Внутри тебя - 3

МАЮ

             Маю подскочил к домашнему телефону, подхватил трубку и бросил нетерпеливо:       — Алло! Я слушаю!.. Говорите, ну!       — Сатин? — раздался незнакомый полушепчущий женский голос.       Маю навострил уши. Он был знаком с каждой женщиной в команде отца и различал их по голосам, а звонившая явно была дамой возрастной.       — Это Сатин? — переспросили на том конце линии.       — Нет, это его сын, — сгорая от любопытства, выдал Маю. — А вы кто? — спросил он, игнорирую вежливый тон.       Он даже забыл, что спешил в магазин, пока тот не закрылся, иначе придется бежать завтра на перемене.       — Мне показалось, что я говорю с Сатином, — прошептала женщина. — Он живет здесь?       — Он никогда не подходит к домашнему телефону, — перебил Маю, поражаясь, что вообще кому-то могло в голову прийти звонить Сатину на номер кофейни. — Ему что-то передать? — и добавил зло: — Но я не уверен, что ему будет до этого дело.       Возникла пауза, будто женщина хотела спросить о чем-то, но не решалась или подбирала слова. Может, она пьяная? Маю набрал в легкие побольше воздуха, чтобы повторить вопрос, как в трубке послышались гудки. Маю недоуменно вернул трубку на подставку.       — И что это было?       По пути к террасе столкнулся с Рабией, несшей кольцевую лампу: сегодня она снимала допоздна.       — Кто звонил? — поинтересовалась она на ходу.       — Понятия не имею. Какая-то бабка.       — Бабка?       — Я так и не понял, что ей надо было. Решила, что я — Сатин. Странно, правда?       — Почему же? У вас очень похожие голоса, разве что учесть вашу разницу в возрасте.       Не зная, что ответить на это, Маю пожал плечом. На мгновение он задумался.       Поравнявшись с ним, Рабия заглянула ему в лицо, а потом опустила на пол лампу и слегка прижала его к себе. Они слишком мало обнимались, из-за того, что он всегда неохотно подпускал к себе, а первое время после академии вообще шарахался ото всех, но теперь он испытывал острую потребность обнять родного человека. Маю прильнул к ее груди, обвив руками за талию, и заметил, как Рабия поморщилась от боли и чуть отстранилась, все так же не размыкая рук.       — Хм… ты в порядке? Не тошнит? — кажется, он уже достал ее этим вопросом.       После авиакатастрофы прошла неделя, но для него это было словно вчера. Находясь в Японии, он созванивался с родителями каждый день, но при этом был лишен возможности увидеть их вживую лично, прикоснуться, обнять, вдохнуть знакомый до боли запах — это была одна из причин, почему он так рвался домой. Всю неделю он пребывал точно в подвешенном состоянии, не зная, куда себя деть.       — Маю, если я беременна, это еще не означает, что мне все время должно быть плохо или все время должно тошнить, — весело, как ему показалось, ответила мама. — Большую часть времени я чувствую себя как обычно.       — Это потому что ты бросила пить? — невинно хлопая глазами, спросил он.       — Я думаю, мое состояние зависит от многих факторов. — Рабия задумалась, а потом все же сжалилась и приоткрыла для него завесу беременности: — Кроме того, что у меня адски ноет грудь, постоянно клонит в сон и может выбесить любая мелочь, все как прежде.       Маю почувствовал, как к ушам и щекам приливает кровь, он так и замер с приоткрытым ртом.       — Ну или Доминика — сверхребенок и насыщает тебя всем необходимым, — в шутку предположил он, вдруг осознав, что говорить про алкоголь он еще не готов.       В ответ на его замечание Рабия улыбнулась, но Маю все равно заметил, какой уставшей она выглядела под вечер без макияжа, о чем ей и сказал.       — Тебе нужно больше отдыхать. Ты не можешь работать меньше? Если плохо себя чувствуешь…       Маю надеялся, что она не заметит его состояния: после разговора с Сатином он убирался у себя в комнате и случайно нашел старую заначку, выпил совсем чуть-чуть — чтобы крепче спалось. По правде сказать, это была начатая бутылка дорогого виски, которая принадлежала Сатину, но тот забыл о ней, и Маю забрал ее себе еще перед отлетом родителей, но нашел только сейчас. Смешал с колой один к двум. Он боялся, что Рабия почувствует, что он пил, а это было то, что он хотел скрыть, как тогда с таблетками.       Рабия нежно отвела волосы с его лба. По сравнению с ней да еще в кедах на толстой подошве он был карликом, как будто он все еще был ребенком и не собирался взрослеть. Почему-то это простое наблюдение заставило улыбнуться. Как будто он еще не уезжал ни в какую академию.       — Звонила госпожа Мякеля? — вдруг спросила Рабия, вырывая его из мыслей о своем росте. И потом сама же пояснила: — Она не знает номер кофейни и у нее есть личный номер Сатина.       Надо сказать, что это было первое, о чем он подумал — что эта тварина снова задумала испортить жизнь его отцу, но голос был явно не ее.       — Нет, я бы сразу понял. Но этой было лет сто. И она шептала.       — Шептала? — удивилась Рабия.       — Может, она — трехнутая фанатка?       Рабия прыснула.       — Ты не позвал Сатина?       — Вот еще! Если ему звонят какие-то бабки на ночь глядя, это не мои проблемы!       Заметив, что он надевает кожаную куртку, которую держал под мышкой, Рабия полюбопытствовала:       — Далеко собрался?       Маю был счастлив поговорить о чем-то другом, кроме Сатина.       — В вейп-шоп, за жижей для курилки, — с воодушевлением сообщил Маю. Что касалось курения, Рабия была в его лагере — она точно не стала бы читать нотации. Она только спросила:       — Сатин знает, что ты куришь?       Маю неопределенно кивнул:       — Ну… типа да. Вроде как.       Он сам не знал, как Сатин к этому относится, хоть тот и пытался пару раз заговорить о вреде курения.       — Давай, только быстро, тебе еще краситься, а завтра в школу. К первой паре?       Маю угукнул.       Рабия аккуратно убрала торчащую прядь, падавшую ему на глаза:       — Я отнесу краску в твою комнату. Сам справишься?       — Спасибо. Я попрошу Эваллё.       — Не хочешь ходить с сединой?       — Нет, — Маю поморщился. Завтра в школу: он представлял что начнется, если кто-то увидит у него седину на отросших корнях. — Если плохо получится, Кирсти потом перекрасит.       — Знаешь, ты прав, — сказала Рабия уже без улыбки, — пойду я все-таки лягу спать.       Она подхватила кольцевую лампу, собираясь уходить.       — Мам… — он редко так обращался к ней, только когда испытывал тревогу, предпочитая звать по имени как лучшего друга. — На Сейшелах же все хорошо было?       На ее лице промелькнула тень, но как будто ничего не произошло.       — Почему ты вдруг задался этим вопросом? — спросила она серьезно, и от этой перемены у него по телу прошелся озноб.       — Не знаю, — честно ответил Маю. — Я думал, это ты заставила Сатина записаться на психотерапию. Просто если решение исходит не от него, — почти прошептал Маю, испугавшись спонтанного открытия, — то заставить его сделать что-либо можешь только ты.       — Нет, он сам так решил, — ответила Рабия, рассеивая его сомнения.       Дорога туда и обратно заняла минут двадцать. Вернулся даже раньше, чем рассчитывал.       День пролетел как один миг — Маю успел лишь принять душ с дороги, пообщаться с предками, прибраться в комнате, доделать кое-какие проекты для школы, поставив на фон любимый плейлист, закрыть пару дедлайнов и провести сдвоенный урок по английскому с девочкой из десятого класса. Завидовал Эваллё: тому не нужно завтра утром в школу, хотя парень обещал проснуться вместе с ним — Эваллё мог весь день провести дома. За последние три недели Маю уже привык к дистанционному обучению, перестройка любых графиков и режимов всегда давалась ему нелегко. Если бы не встреча с драмкружком — он не представлял, как заставил бы себя пойти в школу. Даже зная, что там не будет Рона и его подпевал.       Но прежде чем лечь спать, нужно было разобраться с волосами.       Для своей цели Маю выбрал большую ванную на первом этаже. Эваллё согласился его покрасить: нужно было обесцветить корни, скрыть седину и выровнять тон. За последние недели отросли черные корни, на которых была хорошо заметна седина. Обычно Маю предпочитал холодные светлые и пепельные оттенки, сейчас его цвет уже почти вымылся, волосы потеряли сияние.       Эваллё помог ему устроиться на табуретке рядом с ванной и поправил на нем пленку-пеньюар. Помимо защитной пленки на Маю были только трусы. Трусы и чокер с камнями и бусинами, который он просто забыл снять. На Эваллё остались одни домашние штаны, сидящие низко на бедрах, так, что видны тазобедренные косточки. Парень был не из мерзлявых, а вот у Маю уже мурашки бегали по телу.       Эваллё надел одноразовые перчатки и принялся готовить состав для обесцвечивания из порошка, крема и оксида. Пока он был занят, Маю, сидевший ссутулив плечи, уныло залипал в телефон. Стекло он заменил еще перед отлетом, пока Эваллё находился в больнице.       «Классный» чат всю неделю разрывался от тупых вопросов: «Твои родители правда попали в авиакатастрофу?», «А концерты отменят?», «Твой отец не получил ожоги?», «Их увезли в больницу?», «Почему Сатин ничего не рассказывает?», «У него будут брать интервью?», «Ты не придешь в школу?»       Можно подумать, он превратился в школьную знаменитость. Ему писали даже парни и девушки из других классов.       Но это еще не все. Сообщения, которые слали одноклассники ему лично, заметно отличались:       «А ты правда жил три недели в Японии с парнем?», «Маю, что это за фотки в инсте?», «Что это за тату?», «Ты — би, как и твой отец?», «Тебе нравятся парни или девушки?», «Кто твой парень?», «Когда ты успел сделать каминг-аут?», «У тебя был секс с парнем?» и так далее — и все это заставляло его глупо хихикать. Он не собирался отвечать, пускай помучаются. Он специально обрезал фотки таким образом, чтобы нигде не засветить лицо Эваллё, но на некоторых, если быть внимательным, можно было разглядеть края его татуировок.       После поездки в Японию память на телефоне была заполнена — и это все фото и видео из Японии. Тем тяжелее было осознавать, что на всех этих кадрах ненастоящий Эваллё — там везде его куратор. ВЕЗДЕ. От этой мысли он снова чуть не расплакался.       К счастью, было немало фоток, сделанных еще до поездки, когда их с Эваллё снимала Фрея — его одаренная сестра-супер-мега-блогер и фотограф.       Между ними с Эваллё тянулось неприятное липкое муторное молчание. Маю старательно делал вид, что не замечает этого, и что увидел в телефоне что-то чрезвычайно интересное.       — На вот, — привлек его внимание Эваллё, вдруг бросив ему что-то небольшое. Маю поймал двумя ладонями. — Это масло для губ. Нашел у себя в чемодане, когда разбирал вещи. Его, наверное, купили в Японии, — Эваллё произнес это настолько нейтрально, что до Маю не сразу дошел смысл.       Маю покосился на японские символы на крохотном ярком тюбике с милыми круглыми кроликами, цыплятками и ежевичками. Руки дрогнули, и Маю едва не выронил тюбик на пол.       — Это… — сдавленно просипел Маю, — он купил?       — Не я точно. Я почти все время был в отключке, — произнес Эваллё и у него это даже вышло как-то бодро, совсем не так чудовищно, как могло бы звучать на самом деле. — Чтобы твои губы заживали быстрее, потому что ты их постоянно объедаешь, — добавил Эваллё, но уже каким-то убитым голосом.       Маю снова покосился на тюбик с маслом для губ. Его насильник купил ему это масло.       — Какая дичь, — сказал вслух.       В груди все сжалось, в горле появился комок.       Им давно следовало поговорить о том, что произошло в Японии, но ни у кого до сих пор не хватило духу завести этот разговор. От одной лишь мысли назвать все как есть Маю бросало в холодный пот, сердце начинало заходиться, он задыхался и ощущал себя так, как будто вот-вот потеряет сознание.       Но гораздо хуже было Эваллё.       Эваллё недоумевал, почему Стенвалль оставил его в живых. Маю отвечал, что не знает.       Маю невольно бросил взгляд на небольшой, но заметный рубец, в который превратились швы на тронутой загаром шее парня. К счастью, швы с шеи сняли достаточно быстро, день на четвертый, в отличие от остальных, которые должны были рассосаться сами собой в течение первых недель. Тина настояла на самых дорогих и эффективных швах, и Маю был ей благодарен. По крайней мере Эваллё пережил этот бесконечный перелет из Токио в Хельсинки.       Эваллё нельзя было напрягать пресс, заниматься сексом, любым спортом, поднимать тяжести, резко нагибаться или ворочать шеей, употреблять алкоголь и еще много чего. Первое время Маю помогал ему принимать душ, чтобы Эваллё лишний раз не наклонялся. Но Эваллё все равно было больно, а его голос пока так не восстановился полностью. Дома Эваллё в основном отмалчивался.       Они оба знали, что Эваллё выжил только благодаря тому, что Стенвалль замедлил кровотечение, иначе бы парень истек кровью прямо на руках Маю еще до приезда скорой помощи.       За все время после того, как Эваллё пришел в сознание, они так и не поговорили — общались о чем угодно, только не о Стенвалле и его попытке убить Эваллё назло Маю. Не сговариваясь, они оба избегали этой темы.       Он опустил тюбик с маслом на бортик ванны, куда сумел дотянуться, к другим уходовым средствам.       Так и не смог заговорить о Стенвалле, вместо этого Маю спросил:       — Ты точно хочешь спать со мной в одной кровати? А если я устрою поджог или еще что? Или тебе приснится кошмар?       — Я уверен, что ты непричастен к возгоранию в самолете, — тихо ответил Эваллё, возвращаясь к нему с мисочкой с резко пахнущим раствором для обесцвечивания волос. Парень говорил медленно, с трудом произнося длинные слова. — Плевать на твои видения, ну будет у меня паническая атака, ну и что. Я хочу быть с тобой рядом, а не бесконечно бегать от проблем.       Снова воцарилось душное молчание. И это было хуже всего — просто молчать, не в состоянии ничего сказать.       Маю молча разглядывал зарастающие швы на торсе Эваллё, спереди на груди и ниже и сбоку. Местами были жуткие синяки. Да и сам Маю был в синяках, которые только-только начали бледнеть и выглядели уже не так чудовищно. Они оба с Эваллё были полураздеты, вся эта картина могла бы выглядеть эротично, если бы Маю не чувствовал себя так, словно ему пережали кислород и теперь выворачивают суставы.       Эваллё прихватил зажимы для волос, мисочку и, вооружившись кисточкой и расческой, принялся аккуратно наносить средство на расчесанные слегка жирные у корней черно-бело-седые волосы Маю, торчащие сосульками, словно делал это тысячу раз. А может быть и делал, помогая осветлять волосы кому-то из своих бывших.       Продукты для окрашивания выбрала Кирсти — Маю доверял ее выбору на все сто процентов. Стилист группы прислала ему подробную инструкцию, которую Маю отправил Эваллё. Кирсти также обещала сделать ему мелирование или колорирование, в зависимости от его желания, и нормальную стрижку.       Эваллё сместился за спину, и Маю уставился прямо перед собой. Он ощущал методичные холодные прикосновения широкой кисточки и кончика расчески к корням волос и кожи головы. Шорох кисточки с раствором нарушало едва слышное поскрипывание голубых кроксов Эваллё, украшенных целой россыпью джибитсов.       Мысли становились все более тягучими и душными. Необходимость все обсудить его буквально душила. Наконец Маю прервал это тягостное молчание:       — Не слишком сложно?       — Справимся, — легкомысленно бросил Эваллё. Для него как будто не существовало непосильных задач.       — Извини, я повел себя как эгоист, — начал он, — хотел поскорее вернуться домой из-за родителей. Мы могли еще задержаться, чтобы тебе стало лучше, но я так торопился…       — Я понимаю, — спокойно произнес Эваллё, Маю хотелось бы, чтобы тот накричал на него, обозвал дураком, но этого не произошло. — Ты переживал за родителей. Честно сказать, я рад, что мы вернулись. Мне так тоже спокойнее. Мы одна семья. — Слова так легко срывались с губ Эваллё, он никогда не умел юлить и предпочитал говорить все как есть.       Маю промолчал о том, что одной из причин, почему он так спешил с вылетом, было желание попасть в драмкружок, потому что если бы он дальше пропускал встречи театральной труппы, его место бы занял кто-то другой.       — Я все это заслужил, — произнес Маю как во сне. — Я решил, что смогу победить его. Он меня предупреждал, чтобы я не совершал глупостей. — Впервые он заговорил про Айнмере, и этими словами будто признавал факт всего, что произошло. — Я не послушал и сделал херню. Я сглупил. Он пытался на меня давить все время, шантажировал, угрожал, запугивал, но ни разу не пытался… — Маю сбился и шумно сглотнул.       Эваллё продолжал наносить раствор ему на волосы.       — Не пытался меня ударить или еще что… не пытался навредить моему здоровью.       — Ты ни секунды не заслуживаешь того, что он сделал, — неожиданно резко и зло бросил парень.       — Но пострадал больше ты.       — Маю, я был в отрубе. Я даже боль чувствовал как через… сон. Полностью я себя осознал только уже когда отошел от наркоза.       — Он использовал твое тело.       — Ну, теперь по крайней мере я знаю, что происходит, когда он захватывает чье-то тело, — с излишней легкостью произнес Эваллё.       Маю захотелось уткнуться лбом ему в живот и посидеть так пару минут, но он не хотел пачкать Эваллё. В руках он теребил свой айфон, грозя уронить тот на кафельный пол.       — И потом, я тоже участвовал в убийстве. Он хотел отомстить и мне тоже, не бери всю вину на себя.       — Это бесполезно, — вздохнул Маю, подавляя слезы. — У нас был шанс, и все оказалось бесполезно.       Маю внутренне скривился: Эваллё не знал, что они со Стенваллем заключили соглашение, а что этому психу дальше взбредет в голову — не знал никто. Плюс ко всему прилагалось молчание: если они с Эваллё расскажут кому-то о произошедшем, Стенвалль сразу же расправится с Эваллё, как и собирался сначала.       — Он вел себя в точности как ты, — выдавил Маю, боясь поднимать взгляд на Эваллё. — Даже шутил похоже. Он как будто завладел твоей памятью и копировал твои привычки, жесты… Я думал, это ты.       — Я совсем ничего не помню, — Эваллё повторил то, что уже говорил неоднократно.       — Доктор Хакола тоже ничего не почувствовал. Помнишь? Когда он забрал образец из сейфа. Послушай… — неожиданно сам себя оборвал Маю, — мы спали вместе, и он говорил, что все в порядке, что я на него никак не действую и, скорей всего, мои видения прошли или что-то в этом роде… Мне должно было показаться это странным, ну, то что он так в этом уверен… но не показалось. — Его даже замутило от сказанного. Маю стих, переводя дыхание. Горечь подступила к горлу.       Эваллё закончил возиться с его волосами, постоял рядом с ним полминуты, видимо, для поддержки, отставил мисочку с кистью и снял одну перчатку. Погладил Маю по щеке, а потом, прикрыв глаза, поцеловал в губы.       — Уверен, что не хочешь никому рассказать? Сатину или Рабии.       — Уверен, — заявил Маю, все больше раздражаясь. — От этого станет только хуже.       Эваллё забрал мисочку и пошел отмываться. Он непривычно ссутулил плечи, а, возможно, ему просто так было легче.       Маю нагнулся и подхватил стоявшую на полу пластиковую бутылку, куда перелил виски с колой. Еще осталась треть. Виски немного притупляло мысли. Может быть, хотя бы эту ночь он проспит без сновидений. Отрубится по щелчку, а утром встанет как ни в чем не бывало. Раньше с этой задачей отлично справлялся секс, но сейчас это был не вариант.       Отпил и, ощутив горьковатый привкус, вспомнил их разговор с Сатином и мрачно процедил:       — Моему отцу походу вообще плевать на все.       Удивленный сменой темы, Эваллё обернулся.       — Сатин даже не обратил внимания на мои слова, когда я сказал, что это, скорей всего, я устроил поджог.       — Но я тоже в это не верю. Это же вообще дико.       — Да я не про это. Он будто вообще не услышал, что я пытался сказать. Потом знаешь, о чем он заговорил? О записи альбома и что я должен скинуть расписание пар и дедлайнов, чтобы Диана и остальные могли подстроить свои графики под меня. Они же скоро уезжают в турне в поддержку сингла с Яри, при этом еще нужно закончить с альбомом — с моей частью — и это охуеть сколько работы! Короче, начал трепаться про работу. Я понимаю, что это важно, но он даже не спросил меня ни о чем. Только, правда, ли мне приснилось, что самолет упадет. Я как будто со стенкой поговорил. Ему настолько похер.       Эваллё молча застыл у раковины, похоже, не зная, как реагировать.       — На своих Сейшелах он, наверное, изнывал без работы. Даже не спросил про тебя, а ты целую неделю пролежал в больнице.       — Сатин всегда был трудоголиком, — заметил Эваллё, что еще больше взбесило Маю. — Я не особо разбираюсь в деталях, но если все, как ты говоришь, то у него и группы действительно сейчас много работы.       — Ты как будто его защищаешь. Да насрать! — Маю в сердцах выругался и быстро допил остатки виски с колой.       — Я просто не знаю, какой все было сказано интонацией и не могу утверждать, что ему пофиг.       Эваллё выглядел уязвленным, и Маю пожалел о своей вспышке.       — Может, следовало сказать ему то же, что и мне, — предположил парень, и Маю почувствовал себя неуравновешенным идиотом, — мол, что тебе важно услышать, а он все сводит к работе. Я пытаюсь помочь, — ответил Эваллё на его взгляд. — Он же не глухой.       — Лучше бы он был глухим! — не выдержал Маю, чувствуя, как изнутри поднимается волна плача. — Но ему просто плевать! Я ему постоянно твержу про свои видения, что я не такой, как все… я хотел до него достучаться…       — И чем все закончилось?       — У него зазвонил телефон и он свалил, — на этих словах Маю разрыдался. Поначалу он сам испугался того, как сильно его накрыло, но не мог прекратить этот поток слез. Он плакал до всхлипов. Из-за всего: из-за Стенвалля и его обмана, из-за своей глупости и того, как рвался домой, чтобы увидеться с Сатином, а тот даже слушать его не стал, из-за того, что Эваллё пострадал и едва не умер. — Ты бы слышал, как он рассмеялся, — выдавил сквозь поток слез дрожащим голосом, — когда я сказал, что это он замедлил время… совсем как…       Эваллё сразу же оказался рядом, обнял его за плечи, несмотря на пеньюар с каплями раствора, и крепко-крепко прижал к себе. Парень шептал ему что-то утешительное, утирал щеки и снова прижимал к себе.       Виски сделало его еще более чувствительным и раздраженным и вывело все эмоции на новый уровень — и теперь словно плотина прорвалась. Маю рыдал, захлебывался слезами и не мог остановиться.       К счастью, было уже поздно и все сидели у себя в комнатах на втором этаже и не слышали его вой.       Утешения Эваллё помогали слабо, но через какое-то время он выдохся и теперь лишь всхлипывал и шмыгал носом. Лицо неприятно стянуло. Эваллё сел на пол рядом с его табуреткой и опустил локоть ему на колени, обняв за талию. Свободной рукой перебирал его пальцы, поглаживая своими. И хотя он все еще всхлипывал, а его лицо было мокрым от слез, Эваллё прижался своим лбом к его, и они так замерли рядом друг с другом.       Маю чувствовал себя неприятно оголенным, ранимым и понятия не имел, что делать с этим чувством.       — Хочешь, я с ним сам поговорю? — предложил Эваллё. Похоже, решив, что причиной истерики стал их недавний разговор с Сатином. Но это была лишь одна из причин.       — Нет, поверь мне, это его разозлит. — Маю так не хотел, чтобы хрупкое перемирие между его парнем и отцом рухнуло в один момент, когда Эваллё нарушит личные границы Сатины или еще хуже — попробует на него давить. Он слишком дорожил ими обоими и боялся, что Сатин вновь сорвется на Эваллё.       — Маю, это абсурд. Я вижу, в каком ты состоянии. Что его должно разозлить? Если тебе причинили вред… он не имеет права закрывать на это глаза.       — Это, скорее, я причинил им вред, если мои сны действительно имеют силу.       Эваллё взял его лицо в свои ладони и, гладя подбородок большими пальцами, мягко, но твердо произнес:       — В любом случае все закончилось. Мы дома вместе, все позади, что может быть лучше, правда?       Вопреки всему утром он проснулся с ясной головой и даже в относительно неплохом расположении духа. Все-таки первый очный день в двенадцатом классе. Сегодня он вживую пообщается с ребятами из драмкружка, увидит своих друзей. Все лучше, чем сидеть еще неделю в четырех стенах, меняя локацию со своей комнаты на подвальную студию и обратно. Словно он на какой-то изоляции, на карантине, словно это его поработил захватчик.       Глаза он разлепил под симфонию будильника на телефоне, но нарочно выставил более раннее время, чтобы еще полежать. Эваллё тоже проснулся. Укрытый одеялом в пододеяльнике с муми-троллем, с однодневной щетиной и влюбленной улыбкой, Эваллё выглядел безупречно, о чем Маю сразу же и сообщил ему. В улыбке мелькнули белые зубы. От Эваллё пахло его составом для волос, теплой кожей и свежим постельным бельем, которое Маю вчера поменял.       Алкоголь, похоже, сработал как надо, Маю проспал без сновидений, и они оба даже выспались. В Японии он привык вставать рано, чтобы успеть больше за день.       Минут десять они обнимались и целовались, Маю водил руками по плечам и груди Эваллё, ощущая мелкие волоски. Было боязно касаться швов, но те не выглядели противно. Последнее время они были лишены возможности просыпаться рядом в одной постели и ласкать друг друга. У обоих была эрекция. Маю потерся бедрами о ногу Эваллё и запустил ладонь себе в трусы. Мастурбировать на глазах своего парня было немного странно — обычно он так не делал, но времена требовали смелых решений. Левой рукой Маю приспустил трусы, чтобы было удобней, и быстрее задвигал ладонью. Не успел он кончить, как Эваллё нырнул ниже и прильнул ртом к его члену. Маю весь прогнулся дугой. Он знал, что из-за швов никакого минета не получится, да он бы и сам не позволил Эваллё ничего такого, но было приятно уже то, как парень покрывал поцелуями и полизывал его член. У Маю вырывались шумные вздохи, но вскоре он сообразил, что за стенкой родители и умерил пыл. Его пальцы сжались в кулак вокруг члена Эваллё еще до того, как он кончил. Парень тяжело задышал. Мышцы пресса напряглись, и Маю испугался, что ему будет больно, или что швы разойдутся. А они вообще могут разойтись, или уже срослись? Эваллё не дал ему убрать руку, и Маю заработал кулаком с еще большим энтузиазмом. Дыхание перехватывало, мышцы приятно ныли, по бедрам расходилась дрожь. Забрызгав друг друга спермой, они полежали еще минут пять. Дольше отлеживаться Маю не позволяло время.       Маю потянулся за влажными салфетками, которые лежали на самом краю стола. Хотя поблизости было зеркало, он намеренно оттягивал момент, когда увидит свой новый цвет волос.       — Наверное, стоило притвориться больным, чтобы твои родители разрешили нам спать в одной комнате, — хмыкнул Эваллё. Маю приоткрыл рот, переваривая юмор, и запоздало ухмыльнулся.       — Дурак, — мягко прошептал он. Эваллё прижался губами к его уху, обдав жарким дыханием, и Маю едва снова не кончил, кажется, из него вытекло еще немного спермы.       Эваллё накрыл его своим телом, прижав к простыне. Член парня уперся ему между ног, и по телу прошлась вибрация. В животе снова сладко потянуло.       — Может, стоить вести себя осторожнее?       — Да все норм. Чуваки из футбольной команды офигеют, когда увидят мои шрамы, — продолжал веселиться Эваллё. — Считаю, что шрамы только украшают мужчину.       — Да блять! — Маю ногами отпихнул одеяло и принялся выбираться из постели. — Охуенно смешно!       Дверь оказалась не заперта — Маю узнал это только сейчас. Быстро смотавшись в туалет и приведя себя в порядок, на цыпочках прокрался по коридору мимо закрытых дверей и вернулся к себе в комнату.       — Ты как? — спросил Эваллё, натягивающий штаны, в которых был вчера.       — Ты о чем? — Маю воровато огляделся, как будто комната могло подкинуть ему подсказку.       — Я думал, ты не позволишь себя коснуться, — пояснил Эваллё, его сипло-хриплый голос прозвучал почему-то виновато.       — А-а, ты об этом… — Маю старался занять руки, чтобы не показывать, как они дрожат. — Не беспокойся. Вены вскрывать себе не буду. Если станет совсем паршиво, пойду на прием к школьному психологу, — сказал он больше в шутку, потому что не верил, что подобное произойдет на самом деле. Да и что он мог рассказать на сеансе: что его трахал инопланетный пришелец в чужом теле, и Маю его еще и всячески провоцировал и поощрял. Не очень-то похоже на изнасилование. Раз он смог убедить себя в этом, значит, почти поверил в то, что так оно и есть. Хотя он с удовольствием поменялся бы с Эваллё местами: лучше бы это его проткнули несколько раз.       Эваллё наблюдал, как он одевается в школу. А Маю собирался произвести впечатление на одноклассников и новых друзей по драмкружку. Выбрал белую рубашку, часть которой заправил в брюки, а часть оставил свисать, и почти сливающуюся с его тоном кожи, но лишь усиливающую загар, немного мятую бежевую футболку. К рубашке подобрал черные брюки с кожаными лампасами и черные конверсы с высокими белыми носками, скрывшими волосатые лодыжки. Поверх, на плечи накинул черный бомбер с крупным белым орнаментом. Чокер он так и не снял со вчера. Плевать, что чокер Эваллё порвался — он собирался предложить парню кое-что поинтереснее парных украшений.       От всех переживаний под глазами залегли круги, что только добавляли какой-то мрачной брутальности его облику.       Пшикнулся парфюмом Эваллё с хорошо различимыми нотами бергамота — запаха, ставшего любимым. На большие пальцы нацепил кольца из серебра с искусной гравировкой с муми-троллем и сценой из одноименной сказки, что позабавило Эваллё.       Еще минут десять укладывал волосы перед зеркалом, выглядели те не идеально, но Кирсти что-нибудь с этим сделает. Главное, пропала седина. Эваллё за это время успел оттереть следы спермы с простыни.       — Не смей! — заорал Маю, видя, что парень собирается заправлять постель. — Я сам!       — Можно тебе хоть завтрак приготовить, а, рок-звезда? — усмехнулся Эваллё. — Еще глаза подведи.       — Иди в жопу.       Эваллё игриво чмокнул его в щеку. Маю поражался, как у того получается все время веселиться, как будто жизнь — один сплошной праздник. Рядом с ним Маю всегда выглядел напряженным и излишне угрюмым: просто удивительно, что в школе с ним хотела дружить куча людей. Его отпускало только на сцене, но на сцену он не выходил с тех пор, как сбежал из Театральной академии.              Пока Эваллё готовил завтрак, Маю быстро собрал рюкзак, сменку, повесил большие беспроводные наушники на шею и спустился в кухню. На Эваллё оказалась толстовка с Риком и Морти, спрятавшая его синяки и большую часть шрамов, и коллекция браслетов и шнурков на запястьях, которые перекатывались по его коже во время готовки.       На большом обеденном столе, на плетеной салфетке Маю уже ждала огромная тара салата-микса из зелени. В запасе еще было минут двадцать, чтобы позавтракать без спешки. Маю был рад, что предусмотрительно встал пораньше, чтобы подольше побыть с Эваллё.       В тостере уже поджаривались хлебцы. Эваллё варил яйца-пашот. Зайдя на кухню, первым делом Маю сунулся ему под руку, встал рядом, наблюдая за процессом варки. Эваллё вытащил из кипящей воды уже готовое яйцо в плотном мешочке из белка, прямо-таки ресторанного вида, и машинально начал объяснять, как и что нужно делать, чтобы оно получилось идеальным. Они вместе опустили в кастрюльку второе яйцо, расколов то совсем низко над водой. Маю впервые готовил сам себе яйцо-пашот, всегда считая это верхом яичного кулинарного мастерства, но на деле все оказалось проще простого.       Какое-то время они валяли дурака, подкалывая друг друга и посмеиваясь.       Маю достал свою «утреннюю» кружку и чашку Эваллё и разлил свежезаваренный черный чай. Себе насыпал сахара. Конечно, было бы лучше выпить кофе, но не хотелось нарушать замыслы Эваллё, тем более он уже заварил чай.       Пока Эваллё доделывал завтрак и выкладывал яйца на авокадо-тосты, Маю поинтересовался насчет планов на сегодня.       — По работе есть кое-какие дела, нужно помочь. Коробки поднимать не буду — обещаю, — с ухмылкой добавил парень.       — Ты выходишь уже с сегодняшнего дня? Рабия так сказала? Не рано?       — Я не говорил ей про швы, — безразлично отозвался Эваллё. — Я буду осторожен, я же сказал. И был бы, конечно, благодарен, если бы ты не распространялся об этом налево и направо.       — Сатин умеет хранить секреты, — тихо ответил Маю, он был слегка задет замечанием Эваллё, который еще демонстративно покивал. Помолчав, Маю добавил: — Тебе всегда достается из-за меня, уже сколько раз…       — Ну, я крепкий. Умею за себя постоять, — усмехнулся Эваллё, как будто Маю сказал что-то забавное. Как будто ничего не значило то, что его избили несколько человек, да еще порезали руку так, что рану пришлось зашивать! А то, что Эваллё уволили из-за Рона, совсем не в счет?.. Не говоря уже о том, что в Японии парень оказался на волосок от смерти и выжил буквально благодаря чуду. И это еще не весь список.       Эваллё явно подобное в голову не приходило, и он как ни в чем не бывало продолжал:       — На неделе хотел встретиться с ребятами и на поле, думаю, заглянуть. Уско уезжает, надо проводить как полагается. Там посмотрим. Может, зайду к тренеру.       А вот это уже интересно. Есть ли Ионэ и Аулис в этом списке друзей? Но, учитывая, как быстро белобрысый откликнулся на просьбу подвезти их из аэропорта, как любезно вел себя с Тиной, как искренне беспокоился о его родителях, Маю не хотелось думать о бывшем Эваллё плохо или открыто выказывать ревность. Может быть, Ионэ и не такой уж плохой парень. А Уско, если память не изменяла Маю, капитан футбольной команды «Волки Ванаявеси», кажется, он собирался куда-то уезжать. Но Маю сейчас это мало волновало.       Эваллё пока жил с ними — и это было лучшим решением, учитывая неусидчивость Эваллё, который наверняка бы без присмотра нарушил все врачебные рекомендации, а вечером вообще поехал бы кататься на скейте. А пока Маю в школе, за парнем было кому присмотреть. Тетя, пока не улетела, обещала проследить, чтобы Эваллё не перенапрягался, да и Фрея была в курсе и сказала, что не подпустит Эваллё к скейту под угрозой кастрации. Маю тогда со всей серьезностью заявил, что ему не нужен кастрированный парень, и Эваллё пришлось поклясться, что он будет паинькой.       Эваллё сделал тост с красной рыбой и яйцом и выложил на свою тарелку. Сдобрив труд специями, парень уселся на соседний стул и придвинул к себе чашку с чаем. Эстетичной подаче блюд Эваллё научился у Рабии, которая уже давно вела фудблог.       Маю подцепил щипчиками охапку салата и переложил себе на тарелку. Еще не доев, вытащил из холодильника упаковку чуки с ореховым соусом, вскрыл пленку и принялся есть прямо из упаковки. Он просто умирал с голода, готов был съесть целую миску салата и эти тосты, и всю чуку.       Маю распирал небывалый прилив сил. Давно так хорошо не спал. Похоже, он нашел новый отличный способ избавиться от кошмаров без всякого секса. Немного алкоголя в его крови творит настоящие чудеса. Никаких обгорелых трупов Айнмере, никаких монстров, никаких падающих самолетов.       В благодарность за завтрак поцеловал Эваллё, щетина приятно защекотала подбородок, но Маю это даже понравилось, и он невольно потерся щекой.       — Сводишь меня на свидание? — спросил Маю, с улыбкой заглядывая в карие глаза Эваллё.       — Я обещал тебе картинг, как только приду в норму.       — И лепешечную, — подхватил Маю.       Они еще трепались о всякой ерунде, пока Маю не спохватился, что опаздывает в школу.       — Не перетрудись там, — подтрунил над ним Эваллё, видя его запал. Притиснул к себе и уткнулся носом ему в укладку, конечно же, растрепав волосы.       Маю приподнялся на мысочки и прильнул губами к колючей щеке Эваллё.       Это утро не могло быть идеальнее.       В школе Маю узнал, что их драмкружок и все желающие в пятницу после уроков пойдут на мюзикл «Призрак Оперы» в Мюзик-холле в Тампере, куда их отвезет заказной автобус. Маю потрясло, насколько вовремя он вернулся из Японии! Он обожал «Призрака Оперы», слышал его на нескольких языках, неоднократно бывал с родными и многие арии знал наизусть. Окрыленный новостью, Маю чуть ли не подпрыгивал от восторга.       В двенадцатом классе задавали мало, но много времени уходило на различные проектные задания, подготовку защиты проектов, презентации, эссе, доклады, обязательные онлайн-конференции и вебинары. От баллов за все эти работы зависела итоговая оценка и допуск к промежуточным тестам и выпускным экзаменам. Занятия выпускного класса больше напоминал учебу в каком-нибудь колледже, Маю не поверил, когда его об этом предупреждали остальные. У них даже вместо уроков были пары.       И хотя все обучение было бесплатным, у гимназии было много спонсоров среди родителей учеников. Развитием драмкружка также занимались родители. В их полном распоряжении была небольшая ультрасовременная аудитория для встреч и актовый зал с огромным партером.       Встречи драмкружка проходили дважды в неделю: по средам и пятницам. Чем ближе к выступлению, тем больше их становилось. Занятия вели сразу двое преподавателей: учительница пения и музыки, госпожа Лахти, и художественный руководитель драмкружка, Анна, которую все звали просто по имени. Как и ожидалось, не все поверили, что Маю самостоятельно записал кавер на песню из «Суини Тодда», без помощи своего звездного отца и его группы. Были те, кто с самого начала косо смотрел на Маю и считал, что его появление в драмкружке незаслуженно. Для убедительности, при подаче заявления Маю отправил некоторые завершенные проекты из Театральной академии в качестве музыкального портфолио. Насколько знал Маю, насчет него долго что-то решали и все же приняли в состав школьной театральной труппы. Поэтому, переступив порог зала драмкружка, Маю испытывал ликование.       На первом занятии он бегло познакомился с остальными участниками драмкружка, все определились с целями на ближайшие месяцы, желающие высказывали свое мнение. Многие ребята уже не первый год состояли в драмкружке и были хорошо знакомы друг с другом. А вот ему только предстояло показать, на что он способен.       В драмкружке состояло двенадцать человек, включая всех новеньких. Маю узнал Лукерью — президента школы, которая так же, как и он, перешла в двенадцатый класс. Однако у них почти не было времени, чтобы пообщаться, и Маю наблюдал за девушкой издали. Одно он понял точно — Лука из тех, кому обязательно надо высказаться и выдвинуть свои идеи. К концу встречи Маю понял, что она слишком навязчива — это действовало на нервы.       Насколько он понял: больше трех пропусков в месяц без уважительной причины и вылетаешь из труппы. Были и разные другие правила, которые не представляли особого интереса.       Меньше, чем за два месяца нужно было подготовить мюзикл, как раз к Хэллоуину. Из-за того, что учительница пения и музыки заболела, они еще не приступили к репетициям. К счастью, выступление пройдет в пятницу тридцатого, накануне Хэллоуина, и Маю сможет попасть на концерт «Храма Дракона» тридцать первого октября.       Из-за того, что Маю пропустил первые занятия, в мюзикле ему досталась второстепенная роль. Однако Анна успокоила его, сказав, что в дальнейшем все будет зависеть от него, а когда выздоровеет учительница музыки, они еще раз его прослушают. Но Маю прекрасно понимал, что все это было сказано из уважения к его отцу.       Маю вышел из аудитории в смешанных чувствах: он вновь оказался в своей среде, его так и распирало это волнительное преисполненное чувство радости и вдохновения, желания творить… С другой стороны, школьный драмкружок сильно отличался от того, к чему он привык в Театральной академии: если там все были как бы равны, то здесь были явные лидеры и аутсайдеры. Пока что Маю примкнул к аутсайдерам, потому что понятия не имел, как общаться с остальными. Совместный поход на мюзикл должен был разрядить обстановку, чему Маю был невероятно рад.       Первый день в школе пролетел как по щелчку пальцев.       Его атаковали еще перед первой парой, когда он стоял себе курил рядом со школой. Из сына звезды он превратился в сына чуть не погибшей звезды. За его спиной шептались, к нему подходили с вопросами, слали сообщения. Слухи о том, что произошло с его отцом, быстро разлетелись между старшеклассниками, и ко вторнику уже полшколы было в курсе. Одна девочка даже спросила, распадется ли «Храм Дракона». Как ей вообще это пришло в голову?       Учителя смотрели на Маю с сочувствием, его ни разу не спросили ни о чем и не вызвали к доске, вероятно, посчитав, что он достаточно травмирован.       Весь день то и дело кто-нибудь упоминал про фотки на его странице, где они с Эваллё и Маю в одной лишь футболке демонстрирует свою татуировку. Однако лишь единицы знали, что на фотографиях Эваллё: как шутил парень, он повернулся своей «нерабочей» стороной, без татуировок. Парни из группы отца острили под постом с фото. Однако Маю лишь забавлял весь этот интерес к своей ориентации и личной жизни, и он всегда по-доброму отвечал, если кто-нибудь из его знакомых или друзей начинал подкалывать насчет этих фоток. Ему на парту то и дело прилетали «самолетики» с именами, и среди предположений одноклассников только один раз засветилось имя Эваллё. Нехватка информации разжигала в остальных еще больший интерес, а многие только недавно узнали о предпочтениях Маю.       Из хорошего: он заказал через Селике немного транквилизаторов. Побоялся брать больше, маленький запас и спрятать легче. Решил, что будет держать в школьном шкафчике — так надежнее.       Волосы Куисмы, окрашенные в клубничный блонд, стали еще длиннее, а цвет — насыщенней. Селике по-прежнему выбривал виски, но теперь появлялся в школе без своих наращенных афрокос. За то время, что они не виделись, Селике, казалось, вырос еще сильнее и был теперь ростом с Эваллё. Йолли выпустился, из-за чего их компания уменьшилась на одного человека. Однако с выходом Маю как-то так завелось, что к ним в столовой или во дворе постоянно подсаживались другие ребята и девушки из класса, в какой-то момент Маю понял, что у него гораздо больше друзей среди знакомых, чем ему казалось. И даже не смотря на то, что сестра и ее подруги уже окончили школу, Маю не чувствовал себя одиноко. Селике напрашивался к Маю в гости, хоть одним глазком взглянуть, как живет его семья. Маю не знал, что сказать. Нужно было разрешение Сатина.       Ближе к концу недели, после очередного замечания из-за шума на уроке, учителя, похоже, заметили, что он не слишком-то страдает и нуждается в сочувствии и стали проявлять к нему и его знаниям повышенный интерес, спрашивая на всех предметах. Как будто сговорились.       Что касается шестерки Рона — Лиукси, который относился ко всем Холовора с холодным безразличием и не имел привычки лезть к нему, с появлением Маю на уроках неожиданно начал проявлять интерес. А, возможно, причина крылась в том, что Маю приняли в драмкружок, в котором состоял и Лиукси, и парень наконец принял его как равного. Когда Маю рассказал об этом Фрее, та посмеялась над его наивностью. Эваллё, напротив, не был знаком с Лиукси и не стал делать поспешных выводов. В конце концов Маю решил просто игнорировать парня, у него хватало и других забот.       Первые дни после возвращения из Японии прошли в суете: школа, учебные проекты, подработка, встреча драмкружка.       Пока Сатин работал над клипом к новому синглу, Маю просиживал часами в его домашней студии: занимался музыкой, даже просто валялся на диване с гитарой, воображая себя великим музыкантом и пытаясь копировать манеру поведения Валто или других гитаристов, а, бывало, надевал наушники и полностью забывался в игре на синтезаторе. Жег Пало Санто, и тогда любимое занятие превращалось в медитативный процесс. Бесконечно слушал пластинки отца, застыв в неподвижной позе. Все это помогало отвлечься от Стенвалля.       В четверг, как раз накануне похода на мюзикл, Сатин взял его с собой в Хельсинки в студию звукозаписи, пыл Маю немного остудил тот факт, что он все еще дулся на отца за тот разговор, к которому они так и не вернулись. С одногруппниками отца долго обсуждали ближайшие планы, концепцию нового альбома, состав, название и еще миллион деталей, а так же участие Маю, условия, график репетиций, после чего приступили к самой репетиции — все это длилось несколько часов, а после раннего подъема, трех пар в школе и часа дороги Маю уже чувствовал усталость. А потом весь вечер он репетировал клавишную партию одной из песен с его участием, которую они должны были записать уже в эти выходные. Вдвоем с менеджером Сатин подобрал для него самые приемлемые и щадящие условия контракта с группой, чтобы у Маю оставалось достаточно времени на учебу и драмкружок. Однако Маю даже не представлял, что за эту работу столько платят, а ведь в музыкальной группе он был совсем новичок без единого дня опыта. Сатин предложил пока отказаться от репетиторства и других подработок, на что Маю ответил, что подумает. Он ведь даже не знал, что ему делать с этими деньгами. Потратить на таблетки и алкоголь? На одежду? Свидания с Эваллё?       На уроках Маю между делом составлял на планшете свой график, пытаясь решить, как быть с репетиторством. Было жаль бросать учеников, но иначе у него просто не останется времени на жизнь.       Пару раз Маю незаметно брал из мини-бара в студии виски или джин, разбавлял с колой или тоником. Сатин ни о чем не подозревал, да и отливал он совсем чуть-чуть, пару глотков на дне бокала. Чтобы лучше спалось. Перед родными Маю старался выглядеть как можно трезвее, иногда получалось убедить даже самого себя.       Дома он все время только и говорил, что про мюзикл. Он готов был сходить на него хоть тысячу раз. Он уже надоел абсолютно всем со своими восторгами и все никак не мог дождаться пятницы.       — Ты ведь уже знаешь этот мюзикл наизусть, — заметила Рабия, когда они вместе решали, что ему надеть в театр. — Сколько раз ты его смотрел? Не надоело еще?       — Жаль, нельзя взять Эваллё.       — А кто вам мешает пойти вместе в театр? Ты ведь ходишь на его футбол, так почему Эваллё не может пойти с тобой на мюзикл?       Ее слова заставили вспомнить кое-что: пару лет назад Маю считал, что его вторая половинка обязательно должна любить театр. Тогда он думал про свою будущую девушку. А сейчас он встречался с Эваллё, тот понимал в мюзиклах еще меньше, чем Фрея, но это не имело никакого значения. Он будет любить Эваллё, даже если тот оглохнет и вообще перестанет слышать музыку.       Еще в начале недели они своей компанией решили тайком от учителей пронести в театр алкоголь, разработали целую стратегию. Перелили содержимое бутылок в многоразовые бутылочки, которые были у каждого школьника. Кто-то предложил выпить прямо в автобусе, и остальные поддержали. Запаслись баночными алкогольными напитками и хорошим вином. Один из парней приволок бутылку водки, девчонки настояли на том, чтобы смешать водку с соком. Купили еще и сок. Водку с соком перелили в бутылки из-под газировки.       В пятницу, вернувшись из школы, Маю надел отданный Сатином концертный пиджак с кожаной стеганой вставкой на спине и металлическими элементами на плечах, который был ему широк в плечах и явно длинноват, но сидел при этом на его худощавой фигуре просто умопомрачительно. Они с Фреей потихоньку отжимали у Сатина крутые шмотки: у отца было полно концертной одежды, которая просто висела на вешалках без дела. С пиджаком надел новую рубашку цвета слоновой кости, купленную мамой и тетей, и классические брюки, названные тетей идеальными черными брюками. Одну полу рубашки специально выпустил, чтобы придать образу небрежности. Перед тем как отправиться в школу, еще минут десять стоял фотографировал свой «лук» в зеркале, чтобы потом выложить в соцсетях. В конце концов это был особенный день, который Маю ждал всю неделю и рассчитывал провести идеальный вечер в компании друзей. Даже вместо привычных кед или кроссовок обул ужасно пафосные лоферы, а волосы уложил с помощью воска. Тина недоумевала, для кого он так вырядился. Маю в шутку ляпнул, что у него свидание с Призраком Оперы.       Ближе к вечеру они собрались перед воротами школы и всей огромной гудящей компанией загрузились в автобус. Тот оказался почти битком. С ними поехали две классные руководительницы обоих выпускных классов и Анна. Среди знакомых лиц оказались Лиукси и Лука, два самых раздражающих персонажа, как называл их Маю. Повезло, что Лука учится в параллельном классе и они пересекаются только на физре, выездах и мероприятиях. Лука была невозможно худая, носила короткое черное каре без челки и делала довольно заметный макияж, который старил ее лет на десять.       В начале поездки до Тампере Маю еще косился в их сторону — разумеется, Лиукси и Лука хорошо знали друг друга — но, стоило разговориться с одноклассниками и начать выпивать — все негативные мысли вмиг исчезли.       Энергия так и била из него ключом. Не представлял, как уснет сегодня.       Начало было в семь, до мюзикла оставалось больше часа.       С собой у Маю была только сумка-бананка, которую он нес в руке. К нему то и дело кто-нибудь подходил, хватал за плечи; парни дурачились; кто-то включил музыку на телефоне, и теперь она гремела, привлекая внимание прохожих. Ребята, у кого были шопперы или рюкзаки, прихватили с собой емкости с коктейлями. Школьники рассыпались по тротуару, у всех настроение было на высоте, Маю чувствовал себя превосходно. Они пили на ходу из бутылок из-под газировки, выхватывали друг у друга чипсы, передавали алкоголь по кругу, смеялись и громко болтали, нервируя учителей и вообще всех.       Маю лишь мог посочувствовать учителям, которые пытались справиться с сумасшедшими двенадцатиклассниками.       Терпение «классной» Маю лопнуло, когда девчонки из его класса принялись гоняться за одним из парней, поднялся визг, кто-то снимал видео. В итоге их всех пригнали ко входу Мюзик-холла, повезло еще, разрешили покурить.       Перед тем, как зайти в фойе, «классная» подошла к Маю, курящего стик с ароматом дыни, и отвела его на пару слов в сторонку. Ее бледные глаза утопали в море черной подводки и теней, а светлые волосы были убраны в хвост с начесом. Она тоже курила, только обычные сигареты.       — Ты ведь в курсе, что Анна увольняется из нашей гимназии? — спросила женщина.       — Что? — Маю недоуменно застыл, хлопая глазами: это была новость. — Нет, я не знал.       — Странно, я подумала, что вам должны были об этом сказать еще на встрече драмкружка.       — Я был только на одном занятии, — пояснил Маю. — Наверное, я пропустил эту информацию.       Маю невольно расстроился: он только начал привыкать к Анне, да и как человек она ему понравилась. Это она дала надежду, что ему еще может достаться хорошая роль.       — Ладно, — учительница оглядела его, покосилась на электронную сигарету в его руке и продолжила: — Сейчас как раз познакомитесь с новым руководителем драмкружка. Нам его прислали из университета в Хельсинки. Он с нами пойдет на мюзикл, заодно посмотрит на вас, обалдуев. Может, еще захочет вернуться обратно в университет, — попыталась пошутить женщина, однако Маю никак не отреагировал. — Он тебе понравится, он умеет находить общий язык с подростками.       — Почему это? — сразу набычился Маю. — Раньше он работал в колонии для малолетних преступников? — сострил он.       Избавившись от сигареты, учительница подошла к нему, пока Маю продолжал стоять и хлопать глазами, и заправила торчащую полу рубашки в брюки — можно подумать, в таком виде его не пустили бы внутрь.       «Классная» ушла, а к нему тотчас подлетели друзья, желая знать, о чем они разговаривали.       Еще спустя минут пять или десять они зашли в здание и рассредоточились по фойе, внутри сразу стало многолюдно и шумно. Кто-то фоткался, Куисма с Минтту и другими девчонками переобувались в туфли, особо горластым не разрешалось отходить от учителей дальше, чем на пять шагов — сразу же кто-то начал ныть, что хочет в туалет.       Подождав Куисму и Минтту, Маю с Селике и еще двумя ребятами с рюкзаками направились в туалет дожидаться остальных. Они забились в кабинку для инвалидов в мужском туалете, где всегда было свободно в отличие от женского, куда выстраивалась очередь. Достали алкоголь и, шепотом переговариваясь и хихикая, начали отхлебывать. Вытащили банку с чипсами: из-за того что хруст все равно был слышен, было вдвойне смешнее. Когда в туалет забрался Лиукси, Маю сперва растерялся, но парень вел себя дружелюбно, смеялся над общими шутками, беззлобно подкалывал.       Как оказалось, пока были в туалете, пропустили объявление, вроде как Анна собиралась представить им этого нового преподавателя — Маю слышал краем уха из разговора женщины с Лукой, которой нужно было сунуть везде свой нос.       До начала мюзикла оставалось минут пятнадцать, когда учителя собрали всех и они наконец пошли рассаживаться.       После готовых коктейлей Маю попробовал водку с яблочным соком и его уже вело — и не только его; даже вечно ледяные пальцы рук и ног согрелись. А вот учителя, похоже, так ничего и не заметили.       Усаживаясь в партере, Маю расстегнул две верхних пуговицы рубашки, мимоходом коснувшись чокера, который носил каждый день в школу. Учителя сами рассадили их, выбирать не приходилось. И хоть его место было не в самом центре ряда, обзор открывался великолепный. Слева приземлился Селике и устроил на полу между ними рюкзак с недопитой водкой. С правой стороны место пустовало, Маю это огорчило: он хотел, чтобы рядом сидела Куисма или кто-то из его друзей, но вроде то место было уже занято. Позади сидел Лиукси в окружении друзей, впереди — Куисма с подругами. Школьники пошло шутили, не сбавляя громкость, кто-то нагло хрустел чипсами; остальные зрители поглядывали на них с раздражением. Лиукси, тронув Маю за плечо, неожиданно похвалил «лук», как будто они уже стали друзьями.       От нетерпения подпрыгивали колени. Маю весь извертелся, болтая с одноклассниками, сидящих на других рядах, и делая фото.       — Ты не принимал сегодня таблетки? — шепнул Селике. — Лучше не мешать с алкоголем.       — Я же не дурак, — почти рассмеялся Маю. Его вообще распирало веселье.       — Если тебя кто-то спалит из-за таблеток: предки там или еще кто, — я ни при чем.       — Само собой, — Маю расплылся в опьянелой улыбке.       Сегодняшний мюзикл был на английском с иностранными актерами — и эту версию Маю любил больше всего. С его лица не сходило восторженное выражение. Сердце билось в радостном предвкушении. Каст был не знаком, но Маю это мало волновало. Он собирался получить максимальное удовольствие от мюзикла.       Буквально за минуту до начала, как раз перед тем, как погасили свет, пустое место справа наконец заняли. Он ожидал увидеть пожилую даму в вечернем наряде или серьезного дядьку в костюме и очках. Маю из любопытства поднял взгляд и увидел мужчину с темно-русыми волосами и щетиной, но не успел его толком рассмотреть, а потом почти сразу отвлекся на представление.       Следующие минут тридцать или сорок он смотрел на сцену, не отрываясь. Его полностью поглотил мюзикл, Маю тихонько подпевал, восторгался и хлопал с остальными.       Мужчина, сидящий рядом, наклонился вперед и, сцепив пальцы в замок, оперся подбородком. Маю невольно покосился в сторону незнакомца, силясь рассмотреть его в темноте. Но его отвлекло движение впереди.       Прямо во время первого акта Лука в своем длинном черном платье с одним рукавом встала и незаметно просочилась на выход.       Куисма обернулась и жестом попросила Маю нагнуться вперед.       — Пошла трахаться с Томасом в туалете, — прошептала Куисма, прижавшись губами к его уху вплотную. — Она тоже напилась. Шлюха. — Отстранившись, девушка указала на еще одно пустое место рядом с Лиукси, где сидел Томас.       Заинтересованный, о чем они шепчутся, Селике наклонился в их сторону и демонстративно поднес ладонь к уху. Куисма пихнула его, и на них тут же зашикали.       Боковым зрением Маю заметил, что его сосед раздраженно откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Одно Маю понял точно — от мужчины непередаваемо приятно пахло незнакомым ароматом, цитрусовыми нотами, в то же время пряно и мягко. Он попытался запомнить запах, чтобы потом отыскать подобный парфюм в магазине.       Он все еще посматривал на пустое место Луки, даже представил, как сейчас они с Томасом занимаются сексом где-то в кабинке в туалете.       Если бы он не выпил, эта новость его изрядно удивила бы, а так — только позабавила. Оказывается, главная стерва школы еще и шлюха.       Маю теребил перстень с муми-троллем, потом теребил телефон, пока тот не грохнулся на пол, прямо к ногам соседа. Сердце почти остановилось. Он ведь только поменял стекло! Этот громогласный звук падения, кажется, слышали все. Маю перестал ерзать и окаменел. Рядом раздались приглушенные смешки одноклассников. Мужчина наклонился, поднял с пола телефон и вернул ему.       Маю снова начал дышать.       — С-спасибо, — запинаясь, шепотом выдавил Маю, но мужчина уже не смотрел на него.       В этот же момент раздалось органное вступление к бессмертной песне, появилась лодка на подземной реке. Зазвучал безупречный женский вокал: тонкий хрустальный голосок. По коже пробежала дрожь.       In sleep he sang to me,       In dreams he came…       That voice which calls to me       And speaks my name…       And do I dream again?       For now I find       The Phantom of the Opera       Is there — inside my mind…*       Маю заторможено оглядел свой телефон, но не заметил в темноте никаких повреждений.       Сердце грохотало в такт музыке. Похоже, он снова задержал дыхание.       Вступил мужской вокал:       Sing once again with me       Our strange duet…       My power over you       Grows stronger yet…       And though you turn from me,       To glance behind,       The Phantom of the Opera       Is there — inside your mind…**       Вновь запела Кристина, ей ответил голос Призрака.       Those who have seen your face       Draw back in fear…       I am the mask you wear…       It's me they hear…***       Голоса слились, заставив Маю замереть от восторга:       Your/my spirit       And your/my voice       In one combined:       The Phantom of the Opera       Is there — inside your/my mind…****       Незаметно пролетел весь первый акт. А Маю только-только очнулся, не в состоянии поверить, что уже антракт. В себя он пришел за мгновение до того, как сцена утонула во мраке, взорвались аплодисменты, а потом вспыхнул свет в зале.       Теперь мужчина с интересом разглядывал их с Селике и остальных школьников. Не успел Маю этому удивиться, как его сосед вышел в проход между секторами, вскоре рядом с ним оказалась Анна.       — Так, драмкружок, всем внимание! Остальные могут идти гулять, — Маю невольно вскинул лицо. — Пока вы еще не разбежались по туалетам и буфетам, хочу представить вашего нового художественного руководителя. — И тогда-то Маю понял, кто этот мужчина, что сидел рядом с ним половину мюзикла. — Как я уже говорила, со следующей среды с вами будет заниматься Артту Салминен.       Девчонки заохали и заахали. Откуда-то в проходе появилась Лукерья, как раз вовремя, и тоже посмотрела на нового преподавателя.       Взгляд Маю замер на лице Артту, нет, не так — он впился глазами. Волевой подбородок, болотные глаза. Левая бровь была изломана, и на месте излома не хватало волосков. В тростниково-болотной рубашке, фактурном пиджаке с бело-коричневым плетением и брюками в тон, без единой яркой краски. Он не был высоким, огромным, но пространство вокруг будто сжалось, воздух загустел.       Артту смотрел на них с очевидным интересом и, судя по виду, видел в них свору глупых несмышленых подростков.       Их взгляды снова встретились, и Маю стало трудно дышать. В голове раздался механический гул, а Артту улыбнулся левым уголком рта, отчего вся левая сторона лица с изломанной бровью как будто насмехалась над ним.       Его мозг распознал неведомый доселе шифр и в мыслях словно наяву прозвучал голос — новый, незнакомый: «Рад снова тебя видеть, Майре. Мой лучший ученик. Пора платить по счетам».       — Добрый вечер, — раздалось уже вслух звучное. — Не терпится познакомиться с каждым из вас, — с заметным весельем произнес Айнмере-Артту раскатистым, хорошо поставленным голосом.       Среди девушек прошелся восхищенный шепот. Маю же не мог пошевелиться: его будто швырнули в ледяной прорубь.       Это произошло снова. Он угодил в плен к Айнмере.               Он пел мне во сне, Он приходил ко мне в снах. Этот голос зовёт меня, Называет меня по имени. Я снова сплю? Поскольку теперь я понимаю, Что Призрак Оперы Здесь — в моей голове.* Спой со мной ещё раз Наш странный дуэт… Моя власть над тобой Становится всё сильнее… И хотя ты отворачиваешься от меня, Чтобы посмотреть назад, Призрак Оперы Здесь — в твоей голове.** Те, кто видят твоё лицо, Пятятся назад в испуге. Я — маска, которую ты носишь. Они слышат именно меня.*** Твой / мой дух И твой / мой голос Соединились в один. Призрак Оперы Здесь — в твоей/моей голове…**** Слова из мюзикла «Призрак Оперы».