Внутри тебя - 3

САТИН

      29-я неделя беременности

             Сатин вырулил на многоэтажную стоянку. Рядом супруга достала зеркальце, чтобы проверить макияж. Эваллё должен был подвезти свою мать и Маю, Фрея приедет с Валто, все остальные будут ждать на месте.       Утро для него началось в пять утра: следовало, до пробуждения Рабии, съездить в ресторан, все подготовить, после чего вернуться домой, поздравить Рабию, и только сейчас, ближе к обеду, они выехали.       Для дня рождения Рабии он снял ресторан в загородной зоне, практически в лесу, среди елей и сосен.       Сатин выбрался из машины и, обойдя джип, рукой в кожаной перчатке без пальцев распахнул дверцу перед Рабией. Первое, что сразу бросалось в глаза, — длинные изумрудно-зеленые, в тон его пиджака, перышки на ресницах.       В этом году она захотела вечеринку в стиле Элтона Джона. Ее длинное черное платье сверкало стразами в бледном свете пасмурного дня. Поверх Рабия набросила укороченное леопардовое манто и яркий головной убор, расшитый пайетками, стразами и украшенный перьями. Все это она дополнила броскими крупными украшениями и прической в стиле 70-х. На вечеринку Сатин накинул черную короткую шубу с длинным лоснящимся мехом, под низ надел экстра-яркий зелено-серебристый пиджак и такие же брюки, но изюминкой его образа стали знаменитые очки-сердечки. Рабия не могла перестать хохотать над их внешним видом и предложила сделать дурашливые снимки на фоне джипа, чтобы разослать остальным.       Негласно у них сложилась традиция устраивать на ее день рождения тусовку в стиле знаменитой личности. Пожалуй, самой неординарной стали вечеринки в тематике Клеопатры (учитывая, что в тот год было семь градусов мороза), Диснея и экипажа «Титаника».       Поторчав у машины минут десять, они выходили со стоянки, смеясь в голос, словно подростки.       Рабия изобразила голос Дадли:       — «Сколько подарков?»       — «Тридцать шесть. Я сам посчитал».       — «А в прошлом году я получил тридцать семь!». — Смеясь, она навела на него камеру. — Так, я не поняла: где мои тридцать семь подарков?! Я уже большая девочка, хочу много подарков!       На стоянке им встретилось двое, громкие голоса и смех привлекли чужое внимание и их с Рабией проводили изумленными взглядами. Пользуясь тем, что они за городом и сегодня день рождения любимой супруги, Сатин решил обойтись без всякой маскировки, но не смог отказать себе в удовольствии нацепить экстравагантные очки в стиле Элтона.       Им вслед оборачивались прохожие, в ответ Рабия махала рукой и слала воздушные поцелуи; дважды незнакомые люди просили разрешения сфотографировать, и они с Рабией с энтузиазмом позировали.       По пути их встретил Лоуи, с бутылкой детского шампанского и огромным букетом цветов. Рабия тут же бросилась к нему в объятия, бурно выражая свой восторг от встречи. Сатин забрал тяжелый букет, а Рабия забрала бутылку и принялась пить прямо из горла.       — Прости, чувак, руки были заняты, я бы захватил обычное шампанское!       Сатин был невероятно благодарен парням из группы и Диане с Алексом, помогавшим с организацией. И хоть они уже виделись с Лоуи с утра, порывисто обнял парня. Парень, как и все остальные, нарядился в стилистике вечеринке, в обтягивающие сверкающие брюки, белую меховую жилетку с черными вкраплениями и шляпу с пайетками и перьями.       Спустя минут пять они миновали ворота ресторана и оказались в тени хвои. Под ногами проминался настил из иголок, трухи и шишек. Снега вокруг ресторана практически не было.       Их встретили визгом и взрывом хлопушек с конфетти. Во дворе оказалось человек тридцать друзей и знакомых, кто с цветами, кто с шарами, кто с хлопушками. Маю и Фрея помчались к Рабии, заслонив ее связками сверкающих шариков. Спустя секунду их всех осыпало брызгами конфетти. Грянул хор голосов «С Днем Рождения!». От какофонии голосов и звуков Сатин рассмеялся. Вся эта эпатажно одетая толпа окружила их с Рабией, вскоре супруга утонула в объятиях галдящих наперебой детей.       Сотрудники ресторана выкатили во двор столики с бокалами шампанского. Еще минут двадцать все обнимали Рабию, задаривали подарками, которые Маю и Фрея тут же передавали сотрудникам, пили и фотографировались. Почти все время она не расставалась с экшн-камерой, впрочем, снимала не она одна: Фрея, Маю, Армо и многие из гостей старались запечатлеть как можно больше.       При виде Эваллё Рабия зашлась от смеха: лицо парня густо покрывал макияж, а на шее красовался огромный красный меховой шарф. Маю показал сердечко руками в серебристых перчатках и подмигнул. Его розовая шляпа выделялась ярким пятном на фоне черной вельветовой куртки.       Постепенно начали подтягиваться опоздавшие. Зазвучал тщательно отобранный плейлист 70-х.       Клиф приехал с семьей, парни взяли жен и партнерш, Диана была с кавалером, Алекс — с женой и старшими детьми, Яри привел свою подружку-тиктокера. Собрались все участники группы, ближайший коллектив, близкие друзья семьи, многие привели детей.       Позади ресторана, в открытых деревянных верандах был накрыт длинный фуршетный стол, куда все перешли. Туда подали еще шампанского.       Фрея вихрем пронеслась и упала в его объятия. Ей удивительно шла «мальвинка» с начесом и уложенной на бок челкой. Расшитые пайетками свободные брюки и васильковая куртка издали бросались в глаза. Сатин поцеловал дочь в лоб, стараясь не испортить ей прическу.       — Все в порядке? — Сатин кивнул в сторону Валто, дымящего в компании остальных курильщиков, в том числе Маю с его электронкой.       — Угу, — Фрея смутилась и попыталась вывернуться из его рук.       — Точно?       — Да точно!       — Наши зажигательные красотки! — подхватил Армо и адресовал Рабии: — Ты, конечно, выглядишь моложе всех нас!       — Я уже тридцать семь лет сосу из вас кровь, — заявила Рабия.       Под грохот хитов 70-х они подняли тост за Рабию: кто сидел, кто стоял, кто-то вскочил на стул. Пока активно готовили закуски к подаче, они уничтожали фуршетный стол.       — Немного можно, — подмигнул он Маю, который опустошил очередной бокал с детским шампанским.       Майре с сомнением уставился на бутылки с шампанским в центре стола.       — Я не хочу. Дождусь глинтвейна. Твоего. Только один стаканчик.       Сатин постарался сдержать улыбку, он не подозревал, что их с Эваллё воспитательная работа повлечет такое сильное отвращение к алкоголю.       К моменту, как принесли закуски, их собралось уже человек пятьдесят.       Сатин не отходил от жены, то и дело целуя ее. На них смотрели восторженными взглядами. Сатин много раз ловил себя на том, что не может глаз отвести от Рабии. Ее низкий смех и хрипловатый голос каждый раз вызывали у него улыбку. Ее телефон беспрестанно сигналил, оповещая о новых сообщениях.       Начали сгущаться сумерки, среди деревьев вечерело особенно быстро. Сатин снял очки, иначе в затемненных стеклах он мало что видел без зрения особи.       Когда принесли горячее, гости расселись за столом. Глинтвейн прямо на свежем воздухе, на специальной электроустановке варили Алекс и Клиф. Принесли пунш, еще шампанское.       В воздухе стоял невероятный еловый запах, пахло костром, мясом, пряностями и духами Рабии. Мягкий хвойный настил под ногами блестел от конфетти. К деревьям то тут то там кто-то привязал шарики.       Тина устроилась между Эваллё и Рабией. Успев соскучиться по их большой тусовке, она частенько прижимала к себе Эваллё, смеялась со всеми, увлеченно вливалась в диалоги за столом. Пару раз она подходила к нему, Сатин удостоился смачного поцелуя в лоб уже порядком поддатой свояченицы.       Сатин настоял собственнолично сварить вторую партию глинтвейна и сделать это прямо на костре. Сотрудники заранее все подготовили и по его просьбе вынесли все необходимое.       Его обступили любопытные, в том числе Маю с Фреей и Эваллё. А ему только в удовольствие готовить для них. К тому же он обещал Маю глинтвейн.       Фрея и Валто с жадностью набросились на свежесваренный глинтвейн. От напитка валил ароматный терпкий пар — уже он один ударял в голову.       После глинтвейна Сатин занялся своей фирменной ухой, которую не доверял никому, даже своему личному шеф-повару, Рабии. Ему вынесли разделочный стол, подготовили казан, и Сатин сразу же приступил к розжигу костра и готовке, пришлось только перчатки снять. Лично нарезал все необходимое для супа, пока его снимали на камеру.       Эваллё вызвался помочь, и между делом Сатин обучил его премудростям варки настоящей походной ухи. Подшучивая и смеясь, они сумели зарядить друг друга неиссякаемым позитивом. А в конце обнялись как закадычные друзья. Оба пропитались дымом, Эваллё перепачкал пальцы и лицо. Более брезгливый Маю долго над ним потешался и уворачивался от хватки и поцелуев Эваллё — Сатин смотрел на все это с довольной ухмылкой, как будто счастье этих двоих было его личным достижением.       Показал Эваллё, как достать из костра горящее поленце, очистить и опустить ненадолго в кипящую уху для придания дымного аромата.       Маю навел на них с Эваллё камеру, и Сатин опустил очки на нос. Поначалу он не придал значения комичности ситуации: он, в своей черной экстравагантной шубе, сверкающем костюме и очках сидел на корточках рядом с огромным чаном супа, поглядывал внутрь и вдыхал сногсшибательный дымно-рыбный запах блюда. Вжившись в эпатажный образ, решил подыграть: изобразил рок-н-ролл, сделав «козу», затем принялся позировать и строить гримасы, которые лишь подчеркивали его очки-сердечки.       Рабии он первой подал уху, своими руками сервировал суп и принес приборы. Любимая жена, довольная, раскрасневшаяся, в благодарность страстно поцеловала его в губы, вызвав у остальных бурный восторг.       Сотрудники подали безалкогольный глинтвейн и обновили графины с морсами и соками для детей.       После ухи все потянулись фотографироваться. С бокалами, навеселе, под зажигательную музыку — позировали, смеялись, поднимали тосты за Рабию. Сегодня его красотка была в центре внимания.       Фрея держалась весь вечер рядом с Валто. Эти двое уже основательно накидались. Сатин разрешил дочери напиться только в честь дня рождения, к тому же Фрея была совершеннолетней. Похоже, многие, кто был еще не в курсе, догадались, что между этими двумя что-то есть.       Сатин расхохотался, когда увидел на лице Маю серые разводы от золы, оставленные Эваллё, и о которых его сын, похоже, не подозревал. Майре ожидаемо насупился, не догадываясь о причине его веселья. Рабия расцеловала Маю в грязные щеки, окончательно выбив его из колеи. И теперь они уже вдвоем с женой хохотали над заторможенной реакцией Маю.       — Хватит глумиться над моим дорогим племянником, — вступилась за Маю сильно пьяная Тина.       — Майре, как же ты вырос! — раздался звонкий голос Марьятты, и подруга жены тут же полезла с объятиями и поцелуями. — Сатин! Я видела Майре еще до академии! — На вечеринку она взяла обоих своих детей: старший с любопытством поглядывал на красного как помидор Маю. — Майре, дай я тебя рассмотрю! Какой ты модный!..       — У него шмоток теперь больше, чем у меня, — возмутилась Фрея, полулежащая в объятиях Валто, без умолку болтающего с соседями по столу.       — Сатин, обалдеть, твоя копия! Вас еще не путают?       Сатин невольно фыркнул, вспомнив, как Маю притворился им в звонке директору гимназии.       — Красавец-парень! Дай тебя расцеловать!       Маю еще гуще покраснел, до самых кончиков своего платинового блонда. Блестки на его веках и скулах засияли еще ярче.       Откуда-то возник Эваллё и для надежности схватил Маю за руку.       — А ты, малая, — Марьятта переключилась на Фрею, — когда успела окрутить Валто? А то я уже боялась, что он никогда не обзаведется потомством.       — Отстань от нее, она еще маленькая, — вступилась за дочь Рабия.       Вслед за Марьяттой подтянулось еще несколько мам со своими отпрысками всех возрастов. Сатина эта сцена позабавила, однако он предпочел держаться подальше.       Рабию окружили подруги с детьми, задаривая ее самодельными подарками, а Сатин ретировался из-за стола и перешел в мужскую тусовку, к Алексу, Клифу, Армо и остальным парням. Они успели обсудить предстоящую фотосессию, а потом смотрели новую анимацию полыхающего изумрудно-голубым пламенем названия группы, сгорающего до пепла. Позже к ним присоединилась Рабия и влилась в их разговор.       Сатин сидел в компании друзей, обнимая Рабию, от которой пахло табаком. Воздух холодел. Вокруг сияли гирлянды, на земле горели фонари. Отовсюду доносились громкие голоса и смех, гремела музыка. Часть тусовки переместилась внутрь ресторана и облюбовала бильярд и пианино. В одном из залов там был накрыт дополнительный фуршетный стол. Персонал сновал туда-сюда из ресторана во двор, сбиваясь с ног, едва успевая менять тарелки и обновлять алкоголь.       Спустя какое-то время Эваллё вынес громадный двухъярусный трюфельно-кофейный торт с горящими свечами-фейерверком. Торт был украшен сладкими шишками, ферреро роше, шоколадными грецкими орехами и настоящими еловыми веточками с крохотными глянцевыми леденцами. Все мгновенно оживились, потянулись любоваться тортом, фотографироваться, снова зазвучали тосты.       Сатин помог Эваллё поместить торт среди тарелок и бокалов. Огромные искрящиеся свечи мигом осветили веранду.       Рабия приготовилась загадывать желание. Загремели хлопушки, обдавая всех рядом стоящих конфетти.       С его помощью Рабия торжественно распилила торт и отрезала несколько кусков для самых близких, остальным занялись сотрудники. На глазах у всех они с Рабией первыми попробовали торт, кормя друг друга с ложки. Затем им подали вилки, и они под всеобщие возгласы вернулись за стол. Сотрудники разносили куски с тортом по дворику ресторана, раздавая всем желающим.       Возвращаясь из туалета, Сатин услышал истерический хохот Маю. Парень обнаружился в компании Яри и молодежи.       — Ime kyrpää! — услышал он возбужденный голос Маю. — Suksi vittuun!       Долетевшие до его слуха слова привели Сатина в замешательство. Вокруг ребят собралась приличная тусовка.       — Хуй! — вслед за Яри выдал Маю под припадочные вскрики окружающих. Яри громогласно расхохотался и хлопнул по столу. — Хуй! Хуй! — декламировал Маю с выражением, при этом выглядел абсолютно трезвым. — Блять! Сука?       — Почему… почему со знаком вопроса? — выдавил сквозь смех Яри. Парень согнулся пополам, из его горла вылетали булькающие звуки. Даже Сатин не смог сдержать смешок. Отовсюду доносились истерические всхлипы. Детская непосредственность Маю заставила всех вокруг кататься от хохота.       Маю взглянул ему в лицо и важно повторил:       — Жопа с ручкой?       Сатин покатился со смеха.       — Это ты мне?!       — Да почему под вопросом! — не унимался Яри.       — Недолго наши дети остаются детьми, — с усмешкой бросила Триша, одна из подруг Рабии. Ее малышня как раз крутилась под ногами.       Маю хлопнул по ладони Яри, и оба изобразили какую-то сложную систему жестов, понятных только им двоим.       Фрея покрутила у виска, когда Маю выдал набор русских матерных слов, которым его обучил Яри.       — Мои самые лучшие дети. — Рабия обняла обоих и потрепала Маю по шляпе: — Ну что скажешь? Сколько новых слов выучил? — что заставило остальных буквально взвыть от смеха.       — А ну-ка стой. — Сатин ухватил Маю за рукав вельветовой куртки и оттащил от Яри. Маю давился смехом.       — Только не нужно перевоспитывать меня из-за мата! — зафырчал ему на ухо Маю.       — Иди сюда лучше, взгляни, — указал на свернутый рулоном сверток в руках Рабии.       — Ты уже видел афишу? — спросила Рабия. — Они уже висят везде.       Маю сразу оживился.       — Нет еще.       Супруга развернула афишу и показала всем. Он нарочно приберег ее для особого случая и теперь продемонстрировал всем новую афишу, посвященную Рождественским концертам. Участники группы красовались на огромном плакате в полном составе, включая Маю. У сына округлились глаза. Он впервые видел себя со стороны в составе «Храма Дракона». На афишу пошло фото с последней фотосессии с участием Маю, еще до того, как он перекрасил волосы в черный. На снимке их хмурые лица покрывал иней, белые ресницы и бледные потрескавшиеся губы лишь усиливали замороженный эффект. Среди снежной пустыни участники группы, облаченные во все черное, смотрелись грозно. Глаза парней горели зловещим оранжевым светом, и только у Армо татуированный глаз был поддернут чернотой. Заостренные черты бледных, почти восковых лиц и сжатые губы, у всех, за исключением ухмыляющихся Сатина и Маю в центре. В окружении брутальных мужчин Маю с его округлым юношеским лицом и светлыми волосами казался, скорее, ангелом. На снимке парень чуть развернулся к Сатину и слегка откинул голову.       Раздались восторженные возгласы. Появилось море желающих поднять за это тост.       У Яри с собой оказалась электроакустика, Сатин сам не заметил, как гитара попала к нему в руки. Набрал несколько аккордов, проверил звучание. Он поймал завороженный взгляд Рабии и заиграл всем известную «Hallelujah». Now I've heard there was a secret chord That David played, and it pleased the Lord But you don't really care for music, do you? It goes like this The fourth, the fifth The minor fall, the major lift The baffled king composing Hallelujah       Вскоре его пение подхватили десятки голосов. Hallelujah, Hallelujah Hallelujah, Hallelujah              Маю придвинул себе стул и устроился с гитарой напротив. В следующий момент он подхватил мелодию и присоединился к пению.       Строки, знакомые с детства, сами всплывали в памяти — это была одна из первых любимых песен.        Your faith was strong but you needed proof You saw her bathing on the roof Her beauty and the moonlight overthrew you She tied you To a kitchen chair She broke your throne, and she cut your hair And from your lips she drew the Hallelujah Hallelujah, Hallelujah Hallelujah, Hallelujah       Сатин улыбнулся сидящему напротив Маю и оглядел окружающих. Тина подошла к сестре со спины и обняла ее за плечи. Веранда утопала в сиянии гирлянд. Легкие наполнял чистейший воздух и аромат хвои. Мелодия лилась сама, пальцы лишь на автомате перебирали струны и зажимали аккорды. Голова чуть плыла после выпитого. Слова песни слетали легко, почти невесомо, и парили в воздухе вместе с выдыхаемым паром.       Их с Маю голоса слились в один. Гости вторили им.        You say I took the name in vain I don't even know the name But if I did, well really, what's it to you? There's a blaze of light In every word It doesn't matter which you heard The holy or the broken Hallelujah              Ласковое трепетное звучание их голосов переходило в эмоциональный возглас: Hallelujah, Hallelujah Hallelujah, Hallelujah       Даже их дыхание было в унисон. Ловя его взгляд, Маю улыбался, его голос становился чуть громче. Сатин чувствовал, как Маю взволнован.       В сердце поселилось умиротворение. Хотелось закрыть глаза и плыть по течению. Сатин видел восторженные лица друзей, сияющие глаза, шепчущие губы — все это наполняло душу удивительной радостью. Он жил ради таких моментов. Как никогда он ощущал себя живым.       Со всех сторон все больше и больше раздавалось голосов, подпевая им с Маю:        I couldn't feel, so I tried to touch I've told the truth, I didn't come to fool you And even though It all went wrong I'll stand before the Lord of Song With nothing on my tongue but Hallelujah Hallelujah, Hallelujah Hallelujah, Hallelujah*              Доминика задергала ножками, будто подражая грохнувшим аплодисментам. Смутившись, Маю опустил глаза. Сатин не сразу сообразил, что улыбается. Рабия придвинула стул и села рядом, держа гитару, он приобнял супругу свободной рукой, закрыл глаза и поцеловал ее долгим и нежным поцелуем.              

* * *

             Они нежились в пенистой ванне, вокруг горели свечи, на стеклянный купол крыши ложился снег. В джакузи и в комнате горела подсветка, от густой пены приятно пахло цитрусом. Рабия прижалась спиной к его груди; ее прическа растрепалась, кончики волос намокли. К их коже прилипли бордовые лепестки роз, в которых была вся джакузи. Одна из функций позволяла поддерживать уровень пены, ее было столько, что Сатин попытался слепить снеговика. Рабия ему подыграла.       Сатин прижался губами к ее шее и вдохнул едва заметное благоухание духов. В шутку он любил повторять, что от Рабии пахнет как от дорогой женщины.       — С днем рождения, — его губы растянулись в улыбке, щекоча ей шею.       — Самый главный подарок ты мне уже сделал, — супруга погладила свой потрясающе круглый живот.       — В таком случае, пожалуй, дарить подарки я люблю больше, чем получать, — смеясь, произнес Сатин.       До конца дня оставалось меньше двух часов, но это не имело значения, ведь Рабия родилась вечером — можно сказать, для нее этот праздник только начался. Эта была его маленькая уловка — под конец дня устроить еще один сюрприз.       Он снял экодом дом на сутки: завтра его ждал поздний рейс, но а пока, пользуясь возможностью, эту ночь и следующий день он хотел провести вдвоем с супругой. В самый разгар вечеринки, под предлогом, что Рабия устала, он вызвал шофера и, оставив гостей веселиться, увез жену. Рабия не догадывалась о сюрпризе, и радовалась как ребенок. Он водил ее по дому, который украсил праздничными растяжками и блестящими шариками в стиле Элтона; перед самым их приездом Диана с Кирсти и Евой зажгли свечи, рассыпали повсюду лепестки цветов, настроили освещение и набрали огромную ванну-джакузи. Хотел сделать все сам еще утром, но боялся, что лепестки начнут вянуть, да и набирать ванну утром было бессмысленно.       — По правде говоря, я знал, что ты устала, — признался Сатин, обнимая Рабию обеими руками и прижимая к своей груди.       — Без твоего радара я как без рук. — Сатин не понял, что это: шутка или она в самом деле так думает? Рабия поглаживала его руку; ее неоновый лак с блестками светился в полумраке. От ее прикосновения по коже бежали мурашки. — Из вас с Доминикой вышла бы банда заговорщиков. По-вашему лучше, чтобы я целый день лежала на кровати и предавалась безделью.       Сатин рассмеялся и коснулся живота Рабии — ему казалось, или тот становился больше с каждым днем? Прямо под пупком показалась растущая выпуклость — Сатин едва успел переместить руку. В следующий миг Доминика шелохнулась аккурат под его ладонью. Застыв с Рабией, они глаз не спускали с живота. Чувствуя его присутствие, эта крохотная бойкая девчонка совсем разошлась. Знал, что Доминике нравится его голос. Даже провел эксперимент: напел без слов первую пришедшую на ум мелодию, и ощущение легкого натяжения воздуха между ними с Доминикой ослабло, как если бы она заснула.       Иногда он жалел других отцов, которые не в состоянии испытать ничего подобного — почувствовать эту связь, сигнал, волны… благодаря которым он угадывал настроение и потребности еще не родившегося ребенка. В такие моменты он не сопротивлялся своей природе, даже был ей отчасти благодарен — кто бы или что бы ни захватило его тело, оно определенно не желало ему зла и заставило взглянуть на вещи другими глазами.       — Будешь включать ей мой голос в записи, если будет возникать по ночам, — посоветовал Сатин. Он собирался провести с Рабией и Доминикой первые несколько недель: он договорился о расписании тура на весну еще летом, едва узнав о беременности жены. Но рано или поздно придется уехать, и вот тогда, возможно, его слова будут иметь смысл.       Сатина буквально гипнотизировали крупные снежные хлопья, падающие на прозрачную крышу. Он полностью ушел в свои мысли и прикрыл глаза. Ощущение горячего нежного женского тела в его руках и выпитый алкоголь путали мысли. Сатин расслабленно поглаживал округлившуюся грудь, твердые соски, ключицы, шею… целовал и вновь и вновь вдыхал аромат кожи Рабии. У них не было противопоказаний к занятию сексом, однако он слабо верил словам врачей и не успокоился, пока Тайсто не опроверг его опасения. Рабия его убедила, что в ее случае риска нет, и если они не будут слишком усердствовать, то все пройдет гладко.       За пару последних недель он изголодался по Рабии, по ее сексуальному телу, огромному животу с выпирающим пупком, по нежной гладкой коже, ее тонким рукам, сияющим глазам…       Будто прочтя его мысли, Рабия развернулась и пересела ему на бедра.       Она так и не смыла макияж, ее кожа сияла в переливах подсветки, стерлась только помада. Подводка лишь подчеркивала зеленовато-голубые глаза. Длинные крохотные перышки, украшавшие ресницы, придавали ее взгляду невероятный, почти сказочный вид. Кожа блестела от хайлайтера и глиттера.       Взгляд упал на ее грудь, окруженную душистой пеной — от этого зрелища мышцы живота напряглись, а по телу прокатилась волна адреналина. Рабия подалась вперед. Почему-то раньше ему никогда не приходило в голову, что вид своей обнаженной беременной женщины может так заводить. Почувствовал, как наливается член, как горит кожа, как все распирает внутри и сжимаются мышцы. Пока его ладони скользили по ее рукам, оглаживая гладкую кожу, Рабия привстала и взялась за его член — тот быстро твердел в ее уверенной хватке. Сатин, не отрываясь, наблюдал за женой. Его пальцы обхватили мягкую упругую грудь. Рабия улыбнулась и направила его член. В следующий момент его опалило жаром, Сатин шумно вздохнул и его губы тут же смяли в поцелуе. Они целовались целую вечность, Сатин оглаживал ее плечи, спину, ягодицы; их языки переплетались, губы горели. Крупный живот не позволял крепко обнять Рабию и прижаться к ней всем телом, почему-то эта мысль все больше забавляла его. Сатин уперся спиной в бортик джакузи, ее бедра прижались к его; пена и лепестки роз облепила ее обнаженное мокрое тело. Рабия покачивала бедрами, ее живот щекотал его, грудь завораживающе колыхалась от движения. Сатин, не отрываясь, следил за супругой. Рабия наклонилась и куснула его в гладкий подбородок, затем в шею, заставив его член и яйца гореть, слизала приставший лепесток. Взгляд расфокусировался, в висках стучала кровь. Сатин обхватил Рабию за бедра, ускоряя темп. От тяжести ее мягкого тела, трения стенок влагалища, ее напора и страсти мысли путались в голове. Ароматы диффузора, цветочных лепестков, пены, любимой женщины — смешались в один. Ствол погружался на всю длину и выскальзывал, погружался и выскальзывал. Рабия дышала в такт этим движениям, а вот его дыхание окончательно сбилось. Звучавшая на фоне музыка была едва слышна за громкими стонами.       Давление нарастало, он уже почти достиг пика и, хотя казалось, что у него вот-вот поедет крыша, он сдержался.       Сатин ласкал грудь Рабии, чтобы ускорить ее оргазм, — это всегда работало. Его член был глубоко в ней, когда он наклонился и прижался губами к ореоле. Очертил языком контур, надавливая на нежную кожу его кончиком, мягко вобрал сосок. Настолько ласково и бережно, насколько мог. Болезненность груди сделало ощущения еще более яркими. Рабия вся трепетала в его руках, ее грудь тяжело поднималась и опадала.       Любой толчок превращался в пытку. Мерещилось, будто каменный член превратился в факел, казалось, малейшее трение и еще искра — и он воспламенится. Мышцы ныли от долгого сдерживания. Сколько получалось, он оттягивал собственный оргазм. Он целовал Рабию, в губы, шею, покусывал мочку уха, снова впивался в губы, чувствуя, как цепенеет ее тело, как бедра крепче сжимают его, как громче становятся стоны. Ее пальчики зарылись в его волосы, и его тут же накрыло волной удовольствия. Невольно он крепче обхватил Рабию, уткнувшись лицом в ее волосы.       От избытка ощущений у него буквально кружилась голова. Член пульсировал, мышцы влагалища сокращались, еще больше сдавливая его. Испытав одновременный оргазм, они оба погрузились в воздушную пену с лепестками роз.               Перевод «Аллилуйя» Л. Коэна*: Я слышал, тайный был аккорд, Что Давид сыграл, и это было угодно Господу, Но музыка ведь не интересует тебя, верно? Он звучит так: четвертая, пятая, Минорное падение, мажорный подъем, Растерянный король сочиняет: «Аллилуйя» Аллилуйя, аллилуйя Аллилуйя, аллилуйя Твоя вера была сильна, Но тебе требовалось доказательство. Ты увидел ее купающейся на крыше, Ее красота и лунный свет ошеломили тебя. Она привязала тебя к кухонному стулу, Она сломала твой трон, она отрезала твои волосы, И из твоих губ выманила: «Аллилуйя»... Аллилуйя, аллилуйя Аллилуйя, аллилуйя Говоришь, я упоминаю имя всуе Я даже не знаю имени, Да даже если бы знал, что до этого тебе? Вспышка света В каждом слове, Не важно, что ты слышишь — Священное или слабое: «Аллилуйя...» Аллилуйя, аллилуйя Аллилуйя, аллилуйя Я делал всё, что мог, не так уж много, Я не мог почувствовать, так что я попытался коснуться, Я говорил правду, не собирался дурачить тебя, И несмотря на это, Всё пошло не так. Я предстану пред Царем Песни И слетит с моего языка лишь: «Аллилуйя...» Аллилуйя, аллилуйя Аллилуйя, аллилуйя