Кровь

      Облив мандрагоровым зельем грязнокровку, мадам Помфри видела, как осыпается каменный панцирь, собираясь уже разбудить находившуюся в летаргии девочку, когда увидела, в каком та виде, на мгновение ужаснувшись. Очень худая, безволосая девочка в крови поражала воображение женщины, о подобных случаях знавшей. Понимая, что такой случай может вызвать некоторые ненужные вопросы, учитывая, что грязнокровка дружит с Поттером, Поппи вздохнула.       Споив девчонке Кроветворное, с помощью зелья вызвав быстрый рост волос, при этом наложив иллюзию нечесаной шевелюры, женщина поняла, что с худобой ничего не сделает, как и с отсутствием одежды. Но решение для таких случаев существовало: приказав домовику принести запасной комплект формы из вещей грязнокровки, женщина чарами надела его на девчонку, перед этим обработав бадьяном сочившиеся кровью следы избиения.       — В инквизицию, что ли, попала? — задумчиво проговорила мадам Помфри, задумавшись уже о стирании памяти, когда грязнокровка очнулась. Оценив ужас, плеснувший из глаз девчонки, Поппи поняла, что стирать уже поздно — просто не получится. — Мисс Грейнджер, вы свободны!       Гермиона очнулась скачком, обнаружив, что она одета. Это было странно, потому что девочка помнила, что ее убивали… Над ней обнаружилась женщина, одетая в белое и черное, что испугало номер девять-ноль-четыре-пять до трясучки. Не сразу поняв, что обращаются именно к ней, девочка, тем не менее, поспешила вскочить, упирая взгляд в пол, чтобы не спровоцировать.       — Вы свободны, — повторила эсэсовка, говорившая почему-то по-английски, показывая на дверь.       — До свидания, — пискнула номер девять-ноль-четыре-пять, отправляясь в сторону двери. Голова немного кружилась, одежда была слишком мягкой, отчего ощущалась иначе.       Выйдя за дверь, девочка с непониманием огляделась, не понимая, где оказалась и как теперь искать барак. Через несколько долгих минут до номера девять-ноль-четыре-пять дошло — она в Хогвартсе. Что это значит, понять было сложно. Вспомнив, что здесь у нее другой барак, девочка двинулась в сторону башни факультета — ей была нужна палочка. Свой голод номер девять-ноль-четыре-пять уже привычно подавила, сначала нужно было определить, что происходит, потому что с ней обращались как-то слишком мягко.       Девочка прошла по коридору, стараясь держаться поближе к стене, чтобы ее никто не заметил из палачей. Что им может прийти в голову, номер девять-ноль-четыре-пять даже представлять не хотела. Почему-то после своей, как она верила, смерти девочка совсем не ассоциировала себя ни с Гермионой, ни с Грейнджер, ни с мисс. Она была номером… наверное, уже мертвым номером, но другого имени внутренне не принимала.       В гостиной никто на девочку не отреагировал, поэтому номер девять-ноль-четыре-пять юркнула в свою спальню, в которой никого не оказалось. Едва вспомнив, где находится ее кровать, девочка осторожно уселась, почувствовав привычную боль. Уперевшись взглядом в противоположную стену, номер девять-ноль-четыре-пять застыла на несколько долгих минут, но потом встрепенулась. Нужно было идти на апель… в Большой зал, потому что это было обязательно для всех, но сначала — палочка.       Инструмент обнаружился на подушке. С трудом вспомнив чары, девочка махнула палочкой, тихо произнеся: «Темпус». Увидев дату и год, номер девять-ноль-четыре-пять всхлипнула. Потом еще раз, но сдержалась, в панике оглянувшись — не слышал ли кто-нибудь, ведь плакать нельзя. Вдохнув, выдохнув, девочка встала, двинувшись в сторону выхода.       В гостиной были какие-то странные дети — толстые, необычные. Они улыбались, что очень пугало девочку, решившую поскорей уйти куда-нибудь подальше. По-видимому, это были дети палачей, потому что привычные ей точно не стали бы улыбаться так свободно.       Двигаясь по коридору, номер девять-ноль-четыре-пять не заметила профессора, мантией слившегося со стеной, а вот профессор Снейп смотрел вослед магглорожденной с удивлением — магглокровка была испугана и очень серьезно, это было не вполне нормально, по мнению профессора. Ученица буквально кралась вдоль стены, будто страшась кому-то попасться на глаза. Кроме того, профессор увидел, что хронически нечесаная шевелюра — это иллюзия. Над рассмотренным стоило подумать.       Номер девять-ноль-четыре-пять добралась до Большого зала, в котором сейчас было множество людей. Страшнее всего для девочки был факт, что там же находятся и палачи. Вот кому попадаться на глаза она совсем не хотела бы, но ее никто не спрашивал, поэтому вздохнув, номер девять-ноль-четыре-пять сделала шаг вперед. Уперев глаза в пол, она быстро дошла до стола факультета, усевшись за него. Оглядевшись так, чтобы никто этого не заметил, девочка увидела мальчика, смотревшего вокруг с ненавистью. Что-то близкое было в этом мальчике, сидевшем напротив. Номер девять-ноль-четыре-пять помнила, что с такими делали палачи — просто забивали почти до смерти и куда-то навсегда уносили.       — Не смотри так, — на привычном уже русском языке очень тихо проговорила девочка. — Эсэс увидят и забьют до смерти.       Только затем номер девять-ноль-четыре-пять узнала того, кому это сказала — это был Гарри Поттер. Он считался ее… другом. Только может ли у номера быть друг? Сообразив, что Гарри не знает русского, девочка хотела повторить по-английски, но увидела — тот понял. Мальчик сразу же спрятал взгляд, удивившись, правда, ее речи. Что его удивило, номер девять-ноль-четыре-пять не поняла, но перед ней стояло следующее испытание: еда.       Стол ломился от еды, запахи витали такие, что очень голодная девочка чуть не поддалась. Но номеру девять-ноль-четыре-пять вдруг очень захотелось жить, как и того, чтобы был жив Гарри. Откуда возникло такое желание, девочка не понимала, но решила, все-таки, предупредить.       — Отравлено, — одними губами произнесла она, на что Гарри только кивнул.       С точки зрения номера девять-ноль-четыре-пять все было логично — много еды, значит, что она отравлена. Как мучаются отравленные дети, девочка видела много раз, решив, что лучше пусть кровь сцедят — это не так больно. Закрыв глаза, очень худенькая девочка сидела перед столом, полным еды, и молча плакала, а вокруг нее жрал Гриффиндор. Ощутив на своей руке руку Гарри, номер девять-ноль-четыре-пять поняла, что мальчик ее поддерживает. От этого простого жеста стало очень тепло, как не было будто бы никогда.       Оставалось потерпеть еще немного — до отправки… Девочка надеялась только на то, что это не будет отправка в один конец, как совсем недавно.

***

      Очнувшийся в лазарете Леша только усмехнулся. Гарри был прав — все это игры. Только мальчик думал о магах, но Алексей точно знал — это фрицы, а, значит, должны сдохнуть, желательно, все! Мадам Помфри, шагнувшая к кровати, забыла, что хотела сказать — такой безудержной ненавистью плеснуло из глаз зеленоглазого «героя». Она такой ненависти в жизни не видела, потому посчитала, что Альбус без таких знаний обойдется.       — Мистер Поттер, вы можете переодеться и покинуть Больничное крыло, — сообщила женщина, пытаясь припомнить, где же она видела подобную ненависть.       — Хорошо, — покладисто согласился Леша, понимая, что прямо сейчас убить эту гадину не сможет — просто нечем. А то, что это гадина, было видно по черному плащу, висевшему на ней.       — Вам нужно идти в Большой зал, — заметив, что мальчик переодевается прямо на месте, никого не стесняясь, Поппи задумалась еще сильнее.       — Ладно, — кивнул Леша, выходя из помещения.       Отсутствие внимания ему, скорей, понравилось. Мысли о сестренках заставляли грустить, но мальчик твердо решил отомстить палачам за них. А фрицев вокруг было полно — режь, не хочу. Двинувшись в Большой зал, Алексей не заметил задумавшегося профессора Снейпа, внимательно посмотревшего вослед сыну Лили. Прочитать мальчика было невозможно — от него во все стороны шибало ненавистью. Такой яркой незамутненной ненавистью, которой у детей просто не бывает. Северусу совершенно не нравилось то, что он видел.       Усевшись за стол, Алексей обнаружил напротив ту девочку, которую надо было защитить. Вот выглядела она на общем фоне странно — очень худенькая, почти истощенная, Гермиона смотрела в стол, явно при этом поглядывая по сторонам. Ее руки были спрятаны под столом, а вся поза выражала покорность, и это так отличалось от окружающих, что Леша пригляделся внимательней, не забывая выстраивать в голове очередь — кого за кем убивать.       — Не смотри так, — очень тихо, с каким-то мягким акцентом, но по-русски, произнесла эта девочка. — Эсэс увидят и забьют до смерти.       Алеша поразился — девочка говорила по-русски, значит, это была наша девочка! Наша, которую мучили и хотели убить палачи! Какая разница, в какой они стране — палачи должны быть мертвыми, это мальчик понимал очень хорошо. У палачей нет пола и возраста, они делятся на «мертвых» и «пока еще живых» — таковы были мысли воспитанника. Едва заметно кивнув, он поблагодарил Гермиону за науку, а вот потом ему пришлось удивиться еще раз — когда появилась еда.       Едва державшаяся девочка закрыла глаза и молча плакала — Алеше были видны слезы. Девочка плакала перед отравленной пищей, поставленной перед нею палачами. От такой жестокости хотелось взять автомат и перестрелять всех в этом зале, но автомат было взять негде, оставалось только ненавидеть. Когда же их отпустили, мальчик помог ей встать, двинувшись вослед — защищая ее, как мог, как умел, но к ним двоим никто не подошел, только рыжий посверкал глазами издали, и все. А Леша завел Гермиону в пустующий класс — его мучили вопросы.       — Откуда ты? — спросил мальчик и замер от одного только вырвавшегося слова. Этот лагерь он знал, он его видел. Видел мертвые тела, сожженные, выкинутые… Просто представить, что Гермиона оттуда, он не мог. — Кто ты?       — Номер девять-ноль-четыре-пять… — начала девочка, и тогда Алеша не выдержал. Он скакнул к девочке, обнимая ее, прижимая к себе тонкое тело.       — Ты не номер! Ты не номер! Ты девочка! Гермиона! Грейнджер! Не номер, слышишь меня? — Леша выкрикивал слова негромко, чтобы не привлечь внимания, но именно выкрикивал.       — Я номер… — вздохнула Гермиона. — Нас всех убьют, какая разница, как зовут труп?       — Ты не номер… — мальчик почувствовал слезы, затем сунул руку в карман, нащупав там кусочек хлеба, непонятно как сохранившийся. — Вот, возьми! — протянул он хлеб удивленно посмотревшей на него Гермионе. — Кушай…       — Я не номер… — прошептала девочка, откусывая маленькие кусочки черствого хлеба. — А ты Гарри?       — Я Леша, — попробовал объяснить мальчик, на что Гермиона только кивнула.       Говорили они по-русски, которого в школе вроде бы никто не знал. Лешин выплеск вызвал и стихийный выброс, достигший древнего артефакта. Отчаянно желавший защитить девочку в школе мальчик пробудил силы, которые тот же Дамблдор не желал бы будить никогда. Мальчик, ставший воином, имел права требовать, как воин, и говорить, как воин. И вот этот воин сообщил замку, что Хогвартс настолько не Убежище… Имело ли это какие-либо последствия, дети не знали. Леша хотел защитить девочку, а номеру девять-ноль-четыре-пять просто хотелось жить.       Так они двинулись к поезду, медленно, не торопясь. Леша увидел, что девочке трудно двигаться, а номер девять-ноль-четыре-пять понимала, что это нормально — у нее же выкачали почти всю кровь. Мальчик думал о том, что Гермиона из концлагеря, странно, что вообще ходит… Многие девочки и мальчики, виденные им, даже ползать не могли. По ступенькам вагона Леша почти тащил Гермиону на себе, чтобы потом устроить в первом попавшемся купе.       Номер девять-ноль-четыре-пять чувствовала себя очень утомленной, как будто у нее опять выкачали кровь. Глаза закрывались, отчего было очень страшно — жить хотелось до визга. От этого девочка даже захныкала, но долго сопротивляться организму не смогла, задремав. Алеша же расположил девочку на креслах так, чтобы ей было удобно, уселся рядом и принялся наблюдать, чтобы угадать момент, когда Гермионе станет плохо.       Думая о том, что нужно оружие, Алексей понимал — нужно не просто поубивать фрицев, но и не попасться самому. Как так вышло, что Гермиона побывала в концлагере, он не понимал, потому что война прошла давно, но, в свою очередь, это значило, что маги такое умеют, и это тоже приходилось теперь учитывать.       — Тише, маленькая, тише, — Алеша обнял заскулившую во сне Гермиону, принявшись покачивать из стороны в сторону, как ему показывала… мама. Это помогло — девочка успокоилась, а потом чуть повернулась, обнимая его обеими руками, и уснула уже спокойно.       Оправив юбку девочки, продемонстрировавшую отсутствие белья, зато наличие следов, которым на теле вообще не место, Алеша только вздохнул. «Опять война, да еще и мы — как в тылу врага», — думал мальчик, представляя работу «Катюш» по Хогвартсу.