Внутри тебя - 3

МАЮ

Токио, 2020

      Маю проснулся от того, что едва не вывалился из кресла. Несколько раз моргнул, прежде чем понял, где находится. Место ожидания для посетителей в токийской больнице на одном из этажей, где находились общие палаты. Вдруг неудержимо захотелось оказаться дома, или хотя бы просто в аэропорту Хельсинки и чтобы их с Эваллё обязательно кто-то ждал.       Ужасный сон совсем выбил из колеи. Хотелось поскорее выбросить его из головы. Маю был уверен, что ему приснился обгоревший труп профессора — как это бывает во сне, когда знаешь что-то наверняка. Айнмере был одержим местью и хотел, чтобы самолет с Сатином и Рабией разбился, чтобы только заставить его, Маю, испытывать страшную боль. И если бы нечто подобное произошло на самом деле, виноват во всем был бы только он сам. От мыслей об этом Маю пробрала дрожь, или, может, он просто продрог, сидя в коридоре. С его вечной мерзлявостью он умудрялся покрыться мурашками даже в Японии в это время года, не то что Эваллё, с его горячей кровью.       Успокаивало одно, даже если бы профессор взаправду попытался помешать его родителям вернуться, Айнмере сейчас находился за тысячи километров, здесь, в Японии, в Токио, и даже ему нужно время, чтобы преодолеть такое громадное расстояние. Вероятно, в том, что Айнмере вселился в одного из врачей токийской больницы, был и свой плюс: по крайней мере, Маю знал на все сто процентов, что Сатин с Рабией вернутся в Финляндию в целости и сохранности. Маю впервые оценил выражение Макиавелли: держи своих друзей близко, а врагов еще ближе. Где-то внутри сидела уверенность, что если Айнмере не убил его сразу, даже не попытался, значит, для него еще не все потеряно. Теперь от его действий и решений зависело слишком многое, например, благополучие его семьи и Эваллё. Айнмере предложил ему сделку, взамен на жизнь его парня, но по факту, это был ультиматум. Маю будто видел себя со стороны, рыдающего, жалкого, умоляющего пощадить Эваллё… думая об этом, каждый раз к горлу подступали слезы — словно он до сих пор переживал тот ужасный момент, настолько ярки были ощущения.       В итоге две лучшие недели его жизни обернулись кошмаром похлеще какого-нибудь сна.       К счастью, сегодня его выпишут, и он сможет хотя бы сходить в магазин или нормально принять душ у себя в номере. Оставлять Эваллё тут одного ужасно не хотелось, но еще была Тина, которая обещала приглядывать за парнем.       Не имея представления, когда они смогут уехать из Японии, Маю ощущал себя в подвешенном состоянии. В его жизни каждый день столько всего происходило, как будто он был каким-то избранным, а не обычным парнем. Даже школа отошла на задний план, а ведь он так хотел поскорее попасть в драмкружок, приступить к репетициям, пообщаться с остальными… его трек прошел конкурс и Маю приняли, несмотря на угрозы Рона испортить ему жизнь. В конце концов, у него была еще работа и совместный проект с группой Сатина. А он застрял здесь.       В его возрасте люди думают о тусовках, новых шмотках и гаджетах, поступлении в университет, креативе, самовыражении, тогда почему с ним все наоборот? Он тоже изо всех сил хотел стать обычным. Точно так же, как и Сатин, он с подросткового возраста начал осознавать свою инаковость и непохожесть на остальных, но в отличие от него, отцу не с кем было поделиться.       В этот момент Маю вспомнил, что еще вечером отправил родителям несколько голосовых, интересуясь, как они долетели, все ли в порядке, уже дома? Взглянул на экран и обнаружил, что, прежде чем провалиться в сон, отключил звук и вибрацию, чтобы не раздражать японцев. Медсестры и так косились на него каждый раз, после того случая с истерикой перед реанимацией, вероятно, решив, что он не в себе.       Часы показывали раннее утро. Похоже, даже он выспался.       Разница в часах между Финляндией и Японией составляла семь часов в пользу Токио. Дома сейчас еще глубокая ночь. Маю не помнил, во сколько должны были прилететь родители, да и рейс могли задержать. Возможно, они не отвечают, потому что еще в воздухе, и все в порядке. Но все же кошмар не шел из головы; вероятно, ему приснилось нечто подобное, потому что вчера он много думал про этот вылет и подсознательно боялся… что что-то пойдет не так? Маю и сам не знал, чего он боялся. Из-за случившегося с ним и Эваллё у него уже совсем мозги поехали.       Маю пообещал сам себе, что как только родители вернутся домой, он сразу сообщит им, что они с Эваллё задержатся, а пока не будет беспокоить.       Маю уже собирался сходить проведать Эваллё, только перед этим забежать в туалет и, может быть, купить себе что-нибудь в автомате. Вдруг его внимание привлекло огромное количество сообщений и голосовых от сестры. Разбитое стекло здорово мешало. Маю вытащил из кармана штанов кейс с наушниками и быстро вставил те в уши. Фрея писала о том, что не может дозвониться до родителей и что их самолет показывали в новостях. С бьющимся сердцем прослушал голосовые на ходу, направляясь к автоматам за снеками. Оказалось, еще вечером ей звонил Валто, все в группе были ошеломлены новостями, в курсе были все, даже директор; ни до Сатина, ни до Рабии никто не мог дозвониться. Диана узнала обо всем первой: она отслеживала рейс и вероятные задержки и время от времени списывалась с Сатином. Слова Фреи звучали сбивчиво, Маю поначалу вообще не понял, что произошло. А когда понял, его сердце едва не остановилось. В самолете произошло возгорание двигателя — это была одна из наиболее вероятных причин — после чего самолет упал недалеко от аэропорта; он уже шел на понижение. У Маю вырвался полузадушенный всхлип; живот резко скрутило.       Нет, пожалуйста, только не это! Нет-нет-нет-нет!       Новости обрушились на него градом одна за другой; во всем теле возникла тошнотворная слабость. Как это часто бывало, его тут же начало трясти.       По словам Фреи, которая без конца мониторила новости, — больше всего пострадали пассажиры бизнес-класса, несколько человек погибло, в том числе один из пилотов, второй получил серьезные ожоги. Есть тяжело раненные, все они находятся в реанимации, у многих пассажиров сильные ожоги и травмы. Возможны случаи отравления угарным газом. Меньше всего пострадал хвост самолета. На борту в тот момент находилось больше трехсот человек.       Это невозможно. Такое происходит один раз на миллион!       Подобное не могло произойти именно с его родителями!       Все это время слезы стояли в горле, но заплакать — значит, принять очевидное. Маю едва дошел до туалета, где его тут же вывернуло наизнанку. Через некоторое время, отдышавшись, он еще раз прослушал все сообщения сестры.       Диана сразу же поставила группу в известность и велела смотреть новости. После чего Валто сообщил все Фрее, через пару часов он приехал к ней, потому что не хотел, чтобы она оставалась одна.       Сестра говорила все путанее, то и дело в ее словах звучала истерика.       Умыв лицо, Маю вышел в коридор, чтобы набрать Фрею по видеосвязи. Наверняка она не спала. Горло перехватило спазмом, но Маю старался держать себя в руках и вести себя как можно тише, чтобы не привлекать внимания.       Перед тем, как звонить сестре, он проверил переписку в мессенджере, но никто из родителей так ничего и не ответил, сообщения даже не были прочитаны. Руки тряслись, когда Маю набирал одно сообщение за другим. Он писал Сатину, копировал текст, и отправлял то же самое Рабии. Сделал несколько попыток дозвониться, но безрезультатно: абонент был выключен или вне зоны доступа сети.       Тогда Маю набрал сестру по видеосвязи: ему нужно было видеть ее лицо, чтобы убедиться, что все это не дебильный розыгрыш.       Было что-то жуткое в том, чтобы видеть испуганное лицо сестры через сетку трещин на экране. Казалось, эти чудовищные моменты навсегда отпечатались в его памяти.       Фрея то и дело плакала, в конце концов телефон забрал Валто и объяснил Маю, что произошло с самолетом. Сам музыкант был не в лучшей форме, похоже, он не спал всю ночь: лицо покрывала щетина, голос дрожал, сильнее проступили мимические морщины.       Он успел поговорить с сестрой и Валто по видеосвязи и только после этого звонки родителям начали проходить, но по-прежнему никто не отвечал. Выпив воды из кулера, Маю включил последние выпуски новостей, ссылки на которые отправил ему Валто. Его отец был довольно известным человеком и наверняка, если бы с ним что-то случилось, об этом бы уже сказали в новостях. А что если они до сих пор находятся внутри?.. Он взорвался после падения? Превратился в груду обломков? С какой высоты он упал? Как можно выжить при падении с воздуха? Где-то говорилось, что выживший пилот сумел-таки направить самолет в сторону от жилых построек, тем самым сведя к нулю дополнительные жертвы; кроме того, из-за низкой высоты повреждения при столкновении с землей были минимальны и большинство пассажиров эконом-класса не пострадало. Однако второму пилоту, получившему сильное отравление угарным газом и множественные ожоги, не удалось произвести полноценную аварийную посадку. Кто-то успел заснять момент до удара самолета о землю: на этих кадрах у Маю перешибло дыхание. Самолет, охваченный пламенем, еще какое-то время оставался в воздухе. Решающим фактором стала высота: случись возгорание раньше, когда самолет находился на высоте нескольких тысяч метров, и не выжил бы никто.       Пока не увидел новости, Маю даже не представлял, как выглядит самолет родителей после катастрофы. Больше всего пострадала носовая часть авиасудна: на кадрах из новостей даже было видно пламя и почерневший металл.       Из глаз невольно полились слезы.       Маю поверить не мог: авиалайнер — самый безопасный вид транспорта, конечно, бывает, те разбиваются, но почему это должно было произойти именно с самолетом его родителей?! Сатин летал сотню раз и всегда все было хорошо!       Валто попытался его успокоить, упирая на то, что его родных нет среди имен погибших, но Маю прекрасно понимал, что и самому мужчине сейчас необходима поддержка. Если бы пострадала беременная женщина или известная личность — об этом бы сразу сообщили в новостях.       Вся команда отца, должно быть, сейчас в панике.       На нервной почве у Маю начала икота, и он осушил еще стаканчик воды. Ладони были липкими от пота, пальцы на ногах наоборот — ледяными.       На ватных ногах он добрел до автоматов и застыл перед тем, что был с одноразовыми масками, перчатками и санитайзерами. Прошел к следующему. Бесцельно послонялся в коридоре, не в состоянии ни на чем сосредоточиться. Казалось, его мир рухнул вместе с тем самолетом.       Следовало сказать обо всем тете. Скорей всего, она еще спала в номере.       Вдруг телефон в руках ожил, на дисплее высветилось имя отца, и Маю наконец прорвало. Вместо ответа он просто разрыдался. Он уже ожидал услышать незнакомый голос, сообщающий о том, что его отца увезли в реанимацию или приносящий искренние соболезнования. Однако в наушниках зазвучал голос Сатина. Звонок не был по видеосвязи, поэтому Маю не мог видеть его лица.       — Да, алло, Маю? — быстро проговорил тот; его голос звучал как-то глухо.       Маю сделал глубокий вдох, борясь со слезами, но не смог выдавить ни слова. Услышав голос Сатина, зажал себе рот рукой, чувствуя, что плач вот-вот прорвется.       Сатин все настойчивее повторял:       — Маю, ты меня слышишь? Маю?       Маю сделал над собой еще усилие и выдавил:       — Что с вами? Где вы? Вы не ранены? — Подбородок дрожал; в горле стоял ком. — Ч-что произошло? Я смотрел новости, я… алло, Сатин?       — Маю, успокойся, прошу тебя, — с нажимом потребовал Сатин, его голос звучал взволнованно. — С нами все хорошо. Мы находимся в аэропорту в Хельсинки. Я сейчас свяжусь с остальными, тебе звоню первому: твои входящие у меня самые последние. Полагаю, нам нужно будет сообщить, что мы в порядке, чтобы нас не причислили к пропавшим.       — Что? Пропавшим? Вы целы?       Сатин прочистил горло и произнес:       — Маю, послушай. Все хорошо. Мы немного задержимся, а потом поедем сразу домой. Скажи тете, что все в порядке, мы не пострадали. Я знаю, что ты видел в новостях, но… — тут Маю услышал материн голос, требующий передать ей телефон: — Даю тебе Рабию, — вздохнул Сатин, его голос замолк.       Сердце билось так быстро, что едва не выскакивало из груди. Маю все крепче сжимал телефон. По его щекам текли слезы.       — Маю, тут полная неразбериха, — быстро заговорила Рабия, — но мы в полном порядке. Как только сможем, сразу выедем из аэропорта. Объясню тебе, как только вы с Эваллё вернетесь…       — Мы не можем вернуться! — перебил он Рабию и на ее недоуменное «Что?» поспешно добавил: — Точнее, мы не можем вылететь прямо сейчас. Эваллё неважно себя чувствует. Мы решили немного задержаться в Японии.       — Немного — это сколько?       На заднем плане Маю услышал голос Сатина, спрашивающий Рабию, что произошло.       — На несколько дней точно. До конца недели, надеюсь, вернемся.       — Эваллё заболел? — выпытывала Рабия.       — Да, у него очень высокая температура, его положили в больницу, — на ходу сочинил Маю, уцепившись за подсказку, — а у меня инкубационный период. В Японии нас даже в аэропорт не пропустят.       Маю решил, что сказать полуправду лучше, чем не сказать ничего, хотя изначально не хотел говорить про больницу.       — «У Эваллё температура, они не смогут сегодня вылететь», — услышал, как Рабия обращается к Сатину.       Сатин выругался и сказал что-то про то, что им тоже следовало перенести рейс, он предчувствовал, что что-то пойдет не так. Маю немного расстроило, что отец даже не упомянул Эваллё, но его можно было понять: их самолет загорелся, Сатин наверняка сейчас взвинчен до предела.       — «Маю останется с Эваллё».       — «Ну это само собой», — в голосе Сатина звучало раздражение, но Маю понадеялся, что оно не связано с Эваллё.       — Господи, бедный, — ужаснулась Рабия. — Как не вовремя. Тебе нужны деньги?       — Нет, тетя все оплатила. Я остаюсь в гостинице.       — Ладно, милый, нам пора, я буду держать тебя в курсе. Не беспокойся. Сейчас мы не в самолете. Осталось уладить кое-какие дела. Сколько у вас времени?       — Уже восемь утра, у вас, наверное, только час ночи, — уже более спокойным голосом произнес Маю, чувствуя, как истерика отступает. — Я сейчас наберу Тину, она в гостинице, а я остался с Эваллё.       — «Возьми пока мой, он на зарядке», — Рабия, видимо, отдала Сатину свой телефон.       — Как только освободимся, я сразу позвоню. Сатин уже звонит Диане. Я даже вообразить боюсь, в каком шоке сейчас остальные. Не убирай далеко телефон, будь на связи.       — Это вы будьте на связи! Я звонил вам раз пятьсот!       — Прости, милый, я знаю, что напугали. Но звонки только сейчас начали проходить. Я сейчас свяжусь с Фреей. Обними Эваллё за нас, пускай отдыхает, не сильно волнуй его.       — Легко сказать… — пробормотал Маю. — Но пока я почти не отхожу от него. Летом, когда я заболел, он тоже не отходил от меня. Я не могу его бросить.       — Я понимаю, тебе не нужно оправдываться. Все в порядке, не переживай. Раз нужно остаться, значит, нужно.       Выдержка снова подвела его. Он так много говорил, а теперь не мог совладать со своим голосом, рыдания застряли в горле, глаза щипало.       — Я люблю тебя… — неожиданно проскулил он. У него вырвался вздох. — Я так рад, что вы живы… правда, я так рад!..       — Знаю, милый… я тоже тебя люблю, — в низком голосе Рабии была нежность.       — С вами же… с моей сестрой… все хорошо?       — Да, я проспала почти весь полет. — Маю снова услышал поторапливающий голос Сатина. — Нам уже пора. Целую, скоро опять наберу, — поспешно сказала Рабия и завершила вызов.       К тому моменту Маю уже немного успокоился. Слезы высохли, лицо казалось неприятно стянутым. Сердцебиение стало тише. Он все еще волновался за родителей и ни черта не понимал. Но его по крайней мере перестало колотить как в припадке.       Маю огляделся: в коридоре уже потихоньку начал появляться народ.       Глубокий вдох, досчитать до трех, выдох.       Они живы.       Его родители едва не погибли сегодня. От этой мысли снова захотелось расплакаться. За последние сутки он мог лишиться и парня, и родителей… Почему-то за свою жизнь больше всего слез он пролил из-за самых дорогих людей.       Только-только начало отпускать. Пытаясь побороть дрожь в руках, купил в автомате какой-то напиток с соком и уселся по-турецки прямо на пол. Всего пару минут, чтобы прийти в себя.              

* * *

             Сатин засветился в репортаже новостей, где сообщил миллионам людей, что уцелел после падения самолета. На заднем плане мелькали кадры с места крушения. Этот выпуск видели, кажется, все знакомые их семьи, которые тут же принялись названивать. Поклонники едва не лишились своего кумира; Маю боялся вообразить, что теперь творится в фандоме группы.       Эваллё продержали в больнице почти неделю; из-за повреждения горла он до сих пор говорил с трудом и мог есть только жидкое. Ему нельзя заниматься ни спортом, ни поднимать тяжести — временных ограничений был целый воз; а пока из-за швов Эваллё даже смеяться было больно. Несмотря на рекомендации врачей ближайшее время воздержаться от нагрузок, в том числе от полетов, они оба хотели поскорее вернуться в родную страну, Маю мечтал увидеть родителей, расспросить и обнять обоих, увидеть младшую сестру.       Тина купила билеты на воскресенье, помогла собраться и повезла в аэропорт в Токио.       В Японии за целую неделю они ни разу не подняли тему произошедшего. Маю оттягивал разговор как мог, дав Эваллё время восстановиться и прийти в себя.       Стенвалль больше не появлялся. К невероятному облегчению Маю, всю неделю их посещал настоящий врач.       Эваллё почти ничего не помнил, по его словам, он будто спал, но сознание так смешалось, что он не помнил даже снов.       Повезло, что Тина не выдала их. После разговора с родителями в тот злополучный день Маю принялся лихорадочно печатать сообщение для тети: «Пожалуйста, не говори Рабии, что произошло, я сказал, что у Эваллё температура и он в больнице, и я остаюсь с ним! Не говори про раны!».       Тетя удивилась, но поддержала его версию. Маю не представлял, как они будут выпутываться, если родители заметят у Эваллё швы или послеоперационные рубцы, но сейчас ему было все равно — главное вернуться домой.       Эваллё отшучивался, что шрамы только будут его украшать и что это далеко не первая его передряга. Фрея уже как-то зашивала ему плечо — и все зажило как на собаке.       Все это время Маю прокручивал в голове, что если бы Айнмере каким-то образом не замедлил кровотечение, то Эваллё скорей всего умер бы еще до приезда неотложки.       С Фреей они переписывались и созванивались каждый день. Сестре он рассказал то же самое, что и Тине, еще в тот день, когда родители вернулись домой.       Вс., (6 дней назад):       Фрея: Что с Эваллё? Тетя сказала, что он в больнице.       Маю: К нам привязались какие-то местные гомофобы. Эваллё подрался.       Фрея: Сильно?       Маю: Сильно. Его даже ранили. Мы задержимся в Японии, пока не сможем сесть на самолет.       Фрея: Если бы ты сразу все рассказал, я бы осталась с вами.       Маю: А смысл? Эваллё поправляется. Домой мы долетим вдвоем. И потом я не мог сразу написать, было не до того. Наоборот хорошо, что тебе не пришлось сидеть в больнице.       В ответ Фрея отправила ему гневное голосовое: «Ты совсем дурак? Я ведь переживаю за вас двоих. Господи, у меня самый тупой брат! Ты мне вообще-то должен! Я всегда вас прикрываю! И если бы тогда я не позвонила Сатину, эта штука сломала бы тебе запястье и ты не смог бы играть на синтезаторе. Ты наврал Рабии, что у Эваллё температура, это ведь неправда. У него за последние два месяца дважды была высокая температура! Ты не мог придумать что-то другое? Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Наверняка и сейчас ты не говоришь всего. Дома поговорим. Да пошло оно все! Мне надоело вечно прикрывать твою задницу!».       В день вылета Тина была обеспокоена самочувствием Эваллё, но парень только отшучивался. Под глазами у парня появились темные круги, но держался он молодцом. Маю держал его за руку, и ощущение крепкой грубоватой ладони в своих пальцах придавало ему уверенности. Разумеется, ни у кого из них не было никакой температуры, и их пропустили без вопросов.       От тети и Эваллё он скрывал, что боится лететь. В толпе ему стало хуже: всюду мерещился Стенвалль (тот мог оказаться в теле кого угодно), а после кошмара про самолет образ обгоревшего трупа преследовал его во сне и наяву. Маю боялся даже представить, что они полетят одним рейсом. Стенвалль вернется за своей платой — и, думая об этом, Маю совсем потерял покой. Однако жизнь и здоровье Эваллё были важнее. Он пошел на сделку только ради своего парня.       Ожидая посадки на рейс в аэропорту Нарита, Эваллё написал Ионэ и попросил забрать их после прилета. Сначала Маю хотел попросить Сатина приехать, или кого-то из группы, но это была не самая лучшая идея, он уже собирался писать Куисме, но Эваллё решил все намного быстрее.       Всю неделю он читал новости и скроллил ленты официальных сайтов «Храма Дракона» — там творилось что-то невообразимое: тонны сообщений от фанатов, целые истерики, поклонники умоляли рассказать, что произошло. Все как обезумели; писали и из-за рубежа, со всего мира. Массовая истерия продолжалась до тех пор, пока пиар-команда группы не взяла происходящее под свой контроль и дала хоть какие-то комментарии, а также заверила фанов, что Сатин цел и невредим. В один момент «Храм Дракона» стала самой обсуждаемой финской рок-группой. Бешеной волной хайпа музыканты были обязаны произошедшей катастрофе, унесшей несколько жизней.       Маю следил за новостями и созванивался с Сатином, которого вся эта шумиха изрядно выматывала. Он рассказывал, что покидал дом только в сопровождении секьюрити, а для осеннего тура наняли еще несколько человек охраны. В Хельсинки он не мог показаться на улице, потому что студию звукозаписи круглые сутки осаждали взволнованные фанаты. Из-за недавних событий перенесли съемки клипа для сингла, во избежание внештатных ситуаций. Самому Маю непрерывно писали знакомые из школы, друзья, Куисма и ее подруги. Первые дни в школе обещали стать незабываемыми — Маю уже морально готовился, быть сыном супер-известной личности, находящейся на пике популярности, — то еще испытание для нервов.       Они прилетели в воскресенье, и на следующее утро у Маю уже начинались уроки.       

* * *

      

САТИН

Несколькими днями ранее

      Первые дни после прилета выдались сумасшедшими. Буквально сойдя с самолета, Сатин тут же попал в сумасшедший дом. У него не было времени адаптироваться к происходящему и все, что случилось дальше, погребло его как лавиной.       Для репортеров, слетевшихся на место происшествия, точно мухи на свежее дерьмо, он стал идеальной мишенью — фронтмен одной из самых популярных рок-групп в Финляндии, чудом уцелевший после падения самолета — более того: на нем не было ни царапины. Пришлось импровизировать в прямом эфире. Не покривил душой в одном: они с Рабией действительно проспали большую часть полета. Кажется, он даже не понимал, что произошло — и голос его в репортаже звучал не слишком уверенно. Он больше походил на человека, которого силком подняли с постели в два часа ночи и заставили давать показания. Рабию он не позволил снимать; Сатин уже ни в чем не был уверен, возможно, он вел себя слишком грубо с телерепортерами, даже накричал на кого-то, но детали размылись. Он наотрез отказался от медицинской помощи, заявив, что прекрасно себя чувствует, однако все же позволил бригаде медиков осмотреть Рабию, хотя лучше них знал, что с ребенком все в порядке: Доминике лишь требовался отдых, но, разумеется, он не мог об этом сказать.       Когда их наконец с женой забрали из аэропорта, Сатин мечтал только о том, чтобы укрыться от всего мира у себя дома. Всю обратную дорогу он не выпускал телефон из рук: тот разрывался от звонков и месседжей. Рабия, сидящая рядом, выглядела все также растеряно: никто из них так и не понял, каким образом им удалось выбраться из этой передряги целыми и невредимыми. Исходя из того, что им сообщили — сильнее всего пострадал бизнес-класс. От сильного отравления и множественных ожогов погиб пассажир, сидевший впереди; почти все получили ожоги разной степени, у многих обнаружено отравление угарным газом.       Тайсто уже ехал к ним, он опасался, как бы не было последствий для плода. Сатин на все сто процентов был уверен в том, что чувствовал: если бы с Доминикой что-то было не так, он бы понял это сразу, даже еще раньше, чем Рабия. Но все же он понимал целесообразность дополнительного осмотра. Тайсто настаивал и на осмотре для него, но Сатин лишь отмахивался: похоже, что он чертов супермен; после перелета у него только шея затекла, потому что он заснул в неудобной позе, и ныла поясница, но стоило ему покинуть хренов самолет, как все как рукой сняло. Они даже получили свой багаж: уцелели даже бьющиеся предметы. Возможно, на их чемоданы было наложено то же заклинание, что и на них самих с Рабией — более-менее отойдя от потрясения, Сатин уже начал шутить на эту тему, только жена не разделяла его юмор.       Дома оказались Фрея и Валто, оба в одежде и трезвые — этого было достаточно. Сатин прижал к себе дочь, после чего Валто приобнял его за плечи и похлопал по спине, помог занести чемоданы. Сатин был невероятно благодарен другу за то, что оказался рядом так вовремя. Лицо Фреи опухло от слез, глаза покраснели. Сатин умолял простить за то, что напугал свою малышку. Вскоре приехал Тайсто и подтвердил то, что Сатин знал и так: они с Рабией были в полном порядке. Затем все впятером смотрели новости и обсуждали произошедшее. На все вопросы они с Рабией отвечали, что им просто повезло. Когда Фрея ушла поговорить с братом по телефону, Сатин плеснул им с Валто джина. В ванной он некоторое время разглядывал себя в отражении, будто ждал, что у него отрастут крылья или вся кожа покроется чешуей. Не считая немного запущенной прически и легкой щетины, человек в зеркале никак не походил на того, кто едва не погиб. Сатин тщательно побрился, чтобы хоть как-то привести себя в порядок после сумасшедшей ночи. Когда он вернулся, Рабия и Валто курили и спорили о вероятных причинах аварии.       В команде мнения разделились: Ракель, руководитель пиар-отдела, настаивала на трансляции для фанатов группы; Алексей же предлагал не форсировать события и позволить всему идти своим чередом.       Тайсто уехал часов в девять утра, а они вчетвером отправились спать. Валто занял подвальную студию, где уже имелись одеяло и подушка. Только сейчас Сатин осознал, что устал как черт, и что, черт возьми, от такого отдыха ему требовался еще отдых. С Дианой они решили все вопросы еще по дороге, и позже вечером он сделал несколько рабочих созвонов. Завтра он собирался поехать в Хельсинки в студию звукозаписи и встретиться с остальными. Вся дальнейшая неделя была забита под завязку, и даже с учетом перенесенных съемок клипа у него практически не оставалось свободного времени. Отпуск закончился.       Валто уехал уже вечером, и в доме сразу стало намного тише.       На следующий день сумасшедший дом продолжился. Диана заявила, что сам он за руль не сядет, и за ним приедет машина с телохранителем. Теперь он не мог и шага сделать спокойно, чтобы откуда-нибудь не выскочил фанат. Он ни на мгновение не оставался один, у него даже не было времени собраться с мыслями и хорошенько все обдумать.       Новая длина волос ужасно нервировала, челка лезла в глаза, и он не мог собрать волосы на затылке. Однако он надеялся, что к грядущему турне те отрастут достаточно, чтобы сделать небольшой хвост или пучок. Надев потертую кожаную куртку и черные рваные джинсы, нацепил огромные зеркальные очки, хотя было пасмурно. Не в самом приятном расположении духа забрался в машину.       По плану они должны были записывать новый альбом с участием Маю, однако тот задержался в Японии, и до его возвращения решили сосредоточиться на основных песнях, которые уже были готовы. В октябре начиналось турне по городам Финляндии, Швеции и Норвегии. Осенняя пора обычно всегда была самая загруженная. В декабре уже стоял ряд рождественских и предновогодних концертов.       Первый рабочий день прошел смазано, они больше обсуждали авиакатастрофу, появление Сатина в теленовостях и то, как будет звучать официальная версия для СМИ. Перед глазами до сих пор стояли лица парней, когда он вошел в здание — они будто приведение увидели. Однако для мертвеца он чувствовал себя невероятно живым. Сегодня вся их команда была в сборе, приехали даже стилисты Кирсти и Ева. Девушки беспокоились за Рабию, еще вчера они названивали его жене, чтобы узнать о ее состоянии и как чувствует себя малышка. Разумеется, фото и видео с гендер-пати уже разлетелись по всем внутренним чатам команды.       За день они только разобрали основные вопросы и наметили план работ на ближайшее время. Ближе к вечеру удалось немного порепетировать: всем хотелось отвлечься от новостей, да и Сатин уже устал от всеобщего беспокойства о нем. Парням он сказал то же, что и всем: большую часть времени он проспал, а в остальном ему всего лишь повезло, и он понятия не имеет, каким образом уцелел.       Руководитель пиар-отдела составила примерный план действий и возможные варианты. В итоге, после часовых споров, все сошлись на том, что в свете последних событий его появление на концерте произведет настоящий фурор. Группа предвидела, что СМИ будут наседать на него, но временно необходимо воздержаться от любых публичных заявлений и интервью.       В какой-то момент было решено взять тайм-аут. Не обращая внимания на возмущенные возгласы остальных, они заперлись в одном из помещений небольшой группой: Сатин, Валто, Лоуи, директор, он же продюсер, с помощником и руководитель пиар-отдела со своим ассистентом.       — Сатин обеспечил нам мощную рекламу, он словно птица феникс — возродился из пепла, — усмехнулся сидевший рядом Алексей и похлопал его по плечу.       Сатин откинулся на спинку дивана и, шире разведя колени, сложил руки на груди.       — Я не хочу, чтобы внимание прессы привлекла моя семья.       — Разумеется, в первую очередь мы учитываем твое мнение, — пошла на попятную Ракель, которая еще час назад мечтала уговорить его на интервью.       — Это происшествие затрагивает мою семью. Я уже высказал свою точку зрения. Моя жена на восемнадцатой неделе беременности. Я хочу закрыть эту тему.       — Кроме того, — продолжал как ни в чем не бывало Алексей, — своим выступлением Сатин гарантировал нам аншлаг на концертах во время осеннего турне.       Вечером ему написал Тео, который до этого отправил несколько голосовых. Сатин прослушал их, но забыл ответить. Тео видел новости и был в курсе произошедшего и, похоже, искренне беспокоился. Сатин уже устал повторять одно и то же: не пострадал, отделался потрясением, все в порядке, — но постарался взять себя в руки и записать максимально нейтральное аудиосообщение.       «Можно тебя увидеть?» — вскоре написал Тео.       Сатин нажал на видеовызов. Он до сих пор находился в студии, часть команды уже разъехалась, но парни и Кирсти с Евой все еще были здесь. Гитаристы разбирались со своими партиями, Армо лежал на диване, залипая в телефон, Яри корпел над своим планшетом.       Тео выглядел так, словно только что вернулся с тусовки из клуба или прямиком с концерта. Черты его лица были подчеркнуты с помощью макияжа, укладка растрепалась. В животе у Сатина все стянуло, но он продолжал сохранять невозмутимый вид. Тео жадно всматривался в открывшуюся картинку; остальные хоть и делали вид, что заняты, но явно прислушивались к их диалогу с Тео.       Во время разговора Армо поднялся с дивана и, хлопнув Яри по плечу со словами «Советую заценить последние фанфики по Саяри. Привыкай, чувак.», направился в буфет.       Тео, услышавший эту фразу, покосился на Сатина.       — Смотрю, по вам уже пишут фанфики.       — Есть немного, — фыркнул Сатин, которому парни из группы постоянно скидывали особенно колоритные фики и последнее время вместо «Сатео» все чаще ему попадалось «Саяри».       — Эй, чел, захвати мне че-нибудь пожрать! Умираю с голода! — прокричал где-то над ухом Лоуи, а потом наклонился к телефону Сатина и скорчил брату рожицу.       — Рад, что вы с Рабией невредимы, — понизив голос, произнес Тео, когда его старший брат ушел.       Сатин слегка улыбнулся в ответ.       — Я слышал, у вас скоро турне… ты как, нормально? Ну лететь на самолете…       Тео был первым, кто задумался об этом, и Сатина невольно кольнуло чувство вины, что он слишком суров с парнем.       Неожиданно Тео сменил тему; прозвучавшие слова застали его врасплох:       — У меня скоро день рождения.       О, черт, как он мог забыть о дне рождения своего бывшего! Дата выпадала на сентябрь. За всеми проблемами Сатин совсем упустил это из вида.       — В этот день у тебя нет концертов, я узнал у брата. Вечером я устраиваю вечеринку и хочу, чтобы ты тоже был. Сатин, я правда этого очень хочу. Это не обязывает тебя ни к чему, но мне будет приятно.       Голос Тео прозвучал умоляюще. По виду парня Сатин понял, как это важно для него. Нынешний бойфренд парня, если он существует, уж точно будет на этой вечеринке.       — Я даю концерт в этот день, я отправлю тебе вип-приглашение… — явно дав ему время переварить новость, Тео замолчал, после чего продолжил: — Если хочешь взять еще кого-то — дай мне знать, я все устрою. Сатин…       — Еще не знаю, — машинально произнес он, а как будто и не он. — Сейчас слишком много работы.       — Время есть… Это всего на день. Можешь спросить у жены, я уважаю ее решение. Если она тебя не отпустит, я больше не буду действовать тебе на нервы.       «Ты не действуешь мне на нервы», — так и хотелось сказать. — «На твоем месте я бы хотел того же».       Твою мать, Тео, как ты любишь все усложнять.       — Я не знаю, Тео, — уже тверже повторил Сатин. В комнате уже несколько минут, как воцарилась мертвая тишина — он даже не придал этому значение.       — Хотя бы подумай над моим предложением. Я ни к чему тебя не обязываю.       — Сколько ему стукнет? — зашептались девчонки.       — Двадцать три вроде.       Сатин почувствовал, как мир вокруг него сжимается до крохотных размеров, сдавливая со всех сторон. Он словно угодил в клетку, прутья которой сжимались вокруг него. Работа, семья, беременность Рабии, бывший любовник, воспоминания твари, дедушкин рак, возгорание двигателя и неожиданное спасение — все это довлело над ним, превращая его жизнь в настоящее безумие.       — Ты не пожалеешь, — произнес Тео, однако Сатин даже не представлял, что на самом деле крылось за этими словами.       Рядом очень кстати оказалась Кирсти и, обвив его плечи рукой, шутливо растрепала волосы. Девушка будто почувствовала, что ему нужна помощь и что пора прекращать этот разговор.       — Роскошный загар. У меня есть кое-какие идеи насчет дальнейшего образа, завтра обсудим детали. Будет отпад! — Кирсти понизила голос до шепота: — Он тысячу раз пожалеет, что так по-скотски поступил с тобой.       — Спасибо, детка, — искренне улыбнулся Сатин.       За несколько дней, прошедших с момента катастрофы, вокруг группы поднялась просто неслыханная шумиха. Сатину написывали тоннами, все знакомые, участники огромной команды «Храма Дракона»; директор сам приехал к ним домой, чтобы убедиться, что Сатин не пострадал. В интернете ползли слухи, что он не выжил — что довело поклонников до безумства. Все чаты группы осаждали перепуганные фанаты; Сатин передвигался по городу только с охраной в минивэне с тонированными стеклами; у дверей студии звукозаписи постоянно находились толпы фанатов. Песни взлетели в чартах, упоминание группы было в каждом известном журнале, новости мгновенно расходились в интернете, в социальных сетях; Сатину присылали десятки предложений дать интервью, на которые ему запретили отвечать. Билеты на ближайшие концерты осеннего мини-тура были раскуплены в первые минуты продаж.       Такого ажиотажа вокруг его личности не было даже, когда они расстались с Тео и информация попала в Сеть. Хотя Сатин до сих пор переживал последствия той утечки: он до сих пор добавлял в ЧС парней, которые мечтали занять место Тео в его постели.       Он не мог ни на чем сосредоточиться. От всего этого сумасшествия у него каждый день раскалывалась голова, а, приезжая домой, он падал на кровать без сил и тут же засыпал.       В один из вечеров они с Рабией остались вдвоем: Фрея после занятий верховой ездой собиралась к подруге, Маю и Эваллё еще не вернулись из Японии; кофейня уже закрылась, сотрудники разъехались. Жена общалась со своей сестрой: они регулярно созванивались по Фейстайм. Тина хотела прилететь с мальчиками, чтобы побыть с сестрой и сходить вместе на очередной прием к гинекологу.       Тина поддержала их с женой идею поставить ограждение с умной системой сигнализации и камерами и полностью оградить жилую часть от кофейни Рабии. В связи с последними событиями и повышенным вниманием к жизни Сатина это стало необходимостью. Весь персонал, нанятый его женой, подписал договор о неразглашении личной жизни Сатина, а также обо всем, что они увидят или услышат. Любая видео или фотосъемка за пределами кофейни, а также передача информации третьим лицам, грозила судебным иском. И хотя Сатин редко бывал дома и не появлялся в кофейне при посторонних, а Рабия изменила свое имя во всех блогах, не было никаких гарантий полной безопасности их частной жизни. Ему совсем не хотелось, чтобы сейчас или в будущем его дом осаждали фанаты, дежурившие за воротами, как это было в Хельсинки.       Со временем, возможно, уже после того, как Доминика немного подрастет, Рабия планировала купить или арендовать отдельное здание, где сможет открыть кофейню, чтобы не мешать работу с семьей и чтобы ребенок мог расти в спокойной обстановке.       Поговорив с сестрой и завершив вызов, Рабия легла рядом и прижалась к нему. Сатин помог устроиться удобнее и подложил ей под шею свою руку. Некоторое время он молча поглаживал ее обнаженное плечо, постепенно начал постукивать пальцами в такт звучащей в голове незнакомой мелодии. Доминика, судя по затишью, спала.       Опустив детали и кровавые подробности, пару дней назад он рассказал Рабии о своих снах, в которых ему являлась совершенно другая жизнь, а также о том, что его дед, вероятно, был болен раком, но поборол болезнь. Всю свою жизнь Сатин даже не подозревал об этом, если его родители и знали о заболевании, то никогда не говорили с ним об этом.       — Но ведь он умер не от рака, — произнесла Рабия, когда Сатин вновь поднял эту тему.       Дедушка скончался во сне, будучи очень старым человеком, прожившим долгую интересную жизнь.       — Ты думаешь, эти клетки, что он себе подселил, способны излечить от рака? Но если это так…       — Если это так, то мои клетки ни в коем случае нельзя использовать на людях как средство от рака. Последствия могут быть какими угодно. И в Маю, Фрее и Доминике есть те же клетки.       — Ты можешь быть носителем, но совсем необязательно подвергать всю свою жизнь сомнению. Ты ведь прожил с этим тридцать семь лет, наши дети уже взрослые — и кроме почернения глаз и некоторых особенностей в остальном вы такие же как и мы все. Вы остаетесь сами собой. Все это не делает вас монстрами или мутантами.       — Меня беспокоит то, с чем столкнулся Маю в академии. Если верить моим снам, оно было на том корабле, и я лично был знаком с этой тварью. Я знаю, что я не один. Есть другие.       — Они с Эваллё сожгли этого монстра, его больше нет, — напомнила Рабия. — В конце концов это всего лишь сны. — Подобравшись поближе, она поцеловала его в подбородок и коснулась своими губами его. Ладонь соскользнула с ее плеча на спину, обтянутую тонким топом — ему нравилось, как ткань облегает ее тело и подчеркивает грудь. Сатин понимал, что любимая хочет его успокоить, и ее слова не лишены смысла, но в последнее время произошло слишком много, чтобы он мог отмахиваться от фактов.       Ей всегда удавалось отвлечь его от тревожных мыслей.       Сатин поцеловал супругу в лоб, наслаждаясь теплом и тяжестью ее тела.       — Я думаю о Доминике…       Рабия подняла лицо и опустила подбородок ему на грудь. Их взгляды встретились.       — Она сильная, как и ты. Мы все справимся.       — Ты была уже беременна, когда я попал в больницу с сотрясением мозга. Заставил вас с дочерью пройти через это…       Рабия поджала губы, а потом произнесла:       — Я считаю, что если ребенку суждено появиться на свет, это произойдет несмотря ни на что. Когда я была беременна Фреей, а потом Маю, я много пила, совсем не думала о вреде… — Рабия прервалась, подыскивая нужные слова, — постоянно тусовалась с группой, я не могла усидеть дома, часто испытывала стресс, у меня были сильные гормональные всплески и ужасное настроение. Во время первой беременности я не сразу узнала, что в положении… Я не призываю поступать точно так же и не говорю, что теперь можно наплевать на все, но и Фрея, и Маю — оба родились здоровыми и ровно в срок. И они замечательные — и в этом не только моя заслуга. Мне тоже страшно, как и тебе… но это жизнь. У нас с тобой вроде неплохо получается… рожать детей и нужно продолжать в том же духе, — последнее она произнесла с улыбкой. Ее слова всегда звучали для него вдохновенно, заставляли поверить в себя, придавали уверенности и сил — и этот раз не был исключением.       Когда Рабия замолчала, стало очень тихо. Через какое-то время Сатин начал напевать недавно родившуюся мелодию. Рабия с блаженным выражением на лице нежилась в его объятиях.       Зазвучал вибровызов, и Сатин протянул руку за своим телефоном. Высветилось имя менеджера группы, и он принял звонок.       Пока они общались с Дианой по рабочим вопросам, Рабия оглаживала мышцы его рук, отвлекая от разговора, потом поцеловала в шею, вызвав приятную волну дрожи, а затем забралась на него верхом и стянула топик. Сатин переключил все внимание на жену: она была великолепна и полна жизни. Рабия поглаживала свой живот и не сводила с Сатина глаз. Он коснулся ее нежной груди и провел ладонью вниз по загорелой коже, его рука накрыла ее и сжала пальцы.       — Что бы там ни было, мы как-то сумели пережить этот сраный перелет, — подытожила Рабия, когда он завершил звонок. — Может, у тебя есть сверхсила замедлять время или что-то в этот роде, — усмехнулась она. Это было сказано не всерьез, но Сатина зацепили ее слова, и он еще долго не мог заснуть, прокручивая в голове все, что они пережили в тот день.       

* * *

      Сатин спустился на первый этаж, услышав громкие голоса Маю и Тины. Все трое, включая Эваллё, затаскивали чемоданы в дом. Рабия обнималась с сестрой. Маю, не видевший Рабию три недели, уставился на выросший живот.       — Какой огромный! — Парень подскочил к ней, очевидно борясь с желанием потрогать тот. — Как он успел так вырасти?!       — Это еще небольшой, — заметила Тина.       — А можно потрогать? Блин, круто выглядит!       Рабия рассмеялась его непосредственности, демонстративно развела руки, подпуская Маю к себе.       — О господи, он твердый! Я думал, он будет мягким!       Тут уже засмеялись все. Пожалуй, только Эваллё никак не отреагировал.       Они оба с женой были благодарны, что Тина прилетела с ребятами — и этот перелет прошел без помех. В коридоре она забрала у Эваллё чемодан и покатила к лестнице. Парень вел себя тише всех, лишь бросил глухое «Привет».       Сатин протянул Эваллё ладонь и они скрепили рукопожатие.       Он был в курсе, что Эваллё почти неделю пролежал в токийской больнице с температурой, и с беспокойством оглядел парня. Какое-то нехорошее чувство шевельнулось внутри. В коричневой водолазке с высоким горлом тот выглядел неестественно бледно; парень даже немного сбросил в весе. Маю же так и лучился здоровьем: он обнял всех и все не отходил от Рабии. Еще на лестнице из него посыпались вопросы.       Сатин махнул рукой, мол, все в порядке, и забрал у Тины чемодан, собираясь поднять тот на мансарду. Когда он вернулся, Рабия расспрашивала Эваллё, как прошел перелет.       В воскресенье он намеренно остался дома, взял выходной, чтобы побыть с семьей.       Рабия с сестрой и Фреей, засев в столовой, бурно обсуждали авиакатастрофу, Эваллё и его пребывание в больнице, делились впечатлениями от поездок. Устав дышать табачным дымом, Сатин отправился проведать Маю и Эваллё. Прежде чем зайти к сыну, он постучал. Из-за двери доносились негромкие голоса парней.       — Это я, — бросил Сатин, приоткрывая дверь.       Ребята сидели на кровати в куче вещей, рядом на полу лежал раскрытый чемодан Маю. Эваллё помогал Маю разбирать его содержимое.       Еще в дороге Маю спрашивал у него разрешения привезти Эваллё домой, чтобы тот пожил у них первое время после выздоровления, пока полностью не восстановится. Сатин не видел в этом особой проблемы, он знал, что если не позволит Маю этого сделать, то его упрямый сын поедет к Эваллё на съемную квартиру и останется у него.       — Все в порядке? — решил на всякий случай поинтересоваться, видя исхудавшее лицо Эваллё. Парень выглядел неважно и ему очевидно требовался отдых. — Что с голосом?       — Ерунда, скоро восстановится, — прохрипел Эваллё, явно сделав над собой усилие. — Это я, конечно, попал, но сейчас уже лучше.       Сатин кивнул.       Он не стал мучить парня, было заметно, что любая речь давалась ему с трудом. Это сильно его обеспокоило, но он не был врачом, чтобы ставить диагноз.       — Спасибо, что разрешил Эваллё пожить у нас, — поспешно обронил Маю, так, что Сатин даже не сразу осознал, что парень норовит отвлечь его внимание. Маю пытался одними глазами донести до него какую-то мысль, но Сатин, как обычно, не уловил намека. Однако он понимал, что оба парня устали и не собирался затевать длинный разговор. — Сатин, можно Эваллё пока останется здесь? — и Маю оглядел свою комнату.       Они все были взрослыми людьми, и Сатин прекрасно понимал, к чему клонит Маю.       Парень закатил глаза:       — Мы не будем заниматься сексом у вас за стенкой, — это прозвучало бы смешно, если бы Маю не выглядел таким подавленным. — Просто так будет удобнее, — пожал он плечами, заметив его вопросительный взгляд.       — Удобнее для кого? — Не дождавшись ответа, Сатин предостерег: — Никакого шума.              Весь день Маю провел с Эваллё. Эти двое казались неразлучны, Сатин с трудом улучил момент, когда Маю остался один. Парень наводил порядок на своем столе, похоже, собираясь обустроить себе рабочее место. Он так яростно тер столешницу, что у него хрустнул локоть.       — Хочу поговорить с тобой. — Его сын продолжал натирать стол. — Маю? Слышишь меня?       Маю обреченно кинул тряпку на стол.       — Что произошло в Японии?       — Я бы хотел тебя спросить о том же? Что произошло с самолетом? Ты твердишь, что вам просто повезло…       — Я знаю, что ты волновался, но мне правда тебе нечего рассказать. Мы уже все обсудили десять раз по телефону.       — Волновался? Да я думал… — Маю резко замолк, пытаясь справиться с эмоциями.       Сатин сел на кровать так, чтобы видеть сына, застывшего у письменного стола и теребящего в руках зарядный провод. Маю избегал прямого взгляда и невольно начал объедать нижнюю губу.       — Ответь на мой гребаный вопрос.       В ответ Маю фыркнул, точно его что-то насмешило. Он явно тянул время.       Маю с силой провел по волосам обеими руками и сплел пальцы на затылке. Несколько секунд он простоял не двигаясь и наконец с чувством произнес:       — Когда мы были в Токио, на нас напали какие-то гомофобы.       Меньше всего Сатин ожидал услышать нечто подобное. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное.       — Твою мать…       — Они видели нас, то, как мы себя вели, держались за руки и все такое. Меня они почти не тронули… я думал, что все кончится гораздо хуже, Эваллё несколько раз проткнули ножом и попали в шею…       — Что? И какого хера ты молчал?! — мгновенно взорвался Сатин. — Блять, Маю, ты вообще соображаешь…       — У вас был рейс, а мы… — Маю теребил чокер на шее, — я вызвал скорую, я зажимал артерию… а потом… я не хотел беспокоить Рабию после того, что с вами произошло. Я не стал нагнетать обстановку еще больше, и вам было не до того… Я позвонил тете, она сразу же прилетела к нам и помогла со всем разобраться. Из-за швов много ограничений, а я знаю, что Эваллё останется один, он наплюет на все рекомендации.       — Иногда мне хочется всыпать тебе ремня, — процедил Сатин, кое-как переварив этот поток информации. — Допустим, сообщить обо всем своей тете у тебя хватило ума…       — Эваллё срочно требовался опекун, — перебил его Маю, — со знанием японского и желательно родственник. Я собирался тебе рассказать, когда вернусь домой. Я был в панике… а потом ваш самолет упал, я чуть не ебанулся. И это логично, что первой узнала Тина, она же его мама.       — Сядь, — Сатин протянул руку, подзывая Маю, а сам поднялся.       Теперь парень сидел на кровати, а он расхаживал по комнате, пытаясь взять себя в руки. Оперся на столешницу и опустил голову.       — Ты говоришь, его проткнули ножом? Насколько серьезно?       — Настолько, что кровь должна хлестать фонтаном.       — Должна? — Сатин вскинул лицо и обернулся.       — Но она не хлестала. Я не знаю, что произошло, но кровотечение замедлилось настолько, что Эваллё успели доставить в больницу. Я поехал с ним и я видел, что кровь почти не текла. Время будто замедлилось. Над Эваллё? Может, надо мной тоже. Я не знаю, как сказать…       — Замедлилось? — Сатин подошел к Маю и присел напротив него на корточки, взгляд упал на пятно соевого соуса на бежевых штанах. — Что значит, замедлилось?       — Наверное, это было похоже на какой-то вакуум, в котором время течет медленнее. Я плохо помню… тогда я думал только о том, что Эваллё ранен. Помню только, что ожидание скорой мне показалось вечностью, но на самом деле она приехала быстро, я потерял ощущение времени. — Тут Маю заметил его выражение лица и замолчал.       — Когда мы вышли из самолета, было то же самое, — пробормотал Сатин, глядя прямо перед собой. Он словно разговаривал сам с собой. — Наши часы показывали неверное время, и не проходил сигнал, а потом все встало на свои места. Оказалось, что уже час ночи. Мы должны были прилететь на несколько часов раньше. О том, что самолет упал, мы узнали уже из новостей.       Сатин все еще сидел на корточках перед сыном. Неожиданно глаза Маю расширились.       — Это сделал ты! — вдруг заявил Маю, не сводя с него взгляда. — Ты замедлил время. Ты наложил временной вакуум.       Сатин ожидал чего угодно, но только не этого. Он рассмеялся.       — С чего ты взял? Еще одна сверхспособность Чужого?       — Я вызываю видения — это образы в голове, а ты способен материализовать образ силой мысли, превратить энергию в материю. Это безумная мощь. Ты только представь! — Маю прервался, чтобы перевести дыхание. — Возможно, ты сумел запечатать вас с Рабией в определенный промежуток времени… а когда проснулся, этот вакуум все еще действовал. И когда вы находились в аэропорту. А потом в какой-то момент он спал. Конечно, это не объясняет всего.       Его как ледяной водой окатило. Сатин невидяще уставился в одну точку.       — Но я не знал, что произойдет.       Маю пожал плечами.       — Это только предположение. Но подобное случилось именно с тобой, а ты…       — Я знаю, Маю.       Помолчав, Сатин покачал головой. Он сомневался в достоверности подобной теории. Он уже собирался уходить, поднялся и еще раз бегло окинул комнату.       — И на вас с Рабией не было ни царапины. Простое совпадение? То, чему я стал свидетелем в Японии… Разве это не похоже? Может, во сне твой разум активизировался. Или у тебя сработал инстинкт самозащиты или ты задержал самолет силой мысли. Ты ведь спал в тот момент и мог наложить вакуум во сне, или особь это сделала за тебя — какая разница!       Сатин шумно выдохнул и провел по волосам. Открытие Маю не укладывалось в голове.       — Когда у вас был рейс, мне кое-что приснилось… Это был кошмар про вас с Рабией. Сначала я думал, что это тварь устроила возгорание… ее обгоревшие останки, я видел, как особь набросилась на пилотов, все было в крови… но я не видел, что стало с вами.       — Тебе приснилось, что самолет упадет?       Маю сглотнул. Между ними на короткое время воцарилось молчание, а потом Маю произнес:       — Я говорил, что я не такой как все. Именно поэтому особь, что жила в моем кураторе, не убила меня. Эта тварь принимает меня за своего. Я могу мысленно передавать образы, во сне я этого не осознаю, все происходит помимо моей воли… А что, если это я… это я вызвал возгорание?       

* * *

      Центральный вход студии звукозаписи «Medium Music Studio Records» в Хельсинки обступили толпы фанатов «Храма Дракона». Сатин в сопровождении охраны медленно продвигался вперед. Поклонники выкрикивали его имя. Сатин скользнул глазами по надписям на плакатах: «Мы счастливы, что ты жив!», «Музыка бессмертна!», «Продолжай жить, Сатин!», — и все в том же духе. От чужих криков и визга закладывало уши и гудело в голове. Многие пытались пробиться через охрану за фотографом. К нему протягивали руки. Толпа напирала со всех сторон. Потребовалось четыре охранника, чтобы проложить путь от машины до входа.       И так каждый день, всю неделю.       Однако обычно он приезжал намного раньше, чтобы успеть попасть в здание до того, как начнут собираться фанаты.       Неожиданно в голове раздался механический шум. Точно такой же звук был и в воспоминаниях Оскеля. Знакомый набор звуковых сигналов. Он понимал их во сне, понимал намерения особи, но сейчас он снова был в своем теле — и эти частоты звучали как полнейший хаос.       Сатин замедлил шаг и резко вскинул лицо. Он вглядывался сквозь стекла солнцезащитных очков в лица поклонников, стремясь отыскать знакомое лицо профессора с легкой щетиной и белыми волосами. Особь… где-то поблизости. Он мог поклясться, что они уже сталкивались раньше. Он будто узнал старого знакомого.       Внутри что-то сжалось: он словно позабыл ранее изученный язык. Язык, которым он владел с появления на свет.       Один из охранников задал ему вопрос, коснулся плеча, заставляя очнуться. Не слыша его, Сатин продолжал лихорадочно озираться в толпе.       Совсем близко… среди этих людей. Цицерон.       Он не понимал этого языка, но после всего, что он узнал, он не мог ошибиться. Рядом другая особь, и она здесь, в Финляндии.