Внутри тебя - 3

САТИН

Сейшельские острова, 2020, начало сентября

      Сатин с Рабией находились в клубе, гремела ночная тусовка, вокруг веселились отдыхающие, диджей заводил толпу.       Короткое платье свободно облегало небольшой живот; Сатин опустил ладонь на вырез на лопатках, касаясь горячей кожи Рабии. Оба двигались под музыку; повсюду скользили световые лучи и блики, диджей распалял толпу — Сатин понимал, насколько на отдыхе ему не хватало музыки, драйва, людей… Они провели всего неделю на Сейшелах, а все его мысли были о новом альбоме, работа над которым еще предстояла, о море разъездов, о совместных проектах с Маю. Почти каждый вечер они выбирались на одну из вечеринок отеля, чтобы оторваться по полной программе. Рабия в основном пила фреши, безалкогольные коктейли или светлое пиво, а вот курила она просто безостановочно, даже его волосы уже пропахли сигаретным дымом.       Они пили, танцевали под латиноамериканскую музыку, болтали, целовались или отдыхали за столиком, пока вокруг шумела толпа. Так и хотелось без конца впиваться в эти ярко-красные губы; Сатин прижимал к себе Рабию, насколько позволял ее живот; на каблуках она была почти с него ростом, худая, с обнаженными загорелыми ногами и тонкими руками, которые обхватывали его за шею. Сатин уткнулся в ее теплые волосы, гладко зачесанные на макушке и уложенные «мальвинкой». Невольно его взгляд уперся в столик напротив, за которым сидел мужчина слегка за тридцать и наблюдал за их танцем. Сатин неоднократно видел этого человека среди проживающих в отеле, то в ресторане, то на пляже — и всякий раз их взгляды встречались. Это был красивый молодой мужчина с легкой щетиной и темными волосами, на небритом подбородке виднелся металлический шарик пирсинга. Сатин мгновенно узнал его. Еще ни разу незнакомец не появлялся с кем-то, всегда один. Всегда видел его либо сидящим за столиком, либо вдалеке, но отлично помнил его поджарую подтянутую фигуру и густо поросшие волосами крепкие ноги в пляжных шортах.       Словно почувствовав, что за ним наблюдают, мужчина перехватил взгляд Сатина. Оставшееся время незнакомец не выпускал их с Рабией из вида, даже когда они сели за столик. Сатин как бы невзначай оглядел зал и заметил, что мужчина пожирает его глазами — в его взгляде сквозил очевидный интерес, Сатин умел различать такие вещи. Мужчину, похоже, совсем не смущало ни обручальное кольцо на руке, ни беременная женщина рядом с ним. Сатин буквально чувствовал, как его прожигают взглядом. Видя привлекательного парня, Сатин машинально начинал его оценивать, натура была сильнее него.       Рабия пила молочный коктейль цвета фуксии с питайей, Сатин приступил к третьей пинте крафтового пива за вечер.       — Опять не сводит с тебя глаз, — заметила Рабия, когда Сатин уже отмахнулся от навязчивых мыслей, делая вид, что все в порядке.       — Может, с тебя? — не слишком уверенно произнес Сатин. Разумеется, он уже понял, что незнакомец заинтересован в нем одном.       — С моим животом? — Рабия одарила его скептическим взглядом. Надо сказать, тот был едва заметен под платьем. — Думаешь, он знает, кто ты? У него пирсинг в подбородке, а еще татуировки на пальцах. Он похож на того, кто слушает тяжелую музыку?       Только навязчивого фаната ему здесь не хватало. Сатин предпочел бы, чтобы о его известности здесь никто не знал, он даже готов был притвориться собственным двойником, как поступал уже не раз, только чтобы сбить других людей с толку.       — Он хорош собой, — заметила Рабия. — Так и сожрет тебя сейчас глазами. При мне-то он не сунется, я твоя оборона.       — Он приехал один, а значит, ищет краткосрочных развлечений. Ну ты поняла. У этого типа явно водятся деньги, раз ему по карману эти хоромы. Возможно, даже есть семья, может, даже муж, — при мысли об этом Сатин фыркнул. Случалось, его клеили и женатые геи. — Небось сказал, что едет в деловую поездку. — От выпитого собственный голос казался грубее. От духоты его развезло намного быстрее, чем обычно, а, может, дело в том, что это был далеко не первое пиво за сегодня; от жары и постоянно движения он вспотел. Сатин сделал хороший глоток пива и вытер рот. В голове уже начинало приятно шуметь. В такие моменты он чувствовал себя почти нормальным: никакого чертового треска в голове, как будто включился радиоприемник, никаких щупалец и сраных снов. Хоть ненадолго, но он мог отключиться от реальности и не прокручивать в голове, что его очередной ребенок родится таким же.       Живот, как и мочевой пузырь, был наполнен пивом; во рту было приятное хмельное послевкусие.       — Пойду отолью, побудешь одна? — бросил он, медленно вставая на ноги.       — Да, хочу снять видео для блога, встретимся у входа. Заказать тебе что-то с бунгало?       — Виски или текилу.       — И где потом тебя искать после текилы?       Рабия взяла себе безалкогольный мохито с огромным количеством льда, она помешала напиток трубочкой и предложила ему сделать глоток.       — Я не буду пить это дерьмо, уже напился этими сладкими коктейлями в первые дни, блевать от них тянет.       — Все, т-с-с, не шуми, — шикнула на него Рабия, когда он перестал контролировать свою громкость.       Сатин нагнулся, чтобы поцеловать Рабию, и поймал на себе еще один взгляд. Извернув шею, Сатин прильнул к ее губам — знал, что от него несет пивом. — Я быстро.       Опрокинув в себя остатки из бокала, облизал рот и направился в сторону мужского туалета.       Когда в коридоре появился тот парень, он нисколько не удивился. Кажется, он даже ждал его.       — Прошу прощения, я неуклюж, — произнес незнакомец по-английски с акцентом, задев его плечом, разумеется, абсолютно случайно. Произнес он это с придыханием, а потом сделал вдох, как будто хотел втянуть его запах — от этой мысли кожа пошла мурашками. В следующий момент мужчина дотронулся до его голого плеча, будто хотел сдвинуть с дороги. Прикосновение его пальцев обожгло. Такой явный интерес вызвал в слегка пьяной голове Сатина усмешку. Иностранец оказался немного ниже его ростом, но такой же по комплекции и ширине плеч. Сатин старался гнать от себя эти мысли, но ничего не мог поделать с собой: у него уже больше двух месяцев не было секса с парнем — и он начал представлять, какую позицию предпочитает его случайный визави.       Сатин вновь облизал рот и прислонился затылком к прохладной стене. Он не собирался заходить с этим мужчиной в сортир и мочиться при нем, поэтому благоразумно выждал своей очереди, стоя в пустом коридоре с телефоном, крепко зажатом в липкой ладони.       Сразу после клуба они с Рабией занялись страстным сексом. Во втором триместре они старались избегать положения на животе, и Рабия встала на колени и оперлась на локти. Сатин избавил ее от трусов и задрал платье до самых лопаток. Его ладони, смуглые от загара в предрассветной темноте, погладили шелковистую кожу на спине, опустились на горячие бедра. Изнутри Рабия полыхала — член опалило, и по всему телу разлилось божественное тепло. Сатин издал довольный стон и блаженно прикрыл глаза. Бывало, за сутки они занимались сексом по три-четыре раза, иногда подряд — и это не могло им наскучить. Каждый из них любил разнообразие, мощный темп; все было просто идеально. Во всяком случае, он убеждал себя в этом.       Было почти пять утра, на вечеринке они промотали всю ночь.       Рабия стонала в его руках, то опуская лицо, и тогда волосы свешивались вперед, то откидывая голову назад. Она шире расставила колени, Сатин смог проникнуть глубже, погружая член до самого лобка. Ее смазки было так много, что она стекала по его мошонке. Ноги дрожали от возбуждения, мышцы приятно сводило. Им обоим нравилась эта поза; Сатин отыскал идеальный угол и раскрепощенно двигал бедрами; раздавались мокрые шлепки; матрас прогибался под их двойным весом. Частое дыхание Рабии смешалось со стонами и звучало музыкой для ушей. Под конец Рабия наклонилась вперед, прижавшись грудью к согнутым рукам, она жарко и шумно дышала, глотая воздух. Он двигался так быстро, что вспотели даже уши.       После секса Рабия отправилась в туалет. Сатин растянулся на кровати, чувствуя приятную расслабленность. Дожидаясь жену, отправил несколько сообщений по работе.       Позже, уже засыпая и сонно косясь на экран телефона, гадал про себя: что это был за акцент и откуда тот парень. Рабия, уже раздевшись, лежала рядом, расслабленно наблюдая за тем, что он делал, и закинув одну ногу поверх его. Маю прислал очередную партию фото и видео из Токио. Рабия коснулась экрана его айфона, пролистывая на предыдущее фото, где Фрея с Маю и Эваллё на одной из оживленных улиц Токио. Сатин сам бывал там неоднократно. С Тео и группой. Они еще какое-то время переговаривались, а в голову лезли воспоминания из турне. Японцы обожали их музыку, боготворили участников, а Сатин все время искал вдохновение для своих песен и проектов в Стране Восходящего солнца. Тео, как и Фрея, тоже слушал японский рок и каждый раз так ждал концертов «Храма Дракона» в Токио, буквально считал дни.       До Тео у него были непродолжительные связи с парнями, но никогда — секс на одну ночь. Он слишком боялся заразиться инфекциями. Если говорить о женщинах — Рабия была и оставалась его единственной партнершей за всю жизнь, за столько лет они научились угадывать желания друг друга на каком-то сверхглубинном уровне. Он не особо верил в бога, поэтому не знал, кого благодарить за то, что рядом с ним была эта женщина. Мысли, такие странные и противоречивые, крутились в затуманенном мозгу, пока он не погрузился в глубокий сон.       Утром он проснулся, чтобы оросить горло: открыл дверцу бара и взял банку из холодильника. Щелкнул язычок, зашипело пиво. Сатин сделал несколько спешных глотков. Ледяная жидкость хлынула по пищеводу и обожгла пустой желудок. В голове сразу прояснилось.       После позднего завтрака они проводили время на пляже. Рабия сидела в шезлонге в тени с ноутбуком и работала; на ее лицо падала тень от широкополой шляпы. Сатин устроился на соседнем, он специально перебрался в тень, чтобы солнце не засвечивало экран планшета. В ушах у него были беспроводные наушники.       Им с Рабией принесли синий чай Анчан в небольших изящных стеклянных чашках; на поверхности напитка плавали крохотные лепесточки.       С момента их расставания Тео успел записать целых два трека и выпустил сольный мини-альбом. Сатин жадно впитывал всю информацию, которую пропустил. В наушниках звучал баритон Тео и звуки соло-гитары, клавишных и ритмичные удары барабанов. При звуках голоса экс-бойфренда его раздирали противоречивые чувства: с одной стороны он был рад, что у парня все сложилось с новым контрактом, с другой — внутри все полыхало от ревности. Он ревновал Тео к его новой команде, новой компании звукозаписи, к новым людям, новому альбому, который парень записал без его, Сатина, участия — даже не поинтересовавшись, что он думает об этом. Раньше Тео спрашивал его мнения по любому вопросу, смотрел на него как на человека, у которого есть ответы на все вопросы. И это была лишь музыка — он ревновал парня к работе, а что будет, когда Тео начнет появляться на публике со своим новым парнем? который очевидно у него был.       Он бы вообще не вспоминал про Тео, если бы тот накануне не прислал ему целый огромный отзыв на их концерт в готическом замке четвертого июля, который вышел в конце лета на диске. Тео приобрел запись и теперь забрасывал его восторженными комментариями, хотя до этого мог не писать неделями. В конце концов все их разговоры теперь сводились к музыке — Сатин был даже рад такому исходу.       К счастью, удалось отвлечься: Валто сбросил пару записей с последнего выступления на фестивале с полезными замечаниями и идеями, которые они планировали обсудить потом все вместе. В отличие от него Валто не был в отпуске и трудился каждый день.       Они еще часа два провели на пляже. Рабия сообщила парням из группы о поле ребенка и о сюрпризе, который устроил Сатин и что они выбрали за имя для дочери, вернее, имя выбрал он, а Рабия его поддержала.       Сатин нанимал специального фотографа, чтобы тот заснял вертолет и сделал серию снимков с вечеринки, чтобы потом было что показать друзьям. И уже сегодня утром тот прислал им готовые материалы.       — «Доминика… мне нравится», — всплыло сообщение от Валто. — «Ну и как, рад, что будет девчонка?)))))))))))))))))»       — «Я на это очень надеялся», — набрал в ответ.       О том же самом его спрашивала Рабия, а теперь и все остальные.       У него уже был один сын, в которого он хотел вложить всего себя, а девочек могло быть много и каждая была бы его маленькой богиней.       — «Чувак, поздравляю от души! Теперь баб в вашем доме станет ещё больше. Может, мне почаще заходить? хDDDDDD Рабия прислала видео с гендер-пати, это охуенно! Засранец! Какого хрена ты молчал о том, что задумал?», — следом музыкант прислал ему ряд гневных смайлов.       Издеваясь, под стать его манере Сатин отправил ему с десяток средних пальцев и столько же смайлов со сложенными кольцом пальцами. На что Валто прислал ему хохочущий стикер. Сложно было поверить, что это переписка двух взрослых мужиков.       Валто писал ему так, как будто между ними не было той ссоры. За что он всегда любил этого парня — так это за отходчивость. Валто буквально чувствовал, когда нужно уступить, а когда вправить ему мозги, недаром еще в первом классе они сели за одну парту.       В конце концов он видел переписку Валто с Фреей и там не было ничего предосудительного, что заставило его уверовать, что гитарист не развращает его дочь. Надо сказать, он до сих пор пребывал в недоумении, что Валто, оказывается, способен держать свой неуемный член при себе и вести себя вполне разумно.       После того, как они отдохнули, наплавались и пообедали, Рабия предложила смазать его сухую от солнца кожу маслами и сделать массаж.       Они облюбовали зону для спа в саду позади бунгало. Сатин не заставил себя уговаривать: быстро разделся и лег на живот, подставив все свое тело под нежные и уверенные прикосновения жены.       Прижавшись щекой к полотенцу, Сатин наблюдал за Рабией, мелькавшей рядом, во влажном после купания бикини. Она принесла два тюбика масла для тела и волос. Щелкнула крышка. Сатин слышал, как Рабия выдавливает масло и растирает ладони. В следующее мгновение ее пальцы зарылись в его густые волосы. Она осторожно обошла оперированную зону и принялась массировать кожу головы. По затылку и шее побежали мурашки. Она знала, что это ему нравится. Перебирала его волосы, ласкала кожу головы. На ее вопросы он лишь что-то невразумительно мычал, ловя настоящий кайф. По всему телу волнами расходилось приятное томление, мгновенно начало клонить в сон.       Летом он начал восстановление волос в месте проведенной операции, но это требовало времени, и пока волосы восстановились далеко не полностью, в отличие от остальной копны, которая росла намного быстрее. Концы лезли в глаза, и уже требовалось срочно обновлять стрижку. Рабия избегала касаться шрама, мягко, но в то же время настойчиво втирая ароматное масло в кожу головы и волос.       Постепенно Рабия переместилась ниже, на шею и плечи, а оттуда на спину и поясницу. Сатин лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь массажем. Когда руки устали, Рабия отвлеклась на пару минут. Развернув к ней лицо, Сатин смотрел, как она выдавливает масло на свой живот и медленно растирает загорелую кожу.       Она долго массировала его спину и поясницу, уделяя внимание каждой мышце. Время от времени спрашивала, не больно ли ему, когда она надавливает сильнее в той или иной зоне. Затем приступила к ягодицам, и тут Сатин уже не смог лежать спокойно, он уткнулся лицом в полотенце, нижняя часть тела напряглась. Член, прижатый к простыне, начал наливаться, мошонка поджалась. Рабия заметила это и перешла к бедрам и икрам. И все то время, пока она растирала ему ноги, Сатин пытался улечься так, чтобы ему было удобно. Когда Рабия массировала его ступни и лодыжки, на простыне уже появилось влажное пятно от смазки. Сатин вздыхал, но старался лежать неподвижно. Нос наполняло благоухание масла; горячие ладони с влажным звуком скользили по его телу.       Тело после массажа налилось энергией, мышцы расслабились, кожу слегка покалывало, и Сатин почувствовал себя намного лучше. Голова ощущалась легкой как перышко и в то же время будто хмельной. Сатин блаженствовал. Рабия водила разогретыми ладонями по его телу, потом принялась нежно ласкать кожу на спине, Сатин догадывался, что она рассматривает татуировку.       Рабия нагнулась и поцеловала его в макушку, после чего ласково пригладила волосы. Ее пальцы рассеянно гуляли по его ягодицам, мигом поджавшимся. Рабия провела по внутренней стороне его бедер, заставив слегка развести ноги, погладила подколенную ямку. Сатин машинально заерзал, уже не в состоянии улежать.       Кончик ее языка очертил его ухо, мягкие губы сомкнулись на мочке. Сатин застонал сквозь сжатые зубы.       — У меня самый сексуальный муж, — выдохнула Рабия ему на ухо. По телу прошлась дрожь. Эрекция стала каменной, и Сатин невольно потерся о простыню. — Хочешь меня сзади? — снова зашептала Рабия.       Сатин осторожно перевернулся на бок, налившийся член наконец получил свободу, ствол был направлен в сторону Рабии. От подъема голова слегка закружилась. На нетвердых ногах Сатин спустился на пол и, развернув Рабию к себе спиной, прижал ее к боковой стенке массажного стола. Она оперлась ладонями о кожаное покрытие и слегка прогнулась в спине, подставляя ему ягодицы. Сатин сдвинул бикини и, придерживая тонкую полоску ткани пальцами, просунул свой член между податливых женских складок. В следующую секунду он быстро задвигался. Рабия подхватила его ритм. Сатин ласкал свободной рукой ее грудь через купальник. Не останавливаясь, он расстегнул лифчик бикини и прижался грудью к ее обнаженной спине. Кончики пальцев отыскали ореолу и затвердевший сосок. Со сладким стоном Рабия прогнулась в пояснице и слегка откинулась затылком назад. Он втянул аромат ее волос. Он продолжал двигаться; их щеки терлись друг о друга, Сатин осторожно ласкал ее грудь, а второй рукой сжимал мокрый клочок трусов. Ее тело так и источало жар, от конца члена до самых пальцев ног по телу разливалось одуряющее тепло; мышцы ног и ягодиц ныли. На мгновение они прервались.       Потянул завязки на бедрах, и трусики от купальника соскользнули на пол.       Помог Рабии улечься на бок поперек стола; ее ягодицы оказались на самом краю, Сатин шагнул вплотную, в следующий момент подхватил одной рукой ее под бедро, второй уперся в край кушетки. Снова вошел, мягко, плавно, одним слитным движением. Угол проникновения был до того глубоким, что голова шла кругом. Дыхание перехватило. Несколько глубоких толчков и он громко застонал, кончая. Он не понимал, откуда в нем столько семени, но кончал он в этот раз долго, его мышцы сокращались от мощного оргазма, по всему телу расходились волны удовольствия. Когда вышли остатки спермы, он выстрелил вхолостую и замер. Коснувшись клитора, он довел Рабию до пика: она несколько раз его сжала внутри и расслабилась. Оба дышали так, будто пробежали бесконечный марафон. Спина Рабии блестела от пота.       Сатин вытащил член, начавший опадать, и смог наконец перевести дух. Он наклонился, чтобы поцеловать жену.       Рабия, похоже, была удивлена ничуть не меньше: это был поистине незабываемый оргазм. Она сдавленно рассмеялась и, перекатившись на спину, обняла его за скользкую от пота и масла шею.       Оба улыбались. Сердца колотились.       В этот момент Сатин чувствовал себя невероятно живым и цельным.       

      

* * *

      Сон резко оборвался, фигуры вокруг исчезли, и несколько долгих секунд Сатин соображал, что происходит.       Он находился в бунгало на Сейшелах и все, что он видел, было сном — или воспоминанием. Сатин помнил свои ощущения существа, изолированного в стеклянной коробке. То, как он прислушивался к голосам окружающих его людей, следил за их лицами и реакциями. Невероятным образом он понимал их намерения, речь… он знал, что они не собираются причинять ему вреда, но и выпускать на свободу не намерены, он обречен служить их целям до тех пор, пока это важно.       Собственное тело сейчас казалось чужим. Не принадлежащим ему.       За стенами бунгало лишь начало светать.       После очередной тусовки в клубе в голове была тяжесть; пульс стучал в висках. Невыносимо хотелось пить.       Сатин бросил взгляд на спящую жену и осторожно откинул одеяло. Только сейчас он заметил, что его руки покрыты плотным слоем оболочки, усеянной мягкими щетинками. Она, словно невероятно прочная броня, покрывала каждый миллиметр его кожи. От кончиков пальцев до самых подмышек. Под слоем полупрозрачной оболочки проглядывали ногти и обручальное кольцо.       Сатин ощутил, как по спине струится ледяной пот. Волосы облепили лоб, и он дрожащей рукой зачесал их назад. Бесшумно выбрался из постели и, как был голым, направился вон из спальни. Из его глотки рвался крик. Все мышцы в теле ломило, в голове все плыло.       Открыл бар, подцепив ручку ногтями, и достал оттуда бутылку ледяной воды, после чего уставился на руку. Ногти как будто были из стали; он не стриг их больше недели, и за это время они словно отрасли вдвое. Не понимая, что делает, провел краями ногтей по животу — на коже осталась едва заметная царапина; усилил нажим и провел по участку оболочки на второй руке, сжимавшей бутылку, — и даже ничего не почувствовал. С колотящимся сердцем огляделся, прикидывая, что бы воткнуть себе в руку, но быстро одумался и заставил себя успокоиться.       Не хотел пугать Рабию, и, вместо того чтобы продолжить себя калечить, открыл бутылку и выхлебал две трети минералки, после чего, прихватив ту с собой, неровно шагая, направился в туалет.       Спустив унитаз, оглядел себя в зеркале. Сознание еще было настолько затуманено, что увиденное не столь пугало, сколько вызывало недоумение. Сатину казалось, что он все еще во власти сна — и на утро ничего этого не будет. Изменения затронули только кисти рук и плечи. Сатин накрыл царапину на животе: на фоне загорелого торса полупрозрачные волокла, толстым слоем охватывающие его руки, казались еще светлее. Вместо человеческих волосков их покрывали крошечные мягкие щетинки; сквозь тонкую оболочку проглядывали вены, но едва такую вену можно проткнуть иглой. Сатин поднес кисть к носу, запах был намного слабее той вони, которая исходила от плоти твари в тот день, когда она напала на Маю. От его рук пахло человеком в равной степени, как и чем-то еще, озерной водой, сыростью или чем-то подобным. Любая собака могла учуять в нем скрытую сущность, но она также чуяла человека, он будто совмещал и то, и то.       На террасе обнаружил забытую пачку сигарет. Решил, что так может отвлечься и вытянул из пачки сигарету. Рядом на столике лежала зажигалка. Впервые за много лет захотел покурить. Глубоко затянувшись, тут же зашелся кашлем. Ну и дрянь! Пробрало до слез. Скривился и поспешно потушил сигарету в пепельнице. Нет, пожалуй, это не для него. Перхая и отгоняя от себя дым, стал лишь еще нервознее.       Вернувшись в спальню, сразу же лег на кровать. Хотелось, чтобы все происходящее, было сном. Вероятно, он еще не протрезвел, ему нужно проспаться и прочистить мозги. Голова до сих пор немного кружилась, в желудке плескалась минералка. В горле все еще першило.       В следующее мгновение его сморило.       Однако сон не принес облегчения.       Он снова находился в теле существа, был им.       На этот раз он оказался вне стеклянного куба. Они выпустили его в комнату, погулять. Словно он домашний питомец. Ему показывали снимки кошек и собак, фотокарточки из семейного архива, показывали и других животных, чтобы узнать, как он будет реагировать. А он впитывал информацию, которой с каждым днем становилось все больше и больше, но его мозг обрабатывал и запоминал любую, даже малейшую деталь. Он помнил абсолютно все, что видел или слышал хотя бы раз. Реакции в его головном мозге были в сотни раз быстрее человеческих. Они дали ему имя, а значит, он такой же, как они. Он заслуживает свободы.       К нему в комнату зашел один из «наблюдателей», как прозвал их про себя Оскель, в толстом защитном костюме из суперпрочной ткани и шлеме с противоударным забралом. Ассистент исследователя. Щетинки на его теле потянулись к вошедшему, оценивая намерения, исходящие от человека, его страх, гнев, любопытство, вожделение и еще десятки других ощущений, чувств, эмоций. В «камуфляже» не было никакого смысла, Оскель не излучал радиацию, не являлся переносчиком вирусов и в этой комнате дышал тем же воздухом, что и человек.       Им же руководили только два инстинкта: голод и самозащита. И сейчас голод определял его действия. Его рацион только недавно расширили, пытаясь угадать, что ему нравится, но Оскель все равно испытывал голод, потому что он не получал той доли питательных веществ, что ему требовались, из вегетарианской пищи — а ему, даже такому крошечному, требовалось намного больше, нежели человеку. Его организм мог много времени обходиться без пищи, даже мог законсервировать сам себя, но чтобы становиться сильнее, нужно было питаться. Он был живым, развивающимся. Именно это определяло все.       Восхищенный тем, как он реагирует на чужое присутствие и, вероятно, решив, что так Оскель приветствует его, Наблюдатель рискнул приблизиться. Каждую новую встречу Оскель подпускал к себе все ближе, он был терпелив, он выжидал.       В помещении лаборатории люди находились только в защитных костюмах и в шлемах. Они соблюдали карантин, но Оскель ощущал страх, исходящий от них.       Оскель исследовал запах человека, то, как сильно тот потел, частоту сердцебиения и пульса, тяжесть дыхания, напряжение мышц. Из них двоих именно Оскель руководил ситуацией.       Любой с охотой заговаривал с ним. Наблюдатель поделился итогами вчерашнего эксперимента: Оскеля познакомили с Цицероном. Пока они оба жались по углам комнаты под наблюдением всей исследовательской команды, ученые судорожно фиксировали каждый нюанс их поведения. Возможно, те ожидали, что они, словно дикие животные, начнут спариваться или пожрут друг друга. Однако ничего не происходило. Они рождались из клеток, а не путем оплодотворения яйцеклетки, у них не было инстинкта продолжения рода или слепой агрессии. Они были с Цицероном заодно, оба жаждали пищи и свободы. Оскель признавал право Цицерона, как более ранней особи. Цицерон признавал его право сильнейшего. И хотя внешне они были одинаковыми, за исключением роста: он обладал более мощным резонансом, что позволяло улавливать сигналы на большем расстоянии и с большей точностью, его щетинки были намного более развиты, тело — более выносливо. На языке людей: Цицерон был мудрее, но Оскель превосходил его по силе. Они могли общаться посредством волн, но большую часть времени они лишь молча созерцали друг друга и тот цирк, что происходил снаружи. Оскель лишь немного выпустил нити — жгуты, ленты — у которых так же было и научное название — векторы, чтобы лучше закрепиться и продолжал свое безучастное бдение.       Цицерон был так же голоден и зол. Он провел с людьми больше времени, в то время как Оскель лишь начал узнавать этот мир и приспосабливаться к окружающей среде, и хотел разорвать эти оковы. Оскель был полностью выращен в лаборатории, из крошечной клетки, когда Цицерон успел пожить на свободе и был захвачен в плен.       — Наши миллиарды! Взгляните на них! — радостно провозгласил один из команды исследователей, несколько человек рассмеялось. — Эти крошки принесут нам хуеву тучу бабла! Ядерная бомба в миниатюре!       Оскель еще не знал, что значит ядерная бомба, но по тому, какую бурную реакцию произвело ее упоминание на остальных, решил, что она связана с деньгами. Оскель не понимал смысла денег, как и того, что его ждет в будущем. Знал лишь, что деньги играют одну из ключевых ролей в сознании людей.       Прошло несколько дней, их с Цицероном снова сажали вместе и снова ничего не происходило. После чего к нему подпихнули еще одну особь, Атлантиду. По размеру Атлантида не уступала Цицерону. Каждый из них забился в свой угол комнаты и терпеливо ждал окончания эксперимента.       На корабле были и другие образцы, но в основном все они пребывали на стадии клетки и находились в лаборатории. Что-то вроде зародышей.       Во время очередной встречи тет-а-тет с «наблюдателем», закрепленным за ним, сработала тревога. В своей комнате Оскель был изолирован от других особей и не мог перехватить их сигнал. Щетинки на его теле пришли в движение — если бы он испытывал человеческие эмоции и чувства, то назвал бы это радостным возбуждением. Наблюдатель заметив его оживление, напуганный внезапной тревогой, поспешил связаться с кем-то из команды. Он пропустил тот момент, когда Оскель выпустил тончайшие нити — их длины было достаточно, чтобы оплести всю эту комнату — и потянулся к человеку. Когда тот обернулся, было слишком поздно: нити хлынули в его рот, нос, уши и даже глаза. Человек неистово задергался, пытаясь вытащить нити из глазных яблок. Новая атака прошила его защитный костюм, как лист бумаги, впиваясь в вены и артерии по всему телу. Спустя мгновение Оскель уже наполнил его тело собой, с жадностью набросился на органы, впитывая их сок по мельчайшим каналам, тянущимся через нити. Насыщаясь и усиливая себя. К тому времени уже было невозможно избавиться от него: нити все плотнее оплетали внутренние органы. Мыча от боли и сотрясаясь всем телом, человек осел на пол — Оскель как раз пожирал его печень и селезенку, превращая те в коктейль и всасывая по каналам.       Наблюдатель, еще живой, пополз к дверям, собираясь разблокировать те и вырваться отсюда. И Оскель позволил ему это сделать, позволил отпереть двери.       Мгновение — и тело разлетелось на ошметки, забрызгав содержимым все помещение и Оскеля.       За счет пищи Оскель слегка увеличился в размере и значительно окреп. Он сожрал почти все, до чего смог дотянуться нитями, включая мошонку и пенис. Сердце, кусочки мозга, осколки костей, хрящи, волосы, изломанный позвоночник, метры рваных кишок с их содержимым и остальное кровавое месиво — все это облепило каждый дюйм помещения. Каждое мгновение этой сцены продолжала бить тревога, повсюду разносились тревожные сигналы.       Ощущая небывалую силу, Оскель выскочил в коридор. Отцепившись от стены, он взмыл под самый потолок и устремился вперед, перебирая в воздухе щетинками, как плавниками. Скоро, когда его тело усвоит все сожранное, он снова уменьшится в размерах, но сейчас он был чуть больше ладони подростка. Вены и артерии, пронизывающие все тело, потемнели, набухли. Щетинки уже начали выделять сок — излишки съеденного, тем самым избавляясь от ненужного. Все-таки он пожрал крупного человека.       Коридор заливал тревожный красный свет, но при этом по всей длине отсека горели яркие белые лампы.       Легкое эластичное тело парило в коридоре, в полумраке оболочка переливалась. Щетинки обеспечивали идеальный баланс, а также реагировали на звуковые волны. Он покидал лабораторный отсек.       Наконец он уловил волны, исходящие от Цицерона и второй особи. Цицерону, давно наблюдавшему за механикой корабля, удалось разблокировать двери. Получив свободу, они с Атлантидой уничтожали людей. Цицерон намеревался отвести корабль от космической станции, куда были доставлены первые образцы, и направить на Землю. Волны содержали код — набор частот и сигналов, который Оскель с легкостью считывал и мог понимать мысли другой особи.       Неожиданно в проходе возник мужчина из бортовой команды, у человека не хватало правой руки, весь покрытый кровью, он зажимал обрубок и стонал от боли.       Оскель замер на месте, балансируя в невесомости.       Человек неуклюже барахтался в нескольких футах над полом. В его зрачках отразился почти невообразимый обычным людям ужас. Глаза налились кровью.       Оскель собирался всего мгновение, прежде чем выпустить сотни прочных смертоносно острых нитей, которые одной громадной сетью накрыли весь коридор. От силы удара лампы разлетелись, и отсек полностью затопил красный цвет. На забрале шлема Наблюдателя разошлись трещины.       Дальнейшее было неизбежно.       Сатин приходил в себя постепенно. Остатки сна сходили медленно: он видел картины из прошлого и в то же время осознавал, что находится в спальне, в человеческом теле, а через неплотные жалюзи и опущенный полог на кровати пробивается яркий солнечный свет.       На этот раз Рабии рядом не оказалось. Сатин понял, что, уходя, она задернула полог.       Сатин ощутил во рту привкус крови. Похоже, во сне прикусил язык. Он отчетливо помнил вкус крови и теперь это чувство было наяву.       Желудок сопротивлялся, хотя давно был пустым.       Дрожа всем телом, Сатин осторожно сел. Рабия набросила на его бедра простыню.       Он был готов отдать все, чтобы эти воспоминания так и оставались чудовищным кровавым сном и не имели к нему никакого отношения. Он помнил все до мельчайших подробностей, все ощущения. Но сцены — отрывочно. Например, он не мог вспомнить, что было за несколько часов до того поворотного момента, или что было на следующий день.       Прикушенный язык и капельки крови во рту, к счастью, не разожгли в нем желание пойти и наброситься на первого встречного. В тот раз, когда Тео поранил палец, он попробовал именно чужую кровь, может быть, все дело было в этом. Эти мысли медленно ворочались в голове, вызывая тошноту.       Первым делом, еще даже не приняв душ, состриг отросшие ногти маникюрными кусачками — так быстрее.       В тот момент, когда он выходил из душа, Рабия вернулась с индивидуальных занятий йогой для беременных, на которые пошла ради интереса и по настоятельным уговорам своей сестры, практиковавшей йогу, медитации и прочее — то, о чем Сатин имел лишь отдаленное представление. Рабия начала посещать эти занятия на второй неделе отдыха и пока все было вполне успешно. Сатин понял, что пропустил завтрак и проспал до обеда. Перед возвращением жены успел лишь опохмелиться, принять душ, побриться и привести себя более-менее в порядок.       Пока он разбирал сообщения и голосовые, скопившиеся на телефоне, Рабия переодевалась. Ее силуэт был виден через тонкий полог. Храня молчание, Сатин между делом косился на небольшой округлый живот и великолепную по его меркам грудь. От созерцания жены его член налился, но Сатин тут же отогнал мысли о сексе. Он все еще не мог никак собраться после приснившегося кошмара, в мозгах был раздрай.       Рабия натянула стринги, светлые широкие шорты, верх от купальника и топ.       Он спросил, как прошли занятия йогой, Рабия откинула полог и, забравшись на кровать, поцеловала его в губы и шею. Они немного поболтали, пока Рабия втирала в лицо и шею солнцезащитный крем. Ему уже было лучше, голова перестала кружиться, а желудок — совершать кульбиты. Рабия протянула руку и испачкала кремом его нос. Сатин фыркнул, но дал себя намазать.       На сегодня на вечер был запланирован сюрприз, а до этого у них еще было полно времени. Рабия предложила перекусить, так как он еще ничего не ел, кроме выпитого кофе. Затем они собирались сыграть в бильярд, Сатин прикидывал бары по пути, куда можно было зайти. Рабия полностью перешла на безалкогольные коктейли, только вечером он разрешил ей немного выпить, но намеренно не сказал, что за повод.       В задымленной бильярдной Рабия смолила одну сигарету за другой, отчего в горле почти сразу начало першить. Звучало латино. Сатин неплохо играл, но жена разбила его в пух и прах.       После чего Рабия отправилась поработать в шезлонг на пляже, а Сатин решил вдоволь наплаваться.       В одном из баров они снова пересеклись с тем мужчиной, на этот раз он угостил их коктейлями. В какой-то момент Сатин громко рассмеялся, и звук его голоса привлек внимание их визави — это сыграло свою роль: мужчина попросил передать за их столик коктейли. Сатин старался вести себя как обычно. Этот иностранец откровенно демонстрировал свой интерес, норовил зацепить, но Сатин не собирался отвечать в присутствие жены на провокацию и держался неприступно, хотя, надо сказать, вся эта ситуация под конец начала его забавлять. Он почти был уверен, что мужчина понятия не имеет о том, кто он, и не входит в число его фанатов, а, значит, можно немного ослабить контроль.       Вечером Сатин отвел Рабию в самый лучший ресторан отеля — пафосное местечко, где подавали съедобные шедевры. По такому случаю она надела длинное шелковое платье на бретельках и босоножки на каблуках. Перед выходом из бунгало они занялись любовью: он прижал Рабию к деревянным поручням на террасе рядом с бассейном, просунул руки в разрез на юбке и задрал платье; отогнув стринги, вошел на всю длину и резво задвигался, как нравилось им обоим — горячо и очень быстро — пока у обоих не сбилось дыхание и по коже не потек пот. После чего протянул салфетку со столика, чтобы Рабия могла вытереть остатки его семени. От мысли, что она вся пропиталась им, он терял голову. Они еще какое-то время провели на террасе, обнимаясь.       В ресторане Сатин выбрал самый лучший столик — на несколько человек, с видом на широкие стеклянные двери, выходящие на пляжно-прогулочную зону.       Когда на Рабию сзади налетели две ее лучшие подруги, Марьятта и Дженни, они все восторженно завопили и, заливисто смеясь, принялись обниматься. Обе прилетели на пару дней и поселились в номерах отеля. Все трое не виделись со дня рождения Эваллё. Сатин планировал эту встречу уже давно, готовя сюрприз для Рабии.       — А где наш шикарный мужчина? — обернулась к нему Марьятта.       Сатин, как главный инициатор встречи, тоже поднялся из-за стола.       — Твою мать, ты выглядишь все лучше! Ей-богу ты продал душу!       — И тебе привет, красотка, — улыбаясь, поцеловал Марьятту, а затем Дженни в щеку, а потом обхватил все еще потрясенную Рабию за плечи.       — Ты молчал об этом… просто ни слова! Сатин? — Рабия переводила взгляд с одного лица на другое, словно пытаясь отгадать, чья это была инициатива.       — А он умеет устраивать сюрпризы, — заметила Дженни.       Женщины еще обнимались, Дженни и Марьятта гладили живот Рабии, трещали наперебой и шумно восторгались поездкой. За это время Сатин подал знак официанту и успел сделать заказ.       Они заказали две бутылки мартини и подняли бокалы за встречу; Рабия пила более легкий мартини-шприц. В это время в ресторане проходило музыкальное шоу, и на несколько часов они все вчетвером выпали из реальности, болтали, пили, ели омары с устрицами, подруги делились сплетнями, Сатина засыпали вопросами о планах группы, о сроке беременности и поле ребенка. Имя ребенка знали только немногие, и Рабия предпочла пока держать его втайне от большинства. Марьятта не замолкала ни на мгновение, ее звонкий голос буквально не смолкал за столиком; в свои тридцать семь она до сих пор предпочитала дерзкое сочетание цветов, кончики русых волос были окрашены в малиновый, а фиолетовое платье и зеленые с отливом тени на глазах лишь подчеркивали ее яркий стиль. У этой начисто отсутствовал языковой фильтр, Марьятта засыпала их вопросами о сексе, отношениях, тусовках, постоянно подкалывала. Когда, после очередного бокала мартини со льдом, она спросила, с кем встречаются их дети и не стал ли его сын бисексуалом, как и он сам, они с Рабией переглянулись, повисла пауза. Меньше всего он хотел распространяться об ориентации своего ребенка — это было личное дело Маю. Из всех троих подруг Дженни самая спокойная; ее главным образом интересовало, как они проводят время на Сейшелах и как у остальных проходит поездка в Японию. Ее густо выделенные за счет смоки-айс светло-голубые глаза горели азартом на светлокожем лице. Обе в коктейльных платьях, с укладками и вечерним макияжем. Они то и дело тянулись за телефоном, чтобы сделать селфи или снять рилс, и постоянно выходили перекурить, уводя Рабию с собой. Обе женщины были замужем, Марьятта рано родила, ее старший сын уже учился в колледже; за этим столом Дженни — единственная, у кого не было детей и обязательств родителя.       Уже достаточно выпив, они побросали за столиком темные очки, телефоны и мелкие вещи, и вчетвером отправились на танцпол. Позже музыкальное шоу сменилось световым представлением, в результате они просидели до одиннадцати, а потом двинулись гулять по пляжу и дальше, на пирс, убегающий на сотни метров через лазурную гладь. С начала недели этим вечером он был трезвее всего. Все сияло огнями, по всему пляжу зажглась подсветка; отовсюду звучала музыка и смех.       В бунгало они с Рабией вернулись утром, оба одурелые и сонные. Немного полежав в ванной с цветочным попурри и придя в себя, наконец смогли расслабиться и побыть наедине. Места в джакузи было достаточно, чтобы растянуться в свое удовольствие. Голова Рабии покоилась у него на груди, пока он гладил ее плечо и время от времени прижимался губами к мокрым волосам на макушке. Рабия ласкала его живот и бедра, ее поглаживания были совсем невинными; теплое дыхание скользило по влажной коже груди. От тяжести ее тела приятно ныли мышцы.       Следующий день хотели провести все вместе, оттянуться по полной программе, однако едва они все четверо проснутся раньше полудня.       После традиционной чашки кофе на завтрак он получил от Дианы, их нового менеджера, ссылку на сольный концерт Тео. А утро начиналось так хорошо…       Тео выступал с гитарой и пел, позади вовсю отжигали незнакомые парни из новой команды; какой-то бородач с электрогитарой кружил по сцене, ударник колошматил по тарелкам. Тео явно что-то перенял у «Храма Дракона», однако Сатин просто хотел перерасти это, и потому не собирался лезть в работу Тео и его ребят. Парень буквально источал секс, каждым миллиметром обнаженной кожи, каждым кубиком пресса, каждой обезоруживающей улыбкой. От звучания его голоса, пускай, искаженного плохой записью, по телу пробежала дрожь. К счастью, Рабия была с подругами и не видела его лица во время просмотра видео. Неужели Тео мечтал об этом с самого начала их знакомства? Хотел набраться опыта и запустить собственный проект? Сатин гнал мысли о том, что его могли использовать, а потом избавились. Все было не так. Просто не могло быть иначе.       Появление Рабии вовремя отвлекло его от мучительного спора с самим собой. Сатин быстро закрыл видео.       В тот же день он общался с Маю по видеосвязи, удостоверился, что тот жив-здоров, счастлив и переполнен впечатлениями, затем перевел сыну денег и отправил сообщение:              Сатин: Давай оторвись там и отстань от меня :)              По тону его сообщений никому бы и в голову не пришло, что недавно его одолевали кошмары, из-за чего он на утро просыпался как выжатый лимон, а мысли о экс-бойфренде мешали сосредоточиться, из-за чего он иногда казался рассеянным, будто выпавшим из реальности. Наверняка Рабия замечала это.       Несмотря на злополучное видео, остаток дня и вечер прошли на высоте. Гоняли на водных мотоциклах, купались, играли в бильярд, гуляли по пирсу, ближе к ночи на одном из пляжей застали техно-вечеринку, и они часа три танцевали под электронную музыку и поглощали текилу — в памяти урывками сохранилось, как он слизывает соль с руки то ли Марьятты, то ли Дженни. Даже не запомнил, как принес себя в бунгало. Они выпили столько, что он, не раздеваясь, тут же повалился спать.              До возвращения в Финляндию оставалось три дня. Рабия была в спа-центре на йоге, после которой отправится на процедуры по уходу за телом. Сатин был предоставлен сам себе; он созванивался по работе, говорил с детьми, успел немного покорпеть над новыми песнями — и хоть он обещал Рабии, что не будет думать о работе, он не мог терять время впустую. Затем решил выпить что-нибудь, ноги сами привели его в ресторан, где они ужинали накануне.       За столик принесли джин-тоник со льдом, и Сатин сразу же пригубил напиток. Он сидел, полностью погрузившись в запись трека, который Маю отправил на прослушивание художественному руководителю и благодаря которому был принят в школьный драмкружок. Это была перепетая партия для рок-мюзикла «Суини Тодд», которую Маю полностью сам срежиссировал, придав ей новое звучание и смысл, — Сатин помогал лишь советами, а также предоставил студию для записи. Помимо опыта в академии это была первая дорожка, записанная Маю. Текст партии его сын спел на безупречном английском. Парень работал над ней с конца весны и отправил в августе перед началом учебного года. В академии они не ставили «Суини Тодд» из-за высокого возрастного рейтинга, и только этим летом Маю наконец смог воплотить цель. Парню было всего восемнадцать, но у него определенно были большие задатки артиста. Сатин не хотел, чтобы Маю тратил драгоценное время на репетиторство, вместо того чтобы развиваться в музыкальной области, но признавал за сыном право выбора.       Увлеченный размышлениями, Сатин не сразу обратил внимания на вновь подошедшего официанта. Работник держал в руках бутылку красного вина. Сатин недоуменно воззрился на этикетку, будто впервые видел красное полусухое.       — Прошу прощения. Просили Вам передать. Амароне делла Вальполичелла Классико «Виньето Альто», 2009 года. — Придя в себя, вытащил эйрподсы из ушей и спрятал в кейс. — От гостя за столиком у окна. — Парень чуть посторонился, чтобы Сатин мог разглядеть уже знакомого привлекательного мужчину с щетиной и темными волосами, одиноко сидящего в окружении пустующих столов.       Сатин вновь перевел взгляд на бутылку в руках официанта и ощутил, как сердце провалилось куда-то вниз. Мужчина в открытую пытался приударить за ним. Рядом не было жены — щита из беременной замужней женщины, и сейчас Сатин был открыт любым ухаживаниям.       Вино было не из дешевых. Сатин с недоверием косился на то, как неловко застыл парнишка. Бутылка оказалась закупорена, поэтому возможность подмешать что-то в напиток сразу отпадала. Должно быть, его визави заметил, что за время отдыха они заказывали преимущественно красное вино.       — Превосходный выбор. Не желаете попробовать? — предложил официант, и ничего не оставалось, как слегка кивнуть в знак согласия.       Парень машинально начал расписывать достоинства напитка, аромат, богатство вкуса и его раскрытие. Сатин слушал вполуха, ему было плевать на вино — имело значение другое, а именно — что значил этот жест. Боковым зрением он заметил, как мужчина пристально смотрит на него. Даже с расстояния Сатин видел крошечные точки татуировок на пальцах незнакомца.       — К вину я принесу закуски: сырную или овощную тарелку. Что предпочитаете? Для раскрытия вкуса есть прекрасный зрелый сыр. — На последних словах Сатин едва не поперхнулся воздухом. Незнакомец же не отрывал от него взгляда.       Сатин понимал, что так просто ему не отделаться и заказал все. Когда парень вернулся с закусками к вину и принялся выставлять блюда на стол, Сатин опустил на опустевший поднос банкноту в пятьдесят евро: чаевые — единственное, на что годились здесь бумажные деньги. Официант мгновенно просиял и слинял.       Пришлось пить это «Виньето Альто», 2009 года. Про себя надеялся, что мужчина устанет за ним наблюдать и уйдет, но тот все не покидал своего поста наблюдения, выжидая, пока Сатин бокал за бокалом выпьет всю бутылку. Время тянулось как резиновое, а они оба все так же сидели за столиками. Только что он выпил на неплохую такую сумму, если верить гуглу.       После легкого аперитива утром, трех стаканов джина с тоником и целой бутылки вина Сатин почувствовал первую волну отупения. Закралась догадка, что, возможно, незнакомец ждал, пока он слегка опьянеет, а он так легко купился на этот трюк. Однако отчаиваться было еще рано, он был вполне еще трезв.       Однако движение у окна застало его врасплох. С колотящимся сердцем Сатин наблюдал, как мужчина медленно поднимается из-за стола. В следующее мгновение незнакомец направился прямо к нему.       — Прошу меня простить, — произнес мужчина, и Сатин медленно моргнул. — Я заметил, что место рядом с вами свободно и решил скрасить ваше время бутылочкой вина.       Сатин пытался припомнить, когда с ним последний раз говорили в подобном тоне. Произнес что-то в знак благодарности, в конце концов, не мог же промолчать. Как заторможенный, смотрел на мелькающие в улыбке белоснежные зубы на фоне темной щетины и загорелого чуть обветренного лица. Под нижней губой поблескивал пирсинг.       — Могу я присоединиться к вам?       Сатин не был против. Даже появись на пороге Рабия, они не делали ничего предосудительного.       Чаще всего он сталкивался либо со слепым обожанием, либо начинал ухаживать первым. В случае с Тео он объединил оба этих правила. Но сейчас мужчина явно добивался его расположения. Заказал еще одну бутылку вина, которую они распили уже на двоих. Незаметно разговорились. Мужчина приехал из Эмиратов на прошлой неделе и так же, как и Сатин, поселился в отеле, сняв апартаменты. Он не был женат и предпочитал мужчин. Откровения буквально лились из него потоком. Когда незнакомец узнал, что Сатин приехал из Финляндии, он несказанно удивился, ему еще не доводилось общаться с финнами. Они легко нашли общий язык. Давненько он не общался с незнакомцами на отвлеченные темы, не связанные с музыкой.       Сатин избегал говорить о себе, поэтому разговор все больше сводился к отдыху на Сейшелах, различиях жизни в Эмиратах и Финляндии. Незнакомец не наседал на него, не пытался вытребовать всю подноготную — это располагало к себе.       Он искал признаки возбуждения на лице, в тоне голоса и дыхании собеседника.       Когда ладонь визави оказалась на его колене, Сатин понял, что ему хватит алкоголя. Мужчина предложил его проводить. Сатин впал в ступор: он знал, что это всего лишь вежливый жест и повод потянуть время, прежде чем они расстанутся, но вместе с тем он знал, что могло означать такое предложение.       Сквозь тонкую ткань брюк он прекрасно ощущал прикосновение горячей ладони, втайне для чужих глаз тяжело скользящей по бедру, вверх-вниз. Сатин никак не поощрял прикосновение, но и не стремился отодвинуться. Мужское внимание ему очень даже льстило.       — У вас красивейшая жена, — произнес незнакомец, засмотревшись на обручальное кольцо Сатина, когда он взялся за бокал с остатками вина и опрокинул в себя, словно джин. — Вы счастливы в браке?       — Без сомнений. Это лучшее, что случалось со мной.       Еще минуту назад он уже начал мысленно раздевать собеседника, прикидывая, настолько ли тот хорош в постели, как и в разговоре.       — Я заметил в вас необычайную уверенность в себе. Чем вы занимаетесь? — поинтересовался мужчина, раздевая его своими темными глазами.       Несмотря на то, что он только что выпил полторы бутылки вина, в горле пересохло.       — Не думаю, что это подходящая тема для разговора. Все слишком непросто, на мне большая ответственность.       — Люблю мужчин, которые способны решать сложные задачи. — Его ответ повеселил Сатина.       Нет, так не годится. Этот разговор можно было вести бесконечно.       В ушах слегка шумело, цвета постепенно терялись четкость. Сатин понимал, что ему надо пройтись. Незнакомец увязался с ним. За приятным разговором Сатин полностью утратил бдительность. Под палящим солнцем голова налилась свинцом; пульс грохотал. Он прятал глаза за стеклами широких очков, но его все равно слепило, и Сатин предложил перейти на тенистую сторону — так они незаметно преодолели половину пути.       Сам не понимая как, оказался в чужих апартаментах. В тот же момент тело предало его. Кто первым кого поцеловал — Сатин уже не помнил: привкус алкоголя на губах и уверенные напористые движения. Визави достал из бара бутылку «Чивас», что-то там вещая про двенадцатилетнюю выдержку. Спрашивать его дважды было совершенно ни к чему. Они чокнулись, и Сатин одним махом опустошил стакан с виски. Горячая волна ударила в желудок, все тело налилось знакомой тяжестью.       В апартаментах работал кондиционер, прохладный воздух приятно остужал пылающую кожу. Аромат дорогого мужского одеколона щекотал нос.       От запаха мужского тела, его брутальной силы и близости у Сатина мгновенно случилась эрекция.       Они снова целовались взасос, глубоко, пылко налегая друг на друга; от возбуждения спальня плыла. Как давно он мечтал об этом: прижимать к себе крепкое мужское тело, не сдерживаться, напирать со всей страстью.       Визави неловко пошутил, Сатин звонко рассмеялся. Вена на его шее судорожно билась; визави впился влажными губами, заставив откинуть голову. Щетина царапала чувствительную кожу, шарик пирсинга щекотал до дрожи. Сатин протяжно застонал от удовольствия. В их руках все еще были бокалы с виски, они пили между поцелуями.       Чужая ладонь оказалась у Сатина между ног, потирая его через льняные брюки. Член уже был тверже камня.       Сатин мял одной рукой ягодицы визави, мечтая поскорее содрать с того брюки.       Они пили, переговаривались о какой-то ерунде, пьяно смеялись, смещаясь от бара к постели.       Сатин запоздало вспомнил, что у него нет презервативов. В этот момент что-то произошло в голове: на мгновение он четко осознал, чем занимается. Сознание прояснилось всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы он успел осмыслить содеянное. Сатин взглянул на все со стороны и увидел себя, полураздетого и липнувшего к абсолютно незнакомому мужику.       Они оприходовали «Чивас», и визави предложил достать еще что-то из бара. Оба были глубоко пьяны. Когда щетина заколола его низ живота и гладкий лобок, Сатин запоздало опомнился и потребовал презервативы. Визави взял головку его члена в рот, обдавая ствол жарким влажным дыханием. Голова поплыла. Сатин весь изогнулся, машинально подаваясь бедрами навстречу и норовя присунуть поглубже.       Металлический шарик ласкал пульсирующий ствол — от этого просто вырубало мозги. На миг незнакомец отстранился, Сатин поймал его взгляд, осоловело всмотрелся в карие глаза.       В дело пошла вторая бутылка. Визави протянул ему наполненный стакан виски и, пока Сатин пил, разделся догола. Его крепкий заряженный член тяжело покачивался при каждом шаге, но Сатин со скрытым довольством отметил, что тот заметно уступает ему в размере. Мужчина оказался обрезан и головку его члена украшал еще один пирсинг — небольшая прямая штанга — так называемый «ампалланг». Сатин панически боялся последствий генитального пирсинга, поэтому не приветствовал подобное. Однако мужчина был явно не из робкого десятка. Его пресс, заросший густыми темными волосами, был великолепен — Сатин протянул ладонь, не занятую стаканом, чтобы прикоснуться к жестким кубикам. Визави со свистом втянул воздух, слегка подаваясь бедрами вперед, член мягко качнулся, почти уперевшись Сатину в предплечье. Еще ни разу он не занимался сексом с мужчиной с пирсингом на члене. Коснулся губами обрезанной головки и следом прошелся языком по вздутым венам, покрывающим ствол.       Устроившись на кровати так, чтобы лизать друг друга, они неторопливо обменивались ласками, допивали вторую бутылку. Одинаковые по комплекции они не уступали друг другу в силе, а рты работали со схожей скоростью. От члена визави исходит сильный запах разогретого тела, кожи, пота и секса.       В какой-то момент визави подмял его под себя и оказался сверху. Широкая пятерная гладила мышцы его живота, нарочно задевая член. Сатин неосторожно махнул рукой, стакан выскочил из его пальцев, остатки виски пролились на кровать. Сатин был до такой степени пьян, что зрение утратило четкость, однако он сумел как-то разглядеть пачку презервативов, валявшихся на кровати. Пульс на шее неистово бился. В какой-то момент Сатин почувствовал тошноту, вдруг стало противно. К горлу подкатил комок. В планах у незнакомца явно было отыметь его. Такой поворот событий Сатина полностью не устраивал. Заметив резкое неприятие, визави отстранился и поднял руки в примирительном жесте.       Либо он сейчас вырубится, либо его хорошенько отъездят.       — Прости, приятель, но я предпочитаю трахать сам, — выдал Сатин заплетающимся языком. Он тяжело дышал, во рту пересохло.       С трудом он выпутался из покрывала, которое все сбилось под ними, отыскал свои плавки. Шатаясь, натянул, едва не завалившись. Твердый член оттягивал тугую резинку. Также неаккуратно натянул брюки, бесконечно долго пытаясь нашарить ступнями нужные штанины. Покачнулся. Земля отчаянно вращалась, норовя сбить его с ног.       — Не двигайся, — предупреждающе выставил руку Сатин. Дальнейшее произнес с нажимом на каждое слово: — Просто… оставайся… там.       Визави не предпринимал шагов его остановить.       Нетвердой походкой Сатин двинулся на выход. Он еще мог убраться отсюда. Еще можно было все остановить. Остановить то, чего он едва не сделал.       Он окосел до такой степени, что не видел картинку на экране гребаного телефона. Даже если Рабия что-то ему напишет, то не сможет прочесть. Во рту был привкус члена и виски — невероятная смесь. Его разобрал пьяный смех.       Настолько жаждал секса с мужчиной, что набросился на совершенно незнакомого парня и был готов его трахнуть. Помешала лишь неувязка с распределением ролей. Со школы он не был «под» кем-то.       Спустил где-то в туалете, чтобы только снять напряжение. Едва не вырубился прямо на унитазе. Глаза закрывались сами собой. Кажется, даже заснул на пару минут, привалившись к стенке туалетной кабинки. Из-за двери доносился лаундж, но Сатин не мог разобрать ни слова, в уши словно затолкали вату.       Ненадолго отключился на пляже рядом с домом в шезлонге. Вокруг не было ни души. Было жестко и неудобно, по голове и черным волосам палило солнце. Сатин улегся на бок, рука свесилась до самого песка.       Спустя кошмарно долгое путешествие до бунгало, Сатин задернул жалюзи на окнах, после чего рухнул на свою постель как подстреленный. Голова дичайше кружилась. Булькающий желудок, как и мозги, был переполнен алкоголем.       Проснулся от собственной икоты.       Комната все так же была погружена в легкий полумрак. Рабия еще не вернулась. В помещении было невыносимо душно, воняло перегаром. Сатин кое-как сполз с кровати, чтобы врубить кондиционер, отлить и снова отключиться — на этот раз завалившись на самый край постели.       Снова проснулся, но уже от того, что кто-то настойчиво звал его по имени.       — Сатин, слышишь? Сатин! — Рабия упорно трясла его за плечо, пытаясь добудиться. — Какого хрена ты так нализался?       — Что? — еле шевеля языком, пробормотал Сатин. С трудом разлепил глаза. Наволочка была в слюне. Небрежно вытер рот.       — Как поживает твоя печень? — этим вопросом Рабия просто нокаутировала его несчастный мозг.       — Твою мать, что?.. Какая печень?       — На вот, выпей воды, — жена впихнула ему в руку бутылку с водой. — Принесли кофе, выпьешь, пока горячий, чтобы голова перестала трещать. Да приди же в себя! — Рабия резко тряхнула его за плечо, сбивая остатки сна. — Ты проспал почти десять часов. Уже ночь. Сейчас принесут ужин из круглосуточного ресторана.       Сатин грузно сел и потер лоснящееся от пота лицо липкой ладонью. В комнате стоял тяжелый запах его тела. Сатин сделал пару медленных глотков из бутылки, опасаясь, что его организм их отвергнет.       — Да что с тобой происходит? Почему ты дня не можешь прожить, чтобы не нажраться как свинья?       — Разве я вчера…       — Давай-ка, — Рабия отняла его руку от головы и протянула крохотную чашечку с крепким кофе. — Тебя вообще нельзя оставить одного! Меня не было три часа. У тебя проблемы с алкоголем. Сколько ты выпил?       — Назвать все? Я на отдыхе, — отрезал Сатин; с похмелья его голос звучал грубее. — Я вкалывал весь год как проклятый, устал как черт.       — Ладно, окей, просто выпей это и, ради Бога, сходи в душ. В таком состоянии с тобой говорить бесполезно. Если захочешь есть, ужин сейчас принесут.       Спустя полчаса, когда ему удалось поставить себя на ноги и смыть неприятный запах, они возобновили диалог. Рабия сидя на кровати ела салат «Цезарь», медленно жуя крупные куски курицы, и смотрела на него как на бестолкового подростка, впервые вернувшегося с вечеринки.       — Мы живем в баснословно дорогом отеле, только чтобы ты мог заливаться вискарем или джином с утра до ночи?       Они нечасто ссорились из-за пристрастия Сатина к алкоголю, особенно, учитывая то, что если бы не беременность, Рабия пила бы не меньше — и это разговора вообще не было бы. Но вслух он ничего не сказал, понимая, что был неправ.       Сатин устало потер лицо и откинул мокрые волосы со лба.       Последний раз у них случилась размолвка из-за побега Маю, в тот раз они даже спали в разных спальнях.       — Вот здесь, — Рабия коснулась своего виска, — у тебя что-то срывает время от времени и ты перестаешь следить за тем, куда катится твоя жизнь. К счастью, наши дети не переняли твой характер…       — Нормальный у меня характер.       — Да что ты. Нормальный, просто иногда тебя кроет?       Несмотря на непросохшую после душа голову, Сатин плюхнулся на подушку. Он сделал это слишком быстро, и комната вновь закачалась.       Сатин все же рассказал про то, что произошло днем, не видя смысла скрывать.       — Он только до меня дотронулся, но дело не в этом. Я не помню, что говорил о себе. Он может найти фотки со мной в интернете. Не уверен… — Сатин помассировал лоб и переносицу, — что за все время он меня не заснял.       — То есть то, что тебя чуть не поимел незнакомый мужик, у которого неизвестно какие болезни, тебя не смущает? Сам факт, что ты пьяный оказался с ним в одной постели… — Рабия прожевала кусочек листа айсберга. — Короче, живи как хочешь, а секса от меня в ближайшие дни ты не добьешься. Я не собираюсь трахаться с тобой после того, как тебя касался этот тип! И к ребенку не прикасайся! — Она показательно опустила ладонь на живот. — Неужели этот перепих стоил того?       — Да не было ничего! Мы целовались и пили. Это даже минетом не назовешь.       — И он тебя лапал, лизал твой член. То, что ты окосел до помутнения рассудка, тебя не оправдывает. Ты не представляешь, что значит, вынашивать ребенка. Я делаю это для нас двоих. Ты не хочешь или не можешь держать свои наклонности под контролем? Просто отвали от меня, понял?       Сатин заткнулся и прикрыл саднящие глаза. Сосредоточенный хруст возобновился.       — Хорошо, я снова облажался, — наконец признал он. — Такой ответ тебя устроит? Я искренне раскаиваюсь и прошу прощения. Со своей ориентацией я не могу ничего поделать. Ты знала об этом еще, когда мы только начали встречаться.       — Просто перестань быть таким говнюком.       Воцарилось молчание, прерываемое поеданием салата.       — Прости меня, — Сатин потянулся к Рабии, намереваясь коснуться ее руки, но та оттолкнула его с удивительной силой. — Что-то не так, — вдруг произнес он. Ребенку требовался воздух, чистый свежий воздух. Они словно были настроены на одну волну. Сатин даже не пытался облечь свои ощущения в слова, зная, что не передаст и десятой доли правды.       — Не делай вид, будто этого разговора не было.       — Тебе нужно на воздух. Здесь слишком душно.       — Я чувствую себя прекрасно.       Но Сатин уже потянул Рабию с кровати, выходя с ней на террасу, под ночной прохладный воздух. Он ощутил, что ей не хватает кислорода. Это чувство было иррационально, но оно крепло с каждым мгновением, пока он не вывел жену из бунгало.              — Так сладко спишь. Вставать не собираешься? — ворвался в его сон тихий голос Рабии. — Ты не слышишь даже звонка своего телефона?       — Чего? — Рабия нависала над ним в одном бюстгальтере и стрингах, с его мобильником в руке.       — Тебя потеряла Диана, она писала мне, хотела согласовать твой график на следующую неделю.       — Она вообще в курсе, что я в отпуске?       — У нас вылет уже послезавтра, но учитывая, сколько ты проспал, уже завтра. Просто обсуди с ней чертово расписание, — вздохнула Рабия. — Вероятно, это нужно сделать заранее.       — Да что я опять сделал не так?       — Все, не горячись. Забирай свою игрушку, — и с этими словами вернула ему айфон.       Было заметно, что Рабия еще не отошла после вчерашнего — и это было ее право.       — Твой ребенок хочет есть. Пошли позавтракаем.       За завтраком взгляд невольно скользил по залу, подмечая незнакомые лица. Того иностранца не было. Они с Рабией как ни в чем не бывало обсуждали поездку Фреи и Тины на Хоккайдо.       Вдруг до него дошло, что он даже не узнал имени мужчины. Какое-то время Сатин с отвращением прокручивал в голове, как стонал, позволяя себя лапать, как тяжелое мужское тело прижимало его к простыне и как они оба накачивались виски, а потом как кончил в туалете ближайшего ресторана и смыл сперму в унитаз, едва держась на ногах. Он вспоминал о содеянном в замешательстве, Сатин почти не верил, что это был он сам.       Сатин мрачно цедил свою порцию эспрессо из крошечной кружечки, которую ему даже непросто было в руки взять; он попросил прощения уже несколько раз, пытаясь смягчить жену. Рабия молча уминала завтрак: сегодня ей захотелось чего-то острого. Ему не хотелось ничего. Оба сидели, поглощенные своими телефонами. Рабия принялась фотографировать миску с десертом в виде половинки кокоса и открытые сахарницы-ракушки. Как же он хотел поскорее вернуться к работе! Этот отдых выкачал из него все соки.       — Если у тебя какие-то проблемы, давай обсудим это, — предложила Рабия, отвлекаясь от смартфона. Каждый из них не хотел портить настроение накануне обратного рейса.       Может, ему голову себе прострелить? Тогда и дело с концом. Гребаный мутант в нем сдохнет.       — Вы не говорили с Тео о своих проблемах и к чему все привело? Я предлагала сходить вам двоим на прием и посоветоваться со специалистом. Но ты меня не послушал. А сейчас ты будто нарочно не даешь влезть к себе в голову.       Сатин про себя усмехнулся точности сравнения.       Фанаты всегда видели перед собой безупречную картинку, созданный в голове идеал, Рабия же зачастую наблюдала обратную сторону.       Все эти обвинения были заслужены — он понимал это и знал, что своими возражениями, сделает только хуже.       — Ты избегаешь своих проблем, боишься о них говорить. Не только с чужими людьми, но и со своей семьей. Ты замыкаешься в себе.       — Я всегда был замкнут.       — Я одна уже не справляюсь с тобой. Ты не можешь себя сдерживать. Ты набросился на Эваллё, из-за чего твой сын попал в неприятности! Если бы дома все было хорошо, ты думаешь, все это дерьмо случилось бы с ним? Вся эта история с побегом из дома. А когда ты выпьешь, тебя становится не узнать… ты сломал Валто нос только из-за того, что он прикоснулся к Фрее… Она всегда ему нравилась и мы все об этом знали!       — Фрея еще ребенок, ей девятнадцать, а он взрослый мужик.       — Зато ты сейчас ведешь себя как ребенок! — Сатин тяжело вздохнул. — Он — твой лучший друг, ты знаешь его лучше всех: на что он способен, а на что нет. Я не лезу в ваши мужские отношения. Разве вы не должны находить компромиссы? Ты постоянно нападал на Эваллё, стоило тебе просто вдыхнуть алкоголь. Ему пришлось съехать от нас. Ты довел его до такого состояния.       — Сколько еще я должен просить прощения за ту драку? Я крепко облажался, — повторил он бесцветным голосом. — Виноват и сознаю это. Я полный мудак и дерьмовый отец.       — Каждый имеет право на ошибки. Я выходила замуж не за святого, а за обычного человека со своими тараканами.       Уже не только за человека.       — То, что произошло с Маю и что происходит с тобой… Я правда хочу тебе помочь, — со вздохом произнесла Рабия. — Но ты не хочешь этого.       

      

* * *

      Накануне вылета у Рабии с самого утра раскалывалась голова, они даже не выходили из бунгало, просидев все время под кондиционером. Поскольку подобное случалось редко еще до беременности, этот случай всерьез обеспокоил Сатина. Почти две недели Рабия ни разу не жаловалась на свое самочувствие. Сатин боялся, что ее сильно напекло солнце, и предлагал показаться врачу. Из-за волнения он не отходил от жены ни на шаг. До сих пор не выпил ни капли алкоголя. После бритья не использовал одеколон и заменил дезодорант-спрей обычным стиком, чтобы от их резкого запаха Рабии не стало хуже. Он грешил даже на запах зубной пасты.       Они позавтракали пару часов назад, но ел в основном он, у Рабии совсем пропал аппетит.       Рабия сидела на кровати и увлажняла лицо сывороткой, Сатин листал то приложение для беременных на ее телефоне, подписку на которое дарил Рабии, то открывал приложение отеля на своем. Без конца трогал лоб Рабии, проверяя, есть ли жар.       — Тошнота есть? — в который уже раз взволнованно переспрашивал Рабию.       — Немного, послушай… я не хочу переносить рейс, дело даже не в деньгах…       Она настаивала не сдавать билеты на самолет, Сатин же опасался, что ей станет хуже.       — Ты не сядешь в самолет в таком состоянии. Мы вылетим только тогда, когда тебе станет лучше. — Сатин и слышать ничего не хотел.       — У меня не болит живот, и я чувствую, что с дочерью все в порядке. Давай подождем до вечера. Мне станет лучше.       — Мы можем полететь другим рейсом. Это не проблема. Я не хочу рисковать ни тобой, ни Доминикой.       Они спорили уже долго, но переубедить Рабию было так же сложно, как его самого.       — Это просто головная боль. С ребенком все хорошо — я говорю: это чувствую.       — Сейчас я вызову врача, потом ждем до вечера: если тебе не станет лучше, я меняю билеты, если сдать их уже будет нельзя, я беру новые на другую дату и продлеваю наше проживание. Давай сейчас ты меня просто послушаешь и не будешь спорить.       До появления врача Рабия лежала на кровати, не поднимаясь. Головная боль становилась все сильнее, тошнота усиливалась. Она уже выпила спазмолитик, но эффекта не было. Сатин настолько паниковал, что уже списался с кем-то из гинекологов из приложения; дважды позвонил в отель, требуя вызвать к ним в бунгало врача и поторапливая персонал. Он связался по Фейстайм даже с Тайсто.       — Я к черту сдаю наши билеты. Если что-то серьезное, здешним врачом мы не обойдемся и придется ехать в город в больницу.       — Перестань сходить с ума. Что ты сейчас скажешь врачу: моя жена беременна и ее тошнит?       — На пляже тридатипятиградусная жара в тени!       — Я бы первой поняла… Дело не в ребенке.       — Так в чем?       — Не знаю. Но не вижу смысла сейчас переигрывать планы.       Рабия погладила его по руке:       — Твоя истерика мне не помогает. Просто успокойся.       Сатин потер свое лицо и взлохматил волосы.       У них не было даже градусника. Сатин весь извелся до прихода врача. Возможно, состояние Рабии — следствие недавней ссоры, от этой мысли ему становилось тошно. Он боялся давать что-то сверх прописанного гинекологом Рабии, кроме того, после принятия таблетки появилась тошнота.       Мысленно Сатин уже звонил Диане и отменял все планы по графику.       Все происходило накануне вылета.       Разумеется, у него самого тоже случались головные боли — после того, как он расшиб голову, они будут преследовать его постоянно, но он настолько привык к этому, что мигрень стала частью его жизни. Однако состояние Рабии было чем-то из ряда вон, его жена всегда отличалась крепким здоровьем, а во время беременности ее даже не мучил токсикоз.       Пока он стоял над душой у врача, тот быстро осмотрел Рабию, задал вопросы, расспросил про завтрашний вылет, после чего передал ей необходимые препараты, прописал режим и диету на сегодня и велел хорошенько выспаться — последнее Сатин знал и так: ребенок, заведенный состоянием матери, крутился всю ночь, мешая спать и ей, и себе.       Врач сообщил, что и долгое нахождение на солнце, и слишком активный отдых, и излишнее волнение — все могло спровоцировать мигрень. После чего сказал, что вылет можно не отменять: времени еще достаточно, чтобы отдохнуть, а таблетки облегчат состояние, но если станет хуже — немедленно связаться с ним.       Сатин, в своей жизни слушавший только Тайсто и, возможно, еще акушера-гинеколога, у которой наблюдалась Рабия, поначалу вообще не отнесся серьезно к словам доктора и еще час убеждал жену никуда завтра не лететь.       — Дай сюда руку. Господи, ну у тебя и пульс, я даже так ощущаю… — Рабия взяла его руку за запястье и положила на свой живот поверх футболки. — Чувствуешь: все в порядке? Нет повода для беспокойства.              Сатин опустил на глаза, скрытые за стеклами очков, козырек черной бейсболки. На нем был черно-серый спортивный костюм с капюшоном. В прошлый раз в аэропорту он натолкнулся на фанатов, не исключено, что им известно и время прилета самолета в Хельсинки.       Посадка уже началась; они приехали заранее, чтобы без спешки пройти все процедуры.       Впереди предстоял длительный перелет Виктория-Доха-Хельсинки.       Сатин держал Рабию за руку, следуя с толпой людей на контроль перед посадкой; в свободной руке сжимал их билеты и паспорта. На Рабии были черные легинсы с кожаными вставками и теплая рубашка-оверсайз поверх футболки с майкой. В Финляндии уже утвердилась осенняя погода, хотя в первые недели еще было довольно тепло.       Диана была в курсе их возвращения и должна была вызывать машину в аэропорт, чтобы их забрали.       Они прошли в бизнес-класс и заняли свои места. В самолете Сатин поставил на телефоне авиарежим. Вчера поток сообщений от детей и друзей резко уменьшился, все понимали, что перед вылетом им не до того.       По ощущениям, он не был дома месяц. У Рабии было схожее чувство. Оба уже хотели поскорее вернуться в Финляндию. Они забыли обо всех разногласиях и вроде как помирились, во всяком случае, Сатин хотел в это верить. В аэропорту он всячески обнимал Рабию, прижимал к себе, развлекал болтовней, держал за руку. В душе он все время чего-то боялся: что ее украдут, что ей станет плохо, что кто-то толкнет ее, что рейс сильно задержится и им придется долго ждать посадки, или кто-то из персонала аэропорта поведет себя грубо — поэтому следовал за ней буквально по пятам, как тень.       Головная боль и тошнота прошли к вечеру, и тогда Сатин начал собирать чемоданы: вылет у них был ранний, уже ночью следовало быть в аэропорту. Он заказал в бунгало для Рабии салаты и цитрусовый сок, также она приняла выписанные препараты, поплавала в бассейне и выспалась — кажется, все это вместе, а еще отдых подействовали на нее благотворно, к вечеру ей стало заметно лучше. В день вылета она полностью пришла в норму. Утром Рабия уже начала проверять рабочую почту и мессенджеры, списываясь со своими работниками.       В ручную кладь они положили в основном технику, документы и некоторые вещи первой необходимости, все остальное сдали в багаж. С огромным количеством подарков, сувениров на память и алкоголем один из чемоданов превысил лимит, но сейчас, на пути домой, это казалось сущим пустяком.       Первая половина дороги прошла довольно легко: они, негромко общаясь, обсуждали планы, болтали, перекусывали, смотрели фильм, слушали музыку. Рабия гладила его по колену или по ладони, они то и дело переплетали пальцы. Сатин почувствовал, что снова реабилитирован.       Завтра Маю и Эваллё должны были вернуться домой; Фрею на самолет на Хоккайдо должна была посадить Тина. Сатин хотел забрать детей сам, поскольку они с Рабией прилетали раньше.       — Люблю тебя. — Рабия перегнулась через край кресла и оставила на его губах легкий поцелуй.       Вместо ответного признания — о чем Рабия знала и так — Сатин, долго думавший на эту тему, сказал:       — Я готов к тебе прислушаться и пройти… начать… сессии психотерапии. Буду говорить о своей алкогольной зависимости, отношениях с детьми, блять, о чем еще… обсуждать свою сексуальную ориентацию; то, какой я охуенный певец… — последнее произнес с невольной улыбкой.       Подобного Рабия не ожидала, на ее лице сменилось несколько эмоций, прежде чем она смогла сформулировать мысль:       — Ты уверен? — Она растерянно рассмеялась. — Ты серьезно? Правда этого хочешь?       — Мне это по силам. Что не убивает нас, делает нас сильнее, так ведь?       Рабия снова погладила его по руке и сжала его ладонь.       — Ради тебя, — произнес Сатин. — Думал о том, что ты мне сказала. Я даже не знаю, что еще сказать… Я просто запишусь на эту чертову психотерапию онлайн.       Рабия прижалась к его губам своими, и на этот раз поцелуй продлился намного дольше. Отстранившись, она прихватила двумя пальцами его подбородок и несколько секунд не сводила с него глаз. Сатин спокойно выдержал ее взгляд, после чего обнял рукой за шею и притянул к себе.       Во время второго полета они оба заснули. Лететь было еще часа три.       Больше, чем за сутки, он выпил лишь один бокал вина, в самолете.       Неожиданно его тело сменилось на привычное, человеческое. Оскель-Сатин ступал босыми ногами по полу — во сне законы физики на него не действовали. На нем не было ни клочка одежды, но он не испытывал холода. Его тело покрывала кровь, волосы слиплись.       Пространство все так же заливал красный свет. Гремела тревога.       Произошла разгерметизация судна, Оскель-Сатин ощутил лишь легкое давление.       Температура начала стремительно падать, однако он едва почувствовал разницу: его тело было покрыто стойкой термозащитной оболочкой, позволявшей переносить сильные перепады температуры. Оскель-Сатин покосился на свою руку, облаченную в оболочку, как в полупрозрачный живой доспех, усеянный щетинками. Щетинки испускали тонкие жгутики, которые намертво крепились к любым поверхностям внутри корабля. Все остальное тело покрывал точно такой же щетинистый пуленепробиваемый эластичный панцирь. От ступней к полу тянулись крошечные микро-щетинки, позволявшие находиться в вертикальном положении и шагать.       Он покинул лабораторный отсек и оказался центральной части корабля, рядом с системой электропитания. Повсюду парили ошметки человеческих тел. Из передней части доносились вопли. Весь корабль был заполнен обезображенными трупами тех, кого не пожрали образцы.       От него исходили мощные волны, державшие образцы на расстоянии.       Курс был изменен. Корабль с образцами стремительно летел на Землю.       Когда у выживших закончится кислород в баллонах, они все погибнут.       Сейчас Сатин полностью осознавал, что находится во сне, и как никогда отчетливо ощущал сдвоенное сознание.       В следующее мгновение он четко увидел больничную палату и черноволосого ребенка лет семи-восьми, заснувшего рядом с постелью своего деда, попавшего сюда после микроинсульта.       Цепляясь за одеяло, Оскель уверенно двинулся к мальчику. Он забрался на плечо ребенка и потянулся щетинками к уху. Щетинки истончались и удлинялись, преобразовываясь в длинные жгутики.       Ранее подсаженный дедом в свое тело, Оскель уничтожил раковые клетки. В теле этого человека не осталось ни одной смертоносной клетки. Насколько знал Оскель, это был первый случай в истории, когда человек, узнав о свойствах образца, подсадил себе клетки особи, чтобы излечиться от рака.       Возможности клеток и интеллекта каждого образца были уникальны, но он существовал слишком мало времени, чтобы развить их на полную мощность.       Оскель стремился отыскать себе новое тело, молодое и крепкое, где он смог бы укрепиться. Неокрепшее тело и примитивное сознание ребенка подходили для этой цели лучше всего. Оскель не собирался вредить ему, он хотел обосноваться на этой планете и, когда он почувствует себя в безопасности, он сможет размножить свои клетки, развить свой вид — более сильный, нежели человеческий. Он был намерен выжить любой ценой. Право сильнейшего. Как и любой образец, он мыслил в рамках планеты, а не одного организма. В тот момент человеческое ему было чуждо, с их зацикленностью на своих проблемах.       Сатин проснулся уже вечером перед самой посадкой. Отголоски сна эхом крутились в голове, вызывая тошноту. На этот раз он будто слился с особью.       Разбудил жену, и они стали собираться. Рабия надела рубашку и принялась убирать разбросанные повсюду наушники, салфетки, пледы, подушки под голову…       Спустя недолгое время вместе с остальными пассажирами бизнес-класса они покинули самолет.       В аэропорту, разобравшись с процедурами контроля и досмотра после прилета, Рабия покурила, и они отправились за багажом, но оказалось, что тот задерживается. Чтобы не терять время, Сатин предложил пока посидеть в кофейне, а потом вернуться за вещами. Рабию не пришлось уговаривать, и они пошли на поиски местечка, где можно скоротать время.       На борту их сытно покормили, но Рабия все равно взяла салат и десерт. Сатин заказал кофе, который обычно всегда пил на завтрак, чтобы взбодриться, и несмотря на то, что утро они провели в воздухе, это все равно был новый день, они только прилетели в родную страну.       Сатин взглянул на время в телефоне: начало девятого вечера. День почти закончился.       В кофейне они практически были одни, еще один-два человека в другом конце помещения. Сатин и выбрал это место в первую очередь из-за свободного пространства.       — Как-то странно… — Рабия задумчиво потерла шею и снова взялась за вилку для салата.       — Что именно?       — Точно не могу сказать… задержка багажа, наверное…       — Такое бывает, — Сатин пожал плечами и прихлебнул крепкий кофе.       — Ты написал Диане? Она знает, что мы еще не забрали чемоданы? Машина скоро будет?       — Написал. Она пока не ответила.       На столе лежали их телефоны, темные очки — больше для маскировки, чем от солнца: за окном царил мрак. После двух недель в другой стране Сатин невольно поразился, насколько здесь быстро темнеет.       — Ни одного нового сообщения, — заметила Рабия, разглядывая свой телефон. — Неужели нас наконец-то решили оставить в покое?       — Ты отключила авиарежим? — на всякий случай решил уточнить Сатин, до которого тоже пока не дошло ни одно сообщение.       — Еще перед посадкой. Сестра должна была позвонить.       — Одно деление, — сказал Сатин. — Похоже, здесь плохая связь.       Он доел первый сэндвич и, поднося к губам чашку с кофе, взглянул на подвешенный на стене прямо напротив их столика экран телевизора.       В следующее мгновение кофе попал не в то горло, Сатин поперхнулся кофе и едва не пролил остатки себе на колени.       Рабия, проследив за его взглядом, тоже посмотрела на экран.       Сатин пытался прокашляться, а Рабия изумленно приоткрыла рот.       Все, кто был в кофейне, включая сотрудников, слушали выпуск новостей.       В новостях передавали о крушении их самолета. С которого они сошли меньше часа назад.       Этого не может быть. Как самолет мог загореться?!       В следующий миг будто спала пелена, время возобновило нормальный бег, и айфон усиленно завибрировал: на него посыпалось невероятное количество сообщений и уведомлений о пропущенных вызовах. Рядом на столе точно так же зашелся телефон Рабии.       — Это же наш рейс… — наконец выдавила она. — Сатин, что происходит? Мы летели в этом самолете! О, Господи! Взгляни на часы в телевизоре! — Рабия сказала это так громко, что наверняка слышали все, кто находился в кафе. — Они говорят, это произошло сегодня в 7:45 вечера.       Сатин выхватил глазами крошечные цифры в левом верхнем углу экрана, которые вскоре сменились погодной отметкой.       — Час ночи… — прохрипел Сатин, не веря своим глазам. Резко схватился за телефон: 01:00 ночи. — Какого хрена…       Рабия выругалась.       Сатин медленно моргнул. Словно кто навел морок.       Что, черт возьми, все это значит?!