Внутри тебя - 3

МАЮ

26-я неделя беременности

             Когда Маю открыл глаза, за окнами уже стемнело. Он лежал на мягкой подушке, укрытый пледом. В воздухе до сих пор витал запах парфюма, как будто Артту еще здесь.       Маю медленно сел, свесив ноги с края стола. Он не представлял, что должен чувствовать. Как будто АСМР, гипноз и временной вакуум должны были изменить его, и сейчас у него окажется третья рука или вырастут рога. Маю оглядел себя: штаны на месте. Артту не прикасался к его одежде.       Оставалось надеяться, что Артту не дрочил, глядя на него спящего. Одеваясь, Маю все не мог отделаться от этой мысли. Особенно после того видео.       Прислушался к себе, но не ощутил никаких изменений, кроме того, что ужасно хотелось отлить. И тут спохватился: который час?!       Он не боялся разозлить Эваллё, но как объяснить, почему не отвечал на его сообщения?       Телефон валялся на диване. Маю взглянул на экран блокировки: 6:16 pm. К счастью, еще не слишком поздно. От Эваллё всего пара сообщений, видимо, тот сильно занят. Маю сразу же ответил, написал, что села зарядка, а под рукой не оказалось розетки.       Надел меховую куртку и подхватил с дивана свой рюкзак.       Чай просился наружу. Маю огляделся, вспоминая, где уборная, та самая, с черным унитазом и серой плиткой. Неожиданно под ногами скрипнула половица, и тут же внизу на кухне раздался как-то шум. С сожалением осмотрелся: будь у него больше времени, он бы изучил, что там, за дверьми. Маю решил не испытывать удачу: Артту уже догадался, что он проснулся и вышел из комнаты, а значит, тянуть время не имело смысла. Слишком долгое промедление вызовет подозрения.       После туалета и мытья рук в раковине с черным краном Маю пошел на запах еды.       Мужчина пил кофе на кухне при свете одной-единственной подсветки над кухонным гарнитуром и разгадывал судоку повышенного уровня сложности. Почти все разгадал, — с изумлением понял Маю. Ему самому больше нравился маджонг.       Пахло чем-то вкусным, каким-то тушеным мясом и чесночно-луково-томатным соусом. Видимо, из-за запаха ему приснился томатный суп. В животе потянуло от голода.       Маю зашел в кухню с рюкзаком на плече.       Артту поднял на него взгляд: глаза совсем почернели, только белки поблескивали в тусклом освещении.       — Вы используете зрение особи, чтобы лучше видеть в темноте, — это был не вопрос. Артту и не стал отвечать.       — Садись, — предложил ему мужчина.       — Как я пойму, что ваш способ подействовал? — спросил Маю, когда Артту заполнил все квадратики.       — Я и сам не знаю. Расскажешь через неделю.       — А если не подействовало? — напряженно спросил Маю, пытаясь определить по лицу Артту, насколько ему не начхать на все это.       — Подействовало, — убежденно заявил мужчина. — Я не чувствую в тебе никакого барьера. Твой сигнал стал намного равномернее.       — Какой он? На что это похоже?       — Человеческому уху он не слышен, но векторы и щетинки особи распознают эти сигналы, как звуковые волны. Помнишь, я говорил, что у всех особей они различаются, как персональный код. Я могу распознавать частоты или импульсы, своего рода речь, намерения… кто-то бы даже сказал, чувства.       Маю сел на стул напротив Артту, на свое прежнее место, и опустил взгляд на почти пустую столешницу. В знак протеста в желудке громогласно заурчало. Еще бы, он не ел с самого утра.       — Пока ты спал, я приготовил ужин. — Артту поднялся, и Маю придвинул книжку с судоку к себе и, быстро пролистав, понял, что Артту разгадал абсолютно все. Интересно, это сделано специально? Чтобы показать, какой он умный, а вокруг все люди тупые?       — Почему вы так ведете себя? — не выдержал Маю. — Как будто мы одной расы.       — Мы одной расы, Майре. И нам всем нужно чем-то питаться.       Пока Маю ел, Артту отправил ему запись с диктофона, как доказательство, что полностью выполнил условия обещания и не использовал гипноз в личных целях. Больше всего Маю хотел послушать часть с гипнозом. Запись вышла на целый час: с самого начала АСМР и, похоже, до того момента, когда он заснул. Маю включил, лишь чтобы проверить, что там действительно что-то есть, послушает позже.       Странно, но его беспокоило совсем не то, что Артту мог надругаться над его сознанием, а не храпел ли он во сне и не бормотал ли глупостей во время гипноза.       Артту перехватил его взгляд.       — У нас с тобой обоюдовыгодный обмен: твоя кровь и жизнь твоих близких в обмен на мое расположение. Не мни о себе слишком много, будто нравишься мне и можешь мной помыкать. Я не стал бы делать ничего, что противоречило бы моим целям и видению мира.       Гребаный манипулятор!       Кровь ударила в голову, Маю стиснул кулаки под столом. Цицерон обожал забрасывать наживку, а потом жестко тыкать его носом в собственную глупость. Этот метод работал безотказно.       — Курица, — лицо Артту как по волшебству просветлело, а голос потеплел. Его забавляло, с каким подозрением Маю косился на любое мясо в его исполнении.       — А чем вы кормите Атлантиду? — спросил Маю, мрачно глядя на тарелку с тушеной в сливках с луком и чесноком курицей и овощами, которую Артту поставил перед ним.       Артту вернулся к недопитому кофе.       — Она принимает исключительно мясо. Мне пришлось организовать для нее птицеферму.       — Вы уверены, что среди птиц нет людей? — поморщился Маю. Артту проигнорировал вопрос. — Вам нужно значительное пространство, где держать кур или индюшек.       — Земли у меня достаточно.       Маю жадно впитывал каждое слово, мысленно занося в заметки.       — Вам больше не нужна моя кровь? — спросил он с набитым ртом. Было слишком вкусно, чтобы прерваться.       — Пока нет.       Готовясь расставить все точки над «i», Маю медленно прожевал.       Маю осознал, что у него стекает изо рта и сжал челюсти. Непроизвольно причмокнул и мысленно скривился от неловкости.       — Что вы планируете сделать с Лукой?       — С Лукой? — вопрос застал Артту врасплох.       Маю включил на телефоне то самое видео с участием обоих и развернул экран к Артту.       Надо отдать должное, тот превосходно контролировал свое лицо. Уголки губ не шевельнулись, брови так и застыли, ни один мускул не дрогнул. Маю напрягся, он не знал, чего ожидать.       — Тебя не было в школе. Откуда у тебя видео? — Артту будто нутром чуял подвох.       — Мне нужно было по делам, поэтому я приехал. А потом я решил навестить вас, профессор, — нагло врал Маю, следя за реакцией собеседника. Он не собирался рисковать жизнью Карины и выдавать девушку. — Я снял видео. На память. О том, какой вы классный преподаватель. Я смотрю, от взаимной химии с Лукой у вас быстро дошло до физики.       Маю уже набрал в рот еды, в следующую секунду он чуть не подавился.       — Я знал, что за дверью кто-то был.       — Это был я, — твердо заявил Маю. Мгновение они смотрели друг на друга.       Артту забрал у него телефон и прокрутил видео.       — Я не собираюсь никому показывать это, — продолжил Маю, — я не дурак. Вы уничтожите мою жизнь. Но какого хрена вы творите? Зачем вам Лука?       Артту аккуратно опустил телефон на стол и задумчиво потер гладкий подбородок.       — Я думал, вы не заинтересованы в размножении.       Мужчина поднял на него взгляд, и Маю показалось, что его ударили током.       — Ты думаешь, это голосование устроила Лука? — прозвучал раздраженный голос Артту. — Что ей хватило бы мозгов? — с презрением продолжил он, от неожиданной перемены Маю передернуло. — Я мог велеть ей сделать что угодно и она согласилась бы, только чтобы получить меня. Думаешь, я не замечал ее симпатию? Я предложил ей устроить голосование. Почему? Потому что я захотел, чтобы роль досталась тебе. Это твоя роль, а не этого недоноска.       Маю похолодел.       — Это вы испортили костюм?       — Нет. Это сделали Лука и Лиукси по просьбе… как же его?.. Коскела. Ради близости со мной Лука была так добра и рассказала мне обо всем. Я дал обещание быть добрым с ней, если она расскажет мне правду.       — Постойте, вы… вы занимались с ней сексом…       — Мне была нужна информация. Лука дала мне то, в чем я нуждался.       Маю даже не осознавал, что его лицо скривилось, а потом вытянулось. За всем стоял Рон. Опять. Это никогда не кончится.       Рон и его шестерки.       — Похоже, у тебя есть враги. Кажется, его оставила девушка… твоя подруга. Людьми всегда что-то движет. Злость… желание отомстить? Лука и Лиукси прекрасно справились со своей задачей.       Все встало на свои места. Ссора Куисмы с Роном… Куисма бросила его и в тот же день поехала к нему, Маю. Рона это вывело из себя. Сама по себе роль Шляпника не имела никакого значения. Они испортили бы любой костюм. Но она имела значение для Рона. Вероятно, Лука рассказала Рону, как он, Маю, хотел получить главную мужскую роль, и он ее получил. Рона бесило, что Маю популярен и что он добивается своего. Роль Шляпника стала последней каплей. Все стало понятно.       Маю вспомнил удивление Эваллё, когда тот узнал, что они подружились с Лукой. Вспомнил, как задело тогда недоверие Эваллё.       В памяти отчетливо всплыли его слова:       — Не похоже на нее.       — О ком ты говоришь?       — Да о Лукерье. Когда вы успели с ней скорешиться?       Стоило послушать Эваллё, тот дольше проучился в гимназии и знал Луку намного лучше.       Маю смотрел на свои руки, он чувствовал себя глупо. И еще он мечтал уничтожить Рона. За то, что ударил Куисму, за то, что хотел испортить ему выступление, за то, что никак не оставит их с Куисмой в покое. За одну-единственную ошибку, за то свидание в «Римской рапсодии».       Он слышал и раньше, что в классе есть шестерка Рона — тот, кто наблюдает за ним каждый день. Лиукси общался с компанией Рона и всегда относился к Маю с презрением, и вдруг, в этом году, после выпуска Рона, он набивается в друзья… Если задуматься: после выпуска Рона эти двое сразу начали вести себя странно, оба стали приветливы. Лука пригласила поучаствовать в подкасте, всегда была дружелюбна и мила, на репетициях всегда поддерживала его идеи…       Вспомнил и слова Артту двумя неделями ранее:       — Будет зависеть от ее дальнейшего поведения.       Тогда он не понял интонацию Артту, а тот уже пристально наблюдал за Лукой.       Как давно они трахаются? Когда Артту понял, что Лука ему, Маю, не друг?       — Технически костюм испортил Лиукси, Лукерья лишь прикрывала его, она должна была проследить, что ты наденешь костюм в день мюзикла, — подытожил Артту.       Маю заторможено вернул вилку в пустую тарелку. Как так выходит, что те, кого он считал друзьями, предают его, а враг решает все его проблемы? Это просто какой-то абсурд!       Артту терпеливо ждал, пока он справится с собой. Подлил себе еще кофе, но выпить так и не успел.       Маю попросил воды.       Мужчина встал, чтобы налить ему воды, а заодно убрать его тарелку в посудомойку. Было уже поздно, и Маю понимал, что это последний шанс. Когда он попадет сюда в следующий раз, Маю не знал, а значит, времени почти не осталось. Ему во что бы то ни стало нужно узнать, где Цицерон держит Атлантиду.       Всего на мгновение он засомневался. Артту только что раскрыл ему правду, ради которой он рисковал своей репутацией и работой. А он, Маю, можно сказать, собирался воткнуть ему нож в спину.       Почти.       Пользуясь тем, что Артту отвлекся, Маю потянулся к ножу, лежащему на столе рядом с хлебной тарелкой, и быстро, пока Артту не заметил, порезал указательный палец на левой руке, с тыльной стороны, как будто случайно. На чистую столешницу закапала кровь. Маю поморщился. Похоже, он перестарался. Зато выглядит натурально.       Артту закончил загружать посудомоечную машину и обернулся.       — Я порезал палец, — пробормотал Маю. Даже не пришлось играть, палец так и ныл.       Этот план он придумал давно, но для его исполнения нужно было попасть к Артту домой.       Сейчас Артту отправится за аптечкой в гостиную. Маю еще в прошлые визиты обнаружил ее.       Так и произошло.       Пока Маю зажимал палец салфеткой, Артту ушел за аптечкой.       Нужно действовать.       Торопясь, Маю дернул молнию на рюкзаке, выхватил из кармашка зип-пакет с двумя таблетками снотворного, растолченными в порошок. Держа пакетик обеими руками, высыпал в кружку кофе. Вместе с порошком в кофе попала и капля крови, но Маю заметил это слишком поздно. Скомкал пустой пакетик и пихнул в карман рюкзака, а потом резким движением пихнул рюкзак под стул, на прежнее место. Сердце бешено стучало, руки дрожали.       Он бы взял и три таблетки, но побоялся, что они скажутся на вкусе кофе.       Когда вернулся Артту со всем необходимым, Маю вытирал салфетками кровь со столешницы. Палец жгуче саднил.       Маю попытался воспротивиться чужой помощи и взялся за пластырь, но кровь снова потекла и попала на стол.       Боялся, что Артту забудет про кофе, тот остынет и мужчина просто выльет его, но нет, все шло точно по плану. Артту помог обработать ранку перекисью водорода и прилепил пластырь. После чего сделал несколько глотков еще горячего кофе.       Маю застыл, боясь дышать. А вдруг Артту почувствует странный привкус? Но тот совершенно не изменился в лице. В итоге Артту выпил всю чашку.       Оставалось выждать.       От двух таблеток Маю вырубался через пятнадцать минут. Артту лишь немногим крупнее него, а значит, дозировки более чем достаточно.       Маю осознал, что слишком пристально разглядывает Артту, и постарался придать себе равнодушный вид.       Должно быть, Артту решил, что он случайно порезался из-за злости на Рона.       — На камере был Лиукси? — догадался Маю.       — Да.       — Ему будет выговор?       — Я получил информацию незаконным путем, поэтому я не могу привлечь его к ответственности.       Маю сглотнул.       — Вы получили то, что хотели, теперь вы оставите Луку в покое?       — Я не собираюсь ее убивать… или есть, если ты об этом. Она — моя ученица, и ее родители придут ко мне же. Придется избавиться и от них, а это слишком много ненужной возни.       — Она же никому не скажет про вас двоих?       — После того, как ты меня убил, волнуешься за мою репутацию? — усмехнулся Артту.       — Скорее, за жизнь Луки.       — Если она обидела тебя своим поступком…       — Нет! Мне плевать на нее, — поспешно выдал Маю, он понимал, что в разговоре с Цицероном ценно каждое слово, одна ошибка и могут пострадать невинные.       Маю знал, что, даже используй он компромат против Артту, ничего не изменится. Он лишь навлечет опасность на других, в том числе на Луку. Цицерон же будет жить.       — Вы не заставите меня удалить видео? — Он просто тянул время, но вопрос вырвался сам собой. Вдруг стало интересно узнать реакцию Артту.       — Я уверен в твоей сознательности, — снова улыбнулся Артту.       — Зато я уже не знаю, в чем уверен, — пробормотал Маю, глядя на руки Артту, сложенные на столе. Цицерон побудил его выступить и заявить о себе, преподнес ему роль на блюдечке, соблазнил Луку ради информации…       Маю никак не мог поверить, что именно Цицерон помог узнать, кто пытался навредить ему. Это полный абсурд. Артту даже не применял свои способности, он просто… обаял Луку, втерся в доверие и выведал все секреты.       — Профессор, зачем вам все это?       — Я хочу, чтобы ты стал сильнее. В глубине души каждый учитель желает, чтобы ученик превзошел его.       — Это не ответ.       — Просто ответь на вопрос. А как бы поступил ты на моем месте, если бы встретил подобного себе на враждебной планете? Я не требую ответ прямо сейчас, ты можешь думать над этим сколько угодно.       Они с Артту сверлили друг друга взглядами. Маю чувствовал раздражение от того, что Цицерон, казалось, видел его насквозь. От того, что их мысли во многом сходились. От того, что он поступил бы точно так же, он сблизился бы с этим несчастным себе подобным дураком.       В тот момент он понял, что сделает с Роном.       Маю перевел взгляд на свои руки, к счастью, те перестали дрожать. Краем глаза покосился на время в телефоне.       — Что будет с моей силой?       — Что будет с твоими инстинктами, ты хотел сказать? Твое воздействие на чужой разум похоже на паническую атаку с определенным мысленным посылом, кодом намерений, которые ты передаешь объекту. В зависимости от объекта все сугубо индивидуально. Так называемое «внушение» — что-то вроде гипноза посредством передачи визуального ряда и ощущений, происходит за счет воздействия на объект волн, специального кода… звуков и сигналов, не ощутимых человеческому уху. Во время гипноза я воздействовал на твое сознание при помощи сигнала, который ты мог распознать.       Спустя четверть часа он обыскивал кабинет, затем проверил спальню Артту, но не обнаружил ничего интересного. Вообще ничего. Задачу облегчила склонность Цицерона к минимализму: минимум вещей, одежды, безделушек… документы… Маю заглянул в паспорт: Артту Салминен появился на свет шестнадцатого августа восемьдесят девятого года; фото в паспорте совсем свежее. Маю тщательно проверил книги, вытряхивая любое содержимое прямо на ковер. Прошелся по всем полкам, ящикам; кабинет, следом спальня, даже проверил ванную на втором этаже. Оставался еще целый этаж, и можно было осмотреть территорию за домом и гараж. От телефона и ноутбука никакой пользы, к тому же, доступ наверняка запоролен: скорей всего, вся по-настоящему ценная информация хранится где-то еще и уж точно вне дома. Он только время зря потеряет, да и Артту потом узнает, что он лазил в его файлах.       А что он хотел найти? Подробную карту с местом, отмеченным крестиком? Банку с Атлантидой? Секретные документы? У Артту даже ящики стола не запирались, паспорт вообще валялся на самом видном месте.       Дом оказался небольшим, зато владелец явно не поскупился на покупку хороших, качественных вещей и техники. Сколько зарабатывают преподаватели в университетах? Или кем там работал Салминен до того, как его тело захватила инопланетная тварь?       Кажется, за время поисков его пульс почти превысил норму. Ужасно хотелось пить. Голова гудела от напряжения, или это снова чертов механический шум.       Маю закрыл дверь комнаты с библиотекой, которую осматривал последней, и направился в гостиную. Ускорился. Он не беспокоился, что спящий Артту услышит топот его ног или шорох переставляемых вещей. Обычно после приема снотворного он, Маю, спал как убитый. Маю обошел журнальный столик, осмотрел полку над электрокамином и переключился на книжный шкаф со стеклянными дверцами. Когда он после обыска заглянул на кухню, горло сжалось, а во рту возник привкус горечи.       Стол опустел. Артту исчез.       В следующее мгновение Маю ощутил чужое присутствие за своей спиной. Повеяло легкими дымными нотами.       Жилка на шее пульсировала.       От страха ноги стали ватными.       Сердце готово было выскочить из груди.       Волос на затылке коснулось теплое дыхание.       Маю шумно сглотнул.       Его ладони были ледяными. Мышцы сжались.       Рядом с его лицом что-то скользнуло. Вектор, покрытый щетинками. Его холодная медузоподобная плоть лишь слегка задела шею.       Из груди рвался душераздирающий крик.       — Убирайся, — раздался злой голос Артту в полной тишине, и Маю вздрогнул.       Подхватил рюкзак, сунул ноги в кроссовки.       Выскочив из дома, он хлопнул дверью, и, расплескивая грязь, бросился прочь.              

* * *

      Вечером Маю сидел в зимней беседке. Он ограничился светом гирлянд и огромной ароматической свечи с ароматом камина. Издалека был виден дом, наряженный к предстоящим праздникам. Сияли огоньки и садовая подсветка, преображая ноябрьскую темень.       Маю начал прослушивать запись на диктофоне еще в такси, сейчас он уже успел переслушать ее дважды.       Боясь, что кто-то застанет его врасплох, Маю слушал в наушниках. Он так и не переоделся после возвращения. Лишь показался Эваллё на глаза и засел в беседке.       Он курил электронную сигарету и машинально отстукивал ритм ногтями по столешнице.       — Ты в безопасности. Твои тело и сознание защищены. Внутри тебя время течет неспешно.       Расслабься и наблюдай за моими глазами.       Голос Артту его обволакивал, проникал под кожу.       Маю понимал, что не испытывает ненависти к Артту. Тот методично вводил его в гипноз.       Часть слов напоминала какие-то помехи, механический шум, что-то среднее между радиопомехами и старой неисправной видеокассетой. Это был голос Цицерона.       Почему Артту не предупредил его, что вместо нормального языка будет использовать язык особи?       И тем не менее он понимал смысл.       Маю ощущал, как в ответ шевелятся волоски на его теле, будто волокна особи.       — Вы же понимаете: мы никогда не станем друзьями… после того, что вы сделали с Эваллё и Эриком.       С замиранием сердца он ждал, что же ответит Артту.       — Ты вправе сам выбирать себе друзей, — раздалось в ответ. — Сейчас ты заснешь, но будешь продолжать слышать мой голос.       Я наложил на тебя вакуум. Время замедлилось.       С каждой минутой барьер в твоем сознании будет ослабевать. Временной поток — возобновляться.       Ты в естественной для себя среде. Рядом со мной ты в полной безопасности.       О чем ты хочешь спросить у меня?       — Где Атлантида? — неосознанно выдал Маю сквозь гипноз.       — Я держу ее в особом укрытии. Она под надежным барьером и не угрожает ничьей жизни. Вот что ты хотел знать?       — Да, — раздался четкий ответ.       — Думаешь, одолеть меня с ее помощью?       — Да.       — Ты хочешь уничтожить меня?       — Да.       — Твоя ненависть ко мне так сильна?       — Нет.       — Ты хочешь, чтобы я погиб?       — Нет.       — Ты хочешь, чтобы я жил?       — Да.       — Почему?       — Вы мне всегда помогали.       — Ты сможешь защитить меня от Оскеля?       — Да.       — Ты ничего никому не расскажешь?       — Нет.       — Ты знаешь, что основной инстинкт таких, как мы, — выживание?       — Да.       — Твоя цель — помочь мне выжить. Еще раз спрашиваю: ты сможешь защитить меня от Оскеля?       — Да.       — Ты знаешь, что я не причиню тебе вред?       — Да.       — Почему?       — Потому что я вам нужен.       — Для чего?       — Чтобы защитить от Оскеля.       — Все правильно.       Твое сознание деформировалось и наложило само на себя барьер. Поверх я наложил временной вакуум. Когда я сниму временной вакуум, твое сознание вернется в прежнее состояние.       Постепенно он начал засыпать от шороха голоса Артту в наушниках. Разбудил его Эваллё.       Маю вздрогнул и едва не снес наушники с головы. Сердце колотилось как после бега. Выпустил телефон из рук и подставил губы для поцелуя, почувствовал, как колется мелкая щетина. Старался вести себя как ни в чем не бывало, надеялся, что Эваллё ничего не заметил в полумраке.       Эваллё устало развалился на диванчике в пестром бомбере с картинками из «Бэтмена», рядом с собой бросил рюкзак. Похоже, Эваллё уже собирался домой.       — Завтра утром треня. Так что погнал я домой. Спать хочу зверски. Ты со мной?       — Я… я что-то устал… — спросонья выдавил Маю. — Извини.       — Я не в обиде. Отдыхай. Твое здоровье — для меня все.       Маю испытывал вину за то, что отказал Эваллё, но им обоим требовался отдых. Сейчас он просто не в состоянии с кем-то общаться, нужно было столько всего осмыслить.       — Я люблю тебя! — выпалил Маю, чувствуя острую необходимость признаться в своих чувствах.       — Я знаю, — слегка растерянно улыбнулся парень. — И я тебя люблю.       В этот момент он осознал, что согласился бы на любую сделку с Цицероном, только чтобы тот сохранил жизнь Эваллё, тогда, на обзорной площадке. И что он ни о чем не жалеет. Не жалеет, что стал жертвой хитроумной твари, чтобы уберечь Эваллё.       Голубые глаза Эваллё сияли в отблесках гирлянд. Маю даже, казалось, видел, темно-карие радужки за линзами. Эваллё аккуратно снял с его головы наушники и тронул его губы своими. Маю не успел отстраниться. Хотелось одновременно и плакать, и смеяться.       Артту снова его обыграл.       Эваллё прижал его к себе, обдав запахом парфюма с бергамотом.       — Как провел время?       Что? Маю даже не сразу понял, о чем это он. Ах да, он же соврал, что тусит с друзьями…       — Ну так как?       Как? Под гипнозом выдал Артту все свои секреты.              

* * *

27-я неделя беременности

             В четверг первой парой стояла психология. Маю подумывал выбрать ее в качестве одного из выпускных экзаменов. Определиться нужно было до Рождества.       Учительница опаздывала. Маю время от времени прихлебывал кофе из кофейни, куда они ходили с Кариной. Кофе выполнял стратегическую функцию: еще в кафе он добавил туда ликер. Иначе бы он не вывез этот день, как и предыдущие.       В понедельник он не пошел в школу, потом решил пропустить еще два дня. Понимал, что больше не может пропускать занятия без веской причины. Дома сказал, что еще плохо себя чувствует, и доктор Хакола написал ему справку. Это была ложь, но он не мог заставить себя ходить на уроки как ни в чем не бывало, в глубине души он боялся столкнуться с Артту. У него не было ни сил, ни желания кого-либо видеть, он неохотно отвечал друзьям, все время он проводил наигрывая мотив на синтезаторе и гитаре, созвучный настроению, делал разборы мюзиклов, пересматривал концерты отца и переслушивал запись на диктофоне.       Он постоянно думал о Роне и не мог ни на чем сконцентрироваться. Едва не забыл про День отца в прошлое воскресенье, вспомнив в последний момент, отправил Сатину в качестве подарка гитарно-клавишную мелодию в стиле «Мьюз». Она была еще сырой, нужно было много чего доработать.       Последние ночи он спал словно после таблетки снотворного. Во снах он все еще находился в доме Артту, бродил по комнатам, что-то разыскивая, глядел на часы и понимал, что не успевает до того момента, когда Артту проснется. Иногда ему казалось, что за его спиной кто-то есть или за ним наблюдают откуда-то из глубины дома. Эти сны нельзя было назвать полноценным кошмаром, но просыпался он неизменно в насквозь мокрой от пота пижаме, с бешено колотящимся сердцем.       Вчера он выбросил все снотворное, которое еще оставалось.       Неужели у Артту получилось? Получилось снять барьер. Неужели во время сна он больше не представляет опасности? Он наконец-то может не бояться, что не навредит Эваллё? С начала их отношений он только и делал, что боялся за Эваллё.       Больше всего ему хотелось верить, что все не напрасно. Он сблизился с Артту, подпустил к себе, скрывал правду от Эваллё… Боялся себя обнадеживать, чтобы не пришлось горько разочароваться. Он так мечтал вновь стать обычным и перестать доставлять проблемы окружающим.       И вот снова собирался причинить вред.       Все эти дни его не покидали страх и сомнения, но именно сейчас пришла убежденность, что другого пути нет.       — Есть номер Рона? — написал он на странице в ежедневнике, поскольку под рукой не было ничего другого, кроме макбука и стаканчика кофе, а потом развернулся к сидящим позади Куисме и Минтту.       — Зачем тебе? — удивилась Куисма.       — Он у тебя еще остался? — спросил Маю в надежде, что Куисма не успела удалить номер бывшего.       — Я его удалила, но и так помню. Давай сюда. — Она протянула руку за ежедневником.       Куисма уже поднесла ручку к бумаге, но снова подняла взгляд.       — Маю, если ты хочешь написать Рону, что он козел, потому что меня ударил…       В этот момент зашла учительница, и класс мигом притих. Госпоже Хаутала было около шестидесяти, и она держалась молодцом. Хаутала была одной из самых строгих преподавателей. Маю знал, что у нее невозможно списать на экзамене и она часто занижает баллы, если видит, что ученик «плавает».       Ложь пришла мгновенно, и Маю принялся быстро печатать сообщение, пока учительница не сделала замечание.       — «Мне нужно спросить у него кое-что про Анну… Она прошлый худрук… на одном из занятий она говорила что-то про театралку, где училась, у нее два образования: театральное и педагогическое… мне нужны ее контактны, есть пара вопросов.».       — «А у нового худрука нет ее контактов? Или можно спросить у директрисы», — написала Куисма.       Она все же написала номер Рона и вернула ежедневник. Маю тут же отложил телефон, чтобы избежать дальнейших расспросов, и сделал вид, что внимательно слушает учительницу.       — Ты хочешь поступать в театралку? — наклонившись вперед, спросила Минтту.       — Маю, это же круто, — зашептала Куисма.       — Я в любом случае хотел совмещать музыку и учебу, — обронил Маю.       — После академии ты легко поступишь, — улыбнулась Минтту.       — Минтту, идет урок вообще-то, — сделала замечание учительница, и Минтту села на место. — А где Лиукси?       Ответом была тишина. Сердце судорожно сжалось.       От строгого выкрика Хаутала Маю вздрогнул:       — Микко! Ууно! Вы в курсе, где ваш приятель? — Маю проследил за ее взглядом и уставился на притихших друзей. Оба как воды в рот набрали. Что происходит? — Предупредите Лиукси: если он еще раз пропустит урок без предупреждения, я сниму ему итоговые баллы. — Сонный класс вяло зашевелился. — Понимаю, что вы все уже ждете выходных, но давайте поживее. Майре, пить много кофе вредно.       Маю, завороженно глядевший на пустое место Лиукси, осознал, что обращаются к нему.       — Повнимательнее. Начнем. Тема сегодняшнего урока «Стокгольмский синдром».       Следующие пять минут Маю все не находил себе места. Он мозолил глазами парту Лиукси, спины его дружков, оглядывал класс. Наконец повернулся к Селике, который сидел с закрытыми глазами:       — Почему нет Лиукси?       Селике неохотно пробудился.       — Ну, может, тусил в выходные, траванулся и всю неделю блюет. Его нет с прошлой пятницы. Маю почувствовал, как в груди отдаются глухие удары сердца.       Он только сейчас осознал, что после их разговора с Артту Лиукси так и не появлялся в школе. Он был так сосредоточен на Роне, что совсем забыл про его верного пса. Пока Маю был дома, ему даже в голову не пришло, узнать у друзей про Лиукси. А сегодня он впервые вышел в школу после мюзикла, он даже не подозревал, что Лиукси пропускает занятия.       — Может, он заболел? — предположил Маю, косясь на Микко и Ууно, сидевших за одной партой. Обычно на всех уроках Микко садился позади Лиукси и Ууно, потому что был самым тупым и постоянно списывал у этих двоих.       Селике снова неохотно зашевелился.       — А не пофиг ли? Вы, конечно, теперь с ним друзья, но правда, не пофиг ли?       Если он заболел, то почему никто об этом не знает? Его кореша точно должны знать.       Господи, а что если Артту что-то сделал с ним?       Лиукси испортил чертов костюм Шляпника… Его заставил Рон, но технически всю работу выполнил Лиукси.       Хаутала говорила что-то про Стокгольмский синдром. Маю попытался сосредоточиться ее голосе. Нужно взять себя в руки. Лиукси наверняка заболел, или слишком хорошо погулял на выходных, и теперь приятели прикрывают его.       Время шло, а Маю все никак не мог выкинуть Лиукси из головы и постоянно поглядывал на его место, занятое Микко.       С начала пары прошло двадцать минут, а Лиукси все не было.       Маю весь извелся. Накрыл горящие щеки ледяными ладонями и принялся растирать лицо. Селике краем глаза косился в его сторону.       Артту непредсказуем. А что если…       Вокруг почему-то все притихли, жадно вникая каждому слову учительницы. При слове «маньяк» и сам Маю обратился в слух.       Учительница рассказывала про австрийку Наташу Кампуш, и Маю вдруг осознал всю серьезность ситуации, в которой оказался сам.       Он постоянно думал об Артту. Он даже пытался понять его логику. В субботу он был дома у Артту, они пили чай, общались, да что там, он постирал и погладил рубашку Артту!       Маю уронил голову на руки.       — Ты в норме? — испугался Селике.       — Нет, — пробормотал Маю.       — Оно и видно.       — Поговорим о симптомах. Кто назовет? Маю отлепился от парты. Хаутала внимательно оглядывала ряды.       — Ну, — подняли руку на первой парте, — жертва может защищать агрессора или преступника, например, от полиции и закона, покрывает его преступления. Или, если говорить о насилии в социуме или какой-то группе людей, то жертва может вставать на сторону агрессора или замалчивать его поведение.       — Все верно. Еще!       — Убежденность, что преступник невиновен, — сказала Минтту. — Или то, что он преследует какую-то благородную цель.       — Так. Еще.       Маю понял, что его подташнивает. И дело не в кофеине натощак. Хрипловатый голос учительницы заставил все сжаться внутри:       — Стокгольмский синдром — это форма адаптивного поведения в ситуации угрозы. Другими словами, это механизм защиты жертвы от агрессора, но он опасен таким осложнением, как препятствие работе правоохранительных органов.       Маю вскинул руку.       — Можно выйти? Мне нехорошо.       На перемене Маю потребовал у Микко и Ууно объяснений, где Лиукси. Не понимают они, что это действительно важно!       К счастью, Лиукси отвечал на их сообщения, а значит, был жив.       — Уехал с предками, — отмахнулся Ууно. — Нужно доки подать в универ.       Микко и Ууно наверняка были в курсе, что Лиукси действует по наводке Рона и никакие они с Маю не друзья. Однако ответ Ууно звучал убедительно.       В коридоре Селике протянул ему айфон.       — Ты забыл в классе. Тебя долго не было, решил пойти поискать.       После пары Маю написал Сатину:       — «Можешь написать платформу, где ты проходишь онлайн-терапию, и кто у тебя психотерапевт?»       — «Как буду свободен, отправлю тебе ссылку. У тебя все в порядке?»       Маю чуть не разревелся над сообщением. Нет. Не все в порядке. Вообще ничего не в порядке. Он бы не спрашивал про гребаного психотерапевта, если бы все было в порядке!       Не хотел, чтобы Сатин запер его дома, боясь, что ему угрожает опасность. Тогда не видать ему концертов с группой как своих ушей.       — «:)», – отправил Сатину.       Сделал над собой усилие и промолчал. Родителям сейчас не до него. Он не хотел отвлекать Сатина от работы, не хотел доставлять никому проблем. Он сам заварил эту кашу.       Цицерон посадил его на цепь, и что бы он ни делал — он не мог освободиться от Цицерона. Иногда тот ослаблял цепь, и тогда Маю почти ощущал свободу.       Маю понимал, что все зависит только от него. Он должен принять тот факт, что ему необходима помощь. Если он не сделает этого, то никогда не избавится от влияния Цицерона.              На следующий день на перемене Маю пришло сообщение от Карины:       «Лиукси с мамой у классухи! Они пришли за документами! Он переводится!».       Дочитав, Маю почувствовал, как земля уходит из-под ног.       Бросив друзей, Маю помчался в кабинет классного руководителя. В ушах у него звенело, появился механический гул.       У класса столпилось человек десять, в том числе Микко и Ууно, все были взбудоражены. Что происходит? Почему Лиукси переводится? Маю растолкал остальных и ворвался в класс ровно в тот момент, когда мать Лиукси, эта важная и неприступная женщина, измученно опустилась на стул.       Колени стали ватными. Во рту возник привкус горечи.       Вместе с его вторжением в класс ворвался гомон из коридора.       Лиукси повернул голову и перехватил его взгляд, в этот же миг Маю поплохело.       Вместе с ним в класс прорвались друзья Лиукси.       — Кто разрешил войти?! — рассердилась «классная». — Майре, Микко, Ууно, вон отсюда!       — Что случилось? — выпалил Маю.       Парень продемонстрировал левую руку с забинтованными пальцами. В глазах потемнело. Из Маю будто вышибли весь дух. Нет…       На левой руке Лиукси недоставало указательного пальца.       В этот момент «классная» пыталась успокоить мать Лиукси.       — Ууно, живо воды!       Парень бросился выполнять приказ и от шока врезался в дверь кабинета.       — Блять, чуваааак! Охереть! — вырвалось у Микко.       — Меня подвезла мама… — Выглядел Лиукси затравленно; его всегда уложенные чистые волосы неряшливо висели сосульками; даже глаза потускнели. — Я перевожусь в школу в Швеции.       На мгновение поступок Лиукси утратил какое-либо значение; Маю смотрел на его забинтованную ладонь и чувствовал себя так, будто провалился в один из своих кошмаров.       Указательный палец левой руки. Тот самый, что он, Маю, порезал в субботу.       — Что с твоим пальцем?       — Отстрелил на стрельбище. — Лиукси прижимал изувеченную руку к груди, голос его дрожал. — Его не смогли пришить назад.       Маю с Микко переглянулись: похоже, Лиукси не сказал о случившемся даже своим приятелям.       Дверь распахнулась. Гомон в коридоре стал громче. В класс протиснулись Карина, Дженни и еще пара ребят из драмкружка. Раздалось аханье.       — Я же сказала — все вон! — заорала «классная», безуспешно пытаясь успокоить мать Лиукси.       Маю уставился на ладонь Лиукси, ощущая, как его самого начинает колотить дрожь.       Мне так жаль! Так жаль!.. Я не хотел, чтобы так…       — Болит? — допытывался Микко.       — Уже меньше, — пробормотал Лиукси, он был совсем не похож на себя прежнего, уверенного и жизнерадостного парня. — Мне колют обезболивающее, вроде помогает.       — Ты мог остаться дома, мы бы все уладили с твоей мамой, — услышал он голос учительницы, проносясь мимо. — Господи, несчастье какое!       Дыхание мгновенно сбилось. В коридоре Маю столкнулся с директрисой, машинально бормоча извинения, побежал дальше. К голове прилила кровь, сердце бешено стучало.       Артту был на месте, сидел в своем кабинете, что-то печатая в ноутбуке. Вероятно, диссертацию по уничтожению всего живого на этой планете.       — Что… — выдохнул Маю, захлопывая дверь. — Что вы сделали?! Лиукси… что… — Он никак не мог отдышаться, голос обрывался.       Маю подумал было, что Артту собирается встать из-за стола, и шарахнулся.       — Успокойся, — велел ему Артту, видя, что он на грани истерики. — Он ведь жив.       — Жив… — заторможено протянул Маю. — У него нет пальца! И новый не вырастет! Он же актер! Как он будет без пальца?!       Артту действительно поднялся из-за стола, но двигался он медленно. Обошел стол, прислонился к нему поясницей и сложил руки на груди.       — Лиукси заслужил наказание. Не столь серьезное, как хотелось бы, думаю, пальца достаточно.       — Боже, заткнитесь… — Маю схватился за волосы, а потом резко опустил руки. Он совсем выдохся. — Вы должны сидеть в тюрьме.       — Позволь узнать, какая же тюрьма меня удержит?       — Если вместо решетки будет пуленепробиваемое стекло.       — Ты уверен, что такая мелочь, как камера, сдержит Цицерона? Лазейки есть везде. Желаешь проверить? Можешь прямо сейчас вызвать полицию, и мы проверим твою теорию. Вот только, боюсь, никто не доберется до участка живым. — Артту выдержал паузу. — Жизни одного копа тебе было мало? — Он опустил взгляд, подумав, сказал: — Я так понимаю, пальца все же мало, ты все еще жаждешь крови. Нужно было отрезать всю руку?       Господи, Артту выворачивал каждое его слово!       — Чем вы его накачали?       — Лиукси разве не сказал, что отстрелил себе палец на стрельбище? — невозмутимо поинтересовался Артту. — Ружье — это не игрушка. Особенно, если ты криворукий.       — Лиукси не криворукий! И вам это известно.       — Мне преподать ему урок стрельбы? — развеселился Артту. — От меня ты чего хочешь?       Внутри Маю бурлил поток, но он не мог выдавить ни слова.       — А как жалкая человеческая ручка твоего отца? Еще болит? Синяки прошли? Одной руки достаточно, чтобы держать микрофон.       Маю невольно стиснул кулаки.       Мужчина смотрел на его палец, на который Фрея прилепила детский пластырь со свинками.       — Знаешь, как я понял, что ты подсыпал мне что-то в чашку? — Их взгляды встретились. — По привкусу крови в кофе. Поскольку я не резал себе пальцы, то эта кровь могла быть только твоей. Даже если это всего одна капля.       — Но я видел: вы все выпили! Я добавил снотворное…       — Снотворное не эффективно против меня, мои клетки нейтрализуют его. Но даже если бы ты применил яд, я бы выбрался из тела. Запомни: ты причиняешь вред телу, а не особи внутри. Особь всегда будет стремиться выжить! Наша оболочка слишком плотная, а ткани легко регенерируют. Что ты хотел найти у меня дома?       — Это не ваш дом.       — Нет, теперь мой. Так что же? — продолжал давить на него Артту. — Следы исчезнувших цивилизаций? Труп Коскела на заднем дворе? Кости Эрика? Или Никки? Как спалось, кстати?       Маю почувствовал, что у него кружится голова. Цицерон будто пил из него соки.       — Любые поступки имеют последствия. Если хочешь к себе человеческого отношения, то и поступай как человек. Впредь думай, прежде чем порезать себе палец или еще что-то. Тогда, возможно, никто не пострадает. И я в курсе, что это видео записал кто-то другой. А знаешь, как я понял это? По отсутствия волн. Я чувствую твое приближение. За дверью был кто-то еще.       Маю не на шутку испугался. Под мышками проступил холодный пот.       — Нет, я сказал правду. Я заглушил сигнал, я умею.       — Я в состоянии отличить женский пульс от мужского, — рявкнул Артту. — Пускай так, мне плевать, кого ты покрываешь.       Маю оцепенел от страха.       — Лука… Что вы сделаете с ней?       — Хм… может быть, займусь жестким сексом. Чтобы навсегда отбить охоту трахаться со всеми подряд.       Это была последняя капля. Маю бездумно бросился на Артту. К аромату духов примешалась вонь канализации. Не успел он дотянуться до Цицерона, как вектор обвился вокруг его горла и вздернул вверх над полом.       — Не… не… кхе!       Маю вцепился в вектор, забился всем телом, лишь усиливая хватку. В шее хрустнуло.       — Не трога-кха… Лу-ку…       Артту опустил его на ноги, хватка ослабла, но Маю боялся пошевелиться. Он не мог отвести глаз от вектора, выскользнувшего из рукава пиджака Артту.       — Пальца Лиукси достаточно?       — Д-д…       — Не слышу.       — Да.       — Громче.       — Да, достаточно!       Вектор соскользнул с его горла, задев кожу мягкими щетинками.       Они стояли друг напротив друга. Маю тяжело дышал, сверля глазами область ключиц Артту.       Маю медленно опустил взгляд. Внезапно ногти Артту удлинились, из пор на тыльной стороне кистей и ладоней появились крошечные волокна, мгновенно затянув кожу тонкой оболочкой. А ногти между тем все росли и росли, пока не стали длинными белоснежными когтями.       Маю отшатнулся, но Артту удержал его за плечи. Края ногтей, готовые проткнуть его насквозь, больно впились в одежду.       И тогда он понял, что ни в человеческом, ни в естественном обличие ему не совладать с этой тварью. Но должен же быть какой-то выход…       — Это все ради тебя. — Артту сильнее сжал его плечи и наклонился к уху с пирсингом: — Ничего страшного не произошло. — Маю ощутил его теплое кофейное дыхание, но в воздухе все еще пахло канализацией. От жуткого контраста нечеловеческой плоти и живого теплого дыхания стало дурно.       Артту почти сразу потерял к нему интерес. Маю растер плечи.       — Возвращайся на урок. Позже я пришлю тебе расписание занятий драмкружка. Ты знаешь: два пропуска и я исключу тебя.       — И это все? Я могу идти? — холодно выпалил Маю. — Вы меня отпускаете?       Не дождавшись от Артту никакой реакции, хлопнул дверью.       Маю направился в туалет, где его стошнило. Он до сих пор ощущал прикосновение рук Артту, чувствовал кончики острых когтей.       Истерикой ничего не изменить. Маю поборол страстное желание что-нибудь разбить.       У этой истории может быть лишь один исход. Он убьет Артту. Любой ценой.       Палец — это ничто по сравнению с тем, на что способен Цицерон.       На перемене он отыскал класс Лукерьи и перехватил девушку. Выглядела та весьма самодовольно. Предательница. Лгунья.       — Ты видела Лиукси? — сходу начал Маю.       — Нет, а что? — Она оглядела Маю. Лука как обычно была в черном и весьма провокационном. Она надела колпачок на темно-вишневый блеск и положила в косметичку.       — Ничего. Я решил принять участие еще в одном подкасте.       — Хорошо. А идея уже есть?       — О важности безопасного секса.       Лука фыркнула, а потом ее зрачки расширились.       — Блять, не строй из себя дуру.       — Откуда…       — Он мне сам рассказал.       — Что?!       — Просто держись от него подальше. И от меня тоже. Потому что если ты мне что-то сделаешь, будет еще хуже.       Лука так и осталась сидеть, застыв и изумленно глядя ему вслед.              

* * *

             Маю не верил в то, что собирался сделать. По пути он искусал губы до крови, и теперь во рту ощущался ее солоноватый привкус.       В своей ненависти Рон слишком далеко зашел. Нужно положить этому конец. Лука и Лиукси всего лишь жалкие шестерки, Маю не собирался им мстить; чтобы разорвать порочный круг, следовало уничтожить Рона. Смешать его с землей. За все обиды, за все унижение.       Он все думал об этом и не понимал, кто самый худший в этой истории: Артту, Рон или он сам.       Они договорились встретиться ближе к окраине Хямеенлинны. Накануне Маю объездил весь город, чтобы найти подходящее место. В сообщении он лишь написал, что им нужно поговорить и что он будет один. Маю рассчитывал, что Рон не упустит возможности поквитаться лично, так и произошло. Судьба ему благоволила.       Маю оделся как можно неприметнее, чтобы не бросаться в глаза. Заранее отыскал подходящее место для наблюдения. Рон не должен его заметить.       После того сеанса у Артту Маю ощущал в себе небывалую силу. Стало еще легче: достаточно смотреть на объект и с помощью волн наложить на его сознание кокон, заперев в нем. Например, можно внушить объекту, что у него нет ног. Артту прав, это как гипноз, только волны усиливают визуальный эффект. Цицерон сделал его сигнал стабильней. Это как вновь научиться ходить. Он стал хозяином своего тела. Артту оказал ему услугу, сделав его сильнее.       В такси Маю слушал любимую музыку. Как будто ехал на свидание с Эваллё или на тусовку с друзьями. Ночью спал как младенец. Никаких угрызений совести и сомнений.       Сам того не заметил, как превратился в такое же чудовище, как Цицерон.       Выбрался из такси и еще минут десять шел пешком вдоль оживленной автомагистрали. Недалеко находилась автозаправка, а за ней безлюдная заброшенная местность, ведущая в тихий спальный район. Рону он предложил встретиться у автозаправки.       В ожидании парня достал электронку и жадно затянулся сладким дымом.       Рон приехал ровно к назначенному времени и остановился на стоянке рядом с заправкой.       На новой тачке, БВМ. Папочка не поскупился.       Маю наблюдал за ним со своего обзорного места за автомойкой. Уже стемнело, кругом никого. Машины с шумом проносились мимо. Автозаправка пустовала.       Только увидев, как Рон выходит из автомобиля, Маю ощутил тревогу. Хлопнула дверца. Рон держался с видом победителя, но это его не спасет.       Детские игры закончились. То, что он собирался сделать, выходило за рамки его привычного мира.       Все слилось в один калейдоскоп: унижение в туалете, дружки Рона, стремление Эваллё отмстить за него и залитый полиэфирной смолой «вольво», стычка с Хезекилом и его бандой, окровавленное плечо Эваллё, боль и кровь, перевернутое вверх дном кафе и скейтборд, оставленный Роном на память, заплаканная Куисма у ворот, день мюзикла, сцена и слезы, наворачивающиеся на глаза… Это замкнутый круг. Все так или иначе возвращается.       Маю отогнал от себя эти мысли. Слишком поздно поворачивать назад. Он уже здесь, а значит, предпочел это место любому другому. Мог заниматься тысячью дел, быть дома, с Эваллё, с друзьями.       Рон прохаживался вдоль автомобиля и глядел на свои дорогущие золотые часы на запястье, или пялился в свой мобильник. В свете ламп с автозаправки Маю видел пар, идущий из его рта. Рон коротко постригся, в объемном бомбере его плечи казались еще шире.       Если по одному пальцу за каждое унижение… за себя, Эваллё и Куисму. К концу не останется ни одного.       Маю чувствовал, как тревога утихает и ей на смену приходит ненависть.       По части изуверств у него был хороший учитель.       Рон начинал заводиться. Он остановился напротив свой тачки, уперев руку в бок, свободной крутил свой телефон, держа тот большим и указательным пальцами.       «Я в ста метрах вдоль трассы.», — отправил Маю.       Осмотревшись, Рон двинулся наугад.       С каждым шагом он приближал свой конец.       Маю обошел мойку и сместился ближе к объекту, стараясь не потерять его из вида. Маю подходил все ближе и ближе, не боясь, что Рон его заметит.       Рон быстро шел вперед. В бомбере и джинсах — ветер у дороги, должно быть, пробирал его насквозь.       Мимо сновали машины. Поблизости не было ни перехода, ни автобусной остановки. Несколько полос непрерывного движения.       Спустя какое-то время Рон замедлил шаг. Пока тот недоуменно озирался, Маю удалил последние сообщения в переписке у себя и у Рона. Тот словно начал испаряться. Из его жизни и из этого мира.       Поклялся себе, что в последний раз использует свои способности на человеке.       Это как включить лампочку в кромешной тьме сознания. И направить луч света на объект.       Рон, топчущийся у крайней линии автомагистрали, упал на колени. Его взгляд остекленел. Теперь он видел то, что хотел Маю.       За шумом дороги было не слышно, как Рон сипло втягивает воздух, словно подавился чем-то. Опустил взгляд на свой ноги и заорал, но крик заглушали ветер и гул автомагистрали.       В нескольких метрах от стоящего на коленях Рона на высокой скорости пронесся автомобиль.       Кривясь от боли и постанывая, Рон упал на четвереньки.       И пополз.       Оставляя за собой кровавые полосы, которых не существовало.       Ползущий Рон был едва заметен. Не соображая от мнимой боли, он полз прямо в гущу движения.       Маю неосознанно сделал шаг вперед. Он держался за стену автомойки, чтобы не упасть. От напряжения голова разболелась, в ушах звенело, Маю слышал еле уловимый механический шум.       Еще шаг вперед.       Прижимаясь к асфальту, Рон корчился и полз вперед. Маю казалось, что он слышит его вопли, но Рон лишь жалобно скулил, изо рта стекала слюна, из носа текли сопли, покрасневшие глаза вываливались из орбит.       Маю стало тяжело дышать. Он опустил ладонь на грудь: бешено стучащее сердце, казалось, вот-вот разорвется.       Чувствовал, как по шее что-то бежит. Кровь.       Буквально в двух метрах от Рона пролетел автомобиль.       Сердце Маю едва не остановилось от страха.       Он собирался убить Рона.       Шатаясь, обошел автозаправку.       Никого вокруг. Как будто они одни с Роном во вселенной.       Завывая и захлебываясь слезами, Рон сжался в комок, баюкая колени.       Маю вспомнил окровавленное тело Эваллё, которого он считал умершим, и себя, молящим Цицерона о милосердии.       И бросился вперед.       Вдалеке показался грузовик, едущий прямо на Рона.       Маю никогда еще так быстро не бегал.       Снял кокон, но Рон лишь оторопело таращился вперед, обхватив воображаемые обрубки ног. Он лежал на спине, подтянув колени к груди, когда Маю схватил его за куртку. Со всей силы потянул на себя.       Свет от фар осветил асфальт. Маю ухватил Рона за локоть одной рукой, второй еще крепче вцепился в бомбер и что было силы потянул на себя.       Спустя несколько секунд в каком-то метре от них прогрохотал грузовик.       Маю стащил Рона с дороги и, тот, хрипя и плача, уткнулся лицом в землю.       Чувствуя, что теряет опору, Маю опустился на корточки. В глазах резко потемнело. Кровь пульсировала в ушах, заглушая звон.       Оба тяжело дышали. Мышцы рук и спины ныли.       Немного придя в себя, Маю с трудом выпрямился.       В горле пересохло. Маю слышал свое частое дыхание. Изо рта вырывался пар.       Рон обхватил его за ногу и прижался к нему. Маю молча смотрел на это, чувствуя себя полностью обессиленным.       Рон больше не плакал, а лишь всхлипывал и прижимался к нему, как к спасательному кругу.       — …спас, спас, спас… — бормотал Рон, глядя прямо перед собой. — …спас меня…       Лицо Рона было перемазано грязью и слезами, из носа текло, руки дрожали.       Маю судорожно сглотнул. Мышцы все еще ныли, перед глазами все плыло. Воротник куртки запачкался в крови.       Рон затих, прижимаясь щекой к его вельветовой штанине.       Маю осторожно отстранил парня и присел рядом, а потом крепко обнял.       — С тобой все хорошо, — дрожащим голосом пробормотал он.       — Ты спас меня… — просипел Рон.       Рон взглянул на него так, словно видел впервые в жизни. И кивнул. Взгляд понемногу прояснялся. Обхватил Маю в ответ, вцепившись в куртку. Рон кивал снова и снова. Внутри у Маю все сжималось от жалости к парню.       Неужели Цицерон научил его так же милосердию?       Они соприкоснулись лбами. Маю было плевать, что он тоже уже весь в грязи. Взгляд Рона наконец стал осмысленным. Парень все цеплялся за него, боясь отпустить.       — Прости…       — Все хорошо. Теперь точно. — Маю подхватил Рона под руку, помогая приподняться с колен. — Я помогу тебе дойти.       Кровь застыла коркой на шее.       Это один бесконечный круг жизни и смерти, дошло до Маю. Он потерял Эрика, но вдруг он сможет обрести что-то новое.       — Прости… — В светлых глазах Рона блестели слезы. В его голосе было столько надежды.       Маю ободряюще похлопал Рона по плечу и кивнул.