Внутри тебя - 3

ЭВАЛЛЁ

      

31-я неделя беременности

      Игра не задалась с самого начала. Команда противника «Стальные Хищники» еще в первом тайме ушла в отрыв на два мяча, и к началу второго тайма счет составил 3:1 в пользу «Хищников» из Эспоо. Парни из «Волков» слонялись по полю как сонные мухи, пропускали легкие подачи, упускали мяч из-под носа, сам Эваллё проморгал маневр противника, благодаря чему «Хищники» забили тот злополучные третий гол в конце первого тайма. Дальше стало еще хуже: нападающий «Хищников» по прозвищу Длинный Хобот забил в ворота «Волков Ванаявеси» хет-трик, полностью их разгромив. Несмотря на то, что игра еще была не окончена, Снутс, его приятель-полузащитник «Волков», рухнул на колени и принялся колотить по полю, да и у остальных боевой дух был сильно подавлен. Эваллё держался только благодаря поддержке друзей и Маю, проделавшим весь этот путь до Эспоо. На игру даже приехал его тренер по рукопашке Каурисмяки — столько теплых слов он сказал ему и товарищам! Эваллё не мог смириться с поражением. Ионэ с Аулис и ребята из скейтерской тусовки — все вокруг видели его бездарную игру. Да и остальные были не лучше: вратарь так вообще казался неповоротливым истуканом и работал сегодня из рук вон плохо. Две замены — и с поля ушли действительно сильные игроки. Парни психовали, арбитр непрерывно дудел в свисток, а сколько штрафных они получили! Да и Вилхо, новый капитан, вел себя как настоящий мудак и орал на каждого, один раз сам не свой от злости он бросился к Малышу Томми и повалил его на землю. На мгновение Эваллё показалось, что Вилхо разобьет тому лицо. К счастью, Вилхо вовремя оттащили, а они заработали предупреждение. Эваллё потерял счет подобным стычкам. Казалось, с самого утра в каждого вселилось бешенство. Эмоциональный накал зашкаливал. Любая промашка, любая мелочь могли вылиться в драку — со своими, с чужими.       Парни бесились и дважды упускали мяч, чем вовсю пользовалась команда противника. «Хищники» так и кружили коршунами вокруг «Волков».       Поле они покидали в молчании. Внутри у Эваллё росла злость на себя. Тренер был мрачнее тучи. И только в раздевалке всех прорвало: парни орали друг на друга, матерились; Эваллё полез в мелкую потасовку между вратарем и нападающим, из-за своей несдержанности и двух левых ног схлопотавшим красную карточку. Коротышка-нападающий буквально висел на вратаре, держа того за грудки. К счастью, парни оттащили Эваллё — все знали: с ним шутки плохи. Эваллё сплюнул на пол, а потом развернулся и врезал кулаком по дверце шкафчика. Это самая отстойная поездка в Эспоо — будь он трижды проклят!       Сколько задора в ребятах было с утра! Так какого хрена все пошло через одно место?! Их позор видели все. Эваллё хотелось рвать и метать.       6:1. У них не было ни единого шанса отыграться.       Маю пытался его утешить тем, что в первом тайме «Хищники» заработали очки, забивая штрафные в их ворота — но кто в этом был виноват?! Как их вообще всех не выперли с поля?! Объективно говоря, они все приложили руку к собственному поражению, и нельзя сказать, что кто-то один особо отличился — постарались все. Маю, абсолютно несведущий в футболе, пытался отыскать положительные моменты и ободрить его, однако Эваллё понимал, что во всем виноват сам. Нужно быть более внимательным и больше стараться. Последние три победы заставили их расслабиться. Иногда необходима хорошая встряска, чтобы не забывать о настоящих целях. Они столько работали и все ради чего — позорно продуть «Хищникам» из Эспоо, у которых поражений в год больше, чем игроков в команде, включая запасных?       — Спасибо, чел, — Малыш Томми опустил ладонь на плечо Маю. — Но сегодня мы продули как полнейшие уебаны.       — Вашу мать! Мелкие ублюдки! — все распинался Снутс. — Нет, ты видел, как тот хуесос с блядской рожей сделал мне подножку!       — Да, мы все видели, как ты въебался мордой в мяч, — хмуро заметил напарник Эваллё по защите, Отто.       — Эй, Калеви, да не ссы, прорвемся, — бросил ему Малыш Томми. — «Хищники» — тупые малолетки, а мы здесь все прожженные, не из того говна выбирались.       Все еще кипя от злости из-за проигрыша, Эваллё сдернул джерси, затем черный лонгслив и пошвырял одежду на скамью. Пока он был в душе, Маю, желая быть полезным, помог собрать вещи. Один лишь серьезный вид Маю придавал ему собранности и не позволял распускать сопли. Надо признать, присутствие Маю поднимало настроение ни ему одному.       К присутствию Маю в раздевалке все давно привыкли: первое время еще отмачивали шуточки и выделывались, но Маю никогда не жалел слов поддержки и всегда держался приветливо даже с кончеными, и ребята все чаще встречали его появление воодушевленным свистом. Только сегодня день был говенным. Хотя бы Тина не видела этого позора. Эваллё надеялся, что у Маю достанет ума ей ничего не рассказывать, ну или, по крайней мере, не вдаваться в подробности.       После ухода прошлого капитана, Уско, все разом как-то поменялось. Парни разбились на обособленные группы, и в команде произошел какой-то разлад. Похоже, не все были довольны новым капитаном, возможно, все было намного хуже, и голоса ребят купили — этого Эваллё не знал. Когда все случилось, он лежал на койке в больнице в Японии, и ни о каком футболе не могло быть и речи. Маю до сих пор винил себя: не будь этой поездки, Эваллё бы занял место Уско и стал капитаном. Эваллё знал, что Маю здесь ни при чем: он сам настоял на поездке в Японию, чтобы увидеться с матерью.       Нет, Вилхо был хорошим капитаном и отличным парнем (а по сноровке и мастерству не уступал Эваллё и Уско), только чересчур вспыльчивым. Иногда хотелось поставить его на место. Однако он, Эваллё, с детства имел дела с неуравновешенными людьми и знал, как с ними ладить. У него вообще большой опыт по части уживчивости.       После игры автобус с «Волками» двинул в Хямеенлинну. Ионэ с Аулис и Маю разрешили поехать с ними, да и парни не возражали. Вчетвером они заняли ряд в середине салона. Аулис напомнила им с Маю про свой выпускной концерт, Маю тут же зарылся в свой ежедневник, чем насмешил Ионэ.       — В двенадцатом классе я вообще не учился, — фыркнул Ионэ и чмокнул Аулис в ее алые губки-бантиком. Девушка нарисовала на скуле родинку, и ее миловидное округлое личико с нежными щечками стало еще более кукольным. Платиновые локоны стрижки-каре почти сливались со светлой кожей, придавая ей почти фарфоровую белизну.       А вот Ионэ в его огромной пестрой куртке со светоотражающими нашивками радуг и единорогов, кучей стразов и ярких акцентов являл собой полное безумие красок.       — Ты и сейчас распизд… — Маю осекся, буркнул что-то на английском, тихо рассмеялся, а потом уставился в окно.       Эваллё притянул парня к себе и уткнулся ему в волосы, пахнущие этим навязчивым парфюмом, который преследовал его даже во сне. Одевшись после душа, он также нацепил чокер, подаренный Маю пару дней назад. Тот не смотрелся со спортивным костюмом, но по большей части Эваллё было начхать, кого что волнует и что как смотрится. Это был подарок Маю и точка.       Парни врубили музыку. Обстановка более-менее наладилась. Тренер встал со своего места и взял слово, потом капитан извинился за свое поведение — наверное, тренеру удалось вправить Вилхо мозги.       — Когда вернемся, я расскажу тебе о своем сюрпризе, — подал голос Маю, привлекая его внимание. Заинтригованный Эваллё посмотрел на парня.       — О, секретики! — встрял Ионэ. — А нам не расскажешь?       — С вас на сегодня и так хватит общества Эваллё, — отрезал Маю. Эваллё усмехнулся: Ионэ не выстоять в споре с Маю.       — Ты приготовил мне сюрприз, потому что думал, что «Волки» победят? — Эваллё провел кончиками пальцев по белоснежным прядям шелковистых волос Маю.       — Ты для меня победитель при любом раскладе, — не растерялся Маю. Они переплели пальцы. Ионэ причмокнул от умиления. Эваллё лишь отмахнулся от его кривляния.       Когда они выгрузились из автобуса и встали на дороге, Маю вскинул руку, и Эваллё увидел в его пальцах связку с ключами. На лице Маю расплылась довольная улыбка.       — Яхта. Сегодня она наша. Сердце зашлось от предвкушения. Мошонка потяжелела, Эваллё переступил ногами.       — Спонсор нашего вечера — Рабия. — Маю подкинул связку и ловко поймал. — Сказала, что мы можем делать что хотим. Ну так что? — парень лукаво взглянул на него. Эваллё притиснул к себе Маю, и в этот момент до них донесся веселый голос Малыша Томми.       — Смотрю, вам уже не терпится уединиться. Оставь что-нибудь от нашего защитника.       Маю в ответ высунул пробитый язык и пошевелил им.       — Куплю тебе футболку с надписью «бесстыжая сучка», — расхохотался здоровяк.       — Окажи честь, — парировал Маю.       Эваллё со смехом хлопнул по протянутой ладони друга:       — Давай, старик, до скорого.       Маю продолжил оживленно трещать:       — Вчера я заказал клининг — там все должно блестеть, как котовы яйца! Я просто решил, что ты всегда ломаешь голову, как нам провести свидание, и я как будто это не ценю… — При этих словах Эваллё скривился. Что за фантазии? Да даже если бы и не ценил — он всегда делал все от чистого сердца, а не чтобы заслужить похвалу.       — Ну, знаешь, такая глупость мне даже в голову не приходила, — заверил он Маю.       — …вот, решил устроить нам первоклассное свидание. Собираюсь восстановить твой эмоциональный фон.       На прощание они обнялись с Ионэ и Аулис, Эваллё наклонился и чмокнул девушку в щеку. Ионэ порывался схватить Маю, но тот мигом увернулся.       — Мы придем, — пообещал Маю, так и не дав к себе прикоснуться.       — Будем ждать, — вместо Аулис отозвался Ионэ.       Несмотря на полный провал команды, Эваллё был рад, что эти двое приехали на игру. Беззаботные лица друзей всегда придавали ему сил.       Они попрощались с остальными и направились к стоянке спорткомплекса, где утром Эваллё оставил седан.       Бухта в это время года была стянута льдом, к тому же ни из них не умел водить яхту — Рабия могла не переживать, что они снимутся с якоря.       Добравшись до пристани, они заказали еду из ресторана яхт-клуба прямо на борт, попросив подать через час, и поднялись на яхту «Доминика». Эваллё давненько здесь не был и уже забыл, насколько роскошно это место. Все выглядело точно так же, как в первый день, как будто до них с Маю здесь никто еще не бывал.       Маю повел его в гостевую каюту в носовой части нижней палубы. Очень кстати рядом оказался персональный санузел. Когда Эваллё вернулся из туалета, Маю сидел на огромной постели и водил ладонью по шоколадному постельному белью. Не мешкая, Эваллё направился к Маю и повалил парня на спину. Маю с улыбкой тут же начал стаскивать с него одежду, а Эваллё в свою очередь шустро раздевал его — до того, как подадут ужин, они успеют немного порезвиться. Волосы Маю растрепались, глаза алчно горели, руки шарили по его телу. Беспорядочные прикосновения вводили его в исступление. Жаркая волна устремилась вниз по позвоночнику. Спустя мгновение они уже лежали на кровати, сплетясь руками и ногами. Эваллё устроился на боку, Маю примостился рядом, закинув бедро ему на пояс. Губы сами отыскали мочку уха и пятачок за ней, спустились ниже, по линии шеи, заставляя Маю сладко трепетать в его руках. Эваллё просунул палец между упругих ягодиц и нащупал сжатый проход. Он осыпал шею Маю поцелуями, гладил его бедра, а потом взял член в руку — Маю со стоном откинулся назад. Эваллё целовал его гладкие щеки, подбородок, впивался в губы, ловя стоны. Свободной рукой поглаживал Маю по бедру, массировал ягодицы и лакомое местечко между ними, покрытое волосками. Маю буквально млел в его руках, лицо и шея парня порозовели, жилка на шее запульсировала, на тыльной стороне кистей проступили вены. Эваллё ощущал его крепкие объятия, слышал частое прерывистое дыхание. Маю отвечал ему поцелуями, и внутри все горело от неуемного невыразимого желания. Пирсинг Маю скользил по его языку; руки шарили по телу; тела выгибались. Эваллё зацеловывал веснушки на бледной коже Маю, посасывал «штангу» в его брови, зарывался в шелковистые пряди, отливающие платиной.       Тюбик со смазкой уже валялся рядом на кровати: Маю привез его с собой, как и шприц для введения. От его чутких прикосновений Маю тихо постанывал — он обильно смазал проход, затем погрузил палец. От нажатия на простату, Маю весь содрогнулся, его страстный стон ударил по ушам, заставив тело Эваллё полыхать. Эваллё продолжил изучение изнутри, потирая стенки ануса. Все глубже и глубже. Маю сам не свой впился в его губы поцелуем, и несколько долгих секунд они упоенно целовались. Их языки скользили, сплетались, выталкивали друг друга, а потом вновь сплетались. Маю впивался ногтями ему в спину, оглаживал мышцы на руках, цеплялся за его тело — да с такой страстью, что у Эваллё голова шла кругом. Эрекция Маю щекотала ему живот, оставляя влажную дорожку.       Эваллё нежно погладил татуировку сколопендры, черной змеей скользящую по гладкому телу Маю, а потом накрыл его ствол. Готов поклясться, член Маю трепетал в его ладони. Небритость в паху сводила его с ума, Эваллё с наслаждением провел по темной поросли жестких волос.       Почувствовал пылающую головку члена, Маю шевельнулся в его объятиях, а затем обвил его за шею и еще выше приподнял бедро, углубив проникновение. Эваллё шумно выдохнул и закрыл глаза от удовольствия.       Маю начал подаваться бедрами навстречу движениям, насаживаясь на его член. Они задвигались в унисон. Короткими ритмичными толчками. Дыхание Маю опаляло его лицо, а его дыхание скользило по коже Маю. Долгие стоны парня разрядами тока отдавались во всем теле, сладкая волна кружила голову, страсть растекалась в мошонке и устремлялась по стволу вверх.       Светлые волосы Маю облепили его лоб, на шее выступила испарина, лицо и шея раскраснелись, в паху и между ягодиц вспотело. Пряно-цитрусовый аромат с дымными нотами усилился на разогретом теле.       Их языки вновь сплелись. Маю прижался еще сильнее. Дыхание смешалось. В голове приятно поплыло. Через мгновение, исходя потом и содрогаясь, Эваллё кончил, а спустя несколько секунд член Маю разрядился мощной струей спермы ему на живот. Потом они еще долго лежали, обнявшись. Наконец Эваллё заметил, что их заказ до сих пор не готов, а он был страшно голоден. Не следует ли работникам поторопиться с ужином? Задумчиво глядя на него, Маю закинул руку над головой и зарылся пальцами себе в волосы. Эваллё не выдержал и снова впился в его припухшие губы. Вытягивая из Маю стоны, прошелся по его члену и зажал тот в кулаке. Маю закрыл глаза, он полностью забылся в ощущениях. Эваллё доставляло невыразимое удовольствие видеть Маю таким: возбужденным, страстным, нежным, открытым… Трогать его тело, ласкать член…       После долгих страстных объятий и ласк Маю вдруг прорвало:       — У меня больше нет барьера… мое сознание было в вакууме, я мог обходиться без сна несколько дней. Человек в вакууме может вообще долгое время не замечать голода или не нуждаться во сне.       Эваллё уже слышал об этом, хотя, признаться, все это понять было не так-то просто. До сих пор не понимал, как именно Маю исцелился.       — Если бы еще понимать, как оно прошло, — произнес Эваллё, сдерживая зевок. Глаза прям слипались.       В ответ Маю пожал плечами, мол, это же очевидно.       — А ты не рад?       После хорошего секса его голова работала не так активно, как у Маю. По правде сказать, он не знал, какой реакции сейчас ожидал от него Маю. Возможно, Маю ждал от него каких-то бурных эмоций, но он так вымотался, что едва шевелил языком.       Маю поглаживал выступающие вены внизу живота Эваллё, а он ласкал кисть Маю, перебирая пальцами по его светлой коже.       — Но это не все. У меня как будто слетел блок. Мне стало проще использовать свои способности. Почти так же легко, как задержать дыхание, а потом сделать вдох… — Маю хмыкнул и добавил: — Или начать мочиться и резко перестать. Это естественный для меня процесс. Как оргазм.       — И я больше не вижу твоих снов, — заключил Эваллё. В какой-то момент он перестал видеть кошмары и сразу начал высыпаться. Поначалу, он даже обрадовался, однако странное чувство не давало покоя. С одной стороны, он желал Маю только самого хорошего и опасался за его состояние, но раньше он мог разделить все ужасы с Маю и приглядывать за ним через его сны, а теперь он будто лишился чего-то важного.       — Ну это были не сны, а фрагменты вакуума, эти образы я неосознанно передавал тебе… это вроде гипноза, только во сне. Я не хотел этого, ты же знаешь. Все выходило помимо моей воли.       — Я знаю. — Эваллё погладил Маю по горячей щеке. — По правде говоря, я боялся, что это никогда не пройдет.

      

* * *

      На выходных Эваллё помогал Рабии со съемкой: они подготовили место для огромного, почти трехкилограммового, имбирно-пряничного домика, уложив его во дворе в окружении фонариков и украсив гирляндами — фотосъемка проходила вечером, и благодаря продуманному освещению кадры получались просто изумительными. У Эваллё от одного только имбирно-пряничного запаха текли слюнки. Домик устроили на декоративном настиле, среди мягкого, почти пухового, снега. После фотосессии они перенесут домик в кофейню, там он простоит до конца праздников, выполняя декоративную функцию, а затем они все вместе съедят его. На заказ Рабия сделала несколько пряничных домиков поменьше, и еще парочку на продажу в кофейне.       — Ты не замечала ничего странного за Маю в последнее время? — решился напрямую спросить Эваллё. Знал, что с Рабией можно говорить откровенно, и она тактично не станет лезть, куда не следует.       Рабия если и удивилась вопросу, то не подала виду.       — Кроме того, что он постоянно торчит на репетициях… — рассеянно ответила она, кружа с камерой по снегу вокруг домика. — Все время там проводит…       Эваллё и сам это замечал, но ведь скоро мюзикл — в долгих репетициях не было ничего удивительного.       Рабия распрямилась и опустила камеру.       — У них новый преподаватель… или как там это у них называется — художественный руководитель?       — Наверно, — пожал плечами Эваллё. — В прошлом году была Анна, а потом она уволилась, и к ним перевели кого-то другого.       — Вот видишь, ты в этом больше понимаешь…       — Да нет, я же в футбол играл, с драмкружком я как-то не пересекался, я и на мюзикл пошел только из-за Маю. Ну тот, про семейку, когда там еще играл Рон. — Эваллё хотел добавить, что это любимая пьеса Маю, но его отвлекло сообщение на телефоне. Ответив, Эваллё забыл, о чем говорил.       — Могу предположить, что новый худрук более требовательный, чем Анна.       Эваллё задумался и понял, что даже не помнит, как тот выглядит.       — И как он?       Вдруг Рабия рассмеялась.       — Наше знакомство началось с того, что я просила его уволить.       — В смысле? — опешил Эваллё.       Она напомнила, что произошло в день мюзикла, и как новый худрук разрешил Маю выйти на сцену, хотя должен был отправить его в больницу.       — А Маю только рад был, — добавила Рабия, возвращаясь к съемке.       Эваллё вспомнил, как был зол в тот день, все его мысли крутились вокруг Маю и желания поквитаться с тем отморозком, который едва не покалечил его парня. Ни о каком худруке он даже не думал.       Маю ничего не рассказывал о нем, лишь как-то упомянул, что у них новый худрук.       — Как его зовут?       — Помоги с гирляндой, — попросила Рабия, указав на съехавшие с крыши лампочки. — Салминен Артту. — Это имя он уже слышал от самой Рабии, когда они ехали в больницу к Маю, но тогда он совсем не придал этому значения.       — И что он из себя представляет? — поинтересовался Эваллё, который судорожно пытался вспомнить лицо этого Артту. Уложил гирлянду иначе и выровнял снег вокруг настила. Рабия тут же приступила к съемке.       — Мне хватило того, что для него важнее постановка, чем здоровье моего сына, — отрезала Рабия. Эваллё прекрасно понимал, о чем она говорит: к сожалению, такие люди часто добивались руководящих должностей, для многих результат оправдывал средства, и уж тем более здоровье одного человека ничего не значило в сравнении с успехом. — Кроме того я думаю, он оказывает влияние на Маю.       Эти слова сильно взволновали Эваллё. Маю вообще легко поддавался влиянию и, похоже, это замечал не только он один. Рабия вздохнула: Эваллё чувствовал, что ее беспокоит что-то еще.       — Пару раз я слышала, как Маю записывал голосовые Салминену.       — Голосовые? — искренне удивился Эваллё. — Кому? Преподу по драме?       Горло как будто кто-то крепко сжал, Эваллё с трудом сглотнул. Он слышал об этом впервые — и не от самого Маю, а от Рабии. Маю ни разу даже вскользь не упомянул этого Артту. От удивления даже забыл спросить, о чем эти голосовые.       — А тут как-то за завтраком у него уже был рабочий созвон с Артту, с утра пораньше. С другой стороны, в этом нет ничего удивительного, если учесть любовь Маю к мюзиклам. Он почти все время проводит с драмкружком.       Эваллё не мог объяснить самому себе, что его так встревожило. По словам Рабии выходило, что Маю увлечен театральными постановками, однако в этом нет ничего странного. Но что же тогда его так обеспокоило?       — Уверена, что Маю симпатизирует ему. Я знаю своего сына… — Рабия убрала камеру в чехол, Эваллё машинально принялся помогать собирать остальное. Он прихватил штатив и световое кольцо и последовал за Рабией в кофейню.       Почему Маю не поделился, что он в дружеских отношениях с кем-то из преподавателей? Голосовые? Созвоны с утра? Ты серьезно?       Но даже в этом на первый взгляд не было ничего удивительного: в школе все хотят кому-то подражать — кумиру, учителю, персонажу из книги… например, он хотел походить на своего тренера, сначала по футболу, а потом, когда занялся рукопашкой, — то на Паули Каурисмяки.       Эваллё бездумно прошел за ней в кабинет за рабочей кухней и подсобкой. Рабия с удовольствием перемывала косточки Салминену, а Эваллё, слишком потрясенный, слушал ее не перебивая.       — Почему ты ничего не говорила про него?       — Мне казалось это ерундой. После академии мне уже все преподаватели Маю кажутся подозрительными. К тому же я считала, что Маю с тобой всем делится.       Тревога Эваллё еще больше усилилась. В том-то и дело, что Маю вновь закрылся от него, как после возвращения из академии. Об этом он уже говорил со своей матерью, боясь, что это лишь его фантазии — ему нужно было стороннее мнение. Но во время разговора с Рабией он вдруг взглянул на ситуацию совсем иным взглядом. Даже возникла мысль поговорить с этим Артту, но Эваллё тут же от нее отмахнулся: что это ему даст? Маю не бросит драмкружок. Да и сам понимал, насколько это важно для Маю. Попросить Артту пораньше отпускать Маю? Меньше репетировать? Маю получил главную роль, разумеется, ему нужно больше репетировать.       Они занесли технику в кабинет и вернулись за пряничным домиком и гирляндами.       Он понимает Рабию как никто другой: после академии теперь в любом учителе Маю он будет видеть угрозу.       Нечто подобное они уже проходили. Айнмере Стенвалль, ставший куратором Маю в Театральной академии. По телу прошелся озноб, и Эваллё невольно поежился.       — Маю не из тех, кто первым расскажет, если его что-то беспокоит. — Это Эваллё знал и так.       — Ага, — буркнул он отрешено.       Хорош из него бойфренд — даже не понимает, что происходит с его парнем. Может только кулаками махать.       Эваллё подхватил пряничный домик, Рабия забрала гирлянды, и они направились обратно в тепло.       

* * *

      

32-ая неделя беременности

      В понедельник, в свой выходной, Эваллё заехал за Маю после уроков. Эваллё старался быть пунктуальным и приехал даже чуть раньше, однако прождал Маю вдвое дольше, чем рассчитывал. В школьном дворе он столкнулся с выходящими из здания одноклассниками Маю, которые были на вечеринке Селике.       Как вовремя.       Все выходные из головы не шел разговор с Рабией, и сейчас очень кстати подвернулась возможность расспросить друзей Маю.       Эваллё протянул руку, и Селике пожал ее. Куисма и Минтту помахали Эваллё и подошли ближе, с интересом разглядывая его черную куртку, покрытую множеством глаз. Эваллё стащил с головы капюшон графитовой толстовки.       — А мой?       — Как всегда, отстал, — ответила Минтту, пряча улыбку в меховом воротнике пуховика.       — Пошел к Артту, — пояснил Селике, — он там постоянно торчит.       Эваллё ощутил, как внутри растет волна раздражения. Хотел спросить, как часто такое происходит, но ведь Маю его парень и такие вещи он просто обязан знать.       Показались девушки из драмкружка — если он не путает имена: Карина и Дженни. Мигом вспомнил розовый полушубок и рыжие кудряшки Карины. Девушки увлеченно напевали песню и шли на выход, но увидев Эваллё, подошли поздороваться.       — Ты за Маю? — спросила Карина и беззаботно добавила: — Он скоро. Его задержал Артту.       Снова этот Артту! Почему столько народа вокруг него знает об Артту, а он впервые о нем слышит?!       Друзья Маю достали сигареты, явно никуда не торопясь.       — Мы сами видим его только в столовке и на уроках, — вдруг сказала Куисма. — Скоро мюзикл, он все время проводит с драмкружком.       Эваллё мало общался с друзьями Маю, о чем теперь жалел.       — Тебя подбросить? — Куисма взглянула на Селике.       — Пару секунд.       — Ну догоняй. — Девушки направились на стоянку, а Селике остался с ним. — Слушай, я давно хотел тебе сказать, но у меня нет твоего телефона.       — О чем? — сразу напрягся Эваллё, почуяв неладное.       — Я видел, как Маю садился в машину к этому парню… Артту. Маю мой друг, но вы типа же вместе, короче, я не знал, как тебе сказать и вот… не знаю уж, что у них за дела. Но это не все.       Эваллё еще не переварил первую часть, как Селике вывалил на него все остальное:       — Это не мои слова, просто все думают, что Маю получает главные роли благодаря Артту. Как только того сделали худруком драмкружка… я тоже не уверен, что это совпадение. Они же были знакомы раньше и…       — Да нет, роли, это навряд ли… Что? — Эваллё показалось, что он ослышался. — То есть знакомы? С кем, с новым худруком?       — Об этом знаю только я, — понизил голос Селике. — Ну и короче, ребята из драмы рассказывали, что Артту никогда не наказывает Маю, а остальные вечно огребают. Прости, друг, — Селике опустил ладонь ему на плечо, — я бы рассказал тебе на вечеринке, когда ты приехал за Маю, но не хотел при нем. Да и Артту все считают геем…       — Чего?! Геем? — Эваллё чуть не поперхнулся воздухом.       — Прикинь, чувак… поэтому я подумал, что тебе стоит знать. Сначала я думал, может, Артту решил подвезти Маю до дома, но потом начались эти слухи… про то, что Артту — гей. Эти слухи начал распускать драмкружок…       — Как давно ты видел, что Маю садился к нему в машину? — перебил Эваллё.       — Честно сказать, не помню… давно еще. А! Вспомнил… когда Маю пришел пьяным на пары.       Сердце Эваллё пропустило удар. Так давно?!       — Он не сказал, где познакомился с Артту? — от волнения у Эваллё даже голос начал сбиваться. Несмотря на холод, он весь вспотел от злости.       — Нет… да и мы были бухие, я уже не помню, говорил он или нет. Мне, если честно, все равно.       Эваллё хотел уже ворваться в школу, найти Артту и потребовать объяснений, но в следующее мгновение дверь открылась и на пороге показался Маю.       Эваллё стиснул плечо Селике, мысленно благодаря его за помощь, и быстрым шагом направился к Маю.       Как он и ожидал, Маю отмахивался от его вопросов всю дорогу. А, услышав имя Артту, сделал невозмутимый вид. Эваллё лишь сильнее завелся. Сколько еще Маю собирается ему врать? Он собирался все выяснить, и если Маю не намерен с ним делиться, он сделает это по-своему.       Только в машине Эваллё сообразил, что так и не взял номер у Селике.       Вечером он написал Сатину: у того оказался телефон Куисмы, и, взяв ее номер, Эваллё наконец сумел связаться с Селике.       Во вторник Эваллё заехал к Селике, он хотел осмотреть дом: как и чувствовал — ничего общего с тем коттеджем из сна. Парень еще раз рассказал все, что знал об Артту, о слухах в школе, о репетициях драмкружка, лишь подтвердив опасения Эваллё. Маю запал на худрука. Или худрук на него. Это уже не играло роли. Эваллё собирался одним махом покончить с враньем Маю и вывести Артту на чистую воду.       Попросил у парня раздобыть адрес Артту у директрисы или у самого Маю. Хотя бы примерные координаты. Этот дом из сна так и стоял перед глазами — Эваллё был уверен, что именно там обитал Артту и туда он привез Маю. Селике моментально согласился помочь, за что Эваллё был ему обязан по гроб жизни. Это лучше, чем ездить по всей округе и разыскивать похожий дом. Тем более из-за работы у него оставалось не так много свободного времени.       В четверг утром, когда Эваллё разбирал бухгалтерию, Селике прислал ему адрес Артту. Эваллё не знал, как благодарить парня, хотя, признаться, не особо рассчитывал, что у того получится раздобыть информацию.       Тем же вечером у Аулис был выпускной концерт, на который они обещали прийти. У Маю как раз оказался свободный вечер: они договорились встретиться у Эваллё; Маю собирался подготовить костюмы и заказать букет цветов.       Эваллё оправдывался тем, что лишь хочет убедиться, что Артту не Цицерон, который взялся за старое. Он хотел защитить Маю и ничего больше. На дальнейшую судьбу Артту ему было плевать. Только того, что Артту увез куда-то Маю — и неизвестно, сколько раз такое происходило, — было достаточно, чтобы в нем вспыхнула жгучая ревность. Даже если между ними ничего не было, по какой-то причине Маю все это время скрывал от него Артту.       Но, если Артту окажется Цицероном, он никогда не простит себе этого. Не простит, что снова подверг Маю чудовищной опасности. Все это время был в стороне, ничего не предпринял…       Все эти дни Эваллё вспоминал, каким радостным и окрыленным возвращался Маю с репетиций, как был увлечен мюзиклом…       История повторялась, если ни один-в-один, то Артту Салминен уж больно напоминал Айнмере Стенвалля, который втерся в доверие к Маю, а затем превратил его жизнь в ад. Эваллё даже не представлял, какое влияние на Маю мог оказать Артту, постоянно находясь рядом и выступая в роли заботливого и внимательного куратора драмкружка. Из головы не шли слова Селике: Маю был знаком с Артту еще до гимназии. Эваллё боялся предположить самое страшное. Даже если так, он не собирался проигрывать. Только не он.       Но если он ничего не предпримет, он заведомо проиграет.       Зная, на что способен Цицерон, Эваллё предположил, что Маю, возможно, не рассказал ему всего, не потому что привык врать, а потому что не мог открыть правду.       В голове на повторе звучал пронзительный голос Маю:       «…Все! Каждое мое действие. Это все ради тебя».              Закончив с работой пораньше, Эваллё заехал в спорткомплекс. В тренажерном зале он застал Вилхо. Было не до разговоров, и Эваллё сразу направился в подсобку за баскетбольной площадкой. Подсобка запиралась только на ночь, когда закрывался сам комплекс, и Эваллё без помех выбрал то, что счел нужным. Ничего более подходящего, чем бита, он не придумал. Таких бит в подсобке было штук десять, и пропажу одной-единственной обнаружат нескоро. Запихнул во вместительную спортивную сумку. С собой на небольшое рандеву с Артту он также прихватил из дома пару кожаных перчаток. В спортивном костюме и с этой битой он походил на парня из подворотни, но его это нисколько не заботило.       Он был абсолютно спокоен, даже расслаблен. Картинка наконец оформилась у него в голове — все встало на свои места. Как удачно: после увольнения коллеги Артту переводится в гимназию и становится художественным руководителем Маю, быстро продвигает его и делает все, чтобы Маю примерно кушал все, что Артту скормит ему на ложечке. Вероятно, выдвинув свои условия, заручается молчанием Маю. Вынужденный скрывать правду, Маю становится сам не свой, начинает пить без всякой меры и горстями глотать антидепрессанты. Его сны крутятся вокруг Артту и вокруг того дома, куда его привозят. Эваллё даже рассердиться на Маю не может, ему становится почти физически больно — стоит только представить, сколько боли и отчаяния Маю держит в себе. В то время как Эваллё, самый близкий его человек, даже палец о палец не ударит, чтобы помочь и защитить Маю. Незнание не освобождает его от ответственности. А он поклялся себе защищать Маю.       Раньше незнание сводило его с ума, но, собрав все детали воедино, он испытал удовлетворение. Осталось последнее — убедиться в подлинной личности Артту. Если за всем стоит Цицерон — пускай так, он не изменит своим планам. Он слишком долго хотел отомстить, это блюдо наконец стало холодным.       Он знал, что Цицерон не станет убивать его у себя дома — слишком много подводных камней: шум могут услышать соседи, кроме того Цицерону придется избавиться от его машины и трупа. У полиции в любом случае будут зацепки. Эваллё начнут искать, да и если он исчезнет, Маю сразу обо всем догадается. Цицерон не пойдет на этот риск.       Он не стал ни о чем сообщать Маю, написал лишь, что есть неотложные дела, а потом они поедут на концерт Аулис. Сегодня занятий у драмкружка не было, и после уроков Маю собирался сразу поехать в квартиру.       План уже давно был готов, остались детали. Стоя на светофоре, Эваллё включил на телефоне авиарежим.       До дома Салминена он ехал минут тридцать, тот жил далеко от гимназии, в двухэтажном частном доме в конце улицы, напротив пустыря, занесенного снегом. При виде жилья Артту в голову ударил адреналин.       Занятия в школе еще не закончились — полно времени до возвращения Артту. Середина дня — наверняка, большинство соседей Артту сейчас на работе.       Эваллё немного покружил по окрестностям и припарковался через два квартала. Вытащил сумку с битой и перчатками. Хотел взять боксерские перчатки, но не хотел их марать о морду этого ублюдка, да и ощущения будут не те. Куртку для удобства оставил в машине.       Остаток пути проделал пешком и сразу же нырнул за деревья у дома. Одним уверенным ударом разбил окно в задней комнате и, перемахнув через подоконник, забрался в дом. Сумку оставил лежать на полу, среди осколков стекла. Крайне удачно где-то поблизости гремел мусоросборник, и грохот от удара почти потонул в шуме с улицы.       Оказавшись внутри, огляделся. Кровь бешено стучала в висках, на кистях рук проступили вены. Изучив обстановку и расположение комнат в доме, Эваллё лишь убедился, что он точь-в-точь как из сна — даже мурашки пошли по коже. Решил не тратить время на обыск, взглянув на наручные часы, врубил музыку на прихваченной из дома колонке — и принялся крушить все, что видел перед собой: технику, мебель, полки с безделушками, посуду с кофемашиной, даже горшки с растениями. Один четкий удар — груда мусора. Разбил дорогой телевизор, музыкальную аппаратуру, все статуэтки, вазы, часы, порушил полки, прошелся по книгам и журналам. Отбросив биту, принес с кухни нож и набросился на диван и кресла. Из гостиной и столовой двинулся дальше. На то, чтобы разнести весь первый этаж, ушел почти час. Эваллё весь взмок, в горле пересохло. От адреналина бешено стучало сердце, в ушах гудела кровь. От переполнявших его эмоций, казалось, даже воздух загустел. Стоило подумать, что этот дом принадлежит Цицерону, как в голову ударяла волна ярости, кулаки сами собой сжимались, перед глазами темнело.       Занятия в школе закончились, а, значит, через час-другой Артту вернется домой. От предвкушения встречи у Эваллё буквально сносило крышу. Уничтожил спальню Артту, боясь даже думать, что Маю успел побывать и здесь тоже. Ворвался в кабинет и первым делом разбил моноблок. Прошелся битой по всей дорогущей технике, по всем поверхностям. Изрубил ножом письменный стол, кресло, шкаф. В ванной разбил раковину. Пот тек ручьями, во флисовом костюме было неимоверно жарко, Эваллё надрывно дышал, но не останавливался ни на секунду. В пылу разрушения сделал несколько снимков, чтобы потом показать Маю.       Артту повезло, что под руку не попалась его голова.       Эваллё не мыслил убийство. Да и как показывает практика, пытаться убить Цицерона — это заведомо обречь себя на провал. Но кто мешает ему уничтожить все, чем дорожит этот скользкий ублюдок?       Спустя некоторое время Эваллё спустился на первый этаж, отключил колонку и убрал ее в сумку. А дальше — принялся ждать хозяина дома. Осушив целую бутылку минералки, сунул ее в сумку и вальяжно расселся на изрезанном диване в гостиной, поигрывая битой. Его переполнял восторг — едва ли не детская радость. Сердце колотилось от предвкушения.       Если Артту — это Цицерон, он ни за что не поднимет шум и не вызовет полицию.       После окончания занятий прошло немало времени: вероятно, у Артту было много работы. Наконец Эваллё услышал тихий шум подъезжающего автомобиля. Хлопнула дверца.       Эваллё покрепче перехватил свое орудие и облизал губы.       Попался, говнюк.       Ничего не подозревающий хозяин дома отпер входную дверь и переступил порог дома. Эваллё поднялся с дивана, словно хотел поприветствовать Артту.       Мужчина оторопело застыл в прихожей. При виде Эваллё с битой у Артту глаза полезли из орбит.       — Давно не виделись, сука, — зло бросил Эваллё. Он мгновенно узнал мужчину, которого видел в день мюзикла. Салминен выглядел моложе Стенвалля, но напоминал его и ростом, и телосложением — и выражением на холеной физиономии.       Изумление на лице Артту мгновенно сменилось узнаванием.       — Ты?!       — А ты ждал кого-то другого? — ухмыльнулся Эваллё, он ощущал себя хозяином положения и нелепый вид Артту его только развеселил.       Артту сделал два шага по направлению к Эваллё, и тогда он ломанулся вперед. Замахнулся и обрушил биту Артту на плечо.       Эта тварь застонала и осела на пол, держась за руку. На пороге собственного дома — нет, на пороге дома того, кому принадлежало тело.       — Дай мне только повод доказать, что ты — это он! — выплюнул с отвращением Эваллё.       От боли глаза Артту вспыхнули чернотой, которая мгновенно заволокла болотную радужку и белок.       Тут он уловил аромат парфюма, до боли похожий на повседневный запах Маю. В глазах потемнело от ярости. Эваллё снова замахнулся и нанес удар по пальцам, сжимающим сломанную руку. Артту тихо вскрикнул и совсем завалился на пол.       На лбу Артту проступил пот, его лицо побледнело, губы поджались. Из глазниц на Эваллё взирала самая настоящая тьма.       — Чертова тварь, да чтоб ты сдох! — заорал Эваллё. — Ну боль-то ты чувствуешь, скотина! Я изрублю твое тело на кусочки, если хоть пальцем тронешь Маю! — Эваллё вновь обрушился на Артту. Он бил его и бил. Где-то глубоко внутри ему было жаль того несчастного, чьим телом завладела эта ужасная тварь, он мысленно просил прощения у настоящего Артту, но не видел другого выхода.       Цицерон корчился на полу, стараясь закрыться от ударов. Правая рука повисла плетью, тыльную сторону левой покрывала кровь.       И в довершение Эваллё двинул ботинком между ног Артту, желая еще раз насладиться криком этой твари. Артту свернулся клубком, постанывая от боли. Эваллё демонстративно вытер об его бок свой ботинок.       Эваллё замахнулся, и Артту непроизвольно вздрогнул.       — Благодари, что не размозжил тебе башку. Если увижу, что Маю страдает из-за тебя, сука, — я вернусь. И сделаю все, чтобы ты не попал в свое нынешнее тело.       Артту сплюнул, из уголка рта стекла струйка крови. Вместе с дыханием из его горла вырывался хрип.       Эваллё достал из кармана штанов телефон и навел камеру на лежащего на полу Артту.       — Улыбочку!       К его ногам потянулись длинные скользкие ленты, покрытые щетинками, он быстро отступил, а потом, развернулся, поднял сумку с пола, закинул за плечо и покинул дом, хлопнул дверью.       Все, что требовалось, он узнал.       Успело стемнеть. Вокруг никого, только широкая равнина снега.       Разбил лобовое стекло Хендай, тут же взвыла сигнализация. Игнорируя звук, снес зеркало и зашвырнул его подальше в сугробы, пару раз обрушил биту на капот, еще раз огляделся, сунул биту в сумку, сделал снимок и быстрым шагом направился прочь от дома.              До концерта Аулис оставалось полчаса, когда Эваллё вернулся домой. Бросил ключи на этажерку в прихожей. В квартире разлилось благоухание цветов, и Эваллё с удовольствием втянул аромат. На звук из комнаты вышел обеспокоенный Маю, и только сейчас Эваллё понял, что так и не снял авиарежим и Маю все это время не мог до него дозвониться. Он настолько погряз в своих мыслях, что совсем забыл об этом.       — Где ты был? — воскликнул Маю, изумленно глядя, как он совершенно спокойно разувается. Парень уже переоделся в костюм и уложил волосы. — Я не мог дозвониться, и сообщения не доходили до тебя. Мы успеем, только если поедем прямо сейчас.       Эваллё подхватил спортивную сумку с битой. Маю не спускал с него глаз.       Пройдя мимо, Эваллё молча заглянул в спальню и обнаружил источник благоухания — роскошный букет на столе.       — Ты не хочешь сказать, почему отключил телефон? Ты не забыл про концерт твоей бывшей? Мы обещали, что придем.       Эваллё швырнул сумку на диван, туда же бросил толстовку. Потом взглянул на лицо Маю, которое приобрело растерянное выражение.       — Я немного побеседовал с нашим знакомым, — на слове «побеседовал» Эваллё усмехнулся, а потом достал телефон из кармана и продемонстрировал Маю последние фото.       Глаза Маю округлились, его лицо побледнело, став мертвенно белым. Похоже, язык подвел его, и он утратил дар речи.       Эваллё открыл сумку и продемонстрировал Маю содержимое: перчатки и биту.       Маю схватился за голову и отшатнулся.       — Я поклялся, что если он приблизится к тебе, я вернусь.       — Что ты наделал… — зашептал Маю едва слышно. Казалось, кто-то вышиб из него дух.       — Я решал твою проблему. — Эваллё отшвырнул сумку в угол. — Это было то, что ты не мог рассказать? — Он наступал на Маю, а парень пятился от него, тогда Эваллё схватил его за плечи и, наклонившись, всмотрелся Маю в глаза. Тот повернул голову к коридору и вытаращился на входную дверь, — как будто ожидал увидеть, как туда ломиться эта мразь. Эваллё обхватил его лицо ладонями и повернул к себе. — Все хорошо… теперь все будет хорошо, — чеканя каждое слово, процедил Эваллё. — Слышишь меня? Все хорошо!       — Он убьет тебя… — Маю трясло, над верхней губой и на лбу выступили капельки пота. — Что же ты наделал…       — Не убьет, — твердо заявил Эваллё. — Я ему не позволю.       — Но… но…       — Да нет никаких «но»! — Понимал, что еще немного и у Маю начнется истерика. Крепко стиснул в объятиях, прижимая Маю к груди, к своему сердце. Оно стучало ровно и спокойно. — Я не позволю ему! Я еще не всю силу приложил!       — Его тело… тело…       — Кажется, я сломал ему руку, ну и парочку пальцев… Ничего серьезного для такой неубиваемой твари. Дадим ему отдохнуть дома, правильно? — Эваллё зарылся носом в волосы Маю, приятно пахнущие шампунем с запахом колы. Опустил ладонь на грудь Маю. Парня сотрясала дрожь, его сердце лихорадочно стучало в груди.       — Но это же тело человека…       — Когда в нем эта тварь, оно ничего не чувствует, по себе знаю. — Лицо Маю побледнело.       — Ты сошел с ума, — наконец выдавил парень дрожащим голосом. — Ты лучше других знаешь, на что он способен! Ты точно рехнулся!       — От любви к тебе, — с улыбкой хмыкнул Эваллё. — Я не боюсь его. Он понял это. Декабрьский мюзикл для тебя последний, — он заявил это тоном, не терпящим возражений.       — А репетиции?       — У вас же есть еще преподаватель вокала. Вы — выпускной класс, разве вы сами не сможете поставить мюзикл? И уже тем более ты, после четырех лет академии. А если он все же выползет из своей норы, то…       — Я боялся, что это случится, — бросил Маю с раздражением. — Ты рисковал из-за меня! Все это время я держал тебя на расстоянии от него! Ты не понимаешь…       Эваллё прижался губами ко лбу Маю, не желая выпускать того из рук. Он был готов, что Маю будет непросто смириться с тем, что он теперь знает правду.       — Ты не представляешь, какую цену я заплатил за твою жизнь, а ты наплевал на безопасность! — Маю отступил и снова схватился за волосы. Как же он был напуган! — Ты бросил его прям так? А если он обратится в полицию?       Эваллё искренне расхохотался.       — И что он скажет? Что в его дом ворвались грабители? Или расскажет, как он домогался тебя?       — Но он не… — Маю оборвал сам себя, усиленно кусая губы.       — Я верю. — Эваллё порывисто поцеловал Маю и снова вгляделся в его испуганные как у лани глаза. Маю настолько искусал губы, что после поцелуя на языке остался привкус металла.       — В обмен на общение… ну то есть, он хотел меня изучать… он снял вакуум, и моя бессонница прошла. Но между нами ничего… — Маю резко замолк, но не отвел взгляда. — Я просто бывал у него…       Эваллё медленно сглотнул и кивнул.       — Мы опоздали на концерт Аулис, — пробормотал Маю, и Эваллё еще раз взглянул на пышный букет на новом письменном столе.       — Подарим его Рабии и Фрее. Перед Аулис я сам извинюсь.       Маю снял пиджак, бросил тот на диван и устало опустился рядом. Подался вперед и скрестил пальцы в замок.       — Я с первой встречи знал, что это Цицерон. Еще когда мы ходили на «Призрака Оперы» с Анной. Он тоже пришел на мюзикл, чтобы с нами познакомиться. Он перевелся в гимназию из-за меня. Но не потому что хотел убить. — И тут Маю прорвало: он говорил и говорил, захлебывался словами, не успевая переводить дыхание. Рассказал обо всем с самого начала. Об их общении, встречах, о голосовании, мюзикле на Хеллоуин и испорченном костюме, о плане заговорщиков и Роне, о Луке — лишь подтвердив его догадки насчет ее лицемерной натуры.       — Подожди! Он отрезал палец школьнику?!       — Он сказал, что это наказание. Из-за меня Лиукси перевелся в другую школу. И я чуть не убил Рона своими способностями!       Эваллё повел Маю на кухню, усадил на стул и заварил успокаивающий сбор, который приобретал на случай бессонницы Маю.       Маю рассказал о попытке отомстить Рону и тому, к чему все привело, как Рон ползал у него в ногах, заливаясь слезами.       Ни о каком концерте Аулис они больше не вспоминали. Они проговорили, вернее, говорил в основном Маю, часа два или три. От распирающих эмоций голос Маю то и дело срывался и дрожал.       Маю объяснил, как с помощью АСМР и гипноза Артту сумел снять вакуум. Маю включил запись на телефоне, и пока пил чай, Эваллё внимательно слушал так называемый голос особи, механический шум.       Маю пересказал смысл:       — Он не хотел, чтобы я говорил Сатину. Потому что если Сатин узнает правду, его уже ничто не остановит, но тогда Цицерон не станет биться в полсилы. А у Сатина, как бы силен он ни был, человеческое тело. Цицерон уничтожит это тело, я знаю это на сто процентов, потому что я прекрасно знаю, на что тот способен. Дело не в силе, а в том, что Цицерон может менять десятки тел, если одно погибнет, а Оскель этого сделать не сможет. Цицерон нарисовал мне, как ткани проросли в теле Сатина и замаскировались — их даже выявить не получится. — На этом голос Маю снова задрожал. — Он обещал, что не тронет никого из нас, если я буду сотрудничать.       — Я понял. Я сам об этом думал… точнее о том, что заставило тебя молчать.       — Ты не сердишься? — удивился Маю.       — Конечно я сержусь, — серьезно заявил Эваллё. — Но я также знаю, что у тебя проблема. Я еще давно сказал тебе это. Нужно разорвать эту привязанность.       — Да, поэтому я решил пройти терапию. Но пока рано о чем-то говорить… мне не так просто открыться чужому человеку.       Наконец все сложилось в голове Эваллё. Как будто тяжкий груз упал с плеч, когда все встало на свои места. Он перестал мучиться от незнания и определенности, и каждую минуту своей жизни бояться за Маю, не понимая, что с ним происходит. И хотя проблема оставалась — они двигались на пути к ее решению.       Он налил Маю еще чашку чая и сдвинул свой стул так, чтобы сесть ближе к парню.       — Только не бросай терапию. У меня много знакомых занимаются с психологами и я знаю, что это не так быстро… — Эваллё протянул руку и коснулся затылка Маю, провел по волосам, ободряюще погладил парня по спине. — Не торопи события, дай себе время.       — Странно… — Маю едва заметно улыбнулся.       — Что?       — Ты говоришь прямо как Сатин. Он сказал мне то же самое. Я считал, что у меня нетипичная ситуация, я же не мог рассказать про пришельца из космоса. Но, наверное, мне все же есть что сказать и без упоминания пришельцев. Механизм синдрома одинаков.       — Ты не виноват ни в чем. Так поступать с тобой — это его выбор. Ты здесь ни при чем. Ты не в ответе за мысли сумасшедшего. — Маю благодарно кивнул его словам. — Ты напивался из-за Цицерона? Из-за того, что не мог никому рассказать? — Ему не требовался ответ, он знал и так.       — А ты натравил на меня Сатина! — обиженно бросил Маю, и Эваллё позабавило его почти детское возмущение.        — Он и так обо всем узнал. Это директриса говорила с Рабией о твоем отстранении от занятий. Я просто предложил попробовать…       — Вправить мне мозги, — закончил фразу Маю, уже не так сильно дуясь.       Эваллё снова потянулся к Маю, и приобнял его за плечи, а затем ткнулся носом ему в гладкую щеку. Через мгновение их губы встретились. Эваллё жадно поцеловал своего парня, придерживая его за затылок. А потом он признался, чувствуя на губах привкус поцелуя Маю:       — Я горжусь тем, что ты остановился тогда, с Роном, хотя этот козел заслужил хорошенькую трепку… Мне так хотелось его отпиздить…       — Только не беги к нему…       — А зачем? Ты уже сам все сделал, — довольно ухмыльнулся Эваллё.       — Я чуть не убил человека! — изумился его реакции Маю.       — Да не верю я, что ты бросил бы его там…       Воспользовавшись молчанием Маю, Эваллё рассказал, как пытался сложить фрагменты снов и понять, что это за дом, как услышал от друзей Маю об Артту, как сложил два и два…       — Ты разрушил его дом… — вдруг произнес Маю. — Испортил машину… Он дорожит новым телом и жильем…       — Никогда еще я не был так удовлетворен.       — Я просто…       — Мм?       — Хотел сделать то же самое. Вывести его из равновесия… выбить у него почву из-под ног. Понимаешь? Но он вернется в школу…       Эваллё криво ухмыльнулся, представив это зрелище.       — Я буду лично отвозить тебя и забирать после занятий, пока ты не сдашь на права.       — А тренировки, работа?       — Рабия меня всегда отпустит, а в остальном найду время. Уж это пускай тебя не беспокоит. Ты не будешь под него прогибаться. И не бросишь терапию. Когда он поймет, что ты можешь жить своей жизнью и не нуждаться в его подачках — вот тогда мы и посмотрим, что он будет делать… Разворотить дом — этого мало, нужно лишить его твоего внимания. Ты больше не его комнатная собачка.       — Да ты, оказывается, психолог…       — Не знаю, много общаюсь с людьми, — беспечно пожал плечом Эваллё и снова поцеловал Маю. — А если он попробует помыкать тобой, я выебу ему все мозги, я клянусь! — от накативших эмоций он даже начал материться, что случалось нечасто. Обычно вывести его из равновесия было непросто. Вдруг Эваллё расхохотался: — Охренеть просто! Эта шлюха Лука своего не упустила! Ахахахаха, она даже не знала, что ее трахал пришелец!       — Тебе ее не жаль?       — Нет! Всегда знал, что у нее нет мозгов!       — А если он накажет тебя? — Эваллё удивило выбранное слово — не отомстить, а наказать.       — Что? Сломает мне руку? Тогда его ждет сюрприз: у меня есть еще одна. Хватит убегать. Я не боюсь его — мне страшно за тебя. Знаешь, когда он был в моем теле в Японии… — Маю мгновенно напрягся — Эваллё почувствовал это напряжение ладонью. — Что там было, я ничего не помню и ничего не чувствовал, может, совсем немного в конце. Слышишь меня? Все хорошо. Это неважно, это прошло. Это не то, что может сломать меня.       — Ничего не было, — тихо произнес Маю.       — В этом я не сомневался. — Эваллё перехватил взгляд Маю и подался вперед, чтобы поцеловать своего парня.