la hora azul

       Увидев знакомое лицо и кудрявые волосы, раскиданные по светлой больничной подушке, Намджун сначала подумал, что ошибся. Не могло быть так, чтобы Тэхёна прятали именно в том госпитале, где работает он, в опасной близости, куда Чимин может с лёгкостью пробраться, зная больницу от и до ещё со времён, когда Намджун только начинал свою врачебную практику. Слишком просто, оттого и напоминает изящную ловушку, попадая в которую, сам удивляешься такой изобретательности.        В палату к Тэхёну допускались лишь определённые люди из персонала больницы: главный врач и его верные припевалы из медсестёр, подчиняющиеся непосредственно господину Ын Джи. Намджуну, естественно, свой нос туда засунуть бы не позволили. Но он видел названия лекарств, что завозили в палату сёстры, знал, что за дрянь вливают Тэхёну в вены и осознавал, для чего это делают.        Намджун влезать во всё это не желал, да как он мог оставить Тэхёна, ближайшего человека для Чимина, страдать в одиночной палате, привязанного к койке под постоянным надзором. В этот вечер, услышав жалобные стоны и повторяемое, как молитву, имя, Намджун решил пойти к Чимину и рассказать обо всём. Ради него он готов встать на этот путь, революция неминуемо коснётся каждого из них, так какая разница, попадёт в силки Намджун сейчас или потом.        Краем глаза он заметил, как выходит мужчина из палаты Тэ, как говорит вполголоса с кем-то по телефону, прося найти информацию. Намджун насторожился, но вид спокойный старался хранить до самого окончания смены. Всё пошло абсолютно не по плану, когда в палату забежал один из охранников. Оглядевшись, Джун прислушался к чужому разговору, слыша знакомое имя парня, которому проводил операцию после пулевого в бок; по его коже ринулся разряд тока, когда до мозга дошло: нашли, вычислили местоположение мятежников, с Чимином в их числе. После пропажи Тэхёна Джун не сомневался, что Чимин вошёл в состав ради мщения Хванилю и возвращения практически брата.        Он бросил сёстрам на пост, что ему плохо, и, не заботясь больше ни о чём, рванул прочь из госпиталя. Если ему улыбнётся удача этой ночью, то он успеет предупредить парней о том, что их нашли, сумеет спасти Чимина, даже если ради этого придётся замарать руки и репутацию.

***

       Им нужно уходить, убегать из этого дома, в который никто из присутствующих уже вернуться не сможет, зная, что тайное убежище таковым быть перестало. Намджун хватает Чимина за плечи, тянет на себя, умоляя уйти с ним. Юнги чувствует, как спирает дыхание, когда Чимин касается чужих пальцев, в его глазах непонимание, страх, просьба объяснить. Юнги хочет расцепить их руки, накричать, охватить Пака руками и ногами, когда Намджун тянет его в сторону выхода, что-то объясняя остальным. Юнги срать хотел на опасность, в его взгляде отражается то, как Джун держит Чимина за пальцы, с какой трепетной заботой утягивает за собой. Юнги протягивает руку, желая уцепиться за чиминов рукав, но замирает, глядя, как кисть последнего отпускает Намджуна.       — Если они уже идут сюда, мы не успеем! — вскрикивает Сокджин, роется в рюкзаке дрожащими руками, бросая взгляды на Хосока, что судорожно соображает, замерев.       — Бери Чимина и идите, — выдаёт Хосок Джуну. — Он — точка давления на Тэхёна. Если у них в руках будут эти двое, нам конец.        Юнги хочет возмутиться, но друг продолжает:       — Спрячь его на время так хорошо, чтобы никто не смог найти. О нас не беспокойтесь, мы выберемся в любом случае. Но Чимин должен быть в безопасности. Я обещал Тэхёну его сберечь. Вернётся к моменту, когда мы пойдём вытаскивать Тэхёна.        Намджун снова берёт Чимина за руку, переплетая пальцы, на этот раз ещё увереннее, и кивает Хосоку. Юнги хочется закрыть уши и кричать. Он так привык к присутствию Чимина, что оказаться вдалеке от него ему кажется извращённой пыткой. Он столько сказать хочет, о многом расспросить, а это, быть может, последний раз, когда они видят друг друга.       — Чимин… — решается Юнги, сделав шаг к нему, видит округлившиеся от напряжения штормовые глаза, тянется к нему всем телом, всей сутью, словно хочет хотя бы попрощаться.        Чимин делает шаг навстречу, отпуская пальцы Намджуна, замеревшего столбом. Они бросаются друг к другу, словно тонут, а присутствие другого дарит последние глотки кислорода на глубине. Юнги хватается за чужие предплечья, чувствует запах мыла из душевой, а в зрачках Чимина испуганное выражение собственного лица. Его затылок обхватывают тёплой ладонью, Чимин испуган не меньше, кончики пальцев дрожат, зарываясь в светлые волосы. У Юнги все слова из лёгких вышибло от того, что они сейчас расстанутся, что не смогут увидеть другого долгое время или совсем не встретятся, если кто-то из них погибнет в этой заварухе. Чимин притягивает голову Юнги ближе, сталкивается с ним губами, судорожно глотая воздух из поцелуя, заставляет того вздрагивать. Это слишком сильно похоже на прощание. Чимин сказал, что он не целует без любви, а сейчас ищет покой и спасение в его губах, заворачивается в вишнёвые лепестки, укрываясь ими, будто одеялом. Он отстраняется от Юнги так же быстро, как и поцеловал. У Юнги нет больше злости на то, что Намджун хватает Чимина за плечи, уводя прочь из его, из их, квартиры. Юнги для себя узнал всё, что было нужно в судорожных поцелуях, он увидел это в дрожащих руках и распахнутых глазах.        Внутри вместо бури штиль, ветер затих и море успокоилось, больше не терзая грудь тревогой и недосказанностью. Юнги всё понял, ему не обязательно было требовать от Чимина слов, и без того ясно. Роется в карманах куртки, чтобы достать оттуда пистолет, у него больше нет страха, нет тремора в конечностях. Он готов, он вернётся и заберёт Чимина, когда всё закончится, а сейчас… Сейчас нужно просто выжить, чтобы желание исполнилось.       Тэхён чувствует ласковые воздушные прикосновения, они дуновением весеннего ветра проходятся по щекам. Ему хочется распахнуть глаза, но не получается, словно кто-то накрыл их ладонью, не позволяя взглянуть. Тэхён знает, кому принадлежат изящные пальцы, он ощущает знакомый запах через завесу бессознательности, чувствует, как кончики подцепляют волнистую прядь, перебирая волосы.       — Чонгук, — скорее утверждение, Тэхён пытается поймать руки, но они призрачные, его не может здесь быть. Глаза закрыты, по губам блуждают подушечки, колдуя над пересохшей плотью, Тэхён хочет целовать их до обморока, до истощения, лишь бы не пропадали.       Будто молится, он повторяет имя снова и снова, зовёт, плачет, умоляя спасти. Сам себя спасти Тэ уже не в состоянии.        Ухватить за предплечье, ударить по локтю, так чтобы согнулся, а потом перекинуть через собственную спину, ударяя противника об асфальт с противным глухим стуком. Чон выпрямляется, откидывает густую чёлку назад и чуть сгибает ноги в коленях, замечая, как на него летит ещё один верзила в дорогом костюме. Ему ничего не стоит и этого кинуть наземь, если бы не вдвоём, если бы не больно заломили конечность за спиной. Чонгук едва слышно мычит от боли, умудряется сжать свободной рукой яйца несчастного, а второму прилетает ножкой стола от испуганного до полусмерти Джина. Они не успели даже выйти из квартиры Юнги, как на них обрушились семеро телохранителей. У Юнги, кажется, разошлись швы, кофта влажная и расползается кровавое пятно на боку. Чонгук хватает его, остервенело сжимающего рукоять пистолета, закидывает руку через своё плечо, чтобы помочь идти.        Тэхёну страшно, Чонгук призраком рядом с ним шепчет на ухо слова, которые он не в силах разобрать. Едва разлепляя пересохшую глотку, Тэ молит Чонгука забрать его, спасти, вернуть в крошечную квартиру, где в облаках пыли плавал солнечный свет. Он распахивает глаза, видит потолок с трещинами и маленького солнечного зайчика на носу Чонгука, смотрящего на него со своей половины кровати.       — Чонгук? — выдыхает Тэ, тянется к знакомой фигуре, к тёмным волосам, скрывающим глаза. — Это мой сон?       — Конечно, сон, глупый, — голос его хриплый, он наполнен эхом, так что у Тэхёна режет уши, но он продолжает тянуться, касается желанной кожи на плече, не скрытой тонким покрывалом. Чонгук приподнимается, глядит на Тэ из-за чёлки, чуть нависая.       — Тогда я лучше останусь в этом сне, — Тэхён прикрывает глаза, когда тот склоняется, но не получает желаемого: трудно даже в галлюцинации получить поцелуй, которого на губах всё ещё не было.       Тэхён снова в палате, накачанный препаратами, присутствие Чона призраком носится между складками тонких штор, в ушах неразборчивый шёпот, а пальцы сами дёргаются, ища прикосновения.        Чонгук — херовый водитель. Это становится ясно, когда он наезжает на одного из амбалов, стараясь скрыться с истекающим кровью Юнги на заднем сидении. Может, им это, конечно, и на руку, но хотелось бы быстрее убежать от выстрелов, преследующих машину Тэхёна, когда он выжимает сцепление, переключая скорость. Юнги белый, будто мел, прижимает руку к месту, где ещё толком не зажил шов, Чон выжимает педаль на полную, так что дымит резина. Автомобиль срывается с места, обгоняя мотоцикл Хосока, на котором беспомощным котёнком за спиной Хоби сжался Сокджин. Двигатель ревёт, коробка передач хрустит от очередного неаккуратного манёвра Чонгука, Юнги стонет, цепляясь за ручку окровавленными пальцами.       — Потерпи немного, оторвёмся сейчас, — бормочет он, не понимая, кого хочет успокоить: себя или Юнги.       В палате Тэ темно и прохладно, он всё ещё лежит, привязанный к кровати, знакомая угрюмая фигура стоит у тонкой тюли, разглядывая холодное декабрьское небо, усыпанное крохотными точками звёзд.       — Ты найдёшь меня? — хрипло спрашивает Тэ, не в силах понять, правдиво ли то, что он видит, либо его преследуют мучительные видения о человеке, с которым он хотел бы оказаться даже здесь, запертый в палате больницы под препаратами. Тэхёну страшно знать, что произошло в реальности, и как много он выдал в наркотическом дурмане.       — Я тебя из-под земли достану, ты же знаешь, — отвечает Гук, не оборачиваясь, его руки сцеплены за спиной, волосы убраны в хвост на затылке, несколько прядей обрамляют смуглое лицо. — Верну тебя, твой разум и душу домой.       — Что мне делать всё это время? — всхлипывает Тэ, дёргая ногами. — Как сохранить рассудок до того, как ты придёшь за мной?       — Верь, — подходит ближе, лицо совсем нечёткое, будто глаза застелило пеленой слёз. Тэ страшно, что он может забыть эти черты, их выбросит из разума от боли и дурмана. — Верь и жди. Найди опору, чтобы не сойти с ума.        Они вваливаются в подвал, Сокджин падает на пол, подпирая дверь спиной, когда слышит ритмичный сигнальный стук — Юнги и Чонгук выбрались из западни и нашли их. Отпирает массивный замок, пока Хосок опустошает пластиковую бутылку с водой: во рту страшно пересохло. Одежда Юнги в крови, Чонгук панически роется в аптечке, пытаясь хоть что-то найти.       — Дай сюда, — вырывает дрожащими руками сумочку Джин, достаёт бинты и кровоостанавливающее, пока Хоби помогает Юнги стянуть грязную кофту. Ритмичные действия перебинтовки и осмотра швов помогают мыслям успокоиться и замедлить пульс, грохочущий в ушах. Джин поднимает глаза на Хосока, зная, что ему теперь не уйти и не скрыться от того, что они сотворили, никому из них больше не спрятаться. А, зная мысли Хоби, лучшая защита — нападение. Они перейдут в открытую войну.       — Что с данными? — спрашивает он у старающегося отдышаться Юнги. — Успел забрать?        Последний кивает, натягивая грязную кофту обратно на тело и вырывая из рук Хосока бутылку с водой. Морщится от боли, но Сокджин замечает горящий в зрачках звёздный огонь, он никогда не видел Юнги таким решительным, как после сцены прощания с Чимином. У Джина болит в груди, когда он смотрит на этих двоих, от всех наполняющих его душу чувств сердце ломится из тела прочь, желая такой же отдачи. Кидает взгляд на Хосока, присаживающегося рядом с ним, бёдра соприкасаются, пробуждая воспоминания, но Джин держится, молчит и жмёт губы, словно ему всё равно. Юнги взгромождает на свои колени чудом унесённый ноутбук, ждёт загрузки. Сокджин ощутимо дрожит, когда чужие сухие пальцы хватают его собственные, спрятанные между бёдер. Оборачивается на Хоби, но тот глядит в экран, на материалы, готовые к огласке, ничего сказать не может, когда Хосок переплетает их пальцы, гладит кожу на тыльной стороне большим.       — Через сервер взлома в один момент, самый загруженный по времени, а это в эфире новостей, я смогу попасть в их систему, заместив изображение эфира нашим видео, — объясняет Юнги, Хо кивает, слушая тихий голос из слабых динамиков, мелькают сменяющиеся слайды фото и текста, добытых с флешки Тэхёна. — Оно будет транслироваться на любое устройство, где должны быть показаны новости, значит, их увидят множество людей не только в городе, но и в стране.       — Мы должны сначала вытащить Тэхёна! — взбудораживается Чонгук, нависая над ними, сидящими на диване. — Вы обещали.       — У нас больше нет времени, мы даже приблизительно не знаем, где они могут держать Тэ, — ощетинивается Хосок, сжимает пальцы Сокджина крепче.       — Знаем, — раздаётся голос со стороны двери, что забыли запереть, заставляя всех обернуться, — я знаю, где держат Тэхёна.        Чонгук смотрит на вошедшего Намджуна недоверчиво, изгибает бровь и складывает руки на груди.       — Его держат в госпитале, где я работаю, — объясняет Джун, запирая за собой дверь подвала, — я как раз хотел вам об этом рассказать, но услышал разговор в палате о квартире Юнги. Тэхёна чем-то накачали, он всё повторял одно имя из раза в раз. За тобой следили, — говорит он, глядя на Чонгука, — потому и нашли место, где вы собрались.        Чонгук хочет одновременно провалиться под землю и выдохнуть с облегчением. Из-за него случилось нападение, но теперь они знают, где найти Тэхёна благодаря Намджуну.       — Где Чимин? — выдыхает Юнги, его руки перестают порхать над клавиатурой.       — В безопасном месте, — уклончиво отвечает Джун, сразу же переводя тему. — Я вне подозрений, они не успели узнать, что это я увёл Чимина. Могу пронюхать о Тэхёне, его, вроде, планируют перевозить в другое место.       — Тогда мы можем напасть на кортеж в момент, когда его будут грузить для перевозки.        В голове Хосока начинается бурная деятельность, Сокджин всегда любуется этим задумчивым и серьёзным выражением лица, их пальцы всё ещё переплетены, Хоби крепко держит руку в своей ладони, размышляя.       — Постарайся узнать, когда и в какое время будут увозить Тэхёна, на этом будем строить план. И ещё, — Хосок внимательно смотрит на хирурга, — нам нужно кое-что подтвердить. И нужна твоя помощь, как врача.

***

       Намджун смотрит на данные не менее поражённо, чем ребята, увидев этот ужас впервые. Он никогда не слышал о проводимых экспериментах, о «la hora azul» и изменениях в телах новорождённых детей. По всей видимости, данные предоставляются не всем врачам, а только отделению акушерства; вчитываясь в строчки описания капсулы с вакциной, Намджун думал, что поседеет в процессе. Может быть, ребята и не понимали действия устройства, помещённого в тело, а вот Джуну было совершенно точно понятно, что это маленькая бомба, контролирующая организм человека и умертвляющая его при нарушении необходимых условий. Так выходило, что воздействие ультрафиолета играет значительную роль в создании препарата: для «жаворонков» при его недостатке капсула понижает принудительно температуру тела до состояния, характеризующегося как переохлаждение, то есть, кровь в буквальном смысле стынет, температура в теле падает и человек «замерзает». А для детей ночи всё вплоть до наоборот: детонатор, реагируя на солнце, повышает температуру настолько, что человек сгорает изнутри, почти воспламеняясь.        У Намджуна от ужаса встают все мелкие волоски на теле и даже на затылке, когда он видит цифры, исчисляющие погибшие плоды эксперимента; много лет правительство издевалось над людьми, чтобы разделить на касты и продолжить мучения лишь одного класса — его. Теперь Намджун понимает гнев в глазах молодых мужчин, окружавших его. Понимает и желает того же — наказания, справедливости. В нём теперь взыграло не только желание помочь Чимину, но и остальным людям: угнетённым, обиженным, много лет терпящим скотское отношение. Намджуну это самому знакомо не понаслышке.       — Где сейчас может располагаться устройство? — задает вопрос, разрушая тишину, Хосок, когда он отрывается от чтения на экране.       — Место расположения, скорее всего, не изменилось. Это точка, — Джун касается места между ухом и челюстью, — близкая к артерии, в ней можно замечательно контролировать температурный режим тела.       — Они будто поводок на нас надели, — ёжится Джин, по его коже и правда бегут мурашки, когда он начинает думать об инородной вещи в своем теле.        Взгляды присутствующих мрачнеют, слов не находится в противовес. Они все действительно словно собаки на привязи, поводки сжимают чужие руки, удерживающие в себе могущество властвования над другими. Но кто им позволил решать?       — Мы должны попробовать её извлечь, — решительно, чуть ли не по слогам, говорит Джун, оглядывая комнату, — я не смогу сделать это сам себе, решайте, кто будет подопытной крысой.        Хосок усмехается, хочет предложить свою кандидатуру, но не успевает:       — Попробуй на мне, — Джун смотрит на заговорившего Чонгука, в зрачках у того решительная темнота, глубокая, будто пропасть.        Кивает, оглядывая худощавую фигуру и спадающие на лицо волосы. Он не знает причин, они и не нужны для операции.       — Проведу тебя ночью в больницу, попробуем. Но ты должен осознавать риски. Судя по данным, за столько лет нахождения в твоём теле капсула, скорее всего, давит на артерию, когда я её уберу, поток крови будет сильнее, чем сейчас, пока не придет в норму.

***

       Чимин смотрит на восход солнца из разбитого окна дома, здесь когда-то они начали с Намджуном общаться, здесь они говорили, ссорились, плакали. Чимину жаль это пыльное старое место, жаль тех людей, которыми они были, жаль те дни, что казались ему непомерно тяжёлыми, а сейчас вся их жизнь превратилась в кошмар наяву: Тэхён мучается в больнице, одурманенный собственными родителями, его морально пытают, уничтожают мозг, а Чимин не в состоянии ему помочь. Да и самому бы кто помог избежать пряток от правительства. Когда всё начиналось, у него было представление, что они с Тэхёном нароют компромат, опубликуют в газете и утрут всем нос, до чего детские у него были предположения и мечты. Это было до того, как ситуация стала ухудшаться, до страшного ранения Юнги, до избиения в кафе, до попадания Тэхёна в плен. Теперь Чимин жалеет, что не мог насладиться в полной мере спокойными днями своего существования, да только чего плакать, если молоко уже пролито?        Ныне ему остаётся сидеть в старой хижине, далеко от тех, кто стал ему товарищами по несчастью, без возможности что-либо сделать. Ждать Намджуна и новостей, ждать, ждать. Чимину бездействие не по вкусу, но рассудок не повреждён, и ему понятно, что попади он в руки не тех людей, и все усилия пойдут прахом, Тэхён расколется, сломается, если ещё нет, они оба могут погибнуть, утянув за собой остальных. Так что Чимин покорно ждёт момента, когда настанет время его выхода. Терпеливым многое достается, так что Чимин будет терпеть.        Дверь скрипуче раскрывается, на улице светает, когда Джун заходит в пыльное помещение. Чимин, обняв колени, ютится на старом дряхлом диване, повернув к нему голову. У Намджуна внутри океан боли от того, что не его, другого ждёт Чимин, другому молчаливо дал обещание вернуться. Садится рядом, сцепив пальцы в замок, смотрит перед собой на хлопья пыли, выделяющиеся в рассветных лучах.       — Решили подождать. Я узнаю, когда Тэхёна будут перевозить, в тот момент ребята украдут его из госпиталя.        Чимин ничего не отвечает, просто рассматривает знакомое лицо, а потом утыкается лбом в плечо Джуна, заставляя последнего напрячься.       — Ты любишь его, так ведь? — почти шёпотом спрашивает, обращая на себя внимание серых глаз.       — Разве это сейчас так важно?       — Важно, Чимин, — зрительный контакт крепкий, как стальной канат, раньше у них не было необходимости в словах, а сейчас Намджун жалеет, что самых важных не произнёс.       Чимин расцепляет руки, позволяя ногам коснуться пола, вдыхает пыльный воздух, наблюдает за пробивающимся сквозь сумрак синего часа солнцем. Что в твоей голове, Пак Чимин? Осталось ли там для меня место? Намджун жалок, он, столько лет, зная о тех чувствах, ради которых Чимин совершал глупости, тешил самолюбие и отрицал собственные бутоны цветов в желудке. Он жалок, низок, но всё ещё… влюблён. Да только по глазам напротив видит, что цветы внутри Чимина завяли, уступая место прекрасным деревьям с крепкими корнями, что будут сотнями лет стоять в почве его души. Это не то, что было между ними, даже близко не стоит.       — Я не могу сказать, что люблю, — жмёт плечом Чимин, не отворачиваясь, — но и не скажу, что безразличен. Я просто хочу вернуться.        «К нему», — заканчивает у себя логически фразу в голове Намджун, вздрагивает, когда его касаются прохладные пальцы. Хочется уткнуться в волосы, прижаться ближе, где раньше было это желание? Осознание того, что Чимин у него просто есть, сделало Джуна высокомерной сволочью, а теперь, когда он дымкой ускользает между пальцами, Намджун боится, пытается ухватить, удержать рядом с собой. Но не выйдет.        Утыкается носом в нос Чимина, жмуря глаза. Всё никак не может отпустить, а нужно. Это необходимо, чтобы позволить уйти ему, а себе пережить, понять ошибку и исцелиться. Намджун смотрит в глаза Чимину, берёт ладонь, поднося к своим губам, и на секунду прижимается ими к коже на тыльной стороне. Он всё ещё любит, ему по прежнему больно, но Джун отпускает. Не бросит, жизнь за него отдаст. Просто уступает дорогу. Чимин смотрит благодарно, понимает Намджуна без слов, сжимая пальцами его кисть.

***

       Чонгук проскальзывает через дверь для персонала, оказываясь в госпитале. Его подмывает желание приблизиться к палате Тэхёна, но это слишком опасно для любого из них. Чон терпеливый, он дождется момента, когда они смогут вытащить Тэ из лап его отца, а пока придётся подождать. Намджун ждёт его у входа, они, скрываясь в погружённом в тишину госпитале, крадутся в одну из процедурных, пустующих в это время. Джун сажает его на кушетку, натягивает на длинные пальцы голубые перчатки, плотно охватывающие кисти. Касается шеи Чонгука, убравшего на время волосы в короткий хвост на затылке, чтобы провести осмотр, прощупать место, где может находиться капсула.       — Вот она, — выдаёт он, заставляя Чонгука вздрогнуть, давит на инородный предмет указательным и средним пальцем, заставляя чувствовать дискомфорт, — совсем близко к артерии, возможно, даже давит на неё. Ты сделал то, что я велел?        Кивает, роется в карманах, чтобы достать несколько видов таблеток, в число которых входят препараты, замедляющие поток крови и простое кровоостанавливающее. Намджун задумчиво замирает на мгновение, обрабатывает руки в перчатках антисептиком, а потом уже и место пальпации, где собрался сделать надрез. Когда холодный металл скальпеля касается кожи, Чонгуку хочется вздрогнуть, но он не может позволить себе этого, чтобы не отвлекать Намджуна от кропотливой работы. Обезболивающее им использовать нельзя, каждый флакон и ампула вносятся в журнал, так что ему остаётся лишь терпеть, когда Намджун совершает первое движение, разрезая кожу. Следом осторожно мышечную ткань, добираясь прямиком к артерии, где с рождения находилось устройство, не позволяющее ему жить нормально и видеть восходы солнца. На лбу Чонгука испарина от боли, губы искривляются, когда Намджун использует хирургическое зеркало, чтобы внимательнее и удобнее рассматривать. Чонгук едва слышно стонет от боли, глаза слезятся.       — Я был прав. Капсула лежит прямо на артерии, как бы сказать, сдавливая её. Ничем не закреплена, почти срослась с тканями, — он старается сосредоточиться на словах, чтобы сознание не помутилось от боли ещё сильнее, — Я сейчас её уберу, слышишь? Кровь хлынет потоком по артерии, тебе, вероятно, станет плохо. Хосок ждёт тебя снаружи, верно? Одному не дойти.        Чон моргает, лишний раз не тревожа шею, Джун утирает кровь, щурит глаза в свете лампы, снова принимаясь за работу. Чонгуку больно, правда больно, он искусал себе все губы, больше не может сдерживать болезненные стоны, пока Джун заканчивает с тем, чтобы вытащить детонатор и зашить ткани. Мозг едва соображает, даже не осознавая момента, когда Намджун лепит повязку, закрывающую маленький шрам между челюстью и ухом. В рот толкают таблетки, помогают запить их водой. Чонгук приходит в себя уже на улице, когда Намджун, спеша, передаёт его в руки Хосока.       — Следи за его состоянием, пусть пьёт это, чтобы так сильно не было плохо, ну а если самочувствие ухудшится — срочно звонить мне, — Хосок послушно кивает на рекомендации, придерживая Чонгука за пояс. — Сегодня я постараюсь выяснить, когда будут перевозить Тэхёна, как смогу, сразу свяжусь.        Хосок удобнее перехватывает свою ношу, чтобы дотащить до машины, Чонгук не сопротивляется, безвольной лужицей растекаясь на пассажирском сидении. Они без приключений добираются до квартиры, куда Хоби заводит обессиленного Чона, придерживая под руку. Сокджин подскакивает на месте, когда они входят, мнёт руки:       — Всё хорошо прошло? — шёпотом спрашивает, стараясь не разбудить задремавшего на кровати Чонгука Юнги.       — Нужно будет поить лекарствами, чтобы мозгу не было плохо из-за большого потока крови по артерии, следить за состоянием, в случае чего звонить Намджуну, — Хосок отпускает Чонгука, опирающегося на обеденный стол. Джин кусает губы, глядя за неровной походкой, за взмокшими волосами, что усеяли лоб прилипшими прядками. Чонгук с пьяным взглядом движется по кухне, находя излюбленную чашку со сколом, из которой часто пил Тэхён. Он был так близко к нему, а вместе с этим так далеко: не подобраться, не проникнуть, не увидеть лицо и не убедиться в том, что Тэхён всё ещё в своем уме. Чонгуку страшно, что могут сделать с рассудком Тэ в больнице. Ему почти не причиняют физической боли, истязая морально, издеваясь над сознанием. Используют его, Чона, как инструмент пыток, и это жутко.       — Чонгук? Ты как? — Сокджин подходит ближе, видя, как тот замер с пустой чашкой посреди маленькой кухни. — Тебе не плохо?       — Отойдите. Оба, — сипло выдаёт он, отставляя чашку на стол и глядя на светлеющее небо, скрытое шторой.       — Что ты задумал? — Хосок подходит ближе, но Джин останавливает его, хватая за локоть. Утягивает прочь, позволяя им скрыться в уголке, куда не попадёт солнечный свет.       Чонгук несколько мгновений смотрит на занавешенное окно, рассматривает почти истёршийся рисунок на ткани, на покрытый слоем пыли подоконник. Чашка сбоку, так близко к руке, что появляется шальная мысль швырнуть её в стену. Чонгуку бы хотелось, чтобы в этот момент с ним рядом был Тэхён, чтобы он стал свидетелем того, как тот впервые увидит рассвет. Делает первый шаг, касаясь шторы кончиками пальцев, проводит по огрубевшей за время материи, замечает, что за стеклом становится всё светлее. Глазам солнечный свет непривычен, Чонгук морщится, но не отходит. За спиной Хосок и Джин укрылись в тени, молча наблюдая за начинающимся сумасшествием, даже Юнги, до этого погружённый в лёгкую дремоту, поднялся на постели, теперь молча наблюдает за разворачивающейся картиной.        Ещё один шаг, чуть ближе, чтобы встать впритык к окну. Чон сжимает в руках штору, стискивает изо всех сил, солнце уже показалось из-за горизонта, освещает квартал, город и целый мир, невидимый отсюда глазу. В это время он приходил с работы и ложился спать, никогда не питая призрачных надежд по поводу того, чтобы когда-нибудь увидеть восхождение солнца вживую. Но никто не мешал ему мечтать, просто не было необходимости, а с появлением Тэхёна — солнечный свет стал казаться ему навязчивой идеей. Их слишком многое разделяло: положение в обществе, родословная, класс. А теперь? Теперь Чонгук тоже может увидеть солнце, даже если оно его так же сильно, как Тэ, не согреет.        Сжав штору ещё раз напоследок, Гук дёргает её в сторону, раскрывая окно. Сокджин сзади судорожно вздыхает и на мгновение прячет лицо на груди Хосока, боясь, что не сработало, не получилось. Но он всё ещё стоит там, напротив окна, глядит на розово-оранжевое солнце слезящимися глазами и не может оторваться. Часто моргает, стараясь согнать пелену слёз, скопившихся то ли от яркого света, то ли от эмоций. Вот оно какое — солнце. Вот каким может быть рассвет.        Блики лучей отражаются от тонкого слоя снега на крышах домов, слепят своим сиянием. Свет красит небо в перламутрово-розовый, сменяющийся глубоким голубым оттенком, предвещает хорошую, пусть и морозную, погоду на сегодня. Чонгук не может насмотреться, у него нет сил утирать капли с щёк, нет сил даже обращать внимания на боль в районе повязки, откуда удалили проклятый детонатор, не позволяющий ему жить днём. А теперь он может. Наблюдать за рассветами и закатами, не бояться выходит на улицу в любое время суток. Сморгнув очередную слезу с ресниц, Чонгук улыбается, улыбка перерастает в тихий смех, когда он оборачивается к друзьям. Юнги, стоя босыми ступнями на прохладном полу, недоумённо наблюдает за тем, как Гук плачет и смеётся, вцепившись в занавеску ладонью, как красиво солнечный свет очерчивает шоколадный оттенок его глаз и влажное от слёз лицо. Сокджин тихо всхлипывает в руках Хосока, что завороженно наблюдает за силуэтом Чонгука, озолочённого золотыми всполохами, пока сам прячется в тёмном углу.       — Это очень красиво? — дрожащим голосом спрашивает Джин, перестав всхлипывать.       — Безумно красиво, я ничего прекраснее не видел, — отвечает Чон, снова закрывая штору и позволяя друзьям выйти из укрытия, — ты обязательно должен увидеть.        Сокджин кивает, бросаясь в объятия Чонгука. Это так волшебно и долгожданно, что тот не отстраняется от чужих прикосновений, сжимает высокого Джина руками, позволяя смеяться сквозь плач. Они смогут, у них получится, теперь Чонгук может мечтать только об одном: встретить очередной рассвет, так же как и многие другие после, вместе с Тэхёном.

***

      — Если ты расскажешь, это прекратится, — призрачный Чонгук, присутствующий с ним в видениях, сидит на краю койки, к которой привязан Тэхён.       — Настоящий бы никогда не попросил меня о таком, — устало улыбается он, глядя на красивый изгиб пушистых ресниц, когда иллюзия склоняется к нему. Тёмные волосы падают на лицо Тэхёна, щекочут кожу, а ему хочется рыдать в полный голос, потому что он устал. Обещание удержать рассудок в порядке кажется Тэхёну невыполнимой задачей, становится всё сложнее искать грань между реальностью и видениями, тело почти не подчиняется ему, вместо мышц остались кожа и кости, так он исхудал за это время. Тэхён не может понять, прошли века и годы или несчастные часы его мучений, он уже ничего не может понять, из последних сил цепляясь за образ Чонгука, созданный его сознанием, как барьер между сумасшествием и психикой. Чонгук в его голове защищает разум Тэхёна от последних шагов с обрыва, когда пути назад уже не будет.        В сознание Тэ приходит резким рывком, когда его наотмашь бьют по щекам, вздрагивает, не понимая что это: очередная галлюцинация или правда.       — Ты слышишь меня? — расплывчатое лицо Намджуна маячит перед глазами, заставляя сердце биться чаще. — Мы придем за тобой, Тэхён, он идёт за тобой! Услышь меня! Держись, прошу, осталось совсем немного!        Видение исчезает или это Тэхён вновь теряет связь с реальностью? Но он прекрасно понял слова Намджуна, каким-то волшебным образом оказавшегося в палате: Чонгук и ребята идут за ним. Они вытащат его из пьяного ада, вернут в себя, заберут домой.       — Ты серьёзно считаешь, что это правда? — образ Чонгука в его голове грустно усмехается, сжимая скованные ноги Тэхёна, сидя на них. — Ты думаешь, что нужен ему, и это не просто плод твоего повреждённого разума?       — Я верю ему, — тихо выдыхает Тэхён, расслабляясь всем телом. Он действительно верит. — Чонгук заберёт меня отсюда, он обещал.       — Нет, ты это придумал, одурманенный опиумом, — зло смеётся Чон, его черты лица искажаются, плывут, будто воск, превращаясь в лицо Хэбома, оседлавшего его ноги, — ты это придумал, чтобы не сойти с ума. Потому что сам уже не уверен, в здравом ли ты рассудке. И Намджуна ты выдумал, чтобы себя утешить. Ты псих, Ким Тэхён. Осталось немного, и ты сломаешься, выдашь всю информацию о противостоянии и закончишь свою роль в лечебнице для душевнобольных, потому что одной ногой уже стоишь над пропастью.        Смех Хэбома режет уши, Тэхёну физически больно, он хочет стряхнуть его с себя.       — Это неправда, это неправда! — кричит из палаты Тэхён, пока Намджун прячется за углом, кусая от досады костяшки пальцев. — Я не сошёл с ума! Не сошёл! Они вернутся за мной, они придут! Он придёт за мной! Чонгук!        Намджуну больно слышать беспомощные крики Тэхёна, он, скрепя сердце, ускользает обратно в своё отделение под нарастающие крики-мольбу, превращающиеся в бессвязный бред после увеличенной дозы дряни, содержащейся в капельнице. Ему ничего не оставалось, кроме как проникнуть в оставленную на несколько минут палату, после подслушанного разговора охраны. Он не мог не дать Тэхёну хоть каплю надежды. Они собираются перевозить Тэхёна сегодня утром, почти на рассвете, так как Ким Хваниль незапланированно возвращается в страну после командировки. У ребят слишком мало времени.        Намджун садится между двух кресел в ординаторской хирургического отделения, чтобы написать Хосоку короткую смс, содержащую в себе жизненно важную информацию. За несколько часов они должны разработать план, подготовить все и исполнить так быстро, как только смогут. Это их последний шанс вытащить сходящего с ума Тэхёна из рук врагов, стоит ему исчезнуть из госпиталя, как они больше не смогут найти ниточек, к нему ведущих.

***

      — Ты не пойдёшь! — срывается на крик Хосок, глядя в глаза Джина, скрестившего руки на груди в знак защиты. Уже полчаса он старается отговорить упрямца от участия в опасной вылазке. — Ты останешься здесь и будешь ждать нас.       — Ты не указ мне, — качает головой Сокджин, разрывая зрительный контакт, он подчиняться не намерен, будет стоять на своём, — здесь и без того будет ждать Юнги.       — Хо, оставь его, — вцепляется в плечо взбешённого Чимин, примчавший всего несколько минут назад, — пусть идёт, если хочет.       — Ты не понимаешь! — скидывает тот руку с себя, отталкивая Чимина подальше, пальцы жёстко хватают джиновы плечи, заставляя того поморщиться. — Останься здесь.       — Зачем? Я такой же член группы, Хосок!       Последний уже едва не горит от ярости, пытаясь переубедить Сокджина, упрямо стоящего на своей позиции и противясь воле Хо.       — Останься, иначе я сломаю тебе ноги! — взрывается Хосок, тут же замолкая, когда на его лицо обрушивается изящная ладонь с длинными пальцами, хлёсткая пощечина обжигает скулу, заставляя поражённо заткнуться.       — Да у тебя мужества не хватит на то, чтобы меня попросить! — Сокджин замахивается, чтобы влепить ещё одну оплеуху, но Хосок перехватывает, останавливает удар. — Ты трус и слабак!       — Хорошо! Иди! Сдохнешь — мне будет плевать!        Оба расходятся в разные стороны комнатки, стараясь друг на друга не глядеть. Все присутствующие прекрасно понимают содержание данной сцены: Хосок не хочет признаваться, что боится за жизнь Сокджина, а тот в свою очередь решил вывести главу на чистую воду нетипичным поведением. Сидя в разных углах, каждый занимается подготовкой к вылазке. Джин помогает Чонгуку собрать одежду Тэ, в которую его переоденут, потерянно пихает в рюкзак нижнее белье и джинсы.       — Что между вами двумя? — шёпотом спрашивает Чон, так что его слышит только близко сидящий Джин.       — Ничего.       — Такое ничего, вроде, называли кое-каким словом, — усмехается Чонгук, выпрямляя спину.       — Этот человек «ничего» испытывать не способен, а я просто устал ему подчиняться, — грустно тянет в улыбке пухлые губы Сокджин, ловя на себе гневные взгляды упомянутого Хосока. — Забей.        Чонгук согласно кивает, глядит на часы у кровати, отмечая, что выдвигаться совсем скоро, Чимин неловко возится за кухонным столом, сгорая от нетерпения.       Юнги ушёл в оговорённое ранее место с аппаратурой, помогающей транслировать созданное им видео с разоблачением, так что Чимин не пересёкся с ним, не смог поговорить обо всём. У них ещё будет время, уверен Чимин, да и сейчас он взволнован будущим спасением Тэхёна из западни, чтобы решать свои личные проблемы. Чонгук выглядит обманчиво спокойным, а он молчит, не выдавая волнения последнего, скопившегося в кончиках пальцев: Чонгуку тоже не терпится увидеть Тэхёна.        Циферблат показывает всем присутствующим, что пора выдвигаться, это же делает сообщение Намджуна с просьбой поспешить. Чимин укутывается в свой пуховик, глядя на решительного Хосока, прячущего маску в карман куртки. Его лица, как и лиц остальных, никто не должен видеть. Открытым по плану остаётся лишь Чимин. Хосок проходит мимо Джина, задев того плечом, распахивает дверь квартиры, безмолвно спрашивая о готовности к началу действий. Все так же беззвучно соглашаются, покидая помещение один за другим.

***

      Тэхёну кажется, что его сердце скоро остановится, замолкнет, так сильно оно бьётся. Отчасти он именно этого и желает, потому что происходящее в его голове становится невыносимым. Чонгук сменяется издевательски смеющимся Хэбомом, а потом снова становится собой, ласково касающимся его лица и даря нежную улыбку. В следующее мгновение перед ним уже Чимин: лучший друг плачет над бездыханным телом то ли Намджуна, то ли Юнги, заставляя Тэхёна разрываться от боли. Голова нестерпимо гудит, спазмы в набат бьют по ушам вместе с пульсирующей по венам и капиллярам кровью, заставляют Тэхёна неосознанно вскрикивать от ощущений. Тэхён устал, его силы на исходе, а галлюцинации становятся всё более жестокими, заставляют его страдать как физически, так и морально. Тэхён думает над тем, чтобы ему дали верх дозы, окончив мучения.       — Ты обещал мне! — кричит на Тэхёна расплывчатый силуэт Чонгука. — Ты клялся мне, что дождёшься!       — Я больше не могу, — шепчет одними губами он, глаза почти слепы от головной боли, Тэхёну хочется сжать череп руками, но они скованы, — у меня больше нет сил!       — Где твой канат? Ухватись за него! Осталось совсем немного, Тэхён!        Но Тэхён больше не может, он не хочет, устал бороться и готов опустить руки, сдаться, лишь бы пытка прекратилась, лишь бы каждый образ упорхнул из его головы, растворяясь в вечерней дымке.        Запястья его содраны до крови от конвульсий, в которых бьётся бесполезное тело, ноги в синяках от попыток вырваться, а спина неестественно изогнута, когда Намджун заглядывает в палату, натыкаясь взглядом на пару здоровых мужчин, готовящих его к перевозке.       — Кажется, что-то происходит у ваших внизу, — Намджуну даже не нужно изображать волнение, он и без того почти дрожит от ужаса.        Один из охранников кивает своему напарнику, уходя из палаты. Намджун достаёт припрятанный в халате шприц, следуя за ним. Один толчок, чтобы толкнуть того в боковую дверь, но мужчина бьёт Джуна в лицо, заставляя потерять ориентацию; готовый к атаке Чимин, ждавший в подсобке, куда верзилу пихнул Джун, накидывает на чужую шею тонкую верёвку, перекрывая путь кислороду.       — Давай, Намджун! — пыхтит он, пока последний дрожащими руками открывает колпачок шприца с украденным транквилизатором. Игла входит, будто по маслу, охранник вздрагивает ещё несколько секунд, прежде чем обмякнуть в руках Чимина. Они связывают ему руки приготовленными заранее хомутами, оставляя в подсобке.       На телевизоре у поста, когда оба выходят из комнатки, появляются помехи. Вместо новостей, что крутят три раза в стуки — утром, вечером и в синий час — появляется знакомая широкоплечая фигура, лицо скрыто помехами, голос искажён. Сёстры и дежурные врачи, оказавшиеся в это мгновение в коридоре, замирают, вслушиваясь в слова электронного голоса, льющегося из динамика:       Знаете ли вы, что делает с нами наше уважаемое общество, сограждане? Как за нас решают наши судьбы и то, чего мы заслуживаем, по мнению людей, узурпировавших власть в стране, — фигура вскидывает руками на экране телевизора, — как нашим детям, только появившимся из утробы матери, приходится пройти классовое разделение?       Чимин вваливается в палату, держа оружие в руках, телохранитель, не растерявшись, хватается за кнопку вызова подмоги, но Намджун резво толкает в него стол на колёсиках, врезавшийся мужчине в колени. Тэхён, чей лоб покрыт испариной, дрожит на койке, глаза Чимина округляются от ужаса, когда он видит, во что превратили его лучшего друга: кожа с желтоватым оттенком, потерявшая свою природную смуглость, под глазами глубокие тени, а руки и ноги так сильно похудели, что кажутся хрупкими: дотронься и сломаешь. В глазах Чимина ярость плещется, перемешивается с болью и обидой, когда он направляет дуло охраннику в лицо. Он ни секунды не думает перед тем, как нажать на курок.       Выстрел пугает медицинский персонал, собравшийся у телевизора. Сёстры прикрывают искажённые горечью рты ладонями, доктора напряжённо замерли, кто вцепившись в стойку сестринского поста, кто оставив руки висеть вдоль тела. Выстрел заставил всех почти одновременно вздрогнуть, оторваться от происходящего на экране, от ужасающих картин, забыть которые не удастся.       — Много лет над нами позволяли издеваться, играть нашими судьбами и решать за нас самих, достойны ли мы солнечного света, — вещала фигура, заставляя наблюдающих всё больше напрягаться, — сколько погибло младенцев в руках бездушный учёных, ставивших на беспомощных детях эксперименты.        На кадре, показывающем изувеченные детские трупики, одну из медсестёр вывернуло прямо себе под ноги, заставляя стоящих близко к ней брезгливо отшатнуться. В глазах людей стал поселяться страх, а теперь с каждым словом говорившего, он мутировал в безжалостную ярость и жажду расправы, перемешиваясь со слезами.       — Мои братья, мои сёстры, — проникновенный, пусть и искаженный голос, продолжал литься из динамиков, не позволяя ни одному из смотревших оторвать взор от видеозаписи, — мне насточертело угнетение уже так давно. Я молод, но в душе моей изувеченных граней столько, сколько нет костей в человеческом теле…        Хосок — настоящий оратор. Чонгук понимает это в процессе приближения к палате Тэхёна, так как его слова будят и в нём праведный гнев. Хосок не спроста стал лидером большой группы жителей ночи, ему стоило лишь позвать за собой, как мужчины и женщины к нему потянулись. За этим человеком пойдёт ещё больше масс после того, что они устраивают сейчас. Выстрел послужил сигналом к действиям. Облачённые в зимнюю одежду и с масками на лицах, люди Хосока выскакивают из тёмного коридора, ведущего к пожарной лестнице, прикрывая своими спинами лидера и его близкий круг, следующих к тому, кого обещали спасти и без кого у них не было бы таких веских доказательств против государства. Мужчины в масках направляют на безоружный персонал дула пистолетов и ружей, заставляя их замереть в испуганном ступоре, пока Чонгук и Хосок проникают в палату.       Тело убитого охранника лежит там же, где упало после выстрела Чимина в голову, белые стены украшают рубиновые брызги крови. Сам же Пак, забравшись с ногами на койку, удерживает бьющегося в судорогах Тэхёна, пытаясь перерезать наручи, которыми того приковали к железным перекладинам койки.       — Не стойте столбом! — шипит Чимин, лицо его бледное, да и сам Чон теряет краски с лица, стоит ему увидеть, в каком состоянии тот, за кем он сюда явился.        Чонгук помогает Чимину разрезать плотный материал; когда конечности Тэ оказываются на свободе, он внезапно распахивает глаза с неестественно увеличившимися зрачками.       — Тэхён, — выдыхает Чонгук, приближаясь к лицу.       — Оставь меня, уходи! — слабым голосом умоляет тот, слёзы без остановки катятся из стеклянных глаз, Тэхён брыкается, старается оттолкнуть всех от себя, всё ещё находясь в дурмане от лекарств, Намджун роется в ящике с препаратами, чтобы отыскать успокоительное.       — Тэтэ, — жалобным голосом с дрожащими нотками зовёт лучшего друга Чимин, в его горле стоит комок, грозящийся взорвать и его, и всех окружающих, потому что Чимину кажется — это больше не Тэхён, от того человека осталась лишь оболочка, слабая и ломкая, как куколка, из которой уже выбралась бабочка.       — Оставьте меня, прочь! — с небывалой силой Тэ впивается пальцами в плечи шокированного Чимина, застывшего, словно истукан. — Проваливайте, я устал! Я уже сошёл с ума, я готов, спрашивайте что хотите и дайте, — всхлип, — дайте мне уйти!        По палате разносится гулкий звук удара, голова Тэхёна запрокинута, глаза распахнуты в потолок. Чонгук, оттолкнувший Чимина, теперь сидящего на полу, нависает на беззащитным Тэ, сжимая дрожащий кулак, только что врезавшийся в скулу бредившего парня.       — Тэхён! — Чонгука бьёт крупной дрожью, когда он за грудки поднимает безвольное тело. — Слышишь ты меня или нет? Я пришёл за тобой, какое ещё «уйти»?! Я пришёл сюда, чтобы забрать тебя. Я... — голос Чонгука срывается, костяшки саднит, а на бледной коже Тэхёна краснеет расцветающий синяк. — А ну приди в себя, сукин ты сын!        Взгляд становится на мгновение более осмысленным, когда первая капля опускается на нос Тэхёна; Чонгука трясёт, он крепко сжимает ткань больничной одежды. Чёлка закрывает его лицо, не позволяя никому видеть, кроме самого Тэ, как из распахнутых глаз катятся градом слёзы. Тэ протягивает руку, трогает щёку тыльной стороной, больше не сопротивляется, пока Чонгук утирает рукавом лицо.       — Так давайте поможем друг другу! — голос Хосока на экране телевизора вставшего в напряженную позу и прижавшего кулак к груди, становится всё громче и жёстче. — Нам нужно перестать склонять головы. Пришло время подниматься с колен, настал тот момент, когда мы скажем нашим мучителям: «Хватит! Мы больше не намерены это терпеть! Мы не позволим прикоснуться ни к одному ребёнку, чтобы решить его судьбу. Вы будете, как и задумано природой, во всём нам равными!» И сейчас, чтобы наши голоса были услышаны, чтобы никто их не проигнорировал, помогите нам! Только все вместе мы добьёмся того, чтобы перестать быть униженными!       Медбрат, судорожно сжимавший и разжимавший кулаки от злости, двигается первым, отталкивая от себя замеревших людей. Он хватает тележку у стены, в которой хранятся лекарства под замком, заставляя пятиться парней в масках. Те молчат, наблюдая за чужими действиями. Медбрат хватается за тележку, всей своей недюжинной силой заставляет колесики оторваться от пола, а в следующее мгновение обрушивает сталь на пол. Слышен грохот металла о плитку, повсюду разлетается стекло разбившихся ампул и летят брызги вырвавшегося из них лекарства. Молодой парень отчаянно дышит, стоя посреди разрушения, плечи людей, подчиняющихся Хоби расслабляются, когда он подходит к ближайшему и жмёт ему руку, словно подписывается под всем сказанным.        Народ устал за многие годы, народ поглощен гневом от тех вещей, что узнали благодаря людям, начавшим с мелких грабежей и мародёрств, а теперь раскрывают объятия для каждого, кому не угоден нынешний режим. Народ возжелал справедливости после слов Хосока и пойдёт вслед за ним, если попросят.        Чимин вздрагивает, едва не роняет носки, которые пытается натянуть на извивающегося Тэхёна, когда за дверью палаты раздался грохот. Чонгук толчком в плечо торопит Чимина, но Тэ вырывается, бьёт друга в нос, заставляя завалиться назад.       — Вколи ему что-нибудь уже, — шипит Хо на Джуна, — вынесем, если надо, иначе таком раскладе нам будет тяжело убежать.        Намджун поспешно приближается к Тэхёну, которого все ещё старается сдержать опустошённый Чонгук. Укол действует не сразу, им приходится какое-то время подождать, прежде чем продолжить одевать обмякшее тело. В глазах Чонгука — пустота и горечь, он не может принять того, что сознание Тэ искажено настолько, что он не видит границ реальности. И никто пока не имеет понятия, как с этим справиться.        Когда Тэхён уже одет и грузом висит на плечах Чимина, Намджун сгребает в опустевший рюкзак множество ампул из тележки с лекарствами, плевать, им может многое понадобиться в этой ситуации. По грохоту за дверью, Намджун может предположить, что буйство в самом своём расцвете, люди начинают злиться и вымещать своё недовольство на ближайших к ним вещах.        В тот момент, когда они выбираются из палаты с Тэхёном на руках, в здании госпиталя творится настоящий ужас: везде битое стекло, охрана и оставшиеся люди Хваниля борются с медицинским персоналом, устраивающим настоящее буйство. Крики, летящие бумаги, что скинули с сестринских постов, Чимину приходится низко пригибаться, вес Тэхёна придавливает его к полу, сердце колотится, будто бешеное. Намджун поддерживает его сбоку, Хосок ведёт вперёд, таща за собой Чонгука, сзади их прикрывают несколько ребят в масках, похожих на их собственные.       — Где Джин? — вздрагивает Чимин, когда Хосок замирает, почти заставляет врезаться в свою спину. Сокджина действительно нет рядом с ними, нигде не маячит высокая фигура в маске мультяшного совёнка, Чимин видит, как напрягаются плечи Хоби, как замирает рядом Джун.       — Выводите их отсюда, — хватается за плечо одного из своих людей Хо, за их спинами вакханалия усиливается, едва не превращаясь в бойню: слышны стоны раненных, звуки ударов и злые крики с множеством обвинений.       — Стой! — выкрикивает Чимин, едва удерживая Тэхёна на своей спине, хватает Хосока за рукав куртки.       — Я не уйду отсюда без него, — вырывается тот, их толкают, Чимин чудом не валится на бессознательного друга, больно бьётся плечом о дверной косяк, проход которого ведёт к пожарному выходу. — Я найду Джина и догоню.        Маска слетела с лица Хоби, кто-то неминуемо наступил на неё, ломая хрупкий пластик, разлетающийся под ногами бунтующих и тех, кто пытается их сдержать. На лице Хосока жуткий испуг, зрачки бегают среди окружающих силуэтов, силясь найти единственный. Чимин, видя состояние Хосока, хочет его остановить, но Джун и Чонгук утаскивают его и Тэхёна прочь, ведомые людьми Хо к выходу.       — Да подождите вы! — вырывается Чимин, теряя широкие плечи Хосока из виду. Погибнет, пропадёт с открытым лицом. Толпа в госпитале пополняется присоединяющимися больными: «жаворонками» и «совами», их лица искажены злостью и болью.        Крепкие руки Намджуна удерживают его, не пускают броситься Хосоку на помощь; потерянное выражение лица не дает Чимину покоя, он громко ругается матом, пока дверь пожарного выхода не захлопывается перед его носом.        Хоби мечется в толпе, игнорируя тумаки и старательные удары всех, кому не лень. Краски смешиваются перед глазами, не позволяя разглядеть темно-фиолетовую куртку Сокджина с глупым утёнком на плече. Где ты? Где ты?! Где ты? Хватает первого попавшегося парня, срывает маску с его лица:       — Где человек в маске совы?! — вопит в самое нутро, глаза страшные, наполненные ужасом от случившегося. Потерял, потерял, потерял. Парень качает головой, не знает, Хоби грубо пихает его прочь от себя, стараясь добраться до стены и перевести дыхание в разгар неутихающей драки. Его снова пихают, в спину, заставляя пошатнуться, и тогда он видит. Видит толчок, как лопатки болезненно соприкасаются со стеной. Видит глупого, ярко-оранжевого утёнка на плече дутой куртки, наблюдает, как из рук выбивают единственное оружие, направляя дуло пистолета в самый центр рисованной маски совы. И слышит крик, не сразу понимая, что кричит он сам.       Хосок никогда не орал так громко, так надрывно не велел остановиться ходу времени, не хотел начать умолять солнце не вставать, а мгновение замереть. Словно в замедленной съемке, он видит палец на курке. Хосок ни за что не кинулся бы на человека с оружием, не имея ничего при себе. Но это было раньше. А сейчас, когда Джин, безоружный, находится на мушке, он бросается с таким остервенением на телохранителя, даже совсем не страшится и сам поймать шальную пулю. Валит мужчину на пол, бьёт руку, удерживающую пистолет о напольное покрытие, пока пальцы не разжимаются. Мужчина пытается скинуть Хосока, но тот не останавливается, вдавливает большие пальцы в чужие глазницы, ухватывает череп покрепче, прикладывая о плитку первый раз. Ещё. Ещё раз. Пока под пальцами не ощутит влагу вытекшей из разбитой головы крови, пока удары не перемешаются с мерзким хлюпаньем, пока глаза в предсмертной агонии не закатятся.        Чувствует пальцы на своей куртке, как кто-то оттягивает его назад, руки отталкивает, чтобы обернуться, убедиться — живой. Бросается к нему, скользя испачканными руками по полу, мажет, оставляя алые следы, пока на коленях, весь трясясь, ползёт ближе. Одним движением стягивает маску, видит рассечённый лоб, испуганные круглые глаза, но целый, невредимый, успел, спас, мать вашу. Сокджин в ужасе смотрит на Хосока, сжимающего своими окровавленными ладонями его щёки, прослеживает дорожку слёз, украшающих грязное от пыли лицо.       Хоби утыкается лбом в чужой, касание создаёт разряд тока, выводя Сокджина из ступора. Он только что чуть не погиб, едва избежал простреленной головы. Если бы не Хоби… Хоби, что только что голыми руками размозжил другому человеку череп, продолжая бить, пока того не покинула жизнь. Зрачки у Хосока огромные, от страха перекрывают тёмную радужку, Джин дрожит, когда он заправляет ему за ухо прядь, хватает за запястье, издавая первый звук. Это то ли вскрик, то ли панический хрип, превращающийся в настоящий вопль ужаса. Хосок прижимает Джина к груди, закрытый двумя парнями, охраняющими своего предводителя. Джин кричит, цепляясь за руки Хоби, в глазах синие мушки скачут от стресса.       — Ш-ш, тише, я тебя нашёл, — шепчет в ухо Хосок, его голос становится проводником, выводящим из состояния истерики. Джин поднимает взгляд выпученных глаз, сталкивается взглядом с Хоби, — я с тобой, слышишь? Я тебя везде найду.       Хосок растягивает губы в дрожащей улыбке, смотрит только на Сокджина, отчаянно цепляющегося за него.       — Я хочу домой, Хоби, — сипит Джин, а тот кивает, помогает подняться на ноги, чтобы поспешно скрыться, прикрытый выстрелами парней, кажется, в здание госпиталя уже проникли блюстители, а это значит, что им нужно уходить.       — Мы идём домой, родной, я вытащу тебя отсюда, — выдыхает Хо, ведя Джина к той же двери, за которой исчезли остальные.       Тэхён открывает глаза в полнейшем хаосе и думает, что уже умер и попал в ад: отовсюду слышится грохот и крики, звуки стрельбы и требования из громкоговорителей. Хочет дëрнуться, скатиться с чужой спины, но не может даже пальцем пошевелить. Тэхёну не удаётся больше различать видения, всё для него — одинаковая пытка, он желает закрыть уши руками и умолять, чтобы его оставили в покое.       — Тэхён! — вскрикивает кто-то, когда ему всё же удается свалиться со спины надрывающегося Намджуна, Чимин тут же бросается к другу, но Тэ начинает брыкаться со всех сил, не позволяя к себе приблизиться.       — Тэхён, — властный, как и в каждом его видении, голос Чонгука добирается до ушей, его ноги хватают, сжимают, чтобы ненароком не пнул, — мы почти дома, подожди немного.        Чонгук склоняется ближе к Тэ, но в глазах последнего — неподдельный ужас. Это заставляет что-то внутри Чона оборваться, сломаться неожиданным ударом, в ушах почти стоит треск изломанных костей.       — Не приближайся, — бормочет Тэхён, силясь отползти прочь от Чонгука, — оставь меня в покое, хватит меня мучить!        Из двери вылетает Хосок, таща Джина за руку, они несутся к ребятам, показывая на громоздкую машину с одним из парней за рулём.       — Тэхён, я пришел за тобой, это я — Чонгук! Я вернул тебя, пойми, ты больше не в больнице, — Чимину больно смотреть на наполненные непониманием глаза того, на вялую, дрожащую кисть Тэхёна, что тот прижимает к своему лицу, стараясь доказать — он не галлюцинация. Тэхён дёргает пальцами, руку хочет убрать, но Чонгук прижимает пальцы к губам, обжигает тёплым дыханием замёрзшую кожу. Тэхён плачет и дрожит, сидя на земле, идти следом не хочет. Хоби уже кричит, чтобы поторапливались, так что Чонгук приближается, утыкается носом в щёку Тэхёна. Тот замирает, каменной статуей в его руках становится, когда Чонгук целует, сжимает сухие губы своими, привлекает внимание и отрезвляет. Тэхён смотрит загнанно, но уже более трезво, когда Чон отстраняется, руки больше не вырывает, но и не двигается.       — Пойдём со мной, Тэхён, — просит, молит Чонгук, прижимаясь к Тэ всем телом и снова целуя, — вернёмся домой, пожалуйста.        Тэхён вздрагивает и едва ощутимо сжимает пальцы Чонгука. Пришёл за ним? Значит, всё это не сон, не видение. Чонгук пришёл за ним, вытащил из злосчастной палаты, целует, стоя коленями на снегу, умоляет пойти с ним. Сжимает пальцы крепче, соглашаясь идти, когда на его глаза попадается первый луч восходящего солнца.       — Солнце, — шепчет он, пугаясь. Чонгук сейчас сгорит. — Чонгук, солнце!        Тот только улыбается, когда лица касается жёлто-оранжевый свет, ребята давно ждут их в машине, спрятавшись за тонированными окнами. Солнечные блики, отсвечивая от снежных хлопьев, что ещё не растоптали в этой заварухе, отражаются в шоколадных глазах Чонгука, впервые, на памяти Тэхёна, не скрытых густой чёлкой, Тэхён тонет в них, вспоминая плавные черты лица, измывающиеся над ним в каждой галлюцинации. Его больше ничто не скрывает дымкой, Тэ чётко видит каждую пору, родинку под губами, что целовали его секунду назад. Тэхёна толкают в машину, Чон заскакивает следом. Чьи-то тёплые руки обвивают его кольцом, Тэхён вспоминает, что за запах он чувствует от человека, пытается вспомнить парфюм Чимина, которым он уже столько лет пользуется. Чонгук рядом, держит его за пальцы, устроившись на полу фургона, смотрит с надеждой и горькой печалью; Чимин, роняя слёзы на куртку Тэ, сжимает его в объятиях.        А у него в голове колокольный звон, всё смешалось, Тэхён ничего не понимает, смотрит остекленевшим взглядом в пространство, никому не отвечая ни на вопросы, ни на прикосновения.