько хочет посмеяться: усилия Чимина прахом не пошли, он добился того, чтобы Намджун стал врачом, пусть и не таким успешным, как те, кто работают днём.       — Привет, — делано безразлично бросает Намджун, пятерню в волосы запускает, выдавая волнение. Юнги молча кивает, как-то пристально всматривается в остекленевшее лицо Чимина, Тэхён жмёт же хирургу руку. — Времени мало, так что быстро излагайте.       — Нам нужно попасть в акушерство, — начинает Тэхён, видя столбенеющего Чимина, он весь сжимается, Тэ понимает, как это всё болезненно на самом деле.       — Эй, — плеча Чимина касается чужая горячая ладонь, заставляя вздрогнуть. — Все нормально?       Чимин смотрит пустыми глазами в лицо Юнги, цепляется взглядом за проколотую бровь, чтобы сбросить следом руку с себя.       — Порядок, — коротко отвечает, глядя только на Тэхёна, но Юнги дрожь в руках и сгорбленную спину видит отчётливо. Ему не пристало заботиться о «жаворонках», но тут от их состояния зависит успешность похода в эту больницу.       — Ты хочешь просмотреть документы? — недоверчиво переспрашивает Намджун.       — И я хочу увидеть ребенка, который родился совсем недавно, желательно меньше суток назад.       — Это тяжело устроить, — вздыхает Намджун, трёт глаза тыльной стороной ладони. — Вы снова влипли в историю, как я понимаю.       Тэхён отводит взгляд, сталкиваясь с Чимином глазами. Он видит огромные зрачки, понимая, насколько Чимин нервничает.       — Ты поможешь? — подаёт голос Пак, но напрямую на Намджуна не смотрит.       — Помогу, — кивает тот, жестом приглашая их за собой.       Всё проходит слишком гладко, даже вызывает подозрения. Намджун тихо забирает журнал с пустого сестринского поста, ведёт их в подвальное помещение архива, позволяя несколько часов там убить на штудирование документов. И когда уже Чимин дремлет на стуле, а сидящий рядом с упорно листающим папки Тэхëном Юнги клюëт носом, Намджун тихо входит в пыльную комнату.       — Есть ребенок. Родился два часа назад, сейчас занимаются матерью, так что он в боксе, — выдаёт Намджун, заставляя всех проснуться.       — Кто он? — задирает высоко брови Тэхён, внутри всё подрагивает от волнения.       — «Жаворонок», — Намджун не особо понимает, для чего этим троим младенец, надеется, в жертву приносить не будут. Он подозревает, в какое дерьмо влезли эти двое, раз ошиваются с таким, как Юнги, но вслух озвучивать не станет, не желая начинать перепалку с Чимином.       Близится время пересменки: тогда будет наибольшая вероятность их успешного результата. На улице ещё ночь, медсестры и акушерки сонно устроились в ординаторской, позволяя им незамеченными проскользнуть в бокс для новорожденных. Ребёнок лежит под специальной лампой, причмокивает губами, щуря слеповатые глаза. Тэхён кивает на дверь, ему нужно войти внутрь, чтобы удостовериться.       Намджун оглядывается, впуская его. Маленькое создание лениво двигает конечностями, скорее рефлекторно, будто так нужно для собственного успокоения, кряхтит, когда Тэхён осторожно берёт его в руки: крошечный, хрупкий. В глазах Намджуна просыпается паника, когда Тэхён подходит к окну, даже Чимин дёргается.       — Не бойтесь, я не причиню вред. Просто удостоверюсь. Ты сказал, что ребенок — дитя солнца. Соответственно, если я сейчас открою окно, — кивает головой в сторону ночного неба Тэ, — он мгновенно погибнет.       — Тэхен, стой…       Намджун не успевает, Тэ распахивает створку, впуская в комнату холодный ночной воздух и звездный свет. Ребенок морщится, начинает копошиться, прижатый к груди Тэхена; ему явно дискомфортно, но он жив и здоров. Пальцы и лицо Тэхёна начинают в противовес поблескивать, покрываясь инеем, кожа стремительно синеет. Он победно глядит на собравшихся.       Намджун осторожно забирает новорожденного из рук дрожащего Тэхена, Юнги закрывает окно, пока Чимин растирает чужие ладони, дует на них тёплым дыханием.       — Я был прав, — глаза Тэхëна блестят искренней радостью от доказанной теории. — Я прав. Младенцы рождаются абсолютно одинаковыми. Они могут жить и ночью, и днём. Им ничего не вредит.       Тэхён часто дышит и трясётся всё сильнее, глаза лихорадочно бегают с Юнги на Намджуна.       — Что это значит? — глухим голосом спрашивает Джун, совершенно не понимая происходящего.       — Нас такими создают, мы рождаемся обычными людьми, а потом из нас делают «сов» и «жаворонков», — выдает он, повисая на плечах Чимина.       Тэхёна к машине ведёт Юнги, придерживая за плечи, когда Чимина одергивают за рукав теплой куртки. Тэ оборачивается, но Чимин ему кивает: всё нормально, иди. Юнги тут же включает обогрев, чтобы он начал согреваться после своего рискованного эксперимента, оба наблюдают, как сквозь стекло дверей черного входа виднеются две фигуры, стоящие друг против друга. Тэхён, прижавшись к окну машины, наблюдает за тем, как беззвучно двигаются губы парней, как Чимин отводит глаза, пока Намджун ему что-то агрессивно говорит. Отвечает лениво, напуская на себя больше безразличия, Намджун всё пытается поймать взгляд серых глаз. Тэхён тихо вздыхает, замечает, что Юнги тоже наблюдает за разговором, постукивая по приборной панели пальцами. Тэ волнуется. Его охватила страсть от выяснения информации и проникновения в госпиталь. А ещё он беспокоится за душевное состояние Чимина после этой встречи.       За дверью Намджун подходит ближе, хватает Чимина за плечи, на что тот почти не реагирует, глядя себе под ноги. Тэхён не может услышать, о чëм они говорят, но, скорее всего, Чимин огребает от Намджуна из-за их очередной опасной затеи. Намджун и склоняет голову, и поворачивает еë, стараясь заглянуть в чиминово лицо, но взгляд от него ускользает: та ссора сильно ударила по обоим, в присутствии друг друга они шагали по краю, не зная, как спасти положение. Судя по виду Чимина, Тэхен удостоверился — чувства к Джуну его не оставили, и сейчас друг уязвим, как никогда.       Тэхён глядит, как они встречаются глазами. Он не знает, что оба сейчас испытывают, просто наблюдает, читает эмоции с чужих лиц. Намджун касается Чимина лбом, прижимает его к себе ближе, на что тот прикрывает глаза с уставшим видом. Тэ замечает, как Юнги отворачивается, когда их губы соприкасаются. Тэхёну кажется, что это жест настолько отчаянный, жалобный. Любовь у них разная, больная, оба это понимают. Жизни тяжёлые, взгляды на неё отличаются; они создают ужасный диссонанс, находясь в опасной близости, не могут не резонировать, не конфликтовать. Чимин не плачет, но выглядит измученным, когда выскальзывает из-за двери. За стеклом силуэт Намджуна сгорбливается, уменьшается, удаляясь.       Прыгнув на заднее сидение, Чимин кажется Тэхëну мертвенно бледным, кусает губы, зная, что двое в машине отлично видели происходящее, но сейчас ему слишком наплевать. Душа на клочки разорвана, сердце в груди волком воет, даже цель их приезда из мыслей упорхнула. Тэхён, отогревшись, заводит двигатель. Это слишком сложно. Чимин сложный — он на вид, будто айсберг с титановой броней, ничем не пробьëшь, но стоит ему приблизиться к Намджуну и становится уязвимым, как ребенок.       — Мы выяснили, что младенцы рождаются обычными, — заводит тихий разговор Юнги, Тэхён вздрагивает от неожиданности. — Но у нас всё ещё нет доказательств.       — В архивных записях нет ни одного ребенка, который родился бы отличный от своих родителей и вообще родственников. То есть, у детей дня никогда не родится «сова», а у детей ночи — «жаворонок», — не отвлекаясь от вождения, отвечает Тэ. — Это косвенное доказательство, но оно всё же есть. Мне придётся ещё раз явиться сюда, чтобы выяснить подробности исследования УЗИ, определяющего пол и класс плода на поздних сроках беременности. Я кое-что об этом нарою в библиотеке, чтобы понять принцип этого исследования и доказать, что определение — блажь.       Юнги через зеркало бросает взгляды на задние сидения: Чимин выглядит уставшим, непривычно молчаливым. За все встречи, когда они с Хосоком навещали этих двоих, Юнги он казался источником неиссякаемой энергии. Саркастичный, надменный, но в какой-то мере пылким. И сейчас как-то странно было видеть Чимина таким. Он не знает об отношениях Чимина и того врача, но подозревает, что там не всё гладко.       Машина Тэхёна останавливается возле подвала, где они в последнее время обосновались: Тэ всё реже появляется дома. То ли от занятости, то ли от страха, что отец поймёт его замыслы. Юнги всё ещё в автомобиле.       — Выпьете? Там никого не будет, кроме нас в такое время, — предлагает Юнги, глядя скорее на Чимина, чем на Тэхёна.       — Да, — слышится с заднего сидения, и Юнги выходит, чтобы отпереть двери оборудованного подвала.       — Я, пожалуй, поеду. Нужно ещё много всего сделать, — отказывается Тэхён, виновато глядя на Чимина. Ему кажется, что друг в данный момент хочет оказаться от всех подальше, забыть, закопать внутри всё произошедшее. Он готов оставить Чимина, зная, что Юнги ему ничего не сделает. А вот Тэхёну пора собраться с силами и вломиться в кабинет отца.       — Езжай. Отзвонюсь потом, — безразлично бросает Чимин, выскакивает из машины и скрывается вслед за Юнги в подвале.

***

      — Не знаю, что ты пьёшь обычно, — жмёт плечами Юнги, распахивая дверцу старого холодильника. Чимин, подойдя ближе, опирается рукой о чужое плечо, склоняется и хватает наполовину пустую бутылку водки с самой нижней полки. Уходит в сторону кресел и дивана, падает на пыльную обивку.       — Я, может, и могу пить водку с горла, но предпочел бы стаканы. Если есть — чистые, — Чимин на Юнги не смотрит, но последний чувствует знакомые нотки яда в голосе, хоть и всё ещё подавленном.       Хватает с самодельной полки два низких пузатых стакана, в зубах держит пачку чипсов.       — Это всё, что я могу тебе предложить, — бросает на деревянный столик перед Чимином.       — Подойдёт, — Чимин раскручивает крышку, обнажает горлышко бутылки. В стакан льётся прозрачная жидкость, Чимин явно перебарщивает, наливая половину стакана.       Юнги молча наблюдает за тем, как он закрывает бутылку, дергано ставит на столик. Пьёт не морщась, игнорирует обожжëнное алкоголем горло, прижимает к носу запястье, утыкаясь в рукав кофты — щиплет. Юнги же не рискует так пить залпом водку, отпивает сначала небольшой глоток. В руках шуршит пачка с чипсами. Ему не очень нравится этот вкус, но за неимением иного, будут довольствоваться тем, что есть. Протягивает Чимину, оглядывающему помещение, он отказывается.       — Плохо будет. Закусывай хотя бы, — кладет пачку рядом с локтем Чимина.       — Да насрать, — нервно дёргает плечом, словно Юнги муха приставучая.       Сам же хозяин помещения не понимает, на кой хрен нянчится с этим парнем, отчего предложил выпить, а не отправил их по домам. Хосок за Чимина рассказывал мало: только то, что человек он экстравагантный, любит плевать в окружающих ядом, но за близких своих зубами глотки рвёт, чего только стоит то, что Чимин влез в это дело ради лучшего друга.       Чимин хватает бутылку снова, но Юнги удерживает его за запястье, ловит в ответ брезгливое выражение лица.       — Отпусти, — шипит, как настоящая змея, жжëт злым взглядом.       — Уверен, что тебе легче станет? — интересуется Юнги, даже не думая делать так, как ему приказывают.       — Не твоё дело.       — Верно. Не моё, — хмыкает Юнги. — А водка моя. И подвал мой. Заблюешь ведь всё, если продолжишь в таком темпе.       — Пошел ты, — бесится Чимин, Юнги видит, как тому нужно выплеснуть эмоции, как раненое нутро желает избавиться от переполняющей его боли.       Отпускает бутылку, позволяя Юнги отставить её в сторону, поднимается на дрожащие ноги, чтобы уйти.       — Куда ты? Ночь ещё на улице, — встаёт он следом, Чимин не удостаивает его вниманием. — Чимин.       — Да отвали ты! — взрывается, выпуская первый шоковый разряд, когда Юнги хватает за плечо, останавливая. — Пусти меня, какого хрена?       Брыкается, слёзы злые текут по лицу; Чимин не хотел проявлять эмоции, собирался всë внутри опять задавить, но этот белобрысый его бесит неимоверно, хочется кулаки о него почесать. Юнги же обхватывает чужие запястья, блокирует возможность удара. Чимин тогда замахивается ногой, но его всем немаленьким весом прижимают к входной двери лопатками.       — Пусти говорю! — кричит он Юнги прямо в лицо, изо всех оставшихся сил рвётся, но тело, уставшее, сдаётся, начинает обмякать от повышенной температуры чужой кожи. — Отпусти, я уйду.       — Заканчивай истерию, — спокойно отвечает Юнги, сбавляет обороты, не сдавливая Чимина так сильно. — Выплакаться хочешь? Так плачь. Кричать хочешь — кричи. Себе зачем вредить?       Взгляд Чимина на Юнги впервые за все время знакомства фокусируется, изучает непроницаемое лицо. Спокойный, уравновешенный взгляд в серые глаза вцепился, такое ощущение, что в бездну океана глядишь. Чимин совсем ватным становится в руках, Юнги обхватывает покрепче, чтобы не сполз на пол. Позволяет ему уткнуться себе в плечо, беззвучно трясясь.       Так и стоят: Юнги прижимает Чимина к двери, дав безмолвное разрешение выплеснуть скопившееся в тëмную футболку, натянувшуюся на плечах, касается выкрашенных волос, слушает тихие всхлипывания.       Чимин упускает момент, когда Юнги утягивает его на диван — ему лишь удобно лежать на чужой груди, устроившись в ногах.       — Расскажешь кому — убью, — хрипит от долгого молчания Чимин, но с места не двигается. Слушает в тишине комнаты чужое сердцебиение. Смех Юнги задорно вибрирует в груди, отдает Чимину в челюсть.       — Верю, что сможешь. Я и не собирался, — Чимину голову не хочется поднимать, чтобы посмотреть в глаза. Он не хотел, чтобы даже Тэхён видел его слабости, а тут малознакомый парень, в жилетку которому Чимин знатно прорыдался. Комфортно. Кожа у Юнги горячая, даже через ткань чувствуется температура. Сердце размеренно колотит в груди. Чимину всё равно на то, что происходит вокруг, он слушает глубокий голос, задающий вопросы, что-то мямлит в ответ, постепенно совсем расслабляясь.       Юнги старается не шевелиться, когда Чимин откровенно сопит, уснув в его руках. Это как так вообще вышло? Тело Чимина лёгкое, будто не весит ничего, волосы светлым пятном контрастируют с черной одеждой Юнги; Чимин глубоко дышит во сне.       Дверь подвала распахивается, заставляя каждую мышцу в теле напрячься, Чимин вымотался и не реагирует. Хосок сначала замирает, скептично оглядывает развернувшуюся картину: Юнги и Чимин, спящий в объятиях, бутылка водки и два стакана.       — В следующий раз звони и предупреждай, — нагло ржёт в кулак Хосок, заставляя Юнги хмуриться. Но друг больше ничего не говорит: валится уставший на кушетку, моментально засыпает.

***

      Чонгук мучеником смотрит на Хосока, гореть этому долбоящеру на святом костре инквизиции. Хосок упёртый, как баран, Чонгук так и видит над рыжей головой завитушки массивных рогов. Хосок отставать не намерен, преследует Чонгука по пятам, давит и раздражает своим присутствием. Сталкер, ей богу.       Чонгук ещё раз обводит Хосока взглядом с ног до головы, вздыхает, опираясь на кассовую стойку локтями.       — Ещё раз повторяю, для людей с лишней хромосомой: нет, Хосок. Я не буду в вашей вакханалии участвовать, — впору психовать и швыряться вещами, что вполне в духе Чонгука, но он так устал за последние три дня, что не хочет ничего. Пусть его оставят, пусть забудут, что такой человек когда-то существовал.       За спиной Хосока маячит Сокджин, смотрит моляще, жалобно на Чонгука, чувственные губы в виноватой улыбке изгибает. Чонгук сначала хотел надрать Джину зад за его подлянку, но подумал: много чести. Ему, Чонгуку, насрать. Он хочет спать и работать. На этом всё. Так протекала его жизнь всегда, так она и должна течь дальше. С появлением этой компании в поле зрения Чона, собственная вселенная даёт сбой, рушатся возведённые стены.       — Ты будешь втянут в это, как бы не избегал, — Хосок копается на витрине с солёными орешками, шуршит упаковкой. — Рано или поздно, Чонгук, сторону выбрать придется.       Кинуть в него чем, а?       Чонгук устал смертельно. В кармане вибрирует мобильный, на экране высвечивается имя. Когда только успел, паршивец?       — Привет, Чонгук! Это Тэхён.       — Я уже понял, капитан очевидность, — вяло отвечает тот, видит, как Джин и Хосок навострили уши.       — Не могу связаться с Джином, ты случайно не в баре? Это важно.       Голос на том конце дрожит, замечает Чонгук, какой-то шум, крики, а тон у Тэ, как ни странно, ужасающе спокойный.       — В чем дело? Где ты, Тэхён?       — Тут такое дело, — дрожь в голосе усиливается, Чонгука это начинает беспокоить, он весь напрягается; Хоби и Сокджин его позу повторяют, подходя ближе. — Я на улице. Сбежал из дома. Мне бы… — слышится в трубке надрывный кашель и слабый стон. — Мне больно. Отец застал меня за поисками, но я успел удрать, прихватив его рабочий ноутбук и наличку. Помощь нужна. У меня нет машины.       — Блять, Тэхён! — Чонгук смотрит на Хосока с долей паники в глазах. — Где ты? Говори срочно! Где Чимин, когда он нужен?       — Я в районе Санкан, у станции метро.       — Зайди в какое-нибудь помещение и жди там, слышишь меня? Тэхён?       На том конце линии лишь тишина. Либо у этого придурка разрядился телефон, либо он уже глыбой разбитого льда валяется на асфальте.       — Он в районе Санкан, один, без машины, — Сокджин смотрит на Чонгука с ужасом, пока тот выбегает из-за стойки, глядя Хосоку в глаза. — Ты же на мотоцикле? Я съезжу заберу его.       — Нет, — жёстко обрубает Хоби, заставляя Чонгука замереть.       — Что? — хлопает глазами Чон, глядя в лицо тому. — Это твой информатор, блять, он там умирает на улице!       — Мне всё равно. С ним или без него я свои планы выполню. Тебе какой резон его спасать? — Чонгук стискивает зубы, хватает Хосока за ворот куртки, тараня им стойки с товаром.       — Там человек умирает, имбецил! Твой человек!       — Тебе что от этого? — Чонгук отлично видит, что Хосок от него хочет. Если Чонгук согласится стать одним из них — Хосок позволит спасти Тэхёна. Если откажется…       — Ублюдок ты ёбаный! — бьёт его лбом Чонгук в нос, швыряет на пол, а Хосок глядит на него с игривой улыбкой.       — Что сделаешь, Чонгук? — Сокджин с ужасом прикрывает рот руками, случайные посетители вылетели из магазина так же быстро, как пришли, увидев разворачивающуюся драку. — Какое примешь решение? Побежишь на своих двоих до Санкан или попросишь помощи?       Чонгук скалит зло зубы, глядя на упавшего Хосока, перед лицом чонгуковым появляются ключи от мотоцикла, сейчас больше походя на красную тряпку в руках матадора.       — Решай, — Чонгук ненавидит Хосока, его умелые манипуляции и врождённую удачливость на такие ситуации, что с лёгкостью поворачивают всё в пользу Хоби.              Чонгук хватает связку ключей, плюёт под ноги Хосоку. Ему нужны доли секунды, чтобы захватить с собой куртку и прыгнуть на лиловый байк, оставленный перед магазином на парковке.       — Глянь за магазином! — бросает Чон вышедшему следом Джину, заводит двигатель.       Он жутко боится, что не успеет. Чонгуку очень страшно, что найти сможет лишь бездыханное тело, осколки льда вместо живого человека. Мчит на всей скорости, нарушает все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, выскакивает на встречную полосу. Мотоцикл чуть ли не ложится на асфальте перед станцией метро «Санкан», Чонгук летит в сторону стеклянных дверей. Он задыхается, в груди от быстрого бега колет, жжёт в боку, но скорости всё равно не сбрасывает.       Влетев в здание станции, Чонгук начинает судорожно осматриваться: ленивые «совы» смотрят на него, будто на умалишённого, рядом никого похожего на Тэхёна. В горле комом колючим стоит паника и страх заливает желудок кислотой, Чонгук никак отдышаться не может. Стаскивает шлем с головы, отчаянно осматривает углы, собираясь пройти вглубь станции, когда его за штанину хватают.       Чонгук выть от облегчения готов, когда видит закоченевшего, синего от холода Тэхёна; кудрявые волосы в полном беспорядке, в уголке губ запеклась кровь. Чонгук падает рядом на колени, вцепляется в пальцы, глядит в мутные глаза.       — Да что за тенденция у нас спасать друг друга? — смеётся слабым голосом тот, чувствуя пальцами тепло руки Чонгука.       Тот же пытается восстановить дыхание после бега, стоит на коленях рядом с «жаворонком». Сердце так бешено бьётся, что даже больно, Чонгук ищет что-то в чужих глазах: быть может, причину своего страха за жизнь Тэ? Или логическое объяснение, почему ради него идёт на риск, соглашается работать с Хосоком для спасения жизни парня с ветром в голове?       — Я тебя убью, — шепчет Чонгук, прижимается лбом к косяку двери, за которой спрятался Тэхён. — Удушу своими руками.       Тот тихо смеётся, не выпускает чужую руку из захвата.       Они сильно рискуют, когда Чонгук, укутав Тэхëна поверх пальто в свою куртку, сажает последнего на мотоцикл, а куда ещё деть беглого «жаворонка» посреди ночи? Оставить до рассвета на станции, где его найдут блюстители, которых, вероятнее всего, уже пустил по следу его отец? До магазина тут недалеко, спрячет у себя в подсобке, отогреет, а в синий час уведет в квартиру.       В маркете все так же Хосок стоит у витрин, Сокджин за кассой обслуживает покупателей, подменяя Чонгука. Чон обжигает Хосока злым взглядом, таща замерзающего Тэхёна в сторону складского помещения. Там есть чайник и обогреватель, Тэ сможет немного прийти в себя до окончания смены. Только сейчас Чон замечает объёмную сумку, которую Тэхён прижимает к груди.       — Как он? — на пороге появляется Сокджин, взволнованно топчется рядом с Чонгуком, двигающим старенький обогреватель ближе к дрожащей фигуре.       — Сильно замёрз. Сделай ему горячего попить, — Чонгук накидывает на Тэ сверху ещё и свою рабочую жилетку, трогает синее лицо, пересекаясь с ним взглядом.       Хосок стоит, оперевшись о косяк. Чонгуку охота рожу ему ещё раз начистить, его радует раздувшийся от удара лиловый нос на насмешливом лице.       — Этот парень о тебе заботится, Тэхён, — подаёт голос с бодрыми нотками Хосок, заставляя всех троих обратить на себя внимание. Даже Сокджин выглядит разозленным поступком Хоби. — Рискнул всем, согласился работать на меня, чтобы спасти твою жизнь.       Тэхён вздергивает голову на замершего со злостью в глазах Чонгука, смотрит внимательно с каплей надежды и океаном вины.       — Зачем ты?       — Я тебе не мог дать замёрзнуть. А Хосок просто скотина, — перебивает Чонгук, не создавая зрительный контакт с ним, явно ищущим его взгляда. — Отдыхай, мне нужно работать.       — Эй, Гуки, может, этот мальчишка тебе дорог? Вот и рвëшь на себе волосы, чтобы вытаскивать его из передряг, в которые тот лезет? — издевается Хосок, заставляет Чонгука, уже почти скрывшегося за дверью в торговый зал, обернуться.       — Хосок, хватит уже! — не выдерживает Сокджин, оставляет на мгновение заварку чая и часто дышит от злости. — Хватит! Перестань издеваться над ними. Ты получил, что хотел, так что остановись.       — Не остановлюсь. Не лезь, Джин, — улыбается тот, глядя на румяное от гнева лицо.       — Не приказывай мне, я не твой подчинённый, — Тэхён и Чонгук впервые видят, как Сокджин почти рычит, понизив свой нежный голос.       — А кто ты? — смеётся Хосок, подходя в Джину вплотную, почти соприкасаясь носами.       — Я тебе не подчиняюсь, а помогаю, знай разницу. Захочу — уйду. Надо будет — все твои планы порушу. Так что сбей с себя спесь и оставь этих двоих в покое.       Даже Чонгук притих, прислушиваясь к незнакомому доселе такому Сокджину. Он не ожидал, что нежный и ранимый Джин может быть таким яростным и грозным. Хосок же смотрит в глаза ему серьëзно, без доли клоунского поведения.       — Не зазнавайся, — бросает в лицо Джину, уходя из магазина.       Джина слегка трясёт от эмоций, Тэхён хватается за изящные пальцы в попытке поддержать.       — Ты тоже чаю попей и успокойся, — бросает из-за плеча Чонгук Джину, садящемуся на раскладной стул.

За несколько часов до этого.

      Тэхёну повезло: отец уехал по делам, так что у него появилось время и шанс порыться в кабинете, который обычно не запирался. Хваниль своей семье доверяет, но не на все сто процентов, так что Тэхён провозился с час, чтобы взломать закрытые ящики стола. Отчёты, документы, петиции, доклады, числа и графики — всё это не волновало Тэхёна. Он был уверен, что раз зашла тема за необходимый ему секрет, значит, информация по нему сейчас где-то поблизости. Тэхёну кровь из носу нужно достать то, что так рьяно прячут. В среднем ящике обнаружился запароленный ноутбук, в нижнем он ничего не отыскал. Ему стало интересно, есть ли двойное дно, но ящик оказывается обычным. Может, Тэ ошибается, и отец дома такие важные вещи не хранит? Однако, что может быть безопаснее их коттеджа с круглосуточной охраной и проверенными временем людьми, работающими на отца? Опасностью стал сам Тэхён, решивший подставить всю семью и себя, а также ближайший круг отца под удар.       Хваниль и мать Тэхёна — Ким Лиен — вернулись домой гораздо раньше, чем ожидал сам Тэ. Отец, разговаривая по телефону, застал его за перерываниями документов на стеллаже.       — Тэхён? — из-за спины отца показалась хрупкая фигурка матери, тëмные кудри блестят проседью. Глаза Тэ округляются от ужаса осознания, что он пропустил момент возвращения родителей. — Что ты делаешь?       Взгляд Хваниля становится холодным и острым, как лезвие, он, замерев с смартфоном у уха, глядит на сына. В его глазах зарождается понимание.       — Вот до чего ты дошёл? — за показным спокойствием отца кроется стальная жёсткость, она заставляет Тэхёна вздрогнуть. — Сначала бегаешь с этими отбросами, как с бездомными щенками, а теперь воруешь данные, которые вам знать нельзя? Я не ждал такого удара в спину от тебя.       — Они уж точно не отбросы, в отличие от некоторых, — Тэхён ощетинивается в мгновение ока, сжимает в руках серебристый ноутбук.       — Тэхён, что происходит? О чем вы говорите? — паникует мама. Ему становится стыдно, как будто ему снова десять, и он нашкодил. Да вот только ему уже не десять, а двадцать пять, и это не проступок, а поиски справедливости.       — Наш сын, Лиен, решил, что «совы» для него дороже собственной семьи, — ядовито усмехается Хваниль, заставляя в глазах жены собираться слезы, катиться по напудренным щекам крупными каплями.       — Тэхён! — мама хватает его за плечи, а сам Тэ сжимает крепче ноутбук. — Скажи, что это не так! Скажи мне, что не участвуешь в этих восстаниях.       Тэхёну больно, он будто из себя кусок мяса выдирает голыми руками, а потом прижигает клеймом — предатель.       Люди отца влетают в кабинет, но Тэхён успевает раньше: отталкивает маму в сторону кушетки; женщина с новым судорожным всхлипом падает на мягкие подушки; и достаёт из-за спины пистолет отца, найденный в одном из ящиков стола. Тэхён не направляет его дуло ни на маму, ни на самого Хваниля, а приставляет к виску, заставляя замереть всех, кто находится в комнате.       — Я тебе и твоим помощникам не позволю и дальше скрывать правду. Ты обвинял меня в идиотизме, говорил, что я позор семьи, только потому, что я хотел помочь невинным и страдающим. А сам за спиной утаивал то, что именно вы делаете их такими, решая, кто будет жить в достатке, родившись в богатой семье и будучи «жаворонком», а кому барахтаться в самых низах!       Лиен вскрикивает, когда дуло с силой вжимается в кожу виска Тэхёна, но последний на мать сейчас не смотрит. Боится, что сдастся, если пересечëтся с Лиен взглядами.       — Это не мною придуманная система, Тэхëн, — отец поднимает руки, его лицо вдруг омрачается от того, как сильно сын давит в свою голову пистолетом. — Это природа. Естественный отбор. Ты не сможешь изменить ничего, как бы вы с друзьями этого не хотели. Скажи, это Чимин тебя подбил?       — Нет, папа! — смеётся Тэхëн, почти жмёт на курок, знает — никто к нему не приблизится, боясь, что мозги Тэ окажутся на полу. — Это я всё затеял. Я слышал твои разговоры о тайне, которую вы так оберегаете, я был в больнице и знаю, что дети рождаются одинаковыми.       Лиен бледнеет, Тэхён вдруг понимает — мать тоже всё знает. Скорее всего, вся верхушка в курсе, значит, жертвами остаются одни лишь «совы».       — Мы всё исправим. Подавим волнения, постараемся улучшить жизнь людей. Только отдай оружие, — Хваниль протягивает к Тэхёну руку, но сын отшатывается, зло глядя на отца.       — И как тебе люди верят, как ты политиком стать умудрился, если лжец из тебя херовый? — Тэхён из-за адреналина ощущает решимость горы снести со своего пути, он знает, что родители боятся причинить ему вред и решает давить на эту болезненную точку до последнего. Но пропускает момент, когда один из телохранителей отца рывком валит его на пол.       На языке привкус крови отдает металлом, Тэхён кривится и хрипит, придавленный тушей здорового мужчины, глядит снизу на приближающегося отца.       — У тебя есть там любимый человек, да? Ты из-за него стараешься? — отец присаживается на корточки, не обращая внимания на гневные взгляды.       Тэхён знает, что обратного пути нет. Его не простят. Не убьют, но не позволят дальше жить в этом городе. Возможно, запрут в психушке до конца его дней, а этого Тэхён никак позволить не может. Пистолет, который телохранитель пытается вытащить из крепко сжатых пальцев, стреляет неожиданно. Тэ думал, что прострелит себя, но на деле по чистой удаче попадает в бедро мужчине. Воя, тот скатывается с Тэхёна, последний вновь оказывается на ногах, направляя оружие в отца.       — Тэхён! Перестань! Ты с ума сошел! — плачет мама, а он не может на нее смотреть.       Есть ли у него любимый человек? Дело не в любви к кому-то определённому. Тэхён насмотрелся на сирот, рабочих и простых жителей ночи. Ему не нужно только одних любить, чтобы понять — справедливости заслуживают все. Намджун, который мог бы стать хорошим врачом, гениальным хирургом, если бы оценивали его талант и полученные знания, а не класс, к которому относится. Чимин мог бы быть с ним, жить счастливо, если бы не пропасть между их жизнями. Хосок и Юнги, вынужденные заниматься грязными делами, потому что хотят жить хоть каплю лучше. Чонгук, не имеющий вариант получать образование и жить спокойно, вместо этого впахивая, как вол. Тэхён знает, о ком подумал, когда отец задал вопрос, но дело не только в нем. Дело во всём их обществе. В принижение, разделении и несправедливости.       — Отойди, Ким Хваниль, — мёртвым голосом произносит Тэхён, направляя дуло между бровей отца. Тот покоряется, становится ближе к плачущей жене.       Тэ же, не опуская пистолета, хватает свою сумку, оставленную у стола, сгребает туда все документы, что не просмотрел, ноутбук, блестящий серебристым боком. Он знает пароль от сейфа, нет нужды делать подобное, но Тэхён заставляет отца открыть железный ящик и положить в сумку наличные. Он хочет, чтобы отец почувствовал хоть раз то, что ощущают некоторые ежедневно — опасность, страх, зависимость от чужих решений.       — Мне жаль. Но не того, что я тебя предал. А того, что не узнал всего раньше.       — Не пожалей теперь о своём решении, Тэхён, — холодно бросает отец, когда Тэ исчезает за дверью кабинета и запирает его на ключ, дав себе фору к побегу.       Сокджин поражëнно наблюдает за тем, как пришедший в себя Тэхён вытаскивает из сумки её содержимое: на низком столе уже покоились стопкой бумаги, пистолет Beretta M-35, и несколько пухлых пачек наличных. На коленях Тэхёна немного помятый ноутбук — пострадал от того, что Тэ на него приземлился при падении, когда телохранитель повалил на пол, но всё ещё работает. Тэхён пытается разблокировать компьютер, подбирает пароль за паролем, напряжённо вглядываясь в экран. У него мало времени, чтобы открыть и просмотреть файлы, отец в скором времени может войти в свою систему с другого компьютера и снести всё с рабочего ноутбука.       Чимин влетает в магазин, словно ураган, волосы всё ещё стоят торчком после сна в подвале Юнги, последний вместе с ним входит, засунув кисти в карманы брюк.       — Где? — запыхавшийся Чимин едва давит из себя слова. В руках сжимает собственный маленький ноутбук, который попросил его привезти Тэхён.       — В подсобке, — кивает в сторону двери Чонгук, считая кассу: закрытие смены никто не отменял. Скоро заканчивается ночь, нужно будет закрыть магазин.       Чимин сперва долго воет на Тэхёна матом, обзывает всеми возможными оскорблениями, объясняя доходчиво, что за человек ему достался в качестве лучшего друга.       — Ты мог попросить помощи! — тычет пальцем в Тэ Чимин, прижимая технику к груди.       — И это вызвало бы подозрение, — жмёт плечами Тэхён, злясь из-за снова неверно указанного пароля.       — А то, что ты устроил — нет? — бесится, молнии мечет глазами.       — Что там? — Юнги склоняется над плечом сидящего в куртках Тэхёна, смотрит на его бесплодные попытки разблокировать ноутбук.       — Не могу его взломать, — трёт лицо Тэхён, компьютер ловко уводят с его коленей, Юнги садится на корточки перед столом. — Ты разбираешься в технике?       — Немного, — глаза Юнги бегают по строчкам открытого системного кода.       Несколько щелканий клавиатурой, минутное ожидание и перед ними оказывается в полном доступе рабочий стол со всеми папками и файлами. Несколько неудачных попыток Тэхёна перечёркивает секундная работа Юнги.       — Ничего себе. Спасибо, — хлопает уставшими глазами он. — А перенести так же быстро всё сможешь на ноутбук Чимина? Отец может удаленно залезть в этот и стереть всё. Времени мало.       Юнги кивает, забирает из рук Чимина компьютер, начиная работу. Среди знакомых Тэхёна выявляется всё больше талантливых людей.       Чонгук застаёт их за наблюдением, как Юнги возится с двумя компьютерами, Сокджин же дремлет у стены, уронив голову на грудь.       — Тебе, как я понимаю, дома появляться тоже нельзя, — вытирает руки после того, как протирал пол, обращаясь к Чимину, сидящему в обнимку с Тэ. — У меня не хватит места для троих.       — Пусть Чимин пока будет у меня, — вставляет Юнги, не отрываясь от своего занятия. Чимин странно смотрит в белобрысую макушку.       — Хорошо. Доберётесь сами? В случае чего — сразу звоним друг другу.       Чонгук швыряет на стол пакет, наполненный старенькими моделями телефонов и пачку новых сим-карт. Продуманный, знает, что по локации их запросто вычислят.       — Свои сломайте и выбросьте.       Тэхён с сожалением смотрит на свой смартфон, но решительно кладёт его на пол, давит каблуком ботинка, заставляя по экрану ползти сетку трещин. Отправляет всё в мусорный пакет вслед за телефоном Чимина. Последним туда летит уже не нужный ноутбук отца. Чонгук закидывает ношу на плечо, глядя, как начинается предрассветное время.       Расходятся в разные стороны; Тэхён клятвенно обещает Чимину в скором времени отзвониться, как только доберутся до квартиры Чонгука, Чимин же плетëтся за Юнги в его съёмную комнату на окраине соседнего района, а он-то думал, что они с Хосоком живут в подвале.       — Придурок что ли? — смеётся на это Юнги, расслабленно шагает в сторону автобусной остановки.       — Ну, а что? Вы же вечно там торчите, — Чимин чувствует себя отдохнувшим за то время, что они проспали на неудобном диване.       — Потому что невыгодно раскрывать место жительства, — Юнги толкает Чимина в сторону подъехавшего транспорта, сильнее натянув капюшон куртки на его красивое лицо.       — А сейчас что изменилось? Ты мог оставить меня и дальше существовать в подвале, — они стоят близко друг к другу, потому что в салоне маршрутного автобуса набилось много людей, едущих со смен отдыхать. Юнги, натянув капюшон толстовки на светлые волосы, почти носом соприкасается с Чимином.        — Если хочешь, можешь и дальше спать в подвале.       — Нет, увольте, я хочу в душ, — фыркает Чимин, встречается со зрачками Юнги.       Автобус подскакивает на кочке, заставляя их схватиться за поручни. Неловкое молчание затягивается, оба часто соприкасаются пальцами от тряски, кто-то толкает Юнги в спину, вынуждая его прижаться ближе к Чимину: давка усиливается.       Выходят из автобуса они с облегчением. На горизонте уже светлеет небо, заканчивается безопасный синий час. Юнги ведёт Чимина дворами в сторону двухэтажного здания с одним входом. Оно маленькое, но аккуратное с деревянными окнами и светлым фасадом.       Сосед Юнги, снимающий комнату через стенку, уже звучно храпит из-за двери. Они тихо крадутся в обитель Мина. Чимин с любопытством рассматривает обустройство комнаты, пока Юнги разувается. Чимин впервые в жилище человека ночи, Намджун на километр не подпускал его к своему дому, то ли стыдясь, то ли не доверяя.       Просто, но чисто. Небольшая кровать, накрытая пледом, стул со стопкой вещей на нем, тумбочка с древним ноутбуком и колонками, несколько книг на подоконнике. А ещё шикарный цветущий каланхоэ рядом с томиками.       — Ты любишь цветы? — оборачивается на Юнги Чимин, пока хозяин комнаты роется в стопке чистых вещей.       — Остался от матери. Она его очень любила. Вот, ухаживаю, — Юнги протягивает Чимину чистую футболку и темные шорты. — Душевая общая, но в это время пустует.       Чимин в смятении. Ещё сутки назад, он бы назвал этого человека незнакомцем, а сейчас собирается спать в его кровати, в одежде Юнги, перед этим расплакавшись на глазах и уснув в объятиях. Это… смущает. Чимин не подпускает к себе даже людей, с которыми спит, не позволяет быть близким, надеяться на серьёзные отношения, а тут столько всего позволил увидеть за один раз.       Вода пахнет хлоркой, но она чистая, есть мыло и полотенце. Чимину достаточно. Это, конечно, не его персональная ванная в квартире, но сейчас и правда в его жилище могут завалиться с рейдом, чтобы выйти на след Тэхёна.       Чимин мнëтся у порога, глядя, как Юнги плотно закрывает маленькое окно шторой, не пропускающей свет. Видимо, он сходил в другую душевую, переодетый и с влажными волосами.       — Устал? — не зная, что сказать, спрашивает Чимин, всё ещё стоит неловко у чужой постели.       — Немного, — не оборачиваясь, Юнги обеспечивает себе безопасность от солнечного света. А сам Чимин немного скучает по нему, слишком зачастив с ночными похождениями. — Будем спать?       Эта неловкость между ними гложет Чимина, делает непохожим на себя обычного. Юнги откидывает плед:       — Простынь чистая, ложись.       Неужели Чимин создаёт такое яркое впечатление стервозной личности? Хотя глупый, конечно, вопрос. Забирается на кровать, ложась у стенки, чувствует тепло легшего рядом Юнги. Они замерли спина к спине, струна между телами натянута до предела.       — Спасибо, что приютил, — шепчет Чимин, прислушиваясь к тихому дыханию рядом.       — Не за что.       Чимин долго вертится, постоянно касаясь босых ног дремлющего Юнги; то лицом к нему обернётся, то на спину ляжет.       — Прекрати крутиться, — разворачивается к нему Юнги, они встречаются глазами, как тогда у стены в подвале и недавно в автобусе. Чимину нравится смотреть в глубокие зрачки, а у Юнги мурашки по всему телу от того, как внимательные серые радужки его лицо рассматривают.       — Почему ты решил проколоть? — указывает Чимин кончиком пальца на губу, а потом на бровь.       — Мне кажется красивым, — уклоняется от ответа Юнги, глядя Чимину в глаза. — А ты почему решил сделать тату?       Чимин понимает, что Юнги умудрился разглядеть рисунок у тазовой косточки — фаза новорожденной Луны.       — Мне кажется красивым, — дразнит в ответ Чимин, улыбаясь. Юнги отводит на секунду взгляд, словно думает о чём-то.       — Давай спать? — словно хочет остановить разговор, предлагает Юнги, светлая чёлка закрывает обзор, он видит Чимина плохо, но замечает закушенную губу. Ему тоже вдруг хочется её укусить.       Сбрасывает наваждение, пару раз моргая, смыкает веки, не желает отворачиваться. Так он чувствует чужое приятное дыхание на своих щеках. Чимин больше не ёрзает, позволяя Юнги уснуть.

***

      Тэхён наблюдает за очередным рассветом, пришедшем вслед за бессонной ночью. За последние сутки произошло слишком многое, насыщенные событиями часы не отпускают уставшее тело для отдыха, а скачущее в груди от адреналина сердце грохотом отдает в ушах. Чонгук недвижимо лежит в кровати, отвернувшись от занавешенного окна, пока Тэхён, подобрав под себя ногу, роется в скопированных данных. Большинство из них — бесполезная для него информация, не несёт в себе нужных вещей, на которые тот надеялся наткнуться.       Он отправил Чимину короткое смс, что они добрались, но ответа не получил; поясница жалобно ноет Тэхёну, просит отдыха, но сон не приближается, мысли не отпускают голову.       Чтобы уснуть, ему нужно успокоиться, а эмоции зашкаливают. Плачущее лицо матери лезвием острым режет внутренности, осознание, что Тэхён предал собственную семью гложет белые кости, спрятанные под кожей. Ему грустно. Эта печаль тяжела, давит на плечи, но Тэ поступить по-иному не смел, не смог бы отступить, даже стой на кону его жизнь. Она и так лежит на одной чаше весов, на другой же — удача, она непостоянная, может сломить всё, что он строит, одним резким движением.       Кусает губу, открывая очередную папку. В ней, как и ожидалось, ничего. Архив личной и рабочей почты поиски так же не облегчил, Тэхён всё больше лишается надежды, думает, что его риск останется неоправданным.       Чонгук ворочается в кровати, глядит на Тэхёна сонным и взлохмаченным вороном.       — Когда ты последний раз спал? — голос после сна хриплый, Тэ отрывается от ноутбука.       — Перед поездкой в госпиталь.       — Двое суток прошло, — хмурит брови Чон, садится. — Нужно поспать. Никуда твой ноутбук не сбежит, если не поспишь — галлюцинации начнёшь ловить.       Тэхён наблюдает, как Чонгук поднимается на ноги, как приближается к столу, за которым он устроился. Теплые ладони обхватывают плечи, заставляя последовать за Чонгуком к кровати. Она жёсткая, узкая, а тело у Тэхёна становится таким тяжёлым, стоит прилечь. Усталость скопилась, тянет вниз грузом, не позволяя двинуться даже пальцу, пока Чон устраивается рядом.       Он спит беспокойно, он даже не помнит, когда провалился в бессознательное состояние. Только вот Чонгук сворачивался рядом с ним в клубок, а тут за окном уже синий свет льется сквозь стекла — недавно зашло за горизонт солнце. Чонгук уже на ногах, прихлëбывает из чашки со сколом, оперевшись о раковину.       — Выспался? — интересуется между глотками, глядит на торчащие во все стороны волосы Тэхёна.       — Ещё столько же проспал бы, — Тэ трёт сухие глаза, глядит в потолок, а потом на собранного Чонгука. — У тебя выходные бывают?       — Редко. Аренду всё время повышают, приходится попотеть.       Тэхён думает, что с наличкой в сумке, он мог бы выкупить весь этот дом во владение Чонгуку, но прекрасно помнит печальный опыт Чимина: чрезмерное желание помочь тому, кто об этом не просит, чревато расхождением во мнениях. Ты хочешь сделать благое дело, которое таковым является только в твоём понимании. Другой человек может твоим поступком смертельно оскорбиться.       — Поешь что-нибудь и спи дальше. Я приду под утро, — Чонгук уже укутался в куртку, такую ужасно тонкую для приближающейся зимы.       Дверь за ним тихо закрывается, Тэхён остаётся один в квартирке. На столе стоит с погасшим экраном ноутбук, манит снова усесться за поиски, но Тэ не может пошевелиться, тело размякло от короткого отдыха, чувствуется каждый грамм скопившейся усталости. Глаза блуждают по помещению: вот тумбочка с приоткрытой дверцей, из нее выглядывает какой-то рукав одежды. На тумбочке стопка пыльных книг, у хозяина не хватает времени их читать. Тут так мало вещей, говорящих о Чонгуке, лишь остро необходимое: тумба, обеденный стол, кровать и шаткая вешалка для одежды. Чем Чонгук увлекается? Что его за душу задевает? Чего бы он хотел? Врождённое любопытство покоя не даёт, заставляет терзаться вопросами, ответы на которые можно узнать, лишь вскрыв Чонгуку грудную клетку и проникнув в самую суть. Тэхёну нужны эти ответы. Открытие сундука с загадкой манит, он хочет иметь информацию о волнующем человеке. Чонгук скрытный, нелюдимый, Тэхён не может назвать никого из известных ему людей другом Чонгука. Он хотел бы им быть. Другом, товарищем — кем угодно. Лишь бы быть.       Переворачивается на бок, касаясь ладонью первой из стопки книг. «Маленький принц». Том настолько выглядит потрёпанным, будто его брали в руки множество раз, перечитывали, касаясь уголков страниц, проводили подушечками пальцев по строчкам. Тэхен открывает книгу, садясь в постели.       «Никогда не надо слушать, что говорят цветы. Надо просто смотреть на них и дышать их ароматом. Мой цветок напоил благоуханием всю мою планету, а я не умел ему радоваться.»       Интересно, Чонгуку нравится это произведение? Он перечитывает его или книга просто старая? Тэхён листает ещё дальше, вцепляется в промежутки с размытой типографской краской, будто промокшие листы некрасиво набухли, но сохранили на себе очертания слов. Почему ее хранят? Что она для Чонгука значит?       Тэхён понимает, что Чон для него — незнакомец. Случайная встреча обернулась их неизбежным контактом, но они так и остаются чужими друг для друга. Они не знают ничего, не имеют понятия о том, что составляет суть каждого. Тэхёну всегда было плевать, какого уровня образование есть у человека, как хорошо он живёт. К чему всё это, если для Тэхёна гораздо важнее знать, какой у него любимый цвет, помнит ли собеседник какое-нибудь стихотворение, запавшее надолго в душу. Тэхёну надо в голову забираться, укутываться там тем, что характеризует человека, а не считать, сколько кто зарабатывает, мериться материальным.       Мама часто в детстве повторяла: «Положение многое решает, Тэхен».       И Тэхён это запоминал, впитывал, понимая, что ему подобное не по нраву. Ему хочется душу изучать, знать, какие образы присутствуют в голове, как человек относится к обычным вещам. Всё это складывается в голове Тэ определенным образом, рисует линии характера. Положение важно для тех, кто им живёт и дышит. Тэхёну важно то, что действительно представляет для него ценность — личность.       Он закрывает книгу, проводит по трещинам на обложке. Никаких иллюстраций, просто полустëртое название. Прижимает её к груди, словно так станет на шаг ближе к тому, что ищет. Снова валится на кровать, ища успокоения. Книга пахнет старой бумагой, убаюкивает, приносит с собой новые сны.

***

      Первым, кого замечает Чимин, входя в собственное заведение с внеплановым визитом, становится Пак Ёнгхо. Чиминово лицо в мгновение каменеет, становится непроницаемой грубой маской, она не пропускает в себя свет и ядовитую энергию, принесенную сюда его отцом.       Ёнгхо сидит за столиком у окна, наблюдает серыми глазами, которыми наградил и Чимина, за первыми срывающимися с пасмурного неба снежинками. Он не смотрит на сына, но Чимин знает — отец заметил его появление, ждёт, когда тот соизволит подойти.       — У тебя хорошее кафе, — Ёнгхо сцепляет перед лицом пальцы, продолжая глядеть за стекло. — Ты отлично постарался.       — Неожиданные комплименты в адрес ничтожества, что ты породил, — смеётся Чимин, губы в издевательской улыбке тянет, пока присаживается на стул.       Ёнгхо на колкость не реагирует, хотя Чимин знает, каков вспыльчивый характер отца, зажжённая спичка может спровоцировать сильный взрыв, разнеся всю округу чужими всполохами гнева.       — Я пришёл поговорить, — отец удостаивает Чимина взгляда, встречаясь с похожими глазами, в них плещется злость, недоверие и брезгливость. Чимин отца три года не видел и ещё столько же бы хотел не встречаться.       — Я даже не удивлён. Если ты пришел по поручению Ким Хваниля, то можешь убираться в свою берлогу, я Тэхёна не сдам, хоть пытай. Он всё делает верно, — отрезает Чимин, ковыряет салфетку на столике.       — Я знал, что ты встанешь в позу, ты ведь всё же мой сын, — безразличная глиняная маска на лице Ёнгхо не меняется, взгляд холодными иглами покалывает кожу на лице Чимина, но он показывает точно такое же выражение лица, стоя на своём.       — Я перестал им быть, когда ты назвал меня неблагодарным ублюдком. Так что уходи из моего кафе и не возвращайся.       Ёнгхо устало выпускает воздух через ноздри, Чимин наблюдает, как поднимаются волны злости: его отец человек не из терпимых, а Чимин любитель доводить его до белого каления.       — Неужели ты не осознаёшь всю тяжесть того, что несёт в себе сейчас Тэхён? Он угрожал убийством собственным родителям, украл важные документы, теперь хочет разрушить давно устаканившуюся систему неосторожными действиями. Чимин, ты, ведь, умный мальчик, — Чимин на этих словах брезгливо кривит губы. — Ты понимаешь, что идти против устоявшихся принципов и машины общества — так себе затея. Вы играете с огнём, обожжёте себе руки.       Чимин молчит. Он риски отлично видит, опасность осознаёт и готов к последствиям. Тэхён — единственный, за кем слепо Чимин готов следовать. Да, безрассудно. Весь Чимин состоит из безрассудства и внутреннего пламени, Пак Ёнгхо сам его таким создал, слепил своими руками.       — Чимин. Вас задавят, как мошек. Революция — не выход, а она приближается. Дети ночи не спроста были ограничены в своих действиях.       — Объясни мне причины, будь добр, а не говори со мной, как с ребёнком, — вспыхивает Чимин, сдергивает с переносицы солнцезащитные очки. Уложенные волосы падают на глаза, путаются в ресницах.       Ёнгхо вздыхает.       — До создания данной нам системы все было ужасно. Войны, геноциды. Восстания и голод. Народ рушил собственные жизни, опуская уровень жизни до постыдных низов, насилие, особенно сексуальное, было исчислимо сотнями тысяч случаев. Тогда правительством было принято решение, которое создало привычную нам последовательность жизни, — Чимин зло смотрит на отца: это не решение проблемы. — Большая часть населения потеряла возможность жить при свете дня. Да, это было жестоко. Но так стало меньше проблем.       — Проблем для кого? Для сливок общества? — хохочет Чимин, упирается ладонями в край столика. — Вы живёте в аквариуме, папа, довольные своими выдумками. Он наполнен блёстками, закрывающими детям дня обзор на свалку за пределами стекла! Вы обитаете в утопии, построенной для определенных условий, погружаете остальное население в хаос, создавая видимость красивой картинки, — Ёнгхо слушает, сжав сухие губы в тонкую линию. — Ты возненавидел меня за реальность, за то, что я тебе показал: убранные с вашей дороги люди основательно от «жаворонков» не отличаются. Ты запретил маме даже звонить мне, смс-ки слать! Она потому и слегла, слышишь? Ты закрываешь уши и глаза, не чуешь того, что происходит вокруг. Вы всегда прикрывались благородными мотивами, да только сделали всё неправильно. Вы не создали новый, лучший мир, вы использовали в качестве завесы солнечную картинку, а оставшихся за нею так и продолжили губить.       Ёнгхо смотрит исподлобья, зрачки опасно сужаются от злобы. Чимину больно разговаривать с отцом, особенно после упоминания о маме, покинувшей их несколько месяцев назад. Чимин хочет сделать отцу так же больно, чтобы он чувствовал себя так же паршиво, как сам Чим, когда узнал о похоронах мамы, на которые не смог попасть и попрощаться.       — Ты мерзок. Вся ваша шайка-лейка отвратительна. Прекратите играть роли спасителей, являясь палачами. Мы не остановимся. Разрушайте, угрожайте, пытайтесь убедить. Я собственными руками вашу красивую картинку исполосую, покажу всем, чего не видят сливки общества, какое дерьмо творят собственными руками чудовища в шкурах благодетелей, — дыхание от гнева у Чимина сбивается, он наслаждается искаженным злостью лицом Пак Ёнгхо — мазохистское удовольствие волнами кожу обжигает. — А теперь пошёл вон.

***

      Юнги вздрагивает от очередного звука разбившегося стекла, прикрывает голову от острых осколков, натягивая капюшон сильнее. Руки уже неисправимо изрезаны, с носа льëтся юшка, но Хосок даже не собирается сбавлять обороты. Блюстители стреляют почти без остановки, то и дело Юнги слышит новые хлопки табельного оружия.       — Долго там копаться будешь? — у Хосока сбитое дыхание и глубокая царапина на лбу; кровь заливает правый глаз, прицельная точность значительно снижается.       — Ещё немного, — пыхтит Юнги, утирая кровавую струйку, вновь норовившую стечь каплями на усеянный осколками пол. — Ещё чуть-чуть.       — Давай живей! — бросает Хосок, снова исчезая за собственной баррикадой, пока Юнги дрожащими и усеянными порезами пальцами старается подключить собранное им практически из мусора устройство к сети сигнализаций, охраняющих входы в электронные банковские сейфы.       Снова выстрел, он так близко гремит, что тот начинает судорожно оглядываться — не пристрелили ли Хоби уже, идя следом за ним самим. Загрузка ползёт слишком медленно, нервирует уставшего Юнги, с носа вновь течёт, а со спины слышны крики правоохранителей. Хосок громко хохочет, выпуская очередь выстрелов в сторону блюстителей, на его лице красуется маска мультяшной совы, прикрывая знакомые черты.       — Йес, — довольно хмыкает Юнги, принимаясь стучать кнопками клавиатуры, он скачивает необходимые данные. Если их дело выгорит, несколько крупных корпораций лишатся своих денег за считанные секунды.       Флешка с данными удобно скрывается в кармане узких джинс, Юнги опускает на лицо маску кота, выглядывает из-за своего укрытия, дав Хосоку сигнал, что работа окончена. Хоби, выстрелив ещё раз, даёт команду в рацию, а у Юнги есть время, чтобы впустить в сеть компьютеров банка хитрый и юркий вирус, созданный им самим. Ноутбук, используемый им для дела, оказывается разбитым ровно в тот момент, когда вирус помчался по электронным нервам во всю систему, Юнги смотрит из-за стола, как на блюстителей, кучкой собравшихся в трёх метрах от Хосока, несётся здоровый внедорожник с прожектором на крыше: прилетела подмога в виде Сокджина и Кюхо. Мужчины в форме в спешке убегают из-под колёс, кто-то безуспешно пытается стрелять по кузову, но Сокджин, выкручивая руль и дёргая за ручной тормоз, врывается в здание, выламывает остатки оконных и дверных рам.       Хосок, уже впрыгнув в салон, протягивает Юнги руку. Мин с трудом может выдохнуть в тот момент, когда с почти закрывшейся автомобильной дверью в него попадает пуля. Воздух резко выходит из лёгких, позволяя раздаваться не словам, только хрипам.       Хосоково лицо с паникой мелькает перед Юнги, в голове звенит от боли, место ранения горит.       — Эй, дружище, держись! — кричит Хосок, Кюхо взволнованно оборачивается на задние сидения, пока Сокджин стремительно теряет с лица краски, управляя машиной.       — Ты слышишь меня, Юнги? — трясёт его Хоби, пока сознание медленно утекает сквозь пальцы, теряется ощущение реальности. Всю ногу залило уже кровью, ткань одежды мерзко липнет к холодеющей коже, Юнги сжимает алыми пальцами бок, в который угодила пуля.       — Чимин, — хрипит от боли Юнги не своим голосом. — Чимин, у него есть врач знакомый. Найдите Чимина.       Темнота в глазах начинается с уголка зрения, растёт пятно, поглощая зрение. Боль постепенно тухнет, она замирает на фоне, когда Юнги теряет сознание в руках Хосока, продолжая заливать кровью салон автомобиля.